Традиционная геополитика о планетарном дуализме
Оглавление
Введение
. Концепция морского могущества А. Мэхэна
. Планетарный дуализм и «географическая ось истории» в концепции Макиндера
. Планетарный дуализм в работах Видаля де Бланша и Николаса Спикмена
. Концепции Карла Хаусхофера и Карла Шмитта
Заключение
Литература
Введение
геополитический планетарный дуализм
Актуальность выбранной темы объясняется тем, что главным законом геополитики является утверждение фундаментального дуализма, отраженного в географическом устройстве планеты и в исторической типологии цивилизаций. Этот дуализм выражается в противопоставлении «теллурократии» (сухопутного могущества) и «талассократии» (морского могущества). Характер такого противостояния сводится к противопоставлению торговой цивилизации (Карфаген, Афины) и цивилизации военно-авторитарной (Рим, Спарта). В иных терминах, дуализм между «демократией» и «идеократией».
Уже изначально данный дуализм имеет качество враждебности, альтернативности двух его составляющих полюсов, хотя степень может варьироваться от случая к случаю. Вся история человеческих обществ, таким образом, рассматривается как состоящая из двух стихий «водной» («жидкой», «текучей») и «сухопутной» («твердой», «постоянной»).
Фридрих Ратцель предвосхитил важнейшую тему геополитики значение моря для развития цивилизации. Море и «мировая держава» у Ратцеля уже связаны, хотя лишь у позднейших геополитиков (Мэхэн, Макиндер, Хаусхофер, особенно Шмитт) эта тема приобретет законченность и центральность.
Труды Ратцеля являются необходимой базой для всех геополитических исследований. В свернутом виде в его работах содержатся практически все основные тезисы, которые лягут в основу этой науки. На книгах Ратцеля основывали свои концепции швед Челлен и немец Хаусхофер. Его идеи учитывали француз Видаль де ля Блаш, англичанин Макиндер, американец Мэхэн и русские евразийцы (П. Савицкий, Л. Гумилев и т.д.).
Цель работы - выявить специфику воззрений традиционной геополитики на планетарный дуализм.
Задачи работы:
охарактеризовать концепцию морского могущества А. Мэхэна;
раскрыть планетарный дуализм и «географическую ось истории» в концепции Макиндера;
проанализировать планетарный дуализм в работах Видаля де Бланша и Николаса Спикмена;
описать концепции Карла Хаусхофера и Карла Шмита в ракурсе планетарного дуализма.
1. Концепция морского могущества А. Мэхэна
Сэр Альфред Тайер Мэхэн (1840-1914) - американский историк, кадровый военный, офицер американских морских сил, адмирал морского флота. В 1885-1889 гг. - преподаватель истории военного флота в военно-морском колледже в Ньюпорте (Род-Айленд), а с 1886 г. - его президент, Мэхэн не пользовался термином «геополитика», но методика его анализа и основные выводы точно соответствуют сугубо геополитическому подходу. Практически все его книги были посвящены одной теме - теме «морской силы» (Sea Power). Если Ратцель, Маккиндер и Хаусхофер делали упор на преимущество континентальных держав, то Мэхэн, наоборот, выдвинул концепцию преимущества морских или океанических держав.
Признавая первостепенное влияние морских вооруженных сил на историю войн и судьбы государств, Мэхэн попытался установить непосредственную связь между географическим положением государства, «характером народа» и «морской силой». Мэхэн утверждал, что «история прибрежных наций» определялась прежде всего «условиями положения, протяжения и очертаний береговой линии», а также «численностью и характером населения». Последнее играет роль при сопоставлении «морских» и «сухопутных» наций: если испанцы отличались «жестокой скупостью», то англичане и голландцы были «по природе своей деловыми людьми»; «способность к основанию колоний» объясняется «национальным гением» англичан.
Для Мэхэна главным инструментом политики является торговля. Военные действия должны лишь обеспечить наиболее благоприятные условия для создания планетарной торговой цивилизации. Мэхэн рассматривает экономический цикл в трех аспектах:
) производство (обмен товаров и услуг через водные пути);
) навигация (которая реализует этот обмен)
) колонии (которые производят циркуляцию товарообмена на мировом уровне).
Мэхэн считает, что анализировать позицию и геополитический статус государства следует на основании шести критериев:
. Географическое положение государства, его открытость морям, возможность морских коммуникаций с Другими странами. Протяженность сухопутных границ, способность контролировать стратегически важные регионы. Способность угрожать своим флотом территории противника.
. «Физическая конфигурация» государства, то есть конфигурация морских побережий и количество портов, на них расположенных. От этого зависит процветание торговли и стратегическая защищенность.
. Протяженность территории. Она равна протяженности береговой линии.
. Статистическое количество населения. Оно важно для оценки способности государства строить корабли и их обслуживать.
. Национальный характер. Способность народа к занятию торговлей, так как морская сила основывается на мирной и широкой торговле.
. Политический характер правления. От этого зависит переориентация лучших природных и человеческих ресурсов на созидание морской силы.
Из вышеперечисленного видно, что Мэхэн строит свою геополитическую теорию исходя исключительно из «морской силы» и ее интересов. Для Мэхэна образцом «морской силы» был древний Карфаген, а ближе к нам по времени - Британия XVII и XIX веков. Понятие «морская сила» основывается для него на свободе «морской торговли», а военно-морской флот служит лишь гарантом обеспечения этой торговли. Мэхэн идет еще дальше, считая «морскую силу» особым типом цивилизации - наилучшим и наиболее эффективным, а потому предназначенным к мировому господству.
В 1890 г. Мэхэн опубликовал свою первую книгу, ставшую почти сразу же классическим трудом по военной стратегии - «Влияние морской силы на историю. 1660-1783». Мэхэн выступил со своим трудом в США в период аннексии Гавайских островов и войны против Испании, повлекшей за собой аннексию Соединенными Штатами Кубы и Филиппин. Тогда Мэхэн был еще капитаном военно-морского флота США. Далее последовали с небольшим промежутком другие работы: «Влияние морской силы на Французскую Революцию и Империю (1793-1812)», «Заинтересованность Америки в морской силе в настоящем и будущем», «Проблема Азии и ее воздействие на международную политику» и «Морская сила и ее отношение к войне». Первые две книги сложились из лекций по истории морских войн.
В книге «Влияние морской силы на историю» Мэхэн попытался доказать, что история Европы и Америки была обусловлена прежде всего развитием военно-морского флота. «Политика, - писал он, - изменялась как с духом века, так и с характером и проницательностью правителей; но история прибрежных наций определялась не столько ловкостью и предусмотрительностью правительств, сколько условиями положения, протяженности и очертаний береговой линии, численностью и характером народа, то есть вообще тем, что называется естественными условиями».
Эти «естественные условия» требуют создания сильного военно-морского флота, который в свою очередь имеет решающее значение с точки зрения «национальной судьбы». Суть главной идеи Мэхэна, настойчиво проводимой во всех его работах, состояла в том, что морская сила в значительной мере определяет исторические судьбы стран и народов. Объясняя превосходство Великобритании над другими государствами в конце XIX века ее морской силой, Мэхэн писал: «Должное использование морей и контроль над ними составляют лишь одно звено в цепи обмена, с помощью которого [страны] аккумулируют богатства... но это - центральное звено». Мэхэн выделял условия, определяющие основные параметры морской силы: географическое положение страны, ее природные ресурсы и климат, протяженность территории, численность населения, национальный характер и государственный строй. При благоприятном сочетании этих факторов, считал Мэхэн, в действие вступает формула: N+MM+NB=SP, то есть военный флот + торговый флот + военно-морские базы = морская сила. Свою мысль он резюмировал следующим образом: «Не захват отдельных кораблей и конвоев неприятеля, хотя бы и в большом числе, расшатывает финансовое могущество нации, а подавляющее превосходство на море, изгоняющее с его поверхности неприятельский флаг и дозволяющее появление последнего лишь как беглеца; такое превосходство позволяет установить контроль над океаном и закрыть пути, по которым торговые суда движутся от неприятельских берегов к ним; подобное превосходство может быть достигнуто только при посредстве больших флотов». Исходя из подобных постулатов Мэхэн обосновывал мысль о необходимости превращения США в могущественную военно-морскую державу, способную соперничать наравне с самыми крупными и сильными государствами того периода.
Мэхэн был ярым сторонником доктрины американского президента Монро (1758-1831), который в 1823 г. декларировал принцип взаимного невмешательства стран Америки и Европы, а также поставил рост могущества США в зависимость от территориальной экспансии на близлежащие территории. Мэхэн считал, что у Америки «морская судьба» и что эта «Manifest Destiny» («проявленная судьба») заключается на первом этапе в стратегической интеграции всего американского континента, а потом и в установлении мирового господства.
Надо отдать должное почти пророческому предвидению Мэхэна. В его время США еще не вышли в разряд передовых мировых держав, более того, не был очевиден даже их «морской цивилизационный тип». Еще в 1905 г. Маккиндер в статье «Географическая ось истории» относил США к «сухопутным державам», входящим в состав «внешнего полумесяца» лишь как полуколониальное стратегическое продолжение морской Англии. Маккиндер писал: «Только что восточной державой стали США. На баланс сил в Европе они влияют не непосредственно, а через Россию». Характерно, что десятью годами раньше адмирал Мэхэн предсказывал именно Америке планетарную судьбу, роль ведущей морской державы, прямо влияющей на судьбы мира.
Мэхэн видел судьбу США в том, чтобы не пассивно соучаствовать в общем контексте периферийных государств «внешнего полумесяца», но в том, чтобы занять ведущую позицию в экономическом, стратегическом 'И даже идеологическом отношениях.
Независимо от Маккиндера Мэхэн пришел к тем же выводам относительно главной опасности для «морской цивилизации». Эту опасность представляют континентальные государства Евразии - в первую очередь Россия и Китай, а во вторую - Германия. Борьба с Россией, с этой «непрерывной континентальной массой Русской империи, протянувшейся от западной Малой Азии до японского меридиана на Востоке», была главной долговременной стратегической задачей.
Мэхэн перенес на планетарный уровень принцип «анаконды», примененный американским генералом Мак-Клелланом в североамериканской гражданской войне 1861 - 1865 гг. Этот принцип заключается в блокировании вражеских территорий с моря и по береговым линиям, что приводит постепенно к стратегическому истощению противника. Так как Мэхэн считал, что мощь государства определяется его потенциями становления «морской силой», то в случае противостояния стратегической задачей номер один является недопущение этого становления в лагере противника. Следовательно, задачей исторического противостояния Америки является усиление своих позиций по шести основным пунктам (перечисленным выше) и ослабление противника по тем же пунктам. Свои береговые просторы должны быть под контролем, а соответствующие зоны противника нужно стараться любыми способами оторвать от континентальной массы. И далее: так как доктрина Монро (в части ее территориальной интеграции) усиливает мощь государства, то не следует допускать создания аналогичных интеграционных образований у противника. По Мэхэну, евразийские державы (Россия, Китай, Германия) следует удушать в кольцах «анаконды», сдавливая континентальную массу за счет выведенных из-под ее контроля береговых зон и перекрывая по возможности выходы к морским пространствам.
Мэхэн хорошо понимал, что северная континентальная полусфера является ключевой в мировой политике и борьбе за влияние. Внутри Евразии в качестве наиболее важного компонента северной полусферы он признавал позицию России - этой доминантной азиатской континентальной державы. Зону между 30- и 40-й параллелями в Азии он рассматривал как зону конфликта между сухопутной мощью России и морской мощью Англии. Доминирование в этом регионе, по его мнению, могло бы удерживаться с помощью цепи ключевых баз на суше вдоль периферии Евразии. Мэхэн выдвинул предположение, что однажды Соединенные Штаты, Великобритания, Германия и Япония объединятся против России и Китая - предположение, делающее честь проницательности американского адмирала. В целом же Мэхэн рассматривал Соединенные Штаты как продвинутый далеко на запад аванпост европейской цивилизации и силы. Считая США мировой державой будущего, он неустанно и с энтузиазмом призывал к укреплению военно-морской мощи США, которая соответствовала бы американскому имперскому предназначению. Флот, способный к наступательным действиям, заявлял он, обеспечит США неоспоримые преимущества в Карибском бассейне и Тихом океане.
Мэхэн был не только теоретиком военной стратегии, но активно участвовал в политике. В частности, он оказал сильное влияние на таких политиков, как Генри Кэбот Лодж и американские президенты Мак-Кинли и Теодор Рузвельт, которые неоднократно обращались к Мэхэну за советами. Теодор Рузвельт даже считал себя учеником Мэхэна, подчеркивая свою солидарность с ним.
Более того, если рассматривать американскую военную стратегию на всем протяжении XX века, то мы увидим, что она строится в прямом соответствии с идеями Мэхэна. Причем, если в первой мировой войне эта стратегия не принесла США ощутимого успеха, то во второй мировой войне эффект был значительным, а победа в холодной войне с СССР окончательно закрепила успех стратегии «Морской силы».
Идеи Мэхэна были восприняты во всем мире и повлияли на многих европейских стратегов. Даже сухопутная и континентальная Германия - в лице адмирала Тирпица - приняла к сведению тезисы Мэхэна и стала активно развивать свой флот. В 1940 и 1941 г. две книги Мэхэна были изданы и в СССР.
В первой мировой войне мэхэновская стратегия «анаконды» реализовалась в поддержке Антанты белому движению по периферии Евразии (как ответ на заключение большевиками мира с Германией), во второй мировой войне она также была обращена против «Срединной Европы» и, в частности, через военно-морские операции против стран Оси и Японии. Но особенно четко она видна в эпоху холодной войны, когда противостояние США и СССР достигло тех глобальных, планетарных пропорций, с которыми на теоретическом уровне геополитики оперировали уже начиная с конца XIX века.
2. Планетарный дуализм и «географическая ось истории» в концепции Макиндера
Макиндер утверждает, что для Государства самым выгодным географическим положением было бы срединное, центральное положение. Центральность понятие относительное, и в каждом конкретном географическом контексте она может варьироваться. Но с планетарной точки зрения, в центре мира лежит Евразийский континент, а в его центре «сердце мира» или «heartland». Heartland это сосредоточие континентальных масс Евразии. Это наиболее благоприятный географический плацдарм для контроля надо всем миром.
Макиндер считает, что весь ход истории детерминирован следующими процессами. Из центра хартленда на его периферию оказывается постоянное давление, т.н. «разбойников суши». Особенно ярко и наглядно это отразилось в монгольских завоеваниях. Но им предшествовали скифы, гунны, аланы и т.д., Цивилизации, проистекающие из «географической оси истории», из самых внутренних пространств хартленда имеют, по мнению Макиндера, «авторитарный», «иерархический», «недемократический» и «неторговый характер».
Извне, из регионов «островного полумесяца», на Мировой Остров осуществляется давление т.н. «разбойников моря» или «островных жителей». Это колониальные экспедиции, проистекающие из внеевразийского центра, стремящиеся уравновесить сухопутные импульсы, проистекающие из внутренних пределов континента. Для цивилизации «внешнего полумесяца» характерны «торговый» характер и «демократические формы» политики.
Между этими двумя полярными цивилизационно - географическими импульсами находится зона «внутреннего полумесяца», которая, будучи двойственной и постоянно испытывая на себе противоположные культурные влияния, была наиболее подвижной и стала благодаря этому местом приоритетного развития цивилизации.
История, по Макиндеру, географически вращается вокруг континентальной оси. Эта история яснее всего ощущается именно в пространстве «внутреннего полумесяца», тогда как в хартленде царит «застывший» архаизм, а во «внешнем полумесяце» некий цивилизационный хаос. история
Разделение планеты на «Мировой Океан» и «Мировой Остров» по Макиндеру привело к определению России как наиболее благоприятно расположенной территории на карте мира с точки зрения геополитики. В течение «холодной войны» и в период после нее, представления о Евразии были основаны на геополитической структуре, которую выделил Макиндер. В годы, последовавшие за распадом Советского Союза, произошло возрождение геополитического мышления и в России. Одним из его проявлений стали акценты на сюжетах, связанных с Евразией. Евразийство подчеркивает геополитическую и культурную уникальность России в сравнении как с Западным, так и с Азиатским мирами.
Как свидетельствует анализ литературы, распад Советского Союза стал новой фазой в процессе возвращения к концепции «географического центра истории».
Ключевая позиция России. Сам Макиндер отождествлял свои интересы с интересами англосаксонского островного мира, т.е. с позицией «внешнего полумесяца». В такой ситуации основа геополитической ориентации «островного мира» ему виделась в максимальном ослаблении хартленда и в предельно возможном расширении влияния «внешнего полумесяца» на «полумесяц внутренний». Макиндер подчеркивал стратегический приоритет «географической оси истории» во всей мировой политике и так сформулировал важнейший геополитический закон: «Тот, кто контролирует Восточную Европу, доминирует над heartland`ом; тот, кто доминирует над heartland'ом, доминирует над Мировым Островом; тот, кто доминирует над Мировым Островом, доминирует над миром» («Демократические идеалы и реальность»).
На политическом уровне это означало признание ведущей роли России в стратегическом смысле. Макиндер писал: «Россия занимает в целом мире столь же центральную стратегически позицию, как Германия в отношении Европы. Она может осуществлять нападения во все стороны и подвергаться им со всех сторон, кроме севера. Полное развитие ее железнодорожных возможностей дело времени» («Географическая ось истории»).
Исходя из этого Макиндер считал, что главной задачей англосаксонской геополитики является недопущение образования стратегического континентального союза вокруг «географической оси истории» (России). Следовательно, стратегия сил «внешнего полумесяца» состоит в том, чтобы оторвать максимальное количество береговых пространств от хартленда и поставить их под влияние «островной цивилизации». «Смещение равновесия сил в сторону «осевого государства» (России), сопровождающееся его экспансией на периферийные пространства Евразии, позволит использовать огромные континентальные ресурсы для создания мощного морского флота: так недалеко и до мировой империи. Это станет возможным, если Россия объединится с Германией. Угроза такого развития заставит Францию войти в союз с заморскими державами, и Франция, Италия, Египет, Индия и Корея станут береговыми базами, куда причалят флотилии внешних держав, чтобы распылить силы «осевого ареала» по всем направлениям и помешать им сконцентрировать все их усилия на создании мощного военного флота» («Географическая ось истории»).
Самое интересное, что Макиндер не просто строил теоретические гипотезы, но активно участвовал в организации международной поддержки Антанты «белому движению», которое он считал атлантистской тенденцией, направленной на ослабление мощи прогермански настроенных евразийцев-большевиков. Он лично консультировал вождей белого дела, стараясь добиться максимальной поддержки от правительства Англии. Казалось, он пророчески предвидел не только Брестский мир, но и пакт Риббентроп-Молотов... В 1919 году в книге «Демократические идеалы и реальность» он писал: «Что станет с силами моря, если однажды великий континент политически объединится, чтобы стать основой непобедимой армады?».
Нетрудно понять, что именно Макиндер заложил в англосаксонскую геополитику, ставшую через полвека геополитикой США и Северо-Атлантического Союза, основную тенденцию: любыми способами препятствовать самой возможности создания евразийского блока, созданию стратегического союза России и Германии, геополитическому усилению хартленда и его экспансии. Устойчивая русофобия Запада в XX веке имеет не столько идеологический, сколько геополитический характер. Хотя, учитывая выделенную Макиндером связь между цивилизационным типом и геополитическим характером тех или иных сил, можно получить формулу, по которой геополитические термины легко переводятся в термины идеологические. «Внешний полумесяц» либеральная демократия, «географическая ось истории» недемократический авторитаризм, «внутренний полумесяц» промежуточная модель, сочетание обоих идеологических систем.
3. Планетарный дуализм в работах Видаля де Бланша и Николаса Спикмена
Особое внимание Видаль де ля Блаш уделял Германии, которая была главным политическим оппонентом Франции в то время. Он считал, что Германия является единственным мощным европейским государством, геополитическая экспансия которого заведомо блокируется другими европейскими развитыми державами. Если Англия и Франция имеют свои обширные колонии в Африке и во всем мире, если США могут почти свободно двигаться к югу и северу, если у России есть Азия, то Германия сдавлена со всех сторон и не имеет выхода своих энергий. Де ля Блаш видел в этом главную угрозу миру в Европе и считал необходимым всячески ослабить развитие этого опасного соседа.
Такое отношение к Германии логически влекло за собой геополитическое определение Франции как входящей в состав общего фронта «Морской Силы», ориентированной против континентальных держав. Позиция де ля Блаша была не единственной среди французских геополитиков, так как параллельно существовало и противоположное германофильское направление, представленное адмиралом Лаваллем и генералом Де Голлем.
В 1917 году Видаль де ля Блаш публикует книгу «Восточная Франция», в которой он доказывает исконную принадлежность провинций Эльзас-Лоррэн к Франции и неправомочность германских притязаний на эти области. При этом он апеллирует к Французской революции, считая ее якобинское измерение выражением геополитических тенденций французского народа, стремящегося к унификации и централизации своего Государства через географическую интеграцию. Политический либерализм он также объясняет через привязанность людей к почве и естественное желание получить ее в частную собственность. Таким образом, Видаль де ля Блаш на свой лад связывает геополитические реальности с реальностями идеологическими: пространственная политика Западной Европы (Франции) неразрывно связана с «демократией» и «либерализмом». Через такое уравнение легко сблизить геополитические взгляды де ля Блаша с Макиндером и Мэхэном.
Выбор де ля Блашем «морской ориентации» прекрасно вписывается в эту схему.
Американец голландского происхождения Николас Спикмен (1893 1943) является прямым продолжателем линии адмирала Мэхэна. Геополитическую формулу Макиндера «Тот, кто контролирует Восточную Европу, доминирует над heartland`ом; тот, кто доминирует над heartland'ом, доминирует над Мировым Островом; тот, кто доминирует над Мировым Островом, доминирует над миром» Спикмен предложил заменить своей «Тот, кто доминирует над rimland доминирует над Евразией; тот, кто доминирует над Евразией держит судьбу мира в своих руках.».
В принципе, Спикмен не сказал этим ничего нового. И для самого Макиндера «береговая зона», «внешний полумесяц» или rimland были ключевой стратегической позицией в контроле над континентом. Но Макиндер понимал эту зону не как самостоятельное и самодоста точное геополитическое образование, а как пространство противостояния двух импульсов «морского» и «сухопутного». При этом он никогда не понимал контроль над heartland в смысле власти над Россией и прилегаю щими к ней континентальными массами. Восточная Европа есть промежуточное пространство между «географической осью истории» и rimland, следовательно, именно в соотношении сил на периферии heartland'а и находит ся ключ к проблеме мирового господства. Но Спикмен представил смещение акцентов в своей геополитической доктрине относительно взглядов Макиндера как нечто радикально новое. На самом деле, речь шла лишь о некоторой нюансировке понятий.
Основой своей доктрины Спикмен сделал не столько геополитическое осмысление места США как «Морской Силы» в целом мире (как Мэхэн), возможно потому, что это уже стало фактом, сколько необходимость контроля береговых территорий Евразии: Европы, арабских стран, Индии, Китая и т.д. для окончательной победы в дуэли континентальных и морских сил. Если в картине Макиндера планетарная дуальность рассматривалась как нечто «вечное», «неснимаемое», то Спикмен считал, что совершенный контроль над rimland со стороны «морских держав» приведет к окончательной и бесповоротной победе над сухопутными державами, которые отныне будут целиком подконтрольны.
Фактически, это было предельным развитием «тактики анаконды», которую обосновывал уже Мэхэн. Спикмен придал всей концепции законченную форму.
Победа США как «Морской Силы» в холодной войне продемонстрировала абсолютную геополитическую правоту Спикмена, которого можно назвать «архитектором мировой победы либерал-демократических стран» над Евразией.
На данный момент представляется, что тезисы Спикмена относительно стратегического верховенства rimland и о важности «Срединного Океана» доказаны самой историей. Но теорию Макиндера о перманентности стремления центра Евразии к политическому возрождению и к континентальной экспансии тоже пока рано полностью отбрасывать.
4. Концепции Карла Хаусхофера и Карла Шмитта
Хаусхофер внимательно изучил работы Ратцеля, Челлена, Макиндера, Видаля де ля Блаша, Мэхэна и других геополитиков. Картина планетарного дуализма «морские силы» против «континентальных сил» или талассократия («власть посредством моря») против теллурократии («власть посредством земли») явилась для него тем ключом, который открывал все тайны международной политики, к которой он был причастен самым прямым образом. (В Японии, например, он имел дело с теми силами, которые принимали самые ответственные решения относительно картины пространства.) Показательно, что термин «Новый Порядок», который активно использовали нацисты, а в наше время в форме «Новый Мировой Порядок» американцы, впервые был употреблен именно в Японии применительно к той геополитиче ской схеме перераспределения влияний в тихоокеанском регионе, которую предлагали провести в жизнь японские геополитики.
Планетарный дуализм «Морской Силы» и «Сухопутной Силы» ставил Германию перед проблемой геополитической самоидентификации. Сторонники национальной идеи, а Хаусхофер принадлежал, без сомнения, к их числу, стремились к усилению политической мощи немецкого государства, что подразумевало индустриальное развитие, культурный подъем и геополитическую экспансию. Но само положение Германии в Центре Европы, пространственное и культурное Mittellage, делало ее естественным противником западных, морских держав Англии, Франции, в перспективе США. Сами «талассократические» геополитики также не скрывали своего отрицательного отношения к Германии и считали ее (наряду с Россией) одним из главных геополитических противников морского Запада.
«Евразию невозможно задушить, пока два самых крупных ее народа немцы и русские всячески стремятся избежать междоусобного конфликта, подобного Крымской войне или 1914 году: это аксиома европейской политики.».
Там же он цитировал американца Гомера Ли. «Последний час англосаксонской политики пробьет тогда, когда немцы, русские и японцы соединятся.»
Эту мысль на разные лады Хаусхофер проводил в своих статьях и книгах. Эта линия получила название Ostorientierung, т.е. «ориентация на Восток», поскольку предполагала самоидентификацию Германии, ее народа и ее культуры как западного продолжения евразийской, азиатской традиции. Не случайно англичане в период Второй мировой войны уничижительно называли немцев «гуннами». Для геополитиков хаусхоферовской школы это было вполне приемлемым.
В этой связи следует подчеркнуть, что концепция «открытости Востоку « у Хаусхофера совсем не означала «оккупацию славянских земель». Речь шла о совместном цивилизационном усилии двух континентальных держав, России и Германии, которые должны были бы установить «Новый Евразийский Порядок «и переструктурировать континентальное пространство Мирового Острова с тем, чтобы полностью вывести его из-под влияния «Морской Силы». Расширение немецкого Lebensraum планировалось Хаусхофером не за счет колонизации русских земель, а за счет освоения гигантских незаселенных азиатских пространств и реорганизации земель Восточной Европы.
Чисто научная геополитическая логика Хаусхофера, логически приводившая к необходимости «континентального блока» с Москвой, сталкивалась с многочисленны ми тенденциями иного свойства, также присущими немецкому национальному сознанию. Речь шла о сугубо расистском подходе к истории, которым был заражен сам Гитлер. Этот подход считал самым важным фактором расовую близость, а не географическую или геополитическую специфику. Англосаксонские народы Англия, США виделись в таком случае естественными союзниками немцев, так как были им наиболее близки этнически. Славяне же и особенно небелые евразийские народы превращались в расовых противников. К этому добавлялся идеологический антикоммунизм, замешанный во многом на том же расовом принципе Маркс и многие коммунисты были евреями, а значит, в глазах антисемитов, коммунизм сам по себе есть антигерманская идеология.
Национал-социалистический расизм входил в прямое противоречие с геополитикой или, точнее, неявно подталкивал немцев к обратной, антиевразийской, талассократической стратегии. С точки зрения последовательного расизма, Германии следовало бы изначально заключить союз с Англией и США, чтобы совместными усилиями противостоять СССР. Но, с другой стороны, унизительный опыт Версаля был еще слишком свеж. Из этой двойственности вытекает вся двусмысленность международной политики Третьего Райха. Эта политика постоянно балансировала между талассократической линией, внешне оправданной расизмом и антикоммунизмом (антиславянский настрой, нападение на СССР, поощрение католической Хорватии на Балканах и т.д.), и евразийской теллурократией, основанной на чисто геополитических принципах (война с Англией и Францией, пакт Риббентроп-Молотов и т.д.).
Поскольку Карл Хаусхофер был ангажирован, в некоторой степени, в решение конкретных политических проблем, он был вынужден подстраивать свои теории под политическую конкретику. Отсюда его контакты в высших сферах Англии. Кроме того, заключение пакта Антикомминтерна, т.е. создание оси Берлин-Рим-Токио, Хаусхофер внешне приветствовал, силясь представить его предварительным шагом на пути к созданию полноценного «евразийского блока «. Он не мог не понимать, что антикоммунистическая направленность этого союза и появление вместо центра heartland'а (Москвы) полуостровной второстепенной державы, принадлежащей rimland'у, есть противоречивая карикатура на подлинный «континентальный блок».
Немец Карл Шмитт (1888-1985) известен как выдающийся юрист, политолог, философ, историк. Но все его идеи неразрывно связаны с геополитическими концепциями, и основные его работы «Номос Земли», «Земля и море» и т.д. посвящены именно осмыслению геополитических факторов и их влияния на цивилизацию и политическую историю.
В 1942 году Шмитт выпустил важнейший труд «Земля и Море». Вместе с более поздним текстом «Планетарная напряженность между Востоком и Западом и противостояние Суши и Моря» это составляет важнейший документ геополитической науки.
Смысл противопоставления Суши и Моря у Шмитта сводится к тому, что речь идет о двух совершенно различных, несводимых друг к другу и враждебных цивилизациях, а не о вариантах единого цивилизационного комплекса. Это деление почти точно совпадает с картиной, нарисованной Макиндером, но Шмитт дает основным ее элементам талассократии (Морская Сила) и теллурократии (Сухопутная Сила) углубленное философское толкование, связанное с базовыми юридически ми и этическими системами. Любопытно, что Шмитт использует применительно к «силам Суши» имя «Бегемот», а к «силам Моря» «Левиафан», как напоминание о двух ветхозаветных чудовищах, одно из которых воплощает в себе всех сухопутных тварей, а другое всех водных, морских.
«Номос» Земли существует безальтернативно на протяжении большей части человеческой истории. Все разновидности этого «номоса» характеризуются наличием строгой и устойчивой легислативной (и этической) формы, в которой отражается неподвижность и фиксированность Суши, Земли. Эта связь с Землей, пространство которой легко поддается структурализации (фиксированность границ, постоянство коммуникационных путей, неизменность географических и рельефных особенностей), порождает сущностный консерватизм в социальной, культурной и технической сферах. Совокупность версий «номоса» Земли составляет то, что принято называть историей «традиционного общества».
В такой ситуации Море, Вода являются лишь периферийными цивилизационными явлениями, не вторгаясь в сферу «этического» (или вторгаясь эпизодически). Лишь с открытием Мирового Океана в конце XVI века, ситуация меняется радикальным образом. Человечество (и в первую очередь, остров Англия) начинает привыкать к «морскому существованию», начинает осознавать себя Островом посреди вод, Кораблем.
Но водное пространство резко отлично от сухопутного. Оно непостоянно, враждебно, отчуждено, подвержено постоянному изменению. В нем не фиксированы пути, не очевидны различия ориентаций. «Номос» моря влечет за собой глобальную трансформацию сознания. Социальные, юридические и этические нормативы становятся «текучими». Рождается новая цивилизация. Шмитт считает, что Новое время и технический рывок, открывший эру индустриализации обязаны своим существованием геополитическому феномену переходу человечества к «номосу» моря.
Так геополитическое противостояние англосаксонского мира «внешнего полумесяца» приобретает у Шмитта социально-политическую дефиницию. «Номос» моря есть реальность, враждебная традиционному обществу. Геополитическое противостояние сухопутных держав с морскими обретает важнейший исторический, идеологический и философский смысл.
Заключение
Подводя итог краткому знакомству с идеями основателей геополитической науки, можно сделать несколько общих заключений.
Несмотря на разнообразие точек зрения мы имеем дело все же с некоей единой картиной мира, которая может быть названа геополитической. Эта картина мира стремится включить в анализ исторических процессов, международных и межгосударственных отношений сразу несколько дисциплинарных подходов географический, политологический, идеологический, этнографический, экономический и т.д. В этом состоит основная характеристика всех геополитических доктрин стремление к междисциплинарному синтезу.
Самой общей и разделяемой всеми геополитиками методологической формулой является утверждение фундаментального исторического дуализма между Сушей, теллурократией, «номосом» Земли, Евразией, heartland'ом, «срединной землей», идеократической цивилизацией, «географической осью истории» с одной стороны, и Морем, талассократией, Sea Power, «номосом» Моря, Атлантикой, англосаксонским миром, торговой цивилизацией, «внешним или островным полумесяцем», с другой.
Следует согласиться с А. Дугиным, полагающим, что можно рассматривать как главный закон геополитики. Вне постулирования этого дуализма все остальные выводы теряют смысл. При всем расхождении в частных аспектах ни один из основателей геополитической науки не ставил под сомнение факта такого противостония. По своей значимости он сопоставим с законом всемирного тяготения в физике.
Литература
1.Дугин А. Основы геополитики. Основы геополитики. - М.: Арктогея, 1997.
2.Лекции по курсу «Геополитика» [Электронный ресурс] // #"justify">.Нартов Н. Геополитика, 2008 [Электронный ресурс] // http://uchebnik-besplatno.com/geopolitikai-uchebnik/nartov-geopolitika.html