Национальный Университет
Узбекистана имени М. Улугбека
Философский факультет
Институт философии и права АН РУз.
Учебно методический центр.
Философия и методология науки
(Для студентов философского факультета)
Составитель-д.ф.н. Нигинахон Шермухамедова
Тошкент 2003
Тексты лекций подготовлен в соответствие с новыми требованиями содержащимися в государственных образовательных стандартов для философских специальностей. В них основное внимание уделено философскому анализу науки как специфической системы знания, формы духовного производства и социального института. Рассмотрены общие закономерности развития науки, её генезис и история, структура, уровни и методология научного исследования, актуальные проблемы философии науки, роль науки в жизни человека и общества перспективы её развития и ряд других проблем.
Тексты лекций составлены на основе ранее изданных книг и монографий современных учённых ведущие исследования по проблемам философии и методологии науки (список литературы представлен в конце) и расчитан для студентов философских специальностей бакалавров, магистров и аспирантов, а также всем кто желает составить собственное представление о развитии философии науки.
Ответственный редактор: к.ф.н., доц. А. Утамурадов
Рецензенты: д.ф.н., К.Ж. Туленова
к.ф.н., доц. Ш.Б. Каххарова
Рекомендовано ученым советом философского факультета НУУЗ от 2.07.2003г. протокол № 7.
§ 1. История становления науки и её функции. 6
§ 2. Многообразие форм знаний: научные и вненаучные знания. 14
§ 3. Возникновение предпосылок научных знаний в древнем мире и в средние века 20
§ 4. Зарождение и развитие классической науки. 36
§ 6 Постнеклассическая наука. 53
§ 7. Понятия науки, научного знания. 60
§ 8. Динамика научного знания. 75
§ 9. Сциентизм и антисциентизм. 83
§ 1. Соотношение философии и науки. 87
§ 2. Предметная сфера философии науки. 98
§3. Возникновение философии науки как направление современной философии. 103
§4. Научная картина мира и ее эволюция. 110
§ 6. Новации в современной философии науки. Синергетика и эвристика. 129
§ 7. Актуальные проблемы науки XXI века. 139
Глава 3. Методология научного познания.. 150
§ 1. Методология научного познания: основные понятия. 150
§ 2. Становление идеи развития и принципа историзма в философии и естествознании. 172
§ 3. Современная технология познания мира эвристика и методология науки 173
§ 4. Основные эвристические установки. 178
§ 5. Наиболее известные методологические принципы и подходы. 181
§ 6. Общенаучные методы и приемы исследования. 193
§ 7. Понимание и объяснение. 202
§ 8. О современной методологии. 210
§ 9 Философия и методология науки. 218
§ 10. Логика и математика. 219
§ 12. Психология и антропология. 232
§ 14. Индивидуальные знания и научная информация. 236
Глава 4 ВЗАИМОСВЯЗЬ ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНЫХ, ФИЛОСОФСКИХ И РЕЛИГИОЗНЫХ УЧЕНИЙ В СИСТЕМЕ ЗНАНИЙ. 237
§ 1. Гносеологический аспект. 237
§ 2 Эпистемологический аспект. 238
§ 3. Онтологический аспект. 239
§ 4. Эстетический эсхатологический аспекты.. 242
§ 5. Психологический аспект. 243
§ 6. Исторические циклы взяимосвязи науки, философии и религии. 243
§ 7. Экологические реальности и мифы.. 244
§ 9. Интердисциплинарный харакер экологической проблемы и возможные пути ее решения. 251
ГЛАВА 5 НАУКА, ЧЕЛОВЕК, ПОВСЕДНЕВНОСТЬ.. 256
§ 1. Наука как ответ на человеческие потребности. 256
§ 2. Наука и нравственность. 265
§ 3. Пределы научности в жизни и истории. 276
Как известно философия - теоретическая рефлексия об отношениях человека и мира - занимается самыми разными проблемами: сущностью человека и смыслом жизни, спецификой познания и деятельности, вопросами о Боге, смерти и бессмертии. Эти вопросы важны и интересны для любого человека, и подобная тематика может привлекать и волновать вас даже за пределами учебных занятий. Однако сейчас вам необходимо встретиться с тем обликом философии, который крайне необходим для вас как для профессиональных ученых, но еще не знаком вам в достаточной мере, - с философией науки.
Наша реальная практика работы с бакалаврами показывает, то что студенты в достаточной мере овладевают содержанием этой дисциплины, предусмотренным государственным образовательным стандартом высшего образования. У них уже есть определенная философская эрудиция, некоторый запас знаний, полученных в студенчестве. В историко-философском разделе они приобрели представление о структуре и специфике философии, рассмотрели генезис и основные этапы ее исторического развития. В теоретической (фундаментальной) философии изучили проблемы онтологии, теории познания и методологии. В социальной философии главными проблемами, с которыми вы соприкоснулись, были: человек и общество, социальная структура, гражданское общество и государство, роль ценностей в человеческой жизни, будущее человечества и др.
Весь этот объем философских знаний является вполне достаточным для того, чтобы каждый из магистрантов, мог перейти к более глубокому изучению философии, подняться на еще одну ступень философской подготовки. Потребность в таком «философском росте» возникает у самих магистрантов, как только прикоснутся к фундаментальным проблемам собственной науки.
Текст предлагает содержательное описание требований Госстандарта по курсу философии и методологии науки и заполняет возникший дефицит учебной литературы по данной дисциплине, кроме того:
- рисует философский образ современной науки и методологии;
- показывает исторические и мировоззренческие итоги ее развития, которые можно подвести на сегодняшний день;
- излагает проблематику оригинальных текстов современных эпистемологов;
- знакомит с основными западными концепциями науки.
Рассматривая эти и другие проблемы, мы имели в виду не отдельные науки, которые, конечно, сильно отличаются друг от друга, а науку как своеобразную форму познания, специфический тип духовного производства и социальный институт. Можно сказать, что речь идет о «науке вообще», которая при всем многообразии своих обликов, несомненно, отличается от других сфер человеческой жизни - производства, религии, морали, искусства, обыденного сознания и т. д.
Вплоть до XX в. проблема истории науки не была предметом специального рассмотрения ни философов, ни ученых, работавших в той или иной области научного знания, и только в трудах первых позитивистов появляются попытки анализа генезиса науки и ее истории, создается историография науки.
Специфика подхода к возникновению науки в позитивизме выражена Г. Спенсером (1820-1903) в работе «Происхождение науки». Утверждая, что обыденное знание и научное по своей природе тождественны, он заявляет о неправомерности постановки вопроса о возникновении науки, которая, по его мнению, возникает вместе с появлением человеческого общества. Научный метод понимается им как естественный, изначально присущий человеку способ видения мира, неизменяемый в различные эпохи. Развитие знания происходит только путем расширения нашего опыта. Спенсером отвергалось то, что мышлению присущи философские моменты. Именно это положение позитивистской историографии явилось предметом резкой критики историками науки других направлений.
Разработка истории науки началась только в XX в., но понималась она тогда или как раздел философии, или как раздел обшей теории культуры, или как раздел той или иной научной дисциплины. Признание истории науки как специальной научной дисциплины произошла только в 1892 г., когда во Франции была создана первая кафедра истории науки.
Первые программы историко-научных исследований можно охарактеризовать следующим образом:
- первоначально решалась задача хронологической систематизации успехов в какой-либо области науки;
- делался упор на описание механизма прогрессивного развития научных идей и проблем;
- определялась творческая лаборатория ученого, социокультурный и мировоззренческий контекст творчества.
Одна из главных проблем, характерных для истории науки, - понять, объяснить, как, каким образом внешние условия - экономические, социокультурные, политические, мировоззренческие, психологические и другие - отражаются на результатах научного творчества: созданных теориях, выдвигаемых гипотезах, применяемых методах научного поиска.
Эмпирической базой истории науки являются научные тексты прошлого: книги, журнальные статьи, переписка ученых, неопубликованные рукописи, дневники и т. д. Но есть ли гарантия, что историк науки имеет достаточно репрезентативный материал для своего исследования? Ведь очень часто ученый, сделавший открытие, пытается забыть те ошибочные пути поиска, которые приводили его к ложным выводам.
Так как объектом историко-научного исследования является прошлое, то такое исследование всегда - реконструкция, которая стремится претендовать на объективность. Также как и всем другим историкам, историкам науки известны две возможные односторонние установки, на основе которых проводится исследование: презентизм (объяснение прошлого языком современности) и антикваризм (восстановление целостной картины прошлого без каких-либо отсылок к современности). Изучая прошлое, иную культуру, иной стиль мышления, знания, которые сегодня в науке уже не воспроизводятся, не воссоздает ли историк науки нечто, что является лишь отражением его эпохи? И презентизм и антикваризм сталкиваются с непреодолимыми трудностями, отмеченными многими выдающимися историками науки.
Всплеск историографических исследований был зафиксирован в 30-х гг. XX в. В 1931 г. на Втором международном конгрессе историков науки в Лондоне доклад о социально-экономических корнях механики Ньютона сделал ученый Б. М. Гассен, применивший в своем исследовании диалектический метод. Этот доклад произвел очень большое впечатление на участников конгресса, из числа которых образовался «невидимый колледж», не имеющая организационного оформления группа, объединившая часть английских ученых, занимающихся изучением истории науки. Работа этой группы дала толчок к возникновению такого направления в западной историографии науки, которое получило название экстреналистского. Представители данного направления поставили своей задачей выявление связей между социально-экономическими изменениями в жизни общества и развитием науки. Лидером его по праву стал английский физик и науковед Д. Бернал (1901-1971), опубликовавший работы «Социальная функция науки», «Наука и общество», «Наука в истории общества» и др. К числу известных представителей экстреналистского направления можно отнести Э. Цильзеля, R Мертона, Дж. Нидама, А. Кромби, Г. Герлака, С. Липли.
Экстерналистская концепция генезиса науки вызвала резкое неприятие со стороны некоторых историков науки, которые представили альтернативную концепцию, получившую название интерналистской, или имманентной. Согласно этой концепции, наука развивается не благодаря воздействиям извне, из социальной действительности, а в результате своей внутренней эволюции, творческого напряжения самого научного мышления. К представителям этого направления относятся А. Койре, Дж. Прайс, Р. Холл, Дж. Рэнделл, Дж. Агасси.
Для представителей экстерналистского и интерналистского направлений характерно следующее: они считают, что наука - уникальное явление в истории культуры, зарождается она в период перехода от средневековья к Новому времени. В противовес позитивистским взглядам на науку, они утверждают, что научный метод - отнюдь не естественный, непосредственно данный человеку способ восприятия действительности, а формируется под воздействием различных факторов. Но понимают эти факторы они различно. Так, представители экстернализма Э. Цильзель и Дж. Нидам видят их в ломке социальных барьеров между деятельностью верхних слоев ремесленников и университетских ученых в эпоху зарождения и становления капитализма. Р. Мертон же обосновывает такие существенные черты научного метода, как рационализм и эмпиризм, влиянием протестантской этики.
Интерналист А. Койре (1892-1964) - французский философ и историк науки - видит условие возникновения науки в коренной перестройке способа мышления. Для него эта перестройка выразилась в разрушении античного представления о Космосе как о иерархическом упорядоченном мире, где каждая вещь имеет свое «естественное» место, в котором «земное» по физическим свойствам резко отличается от «небесного». Идея Космоса заменяется идеей неопределенного и бесконечного Универсума, в котором все вещи принадлежат одному и тому же уровню реальности. Как считает А. Койре, разрушение Космоса - это наиболее глубокая революция, которая была совершена в человеческих умах, и породили ее изменения философских концепций, которые выступают в качестве фундаментальных структур научного знания. Следующим моментом мыслитель выделяет геометризацию пространства, т. е. замещение конкретного пространства догалилеевской физики абстрактным и гомогенным пространством евклидовой геометрии. С его точки зрения, не наблюдение и эксперимент, хотя их значение в становлении науки он не отрицает, а создание специального языка (для него это язык математики, в частности геометрии) явилось необходимым условием экспериментирования. Койре считает, что историю научной мысли до момента возникновения уже сформированной науки необходимо разделить на три этапа, соответствующих трем различным типам мышления: 1) аристотелевская физика, 2) физика «импето», разработанная в течение XV в., и 3) математическая физика Галилея.
Представитель экстерналистского направления, австрийский историк науки Э. Цильзель (1891-1944), замечает, что развитие человеческого мышления шло не однолинейно, а во многих качественно различных направлениях, где появление науки явилось лишь одной из его ветвей. В статье «Социологические корни науки» он вычленяет общие и специфические условия формирования науки и научного метода. Общие условия таковы:
1. С появлением раннего капитализма центр культуры перемещается из монастырей и деревень в города. Наука не могла развиваться среди духовенства и рыцарства, так как ее дух светский и невоенный. Поэтому она могла развиваться только среди горожан.
2. Конец средневековья был периодом быстрого технологического прогресса. В производстве и в военном деле стали использоваться машины, что, с одной стороны, ставило задачи для механиков и химиков, а с другой - способствовало формированию каузального мышления.
3. Капитализм с его духом предпринимательства и конкуренции разрушил присущий средневековому образу жизни и мышления традиционализм и слепую веру в авторитеты. Индивидуализм, формирующийся в обществе, явился предпосылкой научного мышления. Доверяя только себе, освобождаясь от веры в авторитеты,
ученый развивает критический дух, без которого невозможна наука. Никакое предшествующее общество не знало критического духа, так как оно не знало экономической конкуренции.
4. Феодальное общество управлялось традицией и привычкой, тогда как в становящемся капитализме важную роль играют рациональные правила управления и ведения хозяйства. А возникновение экономической рациональности способствовало развитию рациональных научных методов. Появление количественного метода, фактически не существовавшего ранее, неотделимо от духа расчетов и вычислений, присущих капиталистической экономике.
Рассматривая специфические условия, способствовавшие становлению экспериментального естествознания, Цильзель рассматривает три большие социальные группы: а) университетских ученых-схоластов, б) гуманистов и в) ремесленников и их взаимоотношения на протяжении XV-XV вв.
Университетский дух до середины XV в. оставался по преимуществу средневековым и оказывал сильное сопротивление пониманию изменений внешнего мира.
Гуманисты - представители светской образованности - появились в итальянских городах в середине XTV в. Они не являлись учеными, а были секретарями знати, папы, служащими муниципалитетов. Многие из них становились литераторами, другие наставниками детей знати. Но и университетские ученые, и гуманисты были приверженцами авторитетов, считает Цильзель.
Ремесленники, выходя из-под власти цеховых традиций и толкаемые к изобретательству экономической конкуренцией, были «пионерами эмпирического наблюдения, экспериментирования». Среди них были привилегированные группы, получившие больше знаний по роду их деятельности. За всестороннюю деятельность Цильзель называет их художниками-инженерами.
Попытку преодоления односторонностей интернализма и экстернализма предпринял американский ученый Т. Кун (1922-1995) в работе «Структура научных революций». Эк-стерналистская историография, считает он, необходима при изучении первоначального развития какой-либо области науки, обусловленной социальными потребностями общества. Для зрелой науки приемлема интерналистская историография. Обладая определенной автономией, оба подхода, по мнению Куна, дополняют друг друга.
В настоящее время сосуществуют (несмотря на то, что возникли в разное время) три модели исторической реконструкции наук:
1) история науки как кумулятивный, поступательный, прогрессивный процесс;
2) история науки как развитие через научные революции;
3) история науки как совокупность индивидуальных, частных ситуаций (кейс стадис).
Смысл исторически более ранней кумулятивистской модели может быть выражен следующими положениями: каждый последующий шаг в науке может быть сделан, лишь опираясь на предыдущие достижения; новое знание совершеннее старого, оно полнее, точнее, адекватнее отражает действительность; предшествующее развитие науки - предыстория, подготовка ее современного состояния; в прошлом знании значимы только те элементы, которые соответствуют современным научным теориям; все, что было отвергнуто современной наукой, считается ошибочным, относится к заблуждениям.
Но прерывность может вторгнуться в науку актами творчества, возникновением нового знания, иногда в корне отличного от старого. Как быть в такой ситуации, если стоять на точке зрения кумулятивизма?
Австрийский физик и философ конца XX - начала XX в. Э. Мах (1838-1916) решал эту проблему, формулируя принцип непрерывности, который заключается в том, что естествоиспытатель должен уметь увидеть в явлениях природы единообразие, представить новые факты так, чтобы подвести их под уже известные законы.
Французский физик и философ этого же периода П. Дюгем (1861-1916) отчетливо представлял, что в истории науки бывают крупные сдвиги, перевороты, но задачу истории науки он видел в том, чтобы включить их в такую историко-на-учную реконструкцию, которая ведет к постепенности, непрерывности и обосновывает эти сдвиги, перевороты из предшествующего развития знания. Именно исходя из этой идеи мыслитель сумел показать значение развития средневекового знания для становления науки Нового времени. Дюгем писал: «В генезисе научной доктрины нет абсолютного начала; как бы далеко в прошлое ни прослеживали цепочку мыслей, которые подготовляли, подсказывали, предвещали эту доктрину, всегда в конечном итоге приходят к мнениям, которые в свою очередь были подготовлены, подсказаны, предвещены; и если прекращают это прослеживание следующих друг за другом идей, то не потому, что нашли начальное звено, а потому, что цепочка исчезает и погружается в глубины бездонного прошлого».
Вторая модель понимает историю развития науки через научные революции. Но любое научное знание, полученное таким путем, должно быть доказано, т. е. выведено, систематизировано, понято из предшествующего знания. Поэтому историки науки, придерживающиеся эволюционистских взглядов, хотя и признавали революционные ситуации в истории науки, но считали, что понять их можно, лишь включив в непрерывный ряд развития, сведя к эволюционному процессу. Различаются эволюционные концепции тем, как они понимают это сведение: это или понимание научных революций как убыстрения эволюционного развития, когда в короткий промежуток времени происходит большое количество научных открытий, или анализ революционной ситуации проводится так, что истоки новых идей находятся все в более и более ранних работах предшественников.
Другие исследователи, в частности представители постпозитивизма (вторая половина XX в.), утверждают, что научная революция приводит к фундаментальной ломке старой теории, или парадигмы, или научно-исследовательской программы, которые принципиально не сводимы к предшествующим теориям, парадигмам, исследовательским программам. Так, Т. Кун, например, считал, что в ходе научной революции возникает новая теория, уже завершенная и вполне оформленная, в то время как И. Лакатос утверждал, что победившая в результате научной революции научно-исследовательская программа должна развиваться, совершенствоваться до «пункта насыщения», после чего начинается ее регресс. При этом существует возможность определять проблемы, подлежащие обсуждению, предвидеть аномалии.
В 60-70-х гг. XX в. делались попытки переписать истории отдельных наук по куновской схеме: периоды, в которых происходит накопление знаний, (причем здесь могут появляться и аномалии, не вписывающиеся в существующую парадигму факты) - нормальная наука, сменяются коренной ломкой парадигмы - научной революцией, после чего опять идет процесс накопления знаний в рамках новой парадигмы. Но предпосылка, из которой исходили авторы, оставалась в принципе старая: наука развивается поступательно, непрерывность нарушается только в периоды научных революций.
Третья модель реконструкции науки, которая зарождается в историографии науки, получила название кейс-стадис (case-studes) - ситуационных исследований. «Кейс-стадис - это как бы перекресток всех возможных анализов науки, сформулированных в одной точке с целью обрисовать, реконструировать одно событие из истории науки в его цельности, уникальности и невоспроизводимости».
Научное открытие при использовании такой реконструкции изображается как историческое событие, в котором смешались идеи, содержание, цели предшествующей науки, культуры, условий жизни научного сообщества этого периода. Полученный научный результат не берется изолированно для включения его в цепочку развития научных идей, а рассматривается в соотнесении с имеющими место в этой ситуации научными гипотезами, теориями, в контексте социокультурных, психологических обстоятельств, при которых он был получен. Но может ли изучение локальных (фокусных) точек привести к выявлению всеобщих характеристик изучаемого периода? Анализ работ авторов, которые используют этот метод реконструкции, показывает, что реально очень сложно выявить эти характеристики, поэтому в ходе ситуационного исследования чаще всего создается фрагментарная историческая картина.
В перспективе, ситуационные исследования должны занять свое место в историко-научных изысканиях. Но уже сегодня можно выделить их методологически значимые особенности:
1. Эти исследования сосредоточены не на готовом факте, итоге научного открытия, а на самом событии, по возможности целостном и неповторимом. Это событие, даже представляющееся частным и незначительным, несет в себе симптомы переломных, переворотных событий в истории науки. Оно оказывается перекрестком разных направлений историко-научных поисков. Ситуационные исследования сочетают в себе синтетичность, универсальность и локальность, точечность, легко обозримую предметность анализируемого события.
2. Неправильно представлять кейс-стадис только как реконструкцию творческих актов, стоящих где-то рядом с научным текстом, объясняющим его предысторию. В основном речь идет о текстах, отобранных с целью как можно более полного воспроизведения ситуации.
3. Кейс-стадис характеризуется как некоторая воронка, в которую стягиваются и предшествующие и последующие события, хотя осуществляется анализ настоящего науки, «теперь», даже если это «теперь» и отстоит хронологически во времени от настоящего состояния науки.
4. Важно, что в качестве целостного и уникального берется событие, малое по объему.
5. Внутри ситуационных исследований трансформируются обычные для историографии науки понятия, такие как непрерывность и дискретность, критерии научности, индивидуальное творчество и готовая научная теория, научное сообщество и т. д.
6. Характерным для ситуационных исследований является включение науки в контекст культуры, что и заставляет перестраивать типичные для исторической реконструкции понятия. При этом ситуационные исследования можно подразделять на два рода: а) предметом изучения берутся некоторые мутационные точки, в которых меняется тип культуры, тип мышления (диалоги Галилея, первые статьи Эйнштейна и т. д.); б) более рядовое событие в истории науки, которое не выводит за рамки научного мышления данной культуры, но сосредоточивает в себе, фокусирует его основные особенности.
Если прибегнуть к графической модели истории науки, то традиционная кумулятивная историография науки может быть представлена прямой однонаправленной линией, в то время как историческая реконструкция на базе кейс-стадис будет представлять собой нечто вроде плоскости с возвышающимися на ней холмами и пиками, которые изображают события большей и меньшей значимости. Между событиями (а ими могут быть и конкурирующие теории) устанавливаются диалогические отношения, что на графической модели можно показать как линии, соединяющие различные холмы и пики.
Опыт известных историко-научных работ, выполненных по методу ситуационных исследований, показывает, что реконструкция прошлого события как уникального предполагает сложную теоретическую работу по обобщению при построении целостного, «объемного» события, что достаточно сложно и представляется делом будущего. Все больше в исследования по истории науки проникает идея взаимодополняемости существующих методов.
Известный ученый, естествоиспытатель и мыслитель В. И. Вернадский (1863-1945) предложил идею рассмотрения истории науки как становления и развития научного мировоззрения. Опираясь на идеи социокультурной обусловленности научного познания, большой вклад в исследование истории науки внесли ученые П. П. Гайденко, Е. А. Мамчур, Л. А. Маркова, С. Р. Микулинский, Л. М. Ко-сарева, И. Д. Рожанский и др.
Вопрос о периодизации истории науки в историографической литературе является дискуссионным. Воспользуемся получающей все большее признание периодизацией, согласно которой науке как таковой предшествует преднаука, где зарождаются элементы (предпосылки) науки, затем следует классическая наука, неклассическая и постнеклассическая (см. работы В. С. Степина, В. В. Ильина и др.).
Три функции науки. Биография науки - это ее жизнеописание, и о жизни науки мы с полным правом говорим потому, что жизнь науки - это часть жизни человека.
Как уже говорилось выше, душа человека требует от интеллекта завершенных знаний о мире, иначе она будет находиться в состоянии тревоги и страха. Интеллект, движимый природным любопытством, жаждой познания поставляет человеку все новые и новые знания. Поскольку душевная составляющая человека сильнее интеллектуальной, интеллект оказывается в сложном положении: угождать себе - значит непрестанно находиться в познавательном процессе и обновлении знаний о мире; угождать душе - правдами и неправдами обосновывать достоверность наличного знания.
В целом, если расположить в иерархической последовательности функции науки в связи с их ценностью для человека то, есть достаточно оснований для следующего ряда:
1. Психологическая функция - научное знание прежде всего ублажает душу человека, в смысле создания мифов о почти полном познании мира.
2. Духовно-интеллектуальная функция - научное знание и научная деятельность ублажают врожденную познавательную потребность человека.
2 Утилитарно-прагматическая функция - научное знание используется при разработке технологий получения материальных продуктов для ублажения человеческого тела (тепла, света, трас порта, средств связи).
Познание не ограничено сферой науки, знание в той или иной своей форме существует и за пределами науки. Появление научного знания не отменило и не упразднило, не сделало бесполезными другие формы знания. Полная и всеобъемлющая демаркация - отделение науки от ненауки - так и не увенчалась успехом до сих пор.
Каждой форме общественного сознания: науке, философии, мифологии, политике, религии и т. д. - соответствуют специфические формы знания. Различают также формы знания, имеющие понятийную, символическую или художественно-образную основу. В самом общем смысле научное познание – это процесс получения объективного, истинного знания. Научное познание имеет троякую задачу, связанную с описанием, объяснением и предсказанием процессов и явлений действительности. В развитии научного познания чередуются революционные периоды, так называемые научные революции, которые приводят к смене теорий и принципов, и периоды нормального развития науки, на протяжении которых знания углубляются и детализируются. Научные знания характеризуются объективностью, универсальностью, претендуют на общезначимость.
Когда разграничивают научное, основанное на рациональности, и вненаучное знание, то важно понять: вненаучное знание не является чьей-то выдумкой или фикцией. Оно производится в определенных интеллектуальных сообществах, в соответствии с другими (отличными от рационалистических) нормами, эталонами, имеет собственные источники и средства познания. Очевидно, что многие формы вненаучного знания старше знания, признаваемого в качестве научного, например, астрология старше астрономии, алхимия старше химии. В истории культуры многообразные формы знания, отличающиеся от классического научного образца и стандарта и отнесенные к «ведомству» вненаучного знания, объединяются общим понятием - эзотеризм.
Выделяют следующие формы вненаучного знания:
1) ненаучное, понимаемое как разрозненное несистематическое знание, которое не формализуется и не описывается законами, находится в противоречии с существующей научной картиной мира;
2) донаучное, выступающее прототипом, предпосылочной базой научного;
3) паранаучное - несовместимое с имеющимся гносеологическим стандартом. Широкий класс паранаучного (пара- от греч. - около, при) знания включает в себя учения или размышления о феноменах, объяснение которых не является убедительным с точки зрения критериев научности;
4) лженаучное - сознательно эксплуатирующее домыслы и предрассудки. Лженаука - это ошибочное знание, часто представляет науку как дело аутсайдеров. Иногда лженаучное связывают с патологической деятельностью психики творца, которого в обиходе величают «маньяком», «сумасшедшим». В качестве симптомов лженауки выделяют малограмотный пафос, принципиальную нетерпимость к опровергающим доводам, а также претенциозность. Лженаучные знания очень чувствительны к злобе дня, сенсации. Их особенностью является то, что они не могут быть объединены парадигмой, не могут обладать систематичностью, универсальностью. Они пятнами и вкраплениями сосуществуют с научными знаниями. Считается, что лженаучное обнаруживает себя и развивается через квазинаучное;
5) квазинаучное знание ищет себе сторонников и приверженцев, опираясь на методы насилия и принуждения. Оно, как правило, расцветает в условиях жестко иерархизированной науки, где невозможна критика власть предержащих, где жестко проявлен идеологический режим. В истории нашей страны периоды «триумфа квазинауки» хорошо известны: лысенковщина, фиксизм как квазинаука в геологии 50-х гг., шельмование генетики, кибернетики и т. п.;
6) антинаучное - утопичное и сознательно искажающее представление о действительности. Приставка «анти» обращает внимание на то, что предмет и способы исследования противоположны науке. Это как бы подход с «противоположным знаком». С ним связывают извечную потребность в обнаружении общего легкодоступного «лекарства от всех болезней». Особый интерес и тяга к антинауке возникают в периоды социальной нестабильности. Но хотя данный феномен достаточно опасен, принципиальное избавление от антинауки невозможно;
7) псевдонаучное знание представляет собой интеллектуальную активность, спекулирующую на совокупности популярных теорий, например, истории о древних астронавтах, о снежном человеке, о чудовище из озера Лох-Несс.
Еще на ранних этапах человеческой истории существовало обыденно-практическое знание, доставлявшее элементарные сведения о природе и окружающей действительности. Его основой был опыт повседневной жизни, имеющий, однако, разрозненный, несистематический характер, представляющий собой простой набор сведений. Люди, как правило, располагают большим объемом обыденного знания, которое производится повседневно в условиях элементарных жизненных отношений и является исходным пластом всякого познания. Иногда аксиомы здравомыслия противоречат научным положениям, препятствуют развитию науки, вживаются в человеческое сознание так крепко, что становятся предрассудками и сдерживающими прогресс преградами. Иногда, напротив, наука длинным и трудным путем доказательств и опровержений приходит к формулировке тех положений, которые давно утвердили себя в среде обыденного знания.
Последнее включает в себя и здравый смысл, и приметы, и назидания, и рецепты, и личный опыт, и традиции. Обыденное знание, хотя и фиксирует истину, но делает это несистематично и бездоказательно. Его особенностью является то, что оно используется человеком практически неосознанно и в своем применении не требует каких бы то ни было предварительных систем доказательств. Иногда знание повседневного опыта даже перескакивает ступень артикуляции, а просто молчаливо руководит действиями субъекта.
Другая его особенность - принципиально бесписьменный характер. Те пословицы и поговорки, которыми располагает фольклор каждой этнической общности, лишь фиксируют его факт, но никак не прописывают теорию обыденного знания. Заметим, что ученый, используя узкоспециализированный арсенал научных понятий и теорий для данной конкретной сферы действительности, всегда внедрен также и в сферу неспециализированного повседневного опыта, имеющего общечеловеческий характер. Ибо ученый, оставаясь ученым, не перестает быть просто человеком.
Иногда обыденное знание определяют посредством указания на общие представления здравого смысла или неспециализированный повседневный опыт, которые обеспечивает предварительное ориентировочное восприятие и понимание мира. В данном случае последующей дефиниции подвергается понятие здравого смысла.
К исторически первым формам человеческого знания относят игровое познание, которое строится на основе условно принимаемых правил и целей. Оно дает возможность возвыситься над повседневным бытием, не заботиться о практической выгоде и вести себя в соответствии со свободно принятыми игровыми нормами. В игровом познании возможны сокрытие истины, обман партнера. Оно носит обучающе-развивающий характер, выявляет качества и возможности человека, позволяет раздвинуть психологические границы общения.
Особую разновидность знания, являющегося достоянием отдельной личности, представляет личностное знание. Оно ставится в зависимость от способностей того или иного субъекта и от особенностей его интеллектуальной познавательной деятельности. Коллективное знание общезначимо, или надличностно, и предполагает наличие необходимой и общей для всех системы понятий, способов, приемов и правил его построения. Личностное знание, в котором человек проявляет свою индивидуальность и творческие способности, признается необходимой и реально существующей компонентой знания. Оно подчеркивает тот очевидный факт, что науку делают люди и что искусству или познавательной деятельности нельзя научиться по учебнику, оно достигается лишь в общении с мастером.
Особую форму вненаучного и внерационального знания представляет собой так называемая народная наука, которая в настоящее время стала делом отдельных групп или отдельных субъектов: знахарей, целителей, экстрасенсов, а ранее являлась привилегией шаманов, жрецов, старейшин рода. При своем возникновении народная наука обнаруживала себя как феномен коллективного сознания. В эпоху доминирования классической науки она потеряла статус интерсубъективности и прочно расположилась на периферии, вдали от центра официальных экспериментальных и теоретических изысканий. Как правило, народная наука существует и транслируется от наставника к ученику в бесписьменной форме. Иногда можно выделить ее конденсат в виде заветов, примет, наставлений, ритуалов и пр. И, несмотря на то, что в народной науке видят ее огромную и тонкую, по сравнению со скорым рационалистическим взглядом, проницательность, ее часто обвиняют в необоснованных притязаниях на обладание истиной.
В картине мира, предлагаемой народной наукой, большое значение имеет круговорот могущественных стихий бытия. Природа выступает как «дом человека», а последний в свою очередь - как органичная его частичка, через которую постоянно проходят силовые линии мирового круговорота. Считается, что народные науки обращены, с одной стороны, к самым элементарным, а с другой - к самым жизненно важным сферам человеческой деятельности, как-то: здоровье, земледелие, скотоводство, строительство. Символическое в них выражено минимально.
Поскольку разномастная совокупность внерационального знания не поддается строгой и исчерпывающей классификации, можно столкнуться с выделением следующих трех видов познавательных феноменов: паранормальное знание, псевдонаука и девиантная наука. Причем их соотношение с научной деятельностью или степень их «научности» возрастают по восходящей. То есть фиксируется некая эволюция от паранормального знания к разряду более респектабельной псевдонауки и от нее к девиантному знанию. Это косвенным образом свидетельствует о развитии вненаучного знания:
1) Широкий класс паранормального знания включает в себя учения о тайных природных и психических силах и отношениях, скрывающихся за обычными явлениями. Самыми яркими представителями этого типа знания считаются мистика и спиритизм.
Для описания способов получения информации, выходящей за рамки науки, кроме термина «паранормальность» используется термин «внечувственное восприятие» (или «парачувствителъность», «пси-феномены»). Он предполагает возможность получать информацию или оказывать влияние, не прибегая к непосредственным физическим способам. Наука пока еще не может объяснить задействованные в данном случае механизмы, как не может и игнорировать подобные феномены. Различают экстрасенсорное восприятие (ЭСВ) и психокинез. ЭСВ разделяется на телепатию и ясновидение. Телепатия предполагает обмен информацией между двумя и более особями паранормальными способами. Ясновидение означает способность получать информацию по некоторому неодушевленному предмету (ткань, кошелек, фотография и т. п.). Психокинез - это способность воздействовать на внешние системы, находящиеся вне сферы нашей моторной деятельности, перемещать предметы нефизическим способом.
Заслуживает внимание то, что в настоящее время исследование паранормального ставится на конвейер науки, которая после серий различных экспериментов делает свои выводы.
2) Для псевдонаучного знания характерна сенсационность тем, признание тайн и загадок, а также «умелая обработка фактов. Ко всем этим априорным условиям деятельности в данной сфере присоединяется свойство исследования через истолкование. Привлекается материал, который содержит высказывания, намеки или подтверждения высказанным взглядам и может быть истолкован в их пользу. К. Поппер достаточно высоко ценил псевдонауку, прекрасно понимая, что наука может ошибаться и что псевдонаука «может случайно натолкнуться на истину». У него есть и другой вывод: если некоторая теория оказывается ненаучной - это не значит, что она не важна.
По форме псевдонаука - это прежде всего рассказ или история о тех или иных событиях. Такой типичный для нее способ подачи материала называют «объяснением через сценарий». Другой отличительный признак - безошибочность. Бессмысленно надеяться на корректировку псевдонаучных взглядов, ибо критические аргументы никак не влияют на суть истолкования рассказанной истории.
3) Характеристика девиантного и анормального знания. Термин «девиантное» означает отклоняющуюся от принятых и устоявшихся стандартов познавательную деятельность. Причем сравнение происходит не с ориентацией на эталон и образец, а в сопоставлении с нормами, разделяемыми большинством членов научного сообщества. Отличительной особенностью девиантного знания является то, что им занимаются, как правило, люди, имеющие научную подготовку, но по тем или иным причинам выбирающие весьма расходящиеся с общепринятыми представлениями методы и объекты исследования. Представители девиантного знания работают, как правило, в одиночестве либо небольшими группами. Результаты их деятельности, равно как и само направление, обладают довольно-таки кратковременным периодом существования.
Иногда встречающийся термин «аномальное знание» не означает ничего иного, кроме того, что способ получения знания либо само знание не соответствуют тем нормам, которые считаются общепринятыми в науке на данном историческом этапе. Весьма интересно подразделение анормального знания на три типа:
а) Первый тип возникает в результате расхождения регулятивов здравого смысла с установленными наукой нормами. Этот тип достаточно распространен и внедрен в реальную жизнедеятельность людей. Он не отталкивает своей аномальностью, а привлекает к себе внимание в ситуации, когда действующий индивид, имея специальное образование или специальные научные знания, фиксирует проблему расхождения норм обыденного мироотношения и научного (например, в воспитании, в ситуациях общения с младенцами и пр.).
б) Второй тип возникает при сопоставлении норм одной парадигмы с нормами другой.
в) Третий тип обнаруживается при объединении норм и идеалов из принципиально различных форм человеческой деятельности.
Уже давно вненаучное знание не рассматривают только как заблуждение. И раз существуют многообразные формы вненаучного знания, следовательно, они отвечают какой-то изначально имеющейся в них потребности. Можно сказать, что вывод, который разделяется современно мыслящими учеными, понимающими всю ограниченность рационализма, сводится к следующему. Нельзя запрещать развитие вненаучных форм знания, как нельзя и культивировать сугубо и исключительно псевдонауку, нецелесообразно также отказывать в кредите доверия вызревшим в их недрах интересным идеям, какими бы сомнительными первоначально они ни казались. Даже если неожиданные аналогии, тайны и истории окажутся всего лишь «инофондом» идей, в нем очень остро нуждается как интеллектуальная элита, так и многочисленная армия ученых.
Достаточно часто звучит заявление, что традиционная наука, сделав ставку на рационализм, завела человечество в тупик, выход из которого может подсказать вненаучное знание. К вненаучным же дисциплинам относят те, практика которых основывается на иррациональной деятельности -на мифах, религиозных и мистических обрядах и ритуалах. Интерес представляет позиция современных философов науки, и в частности П. Фейерабенда, который уверен, что элементы нерационального имеют право на существование внутри самой науки.
Развитие подобной позиции можно связать и с именем Дж. Холтона, который пришел к выводу, что в конце XX столетия в Европе возникло и стало шириться движение, провозгласившее банкротство науки.
Мнение о том, что именно научные знания обладают большей информационной емкостью, также оспаривается сторонниками подобной точки зрения. Наука может «знать меньше» по сравнению с многообразием вненаучного знания, так как все, что она знает, должно выдержать жесткую проверку на достоверность фактов, гипотез и объяснений. Не выдерживающее эту проверку знание отбрасывается, и даже потенциально истинная информация может оказаться за пределами науки.
Иногда вненаучное знание именует себя как Его Величество Иной способ истинного познания. И поскольку интерес к многообразию форм вненаучного знания в последние годы повсеместно и значительно возрос, а престиж профессии инженера и ученого значительно снизился, то напряжение, связанное с тенденцией ухода во вненауку, возросло.
В древнеегипетской цивилизации возник сложный аппарат государственной власти, тесно сращенный с сакральным аппаратом жрецов. Носителями знаний были жрецы, в зависимости от уровня посвящения обладавшие той или иной суммой знаний. Знания существовали в религиозно-мистической форме и поэтому были доступны только жрецам, которые могут читать священные книги и как носители практических знаний иметь власть над людьми.
Как правило, люди селились в долинах рек, где близко вода, но здесь и опасность - разливы рек. Поэтому возникает необходимость систематического наблюдения за явлениями природы, что способствовало открытию определенных связей между ними и привело к созданию календаря, открытию циклически повторяющихся затмений Солнца и т. д. Жрецы накапливают знания в области математики, химии, медицины, фармакологии, психологии, они хорошо владеют гипнозом. Искусное мумифицирование свидетельствует о том, что древние египтяне имели определенные достижения в области медицины, химии, хирургии, физики, ими была разработана ирридодиагностика.
Так как любая хозяйственная деятельность была связана с вычислениями, то был накоплен большой массив знаний в области математики: вычисление площадей, подсчет произведенного продукта, расчет выплат, налогов, использовались пропорции, так как распределение благ велось пропорционально социальным и профессиональным рангам. Для практического употребления создавалось множество таблиц с готовыми решениями. Древние египтяне занимались только теми математическими операциями, которые были необходимы для их непосредственных хозяйственных нужд, но никогда они не занимались созданием теорий - одним из важнейших признаков научного знания.
Шумеры изобрели гончарный круг, колесо, бронзу, цветное стекло, установили, что год равен 365 дням, 6 часам, 15 минутам, 41 секунде (для справки: современное значение - 365 дней 5 часов, 48 минут, 46 секунд), ими была создана оригинальная концепция Me, содержащая мудрость шумерской цивилизации, большая часть текстов которой не расшифрована.
Специфика освоения мира шумерской и другими цивилизациями Древней Месопотамии обусловлена способом мышления, в корне отличающимся от европейского: нет рационального
исследования мира, теоретического решения проблем, а чаще всего для объяснения явлений используются аналогии из жизни людей.
Предпосылкой возникновения научных знаний многие исследователи истории науки считают миф. В нем, как правило, происходит отождествление различных предметов, явлений, событий (Солнце = золото, вода = молоко = кровь). Для отождествления необходимо было овладеть операцией выделения «существенных» признаков, а также научиться сопоставлять различные предметы, явления по выделенным признакам, что в дальнейшем сыграло значительную роль в становлении знаний.
Формирование отдельных научных знаний и методов связывают с тем культурным переворотом, который произошел в Древней Греции. Что же послужило причиной культурного переворота?
Рассматривая переход от традиционного общества к нетрадиционному, в котором возможно создание науки, развитие философии, искусства, нужно отметит что для традиционного общества характерна лично-именная и профессионально-именная трансляция культуры. Общество такого типа может развиваться либо через совершенствование приемов и орудий труда, повышение качества продукта, либо за счет увеличения профессий путем их отпочкования. В этом случае объем и качество знаний, передаваемых из поколения в поколение, увеличивается благодаря специализации. Но при таком развитии наука появиться не могла, ей не на что было бы опереться, уж ли не на знания и навыки, передаваемые от отца сыну? Кроме того, в таком обществе невозможно совмещение разнородных профессий без уменьшения качества продукции. Что же тогда послужило причиной разрушения традиционного общества, положило конец развитию через специализацию?. Такой причиной стал пиратский корабль. Для людей, живущих на берегу, всегда существует угроза с моря, поэтому гончар, плотник обязательно должен быть еще и воином. Но и пираты на корабле - это тоже бывшие гончары и плотники. Следовательно, возникает настоятельная необходимость совмещения профессий. А защищаться и нападать можно только сообща, значит, необходима интеграция, которая гибельна для профессионально дифференцированного традиционного общества. Это означает и возрастание роли слова, подчиненность ему (одни решают, другие исполняют), что впоследствии приводит к осознанию роли закона (номоса) в жизни общества, равенства всех перед ним. Закон выступает и как знание для всех. Систематизация законов, устранение в них противоречий - это уже рациональная деятельность, опирающаяся на логику.
В некоторых концепциях упор делается на особенности общественной психологии древних греков, обусловленные социальными, политическими, природными и другими факторами.
Около V в. до н. э. усиливаются демократические тенденции в жизни греческого общества, приводящие к критике аристократической системы ценностей. В это время в социуме стали стимулироваться творческие задатки индивидуумов, даже если сначала плоды их деятельности были практически бесполезны. Стимулируются публичные споры по проблемам, не имеющим никакого прямого отношения к обыденным интересам спорящих, что способствовало развитию критичности, без которой немыслимо научное познание. В отличие от Востока, где бурно развивалась техника счета для практических, хозяйственных нужд, в Греции начала формироваться «наука доказывающая».
В истории науки, существует два метода формирования знаний, соответствующих зарождению науки (преднауки) и науки в собственном смысле слова. Зарождающаяся наука изучает, как правило, те вещи и способы их изменений, с которыми человек многократно сталкивается в своей практической деятельности и обыденном опыте. Он пытается строить модели таких изменений для предвидения результатов своих действий. Деятельность мышления, формирующаяся на основе практики, представляла идеализированную схему практических действий. Так, египетские таблицы сложения представляют типичную схему практических преобразований, осуществляемых над предметными совокупностями. Такая же связь с практикой обнаруживается в первых знаниях, которые относятся к геометрии, основанной на практике измерения земельных участков.
Способ построения знаний путем абстрагирования и систематизации предметных отношений наличной практики обеспечивал предсказание ее результатов в границах уже сложившихся способов практического освоения мира. Если на этапе преднауки как первичные идеальные объекты, так и их отношения (соответственно смыслы основных терминов языка и правила оперирования с ними) выводились непосредственно из практики и лишь затем внутри созданной системы знания (языка) формировались новые идеальные объекты, то теперь познание делает следующий шаг. Оно начинает строить фундамент новой системы знания как бы «сверху» по отношению к реальной практике и лишь после этого, путем ряда опосредствований, проверяет созданные из идеальных объектов конструкции, сопоставляя их с предметными отношениями практики.
При таком методе исходные идеальные объекты черпаются уже не из практики, а заимствуются из ранее сложившихся систем знания (языка) и применяются в качестве строительного материала для формирования новых знаний. Эти объекты погружаются в особую «сеть отношений», структуру, которая заимствуется из другой области знания, где она предварительно обосновывается в качестве схематизированного образа предметных структур действительности. Соединение исходных идеальных объектов с новой «сеткой отношений» способно породить новую систему знаний, в рамках которой могут найти отображение существенные черты ранее не изученных сторон действительности. Прямое или косвенное обоснование данной системы практикой превращает ее в достоверное знание.
В развитой науке такой способ исследования встречается буквально на каждом шагу. Так, например, по мере эволюции математики числа начинают рассматриваться не как прообраз предметных совокупностей, которыми оперируют в практике, а как относительно самостоятельные математические объекты, свойства которых подлежат систематическому изучению. С этого момента начинается собственно математическое исследование, в ходе которого из ранее изученных натуральных чисел строятся новые идеальные объекты. Применяя, например, операцию вычитания к любым парам положительных чисел, можно было получить отрицательные числа при вычитании из меньшего числа большего.
Открыв для себя класс отрицательных чисел, математика делает следующий шаг. Она распространяет на них все те операции, которые были приняты для положительных чисел, и таким путем создает новое знание, характеризующее ранее неисследованные структуры действительности. Описанный способ построения знаний распространяется не только в математике, но и в естественных науках (метод выдвижения гипотез с их последующим обоснованием опытом).
С этого момента заканчивается преднаука. Поскольку научное познание начинает ориентироваться на поиск предметных структур, которые не могут быть выявлены в обыденной практике и производственной деятельности, оно уже не может развиваться, опираясь только на эти формы практики. Возникает потребность в особой форме практики, обслуживающей развивающееся естествознание, - научном эксперименте.
Древние греки пытаются описать и объяснить возникновение, развитие и строение мира в целом и вещей его составляющих. Эти представления получили название натурфилософских. Натурфилософией (философией природы) называют преимущественно философски-умозрительное истолкование природы, рассматриваемой в целостности, и опирающееся на некоторые естественнонаучные понятия. Некоторые из этих идей востребованы и сегодняшним естествознанием.
Для создания моделей Космоса нужен был достаточно развитый математический аппарат. Важнейшей вехой на пути создания математики как теоретической науки были работы пифагорейской школы. Ею была создана картина мира, которая хотя и включала мифологические элементы, но по основным своим компонентам была уже философско-рациональным образом мироздания. В основе этой картины лежал принцип: началом всего является число. Пифагорейцы считали числовые отношения ключом к пониманию мироустройства. И это создавало особые предпосылки для возникновения теоретического уровня математики. Задачей становилось изучение чисел и их отношений не просто как моделей тех или иных практических ситуаций, а самих по себе, безотносительно к практическому применению. Ведь познание свойств и отношений чисел теперь мыслилось как познание начал и гармонии Космоса. Числа представали как особые объекты, которые нужно постигать разумом, изучать их свойства и связи, а затем уже, исходя из знаний об этих свойствах и связях, объяснять наблюдаемые явления.
Именно эта установка характеризует переход от чисто эмпирического познания количественных отношений (привязанного к наличному опыту) к теоретическому исследованию, которое, оперируя абстракциями и создавая на основе ранее полученных абстракций новые, осуществляет прорыв к новым формам опыта, открывая неизвестные ранее вещи, их свойства и отношения. В пифагорейской математике наряду с доказательством ряда теорем, наиболее известной из которых является знаменитая теорема Пифагора, были осуществлены важные шаги к соединению теоретического исследования свойств геометрических фигур со свойствами чисел. Так, число «10», которое рассматривалось как совершенное число, соотносилось с треугольником'.
К началу V в. до н. э. Гиппократом Хиосским было представлено первое в истории человечества изложение основ геометрии, базирующейся на методе математической индукции. Достаточно полно была изучена окружность, так как для гребков круг являлся идеальной фигурой и необходимым элементом их умозрительных построений. Немногим позже стала развиваться геометрия объемных тел - стереометрия. Теэтетом была создана теория правильных многогранников, он указал способы их построения, выразил их ребра через радиус описанной сферы и доказал, что никаких других правильных выпуклых многогранников существовать не может. Особенности греческого мышления, которое было рациональным, теоретическим, что в данном случае равносильно Созерцательному (греческий- рассматриваю, созерцаю), наложили отпечаток на формирование знаний в этот период. Основная деятельность ученого состояла в созерцании и осмыслении созерцаемого. А что же созерцать, как не небесный свод, по которому движутся небесные светила? Без сомнения, наблюдения над небом производились и в чисто практических целях в интересах навигации, сельского хозяйства, для уточнения календаря. Но не это было для греков лавным. Надо было не столько фиксировать видимые перемещения небесных светил по небесному своду и предсказывать их сочетания, а разобраться в смысле наблюдаемых явлений, включив их в общую схему мироздания. Причем в отличие от Древнего Востока, который накопил огромный материал подобных наблюдений и использовал их в целях предсказаний, астрология в Древней Греции не находила себе применения.
Первая геометрическая модель Космоса была разработана Эвдоксом (V в. до н. э.) и получила название модели гомоцентрических сфер. Затем она была усовершенствована Калиппом. Последним этапом в создании гомоцентрических моделей была модель, предложенная Аристотелем. В основе всех этих моделей лежит представление о том, что Космос состоит из ряда сфер или оболочек, обладающих общим центром, совпадающим с центром Земли. Сверху Космос ограничен сферой неподвижных звезд, которые совершают оборот вокруг мировой оси в течение суток. Все небесные тела (Луна, Солнце и пять в то время известных планет: Венера, Марс, Меркурий, Юпитер, Сатурн) описываются системой взаимосвязанных сфер, каждая из которых вращается равномерно вокруг своей оси, но направление оси и скорость движения для различных сфер могут быть различными. Небесное тело прикреплено к экватору внутренней сферы, ось которой жестко связана с двумя точками следующей по порядку сферой и т. д. Таким образом, все сферы находятся в непрерывном движении. Во всех гомоцентрических моделях расстояние от любой планеты до центра Земли всегда остается одинаковым, поэтому невозможно объяснить видимое колебание яркости таких планет, как Марс, Венера, следовательно, вполне резонно, что могли появиться иные модели Космоса.
И к таким моделям можно отнести гелиоцентрические модели Гераклида Понтийского (V в. до н. э.) и Аристарха Самосского ( в. до н. э.), но они не имели в то время широкого распространения и приверженцев, потому что гелиоцентризм расходился с традиционными воззрениями на центральное положение Земли как центра мира и гипотеза о ее движении встречала активное сопротивление со стороны астрономов.
Среди значимых натурфилософских идей античности представляют интерес атомистика и элементаризм. Как считал Аристотель, атомистика возникла в процессе решения космогонической проблемы, поставленной Парменидом Элейским (около 540-450 гг. до н. э.). Если проинтерпретировать мысль Парменида, то проблема будет звучать так: как найти единое, неизменное и неуничтожающееся в многообразии изменчивого, возникающего и уничтожающегося? В античности известны два пути решения этой проблемы.
Согласно первому, все сущее построено из двух начал: начала неуничтожимого, неизменного, вещественного и оформленного и начала разрушения, изменчивости, невещественности и бесформенного. Первое - атом («нерассекаемое»), второе - пустота, ничем не наполненная протяженность. Такое решение было предложено Левкиппом (V в. до н. э.) и Демокритом (около 460-370 гг. до н. э.). Бытие для них не едино, а представляет собой бесконечные по числу невидимые вследствие малости объемов частицы, которые движутся в пустоте; когда они соединяются, то это приводит к возникновению вещей, а когда разъединяются, то - к их гибели.
Второй путь решения проблемы Парменида связывают с Эмпедоклом (ок. 490-430 гг. до н. э.). По его мнению, Космос образован четырьмя элементами-стихиями: огнем, воздухом, водой, землей и двумя силами: любовью и враждой. Элементы не подвержены качественным изменениям, они вечны и непреходящи, однородны, способны вступать друг с другом в различные комбинации в разных пропорциях. Все вещи состоят из элементов.
Платон (427-347 гг. до н. э.) объединил учение об элементах и атомистическую концепцию строения вещества. В «Тимее» философ утверждает, что четыре элемента - огонь, воздух, вода и земля - не являются простейшими составными частями вещей. Он предлагает их назвать началами и принимать за стихии (греческий т. е. «буквы»). Различия между элементами определяются различиями между мельчайшими частицами, из которых они состоят. Частицы имеют сложную внутреннюю структуру, могут разрушаться, переходить друг в друга, обладают разными формами и величинами. Платон, а это вытекает из структурно-геометрического склада его мышления, приписывает частицам, из которых состоят элементы, формы четырех правильных многогранников - куба, тетраэдра, октаэдра и икосаэдра. Им соответствуют земля, огонь, воздух, вода.
Так как некоторые элементы могут переходить друг в друга, то и преобразования одних многогранников в другие могут происходить за счет перестройки их внутренних структур. Для этого необходимо найти в этих фигурах общее. Таким общим для тетраэдра, октаэдра и икосаэдра является грань этих фигур, представляющая из себя правильный (равносторонний) треугольник.
Предложенные американским физиком К. Гелл-Манном гипотетические простейшие структурные единицы материи - кварки - имеют некоторые черты, напоминающие платоновские элементарные треугольники. И те и другие не существуют отдельно, самостоятельно. Как и свойства треугольников, свойства кварков определяются числом 3: существует всего три рода кварков, электрический заряд кварка равен одной трети заряда электрона и т. д. Изложенная в «Тимее» атомистическая концепция Платона, «представляет собой поразительное, уникальное и в каких-то отношениях провидческое явление в истории европейского естествознания».
Аристотель (384-322 гг. до н. э.) создал всеобъемлющую систему знаний о мире, наиболее адекватную сознанию своих современников. В эту систему вошли знания из области физики, этики, политики, логики, ботаники, зоологии, философии. Вот названия только некоторых из них: «Физика», «О происхождении и уничтожении», «О небе», «Механика», «О душе», «История животных» и др. Согласно Аристотелю, истинным бытием обладает не идея, не число (как, например, у Платона), а конкретная единичная вещь, представляющая сочетание материи и формы. Материя - это то, из чего возникает вещь, ее материал. Но чтобы стать вещью, материя должна принять форму. Абсолютно бесформенна только первичная материя, в иерархии вещей лежащая на самом нижнем уровне. Над ней стоят четыре элемента, четыре стихии. Стихии - это первичная материя, получившая форму под действием той или иной пары первичных сил - горячего, сухого, холодного, влажного. Сочетание сухого и горячего дает огонь, сухого и холодного - землю, горячего и влажного - воздух, холодного и влажного - воду. Стихии могут переходить друг в друга, вступать во всевозможные соединения, образуя разнообразные вещества.
Чтобы объяснить процессы движения, изменения, развития, которые происходят в мире, Аристотель вводит четыре вида причин: материальные, формальные, действующие и целевые. Рассмотрим их на его примере с бронзовой статуей. Материальная причина - бронза, действующая - деятельность ваятеля, формальная - форма, в которую облекли бронзу, целевая - то, ради чего ваялась статуя.
Для Аристотеля не существует движения помимо вещи. На основании этого он выводит четыре вида движения: в отношении сущности - возникновение и уничтожение; в отношении количества - рост и уменьшение; в отношении качества - качественные изменения; в отношении места - перемещение. Виды движения не сводимы друг к другу и друг из друга не выводимы. Но между ними существует некоторая иерархия, где первое движение - перемещение.
Согласно Аристотелю, Космос ограничен, имеет форму сферы, за пределами которой нет ничего; Космос вечен и неподвижен, он не сотворен никем и не возник в ходе естественного космического процесса; заполнен материальными телами, которые в «подлунной» области образованы из четырех элементов - воды, воздуха, огня и земли, в этой области тела возникают, преобразовываются, гибнут; в «надлунной» области нет возникновения и гибели, в ней находятся небесные тела - звезды, планеты, Земля, Луна, которые совершают свои круговые движения, и пятый элемент - эфир, «первое тело», ни с чем не смешиваемое, вечное, не переходящее в другие элементы. В центре Космоса находится шарообразная Земля, неподвижная, не вращающаяся вокруг своей оси. Аристотель впервые в истории человеческого знания попытался определить размеры Земли, вычисленный им диаметр земного шара примерно в два раза превысил истинный. Основанная философом перипатетическая школа дала античному миру достойных продолжателей его учений, которые внесли свой вклад в копилку знаний.
Эпоху эллинизма (V в. до н. э. - в. н. э.) считают наиболее блестящим периодом в истории становления научного знания. В это время хотя и происходило взаимодействие культур греческой и восточной на завоеванных землях, но преобладающее значение имела все-таки греческая культура. Основной чертой эллинистической культуры стал индивидуализм, вызванный неустойчивостью социально-политической ситуации, невозможностью для человека влиять на судьбу полиса, усилившейся миграцией населения, возросшей ролью царя и бюрократии. Это отразилось как на основных философских системах эллинизма - стоицизме, скептицизме, эпикуреизме, неоплатонизме, - так и на некоторых натурфилософских идеях. Так, в физике стоиков Зенона Катионского (336-264 гг. до н. э.), Клеанфа из Ассоса (331-232 гг. до н. э.), Хрисиппа из Сол (281-205 гг. до н. э.) большое значение придавалось законам, по которым существует Природа, т. е. мировому порядку, которому, осознав его, должны с радостью подчиняться стоики.
В физике стоиков использовались аристотелевские представления о первоэлементах, в которые ими вносились новые идеи: соединение огня и воздуха образует субстанцию, названную «пневмой» (от греч.- «теплое дыхание»), которой приписывали функции мировой души. Она сообщает индивидуальность вещи, обеспечивая ее единство и целостность, выражает логос вещи, т. е. закон ее существования и развития. Пневма является активным мировым агентом в отличие от физического тела, которое - пассивный участник процессов.
Согласно стоикам, мир представляется единым и взаимосвязанным потоком событий, где все имеет причину и следствие. И эти всеобщие и необходимые связи они называли роком или судьбой. Наряду с причинной обусловленностью явлений существует их определенная направленность к благой, прекрасной и разумной цели. Следовательно, кроме судьбы, стоики признают и благотворное провидение, что свидетельствует о тесной связи стоической физики и этики.
Так же тесно связаны физика и этика у Эпикура (342-270 гг. до н. э.), который считал, что все вещи потенциально делимы до бесконечности, но реально такое деление превращало бы вещь в ничто, поэтому надо мысленно где-то остановиться. Атом Эпикура - это мысленная конструкция, результат остановки деления вещи на некотором пределе.
Атомы Эпикура наделены тяжестью и поэтому движутся сверху вниз, но при этом могут «спонтанно отклоняться» от вертикального перемещения. В поэме Лукреция Кара «О природе вещей» это отклонение получило название clinamen. Отклонившиеся атомы описывают разнообразные кривые, сплетаются, ударяются друг о друга, в результате чего образуется вещный мир.
В эпоху эллинизма наибольшие успехи были зафиксированы в области математических знаний. Так, Евклиду (конец V - начало в. до н. э.) принадлежит выдающаяся работа античности «Stoicheia» (т. е. «Элементы», что в современной литературе получило название «Начала»). Этот 15-томный труд явился результатом систематизации имевшихся в то время знаний в области математики, часть из которых, по утверждению исследователей, принадлежит предшественникам Евклида. Успехами в разработке методов вычисления площадей поверхностей и объемов геометрических тел отмечена жизнь Архимеда (ок. 287-212 гг. до н. э.). Но в большей степени он известен как гениальный механик и инженер.
II-I вв. до н. э. характеризуются упадком эллинистических государств как под воздействием междоусобных войн, так ипод ударами римских легионеров, теряют свое значение культурные центры, приходят в упадок библиотеки, научная жизнь замирает. Это не могло не отразиться на книжно-компиляторском характере римской учености. Рим не дал миру ни одного мыслителя, который по своему уровню мог быть приближен к Платону, Аристотелю, Архимеду. Все это компенсировалось созданием компилятивных работ, носивших характер популярных энциклопедий.
Большой славой пользовалась девятитомная энциклопедия Марка Терренция Варрона (116-27 гг. до н. э.), содержавшая знания из области грамматики, логики, риторики, геометрии, арифметики, астрономии, теории музыки, медицины и архитектуры. Веком позже шеститомный компендиум, посвященный сельскому хозяйству, военному делу, медицине, ораторскому искусству, философии и праву, составляет Авл Корнелий Цельс. Наиболее известное сочинение этой поры - поэма Тита Лукреция Кара (ок. 99-95 гг. - ок. 55 г. до н. э.) «О природе вещей», в которой дано наиболее полное и систематическое изложение эпикурейской философии. Энциклопедическими работами были труды Гая Плиния Секунда Старшего (23-79 гг. н. э.), Луция Аннея Сенеки (4 г. до н. э. - 65 г н. э.).
Кроме этих компиляций, были созданы работы больших знатоков своего дела: сочинения Витрувия «Об архитектуре», Секста Юлия Фронтина «О римских водопроводах», Луция Юния Модерета Колемеллы «О сельском хозяйстве» ( в. н. э.). Ко П в. н. э. относится деятельность величайшего врача, физиолога и анатома Клавдия Галена (129-199 гг.) и астронома Клавдия Птолемея (ум. ок. 170 г. до н. э.), система которого объясняла движение небесных тел с позиций геоцентрического принципа и поэтому в течение столетий считалась наивысшей точкой развития теоретической астрономии.
Знания, которые формируются в эпоху Средних веков в Европе, вписаны в систему средневекового миросозерцания, для которого характерно стремление к всеохватывающему знанию, что вытекает из представлений, заимствованных из античности: подлинное знание - это знание всеобщее, аподиктическое (доказательное). Но обладать им может только творец, только ему доступно знать, и это знание только универсальное. В этой парадигме нет места знанию неточному, частному, относительному, неисчерпывающему.
Так как все на земле сотворено, то существование любой вещи определено свыше, следовательно, она не может быть несимволической. Вспомним новозаветное: «Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Слово выступает орудием творения, а переданное человеку, оно выступает универсальным орудием постижения мира. Понятия отождествляются с их объективными аналогами, что выступает условием возможности знания. Если человек овладевает понятиями, значит, он получает исчерпывающее знание о действительности, которая производна от понятий. Познавательная деятельность сводится к исследованию последних, а наиболее репрезентативными являются тексты Святого писания.
Все «вещи видимые» воспроизводят, но не в равной степени «вещи невидимые», т. е. являются их символами. И в зависимости от приближенности или отдаленности от Бога между символами существует определенная иерархия. Телеологизм выражается в том, что все явления действительности существуют по промыслу Бога и для предуготовленных им ролей (земля и вода служат растениям, которые в свою очередь служат скоту).
Как же, исходя из таких установок, может осуществляться познание? Только под контролем церкви. Формируется жесткая цензура, все противоречащее религии подлежит запрету. Так, в 1131 г. был наложен запрет на изучение медицинской и юридической литературы. Средневековье отказалось от многих провидческих идей античности, не вписывающихся в религиозные представления. Так как познавательная деятельность носит теологически-текстовый характер, то исследуются и анализируются не вещи и явления, а понятия. Поэтому универсальным методом становится дедукция (царствует дедуктивная логика Аристотеля). В мире, сотворенным Богом и по его планам, нет места объективным законам, без которых не могло бы формироваться естествознание. Но в это время существуют уже области знаний, которые подготавливали возможность рождения науки. К ним относят алхимию, астрологию, натуральную магию и др. Многие исследователи расценивают существование этих дисциплин как промежуточное звено между натурфилософией и техническим ремеслом, так как они представляли сплав умозрительности и грубого наивного эмпиризма.
Средневековая западная культура - специфический феномен. С одной стороны, продолжение традиций античности, свидетельство тому - существование таких мыслительных комплексов, как созерцательность, склонность к абстрактному умозрительному теоретизированию, принципиальный отказ от опытного познания, признание превосходства универсального над уникальным. С другой стороны, разрыв с античными традициями: алхимия, астрология, имеющие «экспериментальный» характер.
А на Востоке в средние века наметился прогресс в области математических, физических, астрономических, медицинских знаний. В X в. была переведена на арабский язык книга «Великая математическая система астрономии» Птолемея под названием «Аль-Магисте» (великое), которая потом вернулась в Европу как «Альмагест». Переводы и комментарии «Альмагеста» служили образцом для составления таблиц и правил расчета положения небесных светил. Также были переведены и «Начала» Евклида, и сочинения Аристотеля, труды Архимеда, которые способствовали развитию математики, астрономии, физики. Греческое влияние отразилось на стиле сочинений арабских авторов, которые характеризуют систематичность изложения материала, полнота, строгость формулировок и доказательств, теоретичность. Вместе с тем в этих трудах присутствует характерное для восточной традиции обилие примеров и задач чисто практического содержания. В таких областях, как арифметика, алгебра, приближенные вычисления, был достигнут уровень, который значительно превзошел уровень, достигнутый александрийскими учеными.
Становление нового стиля мышления ученого в мировоззренческом плане связано с принципиально иным пониманием отношения мира и ученого, идеального и реального мира, «мира земного» и «мира небесного».
Наиболее яркое и глубокое отражение оно нашло в учениях Фараби и его последователей ал-Хорезми, Фергани, Беруни, Улугбека и многих других.
Хайруллаев М.М. утверждает, что «Фараби был одним из мыслителей, благодаря которым в период средневековья народы Средней Азии внесли огромный вклад в формирование и развитие арабоязычной философии и социологии, в развитие всей мировой общественно-философской мысли».[1] Не случайно Фараби на Востоке называют «вторым учителем». Объясняя природу и социальное устройство общества он, как каждый ученый-энциклопедист, охвативший почти все отрасли средневековой науки, руководствовался своим собственным стилем мышления, уделяя особое внимание проблемам логики и эпистемологии. Он справедливо утверждал, что «логика отличает истинное от ложного в каждой вещи».[2] Комментируя учения Аристотеля Фараби подходил к нему не догматически, а творчески. Он писал: «Подражание Аристотелю должно быть таким, чтобы любовь к нему (никогда) не доходила до такой степени, когда его предпочитают истине, ни таким, когда оно становится предметом ненависти, способным вызвать желание его опровергнуть».[3]
Несомненной заслугой Фараби являются его плодотворные попытки раскрыть связи между различными категориями, поскольку каждая из них отражает различные стороны связи одного и того же. «Разве не видишь ты, - писал Фараби, - что один такой индивид, к примеру, Сократ, входит в понятие сущность; поскольку он человек в понятии количества, постольку он обладает величием, поскольку он белый, достойный или какой иной, в понятии отношения, поскольку он является отцом или сыном в понятии положения, поскольку он сидит или возлежит? То же можно сказать обо всем подобном».[4]
Эти мысли получили свое развитие и комментарии в трудах многих философов, в частности Рассела Б. Развивая свою науку к объяснению мира, он противопоставляет свой метод и свой стиль объяснения мира – религиозной догматикой.
Обобщение огромного количества частных квадратных уравнений в виде конечных типов их классификации, выполненное великим ученым средневековья ал-Хорезми, положило начало современной алгебре. Ал-Хорезми открыл безупречные методы их решения, которыми по существу, ежедневно пользуются все школьники мира. Методы эти обладают логическим совершенством, красотой созерцательного мышления, педагогическим удобством. Эвристический характер открытых им методов решения задач получил всеобщее признание в мировой науке, не случайно одно из понятий современной науки алгоритм этимологически связано с именем ал-Хорезми. Через его «Арифметику» европейцы познакомились с десятичной системой счисления и правилами (алгоритмами - от имени ал-Хорезми) выполнения четырех действий над числами, записанными по этой системе. Ал-Хорезми была написана «Книга об ал-джебр и ал-мукабала», целью которой было обучить искусству решений уравнений, необходимых в случаях наследования, раздела имущества, торговли, при измерении земель, проведении каналов и т. д. «Ал-джебр» (отсюда идет название такого раздела математики, как алгебра) и «ал-мукабала» - приемы вычислений, кот были известны Хорезми еще из «Арифметики» позднегреческого математика ( в.) Диофанта. Но в Европе об алгебраических приемах узнали только от ал-Хорезми. Никакой специальной алгебраической символики у него даже в зачаточном состоянии еще нет. Запись уравнений и приемы их решений осуществляются на естественном языке. Вот еще некоторые имена: Позже теория алгоритмов послужила основой математической логики, которая, в свою очередь, является логической основой развития современной компьютеризации. В наши дни алгоритмизация применяется и в других отраслях человеческой жизни.[5]
Научные труды ал-Фергани явились основой научных изысканий эпохи возрождения в Европе. Исследовательская деятельность всегда ведет ученых от познанного к непознанному. В связи с этим ал-Фергани признает, что «между учеными нет разногласия в том, что небо подобно сфере и, что оно вращается вместе со всем, что на нем из светил – как вращение сферы вокруг двух закрепленных неподвижных помостов, один из которых в северной стороне, а другой с южной стороны. Это относительно неба».[6] Это касается и всего того, что нас окружает и, таким образом, все учения и о суше и море, так же подобно сфере».[7] Вывод о том, что небо выпуклое, земля и сфера – вогнутые, был сделан давно. Но главное, как считает ал-Фергани, доказать истинность этих взглядов. Доказательство шарообразности земли в дальнейшем осуществлено Колумбом (в XV в.), Магелланом (в XVI в.), а много веков до этого на основе мыслительно-экспериментального мышления это было доказано ал-Фергани.
Беруни прослеживает трудный путь познания. Он уделяет особое внимание единице времени, необходимой для изучения исторических событий. «В соответствии с поставленной целью нам следует объяснить, что такое ночь и день и их совокупность, и какой момент принято считать их началом, ибо сутки для месяцев, годов и эпох – то же, что и единицы для чисел, из суток они складываются и на сутки разлагаются. Полное представление о сущности суток облегчает путь к пониманию того, что составляется из суток и строится на них».[8]
Беруни на основе сравнительно исторического стиля мышления с позиций здравого смысла, научной объективности и беспристрастности, во-первых, сопоставляет различные философские и религиозные системы и, во-вторых, пытается установить соответствие между взглядами на тот или иной вопрос представителей различных народов и религий – древних греков, доисламских персов и арабов, иудеев, христиан различных толков, мусульман сунитов, суфиев и т.д. В этом отношении характерно сопоставление им представлений о Боге индийцев, иудеев и христиан, о душе индийской мысли и Сократа, о спасении, как соединении с Богом у индийцев, о фантастических существах индийских мифов и греческой мифологии, о сословиях древних иранцев с индийскими, о религиозных законах греков и индийцев и т.д. В этом контексте обнаруживаются не только определенные аспекты культурных, научно-философских контактов, а также то, что Беруни являлся приверженцем принципов взаимообогащения, контактов между различными культурами, народами. Поражает его беспристрастная научная объективность и исследовательская деликатность.
Открытия в астрономии Улугбека и его учеников вели к пересмотру миропонимания в главном - представлении о космосе, к ликвидации разрыва между взглядами на земную природу и небесные явления. Они составили научный план и создали уникальную обсерваторию для организации наблюдения и фиксирования движения небесных тел, таким образом, сумели доказать переход в процессе познания небесных явлений от сущности первого порядка к сущности второго порядка и так далее. Благодаря обсерватории, построенной по проекту Улугбека, проводились наблюдения и фиксировались основные характеристики движения звезд на небе. Улугбек и его ученики, основываясь формально-логическим мышлением, при научных исследованиях применяли доказательный метод. Один из методов, который использовали для произведения опосредованного вычисления величины, был метод интерполяции. Так же в проведении научных исследований не менее важными являлись методы последовательных приближений и определения «уравнения скорости», аксиома, теорема, фантазия, аналогия и т.д. Объектом исследований являлись небесные тела, субъектами – астрономы-наблюдатели (Улугбек и его ученики). Средствами познания – секстант и др. Эти элементы вступали во взаимодействие в процессе наблюдения за видимыми движениями небесных тел».[9] Улугбек с большой точностью определил смещение точки весеннего равнодействия 51¢¢. Секстант Улугбека позволил получить наиболее точную величину звездного года – 365 суток 6 часов 10 минут 8 секунд. Этому способствовала тщательная научная обработка данных наблюдений.
v В философии наших великих предков удачно сочетается философский стиль мышления с естественнонаучным. Свои философские произведения они писали, опираясь на разделяемую ими картину мира. В частности известно, что Ибн Сина в историю вошел как князь философии и князь медицины. Он развивает мысль о единстве и взаимопроникновении философии и медицины, утверждая, что медицина лечит тело человека, а философия – его душу. В этой связи иначе звучит древний афоризм: «В здоровом теле здоровый дух», так как не только здоровое тело порождает, как правило, здоровый дух, но и здоровый дух обусловливает здоровое тело. Абу-Али ибн-Сина (Авиценна) -философ, математик, астроном, врач, чей «Канон врачебной науки» снискал мировую славу и представляет определенный познавательный интерес сегодня;
Вот ещё некоторые имена:
v Мухаммедаль-Баттани (850-929) - астроном, составивший новые астрономические таблицы;
v Ибн Юлас (950-1009), известный достижениями в области тригонометрии, составивший таблицы наблюдений лунных и солнечных затмений;
v Ибн аль-Хайсам (965-1020), сделавший значительные открытия в области оптики;
v Омар Хайям (1048-1122) - не только великий поэт, но и известнейший в свое время математик, астроном, механик, философ;
v Ибн Рушд (1126-1198) - философ, естествоиспытатель, добившийся больших успехов в области алхимии. Эти и многие другие выдающиеся ученые арабского средневековья внесли большой вклад в развитие медицины, в частности глазной хирургии, что натолкнуло на мысль об изготовлении из хрусталя линз для увеличения изображения. В дальнейшем это привело к созданию оптики.
Работая на основе традиций, унаследованных от египтян и вавилонян, черпая некоторые знания от индийцев и китайцев и, что самое важное, переняв у греков приемы рационального мышления, арабы применили все это в опытах с большим количеством веществ. Тем самым они вплотную подошли к созданию химии.
В XV в. после убийства Улугбека и разгрома Самаркандской обсерватории начинается период заката математических, физических и астрономических знаний на Востоке и центр разработки проблем естествознания, математики переносится в Западную Европу.
С первых двух глобальных революций в развитии научных знаний, происходивших в XV-XVH вв., создавших принципиально новое по сравнению с античностью и средневековьем понимание мира, и началась классическая наука, ознаменовавшая генезис науки как таковой, как целостного триединства, т. е. особой системы знания, своеобразного духовного феномена и социального института.
Подготовительный этап первой научной революции приходится на эпоху Возрождения (1448-1540). В этот период происходит постепенная смена мировоззренческой ориентации: для человека значимым становится посюсторонний мир, а автономным, универсальным и самодостаточным - индивид. В протестантизме происходит разделение знания и веры, ограничение сферы применения человеческого разума миром «земных вещей», под которым понимается практически ориентированное познание природы.
Поэтому первоначальное «целое» науки в отличие от философии - это математическое естествознание, и прежде всего механика. «Предоставив дело спасения души «одной лишь вере», протестантизм тем самым вытолкнул разум на поприще мировой практической деятельности - ремесла, хозяйства, политики. Применение разума в практической сфере тем более поощрялось, что сама эта сфера, с точки зрения реформаторов, приобретает особо важное значение: труд выступает теперь как своего рода мирская аскеза, поскольку монашескую аскезу протестантизм не принимает. Отсюда уважение к любому труду - как крестьянскому, так и ремесленному, как деятельности землекопа, так и деятельности предпринимателя. Этим объясняется характерное для протестантов признание особой ценности технических и научных изобретений, всевозможных усовершенствований, которые способствуют облегчению труда и стимулированию материального производства»'. В этих условиях и возникает экспериментально-математическое естествознание, отделившееся от собственно философии как особой сферы знания («великая дифференциация»).
Среди тех, кто непосредственно подготавливал рождение" науки, был Николай Кузанский (1401-1464), идеи которого оказали влияние на Джордано Бруно, Леонардо да Винчи, Николя Коперника, Галилео Галилея, Иоганна Кеплера.
В своих философских воззрениях на мир Николай Кузанский вводит методологический принцип совпадения противоположностей - единого и бесконечного, максимума и минимума, из которого следует тезис об относительности любой точки отсчета, тех предпосылок, которые лежат в фундаменте арифметики, геометрии, астрономии и других знаний. От сюда он делает заключение о предположительном характере всякого человеческого знания, а не только того, которое мы получаем, опираясь на опыт, как считали в античности. Поэтому он уравнивает в правах и науку, основанную на опыте, и науку, основанную на доказательствах.
Большое внимание Николай Кузанский придает измерительным процедурам, поэтому интерес представляет его попытка дать «опытное» обоснование геометрии с помощью взвешивания, которое воспринимается им как универсальный прием. Механические средства измерения уравниваются в правах с математическим доказательством, что уничтожает ранее непреодолимую грань между механикой, понимаемой как искусство, и математикой как наукой. Это те предпосылки, без которых не могло бы возникнуть исчисление бесконечно малых и механика как математическая наука.
Применяя принцип совпадения противоположностей к астрономии, Кузанский высказал предположение, что Земля не является центром Вселенной, а такое же небесное тело, как и Солнце и Луна, что подготавливало переворот в астрономии, который в дальнейшем совершил Коперник. А примененный к проблеме движения принцип совпадения противоположностей дал Н. Кузанскому возможность высказать идею о тождестве движения и покоя, что в корне противоречило античному и средневековому пониманию, утверждавшему, что покой и движение - качественно различные и принципиально несовместимые состояния.
Тот переворот, который совершил в астрономии польский астроном Николай Коперник (1473-1543), имел огромное значение для развития науки и философии и их отделения друг от друга. В год своей смерти он публикует труд «Об обращении небесных тел», в котором в качестве постулата утверждает, что все небесные тела являются сферами, вращающимися по круговым орбитам вокруг Солнца, восседающего на царском престоле и управляющего всеми светилами.
В этой гелиоцентрической концепции сформулировано новое миропонимание, согласно которому Земля - одна из планет, движущаяся по круговой орбите вокруг Солнца. Совершая обращение вокруг Солнца, она вращается и вокруг своей оси. Кажущиеся движения планет принадлежат не им, а Земле и через ее движение можно объяснить их неравномерности. Идея движения как естественного свойства небесных и земных тел - ценное достижение концепции Коперника. Кроме того, им высказана мысль о том, что движение тел подчинено некоторым общим закономерностям. Но он был убежден в конечности мироздания и считал, что Вселенная где-то заканчивается неподвижной твердой сферой, на которой закреплены неподвижные звезды.
Убеждение Коперника в ограниченности Вселенной твердой сферой было опровергнуто датским астрономом Тихо Браге (1546-1601), который сумел рассчитать орбиту кометы, проходившей вблизи планеты Венера. Согласно его расчетам, получалось, что эта комета должна была натолкнуться на твердую поверхность сферы, если бы та существовала, чего не произошло.
Джордано Бруно (1548-1600), который был в большей степени натурфилософом, чем математиком, физиком или астрономом, отстаивал идею бесконечности Вселенной, которая для него была единой и неподвижной. Он считал, что Вселенная не движется в пространстве, так как ничего нет вне ее, куда она могла бы переместиться, потому что она является всем. Она не рождается и не уничтожается, не уменьшается и не увеличивается. «Вселенной, таким образом, приписаны атрибуты божества: пантеизм потому и рассматривался церковью как опасное учение, что он вел к устранению трансцендентального Бога, к его имманентизации. К этим выводам не пришел Кузанец, хотя он и проложил тот путь, по которому до конца пошел Бруно».
А так как Вселенная бесконечна, то могут быть отменены и положения аристотелевской космогонии, в частности: вне мира нет ничего, Космос конечен. Отвергает Бруно и понятие абсолютного места (абсолютного верха и абсолютного низа), тем самым вводя идею относительности движения, столь необходимую для создания физики. Он делает предположение, что существует множество миров, подобных нашему. А это уже характеристики нового мышления.
Период с 1540 по 1650 г. характеризуется торжеством опытного (экспериментального) подхода к изучаемым явлениям: открытие кровообращения Гарвеем (1628), установление магнитных свойств Земли Гильбертом (1600), прогресс техники, открытие и применение телескопа и микроскопа, утверждение идеи гелиоцентризма и принципа идеализации (особенно важного для науки) Г. Галилеем.
Галилео Галилея (1564-1642) - итальянского физика и астронома - по праву относят к тем, кто стоял у истоков формирования науки. Опираясь на принцип совпадения противоположностей, сформулированный Николаем Кузанским, он применил его к решению проблемы бесконечного и неделимого. Решая проблему пустоты, известную еще с античности, Галилей допустил существование «мельчайших пустот» в телах, которые оказываются источником силы сцепления в них. С Галилея начинается рассмотрение проблемы движения, лежащей в основе классической науки. До него господствовало представление о движении, сформированное еще Аристотелем, согласно которому оно происходит, если существует сила, приводящая тело в движение; нет силы, действующей на тело, нет и движения тела. Кроме того, чтобы последнее продолжалось, необходимо сопротивление, другими словами, в пустоте движение невозможно, так как в ней нет ничего, что оказывало бы сопротивление.
Галилей предположил, что, если допустить существование абсолютно горизонтальной поверхности, убрать трение, то движение тела будет продолжаться. В этом предположении заключен закон инерции, сформулированный позже И. Ньютоном. Галилей был одним из первых мыслителей, кто показал, что непосредственное данные опыта не являются исходным материалом познания, что они всегда нуждаются в определенных теоретических предпосылках, другими словами, опыт «теоретически нагружен».
Галилей выделил два основных метода исследования природы:
а. Аналитический («метод резолюций») - прогнозирование чувственного опыта с использованием средств математики, абстрагирования и идеализации, благодаря чему выделяются элементы реальности, недоступные непосредственному восприятию (например, мгновенная скорость).
б. Синтетически-дедуктивный («метод композиции») - математическая обработка данных опыта выявляет количественные соотношения, на основе которых вырабатываются теоретические схемы, применяемые для интерпретации и объяснения явлений.
Идеи закона инерции и примененный Галилеем метод заложили основы классической физики. К его научным достижениям относятся: установление того, что скорость свободного падения тела не зависит от его массы, а пройденный путь пропорционален квадрату времени падения; создание теории параболического движения, теории прочности и сопротивления материалов, создание телескопа, открытие закона колебания маятника, экспериментальное установление того, что воздух обладает весом. В области астрономических исследований Галилей обосновал гелиоцентрическую систему Коперника в работе «Диалог о двух системах мира - Птолемеевской и Коперниковой», дополнив ее своими открытиями, что Солнце вращается вокруг своей оси, что на его поверхности есть пятна, обнаружил у Юпитера 4 спутника (сейчас их известно 13), что Млечный путь состоит из звезд.
Достижения в области астрономии были высоко оценены крупнейшим немецким математиком и астрономом Иоганном Кеплером (1571-1630). Занимаясь поисками законов небесной механики на основе обобщения данных астрономических наблюдений, он установил три закона движения планет относительно Солнца. В первом законе, отказавшись от представления Коперника о круговом движении планет вокруг Солнца, он утверждал, что каждая планета движется по эллипсу, в одном из фокусов которого находится Солнце. Из второго закона Кеплера следовало, что радиус-вектор, проведенный от Солнца к планете в равные промежутки времени, описывает равные площади. Это означало, что скорость движения планеты по орбите не постоянна, она тем больше, чем ближе планета к Солнцу. И согласно третьему закону, квадраты времен обращения планет вокруг Солнца относятся как кубы их средних расстояний от него. Кеплер разработал теорию солнечных и лунных затмений, предложив способы их предсказания, уточнил величину расстояния между Землей и Солнцем.
Естествоиспытатель сделал попытку не философского, а механического объяснения небесных движений, причиной которых считал взаимное притяжение тел, рассматривая их по аналогии с притяжением магнита, но природу сил тяготения для себя Кеплер еще не прояснил. Он не принимал закона инерции в той интерпретации, которую мы увидим у Декарта и Ньютона. Для него инерция тела состоит в его стремлении к покою, в сопротивлении движению - понимание, свойственное античности и средневековью. Вот поэтому Кеплер, также как и Аристотель, считал, что для приведения тела к движению необходим двигатель.
Непреходящая заслуга Френсиса Бэкона (1561-1626) - английского философа-материалиста и одного из основоположников науки - состояла в том, что он одним из первых заметил начавшийся в XV-XV вв. активный процесс «великой дифференциации». Иначе говоря, он уловил, что единое ранее знание (назвать ли его так, или философией, но это было единое духовное формообразование), - по современной терминологии «преднаука» - в силу экономических, политических и иных причин начинает объективно расчленяться, раздваиваться на два крупных (хотя и тесно связанных) «ствола» - собственно философию и науку, т. е. на два самостоятельных и специфических образования. Поэтому термины «философия» и «наука» у него далеко не синонимы.
Нисколько не умаляя роли философии, Ф. Бэкон предпринимает «Великое восстановление наук» (в книге, оставшейся не законченной) и фиксирует возникновение науки как «триединого целого» (система специализированного знания и его постоянного воспроизводства и обновления, социальный институт и форма духовного производства.
Своим творчеством Рене Декарт (1596-1650), французский философ и математик, призван был расчистить почву для постройки новой рациональной культуры и науки. Для этого нужен новый рационалистический Метод, прочным и незыблемым основанием которого должен быть человеческий разум.
В протяженной субстанции, или природе, как считает Декарт, мы можем мыслить ясно и отчетливо только ее величину (что тождественно с протяжением), фигуру, расположение частей, движение. Последнее понимается только как перемещение, ни количественные, ни качественные изменения к нему не относятся.
Наукой же, изучающей величину, фигуры, является геометрия, которая становится универсальным инструментом познания. И перед Декартом стоит задача - преобразовать геометрию так, чтобы с ее помощью можно было бы изучать и движение. Тогда она станет универсальной наукой, тождественной Методу. И создав систему координат, введя представление об одновременном изменении двух величин, из которых одна есть функция (кстати, термина «функция» еще в его терминологии нет) другой, Декарт внес в математику принцип движения. Теперь математика становится формально-рациональным методом, с помощью которого можно «считать» числа, звезды, звуки и т. д., любую реальность, устанавливая в ней меру и порядок с помощью нашего разума.
Французский мыслитель отождествляет пространство (протяженность) с материей (природой), понимая последнюю как непрерывную, делимую до бесконечности. Поэтому и космос у него беспределен. Но идею Дж. Бруно о множественности миров Декарт не разделяет.
Философ понимает движение как относительное, движение и покой равнозначны: тело может являться движущимся относительно одних тел, в то время как относительно других будет оставаться покоящимся. На этом основании он формулирует принцип инерции: тело, раз начав двигаться, продолжает это движение и никогда само собой не останавливается.
Гарантом и для закона инерции (первого закона природы) и для второго закона, утверждающего, что всякое тело стремится продолжать свое движение по прямой, согласно Декарту, выступает Бог-Творец. Третий закон определяет принцип движения сталкивающихся тел. Первый и второй законы признавались в физике Нового времени, третий же был подвергнут резкой критике.
Согласно Декарту, задача науки - вывести объяснение всех явлений природы из полученных начал, в которых нельзя усомниться, но устанавливаются эти начала философией. Поэтому его часто упрекают в априорном характере научных положений.
Декарт отмечает, что представление о мире, которое дает наука, отличается от реального природного мира, поэтому научные знания гипотетичны. Признание вероятностного их характера некоторые исследователи видят в нежелании Декарта навлечь на себя подозрение в подрыве религиозной веры. Но была и теоретическая причина, как считает П. П. Гайденко: «И причиной этой, как ни парадоксально, является божественное всемогущество. Какая же тут, казалось бы, может быть связь? А между тем простая: будучи всемогущим, Бог мог воспользоваться бесконечным множеством вариантов для создания мира таким, каким мы его теперь видим. А потому тот вариант, который предложен Декартом, является только вероятностным, - но в то же время он равноправен со всеми остальными вариантами, если только он пригоден для объяснения встречающихся в опыте явлений».
Нигде в предшествующем знании не существовало понимания природы как сложной системы механизмов, всемогущий Творец никогда не выступал в образе Бога-Механика, поэтому Декарту важно показать, что Бог владеет бесконечным арсеналом средств для построения машины мира, и хотя человеку не дано постичь, какие именно из средств использовал Бог, строя мир, человек, создавая науку, конструирует мир так, чтобы между ним и реальным миром имелось сходство. Вот поэтому предлагаемый в науке вариант объяснения мира носит гипотетический характер, но отнюдь не теряет своей объяснительной силы.
Сильное впечатление на современников произвела теория вихрей (космогоническая гипотеза) Декарта: мировое пространство заполнено особым легким, подвижным веществом, способным образовывать гигантские вихри. Хотя космогоническая гипотеза Декарта была отвергнута, но остались бессмертными его достижения в области математики: введение системы координат, алгебраических обозначений, понятия переменной, создание аналитической геометрии. Важна была также идея развития, содержащаяся в теории вихрей, и идея деления «корпускул» до бесконечности, что впоследствии было подтверждено атомной физикой.
Научную программу, которую создал Исаак Ньютон (1643- 1727), английский физик, он назвал «экспериментальной философией». В соответствии с ней исследование природы должно опираться на опыт, который затем обобщается при помощи «метода принципов», смысл которого заключается в следующем: проведя наблюдения, эксперименты, с помощью индукции вычленить в чистом виде связи явлений внешнего мира, выявить фундаментальные закономерности, принципы, которые управляют изучаемыми процессами, осуществить их математическую обработку и на основе этого построить целостную теоретическую систему путем дедуктивного развертывания фундаментальных принципов.
Ньютон создал основы классической механики как целостной системы знаний о механическом движении тел, сформулировал три ее основных закона, дал математическую формулировку закона всемирного тяготения, обосновал теорию движению небесных тел, определил понятие силы, создал дифференциальное и интегральное исчисление как язык описания физической реальности, выдвинул предположение о сочетании корпускулярных и волновых представлений о природе света. Механика Ньютона стала классическим образцом дедуктивной научной теории.
Также как и Ньютон, немецкий ученый Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646-1716) был убежден, что все в мире существующее должно быть объяснено с помощью исключительно механических начал. Природа - это совершенный механизм, и все - от неорганического до живых организмов - создано гениальным механиком Богом. И познаваться этот механизм может с помощью механических причин и законов.
Отметим основные научные достижения Лейбница (вопреки его механистическому материализму вначале, а затем объективному идеализму - особенно в «Монадологии»):
1. Открыл (одновременно с Ньютоном) дифференциальное и интегральное исчисления, что положило начало новой эре в математике.
2. Стал родоначальником математической логики и одним из создателей счетно-решающих устройств. В связи с этим основатель кибернетики Н. Винер назвал его своим предшественником и вдохновителем.
3. В вопросах физики и механики подчеркивал важную роль наблюдений и экспериментов, был одним из первых ученых, предвосхитивших закон сохранения и превращения энергии.
4. В трактате «Протагея» одним из первых пытался научно истолковать вопросы происхождения и эволюции Земли.
5. Изобрел специальные насосы для откачки подземных вод и создал другие оригинальные технические новшества.
6. Обратил внимание на теорию игр.
7. Указал на взаимосвязи, развитие и «тонкие опосредования» между растительным, животным и человеческим «царствами».
8. Ратовал за широкое применение научных знаний в практике.
В Новое время сложилась механическая картина мира, утверждающая: вся Вселенная - совокупность большого числа неизменных и неделимых частиц, перемещающихся в абсолютном пространстве и времени, связанных силами тяготения, подчиненных законам классической механики; природа выступает в роли простой машины, части которой жестко детерминированы; все процессы в ней сведены к механическим.
Механическая картина мира сыграла во многом положительную роль, дав естественнонаучное понимание многих явлений природы. Таких представлений придерживались практически все выдающиеся мыслители XV в. - Галилей, Ньютон, Лейбниц, Декарт. Для их творчества характерно построение целостной картины мироздания. Учеными не просто ставились отдельные опыты, они создавали натурфилософские системы, в которых соотносили полученные опытным путем знания с существующей картиной мира, внося в последнюю необходимые изменения. Без обращения к фундаментальным научным основаниям считалось невозможным дать полное объяснение частным физическим явлениям. Именно с этих позиций начинало формироваться теоретическое естествознание, и в первую очередь - физика.
В основе механистической картины мира лежит метафизический подход к изучаемым явлениям природы как не связанным между собой, неизменным и не развивающимся. Ярким примером использования его является классификация животного мира, изложенная известным шведским ученым-натуралистом Карлом Линнеем (1707-1778) в работе «Система природы». Достоинством ее является бинарная система обозначения растений и животных (где первое слово обозначает род, а второе - вид), дошедшая до настоящего времени. Расположив растения и животных в порядке усложнения их строения, ученый тем не менее не усмотрел изменчивости видов, считая их неизменными, созданными Богом.
Успешное развитие классической механики привело к тому, что среди ученых возникло стремление объяснить на основе ее законов все явления и процессы действительности. В конце XVH в. - первой половине ХГХ в. намечается тенденция использования научных знаний в производстве, причиной чему было развитие машинной индустрии, пришедшее на смену мануфактурному производству, что вызвало развитие технических наук. «Технические науки не являются простым продолжением естествознания, прикладными исследованиями, реализующими концептуальные разработки фундаментальных естественных наук. В развитой системе технических наук имеется свой слой как фундаментальных, так и прикладных знаний».
Классическим примером первых научно-технических знаний служит сконструированные X. Гюйгенсом механические часы, воплотившие теорию колебаний маятника в созданное техническое решение. Возникшие на стыке естествознания и производства технические науки проявляют свои специфические черты, отличающие их от естественнонаучного знания.
Начиная с создания немецким мыслителем Иммануилом Кантом (1724-1804) работы «Всеобщая естественная история и теория неба» в естествознание проникают диалектические идеи. Согласно гипотезе, изложенной в данной работе, Солнце, планеты и их спутники возникли из некоторой первоначальной бесформенной туманной массы, которая заполняла мировое пространство. Под действием притяжения из частиц образовывались отдельные сгущения, которые становились центрами притяжения, из одного такого центра образовалось Солнце, вокруг которого, двигаясь по кругу, расположились частицы в виде круговых туманностей. В них стали образовываться зародыши планет, которые начали вращаться вокруг своей оси. Вследствие трения частиц, из которых они образовались, Солнце и планеты сначала разогрелись, а потом начали остывать.
Почти через 40 лет после Канта французский математик и астроном П. Лаплас (1749-1847) выдвинул идеи, которые дополнили и развили кантовскую гипотезу, и в обобщенном виде эта космогоническая гипотеза Канта - Лапласа просуществовала почти 100 лет.
В XX в. диалектические идеи проникают в геологию и биологию. На смену теории катастрофизма, предложенной французским естествоиспытателем Ж. Кювье (1768-1832), пришла идея геологического эволюционизма английского естествоиспытателя Ч. Лайеля (1797-1875). В теории катастрофизма утверждалось, что отдельные периоды в истории Земли заканчиваются мировыми катастрофами, в результате которых старые виды растений и животных погибают и на смену им рождаются новые, ранее не существовавшие. Лайель же доказал, что для объяснения изменений, происшедших в течение геологической истории, нет необходимости прибегать к представлениям о катастрофах, а достаточно допустить длительный срок существования Земли.
В области биологии эволюционные идеи высказывал французский естествоиспытатель Ж. Б. Ламарк (1744-1829) в «Философии зоологии» и Ч. Р. Дарвин (1809-1882), создавший знаменитую работу «Происхождение видов путем естественного отбора, или Сохранение благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь» (1859). Согласно теории Дарвина, виды животных, растений с их целесообразной организацией возникли в результате отбора и накопления качеств, полезных для организмов в их борьбе за существование в данных условиях. Г. Менделем (1822-1884) в работе «Опыты над растительными гибридами», объединившей биологический и математический анализ, было дано достаточно адекватное объяснение изменчивости и наследственности свойств организмов, что положило начало генетике. Им было выделено важнейшее свойство генов - дискретность, сформулирован принцип независимости комбинирования генов при скрещивании. Но до 1900 г. работа Менделя оставалась неизвестной научной общественности.
В 30-х г. XX в. ботаником М. Я. Шлейденом (1804-1881) и биологом Т. Шванном (1810-1882) была создана клеточная теория строения растений и живых организмов.
Вплотную подходит к открытию закона сохранения и превращения энергии немецкий врач Ю. Р. Майер (1814-1878), который показал, что химическая, тепловая и механическая энергии могут превращаться друг в друга и являются равноценными. Английский исследователь Д. П. Джоуль (1818-1889) экспериментально продемонстрировал, что при затрате механической силы получается эквивалентное количество теплоты. Датский инженер Л. А. Кольдинг (1815-1888) опытным путем установил отношение между работой и теплотой, физик Г. Гельмгольц (1821-1894) доказал на основе этого закона невозможность вечного двигателя.
Среди открытий в химии важнейшее место занимает открытие периодического закона химических элементов выдающимся ученым химиком Д. И. Менделеевым (1834-1907).
Эволюционные идеи, нашедшие отражение в биологии, геологии подрывали механическую картину мира. Этому способствовали и исследования в области физики: открытие Ш. Кулоном (1736-1806) закона притяжения электрических зарядов с противоположными знаками, введение английским химиком и физиком М. Фарадеем (1791-1867) понятия электромагнитного поля, создание английским ученым Дж. Максвеллом (1831-1879) математической теории электромагнитного поля. Это привело к созданию электромагнитной картины мира.
В этот же период начинают развиваться и социально-гуманитарные науки. Так например создаётся экономическая теория, на основе которой несколько позднее Г. Зиммель (1858-1918) формулирует философию денег, изложенную в одноименной работе. Возникновение социально-гуманитарных наук завершило формирование науки как системы дисциплин, охватывающих все основные сферы мироздания: природу, общество и человеческий дух. Наука приобрела привычные для нас черты универсальности, специализации и междисциплинарных связей. Экспансия науки на все новые предметные области, расширяющееся технологическое и социально-регулятивное применение научных знаний, сопровождались изменением институционального статуса науки. Дальнейшее развитие науки вносит существенные отклонения от классических ее канонов.
В конце ХIХ - начале XX в. считалось, что научная картина мира практически построена, и если и предстоит какая-либо работа исследователям, то это уточнение некоторых деталей. Но вдруг последовал целый ряд открытий, которые никак в нее не вписывались.
В 1896 г. французский физик А. Беккерель (1852-1908) открыл явление самопроизвольного излучения урановой соли, природа которого не была понята. В поисках элементов, испускающих подобные «беккерелевы лучи», Пьер Кюри (1859-1906) и Мария Склодовская-Кюри (1867-1934) в 1898 г. открывают полоний и радий, а само явление называют радиоактивностью. В 1897 г. английский физик Дж. Томсон (1856-1940) открывает составную часть атома - электрон, создает первую, но очень недолго просуществовавшую модель атома. В 1900 г. немецкий физик М. Планк (1858-1947) предложил новый (совершенно не отвечающий классическим представлениям) подход: рассматривать энергию электромагнитного излучения величину дискретную, которая может передаваться только отдельными, хотя и очень небольшими, порциями - квантами. На основе этой гениальной догадки ученый не только получил уравнение теплового излучения, но она легла в основу квантовой теории.
Английский физик Э. Резерфорд (1871-1937) экспериментально устанавливает, что атомы имеют ядро, в котором сосредоточена вся их масса, а в 1911 г. создает планетарную модель строения атома, согласно которой электроны движутся вокруг неподвижного ядра и в соответствии с законами классической электродинамики непрерывно излучают электромагнитную энергию. Но ему не удается объяснить, почему электроны, двигаясь вокруг ядра по кольцевым орбитам и непрерывно испытывая ускорение, следовательно, излучая все время кинетическую энергию, не приближаются к ядру и не падают на его поверхность.
Датский физик Нильс Бор (1885-1962), исходя из модели Резерфорда и модифицируя ее, введя постулаты (постулаты Бора), утверждающие, что в атомах имеются стационарные орбиты, при движении по которым электроны не излучают энергии, ее излучение происходит только в тех случаях, когда электроны переходят с одной стационарной орбиты на другую, при этом происходит изменение энергии атома, создал квантовую модель атома. Она получила название модели Резерфорда-Бора. Это была последняя наглядная модель атома.
В 1924 г. французский физик Луи де Бройль (1892-1987) выдвинул идею о двойственной, корпускулярно-волновой природе не только электромагнитного излучения, но и других микрочастиц. В 1925 г. швейцарский физик-теоретик В. Паули (1900-1958) сформулировал принцип запрета: ни в атоме, ни в молекуле не может быть двух электронов, находящихся в одинаковом состоянии.
В 1926 г. австрийский физик-теоретик Э. Шредингер (1887-1961) вывел основное уравнение волновой механики, а в 1927 г. немецкий физик В. [ейзенберг (1901-1976) - принцип неопределенности, утверждавший: значения координат и импульсов микрочастиц не могут быть названы одновременно и с высокой степенью точности.
В 1929 г. английский физик П. Дирак (1902-1984) заложил основы квантовой электродинамики и квантовой теории гравитации, разработал релятивистскую теорию движения электрона, на основе которой предсказал (1931) существование позитрона - первой античастицы. Античастицами назвали частицы, подобные своему двойнику, но отличающиеся от него электрическим зарядом, магнитным моментом и др. В 1932 г. американский физик К. Андерсон (р. 1905) открыл позитрон в космических лучах.
В 1934 г. французские физики Ирен (1897-1956) и Фриде-рикЖолио-Кюри (1900-1958) открыли искусственную радиоактивность, а в 1932 г. английский физик Дж. Чедвик (1891-1974) - нейтрон. Создание ускорителей заряженных частиц способствовало развитию ядерной физики, была выявлена неэлементарность элементарных частиц. Но поистине революционный переворот в физической картине мира совершил великий физик-теоретик А. Эйнштейн (1879-1955), создавший специальную (1905) и общую (1916) теорию относительности.
Как мы помним из предыдущего раздела, в механике Ньютона существуют две абсолютные величины - пространство и время. Пространство неизменно и не связано с материей. Время - абсолютно и никак не связано ни с пространством, ни с материей. Эйнштейн отвергает эти положения, считая, что пространство и время органически связаны с материей и между собой. Тем самым задачей теории относительности становится определение законов четырехмерного пространства, где четвертая координата - время. Эйнштейн, приступая к разработке своей теории, принял в качестве исходных два положения; скорость света в вакууме неизменна и одинакова во всех системах, движущихся прямолинейно и равномерно друг относительно друга, и для всех инерциальных систем все законы природы одинаковы, а понятие абсолютной скорости теряет значение, так как нет возможности ее обнаружить.
Кроме того, он построил математическую теорию броуновского движения, разработал квантовую концепцию света, а за открытие фотоэффекта в 1921 г. ему была присуждена Нобелевская премия, дал физическое истолкование геометрии Н. Н. Лобачевского (1792-1856).
Говоря об открытии специальной теории относительности, нельзя не вспомнить нидерландского физика А. Лоренца (1853-1928), который в 1892 г. вывел уравнение (получившее название «преобразования Лоренца»), дающее возможность установить, что при переходе от одной инерциальной системе к другой могут изменяться значения времени и размеры движущегося тела в направлении скорости движения. А крупнейший французский математик и физик Анри Пуанкаре (1854-1912), который и ввел название «преобразование Лоренца», первым начал пользоваться термином «принцип относительности», независимо от Эйнштейна развил математическую сторону этого принципа и практически одновременно с ним показал неразрывную связь между энергией и массой.
Если в классической науке универсальным способом задания объектов теории были операции абстракции и непосредственной генерализации наличного эмпирического материала, то в неклассической введение объектов осуществляется на пути математизации, которая выступает основным индикатором идей в науке, приводящих к созданию новых ее разделов и теорий. Математизация ведет к повышению уровня абстракции теоретического знания, что влечет за собой потерю наглядности.
Переход от классической науки к неклассической характеризует та революционная ситуация, которая заключается во вхождении субъекта познания в «тело» знания в качестве его необходимого компонента. Изменяется понимание предмета знания: им стала теперь не реальность «в чистом виде», как она фиксируется живым созерцанием, а некоторый ее срез, заданный через призму принятых теоретических и операционных средств и способов ее освоения субъектом. Поскольку о многих характеристиках объекта невозможно говорить без учета средств их выявления, постольку порождается специфический объект науки, за пределами которого нет смысла искать подлинный его прототип. Выявление относительности объекта к научно-исследовательской деятельности повлекло за собой то, что наука стала ориентироваться не на изучение вещей как неизменных, а на изучение тех условий, попадая в которые они ведут себя тем или иным образом,
Так как исследователь фиксирует только конкретные результаты взаимодействия объекта с прибором, то это порождает некоторый «разброс» в конечных результатах исследования. Отсюда вытекает правомерность и равноправность различных видов описания объекта, построение его теоретических конструктов.
Научный факт перестал быть проверяющим. Теперь он реализуется в пакете с иными внутритеоретическими способами апробации знаний: принцип соответствия, выявление внутреннего и когерентного совершенства теории. Факт свидетельствует, что теоретическое предположение оправдано для определенных условий и может быть реализовано в некоторых ситуациях. Принцип экспериментальной проверяемости наделяется чертами фундаментальности, т. е. имеет место не «интуитивная очевидность», а «уместная адаптированность».
Концепция монофакторного эксперимента заменилась полифакторной: отказ от изоляции предмета от окружающего воздействия якобы для «чистоты рассмотрения», признание зависимости определенности свойств предмета от динамичности и комплексности его функционирования в познавательной ситуации, динамизация представлений о сущности объекта - переход от исследования равновесных структурных организаций к анализу неравновесных, нестационарных структур, ведущих себя как открытые системы. Это ориентирует исследователя на изучение объекта как средоточия комплексных обратных связей, возникающих как результирующая действий различных агентов и контрагентов.
На основе достижений физики развивается химия, особенно в области строения вещества. Развитие квантовой механики позволило установить природу химической связи, под последней понимается взаимодействие атомов, обусловливающее их соединение в молекулы и кристаллы. Создаются такие химические дисциплины, как физикохимия, стереохимия, химия комплексных соединений, начинается разработка методов органического синтеза.
В области биологии русским физиологом растений и микробиологом Д. И. Ивановским (1864-1920) был открыт вирус и положено начало вирусологии. Получает дальнейшее развитие генетика, в основе которой лежат законы Менделя и хромосомная теория наследственности американского биолога Т. Ханта (1866-1945). Хромосомы - структурные элементы ядра клетки, содержащие дезоксирибонуклеиновую кислоту (ДНК), которая является носителем наследственной информации организма. При делении ДНК точно воспроизводится, обеспечивая передачу наследственных признаков от поколения к поколению. Американский биохимик Дж. Уотсон (р. 1928) и английский биофизик Ф. Крик (р. 1916) в 1953 г. создали модель структуры ДНК, что положило начало молекулярной генетике. Датским биологом В. Йогансоном (1857-1927) было введено понятие «ген» - единица наследственного материала, отвечающая за передачу некоторого наследуемого признака.
Важнейшим событием развития генетики было открытие мутаций - внезапно возникающих изменений в наследственной системе организмов. Хотя явление мутаций было известно уже давно: в 1925 г. отечественный микробиолог Г.А. Натсон (1867-1940) установил действие радиоизлучения на наследственную изменчивость у грибов, в 1927 г. американский генетик Г Д. Меллер (1890-1967) обнаружил мутагенное действие рентгеновских лучей на дрозофил. Систематическое изучение мутаций было предпринято голландским ученым Хугоде Фризом (1842-1935), установившим, что индуцированные мутации могут возникать в результате радиоактивного облучения организмов или под воздействием некоторых химических веществ.
В результате развития генетики в этот период было выяснено, что изменчивость растительного или животного организма может быть достигнуто двумя способами: либо непосредственным воздействием внешней среды без изменения наследственного аппарата организма, либо стимулированием мутаций, приводящих к изменениям наследственного аппарата (генов, хромосом).
Не менее значительные достижения были отмечены в области астрономии. Напомним, что под Вселенной (Метагалактикой) понимается доступная наблюдению и исследованию часть мира. Здесь существуют большие скопления (100- 200 млрд.) звезд - галактики, в одну из которых - Млечный Путь - входит Солнечная система. Наша Галактика состоит из 150 млрд. звезд (светящихся плазменных шаров), среди которых Солнце, галактические туманности, космические лучи, магнитные поля, излучения. Солнечная система находится далеко от ядра Галактики, на ее периферии, на расстоянии около 30 световых лет. Возраст Солнечной системы около 5 млрд. лет. На основании «эффекта Доплера» (австрийский физик и астроном) было установлено, что Вселенная расширяется с очень высокой скоростью.
В 1922 г. математик и геофизик А. А. Фридман (1888-1925) нашел решение уравнений общей теории относительности для замкнутой нестационарной расширяющейся Вселенной, ставшее математическим фундаментом большинства современных космогонических теорий.
Астрономы и астрофизики пришли к выводу, что Вселенная находится в состоянии непрерывной эволюции. Звезды, которые образуются из газово-пылевой межзвездной среды, в основном из водорода и гелия, под действием сил гравитации различаются по «возрасту». Причем образование новых звезд происходит и сейчас.
Сжимаясь под действием гравитационных сил, звезда нагревается, внутри нее растет давление. При достижении определенной критической температуры начинается термоядерная реакция, сопровождающаяся выделением огромного количества тепла. На следующей стадии под действием гравитационных сил наступает момент равновесия. В этом состоянии звезда может существовать довольно долго. Так, например, Солнце будет находиться в этом состоянии 13 млрд лет, около 5 из них уже прошло. Но потом наступает момент, когда водород, находящийся в центре звезды, где происходит термоядерная реакция, будет израсходован. Температура внутри звезды будет уменьшаться, будет снижаться давление и иссякнут возможности сопротивляться гравитации. Ядро звезды, состоящее теперь уже только из гелия, начинает сжиматься, образуя плотную, горячую область. Теперь термоядерная реакция будет протекать на периферии звезды, где еще сохранился водород. В это время размер звезды и ее светимость увеличиваются. В результате она превращается в красного гиганта. Температура гелиевого ядра возрастает, и начинается новая ядерная реакция превращения гелия в углерод.
В зависимости массы звезды от массы Солнца после всего этого цикла она превращается либо в белого карлика - заключительный этап эволюции звезд, либо наступает гравитационный коллапс - вспышка сверхновой звезды, либо образуется черная дыра - сфера, из которой не могут выйти ни частицы, ни какое-либо излучение ввиду того, что очень велико поле тяготения внутри нее.
В 1963 г. открыты квазары - астрономические тела, находящиеся вне пределов Галактики. В 1965 г. американские астрономы А. Пензиас (р. 1933) и Р. Вильсон (р. 1936) обнаружили фоновое радиоизлучение. Как метко назвал его известный астроном и астрофизик И. С. Шкловский (1916-1985) - реликтовое излучение, не возникающее во Вселенной в настоящее время. Расширение Вселенной и реликтовое излучение являются вполне убедительными доводами в пользу стандартной модели происхождения Вселенной, или теории «большого взрыва». В 1967 г. были открыты пульсары - космические тела, являющиеся источниками радиоизлучения. В 1903 г. ученным в работе «Исследование мировых пространств реактивные приборами» заложены начала теории космических полетов. В ней сформулированы основные принципы баллистики ракет, предложена схема жидкостного реактивного двигателя, а также принцип конструирования ракет - идеи, которые несколько позднее были востребованы и творчески освоены последователями Циолковского. Создается наука, нацеленная на изучение и освоение космического пространства - космонавтика. Ознаменовался этот период развития науки созданием кибернетики - науки об управлении, связи и переработке информации, теории систем. Интенсивное развитие промышленного производства, космических исследований стимулирует дальнейшее совершенствование технических наук.
Характерное для классического этапа стремление к абсолютизации методов естествознания, выразившееся в попытках применения их в социально-гуманитарном познании, все больше и больше выявляло свою ограниченность и односторонность. Наметилась тенденция формирования новой исследовательской парадигмы, в основании которой лежит представление об особом статусе социально-гуманитарных наук.
Как реакция на кризис механистического естествознания и как оппозиция классическому рационализму в конце XX в. возникает направление, представленное В. Дильтеем, Ф. Ницше, Г. Зиммелем, А. Бергсоном, О. Шпенглером и др., - «философия жизни». Здесь жизнь понимается как первичная реальность, целостный органический процесс, для познания которой неприемлемы методы научного познания, а возможны лишь внерациональные способы - интуиция, понимание, вживание, вчувствование и др.
Представители баденской школы неокантианства В. Виндельбанд (1848-1915) и Г. Риккерт (1863-1936) считали, что «науки о духе» и естественные науки прежде всего различаются по методу. Первые (идеографические науки) описывают неповторимые, индивидуальные события, процессы, ситуации; вторые (номотетические), абстрагируясь от несущественного, индивидуального, выявляют общее, регулярное, закономерное в изучаемых явлениях.
Испытавший на себе сильное влияние В. Виндельбанда и Г. Риккерта немецкий социолог, историк, экономист Макс Вебер (1864-1920) не разделяет резко естественные и социальные науки, а подчеркивает их единство и некоторые общие черты. Существенная среди них та, что они требуют «ясных понятий», знания законов и принципов мышления, крайне необходимых в любых науках. Социология вообще для него наука «номотетическая», строящая свою систему понятий на тех же основаниях, что и естественные науки - для установления общих законов социальной жизни, но с учетом ее своеобразия.
Предметом социального познания для Вебера является «культурно-значимая индивидуальная действительность». Социальные науки стремятся понять ее генетически, конкретно-исторически, не только какова она сегодня, но и почему она сложилась такой, а не иной. В этих науках выявляются закономерно повторяемые причинные связи, но с акцентом на индивидуальное, единичное, культурно-значимое. В них преобладает качественный аспект исследования над количественным, устанавливаются вероятностные законы, исходя из которых объясняются индивидуальные события. Цель социальных наук - познание жизненных явлений в их культурном значении. Система ценностей ученого имеет регулятивный характер, определяя выбор им предмета исследования, применяемых методов, способов образования понятий.
Вебер отдает предпочтение причинному объяснению по сравнению с законом. Для него знание законов не цель, а средство исследования, которое облегчает сведение культурных явлений к их конкретным причинам, поэтому законы применимы настолько, насколько они способствуют познанию индивидуальных связей. Особое значение для него имеет понимание как своеобразный способ постижения социальных явлений и процессов. Понимание отличается от объяснения в естественных науках, основным содержанием которого является подведение единичного под всеобщее. Но результат понимания не есть окончательный результат исследования, это лишь высокой степени вероятности гипотеза, которая для того, чтобы стать научным положением, должна быть верифицирована объективными научными методами.
В качестве своеобразного инструмента познания и как критерий зрелости науки Вебер рассматривает овладение идеальным типом. Идеальный тип - это рациональная теоретическая схема, которая не выводится из эмпирической реальности непосредственно, а мысленно конструируется, чтобы облегчить объяснение «необозримого многообразия» социальных явлений. Мыслитель разграничивает социологический и исторический идеальные типы. С помощью первых ученый «ищет общие правила событий», с помощью вторых - стремится к каузальному анализу индивидуальных, важных в культурном отношении действий, пытается найти генетические связи. Вебер выступает за строгую объективность в социальном познании, так как вносить личные мотивы в проводимое исследование противоречит сущности науки. В этой связи можно вскрыть противоречие: с одной стороны, по Веберу, ученый, политик не может не учитывать свои субъективные интересы и пристрастия, с другой стороны, их надо полностью отвергать для чистоты исследования.
Начиная с Вебера намечается тенденция на сближение естественных и гуманитарных наук, что является характерной чертой постнеклассического развития науки.
Постнеклассическая наука формируется в 70-х годах XX в. Этому способствуют революция в хранении и получении знаний (компьютеризация науки), невозможность решить ряд научных задач без комплексного использования знаний различных научных дисциплин, без учета места и роли человека в исследуемых системах. Так, в это время развиваются генные технологии, основанные на методах молекулярной биологии и генетики, которые направлены на конструирование новых, ранее в природе не существовавших генов. На их основе, уже на первых этапах исследования, были получены искусственным путем инсулин, интерферон и т. д. Основная цель генных технологий - видоизменение ДНК. Работа в этом направлении привела к разработке методов анализа генов и геномов, а также их синтеза, т. е. конструирование новых генетически модифицированных организмов. Разработан принципиально новый метод, приведший к бурному развитию микробиологии - клонирование.
Внесение эволюционных идей в область химических исследований привело к формированию нового научного направления - эволюционной химии. Так, на основе ее открытий, в частности разработки концепции саморазвития открытых каталитических систем, стало возможным объяснение самопроизвольного (без вмешательства человека) восхождения от низших химических систем к высшим.
Наметилось еще большее усиление математизации естествознания, что повлекло увеличение уровня его абстрактности и сложности. Так, например, развитие абстрактных методов в исследованиях физической реальности приводит к созданию, с одной стороны, высокоэффективных теорий, таких как электрослабая теория Салама-Вайнберга, квантовая хромодинамика, «теория Великого Объединения», суперсимметричные теории, а с другой - к так называемому «кризису» физики элементарных частиц. Так, американский физик М. Гутцвиллер в 1994 г. писал: «Несмотря на все обещания, физика элементарных частиц превратилась в кошмар, несмотря на ряд глубоких интуитивных прозрений, которые мы эксплуатировали некоторое время. Неабелевы поля известны 40 лет, кварки наблюдались 25 лет назад, а гармоний открыт 20 лет назад. Но все чудесные идеи привели к моделям, которые зависят от 16 открытых параметров... Мы даже не можем установить прямые соответствия с массами элементарных частиц, поскольку необходимая для этого математика слишком сложна даже для современных компьютеров... Но даже когда я пытаюсь читать некоторые современные научные статьи или слушаю доклады некоторых своих коллег, меня не оставляет следующий вопрос: имеют ли они контакт с реальностью? Разрешите мне в качестве примера привести антиферромагнетизм, который снова популярен после открытия сверхпроводящих медных окислов. Сверхизощренные модели антиферромагнетизма были предложены и разработаны чрезвычайно тщательно людьми, которые ни разу не слышали, да и слышать не хотят, о гематите, или о том, что, как каждый знает, называется ржавым гвоздем»[10].
Развитие вычислительной техники связано с созданием микропроцессоров, которые были положены также в основание создания станков с программным управлением, промышленных роботов, для создания автоматизированных рабочих мест, автоматических систем управления.
Прогресс в 80 - 90-х гг. XX в. развития вычислительной техники вызван созданием искусственных нейронных сетей, на основе которых разрабатываются и создаются нейрокомпьютеры, обладающие возможностью самообучения в ходе решения наиболее сложных задач. Большой шаг вперед сделан в области решения качественных задач. Так, на основе теории нечетких множеств создаются нечеткие компьютеры, способные решать подобного рода задачи. А внесение человеческого фактора в создание баз данных привело к появлению высокоэффективных экспертных систем, которые составили основу систем искусственного интеллекта.
Поскольку объектом исследования все чаще становятся системы, экспериментирование с которыми невозможно, то важнейшим инструментом научно-исследовательской деятельности выступает математическое моделирование. Его суть в том, что исходный объект изучения заменяется его математической моделью, экспериментирование с которой возможно при помощи программ, разработанных для ЭВМ. В математическом моделировании видятся большие эвристические возможности, так как «математика, точнее математическое моделирование нелинейных систем, начинает нащупывать извне тот класс объектов, для которых существуют мостики между мертвой и живой природой, между самодостраиванием нелинейноэволюционирующих структур и высшими проявлениями творческой интуиции человека»[11].
На базе фундаментальных знаний быстро развиваются сформированные в недрах физики микроэлектроника и наноэлектроника. Электроника - наука о взаимодействии электронов с электромагнитными полями и о методах создания электронных приборов и устройств, используемых для передачи информации. И если в начале XX в. на ее основе было возможно создание электронных ламп, то с 50-х гг. развивается твердотельная электроника (прежде всего полупроводниковая), а с 60-х гг. - микроэлектроника на основе интегральных схем. Развитие последней идет в направлении уменьшения размеров, содержащихся в интегральной схеме элементов до миллиардной доли метра - нанометра (нм), с целью применения при создании космических аппаратов и компьютерной техники.
Все чаще объектами исследования становятся сложные, уникальные, исторически развивающиеся системы, которые характеризуются открытостью и саморазвитием. Среди них такие природные комплексы, в которые включен и сам человек - так называемые «человекоразмерные комплексы»; медикобиологические, экологические, биотехнологические объекты, системы «человек-машина», которые включают в себя информационные системы и системы искусственного интеллекта и т. д. С такими системами осложнено, а иногда и вообще невозможно экспериментирование. Изучение их немыслимо без определения границ возможного вмешательства человека в объект, что связано с решением ряда этических проблем.
Поэтому не случайно на этапе постнеклассической науки преобладающей становится идея синтеза научных знаний - стремление построить общенаучную картину мира на основе принципа универсального эволюционизма, объединяющего в единое целое идеи системного и эволюционного подходов. Концепция универсального эволюционизма базируется на определенной совокупности знаний, полученных в рамках конкретных научных дисциплин (биологии, геологии и т. д.) и вместе с тем включает в свой состав ряд философско-мировоззренческих установок. Часто универсальный, или глобальный, эволюционизм понимают как принцип, обеспечивающий экстраполяцию эволюционных идей на все сферы действительности и рассмотрение неживой, живой и социальной материи как единого универсального эволюционного процесса.
Системный подход внес новое содержание в концепцию эволюционизма, создав возможность рассмотрения систем как самоорганизующихся, носящих открытый характер. Как отмечал академик Н. Н. Моисеев, все происходящее в мире можно представить как отбор и существуют два типа механизмов, регулирующих его:
1) адаптационные, под действием которых система не приобретает принципиально новых свойств;
2) бифуркационные, связанные с радикальной перестройкой системы.
Моисеев предложил принцип экономии энтропии, дающий «преимущества» сложным системам перед простыми. Эволюция может быть представлена как переход от одного типа самоорганизующейся системы к другой, более сложной. Идея принципа универсального эволюционизма основана на трех важнейших концептуальных направлениях в науке конца XX в.:
1) теории нестационарной Вселенной;
2) синергетики;
3) теории биологической эволюции и развитой на ее основе концепции биосферы и ноосферы.
Модель расширяющейся Вселенной, о которой подробно было рассказано выше, существенно изменила представления о мире, включив в научную картину мира идею космической эволюции. Теория расширяющейся Вселенной испытала трудности при попытке объяснить этапы космической эволюции от первовзрыва до мировой секунды после него. Ответы на эти вопросы даны в теории раздувающейся Вселенной, возникшей на стыке космологии и физики элементарных частиц.
В основу теории положена идея «инфляционной фазы» - стадии ускоренного расширения. После колоссального расширения в течение невероятно малого отрезка времени установилась фаза с нарушенной симметрией, что привело к изменению состояния вакуума и рождению огромного числа частиц. Несимметричность Вселенной выражается в преобладании вещества над антивеществом и обосновывается «великим объединением» теории элементарных частиц с моделью раздувающейся вселенной. На этой основе удалось описать слабые, сильные и электромагнитные взаимодействия при высоких энергиях, а также достичь прогресса в теории сверхплотного вещества. Согласно последней, возникла возможность обнаружить факт, состоящий в том, что при изменении температуры в сверхплотном веществе происходит ряд фазовых переходов, во время которых меняются свойства вещества и свойства элементарных частиц, составляющих это вещество. Подобного рода фазовые переходы должны были происходить при охлаждении расширяющейся Вселенной вскоре после «Большого взрыва». Таким образом, устанавливается взаимосвязь между эволюцией Вселенной и процессом образования элементарных частиц, что дает возможность утверждать - Вселенная может представлять уникальную основу для проверки современных теорий элементарных частиц и их взаимодействий[12].
Следствием теории раздувающейся Вселенной является положение о существовании множества эволюционно развивающихся вселенных, среди которых, возможно, только наша оказалась способной породить такое многообразие форм организации материи. А возникновение жизни на Земле обосновывается на основе антропного принципа, устанавливающего связь существования человека (как наблюдателя) с физическими параметрами Вселенной и Солнечной системы, а также с универсальными константами взаимодействия и массами элементарных частиц. Данные космологии, полученные в последнее время, дают возможность предположить, что потенциальные возможности возникновения жизни и человеческого разума были заложены уже в начальных стадиях развития Метагалактики, когда формировались численные значения мировых констант, определившие характер дальнейших эволюционных изменений.
Вторым концептуальным положением, лежащим в основе принципа универсального эволюционизма, явилась теория самоорганизации - синергетика -(об истории ее возникновения и особенностях см. гл. II, часть 6). Неоценим вклад в развитие этой науки И. Пригожина, который на основе своих открытий в области неравновесной термодинамики показал, что в неравновесных открытых системах возможны эффекты, приводящие не к возрастанию энтропии и стремлению термодинамических систем к состоянию равновесного хаоса, а к «самопроизвольному» возникновению упорядоченных структур, к рождению порядка из хаоса. Синергетика изучает когерентное, согласованное состояние процессов самоорганизации в сложных системах различной природы. Для того, чтобы было возможно применение синергетики, изучаемая система должна быть открытой и нелинейной, состоять из множества элементов и подсистем (электронов, атомов, молекул, клеток, нейронов, органов, сложных организмов, социальных групп и т. д.), взаимодействие между которыми может быть подвержено лишь малым флуктуациям, незначительным случайным изменениям, и находиться в состоянии нестабильности, т. е. - в неравновесном состоянии.
Синергетика использует математические модели для описания нелинейных процессов, которые могут быть процессами самоорганизации в изучении лазера или самоподдерживающимися и саморазвивающимися структурами в плазме. Синергетика устанавливает, какие процессы самоорганизации происходят в природе и обществе, какого типа нелинейные законы управляют этими процессами и при каких условиях, выясняет, на каких стадиях эволюции хаос может играть позитивную роль, а когда он нежелателен и деструктивен.
Однако применение синергетики в исследовании социальных процессов ограничено в некоторых отношениях:
1. Удовлетворительно поняты, с точки зрения синергетики, могут быть только массовые процессы. Поведение личности, мотивы ее деятельности, предпочтения едва ли могут быть объяснены с ее помощью, так как она имеет дело с макросоциальными процессами и общими тенденциями развития общества. Она дает картину макроскопических, социоэкономических событий, где суммированы личностные решения и акты выбора индивидов. Индивид же, как таковой, синергетикой не изучается.
2. Синергетика не учитывает роль сознательного фактора духовной сферы, так как не рассматривает возможность человека прямо и сознательно противодействовать макротенденциям самоорганизации, которые присущи социальным сообществам.
3. При переходе на более высокие уровни организации возрастает количество факторов, которые участвуют в детерминации изучаемого социального события, в то время как синергетика применима к исследованию таких процессов, которые детерминированы небольшим количеством фактов[13].
По-новому на этапе становления постнеклассической науки зазвучали идеи В. И. Вернадского о биосфере и ноосфере, высказанные им еще в 20-х годах XX в., рассматриваемые ныне как естественнонаучное обоснование принципа универсального эволюционизма.
Вернадский утверждает, что закономерным этапом достаточно длительной эволюции развития материи является биосфера - целостная система, которая обладает высокой степенью самоорганизации и способностью к эволюции. Это особое геологическое тело, структура и функции которого определяются специфическими особенностями Земли и космоса. Биосфера является самоорганизующейся системой, чье функционирование обусловлено «существованием в ней живого вещества - совокупности живых организмов, в ней живущих»[14]. Биосфера - живая динамическая система, находящаяся в развитии, осуществляемом под воздействием внутренних структурных компонентов ее, а также под влиянием все возрастающих антропогенных факторов. Благодаря последним растет могущество человека, в результате деятельности которого происходят изменения структуры биосферы. Под влиянием научной мысли человека и человеческого труда она переходит в новое состояние - ноосферу. В концепции Вернадского показано, что жизнь представляет собой целостный эволюционный процесс (физический, геохимический, биологический), включенный в космическую эволюцию.
Таким образом, в постнеклассической науке утверждается парадигма целостности, согласно которой мироздание, биосфера, ноосфера, общество, человек и т. д. представляют собой единую целостность. И проявлением этой целостности является то, что человек находится не вне изучаемого объекта, а внутри него, он лишь часть, познающего целого. И, как следствие такого подхода, мы наблюдаем сближение естественных и общественных наук, при котором идеи и принципы современного естествознания все шире внедряются в гуманитарные науки, причем имеет место и обратный процесс. Так, освоение наукой саморазвивающихся «человекоразмерных» систем стирает ранее непреодолимые границы между методологиями естествознания и социального познания. И центром этого слияния, сближения является человек.
Концепция открытой рациональности, развивающаяся в постнеклассической науке, выразилась, в частности, в том, что европейская наука конца XX - начала XX в. стала ориентироваться и на восточное мышление. Без этого, возможно, немыслима современная концепция природы. «Мы считаем, - пишут И. Пригожин и И. Стенгерс, - что находимся на пути к новому синтезу, новой концепции природы. Возможно, когда-нибудь нам удастся слить воедино западную традицию, придающую первостепенное значение экспериментированию и количественным формулировкам, и такую традицию, как китайская: с ее представлениями о спонтанно изменяющемся самоорганизующемся мире»[15].
Центральной идеей концепции глобального эволюционизма является идея (принцип) коэволюции, т. е. сопряженного, взаимообусловленного изменения систем, или частей внутри целого. Возникшее в области биологии при изучении совместной эволюции различных биологических видов, их структур и уровней организации понятие коэволюции сегодня характеризует корреляцию эволюционных изменений как материальных, так и идеальных развивающихся систем. Представление о коэволюционных процессах, пронизывающих все сферы бытия - природу, общество, человека, культуру, науку, философию и т. д., - ставит задачу еще более тесного взаимодействия естественнонаучного и гуманитарного знания для выявления механизмов этих процессов.
Идея синтеза знаний, создание общенаучной картины мира становится основополагающей на этапе постнеклассического развития науки. Одной из весьма удачных попыток создать современную общенаучную картину мира на основе идей глобального эволюционизма является концепция Э. Янча, предложенная в его работе «Самоорганизующаяся Вселенная: научные и гуманистические следствия возникающей парадигмы эволюции». Автор показывает, что все уровни неживой и живой материи, а также явления социальной жизни - нравственность, мораль, религия и т. д. - развиваются как диссипативные структуры. Поэтому эволюция представляется ему целостным процессом, составными частями которого являются физико-химический, биологический, социальный, экологический, социально-культурный процессы. На каждом уровне выявляются специфические его особенности.
Источником космической эволюции Э. Янч называет нарушение симметрии, выражающееся в преобладании вещества над антивеществом, повлекшее за собой возникновение различного рода сил - гравитационных, электромагнитных, сильных, слабых. На следующем этапе эволюции возникает жизнь - «тонкая сверхструктурированная физическая реальность», усложнение которой приводит к коэволюции организмов и экосистем, в результате чего впоследствии происходит социальная эволюция, при которой возникает специфическое свойство, связанное с мыслительной деятельностью. Тем самым Э. Янч включает в самоорганизующуюся Вселенную человека, придав глобальной эволюции гуманистический смысл.
Становление постнеклассической науки не приводит к уничтожению методов и познавательных установок классического и неклассического исследования. Они будут продолжать использоваться в соответствующих им познавательных ситуациях, постнеклассическая наука лишь четче определит область их применения.
Ориентируясь на сложившееся к сегодняшнему дню понимание науки как объекта исследования, т.е. науки о науке, или рефлексии науки, или самосознания науки, или философии науки (что в принципе одно и то же), можно выделить следующие подходы к исследованию и пониманию предмета «наука» или «научное познание мира».
1. Наука в контексте становления человеческой культуры может рассматриваться как:
v наука знание,
v наука деятельность,
v наука институт.
При более подробной характеристике это: наука как система знаний о мире (Вселенной, обществе, человеке), наука как человеческая деятельность по получению новых знаний, наука как одна из организационных форм (институт) функционирования общества, государства.
Функционированием науки как системы уже полученного знания занимается сама наука. Именно в сфере науки происходит получение, отбор, систематизация, обобщение, популяризация научных знаний и представление их на общее (внешнее) или дальнейшее внутреннее использование. В первом случае знания используются в материально-практической жизни общества или же его духовном обогащении, во втором - для постановки новых научных исследований, формирования новых исследовательских программ. Промежуточным вариантом является система образования, в которой научные знания служат как для внешнего, так и для внутреннего (по отношению к науке) использования.
Исследованием науки как специфической человеческой деятельности, направленной на познание мира (природы и духа, материального и идеального) занимаются философия, методология и логика науки, а также философская теория познания.
Исследованием науки как особого социального явления (сообщество ученых) или как специфического социального института (учреждения) занимается науковедение.
Особая дисциплина - история науки, которая имеет отношение ко всем ее «ипостасям», хотя чаще всего историко-научные исследования ограничиваются фактологическим описанием по типу «что, где и когда?».
Надо отметить, что как и все членения (аналитические схемы) предмета исследования, данное разделение приблизительно. Например, проблемы дисциплинарной организации науки: становления и функционирования различных областей знаний и научных дисциплин, взаимосвязь и взаимодействие научных знаний с процессами их интеграции, синтеза и дифференциации, - есть проблемы и направления анализа науки и как деятельности, и как системы знания, и как организационного (в данном случае дисциплинарного) ее устройства.
Рассмотрим основные подходы к пониманию науки как особого социального явления и института.
Для простоты и ясности понимания науки как формального социального учреждения (института), которое организационно оформляет (можно сказать, формализует) естественно складывающееся сообщество ученых (можно сказать, «естественный организм»), нужно иметь в виду, что науке как «институту» и науке как «сообществу» присущи все характерные черты «государства» и «социальных групп».
В первом случае мы имеем систему учреждений и организационных форм: систему управления (административные должности руководителей и подчиненных); систему иерархии (степени и звания), систему организации (кафедры, научные институты, общества, академии, системы семинаров, конференций, конгрессов, съездов, совещаний); систему правового регулирования (законы и уложения об авторском праве, статусе ученых и научных коллективов); систему средств производства (инструментально-экспериментальное оборудование, лабораторные помещения, информационные системы).
Во втором случае мы можем увидеть в сообществе ученых типичные черты любого человеческого сообщества. В научном сообществе живут и работают люди (и все человеческое им не чуждо, как бы сказал Сенека). В этом сообществе адептов истины есть и «генераторы идей», и простые исполнители, есть рабы и господа (отношения, которые основаны на той или иной форме материально-административной зависимости ученых друг от друга), есть и негласные традиции и нормы поведения, есть и общепринятая этика и протокол официальных отношений, есть ретрограды с обскурантами (придерживающиеся старого и препятствующие новому), есть нормы и идеалы научного познания, есть «внутринаучные идеологии» (например, «математическая идеология» в естествознании, «физическая идеология» в химии), есть воры и жулики (воровство идей, плагиат, разработка псевдозначимых для науки и практики тем - распространенное и, к сожалению, часто очень замаскированное явление), есть и мошенники (сознательно шельмующие экспериментальные результаты или теоретические выкладки), есть судьи и суды (рецензенты и экспертные советы), есть конъюнктурщики и следователи моды (выбирающие направление исследований не по «научной совести», не по «приоритетам Истины», а по внешним приоритетам, сейчас это проявляется в массовой экологизации и компьютеризации науки). Наконец, в научном сообществе есть, просто говоря, не только умные, но и дураки.
Нетрудно увидеть, что названные особенности и формы отношений в сообществе ученых и институте науки предполагают множество сложных проблем, требующих специального анализа. Поскольку проблемы науковедения не являются предметом настоящей работы, мы ограничимся вышесказанным и ниже будем преимущественно анализировать проблемы философии и методологии науки с опорой на историко-логические реалии становления научного знания.
Наука и научное знание как целостные образования (системы) состоят из частей (элементов), научных областей или дисциплин. В первом приближении по предмету познания научное знание и науку можно разделить на два основных раздела: естественные науки и науки о духе.
Естественные науки - это науки о «естестве» - природе (по-гречески природа physis, по-латыни - natura). Объекты естественных наук преимущественно материальные (за исключением пространства и времени, однако согласно некоторым концепциям пространство и время связываются со свойствами материальных объектов). Материальные объекты состоят из вещества и поля. Вещество имеет массу покоя и пространственно-временные измерения. Поле (гравитационное, электромагнитное) не имеет массы, но имеет пространственно-временные измерения. По объект-предметным областям естественные науки подразделяются на физику, химию, биологию, геологию и, соответственно, на множество частных их разделов и ин-тердисциплинарных областей (частных наук) . Для примера назовем механику, электродинамику, молекулярную физику, органическую химию, аналитическую химию, физическую химию, биофизическую химию, биохимию, зоологию, орнитологию, физиологию, биогеохимию, экологию. Можно сказать, что естественные науки изучают Природу и ее творения.
Науками о духе с середины XX в. называются все сферы науки, в которых исследуются творения духовно-культурной деятельности человека и идеальные объекты природы (интеллект, сознание, Бог, платоновские идеи): религия, искусство, общество, государство, право, экономика. Отсюда науками о духе будут теология, религиоведение, эстетика, социология, этика, экономика, правоведение. Как видно, науки о духе - это науки об идеальных объектах. Идеальные объекты, какими бы они не были, существуют, реальны (т.е. их можно выделить как объекты), но они не имеют массы и не имеют пространственных измерений.
Надо оговориться, что все науки можно назвать естественными, поскольку человек есть часть природы и, соответственно, вся его духовная и материальная деятельность естественна, как естественна деятельность любых живых организмов. Но такое обобщение было бы формальным, поскольку человек наделен свободой воли и, соответственно, свободой сотворчества с Природой.
Кроме наук о природе и наук о духе выделяются некоторые науки, которые можно отнести и к естественным наукам, и к наукам о духе: психология, антропология, этнография, социобиология, экология и эсхатология (в современной постановке). Можно сказать, что к таким промежуточным наукам относится и математика. Немало ее важных положений генетически связан с естествознанием, например, дифференциальное и интегральное исчисления, заложенные Лейбницем и Ньютоном, а ряд других положений представляются как творения чистого разума, свободной игры человеческого ума.
Существенно также подчеркнуть, что если первичное разделение науки на те или иные области мы производим преимущественно по объект-предметной их направленности, то более частные дисциплины могут иметь другие классификационные инварианты.
При рассмотрении вопроса зарождения новых научных дисциплин на предметно-логическом уровне можно выделить три основных компонента, которые, оставаясь инвариантными (по отдельности или в сочетании), обусловливают автономизацию некоторой области знания в системе науки: предмет, метод, познавательная цель. Выделение такой триады компонентов , конечно, схематизация и упрощение проблемы, но в первом приближении такой подход представляется достаточно правильным и, пожалуй, достаточно распространенным (проблемы дальнейшего оформления новых областей знания в институте науки, т.е. оформления в социально-организационном плане - особый и дополнительный вопрос).
Другая сторона исследований в сфере предметных областей, обозначаемых понятиями «наука» и «научное знание», выражается в выделении при их методологическом анализе фундаментальных и прикладных областей. На проблемах и нюансах такого разделения следует остановится особо.
Исследования в области философско-методологических вопросов техники, в том числе и проблем взаимодействия естественнонаучных и технических знаний, в настоящее время начали развиваться достаточно интенсивно, хотя и далеки от охвата всего спектра современных проблем.
Существует множество определений понятий «техника» и «техническая наука». Мы согласны с тем, что «...практически все десятки и сотни определений техники весьма полезны, отражают или уровень научного или теоретического анализа и знания данной эпохи, или определенные материальные, научные или социальные связи техники, или ее культурный контекст»[16]
Для рассмотрения проблем взаимодействия наук в сфере техники нам, однако, следует произвести рабочее, более или менее однозначное разделение понятий «естественная наука» и «техническая наука». Содержание понятия «естественная наука», или «наука о природе», достаточно и не будет здесь обсуждаться в деталях, так как эти детали - вопрос специальный и его обсуждение входит в рамки настоящего исследования. Исходя из деятельностного подхода, ориентируясь на работы по «философии естествознания» и «философии техники», под технической наукой мы подразумеваем в первую очередь научную деятельность по созданию искусственных («антропогенных») материальных образований для реализации преобразующих природу целей человека и общества.
Нетрудно заметить, что названный выше признак является необходимым, но не достаточным для разделения естествознания и техники, естественнонаучной и технической научной деятельности. Действительно, естествознание и внутри собственного института во многих его разделах создает искусственные материальные образования: синтез элементов в ядерно-физических установках, синтез химических веществ, создание биосистем с помощью методов генной инженерии и др., причем это может делаться для реализации познавательных (духовных) целей, а не обязательно с практической целью преобразования природы в интересах общества. Последнее замечание дает нам как раз возможность сформулировать второй признак технической науки, который в совокупности с первым составит уже необходимое и достаточное условие для более или менее однозначного разделения понятий «естествознание» и «техника». Этот признак - центральная целевая установка познавательной деятельности. Для естествознания такой центральной целевой установкой является познание природы во всем ее многообразии вне обязательной связи с практическими задачами человека и общества, для техники - познание природы и создание искусственных материаль- ; ных образований с целью решения практических задач преобразования природы для человека и общества.
Два названных признака технического знания, технической науки дают важные методологические ориентиры для рассмотрения как проблемы взаимодействия естествознания и техники в целом, так и проблемы взаимодействия естественнонаучных и технических знаний в той или иной технической сфере. Здесь имеется в виду рассмотрение как актуальных взаимодействий, так и взаимодействий в аспекте исторической обусловленности технического знания естественнонаучным, и наоборот.
В методологическом отношении одним из центральных и чрезвычайно часто обсуждаемых является вопрос о соотношении в соответствующей области технического знания фундаментальных и прикладных исследований. Здесь специально выделяется, что понятия «фундаментальное исследование» и «прикладное исследование» не являются полярными по содержанию и противоположными по смыслу. Это хорошо видно при рассмотрении фундаментальных и прикладных исследований по таким их составляющим, как предмет, метод и цель исследования, а также его результат. Например, прикладные исследования тепловых машин привели к получению фундаментального научного знания - второму началу термодинамики и, наоборот, фундаментальные исследования генетического кода привели к становлению высоконаучной технологии - генной инженерии как основы современной биотехнологии. В истории таких примеров очень много.
Ошибочное противопоставление, противоположение фундаментальных и прикладных исследований (лингвистически выражаемое союзом «и») проистекает из того, что часто в области прикладной инженерно-технической деятельности фундаментальные знания не получаются и не используются (или используются мало); соответственно, в области фундаментальных исследований многие разделы получаемого нового знания не находят реальных прикладных применений. В силу этого можно прийти к выводу, что противоположение исследований на фундаментальные и прикладные может основываться не на различении предмета или метода (они могут и совпадать), а на различении цели исследовательской деятельности и соответствующих ей ценностных ориентации.
Цель «чисто фундаментальных» исследований - получение нового знания о мире с элементами его вечности, духовной познавательной ценности. При этом фундаментальное научное знание может быть и эмпирическим (заряд электрона, структура ДНК и т.п.), и теоретическим (теория относительности, принцип соответствия и т.п.), и теоретико-экспериментальным (квантовая химия, термодинамика и т.п.). При этом фундаментальное знание может быть и прикладным, и неприкладным в зависимости от конкретных обстоятельств как во время его получения (если цель практическая, прикладная), так и после того, по мере созревания социального заказа.
Следует также отметить, что нефундаментальное знание (т.е. не вечное, преходящее) может быть во всех вариантах и: теоретическим, и прикладным, и неприкладным. Например, учения о теплороде и флогистоне могут быть охарактеризованы как теоретико-экспериментальные и прикладные (на основании учения о теплороде вполне можно решать многие задачи теплопередачи). Нужно еще раз подчеркнуть, что полярными по содержанию являются понятия «фундаментальное знание» - «нефундаментальное знание», «прикладное знание» - «неприкладное знание», «теоретическое знание» - «эмпирическое знание», «духовная цель» - «практическая цель»; но никак не противоположны понятия «фундаментальное знание (исследование)» - «прикладное знание (исследование)». Отличие здесь только по цели. Цель «чисто прикладных» исследований в отличие от «чисто фундаментальных» - не духовно-познавательная, а утилитарная - практический результат, удовлетворяющий социальному заказу.
Таким образом, выбор путей реализации исследовательской деятельности и отбор результатов исследований в фундаментальных исследованиях регулируется такими ценностными критериями, как достоверность, точность, соответствие имеющейся системе достоверного знания и т.д. В прикладных исследованиях регуляция осуществляется на основании других ценностных критериев: потребительскими характеристиками продукта-результата и технико-экономическими характеристиками технологического процесса (технологичность, материалоемкость, энергоемкость, надежность и т. п.). Последнее обстоятельство часто приводит к тому, что в прикладных исследованиях минуется сложный этап фундаментальных исследований и предпочтение отдается получению эмпирических методик, практических рекомендаций, опытных правил и прочим случайно обнаруженным взаимосвязям конструктивных и технических параметров и т.п., если они дают возможность выполнить соответствующий социальный заказ.
К сказанному полезно привести рассуждения М.В. Ломоносова, высказанные два столетия назад и вполне отчетливо разделяющие области фундаментального и технического знания (как известно, греческое слово «тэхне» - искусство, мастерство). В лекции «Слово о пользе химии» он говорил: «Учением приобретенные познания разделяются на науки и художества. Науки подают ясное о вещах понятие и открывают потаенное действий и свойств причины; художества к преумножению человеческой пользы оные употребляют. Науки довольствуют врожденное и вкорененное в нас любопытство; художества снисканием прибытка увеселяют. Науки художествам путь открывают; художества происхождение наук ускоряют. Обои общею пользою согласно служат. В обоих их коль велико и коль необходимо есть употребление химии, ясно показывают исследование натуры и многие в жизни человеческой полезные художества»[17] У Ломоносова художества - все области деятельности по созданию искусственных объектов, творений человека: технические устройства, металлургия, архитектура и изобразительные искусства. Это понятно из вышеприведенных слов, а также следующих: «Между художествами первое место, по моему мнению, имеет металлургия, которая учит находить и очищать металлы и другие минералы... Ибо металлы подают укрепление и красоту важнейшим вещам, в обществе потребным. Ими украшаются храмы Божий и блистают монаршие престолы, или защищаются от нападения неприятельского, или утверждаются корабли и, силою их связаны, между бурными вихрями в морской пучине плавают»[18] В словах Ломоносова обсуждаемые выше проблемы взаимоотношений фундаментальных и технических знаний обозначены достаточно отчетливо, в том числе выделяются и разделы химии как естественнонаучной и технической области знания, которая «показывает исследование натуры» и «полезные художества».
Далее при рассмотрении «жизни научного организма» (наш акцент на естествознании) в его истории выделяют натурфилософию (в период синкретической фазы становления человеческого миропонимания в рамках единого знания - философии). Из натурфилософии выделились естествознание, особенно начиная с работ Г. Галилея и И. Ньютона, а также и философия и методология науки, начиная с работ Р. Декарта и Ф. Бэкона.
Прежде чем приступить к рассмотрению вопросов методологии науки, проведем анализ известных определений (дефиниций) этой специфической области познания мира, отличающейся по ряду особенностей от эстетического, практического и религиозного познания человека и мира.
Есть много определений понятий «наука» и «научное знание», в которых выделяются не всегда одни и те же родовые и видовые признаки. Что касается «родовой принадлежности» науки, то здесь сходимости в различных определениях больше, чем в определениях ее видовых признаков: как правило, наука рассматривается как составная часть человеческой культуры, цивилизации, как реализация основного видового признака человека наделенность разумом. (Homo sapens - Человек разумный).
Вначале приведем устоявшиеся определения, введенные в справочные издания.
В «Философском энциклопедическом словаре» 1983 г. издания дано следующее определение понятия «наука»: [19]«Наука - сфера человеческой деятельности, функцией которой является выработка и теоретическая систематизация объективных знаний о действительности. В ходе исторического развития наука превращается в производительную силу общества и важнейший социальный институт. Понятие «наука» включает в себя как деятельность по получению нового знания, так и результат этой деятельности - сумму полученных к данному моменту научных знаний, образующих в совокупности научную картину мира. Термин «наука» употребляется также для обозначения отдельных отраслей научного знания» [Словарь, 1983, с.403].
В «Краткой философской энциклопедии» 1994 г. издания приводится схожее определение: «Наука (греч. episteme, лат. scientia) - сфера человеческой деятельности, функцией которой является выработка и теоретическая схематизация объективных знаний о действительности; отрасль культуры, которая существовала не во все времена и не у всех народов. Родоначальниками науки как отрасли культуры, выполняющей самостоятельную функцию, были греки, передавшие затем ее в качестве особого идеала культурной жизни европейским народам (точнее сказать, европейские народы приняли этот идеал). Наука образует сущность человеческого знания»[20]
Рассмотрим в связи с этим некоторые известные дефиниции понятий «наука» и «научное знание», даваемые известными мыслителями. Вполне понятно, что, выделяя характерные признаки научности знания, мы одновременно решаем вопрос и об отнесении той или иной деятельности к научной и ненаучной сферам, смотря по тому, какого рода знания получаются в результате соответствующей деятельности.
Основным признаком научности знания и науки И. Кант считал систематичность. По Канту, научные знания - это знания, представляющие собой обязательно систему согласно «архитектонике чистого разума». Особенно ясно эти мысли выражены в разделе «Трансцендентальное учение о методе» в «Критике чистого разума»: «Под архитектоникой я разумею искусство построения системы. Так как обыденное знание именно лишь благодаря систематическому единству становится наукой, т.е. из простого агрегата знаний превращается в систему, то архитектоника есть учение о научной стороне наших знаний вообще, и, следовательно, она необходимо входит в учение о методе» [Кант, 1994а, с.486]. Важно, что во всех определениях Кантом науки выделяемым инвариантом является ее систематичность. Так, он пишет: «Что касается сторонников научного метода, то перед ними выбор: действовать либо догматически, либо скептически, но они при всех случаях обязаны быть систематичными»[21] Что касается идеала научности знания, то для Канта, как мы знаем, это была математика: «В любом частном учении о природе можно найти науки в собственном смысле столько, сколько имеется в нем математики»[22].Шопенгауэр, отрицая идеал математического знания как эталона научности, близок к Канту в выделении основного признака научного знания. Если у Канта это систематичность, то у Шопенгауэра близкое по смыслу понятие общности. Шопенгауэр писал: «...цель науки не большая достоверность (ибо последнюю может иметь и самое отрывочное отдельное сведение), но облегчение знаний посредством его формы (вспомним здесь об «архитектонике» Канта) и данная этим возможность полноты знания. Поэтому ложно рассматривать мнение, что научность знания заключается в большей достоверности, и столь же ложно вытекающее отсюда утверждение, будто лишь математика и логика - науки в подлинном смысле слова, так как только они, в силу своей априорности, обладают неопровержимой достоверностью познания. Этого последнего преимущества у них нельзя оспаривать , но оно вовсе не дает им особого права на научность, которая состоит не в достоверности, а в систематической форме познания (прямая преемственность с мыслями Канта - В.К.), основанной на постепенном восхождении от всеобщего к особенному»[23]. Мыслитель XX в. К. Ясперс сходится с Кантом и Шопенгауэром, выделяя один из главных признаков науки - общезначимость, но принципиально расходится с Шопенгауэром в том, что выделяет еще и достоверность научного знания, а также наличие методов. В разделе «Характеристики современной науки» он писал: «Науке присущи три необходимых признака: познавательные методы, достоверность и общезначимость.
Я обладаю научным знанием лишь в том случае, если осознаю метод, посредством которого я это знание обретаю, следовательно, могу обосновать его и показать в присущих ему границах.
Я обладаю научным знанием лишь в том случае, если полностью уверен в достоверности моего знания. Тем самым я обладаю знанием и о недостоверности, вероятности и невероятности.
Я обладаю научным знанием лишь тогда, когда это знание общезначимо.
В силу того, что понимание научных знаний, без сомнения, доступно рассудку любого человека, научные выводы широко распространяются, сохраняя при этом свое смысловое тождество. Единодушие - признак общезначимости. Там, где на протяжении длительного времени не достигнуто единодушие всех мыслящих людей, возникает сомнение в общезначимости научного знания»[24]. Заметим, что общезначимое или «единодушное» знание не есть Удовлетворительный критерий достоверности и тем более истинности, т.е. объективности знания. Скорее это конвенциалистский критерий, а здесь мы уже приходим к точке зрения конвенционализма, выраженного наиболее определенно А. Пуанкаре. В неопозитивизме критерием научности знания является его подтверждаемость (верифицируемость), что связывается с логически непротиворечивыми языком и логикой описания данных опыта, представленных в «протокольных суждениях» (т.е. суждениях, описывающих непосредственный опыт).
В свою очередь, представителем постпозитивизма К. Поппером был выдвинут противоположный позитивистскому критерий научности знания - так называемый «принцип фальсификации, согласно которому знание может приниматься как научное, «если класс его потенциальных фальсификаторов не равен нулю».
Наконец, в «анархистской теории научного знания» П. Фейерабенда утверждается, что для подлинной науки должна быть свойственна «пролиферация научных теорий», т.е. не только допустимо, но и необходимо создавать самые разные варианты для описания и объяснения тех или иных исследуемых в науке объектов.
К этому надо также добавить преемственность научного знания, что выражено в известном принципе соответствия.
Если теперь выделить инвариантный видовой признак научного знания из всех вышеприведенных определений и характеристик, то это будет, безусловно, общность и систематичность, а не достоверность, как представляется многим на первый взгляд. История науки подтверждает это: многие знания, получаемые в сфере науки, устаревали, пересматривались заново, просто опровергались, но они входят в контекст научного познания как научные ввиду их претензии на общезначимость и систематичную форму представления. Если же говорить словами Канта, то специфика научного знания и научного метода - это специфическая архитектоника.
В итоге можно перечислить основные критерии научности знания:
v общность и систематичность,
v общезначимость (интерсубъективность),
v объективность (независимость от субъекта познании),
v наличие специальных осознанных познавательных методов (теоретических и экспериментальных),
v достоверность (верифицируемость),
v критикуемость (фальсифицируемость),
v дополнительность (от корпускулярно-волнового дуализма до методологического анархизма П. Фейерабенда),
v преемственность (выражается принципом соответствия).
Вначале среди отобранных критериев научности знания попробуем выбрать абсолютно инвариантные. К таковым не будут относиться, казалось бы, с первого взгляда «самые научные» критерии: объективность и достоверность. Действительно, если понимать объективность знания как наличие в нем элементов знаний об объекте каков он есть на самом деле, «сам по себе», без влияния познавательной системы (человека с экспериментально-теоретическим инструментарием), то этот идеал уходит по мере развития науки. Можно ориентироваться, например, на периодизацию изменения норм научности знания в терминах: классическая наука, неклассическая наука и постнеклассическая наука (соответственно: классическое, неклассическое и постнеклассическое научное знание) [Степин,1992]. Наблюдая развитие науки от классического периода (классическая механика, электродинамика) к неклассическому периоду (квантовая механика как описание единой системы «исследуемый объект-человек и его инструменты»), а далее к постнеклас-сическому периоду (человек во взаимодействиях с открытыми саморазвивающимися системами, возрастание роли аксиологических критериев оценки научного знания), мы видим утрату классического идеала объективного знания. В физике микрочастиц, квантовой механике «наблюдаемую систему» (объект и его окружение) и «наблюдающую систему» (субъект и его инструменты) невозможно разделить ни в экспериментальной ситуации, ни в теоретическом описании.
Здесь знание остается объективным только в смысле, придаваемом этому понятию Кантом как общезначимому знанию, имеющему основания в пределах возможного опыта (т.е. можно сказать, что научное знание XX в. весьма приблизилось к критериям Канта). Понятие «объективное» у Канта поясняется так: «Таким образом, объективное значение и необходимая всеобщность суть тождественные понятия, и хотя мы не знаем объекта самого по себе, но когда мы придаем суждению всеобщность и через то необходимость, то этим самым придаем ему и объективное значение»[25] Что касается достоверности, то в истории науки имеется масса примеров научных знаний, которые потом были опровергнуты или принципиальным образом пересмотрены (отсюда они не стали ненаучными, иначе большую часть истории науки следовало бы вычеркнуть как не ее историю: геоцентризм, учение о стихиях и эфире в античности, учения о флогистоне и теплороде).
Надо отметить, что научное знание, строго говоря, не претендует на постижение Истины, поскольку в науке принимаются не абсолютные, а условные критерии достоверности знания (критерии верифицируемости): практичность (характерна для экспериментальных наук), прагматичность (характерна для технических наук), понятийно-терминологическая строгость и логическая непротиворечивость (характерны для теоретических наук, особенно для математики, логики, теоретической физики), простота (один из вариантов - принцип экономии мышления у Э. Маха), очевидность, красота, соответствие здравому смыслу. Эти критерии принимаются различными группами ученых в различные времена, как правило, на основании ситуационных предпочтений (определяемых областью знания, традициями, исторической ситуацией), что подтверждает их условность и относительность.
Не всякое научное знание преемственно, не всякие научные описания одного и того же объекта можно считать дополнительными (если одно явно ошибочное, или же просто не воспринимается представителями альтернативной концепции, или же вообще никакого дополнительного описания объекта нет, а есть пока только одно). Не всякое научное знание общезначимо (особенно это касается принципиально новых идей, которые могут быть длительное время значимы только для единиц или только для автора).
Что касается принципов верификации и фальсификации, то их можно объединить в принцип проверяемости знания: любое знание может считаться научным, если его можно потенциально подтвердить или опровергнуть. Но проверить, к сожалению, можно не все знания, которые относятся традиционно к научным: космогонические теории, исторические реконструкции, ненаблюдаемые элементарные частицы (реальность которых постулируется для «склейки» теоретических и экспериментальных положений физики элементарных частиц).
В результате инвариантными критериями научности знания являются критерий его общности (систематичности, системности), наличие осознанного метода (системы познавательных методов, познавательного экспериментального иили теоретического инструментария),
Третьими по значимости критериями научности знания можно назвать их историческую преемственность и фальсифицируемость. Это обусловливает общенаучную значимость «принципа соответствия» и «принципа фальсификации)).
Наконец, системность (целостность, а не агрегативность) науки и научного знания возможны только при наличии определенного осознанного метода. Об этом хорошо сказано в «Логике» И. Канта: «Познание как наука, должно руководствоваться методом. Ибо наука есть целое познание в смысле системы, а не в смысле лишь агрегата. Поэтому она требует познания систематического, следовательно, осуществленного по обдуманным правилам (т.е. на основании осознанного метода) ...Как учение об элементах имеет в логике своим содержанием элементы и условия совершенства познания, так, напротив, общее учение о методе в качестве другой части логики должно трактовать о форме науки вообще или о способе и виде соединения многообразия познания в науку»[26] В результате мы приходим к тому, что единственным инвариантом науки и научного знания является их основа на определенном и осознанном методе, или же можно сказать и так: только та область познавательной деятельности является наукой в собственном смысле слова, которая включает в себя методологию, или учение о собственном методе.
Что касается философии и философских знаний, то нетрудно заметить, что философское знание не соответствует основным критериям научности знания, представленным выше. В философском знании есть, безусловно, общность и систематичность, есть и специальные познавательные методы (гносеология), есть и верифицируемость с фальсифицируемостью, есть и дополнительность, но не было и нет таких существенных признаков, как общезначимость и преемственность. В физике подавляющим большинством представителей научного сообщества принимаются, например, законы классической механики Ньютона, электродинамика Максвелла, уравнение Шредингера, законы сохранения, равно как в химии атомно-молекулярное учение или в биологии учение о наследственности и молекулярных носителях генетической информации (нуклеиновых кислотах РНК и ДНК). В философии, напротив, во все времена культивировались противоречащие друг другу учения, полностью принимаемые одной группой мыслителей и полностью отвергаемые другими.
Философия, являясь основой методологии всех других областей человеческой деятельности, не лучшим образом обеспечивает методологическими разработками свою собственную область - методологию философского образования. Это видно по содержанию курсов философии у нас в стране в недавнем прошлом. Избыток преподавания диалектического материализма был обусловлен не только идеологическими причинами, но и тем, что философия считалась наукой, хотя наукой она является только в некоторых ее областях. Отсюда и взгляд на развитие философии как на науку с последовательной заменой старого и несовершенного знания новым более совершенным, в котором старое знание присутствует как составная часть, элемент, момент. Другими словами, развитие философии рассматривалось с точки зрения принципа соответствия. В этом случае, конечно, как и при преподавании других наук (математики, физики, биологии), в курсах философии основной акцент делался на изучении ее последних достижений - диалектического материализма. Но философия не во всех важных частях есть наука, это очевидно уже по тому неоспоримому факту, что в философском знании не наблюдается прогрессивного развития на основе принципа соответствия (прежнее знание не входит как составная часть в более новое и совершенное, а сохраняет свою актуальность). Так, для философа изучение диалогов Платона, «Метафизики» Аристотеля, «Исповеди» Августина, «Рассуждений о методе» Декарта не менее (а иногда и более) важно, чем изучение трудов современников. В то же время образование хорошего физика может состояться без изучения «Диалога о двух важнейших системах мира» Галилея или «Математических начал натуральной философии» Ньютона. Этот аспект является хорошим примером важности философско-методологических проблем образования, в том числе и философского образования.
При этом важно подчеркнуть, что философская мысль, в том числе и такие ее «прикладные» области, как, например, социальная философия, не предназначены, вопреки распространенному мнению, в своем высшем человеческом назначении создавать для практиков ((технологию) переустройства общества или ((руководства» по влиянию на ход истории (вспомним неудачный опыт применения философских концепций в социальной практике в историческом размахе от Платона в Сиракузах до Ленива в России). Философия выполняет более существенную и несуетную задачу - она открывает путь к пониманию человеком смысла истории и самоопределению себя в ней. Для такого самоопределения человек обладает свободой воли и сверхприродной сущностью, что дает ему возможность приближения к свету Истины и Добру. То есть и в той части, где философию можно отнести к науке, она - наука, призванная производить духовные ценности и удовлетворять духовно-познавательные, а не материально-практические запросы человека.
Наконец, важно сказать об общей черте всех областей человеческого познания мира: философского, научного, технического, эстетического, обыденного. Знания во всех этих областях не имеют полного завершения и это хорошо для человека тем, что человеческая любознательность всегда может удовлетворяться постижением еще не постигнутого нового и интересного.
С точки зрения деятельностного подхода мы на основании проведенного анализа содержания понятия «наука» можем предложить следующее краткое определение:
Наука - целенаправленная познавательная деятельность, вырабатывающая системное знание на основании осознанных познавательных методов.
Здесь напомним, что, например, по Канту, «метод есть способ действия согласно основоположениям».
Проблемы самопознания (рефлексии) науки и образования, осложняемые их собственной исторической динамикой, хорошо выражены у Хайдегтера: ((Пути осмысления постоянно изменяются смотря по месту начала движения, смотря по отмеренной доле пути, смотря по далекости открывающихся в пути перспектив на достойное вопрошание. Хотя науки на своих путях и своими средствами как раз никогда не могут проникнуть в существо науки, все же каждый исследователь и преподаватель, каждый человек, занятый той или иной наукой, как мыслящее существо способен двигаться на разных уровнях осмысления и поддерживать его... Осмысление требуется ему как отзывчивость, которая среди ясности неотступных вопросов потонет в неисчерпаемости того, что достойно вопрошания, в чьем свете эта отзывчивость в урочный час утратит характер вопроса и станет простым сказом»[27]
Важнейшей характеристикой знания является его динамика, т. е. его рост, изменение, развитие и т. п. Эта идея, не такая уж новая, была высказана уже в античной философии, а Гегель сформулировал ее в положении о том, что «истина есть процесс», а не «готовый результат». Активно исследовалась эта проблема основоположниками и представителями диалектико-материалистической философии - особенно с методологических позиций материалистического понимания истории и материалистической диалектики с учетом социокультурной обусловленности этого процесса. Однако в западной философии и методологии науки XX в. фактически - особенно в годы «триумфального шествия» логического позитивизма (а у него действительно были немалые успехи) - научное знание исследовалось без учета его роста, изменения.
Дело в том, что для логического позитивизма в целом были характерны: а) абсолютизация формально-логической и языковой проблематики; б) гипертрофия искусственно сконструированных формализованных языков (в ущерб естественным); в) концентрация исследовательских усилий на структуре «готового», ставшего знания без учета его генезиса и эволюции; г) сведение философии к частнонаучному знанию, а последнего - к формальному анализу языка науки; д) игнорирование социокультурного контекста анализа знания и т. д.
Развитие знания - сложный диалектический процесс, имеющий определенные качественно различные этапы. Так, этот процесс можно рассматривать как движение от мифа к логосу, от логоса к «преднауке», от «преднауки» к науке, от классической науки к неклассической и далее к постнеклассической и т. п., от незнания к знанию, от неглубокого, неполного к более глубокому и совершенному знанию и т. д.
В современной западной философии проблема роста, развития знания является центральной в философии науки, представленной особенно ярко в таких течениях, как эволюционная (генетическая) эпистемология и постпозитивизм. Эволюционная эпистемология - направление в западной философско-гносеологической мысли, основная задача которого - выявление генезиса и этапов развития познания, его форм и механизмов в эволюционном ключе и, в частности, построение на этой основе теории эволюции науки. Эволюционная эпистемология стремится создать обобщенную теорию развития науки, положив в основу принцип историзма и пытаясь опосредовать крайности рационализма и иррационализма, эмпиризма и рационализма, когнитивного и социального, естествознания и социально-гуманитарных наук и т. д.
Один из известных и продуктивных вариантов рассматриваемой формы эпистемологии - генетическая эпистемология швейцарского психолога и философа Ж. Пиаже. В ее основе - принцип возрастания и инвариантности знания под влиянием изменений условий опыта. Пиаже, в частности, считал, что эпистемология - это теория достоверного познания, которое всегда есть процесс, а не состояние. Важная ее задача - определить, каким образом познание достигает реальности, т. е. какие связи, отношения устанавливаются между объектом и субъектом, который в своей познавательной деятельности не может не руководствоваться определенными методологическими нормами и регулятивами.
Теистическая эпистемология Ж. Пиаже пытается объяснить генезис знания вообще, и научного в частности, на основе воздействия внешних факторов развития общества, т. е. социогенеза, а также истории самого знания и особенно психологических механизмов его возникновения. Изучая детскую психологию, ученый пришел к выводу, что она составляет своего рода ментальную эмбриологию, а психогенез является частью эмбриогенеза, который не заканчивается при рождении ребенка, так как ребенок непрерывно испытывает влияние среды, благодаря чему происходит адаптация его мышления к реальности. Фундаментальная гипотеза генетической эпистемологии, указывает Пиаже, состоит в том, что существует параллелизм между логической и рациональной организацией знания и соответствующим формирующим психологическим процессом. Соответственно этому он стремится объяснить возникновение знания на основе происхождения представлений и операций, которые в значительной мере, если не целиком, опираются на здравый смысл.
Особенно активно проблему роста (развития, изменения) знания разрабатывали, начиная с 60-х гг. XX столетия сторонники постпозитивизма - К. Поппер, Т Кун, И. Лакатос, П. Фейерабенд, Ст. Тулмин и др. Обратившись лицом к истории, развитию науки, а не только к формальному анализу ее «застывшей» структуры, представители постпозитивизма стали строить различные модели этого развития, рассматривая их ясак частные случаи общих эволюционных изменений, совершающихся в мире. Они считали, что существует тесная аналогия между ростом знания и биологическим ростом, т. е. эволюцией растений и животных.
В постпозитивизме происходит существенное изменение проблематики философских исследований: если логический позитивизм основное внимание обращал на анализ структуры научного познания, то постпозитивизм главной своей проблемой делает понимание роста, развития знания. В связи с этим представители поспозитивизма вынуждены были обратиться к изучению истории возникновения, развития и смены научных идей и теорий.
Первой такой концепцией стала концепция роста знания К. Поппера.
Поппер рассматривает знание (в любой его форме) не только как готовую, ставшую систему, но также и как систему изменяющуюся, развивающуюся. Этот аспект анализа науки он и представил в форме концепции роста научного знания. Отвергая агенетизм, антиисторизм логических позитивистов в этом вопросе, он считает, что метод построения искусственных модельных языков не в силах решить проблемы, связанные с ростом нашего знания. Но в своих пределах этот метод правомерен и необходим. Поппер отчетливо осознает, что выдвижение на первый план изменения научного знания, его роста и прогресса может в некоторой степени противоречить распространенному идеалу науки как систематизированной дедуктивной системы. Этот идеал доминирует в европейской эпистемологии, начиная с Евклида.
Однако при всей несомненной важности и притягательности казанного идеала к нему недопустимо сводить науку в ее целостности, элиминировать такую существенную ее черту, как эволюция, изменение, развитие. Но не всякая эволюция означает рост знания, а последний не может быть отождествлен с какой-либо одной (например, количественной) характеристикой эволюции. Для Поппера рост знания не является повторяющимся или кумулятивным процессом, он есть процесс устранения ошибок, «дарвиновский отбор». Говоря о росте знания, он имеет в виду не накопление наблюдений, а повторяющееся ниспровержение научных теорий и их замену лучшими и более удовлетворительными теориями.
Таким образом, рост научного знания состоит в выдвижении смелых гипотез и наилучших (из возможных) теорий и осуществлении их опровержений, в результате чего и решаются научные проблемы. Для обоснования своих логико-методологических концепций Поппер использовал идеи неодарвинизма и принцип эмерджентного развития: рост научного знания рассматривается им как частный случай общих мировых эволюционных процессов.
Рост научного знания осуществляется, по его мнению, методом проб и ошибок и есть не что иное, как способ выбора теории в определенной проблемной ситуации - вот что делает науку рациональной и обеспечивает ее прогресс. Поппер указывает на некоторые сложности, трудности и даже реальные опасности для этого процесса. Среди них такие факторы, как, например, отсутствие воображения, неоправданная вера в формализацию и точность, авторитаризм. К необходимым средствам роста науки философ относит такие моменты, как язык, формулирование проблем, появление новых проблемных ситуаций, конкурирующие теории, взаимная критика в процессе дискуссии.
В своей концепции Поппер формулирует три основных требования к росту знания. Во-первых, новая теория должна исходить из простой, новой, плодотворной и объединяющей идеи. Во-вторых, она должна быть независимо проверяемой, т. е. вести к представлению явлений, которые до сих пор не наблюдались. Иначе говоря, новая теория должна быть более плодотворной в качестве инструмента исследования. В-третьих, хорошая теория должна выдерживать некоторые новые и строгие проверки. Теорией научного знания и его роста является эпистемология, которая в процессе своего формирования становится теорией решения проблем, конструирования, критического обсуждения, оценки и критической проверки конкурирующих гипотез и теорий.
Свою модель роста научного познания Поппер изображает схемой: Р1 - ТТ - ЕЕ - Р2, где Р1 - некоторая исходная проблема, ТТ - предположительная пробная теория, т. е. теория, с помощью которой она решается, ЕЕ - процесс устранения ошибок в теории путем критики и экспериментальных проверок, Р2 - новая, более глубокая проблема, для решения которой необходимо построить новую, более глубокую и болee информативную теорию.
Общая схема (модель) историко-научного процесса, предложенная Л[ун(ш, включает в себя два основных этапа. Это «нормальная наука», где безраздельно господствует парадигма, и «научная революция» - распад парадигмы, конкуренция между альтернативными парадигмами и, наконец, победа одной из них, т. е. переход к новому периоду «нормальной науки». Кун полагает, что переход одной парадигмы к другой через революцию является обычной моделью развития, характерной для зрелой науки. Причем научное развитие, по его мнению, подобно развитию биологического мира, представляет собой однонаправленный и необратимый процесс. Что же происходит в ходе этого процесса с правилами-предписаниями?
Допарадигмальный период характеризуется соперничеством различных школ и отсутствием общепринятых концепций и методов исследования. Для этого периода в особенности характерны частые и серьезные споры о правомерности методов, проблем и стандартных решений. На определенном этапе эти расхождения исчезают в результате победы одной из школ. С признания парадигмы начинается период «нормальной науки», где формулируются и широко применяются (правда не всеми и не всегда осознанно) самые многообразные и разноуровневые (вплоть до философских) методы, приемы и нормы научной деятельности.
Кризис парадигмы есть вместе с тем и кризис присущих ей «методологических предписаний». Банкротство существующих правил-предписаний означает прелюдию к поиску новых, стимулирует этот поиск. Результатом этого процесса является научная революция - полное или частичное вытеснение старой парадигмы новой, несовместимой со старой.
В ходе научной революции происходит такой процесс, как смена «понятийной сетки», через которую ученые рассматривали мир. Изменение (притом кардинальное) данной «сетки» вызывает необходимость изменения методологических правил-предписаний. Ученые - особенно мало связанные с предшествующей практикой и традициями - могут видеть, что правила больше не пригодны, и начинают подбирать другую систему правил, которая может заменить предшествующую и которая была бы основана на новой «понятийной сетке». В этих целях ученые, как правило, обращаются за помощью к философии и обсуждению фундаментальных положений, что не было характерным для периода «нормальной науки».
Кун отмечает, что в период научной революции главная задача ученых-профессионалов как раз и состоит в упразднении всех наборов правил, кроме одного - того, который «вытекает» из новой парадигмы и детерминирован ею. Однако упразднение методологических правил должно быть не их «голым отрицанием», а «снятием», с сохранением положительного. Для характеристики этого процесса сам Кун использует термин «реконструкция предписаний».
Ст. Тулмин в своей эволюционной эпистемологии рассматривал содержание теорий как своеобразную «популяцию понятий», а общий механизм их развития представил как взаимодействие внутринаучных и вненаучных (социальных) факторов, подчеркивая, однако, решающее значение рациональных компонентов. При этом он предлагал рассматривать не только эволюцию научных теорий, но и проблем, целей, понятий, процедур, методов, научных дисциплин и иных концептуальных структур.
Ст. Тулмин сформулировал эволюционистскую программу исследования науки, центром которой стала идея исторического формирования и функционирования «стандартов рациональности и понимания, лежащих в основании научных теорий». Рациональность научного знания определяется его соответствием стандартам понимания. Последние изменяются в ходе эволюции научных теорий, трактуемой Тулмином как непрерывный отбор концептуальных новшеств. Он считал очень важным требование конкретно-исторического подхода к анализу развития науки, «многомерность» (всесторонность) изображения научных процессов с привлечением данных социологии, социальной психологии, истории науки и других дисциплин.
И. Лакатос уже в ранней своей работе «Доказательства и опровержения» четко заявил о том, что «догматы логического позитивизма гибельны для истории и философии математики». История математики и логика математического открытия, т. е. «филогенез и онтогенез математической мысли», не могут быть развиты без критицизма и окончательного отказа от формализма. Последнему (как сути логического позитивизма) Лакатос противопоставляет программу анализа развития содержательной математики, основанную на единстве логики доказательств и опровержений. Этот анализ и есть не что иное, как логическая реконструкция реального исторического процесса научного познания. Линия анализа процессов изменения и развития знания продолжается затем философом в серии его статей и монографий, в которых изложена универсальная концепция развития науки, основанная на идее конкурирующих научно-исследовательских программ (например, программы Ньютона, Эйнштейна, Бора и др.).
Под научно-исследовательской программой философ понимает серию сменяющих друг друга теорий, объединяемых совокупностью фундаментальных идей и методологических принципов. Поэтому объектом философско-методологического анализа оказывается не отдельная гипотеза или теория, а серия сменяющих друг друга во времени теорий, т. е. некоторый тип развития.
Лакатос рассматривает рост зрелой (развитой) науки как смену ряда непрерывно связанных теорий - притом не отдельных, а серии (совокупности) теорий, за которыми стоит исследовательская программа. Иначе говоря, сравниваются и оцениваются не просто две теории, а теории и их серии, в последовательности, определяемой реализацией исследовательской программы. Согласно Лакатосу, фундаментальной единицей оценки должна быть не изолированная теория или совокупность теорий, а «исследовательская программа». Основными этапами в развитии последней, согласно Лакатосу, являются прогресс и регресс, граница этих стадий - «пункт насыщения». Новая программа должна объяснить то, что не могла старая. Смена основных научно-исследовательских программ и есть научная революция.
Лакатос называет свой подход историческим методом оценки конкурирующих методологических концепций, оговаривая при этом, что он никогда не претендовал на то, чтобы дать исчерпывающую теорию развития науки. Предложив «нормативно-историографический» вариант методологии научно-исследовательских программ, Лакатос, по его словам, попытался «диалектически развить тот историографический метод критики».
П. Фейерабенд и сходил из того, что существует множество равноправных типов знания, и данное обстоятельство способствует росту знания и развитию личности. Философ солидарен с теми методологами, которые считают необходимым создание такой теории науки, которая будет принимать во внимание историю. Это тот путь, по которому нужно следовать, если мы хотим преодолеть схоластичность современной философии науки.
Фейерабенд делает вывод о том, что нельзя упрощать науку и ее историю, делать их бедными и однообразными. Напротив, и история науки, и научные идеи и мышление их создателей должны быть рассмотрены как нечто диалектическое - сложное, хаотичное, полное ошибок и разнообразия, а не как нечто неизмененное или однолинейный процесс. В этой связи Фейерабенд озабочен тем, чтобы и сама наука и ее история, и ее философия развивались в тесном единстве и взаимодействии, ибо возрастающее их разделение приносит ущерб каждой из этих областей и их единству в целом, а потому этому негативному процессу надо положить конец.
Американский философ считает недостаточным абстрактно-рациональный подход к анализу роста, развития знания. Ограниченность этого подхода он видит в том, что он по сути отрывает науку от того культурно-исторического контекста, в котором она пребывает и развивается. Чисто рациональная теория развития идей, по словам Фейерабенда, сосредоточивает внимание главным образом на тщательном изучении «понятийных структур», включая логические законы и методологические требования, лежащие в их основе, но не занимается исследованием неидеальных сил, общественных движений, т. е. социокультурных детерминант развития науки. Односторонним считает философ социально-экономический анализ последних, так как этот анализ впадает в другую крайность - выявляя силы, воздействующие на наши традиции, забывает, оставляет в стороне понятийную структуру последних.
Фейерабенд ратует за построение новой теории развития идей, которая была бы способна сделать понятными все детали этого развития. А для этого она должна быть свободной от указанных крайностей и исходить из того, что в развитии науки в одни периоды ведущую роль играет концептуальный фактор, в другие - социальный. Вот почему всегда необходимо держать в поле зрения оба этих фактора и их взаимодействие.
После постпозитивизма развитие эволюционной эпистемологии пошло по двум основным направлениям. Во-первых, по линии так называемой альтернативной модели эволюции (К. Уоддингтон, К. Халквег, К. Хугер и др.) и, во-вторых, по линии синергетического подхода. К. Уоддингтон и его сторонники считали, что их взгляд на эволюцию дает возможность понять, как такие высокоструктурированные системы, как живые организмы, или концептуальные системы, могут посредством управляющих воздействий самоорганизовываться и создавать устойчивый динамический порядок. В свете этого становится более убедительной аналогия между биологической и эпистемологической эволюцией, чем модели развития научного знания, опирающиеся на традиционную теорию эволюции.
Синергетический подход сегодня становится все более перспективным и распространенным, во-первых, потому, что идея самоорганизации лежит в основе прогрессивной эволюции, которая характеризуется возникновением все более сложных и иерархически организованных систем; во-вторых, она позволяет лучше учитывать воздействие социальной среды на развитие научного познания; в-третьих, такой подход свободен от малообоснованного метода «проб и ошибок» в качестве средства решения научных проблем. (Подробнее о синергетике см. гл.II, часть 6)
В истории науки существует два крайних подхода к анализу динамики, развития научного знания и механизмов этого развития.
Кумулятивизм (от лат. cumula - увеличение, скопление) считает, что развитие знания происходит путем постепенного добавления новых положений к накопленной сумме знаний. Такое понимание абсолютизирует количественный момент роста, изменения знания, непрерывность этого процесса и исключает возможность качественных изменений, момент прерывности в развитии науки, научные революции.
Сторонники кумулятивизма представляют развитие научного знания как простое постепенное умножение числа накопленных фактов и увеличение степени общности устанавливаемых на этой основе законов. Так, Г. Спенсер мыслил механизм развития знания по аналогии с биологическим механизмом наследования благоприобретенных признаков: истины, накопленные опытом ученых предшествующих поколений, становятся достоянием учебников, превращаются в априорные положения, подлежащие заучиванию.
Антикумулятивизм полагает, что в ходе развития познания не существует каких-либо устойчивых (непрерывных) и сохраняющихся компонентов. Переход от одного этапа эволюции науки к другому связан лишь с пересмотром фундаментальных идей и методов. История науки изображается представителями антикумулятивизма в виде непрекращающейся борьбы и смены теорий и методов, между которыми нет ни логической, ни даже содержательной преемственности.
Объективно процесс развития науки далек от этих крайностей и представляет собой диалектическое взаимодействие количественных и качественных (скачки) изменений научного знания, единство прерывности и непрерывности в его развитии.
Культ науки в наше время привел к попыткам провозглашения ее как высшей ценности развития человеческой цивилизации. Сциентизм (от лат. scenta - «знание, наука»), представив науку культурно-мировоззренческим образцом, в глазах своих сторонников предстал как идеология «чистой, ценностно-нейтральной большой науки». Он предписывал ориентироваться на методы естественных и технических наук, а критерии научности распространять на все виды человеческого освоения мира, на все типы знания и человеческое общение в том числе. Одновременно со сциентизмом возникла его антитеза - антисциентизм, провозглашавшая прямо противоположные установки. Он весьма пессимистически относился к возможностям науки и исходил из негативных последствий НТР, требовал ограничения экспансии науки и возврата к традиционным ценностям и способам деятельности.
Сциентизм и антисциентизм представляют собой две остро конфликтующие ориентации в современном мире. К сторонникам сциентизма относятся все те, кто приветствует достижения НТР, модернизацию быта и досуга, кто верит в безграничные возможности науки и, в частности, в то, что ей по силам решить все острые проблемы человеческого существования. Наука оказывается высшей ценностью, и сциентисты с воодушевлением и оптимизмом приветствуют все новые и новые свидетельства технического подъема.
Антисциентисты видят сугубо отрицательные последствия научно-технической революции, их пессимистические настроения усиливаются по мере краха всех возлагаемых на науку надежд в решении экономических и социально-политических проблем.
Сциентизм и антисциентизм возникли практически одновременно и провозглашают диаметрально противоположные установки. Определить, кто является сторонником сциентизма, а кто антисциентист, нетрудно. Аргументы тех и других легко декодируются, имея разновекторную направленность:
Сциентисты приветствуют достижения науки. Антисциентиты испытывают предубежденность против научных инноваций.
Сциентисты провозглашают знание как наивысшую культурную ценность. Антисциентисты не устают подчеркивать критическое отношение к науке.
Сциентисты, отыскивая аргументы в свою пользу, привлекают свое знаменитое прошлое, когда наука Нового времени, обрывая путы средневековой схоластики, выступала во имя обоснования культуры и новых, подлинно гуманных ценностей. Они совершенно справедливо подчеркивают, что наука является производительной силой общества, производит общественные ценности и имеет безграничные познавательные возможности. Очень выигрышны аргументы антисциентистов, когда они подмечают простую истину, что, несмотря на многочисленные успехи науки, человечество не стало счастливее и стоит перед опасностями, источником которых стала сама наука и ее достижения. Следовательно, она не способна сделать свои успехи благодеянием для всех людей, для всего человечества.
Сциентисты видят в науке ядро всех сфер человеческой жизни и стремятся к «онаучиванию» всего общества в целом. Только благодаря науке жизнь может стать организованной, управляемой и успешной. Антисциентисты считают, что понятие «научное знание» не тождественно понятию «истинное знание».
Сциентисты намеренно закрывают глаза на многие острые проблемы, связанные с негативными последствиями всеобщей технократизации. Антисциентисты при бегают к предельной драматизации ситуации, сгущают краски, рисуя сценарии катастрофического развития человечества, привлекая тем самым большее число своих сторонников.
Однако указанные позиции выступают как две крайности и отображают сложные процессы современности с явной односторонностью.
Ориентации сциентизма и антисциентизма носят универсальный характер. Они пронизывают сферу обыденного сознания независимо от того, используется ли соответствующая им терминология и называют ли подобные умонастроения латинским термином или нет. С ними можно встретиться в сфере морального и эстетического сознания, в области права и политики, воспитания и образования. Иногда эти ориентации носят откровенный и открытый характер, но чаще выражаются скрыто и подспудно. Действительно, опасность получения непригодных в пищу продуктов химического синтеза, острые проблемы в области здравоохранения и экологии заставляют говорить о необходимости социального контроля за применением научных достижений. Однако повышение стандартов жизни и причастность к этому процессу непривилегированных слоев населения добавляют очки в пользу сциентизма.
Экзистенциалисты во всеуслышание заявляют об ограниченности идеи гносеологической исключительности науки. В частности, Серен Кьеркегор противопоставляет науку как неподлинную экзистенцию вере как подлинной экзистенции и, совершенно обесценивая науку, засыпает ее каверзными вопросами. Какие открытия сделала наука в области этики? И меняется ли поведение людей, если они верят, что Солнце вращается вокруг неподвижной Земли? Способен ли дух жить в ожидании последних известий из газет и журналов? Изобретения науки не решают человеческих проблем и не заменяют собой столь необходимую человеку духовность. Даже когда мир будет объят пламенем и разлагаться на элементы, дух останется при своем, с призывами веры.
Антисциентисты уверены, что вторжение науки во все сферы человеческой жизни делает ее бездуховной, лишенной человеческого лица и романтики. Дух технократизма отрицает жизненный мир подлинности, высоких чувств и красивых отношений. Возникает неподлинный мир, который сливается со сферой производства и необходимости постоянного удовлетворения все возрастающих вещистских потребностей. Адепты сциентизма исказили жизнь духа, отказывая ему в аутентичности. Делая из науки капитал, они коммерциализировали науку, представили ее заменителем морали. Только наивные и неосторожные цепляются за науку как за безликого спасителя.
Яркий антисциентист Г. Маркузе выразил свое негодование против сциентизма в концепции «одномерного человека», в которой показал, что подавление природного, а затем и индивидуального в человеке сводит многообразие всех его проявлений лишь к одному технократическому параметру. Те перегрузки и перенапряжения, которые выпадают на долю современного человека, свидетельствуют о ненормальности самого общества, его глубоко болезненном состоянии. К тому же ситуация осложняется тем, что узкий частичный специалист (homo faber), который крайне перегружен, заорганизован и не принадлежит себе, - это не только представитель технических профессий. В подобном положении может оказаться и гуманитарий, чья духовная устремленность будет сдавлена тисками нормативности и долженствования.
Бертран Рассел, ставший в 1950 г. лауреатом Нобелевской премии по литературе, в поздний период своей деятельности склонился на сторону антисциентизма. Он видел основной порок цивилизации в гипертрофированном развитии науки, что привело к утрате подлинно гуманистических ценностей и идеалов.
Майкл Полани - автор концепции личностного знания - подчеркивал, что «современный сциентизм сковывает мысль не меньше, чем это делала церковь. Он не оставляет места нашим важнейшим внутренним убеждениям и принуждает нас скрывать их под маской слепых и нелепых, неадекватных терминов».
Крайний антисциентизм приводит к требованиям ограничить и затормозить развитие науки. Однако в этом случае встает насущная проблема обеспечения потребностей постоянно растущего населения в элементарных и уже привычных жизненных благах, не говоря уже о том, что именно в научно-теоретической деятельности закладываются проекты будущего развития человечества.
Дилемма сциентизм - антисциентизм предстает извечной проблемой социального и культурного выбора. Она отражает противоречивый характер общественного развития, в котором научно-технический прогресс оказывается реальностью, а его негативные последствия не только отражаются болезненными явлениями в культуре, но и уравновешиваются высшими достижениями в сфере духовности. В связи с этим задача современного интеллектуала весьма сложна. По мнению Э. Агацци, она состоит в том, чтобы «одновременно защищать науки и противостоять сциентизму».
Примечательно и то, что антисциентизм автоматически перетекает в антитехнологизм, а аргументы антисциентистского характера с легкостью можно получить и в сугубо научной (сциентистской) проблематике, вскрывающей трудности и преграды научного исследования, обнажающей нескончаемые споры и несовершенство науки.
XX век так и не предложил убедительного ответа в решении дилеммы сциентизма и антисциентизма. Человечество, задыхаясь в тисках рационализма, с трудом отыскивая духовное спасение в многочисленных психотерапевтических и медиативных практиках, делает основную ставку на науку. И, как доктор Фаустус, продав душу дьяволу, связывает именно с ней, а не с духовным и нравственным ростом, прогрессивное развитие цивилизации.
Совершенно очевидно, что никакая сфера человеческого духа, и философия в том числе, не может вобрать в себя всю совокупность специально-научных знаний о мироздании Философия не может быть наукой всех наук, т. е. стоять над частными дисциплинами, равно как она не может быть одной из частных наук в ряду прочих. Многолетний спор философии и науки о том, в чем больше нуждается общество - в философии или науке - и какова их действительная взаимосвязь, породил множество точек зрения, обилие возможных трактовок и интерпретаций этой проблемы. Остановимся на основных тезисах, раскрывающих суть соотношения философии и науки:
Специальные науки служат отдельным конкретным потребностям общества: технике, экономике, искусству врачевания, искусству обучения, законодательству и др. Они изучают свой специфический срез действительности, свой фрагмент бытия. Частные науки ограничиваются отдельными частями мира. Согласно Гегелю, научное мышление погружено в конечный материал и ограничено рассудочным постижением конечного. Философию же интересует мир в целом. Она не может примириться с частностью, ибо устремлена к целостному постижению универсума. Философия задумывается о мировом целом, о всеохватывающем единстве всего сущего, она ищет ответ на вопрос «Что есть сущее, поскольку оно есть?» В этом смысле справедливо определение философии как науки «о первоначалах и первопричинах».
Частные науки обращены к явлениям и процессам реальности; существующим объективно, независимо ни от человека, ни от человечества. Их не интересует ценностная шкала человеческих смыслов, они безоценочны. Свои выводы наука формулирует в теориях, законах и формулах, вынося за скобки личностное, эмоциональное отношение ученого к изучаемым явлениям и тем социальным последствиям, к которым может привести то или иное открытие. Фигура ученого, строй его мыслей и темперамент, характер исповеданий и жизненных предпочтений также не вызывают особого интереса. Закон тяготения, квадратные уравнения, система элементов Менделеева, законы термодинамики объективны. Их действие реально и не зависит от мнений, настроений и личности ученого. Однако для современников науки важны ценностно-целевые аспекты. Мир в глазах философа - не просто статичный пласт реальности, но живое динамичное целое. Это многообразие взаимодействий, в котором переплетены причина и следствие, цикличность и спонтанность, упорядоченность и деструкция, силы добра и зла, гармонии и хаоса. Философствующий разум должен определить свое отношение к миру. Поэтому основной вопрос философии и формулируется как вопрос об отношении мышления к бытию (человека к миру, сознания к материи).
Представители отдельных наук исходят из определенных представлений, которые принимаются как нечто данное, не требующее обоснования. Ни один из узких специалистов в процессе непосредственной научной деятельности не задается вопросом, как возникла его дисциплина и как она возможна, в чем ее собственная специфика, методы и отличие от прочих. Если эти проблемы затрагиваются, естествоиспытатель вступает в сферу философских вопросов естествознания Философия же в первую очередь стремится выяснить исходные предпосылки всякого знания, в том числе и собственно философского. Она направлена на выявление таких достоверных основ, которые могли бы служить точкой отсчета и критерием для понимания и оценки всего остального (отличия истины от мнения, эмпирии от теории, свободы от произвола, насилия от власти). Предельные, пограничные вопросы, которыми отдельная познавательная область либо начинается, либо заканчивается, - излюбленная тема философских размышлений.
Наука занимает свое достойное место как сфера человеческой деятельности, главнейшей функцией которой является выработка и систематизация объективных знаний о действительности. Она есть одна из форм общественного сознания, направленная на предметное постижение мира, предполагающая получение нового знания. Цель науки всегда была связана с описанием, объяснением и предсказанием процессов и явлений действительности на основе открываемых ею законов. Система наук условно делится на естественные, общественные и технические. Считается, что объем научной деятельности, рост научной информации, открытий, числа научных работников удваивается в среднем примерно каждые 5-10 лет. А в развитии науки чередуются нормальные и революционные периоды, так называемые научные революции, которые приводят к изменению ее структуры, принципов познания, категорий, методов и форм организации.
Философия основывается на теоретико-рефлексивном и духовно-практическом отношении субъекта к объекту. Она оказывает активное воздействие на социальное бытие посредством формирования новых идеалов, норм и культурных ценностей. К ее основным исторически сложившимся разделам относятся онтология, гносеология, логика, диалектика, этика, эстетика. К ним можно добавить и такие разделы, как философская антропология, аксиология, теория культуры, социальная философия, история философии, философия религии, методология, философия науки и пр. Главные тенденции развития философии связаны с осмыслением таких проблем, как мир и место в нем человека, судьбы современной цивилизации, единство и многообразие культур, природа человеческого познания, бытие и язык.
Философия стремится найти предельные основания и регулятивы всякого сознательного отношения к действительности. Поэтому философское знание выступает не в виде логически упорядоченной схемы, а принимает вид развернутого обсуждения, детального формулирования всех трудностей анализа, критического сопоставления и оценки возможных путей решения поставленной проблемы. Отсюда известная сентенция: в философии важен не только достигнутый результат, но и путь к этому результату. Ибо путь (метод) и является специфическим способом обоснования результата.
Когда И. Ньютон восклицал: «Физика, бойся метафизики!» (философии), он протестовал в том числе и против того, что в философии невозможно найти лишь один единственный удовлетворяющий опыт на поставленный вопрос. И если наука реализует достаточно строгую форму организованности, то философия не может похвастаться подобной однозначностью. Она всякий раз сталкивается с выстраиванием множества вариантов обоснований и опровержений. В ней нет таких истин, которые не вызывали бы возражений. Знаменитое изречение: «Подвергай все сомнению!» - вот кредо философствующего разума.
В науке по традиции принимается кумулятивное движе-ние вперед, т. е. движение на основе накопления уже полученных результатов (ведь не будет же ученый заново открывать законы классической механики или термодинамики). Здесь уместен образ копилки, в которой, словно монетки, скапливаются крупицы истинных знаний. Философия, напротив, не может довольствоваться заимствованием уже полученных результатов. Нельзя, скажем, удовлетвориться ответом на вопрос о смысле жизни, предложенным средневековыми мыслителями. Каждая эпоха будет по-своему вновь и вновь ставить и решать этот вопрос. Развитие философии не укладывается в рамки смены концепций, теорий и парадигм. Специфика философии проявляется в том, что она применяет свой особый метод рефлексии, метод оборачивания на себя. Это как бы челночное движение, предполагающее возвращение к исходным предпосылкам и обогащение новым содержанием. Для философии характерна переформулировка основных проблем на протяжении всей истории человеческой мысли. Условно это ее свойство может быть обозначено как обратимость или рефлексивность философии.
Наука опирается на факты, их экспериментальную проверку. Философия отстоит от сферы повседневности и уносится в мир интеллигибельных сущностей. Intelligibilis - умопостигаемый, обозначает существование объектов, постигаемых только умом и недоступных чувственному познанию. Вопросы «Что есть красота, истина, добро, справедливость* выходят за рамки эмпирических обобщений. Красота не есть тот или иной прекрасный кувшин, цветок, кристалл или самая прекрасная из девушек. Философское понимание красоты ориентировано на постижение этого явления с точки зрения всеобщего. Оно как бы выходит за пределы эмпирической данности, преодолевает их и, выражаясь ее собственным языком, трансцендирует к сущностному определению.
Популярно разъясняя специфику философии, британский логик, философ и социолог Бертран Рассел утверждал, что философия «является чем-то промежуточным между теологией и наукой. Подобно теологии, она состоит в спекуляциях по поводу предметов, относительно которых точное знание оказывалось до сих пор недостижимым; но подобно науке, она взывает скорее к человеческому разуму, чем к авторитету, будь то авторитет традиции или откровения»'. Философия, по его мнению, как бы Ничейная Земля между наукой и теологией, открытая, однако, для атак с обеих сторон. На многие философские вопросы: «Что есть мудрость, добро и красота, в чем смысл жизни?» нельзя найти ответ в научной лаборатории. Не устраивают версии богословов со ссылкой на акт творения и авторитет Священного писания. Такие вопросы, неразрешимые с точки зрения науки и теологии, оказываются уделом философии.
Весьма очевидны различия в понятийном аппарате. Язык философии существенно отличается как от языка науки с его четкой фиксацией термина и предмета, так и от языка поэтического, в котором реальность лишь образно намечается, а также от языка обыденного, где предметность обозначается в рамках утилитарных потребностей. Философия, предполагая разговор о мире с точки зрения всеобщего, нуждается в таких языковых средствах, в таких универсальных понятиях, которые бы смогли отразить безмерность и бесконечность мироздания. Поэтому она создает свой собственный язык - язык категорий, предельно широких понятий, обладающих статусом всеобщности и необходимости. Они настолько широки, что не могут мыслиться составляющими других, более широких понятий. Причина и следствие, необходимость и случайность, возможность и действительность и т. д. - примеры философских категорий.
Если конкретно-научные дисциплины могут развиваться, не учитывая опыт других форм общественного сознания (физика, например, может благополучно прогрессировать без учета опыта истории искусства, а химия - невзирая на распространение религии, математика может выдвигать свои теории без учета норм нравственности, а биология не оглядываться на императивы правоведения), то в философии все обстоит иначе. И хотя она не может быть сведена (редуцирована) ни к науке, ни к любой другой форме духовной деятельности, в качестве эмпирической базы и исходного пункта обобщенных представлений о мире в целом в ней принимается совокупный опыт духовного развития человечества, всех форм общественного сознания: науки, искусства, религии, права и др.
Философия - не наука, однако в ней господствуют понятийность, ориентация на объективность, идея причинности и стремление к обнаружению наиболее общих, часто повторяющихся связей и отношений, т. е. закономерностей. Философия - не искусство, хотя в ней образ - признанная гносеологическая категория, достойное место занимает чувственное познание, используются метафора и интуиция. Философия - не религия, хотя уносится в мир интеллигибельных сущностей, трансцендирует и часто имеет дело с чувственно-сверхчувственным материалом.
В науке ценностно-человеческий аспект отнесен на второй план. Познание носит объективно безличностный характер. Ни личность ученого, ни его чувства, эмоции, мотивационная сфера деятельности науку, как правило, не интересуют. Творец в свою очередь не несет ответственности за последствия своих открытий. В философии наряду с теоретико-познавательным аспектом особую значимость приобретают ценностью ориентации.
Согласно тезису античного автора Протагора, «человек есть мера всех вещей», философия и по сей день выдвигает свои обоснования в ценностной шкале человеческих смыслов. Она пристально интересуется судьбой научных открытий и теми социальными последствиями, к которым они могут привести, утверждая в качестве абсолютной ценности человеческую жизнь. Здесь личность творца, мыслителя и ученого не может быть безразлична в исследовательском процессе. В философском творчестве всегда происходит углубление человека в самого себя. Мыслитель стремится к более точному и адекватному определению своего места в мире. Это создает все новые и новые оттенки миросозерцания. Поэтому в философии каждая система авторизована, и при освоении философских знаний достаточно значимой оказывается роль персоналий. Философия - это такой род интеллектуальной деятельности, который требует постоянного общения с великими умами прошлого и современности: Платоном, Аристотелем, Августином, Кантом, Тегелем, Хайдеггером, Соловьевым, Бердяевым и др.
В философии важен и ярко выражен национальный элемент. Есть русская философия, немецкая философия, английская, французская и, наконец, греческая философия. Однако нет ни русской, ни немецкой химии, физики, математики.
В многочисленных учебниках и учебных пособиях по диалектическому материализму, которыми так богата наша отечественная философская школа, философию определяли именно как науку о наиболее общих законах природы, общества и мышления. Причем законы мыслились как имеющие универсальный и всеобщий характер. Конкретизировались они с указанием на закон единства и борьбы противоположностей, взаимоперехода качественных и количественных изменений, закон отрицания отрицания. Однако смущало то обстоятельство, что эта наука о наиболее общих законах в свое время ожесточенно боролась с генетикой, кибернетикой, теорией относительности, наделяла их бранными эпитетами. По отношению к кибернетике было сказано, что она «продажная девка капитализма», а по отношению к микрофизике, что она свихнулась в идеализм, наделив электрон свободой волей. В таком контексте философию скорее можно было принять не за мать всех наук, а за злую мачеху.
Философия должна решительно отказаться от претензий на роль «науки наук». Научное мировоззрение не нуждается больше ни в какой философии, стоящей над прочими науками. Как только перед каждой отдельной наукой ставится требование выяснить свое место во всеобщей связи вещей и знаний о вещах, какая-либо особая наука об этой всеобщей связи становится излишней. И тогда из всей прежней философии самостоятельное существование сохраняет еще учение о мышлении и его законах - формальная логика и диалектика. Все остальное входит в положительную науку о природе и истории.
Но если поднимать вопрос, насколько правомерно представление о философии как о науке (даже при оговорке, что это особая наука, наиболее общая, интересующаяся всем миром в целом, а не частная, рассматривающая какой-либо фрагмент действительности), необходимо выявление критериев научности. В их число включались: повторяемость в наблюдении; интерсубъективность знания (его всеобщность и независимость от личности ученого); воспроизводимость опыта. Все перечисленные характеристики вряд ли приемлемы для философии с ее обилием авторизованных концепций и стремлением к самовыражению в поиске всеобщего. В науке же господствует представление, что если разные ученые, исследующие одну и ту же проблему одинаковыми методами, получают идентичный результат, то он считается научным и принимается научным сообществом. Наука, претендующая на отражение мира в понятийной форме и с точки зрения закономерности, рассматривается как высший этап развития человеческого познания, свободный от предрассудков метод постижения истины, совокупность эмпирически достоверного и логически организованного знания.
Вместе с тем исторические параллели философии и науки достаточно очевидны. Философия и наука как «звенья единой цепи» в направленности человеческого интеллекта к постижению основ бытия, в сфере натурфилософии, космологии, онтологии не отличались друг от друга.
В отличие от веры, которая есть сознательное признание чего-либо истинным на основании преобладания субъективной значимости, научное знание обладает объективностью и универсальностью и претендует на общезначимость. Научное знание как форма сознательного поиска и познания истины многообразно: оно и фундаментальное и прикладное, и экспериментальное, и теоретическое. Однако все научные знания должны отвечать определенным стандартам. Во всем реальном массиве законов, теорий и концепций действует закон достаточного основания. Согласно ему ни одно положение не может считаться истинным, если оно не имеет достаточного основания. Этот закон является логическим критерием отличения знания от незнания. Другим критерием выступает предметно-практическая деятельность, которая переводит спор об истине в практическую плоскость.
Наука видит реальность как совокупность причинно обусловленных естественных событий и процессов, охватываемых закономерностью. Это не поле действия одухотворенных сил, претворяющих в действительность свою волю и желание, и в силу этого непредсказуемых. Наука ратует за естественный порядок, который может быть выражен законами естествознания и математики.
Отвечает ли подобным критериям научности философия? Можно ли предположить, что философы различных направлений будут слово в слово повторять положения одной и той же теории, приходить к идентичным выводам и добиваться воспроизводимости суждений? Вряд ли. Философские теории нельзя проверить при помощи опыта или эксперимента, они исключительно зависимы от личности мыслителя, каждая философская система авторизована.
Сам статус научности, который многие века оспаривала философия, предполагает ряд необходимых признаков. Помимо отмеченного выше, критериями отнесения той или иной области человеческого освоения мира к сфере науки считаются:
- определение предмета исследования;
- выработка понятийного и категориального аппарата, этому предмету соответствующего;
- установление фундаментальных законов, присущих данному предмету;
-открытие принципов или создание теории, позволяющей объяснить множество фактов.
Исходя из указанных критериев может ли быть философия причислена к ордену наук? Предмет ее - «всеобщее в системе человек - мир», т. е. обоснование факта самой закономерности бытия. Вспоминая аристотелевскую постановку данной проблемы, следует заметить, что Аристотель прямо утверждал, что есть некоторая наука, которая рассматривает сущее как таковое и то, что ему присуще само по себе Предметом ее исследования являются начала и причины всего сущего, и «ни одна из других наук не исследует общую природу сущего как такового» Мы не будем вслед за Аристотелем объявлять философию «божественной наукой» и заметим, что те закономерности сущего, которые пытается усмотреть и вычленить философия, не имеют жестко детерминистического характера, на манер лапласовского детерминизма. Современная философия видит в сущем его стихийно-спонтанное становление, которое может охватываться вероятностным и статистическим знанием.
Если проводить соотношение философии и науки, имея в виду структурные параметры, в частности то, что наука включает в свою структур субъект, объект, средства познания и прогнозируемые результаты, то справедливости ради следует отметить: такая структурность не чужда и философии. Правда, она обогащает данную структурность возможностью выхода за пределы частных проблем, ее субъект одарен возможностью устремляться в сферы трансцендентного Средства, представленные категориальным аппаратом философии, отвечают самым высоким требованиям, так как обладают статусом всеобщности и необходимости. Результат включает в себя рефлексию не только по поводу достижения отдельной, частной проблемы, но одновременно и по поводу его значимости для общества, ценности для человечества.
Разделение науки и философии частенько проводится со ссылкой на то, что наука обладает непосредственной практической значимостью, а философия нет. На основании открытий и достижений науки можно построить технические сооружения, рассуждения философии не имеют практического значения, бесполезны, а иногда и просто вредны. Любопытны в связи с этим возражения знаменитого философа науки Ф. Франка, который был уверен, что философия тоже служит практической цели. В то время как наука дает методы изобретения физических и химических приспособлений, философия дает методы, с помощью которых можно направлять поведение людей. Таким образом, она достигает своей практической цели даже еще более прямым путем, чем собственно наука. Многие мыслители объясняли эту парадоксальную ситуацию тем, что философия требовала близкого соответствия между всеобщими принципами и опытом здравого смысла. Наука же, чем больше углублялась в теоретическую область, тем более удаленными от обыденного понимания становились формулировки ее общих принципов. (Вспомним дефиниции законов классической механики, или основоположения коперниканской гелиоцентрической системы, второе начало термодинамики). Считается, что успех в науке в большей степени зависит от удачной замены мира здравого смысла миром абстрактных символов, и что для ученого чрезвычайно важно отказаться от обыденного языка и уметь пользоваться языком абстрактных символов, увязывая их в единую систему. Таким образом, философия, несмотря на свою якобы пугающую трансцендентность, тем не менее оказывалась ближе к обыденному здравому смыслу, чем наука.
Стремление к демаркации (разделению) науки и философии вызвано желанием освободить науку от экзистенциальных предпосылок, идеологических наслоений и иррациональных мифообразований, квазинаучных явлений. Вместе с тем уязвимым пунктом одного из критериев науки - опытной проверки (верификации) - является ее несамодостаточность. Это означает, что могут быть встречены такие факты, которые не подтверждают данную теорию. Опытное знание не может привести к полной уверенности, что теория истинна, ведь достаточно одного факта, противоречащего теории, чтобы стало возможным ее опровержение, фальсификация. Традиционный пример: биологи были уверены, что все лебеди белые, пока в Австралии не обнаружили черных лебедей. Принимая во внимание эти обстоятельства, британский философ и социолог Карл Поппер предложил в качестве критерия научности принципиальную опровержимость теории, ее фальсификацию. Иначе говоря, в отличие от научных теорий, в принципе фальсифицируемых, ненаучные построения, и в частности философия, неопровержимы. Их не может опровергнуть какой-либо факт, ибо они по большей части с фактами дела не имеют.
В ответ на потребность осмыслить статус и социокультурные функции науки в условиях НТР во второй половине XX в. возникла новая молодая дисциплина - философия науки. Однако образ науки всегда приковывал к себе внимание философов и методологов. Воссоздавая его, философия веком раньше оформилась в специальное направление, получившее название «философия науки». У ее истоков как направления современной философии стоят имена О. Конта, Дж. С. Милля, Г Спенсера, Дж. Гершеля.
Философия и наука совпадают и отождествляются в пределах позитивизма при условии, что философия отказывается от имиджа метафизики (с ее стремлением к смысло-жизненным проблемам) и остается только поглощенной контекстом физики - науки о природе. Подобная постановка проблемы, как и само возникновение позитивизма, не являлась беспочвенной. Быстрые успехи в самых различных областях знания: математики, химии, биологии и, конечно же, физики - делали науку все более и более популярной, приковывающей к себе всеобщее внимание. Научные методы завладевали умами людей, престиж ученых повышался, наука превращалась в социальный институт, отстаивая свою автономию и специфические принципы научного исследования. О самой философии пытались говорить как об определенной системе, и только в этом качестве она пользовалась успехом.
Взаимоотношения философии и науки являются острой проблемой для современных философов. Так, Ричард Рорти утверждает, что постепенное отделение философии от науки стало возможным благодаря представлению, согласно которому «сердцем* философии служит «теория познания, теория, отличная от наук, потому что она была их основанием»[28]. Такая точка зрения подкрепляется ссылкой на историко-философскую традицию. Поставленный Кантом вопрос, как возможно наше познание, стал программой для всего последующего рационализма - доминирующего мироощущения европейской философии.
Ретроспективно просматриваются следующие корреляции взаимоотношений философии и науки:
- наука отпочковалась от философии;
-философия, стремясь сохранить за собой функции «трибунала» чистого разума, сделала центральной теоретико-познавательную и методологическую проблематику, проработав ее во всех направлениях;
-современная философия мыслится как вышедшая из эпистемологии.
Наука не содержит внутри себя критериев социальной значимости своих результатов. А это означает, что ее достижения могут применяться как во благо, так и во вред человечеству. Получается, что размышлениями по поводу негативных последствий применения достижений науки обременена не сама наука, а философия. Именно она должна сделать предметом своего анализа рассмотрение науки как совокупного целого в ее антропологическом измерении, нести ответственность за науку перед человечеством. Выходит, что достижения науки не могут функционировать в обществе спонтанно и бесконтрольно. Функции контроля, упирающиеся в необходимость предотвращения негативных последствий наисовременнейших научных и технологических разработок, связанных с угрозой существования самого рода Homo sapiens, вынесены вовне, за пределы корпуса науки. Однако осуществление их находится не только во власти философии. Необходима поддержка институтов государства, права, идеологии, общественного мнения. Положительная задача философии состоит в том, чтобы, выполняя функции арбитра, оценивающего совокупность результатов научных исследований в их гуманистической перспективе, двигаться согласно логике развития научных исследований, доходя до исходных рубежей. То есть до той точки, где возникает сам тип подобных этико-мировоззренческих проблем.
Философы науки уверены, что коренные изменения в науке всегда сопровождались более интенсивным углублением в ее философские основания, и всякий, кто хочет добиться удовлетворительного понимания современной науки, должен хорошо освоиться с философской мыслью. И хотя философия исключает из своего рассмотрения специальные и частные проблемы наук, за ней стоит весь опыт духовного познания человечества. Она осмысливает те стороны личного и общественного мироощущения, те отдельные типы опыта жизнедеятельности людей, которые не представляют специального интереса для частных наук. Однако в отличие от отдельных наук, которые иерархизированы и автономно разведены по своим предметным областям, философия имеет грани пересечения с каждой из них. Это фиксируется сертифицированной областью, которая получила название «философские вопросы естествознания», чем подчеркивается огромное и непреходящее значение использования достижений естественных наук для философии. По сути своей она не может не замечать фундаментальных научных открытий, а напротив, должна реагировать на них с готовностью осуществить подвижку во всем корпусе философского знания. Ибо с каждым новым открытием в естествознании и гуманитарных науках философия меняет свою форму. Следовательно, рефлексируя по поводу развития науки, она одновременно проводит и саморефлексию, т е она сочетает рефлексию над наукой с саморефлексией. Философией о науке принято говорить как об области, в которой естественные и технические познания неразрывно слиты в своей совокупности и способствуют пониманию фундаментальных физических констант Вселенной двойственная задача науки: устремленность к самоидентификации научного образа мира, самосогласованности научных выводов, а также направленность на познание нового и неизвестного - стала особенно ясной, когда произошел разрыв между наукой и философией. Тогда обнаружилась невозможность ее достижения посредством какой-либо одной системы мышления. Многие считали и считают, что наука может дать только техническое познание, что она имеет техническую ценность. Для настоящего глубинного понимания Вселенной необходима философия, которая объясняет важность открытых наукой законов и принципов, но вместе с тем не дает точного практического знания Это и есть станартный способ истолкования пути, на котором наука и философия разошлись. Нет, однако, никакого сомнения в том, что взаимосвязь и взаимозависимость философии и науки обоюдная и органичная Раздел философии, имеющий название «Современная научная картина мира и ее эволюция», есть секущая плоскость, разделяющая и одновременно соединяющая философию и науку Образно выражаясь, современная философия «питается» достижениями конкретных наук.
Тезис, фиксирующий взаимные токи и влияния и науки философии, когда развитие последней стимулируется развитием частных наук, а интеллектуальные инновации философского постижения мироздания служат строительными лесами эпохальных научных открытий, обосновывается с учетом следующих обстоятельств. Философия выступает формой теоретического освоения действительности, которая опирается на категориальный аппарат, вобравший в себя всю историю человеческого мышления. В той своей части, которая называется «методология», современная философия предлагает дополнения в осмыслении аппарата конкретных наук, а также ставит и решает проблему теоретических оснований науки и конкурирующих моделей роста научного знания. Исследователи выделяют специфически эвристическую функцию философии, которую она выполняет по отношению к научному познанию и которая наиболее заметна при выдвижении принципиально новых научных теорий. Именно философские исследования формируют самосознание науки, развивают присущее ей понимание своих возможностей и перспектив, задают ориентиры ее последующего развития
Создавая образ философии науки, следует четко определить, о чем идет речь' о философии науки как направления западной и отечественной философии или же о философии науки как о философской дисциплине наряду с философией истории, логикой, методологией, культурологией, исследующих свой срез рефлексивного отношения мышления к бытию, в данном случае к бытию науки Философия науки как направление современной философии представлена множеством оригинальных концепций, предлагающих ту или иную модель развития науки и эпистемологии. Она сосредоточена на выявлении роли и значимости науки, характеристик когнитивной, теоретической деятельности
Философия науки как дисциплина возникла в ответ на потребность осмыслить социокультурные функции науки в условиях НТР. Это молодая дисциплина, которая заявила о себе лишь во второй половине XX в., в то время как направление, имеющее название «философия науки», возникло столетием раньше. «Предметом философии науки являются общие закономерности и тенденции научного познания как особой деятельности по производству научных знаний, взятых в их историческом развитии и рассматриваемых в исторически изменяющемся социокультурном контексте»[29].
В высказываниях ученых можно встретиться с утверждением, что «аналитическая эпистемология и есть философия науки». Тем не менее более чем столетнее существование последней противоречит этому взгляду - отождествление философии науки с аналитической философией, хотя бы потому, что философия науки на протяжении своего развития становилась все более и более историцистской, а не аналитической.
Как дисциплина философия науки испытывает на себе огромное влияние философско-мировоззренческих концепций и теоретических разработок, проводимых в рамках философии науки как современного направления западной философии. Однако цель ее - в интегративном анализе и синтетическом подходе к широкому спектру обсуждаемых проблем, в «поднятии на гора» тех отдельных концептуальных инноваций, которые можно обнаружить в авторских проектах современных философов науки. Сегодня для философии науки характерны тенденция содержательной детализации, а также персонификации заявленной тематики, когда обсуждение проблемы ведется не анонимно и безлично, а с учетом достигнутых тем или иным автором конкретных результатов.
Философия науки имеет статус исторического социокультурного знания независимо от того, ориентирована она на изучение естествознания или социально-гуманитарных наук. Даже когда методолог изучает тексты естествоиспытателя, он не становится при этом исследователем физического поля или элементарных частиц. Философа науки интересует научный поиск, «алгоритм открытия», динамика развития научного знания, методы исследовательской деятельности. Философия науки, понятая как рефлексия над наукой, выявляет изменчивость и глубину методологических установок и расширяет границы самой рациональности.
Опираясь на дословную интерпретацию выражения «философия науки», можно сделать вывод, что оно означает любовь к мудрости науки. Если основная цель науки - получение истины, то философия науки становится одной из важнейших для человечества областей применения его интеллекта, так как в ее рамках ведется обсуждение вопроса, как возможно достижение истины. Она пытается открыть миру великую тайну того, что есть истина и что именно истина дороже всех убеждений. Человечество ограниченное четырехмерным пространственно-временным континуумом, в лице ученых не теряет веру в возможность постижения истины бесконечного универсума. А из того, что человечество должно быть достойно истины, вытекает великий этический и гуманистический пафос этой дисциплины.
Соотношение философии науки с близкими ей областями науковедения и наукометрии иногда истолковывается в пользу отождествления последних или по крайней мере как нечто весьма родственное науковедению, а также дисциплинам, включающим в себя историю и социологию науки. Однако такое отождествление неправомерно. Социология науки исследует взаимоотношения науки как социального института со структурой общества, типологию поведения ученых в различных социальных системах, взаимодействие формальных и профессиональных неформальных сообществ ученых, динамику их групповых взаимодействий, а также конкретные социокультурные условия развития науки в различных типах общественного устройства.
Науковедение изучает общие закономерности развития и функционирования науки, оно, как правило, малопроблемно и тяготеет исключительно к описательному характеру. Оно как специальная дисциплина сложилось к 60 гг. XX в. В самом общем смысле науковедческие исследования можно определять как разработку теоретических основ политического и государственного регулирования науки, выработку рекомендаций по повышению эффективности научной деятельности, принципов организации, планирования и управления научным исследованием. Можно столкнуться и с позицией, когда весь комплекс наук о науке называют науковедением. Тогда ему придается предельно широкий и общий смысл, и оно неизбежно становится междисциплинарным исследованием, выступая как конгломерат дисциплин.
Область статистического изучения динамики информационных массивов науки, потоков научной информации оформилась под названием «наукометрия». Восходя к трудам Дерека Прайса и его школы, она представляет собой применение методов математической статистики к анализу потока научных публикаций, ссылочного аппарата, роста научных кадров, финансовых затрат.
В определении центральной проблемы философии науки существуют некоторые разночтения. По мнению известного философа науки Ф. Франка, центральной проблемой философии науки является вопрос о том, как мы переходим от утверждений обыденного здравого смысла к общим научным принципам. К. Поппер считал, что центральная проблема философии знания, начиная по крайней мере с Реформации, состояла в том, как возможно рассудить или оценить далеко идущие притязания конкурирующих теорий или верований? Вместе с тем круг проблем философии науки достаточно широк: к ним можно отнести вопросы типа, детерминируются ли общие положения науки однозначно или один и тот же комплекс опытных данных может породить различные общие положения? Как отличить научное от ненаучного? Каковы критерии научности, возможности обоснования? Как мы находим основания, по которым верим, что одна теория лучше другой? В чем состоит логика научного знания? Каковы модели его развития? Все эти и многие другие формулировки органично вплетены в ткань философских размышлений о науке, и, что более важно, вырастают из центральной проблемы философии науки – проблемы роста научного знания.
Можно разделить все проблемы философии науки на три подвида. К первым относятся проблемы, идущие от философии к науке, вектор направленности которых отталкивается от специфики философского знания. Поскольку философия стремится к универсальному постижению мира и познанию его общих принципов, то эти интенции наследует и философия науки. В данном контексте она занята рефлексией над наукой в ее предельных глубинах и подлинных первоначалах. Здесь в полной мере используется концептуальный аппарат философии, необходимо наличие определенной мировоззренческой позиции.
Вторая группа возникает внутри самой науки и нуждается в компетентном арбитре, в роли которого оказывается философия. В этой группе очень тесно переплетены проблемы познавательной деятельности как таковой, теория отражения, когнитивные процессы и собственно «философские подсказки» решения парадоксальных проблем.
К третьей группе относят проблемы взаимодействия науки и философии с учетом их фундаментальных различий и органичных переплетений во всех возможных плоскостях приложения. Исследования по истории науки убедительно показали, какую огромную роль играет философское мировоззрение в развитии науки. Особенно заметно радикальное влияние философии в эпохи так называемых научных революций, связанных с возникновением античной математики и астрономии, коперниканским переворотом - гелиоцентрической системой Коперника, становлением классической научной картины мира - физикой Галилея-Ньютона, революцией в естествознании на рубеже XX-XX вв., и т. д. При таком подходе философия науки включает в себя эпистемологию, методологию и социологию научного познания, хотя так очерченные ее границы следует рассматривать не как окончательные, а как имеющие тенденцию к уточнению и изменению.
Типология представлений о природе философии науки предполагает различение той или иной ее ориентации (к примеру онтологически ориентированной (А. Уайтхед), или методологически ориентированной философии науки (критический рационализм К. Поппера). Совершенно ясно, что в первой приоритеты будут принадлежать процедурам анализа, обобщения научных знаний с целью построения единой картины мира, целостного образа универсума. Во второй - главным станет рассмотрение многообразных процедур научного исследования, как-то: обоснования, идеализации, фальсификации, а также анализ содержательных предпосылок знания.
Иногда о философии науки говорят в более широком историко-философском контексте с учетом представлений конкретных авторов, так или иначе отзывавшихся о науке на протяжении многовекового развития философии. Таким образом, можно получить неокантианскую философию науки, философию науки неореализма и пр. К версиям философии науки относят сциентистскую и антисциентистскую. Эти ориентации по-разному оценивают статус науки в культурном континууме современности. (Об этом шла речь в гл. I, часть 9).
По-разному оценивается и место философии науки. Некоторые авторы видят в этой дисциплине тип философствования, основывающего свои выводы исключительно на результатах и методах науки (Р. Карнап, М. Бунте). Другие усматривают в философии науки посредствующее звено между естественнонаучным и гуманитарным знанием (Ф. Франк). Третьи - связывают с ней задачи методологического анализа научного знания (И. Лакатос). Есть и крайние позиции, рассматривающие философию науки как идеологическую спекуляцию на науке, вредную для науки и для общества (П. Фейерабенд).
С точки зрения получившего широкое распространение подхода философия науки есть описание разнообразных, имеющих место в науке ситуаций: от гипотез «ad hok» (для данного, конкретного случая), до исследования по типу «case stades», ориентирующегося на анализ реального события в науке или истории конкретного открытия в том или ином социокультурном контексте. Преимущество такого подхода состоит в его доступности. Однако он имеет и свои недостатки: малоконцептуален и ведет к размыванию философии науки, растворению ее в простом описании фактов и событий научно-познавательной деятельности.
Если выделить стержневую проблематику философии науки, то первая треть XX в. была занята:
v построением целостной научной картины мира;
v исследованием соотношения детерминизма и причинности;
v изучением динамических и статистических закономерностей.
Внимание привлекают также и структурные компоненты научного исследования: соотношение логики и интуиции; индукции и дедукции; анализа и синтеза; открытия и обоснования; теории и факта.
Вторая треть XX в. была занята анализом проблемы эмпирического обоснования науки, выяснением того, достаточен ли для всего здания науки фундамент чисто эмпирического исследования, можно ли свести все теоретические термины к эмпирическим, как соотносится их онтологический и инструментальный смысл и в чем сложности проблемы теоретической нагруженности опыта. Заявляют о себе сложности процедур верификации, фальсификации, дедуктивно-номологического объяснения. Предлагается также анализ парадигмы научного знания, научно-исследовательской программы, а также проблемы тематического анализа науки.
В последней трети XX в. обсуждалось новое, расширенное понятие научной рациональности, обострилась конкуренция различных объяснительных моделей развития научного знания, попыток реконструкции логики научного поиска. Новое содержание приобретают критерии научности, методологические нормы и понятийный аппарат последней, постнеклассической стадии развития науки. Возникает осознанное стремление к диалектизации, метризации науки, выдвигается требование соотношения философии науки с ее историей, остро встает проблема универсальности методов и процедур, применяемых в рамках философии науки. Пользуется ли историк методами, вырабатываемыми философией науки, и что дает методологу история науки, как соотносятся историцистская и методологическая версии реконструкции развития науки. Эта проблематика возвращает нас к исходной позиции философии науки, т. е. к анализу мировоззренческих и социальных проблем, сопровождающих рост и развитие науки; вновь обретает силу вопрос о социальной детерминации научного знания, актуальными оказываются проблемы гуманизации и гуманитаризации науки.
Современная философия науки выступает в качестве недостающего звена между естественнонаучным и гуманитарным знанием и пытается понять место науки в современной цивилизации в ее многообразных отношениях к этике, политике, религии. Тем самым философия науки выполняет и общекультурную функцию, не позволяя ученым стать невеждами при узкопрофессиональном подходе к явлениям и процессам. Она призывает обращать внимание на философский план любой проблемы, а, следовательно, на отношение мысли к действительности во всей ее полноте и многоаспектности. Стимулируя сам интерес к науке, с одной стороны, философия науки предстает как развернутая диаграмма воззрений на проблему роста научного знания - с другой.
Создавая образ философии науки как направления современной философии, следует четко определить ее исторические границы, корни и условия возникновения. В самостоятельное направление философия науки оформилась во второй половине ХIХ в. в деятельности первых позитивистов. Вдохновленные гигантскими успехами науки, они связывали именно с ней задачи подлинного постижения мира. Развитие данного направления связано с деятельностью оригинальных мыслителей и с множеством авторских концепций, сосредоточивших свое внимание на феномене «наука» и предлагавших ту или иную модель развития научного знания.
У истоков рефлексии над развитием науки находились две противоположные логико-концептуальные схемы ее объяснения: кумулятивная и антикумулятивная. Кумулятивная модель основана на представлении о процессе познания как о постоянно пополняющемся и непрерывно приближающемся к универсальному и абстрактному идеалу истины. Этот идеал в свою очередь понимается как логически взаимосвязанная, непротиворечивая система, как совокупность, накопление всех знаний. Развитие кумулятивной модели приводит к пониманию того, что непосредственным объектом развития науки становится не природа как таковая, а слой опосредствований, созданный предшествующей наукой. Дальнейшее научное исследование осуществляется на материале, уже созданном прежней наукой и воспринимаемом как надежное наследство. Новые проблемы возникают из решения старых, и науке незачем прорываться в иное смысловое пространство, а нужно лишь уточнять, детализировать, совершенствовать.
Антикумулятивная модель развития науки предполагает революционную смену норм, канонов, стандартов, полную смену систем знаний. Действительно, если понятия старой дисциплинарной системы строго взаимосвязаны, дискредитация одного неизбежно ведет к разрушению всей системы в целом. Это уязвимый момент кумулятивизма, от которого принципом несоизмеримости теории, идеей научных революций пытается избавиться антикумулятивизм. Близко к антикумулятивизму подходит концепция критического рационализма, в которой фальсификация мыслится как основной механизм развития научного познания.
Обращаясь к факту исторического становления философии науки, отнесенного к моменту оформления позитивизма, необходимо остановиться на общей характеристике позитивизма, понять истоки и направления его влияния.
Позитивизм предстает как идейное или интеллектуальное течение, охватившее многообразные сферы деятельности, не только науку, но и политику, педагогику, философию, историографию. Считается, что он расцвел в Европе в середине XX в. в период относительно стабильного развития, в эпоху спокойствия, когда она вступила на путь индустриальной трансформации. Быстрые успехи в самых различных областях знания: математики, химии, биологии и, конечно же, физики - делали науку все более и более популярной, приковывающей к себе всеобщее внимание. Научные методы завладевают умами людей, престиж ученых повышается, наука превращается в социальный институт, отстаивая свою автономию и специфические принципы научного исследования. Научные открытия с успехом применяются в производстве, отчего преображается весь мир, меняется образ жизни Прогресс становится очевидным и необратимым. Великолепные математики, среди которых Риман, Лобачевский, Клейн, не менее блестящие физики Фарадей, Максвелл, Герц, Гельмголъц, Джоуль и другие, микробиологи Кох и Пастер, а также эволюционист Дарвин своими исследованиями способствуют возникновению новой картины мира, где все приоритеты отданы науке. Позитивизм возвеличивал успехи науки, и не без основания. На протяжении XX в. многие науки достигли и превзошли пики своего предшествующего развития. Теория о клеточном строении вещества повлекла за собой генетику Грегора Менделя (1822-1884). На стыке стыке ботаники и математики были открыты законы наследственности. Пастер доказал присутствие в атмосфере микроорганизмов - бактерий, а также способность их разрушения под воздействием стерилизации - высокой температуры. Микробиология победила распространенные инфекционные болезни; на основе открытия электропроводимости появился телефон.
В различных странах позитивизм по-разному вплетался в специфические культурные традиции. Наиболее благодатной почвой для него был эмпиризм Англии, впрочем, как и картезианский рационализм во Франции. Германия с ее тяготением к монизму и сциентизму также не препятствовала распространению позитивитстких тенденций. Труднее было данному направлению на почве Италии, с ее возрожденческим гимном человеку. Там акцент был перемешен на натурализм, и позитивизм пышным цветом расцвел в сфере педагогики и антропологии.
Общие программные требования позитивизма несложны:
1. Утверждение примата науки и естественнонаучного метода.
2. Абсолютизация каузальности (причинные законы распространимы не только на природу, но и на общество).
3. Взгляд на развитие общества как на социальную физику.
4. Неизменность прогресса, понятого как продукт человеческой изобретательности, вера в бесконечный рост науки и научной рациональности.
Осмысляя процесс возникновения философии науки как направления современной философии, невозможно пройти мимо имен, стоящих у его истоков. С одной стороны, это У. Уэвелл, Дж. С. Милль, с другой - О. Конт, Г. Спенсер, Дж. Гершель.
Джон Стюарт Милль (1806-1873) английский философ-позитивист, экономист и общественный деятель, был одним из родоначальников позитивизма. Он получил образование под руководством отца, философа Джемса Милля. Труд, представляющий его основные философские взгляды, «Обзор философии сэра Вильяма Гамильтона...» (1865) может быть квалифицирован как спор феноменологического позитивизма с английским априоризмом. В тезисе: «все знание из опыта», источник опыта - в ощущениях, наблюдается непосредственное влияние берклианской философии. Представления о материи как постоянной возможности ощущения и о сознании как возможности их (ощущений) переживания, связаны с отказом от исследования онтологической проблематики.
Обращают на себя внимание его размышления о чувстве, мысли и состояниях сознания. Чувством называется все то, что дух сознает, что он чувствует, другими словами, что входит как часть в его чувствующее бытие. Под названием «мысли» здесь надо понимать все, что мы внутренне сознаем, когда мы нечто называем, думаем: начиная от такого состояния сознания, когда мы думаем о красном цвете, не имея его перед глазами, и до наиболее глубоких мыслей философа или поэта. «Под мыслью надо понимать то, что происходит в самом духе», «умственный образ солнца или идея бога суть мысли, состояния духа, а не сами предметы».
Основным произведением Дж. Милля считается «Система логики» в двух томах (1843), решенная традиционно с позиций индуктивистской трактовки логики как общей методологии науки. «Положение, что порядок природы единообразен, есть основной закон, общая аксиома индукции». Интерес, однако, представляет и то, что уже первый позитивизм признавал роль и значимость интуиции. Мы познаем истины двояким путем, - отмечает Дж. Милль, - некоторые прямо, некоторые же не прямо, а посредством других истин. Первые составляют содержание интуиции или сознания, последние суть результат вывода. Истины, известные нам при помощи интуиции, служат первоначальными посылками, из которых выводятся все остальные наши познания». Рассуждая же об индукции, Милль выделяет четыре метода опытного исследования: метод сходства, метод разницы, метод остатков и метод сопутствующих изменений. Генеральная идея, проводимая сквозь все труды философа, связана с требованием привести научно-познавательную деятельность в соответствие с некоторым методологическим идеалом. Последний основывается на представлении о единообразии природы, о том, что «все знания из опыта», и что законы - суть повторяющиеся последовательности.
Концепция «позитивной (положительной) науки» представлена достаточно обширной деятельностью французского мыслителя Огюста Конта (1798-1857). В работе «Дух позитивной философии» Конт выясняет пять значений определения понятия «позитивного». Во-первых, в старом и более общем смысле позитивное, положительное означает реальное в противоположность химерическому. Во втором смысле это основное выражение указывает на контраст между полезным и негодным. В третьем значении оно часто употребляется для определения противоположности между достоверным и сомнительным. Четвертое состоит в противопоставлении точного смутному. Пятое применение менее употребительное, чем другие, хотя столь же всеобщее - когда слово «положительное» употребляется как противоположное отрицательному, как назначенное «по своей природе преимущественно не разрушать, но не организовывать».
Провозглашаемая им философия науки - философия нового типа - призвана выполнить задачу систематизации, упорядочивания и кодификации научных выводов. Это «здоровая философия», которая коренным образом изгоняет все традиционные философские вопросы, неизбежно неразрешимые. В другой («метафизической философии») нужды нет.
В своем главном произведении «Курс позитивной философии» в шести томах, изданных в 1830-1846 гг., О. Конт широко пропагандировал идею научности применительно ко всем проявлениям природы и общества. И до сих пор его имя вспоминается в связи с созданной им первой классификацией наук и с самой идеей «социологии» как науки об общественной жизни, включающей в себя социальную статику и социальную динамику. Философия предстает в ее новом качестве, как сугубо строгая система, обобщающая результаты различных ветвей научного познания, и только в том значении она может иметь право на существование.
Свойственная науке ориентация на закономерность нашла отражение в предложенном О. Контом так называемом «законе трех стадий» интеллектуального развития человечества. Он заключается в том, что каждая из главных концепций, каждая отрасль наших знаний последовательно проходит три различные теоретические состояния: состояние теологическое, или фиктивное; состояние метафизическое, или отвлеченное; состояние научное, или позитивное.
Другими словами, человеческий разум в силу своей природы и в каждом из своих исследований пользуется последовательно тремя методами мышления, характер которых существенно различен и даже прямо противоположен: сначала методом теологическим, затем метафизическим и, наконец, позитивным. Именно наука, как третья стадия эволюции, сменяет предшествующие ей теологическую, объясняющую все происходящее на основе религиозных представлений, и метафизическую, заменяющую сверхъестественные факторы развития сущностями и причинами. Наука, с позиции О. Конта, есть высшее достижение интеллектуальной эволюции. Высшая, научная, стадия содействует рациональной организации жизни всего общества. Она показывает всю бесплодность попыток осознать первые начала и конечные причины всего сущего, провозглашаемых как цель метафизики.
Именно на третьей, позитивной, стадии вступает в силу второй из трех законов О. Конта - «закон постоянного подчинения воображения наблюдению». Наблюдение - универсальный метод приобретения знания. Он помогает освободиться от ненаучных догматических напластований, стать на твердую почву фактов. «Все здравомыслящие люди повторяют со времен Бэкона, что только те знания истинны, которые опираются на наблюдения». Да и сам реальный ход развития науки в XX столетии свидетельствовал о тяготении ее к накоплению материала, к его описанию и классификации. Но поскольку наблюдаются лишь явления, а не причины и сущности, научное знание по своему характеру оказывается описательным и феноменальным. Этим объясняется знаменитая контовская сентенция о «замене слова «почему» словом «как». Место объяснения у Конта занимает описание. Тем не менее предвидение в качестве функции позитивной философии провозглашается как наиболее важная и значимая способность положительного мышления. Однако, чтобы придать позитивной философии характер всеобщности, необходимо сформулировать энциклопедический закон, связанный с классификацией наук.
Основной характер позитивной философии, как определяет его Конт, выражается в признании всех явлений, подчиненных неизменным естественным законам, открытие и сведение которых до минимума и составляет цель всех наших усилий, причем мы считаем безусловно недоступным и бессмысленным искание так называемых причин, как первичных, так и конечных. Изучение позитивной философии даст нам единственное средство открывать логические законы человеческого разума. Считая все научные теории великими логическими фактами, мы только путем глубокого наблюдения этих фактов можем подняться до понимания логических законов.
Чтобы понять, что такое позитивный метод нужно изучать приложения данного метода. Причем последний не может быть изучен отдельно от исследований, к которым он применяется. Так как, по мнению ученого, все, что рассматривает метод, отвлеченно, сводится к общим местам, настолько смутным, что они не могут оказать никакого влияния на умственную деятельность человека. Неверно, что одним только чтением правил Бэкона или рассуждений Декарта можно построить позитивный метод.
Конт уверен, что цель философии - в систематизации человеческой жизни. По его мнению, истинная философия ставит себе задачей по возможности привести в стройную систему все человеческое, личное и в особенности коллективное существование, рассматривая одновременно все три класса характеризующих его явлений, а именно: мысли, чувства и действия. Первое, о чем ей следует заботиться, так это о согласовании всех трех частей человеческого существования, чтобы привести его к полному единству.
Единство может быть действительным лишь постольку, поскольку точно представляет совокупность естественных отношений. Следовательно, необходимым и предварительным условием становится тщательное изучение совокупности естественных отношений. Только посредством такой систематизации философия может влиять на действительную жизнь. Конт уверен, что у философии есть социальная функция, охватывающая три области человеческой деятельности: мышление, чувство и действие. И только достигнув позитивного состояния, философия может с надлежащей полнотой достойно выполнить свое основное назначение.
Другим крупнейшим представителем первого позитивизма был Герберт Спенсер (1820-1903). Идея плавного, эволюционного прогресса становится доминирующей в его концепции и главным принципом его методологии. «Эволюция есть интеграция (приведенная к членораздельному единству) материи, сопровождаемая рассеянием движения, во время которой материя переходит от состояния неопределенности, несвязной однородности к состоянию определенной и связной разнородности и во время которой неизрасходованное движение претерпевает аналогичное же превращение»[30]. Философ высказывает идею о ритме эволюции. Понятия интеграции и дезинтеграции, перехода от однородного к разнородному (дифференциации) и от неопределенного к определенному, т. е. идея нарастающей структурности составила содержательную ткань его концепции.
Философия, согласно Спенсеру, должна объединять все конкретные явления. Закон совместного действия всех факторов, понимаемый как закон непрерывного перераспределения материи и движения, составляет основу философии. Основаниями философии должны служить фундаментальные положения, т. е. положения, которые невыводимы из более глубоких и которые могут быть обоснованы только обнаружением полного согласия между собой всех результатов, достигнутых через их допущение. Это первичные истины: «неуничтожимость материи», «непрерывность движения» и «постоянство количества силы», причем последняя является основной, а предыдущие - производными. Однако если Милль представляет материю и сознание как возможности ощущения, то Спенсер уверен в их символической природе. Он считает, что истолкование всех явлений в терминах материи, движения и силы есть не более как сведение наших сложных мысленных символов к простейшим, а когда уравнение приведено к его простейшим терминам, символы все же остаются символами. Спенсер дает феноменологическое истолкование науки, довольствующееся лишь связью внешних явлений. Наука поэтому есть лишь отчасти объединенное знание, в то время как философия - знание вполне объединенное.
Итак, подытоживая знакомство с тремя выдающимися мыслителями - Дж. Миллем, О. Контом и Г. Спенсером - стоящими у истоков философии науки, зададимся вопросом: какие инновации предложил первый позитивизм интеллектуальному континууму эпохи? Дж. Милль выделил в качестве общего направления научного познания эмпиризм и индуктивизм. В его трудах четко прослеживалась феноменалистическая ориентация, провозглашался унифицирующий подход, основанный на вере в единообразие природы. Трудноразрешимой проблемой был вопрос о взаимосуществовании религии и науки. В том или ином варианте, но позитивисты не отваживались полностью игнорировать феномен религии. Наибольшее позитивное значение у Спенсера имела проводимая им эволюционная идея, которая косвенным образом отразилась и в самом понимании философии. Она представала как «вполне объединенное знание».
В целом значение интеллектуальных инноваций первого позитивизма для философии науки велико. В ее последующий дисциплинарный объем перешли: тематические ориентации на проведение четкой классификации наук, идея о том, что во всем властвует закон, акцент на ведущую и основополагающую роль наблюдения и выявление описания и предсказания как процедур, составляющих цель науки. Милль обогатил сюжетный план проблематики философии науки введением некоторого психологизма и выявлением роли индукции и ассоциаций в науке. Новой для проблемного поля позитивизма позицией оказалось признание психологической составляющей метода как совокупности интеллектуальных привычек, гипотезы как могущественного орудия развития знания и даже интуиции. Милль поддержал строгий детерминизм, высказав идею относительно того, что единообразие природы обеспечивается универсальной причинностью Спенсер подчеркивал универсальность эволюционного развития научного познания и проводил мысль о необходимости объединенности и общности знаний, пытался примирить науку с религией, тем самым предлагая неожиданный ход, состоящий в расширении границ рациональности.
С научной картиной мира связывают широкую панораму знаний о природе, включающую в себя наиболее важные теории, гипотезы и факты. Структура научной картины мира предлагает центральное теоретическое ядро, фундаментальные допущения и частные теоретические модели, которые постоянно достраиваются. Центральное теоретическое ядро обладает относительной устойчивостью и сохраняет свое существование достаточно длительный срок. Оно представляет собой совокупность конкретно-научных и онтологических констант, сохраняющихся без изменения во всех научных теориях. Когда речь идет о физической реальности, то к сверхустойчивым элементам любой картины мира относят принципы сохранения энергии, постоянного роста энтропии, фундаментальные физические константы, характеризующие основные свойства универсума: пространство, время, вещество, поле, движение.
Фундаментальные допущения носят специфический характер и принимаются за условно неопровержимые. В их число входит набор теоретических постулатов, представлений о способах взаимодействия и организации в систему, о генезисе и закономерностях развития универсума. В случае столкновения сложившейся картины мира с контрпримерами или аномалиями для сохранности центрального теоретического ядра и фундаментальных допущений образуется ряд дополнительных частнонаучных моделей и гипотез. Именно они могут видоизменяться, адаптируясь к аномалиям.
Научная картина мира представляет собой не просто сумму или набор отдельных знаний, а результат их взаимосогласования и организации в новую целостность, т.е. в систему, с этим связана такая характеристика научной картины мира, как ее системность. Назначение научной картины мира как свода сведений состоит в обеспечении синтеза знаний. Отсюда вытекает ее интегративная функция.
Научная картина мира носит парадигмальный характер, так как она задает систему установок и принципов освоения универсума. Накладывая определенные ограничения на характер допущений «разумных» новых гипотез научная картина мира, тем самым направляет движение мысли. Ее содержание обусловливает способ видения мира, поскольку влияет на формирование социокультурных, этических, методологических и логических норм научного исследования. Поэтому можно говорить о нормативной, а также о психологической функциях научной картины мира, создающей общетеоретический фон исследования и координирующей ориентиры научного поиска.
Эволюция современной научной картины мира предполагает движение от классической к неклассической и постнеклассической картине мира (о чем шла уже речь). Европейская наука стартовала с принятия классической научной картины мира, которая была основана на достижениях Галилея и Ньютона, господствовала на протяжении достаточно продолжительного периода - до конца прошлого столетия. Она претендовала на привилегию обладания истинным знанием. Ей соответствует графический образ прогрессивно направленного линейного развития с жестко однозначной детерминацией. Прошлое определяет настоящее так же изначально, как и настоящее определяет будущее. Все состояния мира, от бесконечно отдаленного былого до весьма далекого грядущего, могут быть просчитаны и предсказаны. Классическая картина мира осуществляла описание объектов, как если бы они существовали сами по себе в строго заданной системе координат. В ней четко соблюдалась ориентация на «онтос», т. е. то, что есть в его фрагментарности и изолированности Основным условием становилось требование элиминации всего того, что относилось либо к субъекту познания, либо к возмущающим факторам и помехам.
Строго однозначная причинно-следственная зависимость возводилась в ранг объяснительного эталона. Она укрепляла претензии научной рациональности на обнаружение некоего общего правила или единственно верного метода, гарантирующего построение истинной теории. Естественнонаучной базой данной модели была Ньютонова Вселенная с ее постоянными обитателями: всеведущим субъектом и всезнающим Демоном Лапласа, якобы знающим положение дел во Вселенной на всех ее уровнях, от мельчайших частиц до всеобщего целого. Лишенные значимости атомарные события не оказывали никакого воздействия на субстанционально незыблемый пространственно-временной континуум.
Неклассическая картина мира, пришедшая на смену классической, родилась под влиянием первых теорий термодинамики, оспаривающих универсальность законов классической механики. С развитием термодинамики выяснилось, что жидкости и газы нельзя представить как чисто механические системы. Складывалось убеждение, что в термодинамике случайные процессы оказываются не чем-то внешним и побочным, они сугубо имманентны системе. Переход к неклассическому мышлению был осуществлен в период революции в естествознании на рубеже XX-XXI вв., в том числе и под влиянием теории относительности Графическая модель неклассической картины мира опирается на образ синусоиды, омывающей магистральную направляющую развития. В ней возникает более гибкая схема детерминации, нежели в линейном процессе, и учитывается новый фактор - роль случая. Развитие системы мыслится направленно, но ее состояние в каждый момент времени не детерминировано. Предположительно изменения осуществляются, подчиняясь закону вероятности и больших чисел. Чем больше отклонение, тем менее оно вероятностно, ибо каждый раз реальное явление приближается к генеральной линии - «закону среднего». Отсутствие детерминированности на уровне индивидов сочетается с детерминированностью на уровне системы в целом. Историческая магистраль все с той же линейной направленностью проторивает пространственно-временной континуум, однако поведение индивида в выборе траектории его деятельностной активности может быть вариабельно. Новая форма детерминации вошла в теорию под названием «статистическая закономерность». Неклассическое сознание постоянно наталкивалось на ситуации погруженности в действительность. Оно ощущало свою предельную зависимость от социальных обстоятельств и одновременно льстило себя надеждами на участие в формировании «созвездия» возможностей.
Образ постнеклассической картины мира - древовидная ветвящаяся графика - разработан с учетом достижений бельгийской школы И. Пригожина. С самого начала и к любому данному моменту времени будущее остается неопределенным. Развитие может пойти в одном из нескольких направлений, что чаще всего определяется каким-нибудь незначительным фактором. Достаточно лишь небольшого энергетического воздействия, так называемого «укола», чтобы система перестроилась и возник новый уровень организации. В современной постнеклассической картине мира анализ общественных структур предполагает исследование открытых нелинейных систем, в которых велика роль исходных условий, входящих в них индивидов, локальных изменений и случайных факторов. «Постнеклассическая наука расширяет поле рефлексии над деятельностью, в рамках которой изучаются объекты. Она учитывает соотнесенность характеристик получаемых знаний об объекте не только с особенностью средств и операций деятельности, но и с ее ценностно-целевыми структурами»[31].
Следовательно, включенность последних становится новым императивом постнеклассики. В постнеклассической методологии очень популярны такие понятия, как бифуркация, флуктуация, хаосомность, диссипация, странные аттракторы, нелинейность. Они наделяются категориальным статусом и используются для объяснения поведения всех типов систем: доорганизмических, организмических, социальных, деятельностных, этнических, духовных и пр.
В условиях, далеких от равновесия, действуют бифуркационные механизмы. Они предполагают наличие точек раздвоения и неединственность продолжения развития. Результаты их действия труднопредсказуемы. По мнению И. Пригожина, бифуркационные процессы свидетельствуют об усложнении системы; Н. Моисеев утверждает, что «каждое состояние социальной системы является бифуркационным».
Флуктуации в общем случае означают возмущения и подразделяются на два больших класса: создаваемых внешней средой и воспроизводимых самой системой. Возможны случаи, когда флуктуации будут столь сильны, что овладеют системой полностью, придав ей свои колебания, и по сути изменят режим ее существования. Они выведут систему из свойственного ей «типа порядка», но обязательно ли к хаосу или к упорядоченности иного уровня - это вопрос особый.
Система, по которой рассеиваются возмущения, называется диссипативной. По существу, это характеристика поведения системы при флуктуациях, которые охватили ее полностью. Основное свойство диссипативной системы - необычайная чувствительность к всевозможным воздействиям и в связи с этим чрезвычайная неравновесность. Ученые выделяют такую структуру как аттракторы - притягивающие множества, образующие собой центры, к которым тяготеют элементы. К примеру, когда скапливается большая толпа народа, то отдельный человек, двигающийся в собственном направлении, не в состоянии пройти мимо, не отреагировав на нее. Изгиб его траекторий осуществится в сторону образовавшейся массы. В обыденной жизни это часто называют любопытством. В теории самоорганизации подобный процесс получил название «сползание в точку скопления». Аттракторы стягивают и концентрируют вокруг себя стохастические элементы, тем самым структурируя среду и выступая участниками созидания порядка. В постнеклассической картине мира упорядоченность, структурность, равно как и хаосомность, стохастичность, признаны объективными, универсальными характеристиками действительности. Они обнаруживают себя на всех структурных уровнях развития. Проблема иррегулярного поведения неравновесных систем находится в центре внимания синергетики - теории самоорганизации, сделавшей своим предметом выявление наиболее общих закономерностей спонтанного структурогенеза. Она включила в себя новые приоритеты современной картины мира: концепцию нестабильного неравновесного мира, феномен неопределенности и многоальтернативности развития, идею возникновения порядка из хаоса. Попытки осмысления понятий порядка и хаоса, создания теории направленного беспорядка опираются на обширные классификации и типологии хаоса. Последний может быть простым, сложным, детерминированным, перемежаемым, узкополосным, крупномасштабным, динамичным и пр. Самый простой вид хаоса - «маломерный» - встречается в науке и технике и поддается описанию с помощь детерминированных систем. Он отличается сложным временным, но весьма простым пространственным поведением. «Многомерный» хаос сопровождает нерегулярное поведение нелинейных сред. В турбулентном режиме сложными, не поддающимися координации, будут и временные, и пространственные параметры. Под понятием «детерминированый хаос» подразумевают поведение нелинейных систем, которое описывается уравнениями без стохастических источников, с регулярными начальными и граничными условиями.
Можно выявить ряд причин и обстоятельств, в результате которых происходит потеря устойчивости и переход к хаосу: это шумы, внешние помехи, возмущающие факторы. Источник хаосомности иногда связывают с наличием многообразия степеней свободы, что может привести к реализации абсолютно случайных последовательностей. К обстоятельствам, обусловливающим хаосогенность, относится принципиальная неустойчивость движения, когда два близких состояния могут порождать различные траектории развития, чутко реагируя на стохастику внешних воздействий. Современный уровень исследований приводит к существенным дополнениям традиционных взглядов на процессы хаотизации. В постнеклассическую картину мира хаос вошел не как источник деструкции, а как состояние, производное от первичной неустойчивости материальных вазимодействий, которое может явиться причиной спонтанного структурогенеза. В свете последних теоретических разработок хаос предстает не просто как бесформенная масса, но как сверхсложноорганизованная последовательность, логика которой представляет значительный интерес. Ученые вплотную подошли к разработке теории направленного беспорядка, определяя хаос как нерегулярное движение с непериодически повторяющимися, неустойчивыми траекториями, где для корреляции пространственных и временных параметров характерно случайное распределение.
Оправданная в человекоразмерном бытии социологизация категорий порядка и хаоса имеет своим следствием негативное отношение к хаотическим структурам и полное принятие упорядоченных. Тем самым наиболее наглядно демонстрируется двойственная (антропологично-дезантропологичная) ориентация современной философии. Научно-теоретическое сознание делает шаг к конструктивному пониманию роли и значимости процессов хаотизации в современной синергетической парадигме. Социальная практика осуществляет экспансию против хаосомности, неопределенности, сопровождая их сугубо негативными оценочными формулами, стремясь вытолкнуть за пределы методологического анализа. Последнее выражается в торжестве рационалистических утопий и тоталитарных режимов, желающих установить «полный порядок» и поддерживать его с «железной необходимостью».
Между тем истолкование спонтанности развития в деструктивных терминах «произвола» и «хаоса» вступает в конфликт не только с выкладками современного естественнонаучного и философско-методологического анализа, признающего хаос наряду с упорядоченностью универсальными характеристиками материи. Оно идет вразрез с древнейшей историко-философской традицией, в которой начиная от Гесиода хаос мыслится как все собой обнимающее и порождающее начало. В интуициях античного мировосприятия безвидньтй и непостижимый хаос наделен формообразующей силой и означает «зев», «зияние», первичное бесформенное состояние материи и первопотенцию мира, которая, разверзаясь, изрыгает из себя ряды животворно оформленных сущностей.
Спустя более чем двадцать веков такое античное мирочувствование отразилось в выводах ученых. Дж. Глейк в работе «Хаос: создавая новую науку» заметит, что открытие динамического хаоса - это по сути дела открытие новых видов движения, столь же фундаментальное по своему характеру, как и открытие физикой элементарных частиц, кварков и глюонов в качестве новых элементов материи. Наука о хаосе - это наука о процессах, а не о состояниях, о становлении, а не о бытии.
В современной научной картине мира рациональность рассматривается как высший и наиболее аутентичный требованиям законосообразности тип сознания и мышления, образец для всех сфер культуры. Она отождествляется с целесообразностью. Говоря об открытии рациональности, имеют в виду способность мышления работать с идеальными объектами, способность слова отражать мир разумно-понятийно. В этом смысле открытие рациональности приписывают античности. Рациональный способ вписывания человека в мир опосредован работой в идеальном плане, поэтому рациональность ответственна за те специальные процедуры трансформации реальных объектов в идеальные, существующие только в мысли. Но если деятельность по конструированию идеальных объектов может уходить в бескрайние полеты фантазии, то научная рациональность, т. е. мысленное конструирование идеальных объектов, которое признает наука, ограничивает данную свободу мысли. Ей нужны знания, пригодные для практического использования, а следовательно, она признает лишь те идеальные объекты и процедуры, которые непосредственно или опосредованно, актуально либо потенциально сопряжены с практической значимостью для жизнедеятельности людей.
С одной стороны, научную рациональность связывают с историей развития науки и естествознания, с совершенствованием систем познания и с методологией. В этом отождествлении рациональность как бы «покрывается» логико-методологическими стандартами. С другой стороны, рациональность оказывается синонимичной разумности, истинности. И здесь на первый план выдвигаются проблемы выяснения критериев, оснований и обоснований истинного знания, совершенствования языка познания.
Единого универсального понимания рациональности отыскать невозможно. Современные методологи, фиксируя различные типы рациональности: «закрытую», «открытую», «универсальную», «специальную», «мягкую», «сверхрациональность» и пр., а также особенности социальной и коммуникативной, институциональной рациональности, склонились к принятию полисемантизма, многозначности понятия «рациональность». Ее смысл может быть сведен к сферам природной упорядоченности, отраженной в разуме; способам концептуально-дискурсивного понимания мира; совокупности норм и методов научного исследования и деятельности.
Именно последнее, как очевидно, и приводит к возможности отождествления рациональности и методологии науки. По мнению Н. Моисеева, «реальность (точнее - восприятие человеком окружающего, которое его сознание воспринимает как данность) порождала рациональные схемы. Они в свою очередь рождали методы, формировали методологию. Последняя становилась инструментом, позволявшим рисовать картину мира - Вселенной (универсум) рациональным образом»[32].
В. Швырев фиксирует «концептуальный кризис в интерпретации понятия рациональность, который обнаруживается в современных дискуссиях по этой проблеме и связан с конкретной исторической формой рациональности, а именно с тем классическим представлением о рациональности, которое восходит к эпохе нового времени и Просвещения, Современный кризис рациональности - это, конечно, кризис классического представления о рациональности»[33]. Он обусловлен потерей ясных и четких идейно-концептуальных ориентиров, которыми характеризовалось классическое сознание вообще. Сквозь призму классической рациональности мир представал как законосообразный, структурно-организованный, упорядоченный, саморазвивающийся. Вместе с тем классический рационализм так и не нашел адекватного объяснения акту творчества. В истоках эвристичности, столь необходимой для открытия нового, рационального меньше, чем внерационального, нерационального и иррационального. Глубинные слои человеческого Я не чувствуют себя подчиненными разуму, в их клокочущей стихии бессознательного слиты и чувства, и инстинкты, и эмоции.
Неклассическая научная рациональность «берется» учитывать соотношение природы объекта со средствами и методами ее исследования. Уже не исключение всех помех, сопутствующих факторов и средств познания, а уточнение их роли и влияния становится важным условием в деле достижения истины.
Этим формам рационального сознания присущ пафос максимального внимания к реальности. Если с точки зрения классической картины мира предметность рациональности - это прежде всего предметность объекта, данного субъекту в виде завершенной, ставшей действительности, то предметность неклассической рациональности - пластическое, динамическое отношение человека к реальности, в которой имеет место его активность. В первом случае мы имеем предметность Бытия, во втором - Становления. Задача - соединить их.
Постнеклассический образ рациональности показывает, что понятие рациональности шире понятия «рациональности науки», так как включает в себя не только логико-методологические стандарты, но еще и анализ целерациональных действий и поведение человека. В самой философии науки возникшая идея плюрализма растворяет рациональность в технологиях частных парадигм. По словам П. Гайденко, на месте одного разума возникло много типов рациональности. По мнению ряда авторов, постнеклассический этап развития рациональности характеризуется соотнесенностью знания не только со средствами познания, но и с ценностно-целевыми структурами деятельности.
Новый постнеклассический тип рациональности активно использует новые ориентации: нелинейность, необратимость, неравновесность, хаосомность и пр., что до сих пор неуверенно признавались в качестве равноправных членов концептуального анализа. В новый, расширенный объем понятия «рациональность» включены интуиция, неопределенность, эвристика и другие не традиционные для классического рационализма прагматические характеристики, например, польза, удобство, эффективность. В новой рациональности расширяется объектная сфера за счет включений в нее систем типа: «искусственный интеллект», «виртуальная реальность», «киборг-отношения», которые сами являются порождениями научно-технического прогресса. Такое радикальное расширение объектной сферы идет параллельно с его радикальным «очеловечиванием». И человек входит в картину мира не просто как активный ее участник, а как системообразующий принцип. Это говорит о том, что мышление человека с его целями, ценностными ориентациями несет в себе характеристики, которые сливаются с предметным содержанием объекта. Поэтому постнеклассическая рациональность - это единство субъективности и объективности. Сюда же проникает и социокулътурное содержание. Категории субъекта и объекта образуют систему, элементы которой приобретают смысл только во взаимной зависимости друг от друга и от системы в целом. В этой системе можно увидеть и провозглашаемый еще с древности идеал духовного единства человека и мира.
Наиболее часто и наглядно идея рациональности как рефлексивного контроля и объективирующего моделирования реализуется в режиме «закрытой рациональности* на основе заданных целеориентиров. Поэтому нередко рациональность сводят к успешной целесообразной или целенаправленной деятельности. Исследователи критически относятся к типу «закрытой» рациональности. Именно абсолютизация и догматизация оснований, функционирующих в режиме «закрытой» рациональности частных парадигм, лишают в современном сознании идею рациональности ее духовного измерения, ценностно-мировоззренческой перспективы, связанной с установкой на гармонизацию отношений человека и мира.
Однако то, что представляется рациональным в «закрытой» рациональности, перестает быть таковым в контексте «открытой». Например, решение проблем производственных не всегда рационально в контексте экологических. Или деятельность, иррациональная с позиции науки, может быть вполне рациональной с других точек зрения, к примеру с точки зрения получения ученой степени.
Достаточно эвристическая идея открытой рациональности отражает очевидный факт эволюции науки, постоянного совершенствования аппарата анализа, способов объяснения и обоснования процесса бесконечного поиска истины. Вместе с тем, несмотря на существенные достижения современных наук в построении научной картины мира, не умолкают голоса скептиков, указывающих, что на рубеже третьего тысячелетия науке так и не удалось достаточным образом объяснить гравитацию, возникновение жизни, появление сознания, создать единую теорию поля и найти удовлетворительное обоснование той массе парапсихологических или биоэнергоинформационных взаимодействий, которые сейчас уже не объявляются фикцией и чепухой. Выяснилось, что объяснить появление жизни и разума случайным сочетанием событий, взаимодействий и элементов невозможно, такую гипотезу запрещает и теория вероятностей. Не хватает степени перебора вариантов периода существования Земли.
В конце XX в. в науке произошли существенные изменения. Отклонение от строгих норм научной рациональности становилось все более допустимым и приемлемым. Нарушение принятых и устоявшихся стандартов стало расцениваться как непременное условие и показатель динамики научного знания. Познание перестало отождествляться только с наукой, а знание - только с результатом сугубо научной деятельности. С другой стороны, многие паранаучные теории допускали в свои сферы основополагающие идеи и принципы естествознания и демонстрировали свойственную науке четкость, системность и строгость.
Ограничение идеи гносеологической исключительности науки, которое вряд ли могло быть воспринято ученым миром с особым воодушевлением, уравновешивалось многообразными возможностями расширения сферы научного интереса. В объектное поле научных изысканий стали попадать явления исключительные, наука обернулась к формам познавательной деятельности, которое ранее квалифицировались как «пограничные», не признанные в сферах официальной науки Астрология, парапсихология и целый комплекс так называемых народных наук стали привлекать к себе внимание не с точки зрения их негативной оценки, что весьма банально,, а с позиции их нетрадиционных подходов, методов, познавательных ориентации. Да и внутри самой науки все явственнее стали обнаруживаться «девиантные» линии, т. е. отклоняющиеся от общепринятых норм и стандартов научного исследования. Возник даже новый термин: кроме широкоупотребляемых «паранаука» и «вненаучное знание», стало использоваться понятие «анормальное» знание. Оно указывало на факт наличия знания, которое не соответствовало принятой парадигме, а потому всегда отторгалось.
Однако факты из истории науки свидетельствуют о беспочвенности скоропалительного отторжения «сумасшедших идей и гипотез». Так, например, идеи Н. Бора о принципе дополнительности считали «дикими и фантастичными», высказываясь о них так: «Если этот абсурд, который только что опубликовал Бор, верен, то можно вообще бросать карьеру физика». «Выбросить всю физику на свалку и самим отправляться туда же». Процесс возникновения термодинамики сопровождался фразами типа: «Бред под видом науки». Такая защитная реакция классической науки по-своему понятна, это своего рода иммунный барьер. И каждая вновь возникшая идея проходит тщательную и строгую проверку на приживаемость.
Аналогом такого «анормального» знания может считаться и научный романтизм Гёте, размышлявшего о протофеномене, этаком зримо явленном законе. Расшатать рамки строгой научной рациональности помогли и интуитивизм А. Пуанкаре, и теория неявного, личностного знания М. Полани, и методологический анархизм П. Фейерабенда. Постепенно отношение к девиантным формам познавательной деятельности несколько изменилось, они стали уживаться с научными концепциями, так как из и анализа методологи надеялись извлечь серьезные положительные результаты - некое методологическое приращение к традиционализму.
Вместе с тем сама ситуация такой уживчивости, которая могла быть охарактеризована словами формулы терпимости: «Оставьте расти все вместе, и то и другое до жатвы», - привела к релятивности научного познания. Расширение сферы методологических интересов послужило обоснованию равноправного гносеологического статуса таких ранее контрадикторных противоположностей, как астрономия и астрология, традиционная и нетрадиционная медицина. И если, согласно установкам XX в., астрология считалась недостойной внимания лженаукой, то в XX в. критика подобных наукообразований осуществлялась более корректно. Так, Карл Поппер считал, что астрологию нельзя квалифицировать как науку, потому что она не ориентируется на принцип фальсификации: «астрология излишне подчеркивает положительные свидетельства и игнорирует контрпримеры». Испокон веков она придерживается определенных постулативных положений, что, впрочем, не так уж чуждо и науке.
Отсутствие фалъсифицируемости в астрологии, как это утверждает Поппер, опровергает Эдвард Джеймс. Он считает, что в ходе исторического развития ее содержание не оставалось неизменным, и достаточно видное место занимала процедура фальсификации. Громкие сенсации по поводу несбывшихся гороскопов - что это, если не своеобразное действие принципа фальсификации? Известная сентенция «звезды не лгут» может быть истолкована как методологическое требование опытной проверки астрологических построений, в том числе и как процедура фальсификации. Тогда понятно, что ошибаются астрологи, а звезды не лгут.
В другом, признающем астрологию подходе выдвигались принятые с точки зрения традиционалистики аргументы, исходя из которых ее появление было связано с потребностями общественной практики и материальными интересами, как-то: успешное проведение охоты, занятие земледелием и скотоводством. Все это, безусловно, подчинялось ритмам звездного неба. Ритмы звездных взаимодействий, их влияние на процессы на Земле было общим импульсом развития как астрологии, так и астрономии и космологии. Астрология совершенствовала и свой математический аппарат, уточняла технику исчислений. А когда потребовалось освоить технику гороскопа, астрологи стали применять точнейшие тригонометрические вычисления. (Заметим, что в Риме астрологов называли математиками.)
Самое последнее обновление или подтверждение научного статуса астрологии связано с интересными размышлениями космистов, и в частности с концепцией Л. Гумилева, связывающей ритмы человеческой истории с ритмами космической активности в «ближнем космосе». Подобные идеи содержатся и в теории А. Чижевского.
Помимо всех естественнонаучных доводов, астрология удовлетворяла и еще одну древнейшую человеческую потребность, самую большую слабость человека - знать свою судьбу. Она облекала сам способ удовлетворения этой потребности в достаточно строгую научную форму, осуществляя сбор данных, проведение исчислений, формулировку соответствий.
Разграничение (демаркация) науки и вненаучных форм знания всегда осуществлялось с привлечением критериев научности. Однако убеждение в необходимости их четкости, строгости и однозначности было свойственно науке XX в. Затем начались разногласия по вопросу значимости тех или иных критериев науки. К середине 70-х гг. XX в. позиция, провозглашающая возможность однозначного, раз и навсегда устанавливаемого критерия или меры идентификации подлинной науки рассматривалась как анахронизм. Возникла точка зрения, согласно которой понятие научности не следует связывать с каким-либо одним критерием или набором критериев. Критерии носят либеральный характер, а границы научности задаются социокультурными параметрами. Наука постоянно развивается, и формулировка указанных критериев должна отвечать этой ситуации постоянного динамизма и изменчивости. Динамика развития с неизбежностью разрушает классические каноны. Важно отметить, что осознание потери научными репрезентациями своего привилегированного места уравнивает науку в ее отношении к реальности с другими подходами. Она уже не та единственная и уникальная магистраль притока информации, не всегда оснащенная самыми инновационными и модернизирующими приборами и приспособлениями .
В последнее время статус эзотерических знаний достаточно укрепился. Крайне негативное отношение к девиантному знанию (как к околонаучному, фарсовому перевертышу науки) сменилось позицией терпимости, а иногда и упованиями, подпитываемыми, как это ни парадоксально, диалектическим видением мира, что в конце концов наука сможет объяснять кажущиеся ныне сверхъестественными явления, и в связи с найденным причинным объяснением они перестанут быть таковыми. Произойдет развенчание сверхъестественного.
Соотношение эзотеризма и науки. Ключевой идеей для эзотеризма является существование двух реальностей, одна из которых имеет совершенный идеальный характер (что в терминах эзотерики означает существование на тонких уровнях), другая выражает стремление человека пройти путь совершенствования и изменить и себя, и Космос. Отсюда два видимых вектора эзотеризма. Один указывает на идею сверхчеловека, человека с расширенным сознанием и выдающимися способностями. Другой - на идею преображения жизни, аналогично той, которая опредмечена холиазмической формулой «царствия Божьего на Земле».
И если рациональное научное знание, как правило, неэмоционально и безличностно объективно, то в эзотерической традиции приобщение к тайному знанию невозможно без использования механизмов эмоциональных переживаний, и в частности без посылов, ориентированных на свет, добро и благость в мыслях, словах и поступках - в случае приобщения к белой магии, и на прямо противоположные установки - в случае черной магии.
Эзотерические представления реализуют две основные цели: во-первых, познавательную, направленную на изучение фактов, лежащих за пределами обычного опыта; во-вторых, властную, или кибер-цель, связанную с управлением процессами внешнего мира. Если научное знание, начиная с нового времени, всегда оказывается в центре интеллектуальных притяжений, то положение эзотеризма в разные исторические эпохи было неодинаковым. Он то оттесняется на периферию, то продвигается на авансцену духовных изысканий.
Когда говорят о науке, то отмечают в первую очередь ее системность. Однако подобное же свойство можно обнаружить и в современных эзотерических учениях. Многие исследователи уверены, что так называемое «лунное» знание представляет собой целую систему знаний, такую же сложную, как современная физика, чьи предположения иногда оказываются на стыке вероятного и невероятного.
Ориентироваться в сложном здании герметической философии непросто. Есть существенные разногласия в понимании значения употребляемых понятий и терминов. Так, Е. Варшавский предлагает следующую их иерархию[34]. Эзотерическое знание делится на четыре вида. Во-первых, знание оккультных сил, пробуждаемых в природе посредством определенных ритуалов и обрядов. Во-вторых, знание каббалы, тентрического культа и часто колдовства. В-третьих, знание мистических сил, пребывающих в звуке (эфир), в мантрах (напевах, заклинаниях, заговорах, зависящих от ритмов и мелодий). Другими словами - знание законов вибрации и магическое действие, основанное на знании типов энергий природы и их взаимодействия. В-четвертых, это знание Души, истинной мудрости Востока, предполагающей изучение герметизма.
Можно встретиться с подразделением всех оккультных наук на экзотерические ы эзотерические. Первые изучают внешнюю форму явлений природы; вторые исследуют внутреннюю сущность. Здесь достаточно очевидным аналогом служат существующие в науке эмпирический и теоретический уровни исследования.
Термин | Происхождение | Оригинал | Перевод | Значение |
Оккультизм | Лат. | Оккультус | За пределами | Преданные огласке ранее тайные науки |
Экзотеризм | Греч. | Экзотерикус | Внешний | Ясное, доступное всем |
зотеризи | Греч. | Эзотерикус | Внутреннее | Доступное узкому кругу |
Мистика | Греч. | Мистикос | Секретно | Озарение, духовное общение с Богом |
Противостояние спиритизма и оккультизма. Согласно существующему взгляду, теории, в которых признавалось вмешательство высших духовных существ, получили название спиритических. Спиритизм основывается на древнеегипетском веровании в существование сверхъестественного мира нематериальных духов. Его сторонники верят и в существование душ умерших. Связь с миром духов оказывается привилегией жрецов, способы этой связи составляют большую тайну. В настоящее время человека, способного к спиритическим контактам, называют медиумом. Спиритизм рассматривают в его двух ветвях: американской и европейской (прежде всего немецкой). Спириты объясняют свой успех тем, что их учение является протестом против естественнонаучного материализма, господствующего над мышлением. Спиритуалист верит в невидимые таинственные миры, заполненные существами, истинная природа которых представляет неразгаданную загадку.
Концепции, в которых истинной причиной происходящего принимались неизвестные природные силы, назывались оккультизмом. Под понятием «оккультизм» следует подразумевать общее название учений, признающих существование скрытых сил в человеке и Космосе, но доступных для понимания особо посвященных, т. е. людей, прошедших обряд посвящения и получивших специальную биопсихоэнергетическую подготовку. В последнее время эти два родственных по истоку направления вступили в открытую борьбу. Для оккультных наук важным вопросом оказалась проблема, где искать источник сил, проявление которых наблюдается в магических операциях? Искать ли его в живой или неживой природе? Чем он является по природе - физическим или психическим явлением и процессом? И когда современные физика и химия замолкают, не в силах объяснить те или иные феномены, можно расслышать негромкие голоса оккультных наук, выступающих от имени еще непознанных природных сил.
Попытки доказательства оккультных явлений предпринимались и прежде, подобную задачу, в частности, поставил известный химик Вильяме Крукс и пришел к аналогичным результатам. Другой химик, Карл Рейхенбах, обратил внимание на факт северного сияния и предположил, что такое световое явление должно происходить всюду, где есть магнитные полюса. Сенситивы, наиболее чувствительные люди, фиксировали сияние у полюсов больших магнитов, ощущали температуру и даже притягивались к ним. Рейхенбах сделал вывод, что сияние испускают не только магниты, но и всякий предмет, выставленный ранее на солнечный свет, а также кристаллы и человеческое тело. Силу, производящую свечение, он назвал одом. Исходящий от людей од (по Рейсенбаху - биод) отчасти совпадает, таким образом, с психической силой современных оккультистов. Однако «в то время как психическую силу надо считать связанной непременно с людьми или во всяком случае с животными, предположенная од-сил а встречается повсюду в природе»[35]. Тем не менее в контексте спиритических опытов проблема фотографирования и материализации духов – одна из наиболее полемических в связи с многочисленными обманами, зафиксированными самими же свидетелями. Считается, что до сих пор нет и не имеется еще ни одного положительного и бесспорного доказательства подлинности спиритизма.
Плюралистичность эзотеризма. Традиционная наука реализует достаточно строгую форму организованности. Научное знание выступает в виде логически упорядоченной схемы. Эзотеризм изначально плюралистичен. Он как бы призван отразить индивидуальные различия в путях ищущих, где каждый имеет право на свое собственное, отличное от другого мировосприятие. Кстати, греческий аналог термина «эзотеризм» означает «внутреннее», «закрытое» Иногда его сторонники объединяются в некие общества и группы, однако предполагать их монолитное единство было бы просчетом. По сути своей эзотеризм как поиск и построение идеальной реальности и осмысление личного пути совершенствования есть своеобразная ниша интеллигибельной свободы или свободы умопостижения, где каждый имеет право на духовное творчество, самостоятельное волеизъявление, не стесненное нормой запрета социально-идеологического характера. Если бы этот феномен не существовал, его как сферу личного трансцендентного поиска, где каждый, пытаясь выразить свою обеспокоенность современным состоянием мира и человечества, стремится отыскать способы его личного преодоления, следовало бы образовать. Можно сказать, что это сфера человеческой духовной самодеятельности аналогична существующей в искусстве. Есть профессионалы, а есть множество самодеятельных недипломированных самородков, по-своему исполняющих собственный танец, поющих свою песню. Отсюда и пестрота, разномастность и неодинаковость «репертуара». Запретить это невозможно, отрежиссировать невероятно сложно, а объяснить легко.
Разве не прав человек в своем желании, отбросив гнет чисто материальных проблем, думать о проблемах космической значимости, тем более что они сопряжены со стремлением к совершенствованию? Разве виновен он в том, что в нем проявляется его антропософичность - устремленность к божественному совершенству и всемогуществу?
Эзотерика призывает многое принимать на веру. Не предоставляя доказательств, она обращается к внерациональным или сверхрациональным способам убеждения, опирается на легенды и предания, свидетельства исторического повествования, привлекая на свою сторону все большее и большее число сторонников. Последователи герметических учений верят в непосредственное влияние произносимой мистической формулы на природу вещей, т. е. признают, что произносимое слово само по себе обладает способностью и свойством влиять на естественное течение событий. На этом воззрении основывалась и магия всех языческих народов. Этот элемент необыкновенно силен и по сей день, особенно в медицине.
Взгляд с точки зрения «понятийного» не всегда совпадает с устремлением к постижению «потаенного». Понимание герметизма и герметичности как чего-то тайного, закрытого, куда никто и ничто не может проникнуть, настолько прочно, что сохранилось и в современной языковой практике. В герметизме соблюдался принцип держать в тайне от профанов сокровенные знания о Вселенной и человеке, но передавать их ученикам, посвященным. Предполагалось, что герметизм есть «система Верховных доктрин, выражающих в своей совокупности Абстрактное герметическое Синтетическое Учение о Божественной Первопричине, Человеке и Вселенной. Все, что есть, сводится к этим трем началам, модусам Единой Реальности и Объединяется в Единстве Ея Сущности. Это учение есть совершенная форма Истины в разуме. Оно есть Ея полная проекция, законченная и исчерпывающая реализация»[36].
Все высшие достижения человека объясняются степенью его приобщения к божественной просветленности. И все, на что он способен, рассматривается как дар всевышнего творца, мирового космического разума. И хотя в эзотерическом знании в качестве источника познания провозглашаются откровение и мистическая интуиция, сейчас в нем наблюдается явно проступающая тяга к научной терминологии, когда «волхвование» облекается в научные формы. Имея в виду этот формально терминологический аспект, иногда говорят о возможном синтезе сциентизма и магии.
Считается, что эзотерические учения охватывают два плана существования сознания. Первый оценивается как иллюзия сознания (или майя), он представляет желаемый образ будущего. Второй - практический, опирающийся на методику, средства и способы достижения желательного состояния. Человек должен стремиться именно к задуманной, построенной мысленно эзотерической реальности. Он задает ее траектории. Непременным условием достижения желаемого состояния является необходимость кардинального изменения себя, работа над трансформацией своего сознания. Исследователи подчеркивают, что «эзотерическая реальность - это не обязательно сверхъестественный или мистический мир. Эзотерической является любая реальность, вводящая в идеальный мир, предполагающая индивидуальный мир, индивидуальное творчество, особые установки и устремления индивида»[37]. Здесь весьма очевидны параллели и сопоставления эзотерической и виртуальной реальности.
Современные философы пытаются выяснить роль и значение многообразных эзотерических знаний, провозглашая различные подходы, объясняющие и оправдывающие данный феномен. Э. Дюркгейм и М. Мосса уверены, что к магии следует подходить как к социологическому явлению, имея в виду ее положение в обществе. Дж. Фрэзер подчеркивает социально-психологический подход, при котором акцентируются способности человека воздействовать на объект и достигать поставленной цели. Вне мерок психологического или социально-психологического характера это явление понять нельзя. Б. Малиновский пришел к выводу, что магия обеспечивает уверенность в ситуации неопределенности, организует коллективный труд, усиливает социальное давление на индивида.
Однако общим основанием, могущим послужить сближению науки и эзотеризма, является сама активно-деятельностная природа отношения к миру как в эзотеризме, так и в науке.. Выдающийся мыслитель эпохи Возрождения Пико дела Мирандола весьма четко формулировал активную позицию человека как мага, «пользующегося магией и каббалой для управления миром, для контроля за собственной судьбой с помощью науки». И наука, естествознание (как знание естества, диалог с природой), и эзотерика (как учение о тайных законах универсума) по сути своей являют две разновидности противостояния стихиям мироздания. Каждая на свой лад пытается обуздать, покорить и освоить неопределенность бытия.
Метаморфоза (превращение) взаимоотношений науки и эзотерического или девиантного состоит в том, что всюду, где малообразованный народ сталкивается с высокоэффективными результатами науки, последние объявляются чудом, волшебством, чем-то сверхъестественным. В контексте развития самой науки ее достижения переднего края понятны и объяснимы с естественнонаучной точки зрения. Вырванные из современного им контекста, помещенные в иной социокультурный слой, они предстают как нечто необъяснимое.
Взаимосвязь науки и оккультизма с логической точки зрения покоится на том постулате, что наука не отрицает наличие скрытых (occulta) естественных сил, пока еще не изученных доскональным образом и не получивших исчерпывающего объяснения. Сегодня наука вынуждена фиксировать существование некоторых необычных явлений (полтергейст, медиумизм, телекинез и т. п.) при всем при том, что их удовлетворительное естественнонаучное объяснение оказывается делом будущего.
Стоять на точке зрения оккультизма совсем не означает открыто пропагандировать оппозицию науке, но предполагает всего лишь признание имеющейся в природе неизвестной зависимости взаимодействий, обладающих, однако, естественным характером. У материалиста Л. Фейербаха можно найти поражающие миролюбием суждения, согласно которым науку следует понимать как учение о действующих материальных внешних причинах, а магию - как науку об истинных причинах и всеобщих формах. «Магия есть наука или искусство, которое из познания скрытых форм выводит удивительные действия или эксперименты и надлежащим сближением действующих сил с восприимчивыми к ним предметами открывает великие деяния природы…»[38].
Между научным и девиантным знанием можно отметить параллели, ряд черт и особенностей, произрастающих как в сфере традиционного производства научного знания, так и в ее девиантном сопровождении. Они заставляют задуматься над степенью конфронтации науки и эзотеризма. Так, например, основная задача теоретической науки - проникновение в сущность вещей - свойственна не только науке. Это основное кредо эзотерического познания, герметизма,
Теоретический уровень научного исследования, предполагая выяснение внутренних и скрытых от непосредственного наблюдения взаимосвязей, концептуальное движение, имеет отдаленное сходство с устремлениями к постижению тайного, скрытого от взора знания в области ментальных (оккультных) наук. Так называемая работа с идеальными моделями весьма и весьма распространена в науке. Специальные процедуры трансформации, когда реальные объекты с необходимостью должны быть представлены как логические концептуальные конструкты, имеющие идеальное существование, а проще сказать - существующие только в мысли, - процедуры весьма родственные и эзотерическим практикам. Сама способность научно-теоретического мышления строить и конструировать идеальные миры, оперируя многообразными степенями свободы, перекликается с установками инакого способа мышления, и в частности с эзотерическими устремлениями к идеальной реальности.
В теоретическом познании, особенно в современной физике, очень распространены модельные исследования, опирающиеся на конструкты - заместители реального объекта. Вместе с тем замещение - основная процедура магического ритуала. Факт невыразимости, наиболее сильно акцентированный в мистике, имеет известные аналогии с глубинными микрофизическими исследованиями. Они состоят в том, что многие научно-теоретические связи не имеют своего репрезентанта. М. Шлик - представитель Венского кружка позитивистов - вообще отрицал возможность репрезентации теоретико-познавательного содержания, вопрошая: как показать, к примеру, силу тяготения или квантово-механический переход?
Явные параллели и пересечения обнаруживаются и в проблеме наблюдаемости, решаемой современной микрофизикой таким образом, что неотъемлемым компонентом всей системы является сам наблюдатель. Невозможно наблюдать без того, чтобы в тот же самый момент не изменять систему. Как отмечали еще в 20-х гг. XX в. Н. Бор и В. Гейзенберг наблюдения за объектом при физическом эксперименте вносят возмущение в этот объект. Подобная констатация имеет реальное пересечение с доктриной древних. Именно мыслители Востока настаивали на фундаментальном единстве наблюдателя и наблюдаемого, на изменении, сопровождающем процесс наблюдения.
Примечательно также, что в 30-х гг. XX в. Шри Ауробиндо создает свою философию интегральной йоги с основным тезисом созидающей силы сознания. В это же время раскрывается физический смысл полевых взаимодействий квантовой механики.
Проведенное в лабораториях радиоэлектронных методов исследования Института радиотехники и электроники изучение биополя человека показывает, что вокруг подобного биологического объекта образуется сложная картина физических полей, несущих информацию о его подсистемах. Их насчитывается восемь типов. Они принципиально нестационарны, быстро изменяются в пространстве и во времени. Этот полевой компонент, имеющий корпускулярно-волновую природу, признанный современными биофизиками и как бы «размазанный» по всей Вселенной, также весьма узнаваем в учениях древних. Тайные знания всегда привлекали и одновременно пугали содержащимися в них секретами о возможности трансформации сознания и получения информации о прошлом и будущем. «Все во всем», или принцип монизма, удивительным образом согласуется с чаяниями современных физиков создать единую теорию поля (о которой, кстати, мечтал в свое время А. Эйнштейн). Не представляет труда разглядеть в принципах древнейшей герметической философии те концептуальные схемы суждений, которые впоследствии традиция свяжет с научным способом мышления.
Еще одно пересечение точных наук и эзотеризма происходит по линии принятия в качестве основы мироздания числа. Отношения и взаимосвязи мира, рассматриваемые как числовые соотношения, - необходимый базис и фундамент современной науки. Широко используются таблицы, математические формулы, очевидно стремление к точности и чистоте терминологического аппарата. Широко известный диалектический закон о взаимопереходе количественных и качественных взаимодействий, понимаемый как механизм развития, - яркое подтверждение тому, что книга Вселенной написана на языке математики.
Однако нумерологическая сторона очень сильна в древней каббале, развита она и в пифагорейской школе. Это с новой силой доказывает, что тесная связь точных научных теорий со всем комплексом эзотерических знаний имеет древнейшую традицию. Однако связь эта своеобразная. Наука в современном ее понимании оформилась как способ рационального постижения мира, основанный на причинной зависимости. Она находилась в младенческом возрасте, тогда как система древнейших знаний изобиловала различными ответвлениями, в числе которых были и математика, и медицина, и геометрия, и география, и химия. Наука, или вернее древнейший ее прототип (преднаука), была вкраплением в оккультную сферу, как достаточно разработанную и полную систему знаний и сведений. Поэтому можно сказать, что связь науки и оккультизма генетическая, опирающаяся на происхождение.
Уникальность ситуации состоит также и в том, что развитие научного знания происходило не на основе нанесения жесточайших и непереносимых ударов по оккультизму в конкурентной борьбе, а на собственной, освещенной слепящим светом прожектора рационализма магистрали, где о существовании другого видения мира просто не упоминалось. Оно либо оттеснялось на периферию, либо вообще игнорировалось, замалчивалось, как не имеющее реального права на существование и равноправного голоса. В этой тиши «непризнанные науки» по негласному, неинституциональному соглашению могли претендовать на создание своей параллельной экстранаучной и разветвленной системы знания. Фронтальное противостояние науки и эзотерики отсутствовало, были лишь церковные и идеологические запреты и жесткое неприятие эзотерического способа воздействия на мир.
В современном мире распространение имеют около 30 видов оккультных наук, среди которых наибольшее признание имеет оккультная медицина, а герметизм считается древнейшей областью эзотерических знаний. Герметизм всегда воспринимался как обоюдоострый меч, он опирался на использование более тонких методов воздействия, чем материальные силы физической природы.
Комплексная оценка современной философии науки исходит из факта признания того, что в эпистемологии сегодня причудливо сочетаются многообразные концепции и подходы. Иногда они являются взаимоисключающими, как например, программа унификации науки Венского кружка и концепция личностного знания М. Полани; или же концепция роста научного знания, опирающаяся на модель эволюционной методологии, и методологический анархизм П. Фейерабенда, когда «допустимо все». Во многом различны и устремления от верификации к фальсификации, от экзальтированного эмпиризма - к интуитивизму и конвенционализму.
В 80-е гг. XX в. важной проблемой философии науки стала проблема разработки методологии обществознания. Это также было полным опровержением программы науки на первых этапах ее становления, когда бесспорную базу научных исследований составляли утверждения математики, физики, химии, отчасти биологии. Прямой перенос методологических процедур из сферы естествознания в область общественных наук представлялся некорректным в силу специфичности объекта - общества и наделенных сознанием и волей составляющих его индивидов. Модель дедуктивно-номологического объяснения, представленная и К. Поппером и К. Темпелем, мыслилась подходящей равным образом как в естественных, так и в социальных исследованиях, в частности в истории. Процедура объяснения указывала на факт существования общих законов. Особого внимания заслуживает попытка логико-методологической экспликации исторического материала. Так называемая семантическая модель научной теории Патрика Суппеса, американского логикам психолога (1922), опирается на идею тесной взаимосвязи философии и специальных наук. Из этого тезиса он делает вывод о том, что не существует специальных философских методов исследования, отличных от научных. Любая проблема переводится в ранг философской в силу ее значимости или же по причине ее парадоксальности. Самый выдающийся результат концепции Суппеса - обоснование и применение к эмпирическим наукам метода аксиоматизации, заключающегося в определении теоретико-множественного предиката, специфического для данной теории. Резко выступая против лапласовского детерминизма, он развивает вероятностную концепцию причинности и подвергает критике наивные концепции абсолютной достоверности и полноты знания.
В концепции американского философа и логика У. Куайна (1908-1997) выдвигается тезис «онтологической относительности», при котором предпочтение одних онтологии другим объясняется сугубо прагматическими целями. Наука рассматривается как одна из форм приспособления организма к окружающей среде, вводится оригинальное понятие «стимульного значения», означающее совокупность внешних стимулов, которые вызывают согласие или несогласие с произносимой фразой.
Все подобные новации, или «сюрпризы», переднего края философии науки требуют своего дальнейшего осмысления и фильтрации, чтобы выяснить, что же может нерастворимым осадком отложиться в философии науки как научной дисциплине. В центре ее внимания находится осмысление процессов синергетики, весьма актуальных в современных научных дискуссиях и исследованиях последних десятилетий. Ее характеризуют, используя следующие ключевые слова: самоорганизация, стихийно-спонтанный структурогенез, нелинейность, открытые системы. Синергетика изучает открытые, т. е. обменивающиеся с внешним миром, веществом, энергией и информацией системы. В синергетической картине мира царит становление, обремененное многовариантностью и необратимостью. Бытие и становление объединяются в одно понятийное гнездо. Время создает или, иначе выражаясь, выполняет конструктивную функцию.
Нелинейность предполагает отказ от ориентации на однозначность и унифицированность, признание методологии разветвляющегося поиска и вариативного знания. Она как принцип философии науки отражает реальность как поле сосуществующих возможностей. Принципиально важно, что к нелинейным системам относят такие, свойства которых определяются происходящими в них процессами так, что результат каждого из воздействий в присутствии другого оказывается иным, чем в случае отсутствия последнего.
Понятие синергетики получило широкое распространение в современных научных дискуссиях и исследованиях последних десятилетий в области философии науки и методологии. Сам термин имеет древнегреческое происхождение и означает содействие, соучастие или содействующий, помогающий. Следы его употребления можно найти еще в исихазме - мистическом течении Византии. Наиболее часто он употребляется в контексте научных исследований в значении: согласованное действие, непрерывное сотрудничество, совместное использование.
1973 г. - год выступления немецкого ученого Г. Хакена на первой конференции, посвященной проблемам самоорганизации, положил начало новой дисциплине и считается годом рождения синергетики. Он обратил внимание на то, что корпоративные явления наблюдаются в самых разнообразных системах, будь то астрофизические явления, фазовые переходы, гидродинамические неустойчивости, образование циклонов в атмосфере, динамика популяций и даже явления моды. В своей классической работе «Синергетика» он отмечал, что во многих дисциплинах, от астрофизики до социологии, мы часто наблюдаем, как кооперация отдельных частей системы приводит к макроскопическим структурам или функциям. Синергетика в ее нынешнем состоянии фокусирует внимание на таких ситуациях, в которых структуры или функции систем переживают драматические изменения на уровне макромасштабов. В частности, ее особо интересует вопрос о том, как именно подсистемы или части производят изменения, всецело обусловленные процессами самоорганизации. Парадоксальным казалось то, что при переходе от неупорядоченного состояния к состоянию порядка все эти системы ведут себя схожим образом.
Хакен объясняет, почему он назвал новую дисциплину синергетикой следующим образом. Во-первых, в ней «исследуется совместное действие многих подсистем... в результате которого на макроскопическом уровне возникает структура и соответствующее функционирование». Во-вторых, она кооперирует усилия различных научных дисциплин для нахождения общих принципов самоорганизации систем. Г. Хакен подчеркнул, что в связи с кризисом узкоспециализированных областей знания информацию необходимо сжать до небольшого числа законов, концепций или идей, а синергетику можно рассматривать как одну из подобных попыток. По мнению ученого, существуют одни и те же принципы самоорганизации различных по своей природе систем, от электронов до людей, а значит, речь должна вестись об общих детерминантах природных и социальных процессов, на нахождение которых и направлена синергетика.
Иногда прообраз синергетики видят в работе А. Богданова «Тектология, Всеобщая организационная наука» (1913- 1917). Тектология (от греч.) - учение о строительстве, труд, отстаивающий единственный всеобщий объединяющий принцип. Организация - исходный пункт анализа объяснительных моделей и практического преобразования. Основная идея тектологии предстает как единство законов строения и развития различных систем, «комплексов» независимо от того конкретного материала, из которого они состоят, - от атомных, молекулярных систем до биологических и социальных.
Богданов формулирует тезис об изоморфизме организационных систем - неорганических, органических и социальных, а также механизмов возникновения, сохранения и преобразования таких систем и организационных методов различных наук, способов комбинаторики элементов.
Принцип изоморфизма позднее использовал в своей теории систем и Л. фон Берталанфи, причем существует предположение о тесной преемственности, если не заимствовании им идеи Богданова. У последнего можно найти и идею обратной связи (бирегулятора), которую плодотворно использовал отец кибернетики Н. Винер. Общая схема развития, по Богданову, включает следующие элементы:
1. Исходная система находится в состоянии подвижного равновесия. Ей, как и окружающей среде, присуща изначальная разнородность (гетерогенность). Изменения среды приводят к нарушению равновесного состояния системы.
2. В системе, выведенной из равновесия, начинает действовать закон системного расхождения. Согласно ему, возможно образование дополнительных связей, ответственных за повышение интегративности системы. Им сопутствует и противоположная тенденция. Системное расхождение порождает системные противоречия, которые, повышая неустойчивость системы, ведут к ее дезорганизации и кризису. Образование новой системы, венчающее кризис предшествующей, восстанавливает равновесие со средой.
В «Тектологии» Богданова исследователи усматривают естественную составляющую теории самоорганизации. Организационная точка зрения, предполагающая стратегию малых преобразований, имеет огромный эвристический потенциал. Разработка ведущей идеи синергетики о стихийно-спонтанном структурогенезе предполагает наличие адекватного этой спонтанности категориального аппарата. Существенным достижением философии науки на рубеже столетий стало осознание возможностей эвристики как универсальной установки, санкционирующей поиск и решение проблем в условиях неопределенности. Когда Лакатос использовал понятие «положительной» и «отрицательной» эвристики, он закреплял за последней лишь одно из многих связанных с ней значений. В этом контексте эвристике были свойственны ограничения объема поиска. В первоначальном же смысле эвристика происходит от греч. heurisko - обнаруживаю, открываю. Использование термина «эвристика» связывают с именем древнегреческого ученого Паппа Александрийского (Ш в. до н. э.). Она предстает как особое собрание принципов, предназначенных для тех, кто желает научиться решать математические задачи. «Секреты искусства» всегда держались в строгой тайне и описанию не поддавались. Изложить эвристику как науку об открытиях оказывалось задачей не из легких во все времена. Не была исполнена затея Г. Лейбница об «Искусстве изобретения». Б. Спиноза, хоть и подчеркивал, что правильный метод должен обеспечить оптимальный выбор, содержать правила познания неизвестного, определять порядок отсечения бесполезных возможностей, теории такового так и не создал. Проблема состояла в том, что эвристику нельзя было свести к комбинаторике уже известного материала, истолковать аналогично отношениям подражания.
Сферу эвристики заполняют все вторичные, неточные методологические регулятивы, которые изгоняются из конкретно-научного знания. Поэтому нередко эвристика связывается с переживанием, вдохновением, инсайтом. В строгой системе методологического мышления она часто воспринимается как достаточно неосознаваемая, но избыточная по своему потенциалу сюрпризная сфера поиска и находок. С ней могут быть связаны логические предпочтения, бессознательные откровения, этакое самораскрытие любой из сфер. Интуитивно ясным оказывается противопоставление формально-логических методов эвристическим, как зависящим от всех перечисленных и еще множества иных ментально-когнитивных факторов. Во всех возможных случаях с эвристикой связываются ожидания по расширению содержательного потенциала знания, возникновение нового, неизвестного ранее.
Наиболее часто понятие «эвристика» употребляется в связке с мышлением как его спецификация - эвристическое мышление. Можно сказать, что во всех подобных случаях речь идет о порождающей функции мышления. В западной философии выделяют три группы теорий, пытающихся объяснить эвристическое мышление: теория «тихой воды», или усредненного труда; блицкрига, или инсайта; лучшей мышеловки, или оптимального методологического регулятива.
Эвристика как раздел методологии не получила еще официального признания. Однако совершенно очевидно, что в каждой области научного знания она является стратегией выбора самого быстрого, эффективного и оригинального решения и что эвристические методы и принципы наталкивают на поиск и использование нетривиальных шагов. Характерным признаком этой уникальной сферы является ее принципиальная междисциплинарность. Но эвристичность имеет место и внутри дисциплинарного знания. Эвристическое чутье сопровождает чуть ли не каждый шаг научного поиска, принципиально не поддаваясь формализации. Редукция, заимствование методов, интеграция приемов гуманитарных и технических наук, выбор практического внедрения тех или иных научных разработок, сам решающий эксперимент явно или неявно основывается на эвристических допущениях. Эвристика предстает связующим звеном научного и вненаучного знания, рациональности и внерациональных ориентации. Она - верная помощница в выборе тактики поведения и в избежании тупиковых шагов развития. Как мера творческого риска эвристичность всегда приветствовалась в качестве неотъемлемой компоненты развития научного знания, а в постнеклассической картине мира качество эвристичности теории выдвинуто на роль критерия научного знания, который позволяет изменить и сам процесс трансляции знания, сделать его творческим, проблемным, игровым.
Из современных попыток приблизиться к секретам эвристики можно отметить «мозговую атаку» А. Ф. Осборна. В ней наряду с традиционными приемами изобретательства, связанными с замещением, переносом, объединением и разделением, отмечаются приемы, стимулирующие воображение: система сжатых сроков, обсуждение проблемы в свободной обстановке без критики, создание атмосферы состязательности, а также выдвижение шуточных предположений. Однако более традиционным считается мнение, кстати принадлежащее представителю эвристического направления Д. Пойя, что разработка безотказно работающих правил творчества (или эффективного решения проблем) - задача неосуществимая,
Действительно, эвристика как своеобразная методология, т. е. совокупность методов творческой деятельности, выставляет определенные требования:
Она опирается на методы, применение которых позволяет сократить время решения проблемы по сравнению с методами простого перебора.
Используемые методы могут значительно отличаться от традиционно принятых и устоявшихся.
Использование методов сопротивляется внешним ограничениям, накладываемым на параметры исследования.
Модели осуществления поиска значительно индивидуализированы и тесно связаны с психической и мотивационной деятельностью субъекта познания.
Обычно выделяют ряд моделей эвристической деятельности. Самая элементарная - модель слепого поиска. Более распространенная - модель «лабиринт», в которой поиск решения уподобляется блужданию по лабиринту. Особого внимания заслуживает структурно-семантическая модель Г. Буша, отражающая структуру и смысловые связи между объектами, образующими поле задачи. Работа с данной моделью распадается на ряд этапов:
- выделение в потоке входящей информации дискретных объектов (селективный отбор);
- выявление связей между ними;
- актуализация выделенных объектов связи, которые связаны с поставленной задачей;
- абстрагирование от периферийных связей и объектов;
- формирование обобщенных объектов;
- нахождение связей между обобщенными объектами;
- поиск по полученному обобщенному лабиринту.
Метаморфозы эвристики связаны тем, что она заняла определенное место в логике, где предстала как разновидность логического анализа, оперирующая строгими методами построения доказательства. Этим своим инобытием она воспротивилась интуитивному и этимологическому толкованию, которое связано с противопоставлением неформальному, нестрогому, спонтанному творческому процессу, строгому, формализованному и нетворческому логическому рассуждению.
Другая метаморфоза эвристики предполагает ее инобытие на почве синергетики, где она указывает на свойство теории выходить за свои пределы.
К эвристическим постулатам причисляют следующие:
- Методология творческого изобретательства эвристична.
- Класс изобретательских задач бесконечен, класс методов изобретения конечен.
- Метод поиска решения всегда содержит субъективную сторону, его эффективность зависит от мастерства изобретателя.
- Новые методы решения задач редко приводят к положительному результату, но найденные с их помощью решения отличаются яркой оригинальностью.
- Всегда существует противоположный метод решения задачи как альтернатива уже найденному.
- Ни одна изобретательская задача не решалась без определенного осознанного или неосознанного метода, стратегии или тактики поведения и рассуждения[39].
В отличие от скупого и сжатого набора постулатов в геометрии или физике, эвристические постулаты стремятся отразить все возможные эвристические отношения. Например, один из них отмечает, что нет таких исследовательских задач, которые бы не противились действительности и, в принципе, не могли быть решены. А сам поиск решения исследовательской задачи следует начинать с наиболее простых вариантов. Интересно измеряется степень оригинальности решения изобретательской задачи, которая зависит от расстояния между старым решением и новым. Эвристические постулаты отмечают атрибутивность эвристичности, т. е. то, что она присуща любому субъекту деятельностного процесса, а также то, что творческие возможности могут развиваться и культивироваться. Бесспорным является утверждение, что творческий, эвристический процесс начинается с формулировки изобретательской задачи, которая есть не что иное, как звено между известным и неизвестным, существующим и искомым, между знанием и незнанием.
Большая роль отводится методам эвристики. Среди них метод аналогии, основывающийся на подражании всевозможным структурам; метод прецедента, указывающий на уже имеющиеся в научной практике случаи; метод реинтеграции, или «нить Ариадны», который строится на создании сложных структур из более простых; метод организмической имитации (к примеру, у Тойнби при построении теории локальных цивилизаций); метод псевдоморфизации, т. е. использование не своей формы (оружие в виде зонтика, трости и пр.).
Весьма интересен метод инверсии вредных сил в полезные, он использовался Лакатосом в ситуации, когда через определенный промежуток времени «аномалии» становились полем защиты доказуемой теории. Метод антитезиса, известный еще из гегелевской диалектики, означал использование теорий, приемов и методов, диаметрально противоположных традиционным. Плодотворным может оказаться и метод стилевых трафаретов, метод гирлянд и сцеплений, метод многоэтажных конструкций и метод секционирования. Особого внимания всегда заслуживал метод антропотехники, предполагающий создание новых конструкций путем приспособления к возможностям человека.
Нужно выделить также методы «мозгового штурма» и синектики. Метод «мозгового штурма» построен на опровержении конструктивной роли критики, и в частности на установке, что критика тормозит возникновение нового Штурм предполагает выдвижение сколь угодно большого количества гипотез по поводу решения поставленной проблемы, которые следуют друг за другом и не нуждаются в доказательстве. Примечательно, что на этом этапе запрещена любого рода критика, от откровенных опровержений до скрытых в улыбке, жестах и мимике знаков неприятия. Ценность выдвинутых гипотез рассматривается на уровне экспертов. Синектика рассматривается как система методов психологической активизации мышления. Она предполагает также создание определенных групп, которые в процессе своей деятельности накапливают опыт и разнообразные приемы, предлагая экспертные оценки. Самым ненадежным типом эвристики считается модель слепого поиска, в котором исключительное значение имеет интуиция или фактор удачи. Однако к ней часто прибегают, и она довольно часто оказывается эффективной. Современная эвристика располагает рядом моделей, которые продвигают мышление исследователя в направлении поиска нового и могут быть выстроены в классификационный граф. Так, например:
Модель «трансформатор» не относится к существующей проблеме как к окончательно сформулированной, но пытается определить ее решение только путем многократной трансформации и многократного переформулирования условий и требований, видоизменения целей.
Модель «шлюз» отталкивается от необходимости «открыть шлюзы» изначальной творческой активности человека, прибегая к средствам морального или материального поощрения.
Модель «сосуд» исходит из того, что каждый человек есть хранилище информации и распорядитель множества возможностей. Накапливаемое им знание имеет динамический характер и может переливаться в направлении преобразования действительности.
Модель «семя» насквозь пропитана организмическими аналогиями. Она указывает на то, что творческая деятельность биологически и социально обусловлена. Каждый человек, имея креативные задатки, нуждается в их дальнейшем культивировании.
Модель «ракета» акцентирует важность и значимость внутреннего импульса и энергии, которая активизируется всякий раз, когда человек заинтересован в том, чтобы решить жизненно важную для него проблему. Она предполагает преобразование внутренней энергии во внешнее действие, событие или решение.
Модель «трамплин-барьер» анализирует ситуацию, связанную с преодолением психологического барьера, так часто сопровождающего субъекта творческого процесса при недостатке информации. Иногда привычный способ мышления действует как гносеологический или информационный барьер. Преодолеть его можно, используя модель трамплина, представляющую собой совокупность эвристических правил и рекомендаций.
Модель «призма» указывает на необходимость преломления угла зрения или поставленной задачи и рассмотрение различных граней, высветившихся в связи с изменением призмы видения проблемы.
Модель «сухое дерево» обозначает известную от Гёте особенность творчества и вдохновения, базирующуюся на том, что постоянный, ежедневный труд уподобляется процессу «колоть дрова и их сушить». Когда же вспыхнет огонь творчества, сухое дерево будет гореть ярко и искрометно.
Модель «равноплечные, рычажные весы» подчеркивает, что для эффективного творчества необходимо, чтобы в равно находились такие взаимозависимые моменты, как знание, опыт творца, целеустремленная деятельность, мотивы, воля.
Модель «некомического остроумия» предполагает, что творчество связано с преувеличением, пародированием, сочетанием обычного и необычного с двойным сопоставлением, сочетанием по случайному признаку. Подобные приемы напоминают деятельность остряка, но укоренены в творческом процессе мышления.
Самая распространенная Модель «лабиринта» указывает на необходимость настойчивого продвижения вперед, на интуицию, находчивость и отражает возможность как успехов, так и неудач.
Результаты эвристической деятельности могут иметь разное происхождение. Они могут быть родом из воображения и фантастики, из скептицизма и критицизма, из реализма и упорного труда, из вдохновения, прагматизма, интуиции. Они могут иметь схоластическую закваску или быть связаны с прогнозированием, мистицизмом, иллюзиями. Они могут питаться солипсизмом, основываться на силе чувственных восприятий или быть окрашены сентиментализмом[40].
Эвристическое рассуждение должно рассматриваться не как окончательное и строгое, а как предварительное и правдоподобное. Оно уподобляется лесам при построении здания. Они необходимы, ибо прежде чем получить доказанный и окончательный вывод, следует опереться на правдоподобные рассуждения. Эвристические рассуждения, как правило, основываются на индукции, абдукции, аналогии.
И какой бы динамичной и изменчивой ни казалась сфера эвристики, исследователи и методологи, ее изучающие, подчеркивают, что сама эвристическая деятельность предполагает уверенность, упорство, настойчивость до тех пор, пока не появится счастливая идея.
Безотказно действующие правила как условия эвристики невозможны, можно говорить лишь о типических особенностях и свойствах, обнаруженных при эвристическом поиске. В сферу эвристики и попадают все приемы и операции, шаги и коды, которые сопровождали то или иное открытие. Разумная эвристика не предполагает наличия стереотипов и регламентации, расположенных в строгой последовательности и сформулированных во всеобщем виде. Она представляет сюрпризную сферу, где новизна сопровождает как сам исследовательский процесс, выбор методов и методик поиска, так и его результат. В нем должны отражаться и учитываться индивидуальные особенности каждого человека.
В проблемное поле философии науки эвристика включена с целью отразить константное свойство всякой модели роста научного знания, а именно ситуацию, когда теория выходит за свои пределы и претендует на расширение. Эвристичность данного процесса, связанная с завоеванием новых содержательных плоскостей и ниш, очевидна. Она, как убедительно показано в работах В. В. Ильина, есть свойство теории выходить за свои первоначальные границы, осуществлять экспансию и стремиться к расширению.
Современная философия науки, поставленная перед необходимостью реагировать на острые и болевые проблемы нашего времени, столкнулась с рядом «трудноперевариваемых» явлений - это привлекающее все больший интерес явление пассионарности, процессы коэволюции, во всеуслышание заявивший о себе феномен виртуальной реальности, взорвавший общественное мнение, активно обсуждаемый процесс клонирования.
Феномен «пассионарности» позволяет понять в единой информационно-энергетической картине мира механизмы действия «великих людей и народов», оставивших глубокий след в истории. Огромный вклад в его осмысление внес Лев Николаевич Гумилев (1912-1992), который занимался вопросами «влияния географической среды на формирование поведения человека».
«Этнос» - центральное в исследованиях Л. Гумилева понятие - интерпретируется как «замкнутая система дискретного типа», обладающая «органичным и оригинальным мироощущением». Наш универсум представляет собой совокупность относительно отграниченных друг от друга сфер, это литосфера, гидросфера, атмосфера, биосфера и этносфера. Этносфера - мозаичная антропосфера, постоянно меняющаяся в историческом времени и взаимодействующая с ландшафтом планеты. Поскольку человечество распространено по поверхности суши повсеместно, но не равномерно, целесообразно его рассмотреть как одну из оболочек Земли, но с обязательной поправкой на этнические различия. Этносфера должна иметь и свои закономерности развития, отличные от природных и социальных. Выявляя принципиальное качественное развитие понятий «этнос» и «раса», следует указать на весьма образное дифференцирование: если по внешнему виду, психологическим особенностям, анатомическим признакам и в биологическом процессе видообразования расы играют большую роль, то в отношении того, как людям жить, работать, как процветать и как погибать, расовые характеристики значения не имеют.
Центральное теоретическое ядро концепции Л. Гумилева - проблема пассионарности. Под пассионарностью (passio - от лат. «страсть») он подразумевал особый вид энергии, представляющий собой «уклонение от видовой нормы, но отнюдь не патологическое». Пассионарность есть некая «точка» - источник волны, заставляющий всякий раз материю реорганизовываться, это биофизический фактор, который выступает в виде способности и стремления к изменению окружающей среды, или, переводя на язык физики, к нарушению информации агрегатного состояния среды. Пассионарный толчок ведет к мутации. Рождение мутантов есть, по Гумилеву, рождение пассионариев - индивидов с повышенной энергетичностью. Импульс пассионарности может быть так силен, что носители данного признака не могут заставить себя рассчитать последствия своих поступков, Поэтому пассионарность следует понимать не как атрибут сознания, а как важный признак, выражающийся в конституции нервной системы; она обитает в сфере эмоций в отличие от активности, связанной с деятельностью сознания. Причем пассионариев могут характеризовать весьма и весьма далекие от идеальных спецификации: амбициозность, гордость, тщеславие, алчность и пр. «Пассионарность - это характерологическая доминанта, необходимое внутреннее стремление (осознанное или чаще неосознанное) к деятельности, направленной на осуществление какой-либо цели (чаще иллюзорной). Заметим, что цель эта представляется пассионарной особи ценнее даже собственной жизни и счастья современников и соплеменников»[41]. Степень пассионарности может быть различной, но для того, чтобы это явление имело явные и фиксируемые в истории проявления, необходимо, чтобы пассионариев было много, т. е. пассионарность полагается не только как признак индивидуальный, но и как популяционный.
В историко-культурном процессе, по мнению Гумилева, имеют место три разновидности индивидов: пассионарии, субпассионарии и гармоничные люди. Среди первых возможно выделение пассионариев духа и пассионариев плоти. Пассионариями называют людей с наличием отрицательных импульсов и характеризующихся страстным стремлением к действию наперекор всему и даже во вред себе. Людей же, носящих положительные, жизнеутверждающие импульсы, именуют субпассионариями. По мнению Л. Гумилева, они сменяют пассионариев, когда те вырождаются. Их считают «примитивными», «отсталыми людьми», выход на широкую арену которых означает конечное состояние этноса, так как кроме инстинктивных импульсов у них ничего больше нет.
Гумилев формулирует весьма любопытный закон, согласно которому «работа, выполняемая этническим коллективом, прямо пропорциональна уровню пассионарного напряжения», где «пассионарное напряжение этноса - это количество имеющейся в этнической системе пасссионарности, поделенное на количество персон, составляющих этнос»[42]. Периоды же стабильного роста культуры и уровня жизни связаны с периодами общего снижения и спада пассионарного напряжения. Пассионарность, по мнению автора, - биологический признак, а первоначальный толчок, нарушающий инерцию покоя; это явление поколения, включающего некоторое количество пассионарных особей. Фактом своего существования они нарушают привычную обстановку, потому что не могут жить повседневными заботами, без увлекающей их цели.
В общем плане источник феномена пассионарности связывается с факторами космического порядка, и в частности с циклическими процессами солнечной активности. Феномен пассионарности, выявленный Л. Гумилевым, позволяет принять представление о человеке как о «реальной географической силе наряду с прочими», сформулированное еще В. Вернадским. Сила эта не всегда созидательная, она ведет к разрушительным последствиям. Слова Л. Гумилева: «Биосфера, способная прокормить людей, но не в состоянии насытить их стремление покрыть поверхность планеты хламом, выведенным из цикла конверсии биоценозов» есть реальное тому подтверждение[43].
Термин «коэволюция» впервые был использован в 60-х гг. XX в. как удобная интерпретация термина ноосфера. О его возникновении Н. Н. Моисеев пишет так: «Термин ноосфера в настоящее время получил достаточно широкое распространение, но трактуется разными авторами весьма неоднозначно. Поэтому в конце 60-х гг. я стал употреблять термин «эпоха ноосферы». Так я назвал тот этап истории человека, когда его коллективный разум и коллективная воля окажутся способными обеспечить совместное развитие (коэволюцию) природы и общества. Человечество - часть биосферы, и реализация принципа коэволюции - необходимое условие для обеспечения его будущего»[44].
Рассматривая проблему коэволюции, следует выяснить, какие воздействия на биоту (совокупность всех живых организмов, в том числе и человека) будут иметь значение для выживания человека как биологического вида, для сохранения и воспроизводства на Земле человеческого общества и цивилизации. Эволюция биоты реализуется через процесс видообразования. Биосфера - сложная система, развивающаяся крайне неустойчиво. Ее эволюция знает множество катастроф. По современным данным, для естественного образования нового биологического вида требуется не менее 10 тыс. лет. Эволюция человеческого общества происходит при сохранении генетических констант вида Homo sapiens и реализуется через взаимосвязанные процессы развития социальных структур, общественного сознания, производственных систем, науки, техники, материальной и духовной культуры. Качественный характер этих взаимодействий меняется вследствие научно-технического прогресса, техноэволюции, скорость которой в отличие от биоэволюции постоянно возрастает. При большой разнице в скоростях биоэволюции и техноэволюции (три десятых порядка) говорить о коэволюции природы и общества невозможно. Очаговые и локальные последствия деградации окружающей среды приводят к заболеваниям, смертности, генетическому уродству, они чреваты региональными и глобальными последствиями. Собственно говоря, вся деятельность человека, начиная с самых древнейших времен, - это сплошное возмущение биосферы. Как только человек добыл огонь, стал заниматься охотой и земледелием, изготовлять метательное оружие, уже тогда возник энергетический кризис. Реакция системы на возмущение зависит от его силы. Если возмущение ниже допустимого порога, то система в силах справиться и подавить негативные последствия, если выше, то последствия разрушают ее. Поэтому нагрузки на биосферу не должны превышать ее возможности по сохранению стабильности биосферы. Такое взаимодействие и есть реальная основа принципа коэволюции.
До середины XIX в. производимые человеком возмущения биосферы соответствовали их допустимым пределам, структурные соотношения в биоте сохранялись в границах, определяемых законами устойчивости биосферы, а потеря биоразнообразия была незначительна. Около столетия назад человечество перешло порог допустимого воздействия на биосферу, чем обусловило деформацию структурных отношений в биоте и угрожающее сокращение разнообразия. Вследствие этого биосфера перешла в возмущенное состояние. Методологи призывают осознать, что коэволюционное сосуществование природы и общества становится проблемой планетарного масштаба и приобретает первостепенную значимость.
Проблемы виртуальности и виртуалистики, оформились в самостоятельное направление психологии, однако они, как и многие другие научные факты, нуждаются в философской рефлексии, в уровне анализа, который, не искажая первоначальные данные, мог бы вписать их в систему объяснения и предсказания.
Размышляя над феноменом виртуальной реальности, прежде всего хотелось бы обратить внимание на то, что виртуальность мотивирована целеполаганием, которое, однако, может быть как осознанным, так и неосознанным. Когда виртуальная реальность создается осознанно, целенаправленно, то она приобретает характеристики артефакта - искусственно созданного объекта и теряет спонтанность и беспредпосылочностъ. Виртуальная реальность - это инореальность. В ней явно обнаруживается свобода, а иногда и произвол человеческих мотиваций. В этом качестве виртуальная среда предстает как очень гибкая, динамичная, полностью сориентированная на создание требуемого на данный момент жизненного мира переживаний. За такими невинными ее характеристиками, как иллюзорность, мир грез и мечтаний, скрываются претензии на статус сущего, укорененного в психосоматических потребностях организма, претензия к существующему в его недостаточности и недочеловечности. Состояние удовлетворенности - одна из наиболее приоритетных целей моделирования виртуальной реальности. Другая ясно просматриваемая цель состоит в компенсации эмоциональных или ментальных потерь. И третья, наиболее затеоретизированная, предполагает поиск смыслов в условиях гипотетического (условно предполагаемого) диалога.
Одной из серьезных проблем виртуалистики является проблема соотношения между образом и вещью, дихлтомия власти образа и конкретности вещи. Личная или субъективная история всегда во многом виртуальна. Мы часто в мыслях возвращаемся к ситуациям, вновь их переживаем, желая их изменить. Зачастую мы так сильно сожалеем о том, что не случилось, что вновь и вновь погружаемся в контекст произошедшего, додумывая, а вернее, достраивая иные его траектории, вздыхая, ах, если бы... Но границы конкретной реальности, проза каждодневного бытия, имеющего самостоятельное существование, не очень подвластны идеально-преобразовательному «хотению» каждого индивидуального Я, его произволу и наитию.
Говоря об атрибутике виртуальной реальности недостаточно отметить, что она идентична актуальной реальности, т. е. включает в себя пространство, время, движение, развитие, отражение, необходимо подчеркнуть, что она обладает идеально-артефактными, виртуально-специфическими свойствами. Пространственно-временные процессы не связаны жестко однозначно фундаментальными физическими константами, они могут быть проявлены в n-ном количестве измерений, могут нарушать порядок времени, идущий из прошлого через настоящее в будущее. Отражательные процессы в виртуальной реальности происходят в режиме мультимедиа, где допустимы стоп-кадр, замедление, ускорение, перескоки, пропуски и прерывы, а движение не обладает статусом абсолютной изменчивости. Развитие соответственно может быть инверсионно, т. е. обращено вспять. Многообразие взаимодействий может проявлять загадочные свойства, неведомые в условиях привычной нам земной причинности.
Принципиально новой характеристикой виртуальной реальности является ее панорамность, когда любое событие может быть прочитано и с точки зрения собственной интерпретации, и со многих других, причудливо высвечивающих данное событие точек зрения. В панорамности содержатся возможности прочитывания и обнаружения как следов личной истории, так и фиксации формата действительности, а также акценты, соответствующие данному времени. Другой бросающейся в глаза характеристикой виртуальной реальности становится ее предельная феноменальность. Явления получают абсолютную независимость от причин, их порождающих, и могут сплетать канву взаимодействий, отличную от реальной власти вещных отношений в действительности.
Полисемантичность виртуальной реальности проявляется в том, что, с одной стороны, она обостряет проблемы личной самоидентификации, а с другой - их полностью снимает, делая личность безразличной ее объективному бытию. Исследователи уверены, что обнаружение или выход на поверхность приоритетов виртуальной реальности готовились и психоаналитической концепцией бессознательного, и структурализмом М. Фуко и Ж. Делеза.
Иногда за качеством виртуальности закрепляется интерпретация - «бестелесная предметность». С этих позиций можно понять, как ирреальная реальность, богатство в ценных бумагах, власть титулов и должностей, преклонение перед «знаковыми фигурами» и т. д. ведут к усилению господства виртуального начала в обществе. Однако в данном случае речь идет о виртуальности социальных феноменов, тогда как субъективная виртуальная реальность моделируется в соответствии с потребностями телесного и экзистенциального характера. Она как раз и создает возможные поля и срезы проявлений двойственности, а быть может, и множественности внутренней экзистенции человека.
Вряд ли кто-нибудь будет оспаривать мнение, что проблема «Homo virtualis» (человек виртуальный) станет центральной проблемой XXI в. Сегодня у нашего современника обнаруживают даже «ген виртуальности», который укоренен в лабиринтах мыслеобразов. Виртуальность в своем техническом и физическом измерении является продуктом постиндустриальнй цивилизации и информационной электронной революции. Ее можно понимать и как необходимый план бытия информационного общества. Этот план имеет тоталитарные тенденции. Тотализация виртуального измерения зависит от очень многих обстоятельств: от средств массовой информации, особенностей коммуникации, правовых и идеологических механизмов, бытия языка, языковых клише и от так называемой ментальности народа. Сами характеристики: немец педантичен, американец прагматичен, француз любвеобилен, русский пьян и ленив, а англичанин неизбежно чопорен есть также визитка виртуалистики, выступающей от имени сконструированных мышлением и воображением собирательных образов поведенческого мира этноса.
Виртуальная реальность, фиксируя множество несводимых друг к другу, онтологически самостоятельных реальностей, является их моделирующей имитацией. В качестве основных функций виртуальности называются: порожденность, актуальность, автономность, интерактивность. Однако еще задолго до оформления виртуалистики в самостоятельное направление в физике утвердилось понятие ВЧ - виртуальная частица. «ВЧ - это такие объекты в квантовой теории поля, наделенные всеми теми же характеристиками, что и реальные «физические частицы», но не удовлетворяющие некоторым существенным условиям. Например, для виртуального фотона масса его не обязательно нулевая, а энергия не является обязательно положительной. Ни одна из них не существует таким образом, как обычные частицы. Они не обладают бытием наличным, выступают как бы на мгновение из потенциальности, полностью никогда не актуализируясь»[45].
Учет этимологии понятия виртуальная (от лат «virtualis» - «возможный; такой, который может или должен появиться при определенных условиях») делает особый акцент на механизмах процесса порождения. Виртуальная реальность (ВР) существует, пока активна порождающая ее среда. Некоторые ученые связывают с ВР образованную компьютерными средствами модель реальности, которая создает эффект присутствия человека в ней, позволяет действовать с воображаемыми объектами. Примечательно, что в качестве основных качеств ВР указывают на глубокую погруженность человека в мир виртуальной реальности, полное ему подчинение. Получается, что если убрать факт присутствия компьютера, то путешествие человека в фантомах своего сознания может быть уподоблено и уподобляется шизофрении, а при участии компьютерной моделирующей системы те же упражнения человека с воображаемой реальностью обретают статус нормального взаимодействия в виртуальном мире. И тогда виртуальная реальность выступает как новейшая технология, а подобные аналоги, не обеспеченные техническим оснащением, трактуются как патология. Неправильно было бы думать, что смысл виртуальной реальности в повторении мира, напротив, она направлена на его преодоление или хотя бы дополнение.
При решении проблемы типологизации виртуальной реальности в глаза бросаются отличия ВЧ - виртуальных частиц от психической виртуальной реальности, социальных феноменов ВР и компьютерной ВР (КВР). И если применительно к ВЧ можно говорить об их мерцающем, недовоплощенном существовании, то компьютерная ВР - это область парадоксального. Она достаточно осязаема, но предметной сущностью, бытием самим по себе не обладает. Она существует, пока ее существование поддерживается активностью порождающей сферы. По словам А. Севальникова, «парадоксальность такого бытия состоит в том, что «существует» то, чего по сути нет»[46]. Он также обращает внимание и на другую особенность КВР - ее существенную непотенциальность. Она всегда налична в своем бытии. Виртуалистика избирает и собственный категориальный аппарат. Статус категориальности задает исходная диалектическая пара: виртуальное - константное. К понятийному гнезду данного направления относят следующие понятия: виртуал - фрагмент виртуальной реальности; потенциал - субъект, порождающий виртуальную реальность; агент-представитель - субъект, населяющий виртуальную реальность.
Отмечая многоаспектность виртуалистики, следует особо выделить ее дефиницию, предложенную исследователем данного направления Н. А. Носовым с точки зрения обобщенного, парадигмального ее понимания. «Подход, основанный на признании полионтичной реальности, - отмечает автор, - получил название виртуалистика»[47]. Так понимаемая идея виртуальной реальности позволяет по-новому взглянуть на теоретические проблемы философии науки. Устойчивое развитие человечества сопряжено с необходимостью осознания новых реалий своего космо-психо-информационного бытия, включения их в полотно современной научной картины мира и поиском духовных опор противостояния мировой энтропии.
Другой животрепещущей проблемой современности является технология клонирования. Революционная ситуация в генетике взывает к детальной и кропотливой философской рефлексии над ближайшими и отдаленными последствиями вмешательства в человеческий тип. Благо или зло сулят новейшие достижения в этой области (эксперимент клонирования - создание искусственным путем первого млекопитающего - овечки Долли, животного, полученного из соматической клетки) - феномен, потрясший воображение всех живущих на Земле. Заметим, что соматической называется любая клетка взрослого организма, она несет в себе набор наследственного вещества. Половые клетки имеют половинный набор генов, поэтому при зачатии отцовская и материнская половины соединяются в единый новый организм. Термин же «клонирование» (от древнегреч. klon - побег, черенок) всегда имел отношение к процессам вегетативного размножения. И в этом своем качестве был достаточно хорошо знаком.
В общем смысле клонированием может быть назван процесс, предполагающий создание существа, генетически тождественного родительским. Изучение технологии клонирования началось в 60-е гг. XX в., однако сенсация, связанная с воспроизведением млекопитающего, приходится на 90-е гг. В связи с этим логическим образом вытекает проблема возможности экспериментов по клонированию над человеком. До тех пор, пока речь шла об эффективности клонирования для обеспечения сфер жизнедеятельности человека - в рыбном и сельском хозяйстве, растениеводстве, проблема не обретала такой остроты и не сталкивалась с подобным накалом страстей. Когда же речь зашла о клонировании человеческого существа, потребовались усилия многих теоретиков для осмысления последствий такого шага. По мнению известного американского ученого П. Диксона, любой способ, который испробован на млекопитающих, может быть применен к людям. В этом случае мы получим копии взрослых людей, копии своих родственников, друзей и вообще попадем в ситуацию реальной множественности, в которой и не отличить, где генетически подлинное человеческое существо, а где артефакт - искусственно созданное.
В 1998 г американский физик из Чикаго Ричард Сид на симпозиуме по репродуктивной медицине громогласно заявил о намерении приступить к работам по клонированию человека. Есть и желающие участвовать в этом эксперименте: группа медиков и группа лиц, стремящихся обрести свои копии или быть донорами.
Целесообразен ли запрет клонирования в народном хозяйстве: в растениеводстве, животноводстве, рыбном хозяйстве? Ведь получение копий ценных животных и растений, огромное количество экземпляров животных-рекордсменов, которые будут точной копией родительского организма или необыкновенно ценными растительными лекарственными препаратами - не зло, а благо. Целые стада элитных коров, лошадей, пушных зверей, сохранение исчезающих видов животных - все это говорит о еще одной революции в сельском хозяйстве. Причем здесь просматриваются самозамыкающиеся технологии, ибо кормлением может служить такое вещество, как калус, представляющее собой скопление делящихся клеток, из которых любая может дать жизнь новому организму-растению. Производство инсулина, синтез животных и растительных белков также дает экономический эффект. Иногда исследователи усматривают возможность посредством клонирования восстанавливать вымершие виды, так как в ископаемых костных останках можно обнаружить сохраненную ДНК.
Ответ на поставленную проблему упирается в необходимость четкого осознания многоаспектность феномена клонирования. Есть медицинский, этический, философский, религиозный, экономический и прочие ее аспекты. Клонирование, как очень сложная экспериментальная технология, в принципе может приводить не только к воспроизводству эталонов (когда цель согласуется с результатом), но и к воспроизводству уродцев. С методологической точки зрения речь идет о повсеместно проявляющемся процессе рассогласования первоначально поставленных целей и полученных результатов. В условиях клонирования человека это аморально и преступно. Кроме того, неизвестно, как поведет себя клонированный организм в социальном контексте, а в случае с животным - в стадном контексте. Ведь всем известен факт сложной стадной жизни высших животных, их ролевого разделения и амплитуды поведенческого амплуа. Изначальная жесткая генетическая запрограммированность может во многом ограничить данный организм в его универсальности. Он может оказаться странным уродцем.
Все религиозные институты настаивают на том, что рождение человека должно происходить естественным образом, иначе у родившегося не будет души. В формировании человека нужно стремиться к раскрытию образа и подобия Бога в нем, а не к созданию кощунственной пародии на его личность. Клонирование, на их взгляд, - это вызов всемирной религиозной морали, измена ее принципам.
Интересно, что в памятниках мировой интеллектуальной мысли с легкостью обнаруживаются следы обсуждения данной проблемы до самой ее постановки на волне научно-технического прогресса. Так, тексты каббалы запрещают возможность создания искусственного человека по заданным параметрам, ибо за этим стоит космическое всевластие во многом нравственно несовершенного существа. Такой сверхчеловек устраняет саму идею Бога. Доктор Фауст Гете пытается создать искусственного человека - гомункулуса и при этом присутствует сила зла - Мефистофель. Проблема сверхчеловека, поставленная Ницше, напрямую связана с выводом: «Бог умер!» Хаксли в романе «О дивный новый мир» описывает генетические манипуляции с эмбрионами. И, наконец, идеологический заказ на советскую евгенику предполагающую вмешательство в природу человека, использование ее достижений в целях государственной политики, формулирование идеи искусственного отбора в условиях ослабленного естественного, свидетельствует о вероломстве псевдонауки. Евгенический эксперимент включает в себя психологическое тестирование, медицинское обследование, сбор сведений об успеваемости и т. п., а также искусственное осеменение на основе отобранной спермы. Цель подобных мероприятий - повышение «умственных способностей населения».
Медицинский аспект клонирования, предполагающий производство подверженных деформации органов и тканей, столь необходимых в хирургии и травматологии, влечет за собой проблему организации производства такого рода материала, поскольку донорами в любом случае должны стать живые люди. А это в свою очередь может привести к социально негативным последствиям и способствовать криминальному бизнесу
Клонирование человека как технология во многом уязвимо и в том отношении, что гении зачастую страдают серьезными патологиями. Подагра, шизофрения, циклотимия, эпилепсия и ряд разнообразных нервно-психических расстройств - лишь незначительный набор характеристик гениальных личностей. Гениальный Циолковский, например, после перенесенной им в детстве болезни стал глухим лунатиком в возрасте от 6 до 14 лет и оставался фантазером все последующие годы. Гениальность связана с социальным признанием, с возможностью превзойти заданную социумом планку обычного развития способностей, и гений прошлого века может стать рядовым существом в следующем. Идея клонирования гениев может обернуться угрозой здоровью генотипа совокупного родового человека.
Когда возникнет индустрия культивирования «лучшести», реальна опасность кары так называемой «плохой плоти». Реализация же гения весьма проблематична, так как необыкновенно зависима от условий внешней среды. Почему собственно, нужно клонировать гениев, а не создавать оптимальные условия для развития естественным образом возникших способных, талантливых и гениальных молодых людей. К тому же сама чистота эксперимента клонирования в условиях резко обострившихся глобальных проблем современности (радиация, острая экологическая ситуация, многообразные вредоносные внешние факторы, воздействующие на организм, угроза уничтожения самого человечества) под большим сомнением.
Такого рода экспериментирование, пусть даже под грифом «секретно», может привести к незапланированным мутациям, исход которых будет непредсказуем. Поэтому весьма маловероятно, чтобы клонирование давало точные копии отобранных образцов Поскольку появление знаменитой овечки Долли последовало после 277 неудачных попыток, то опасения обретают еще и чисто технический характер. Заместитель директора Института общей генетики РАН Е. Платонов утверждает «Подсчитано, что удачное клонирование первого ребенка потребует не менее 1000 попыток. Появится большое количество мертворожденных или уродливых детей»
Клонирование в целях помощи бездетным семьям также проблематично, ибо даже в случае положительного исхода и абстрагирования от всех социально негативных факторов оно предполагает воспроизводство не нового организма, а однояйцевого близнеца отца или матери, иными словами, не ребенка, а родственника: сестры или брата. Человек-«клон» - генетический брат-близнец человека Более того, клонирование в аспекте решения проблемы деторождения является поддержкой инвертированных лиц (гомосексуализм мужской или женский). Технологии искусственного размножения отменяют самый веский аргумент против гомосексуальных отношений - однополые семьи как угроза недовоспроизводства человечества Подобные технологии откроют шлюзы различным вариациям извращенных форм семейно-брачных отношений, укрепят основание неполных семей и поставят под сомнение всю систему кровнородственных отношений, красоту и полноту материнской и родительской любви Видимо, перспективы новых законов общежития и воспроизводства людей не могут быть связаны с технологией клонирования.
Фундаментальные знания, в том числе философско-методологические знания, в отличие от специальных относятся к «вечным» знаниям, на которых построены специальные разделы знания. Увеличивающийся поток научно-технической информации, интердисциплинарный характер современного знания и быстрая сменяемость содержания узкоспециальных знаний вызывают необходимость увеличения доли фундаментально-концептуальных знаний, составляющих базу для быстрой адаптации специалиста в динамичных условиях научно-технической деятельности. Действительно, если освоение фундаментальных знаний трудно, но возможно, то на освоение океана специальных знаний (рецептур, методик, технологий, регламентов), относящихся даже к одной специальности, не хватит и Мафусаилова века (а этот библейский патриарх жил 969 лет).
Нетрудно понять, что при специальном образовании специалист может получить целостные знания (стать образованным) не в результате, как в древности, изучения всех наук, что невозможно, а в результате изучения прежде всего общенаучных методов получения новых знаний или общих принципов применения известных знании в различных областях. Это практически безальтернативный путь сворачивания научной информации при сохранении ее операционально-практической эффективности в деятельности субъектов научного познания
Надо заметить, что большая важность для человека освоения принципов (методов) по сравнению с освоением знаний как некой суммы отмечалась многими мыслителями, которые так или иначе говорили, что многознанье не есть необходимый признак мудрости Стоит привести остроумное замечание И. Канта «Низшие способности одни сами по себе не имеют никакой ценности, например, человек, обладающий хорошей памятью, но не умеющий рассуждать, - это просто живой лексикон. И такие вьючные ослы Парнаса тоже необходимы, потому что, если они сами и не в состоянии произвести ничего дельного, они все-таки добывают материалы, чтобы другие могли создать что-нибудь хорошее»[48] Образно и остроумно по этому же вопросу высказывался Вивекананда «Если вы усвоили пять идей и сделали достоянием вашей жизни и характера, вы являетесь более образованным, чем человек, который выучил наизусть целую библиотеку. Осел, везущий поклажу из сандалового дерева, знает только тяжесть, но не знает ценности сандалового дерева»
Методология науки - специфическая область знания, она занимает промежуточное положение в иерархии познавательных сфер между конкретными науками и философией. Поэтому методология науки не входит специально в предмет исследования конкретных научных дисциплин. Более того, исследователи в конкретных областях знания могут быть не только вне рефлексии своей области, но и неадекватно воспринимать ее природу, характер и особенности даже при плодотворной деятельности в деле становления научного знания. Эта ситуация хорошо охарактеризована И. Кантом: «Никто не пытается создать науку, не полагая в ее основу идею. Однако при разработке науки схема и даже даваемая вначале дефиниция науки весьма редко соответствуют идее схемы, так как она заложена в разуме, подобно зародышу, все части которого еще не развиты и едва ли доступны даже микроскопическому наблюдению. Поэтому науки, так как они сочиняются с точки зрения некоторого общего интереса, следует объяснять и определять не соответственно описанию, даваемому их основателем, а соответственно идее, которая ввиду естественного единства составленных им частей оказывается основанной в самом разуме. Действительно, нередко оказывается, что основатель науки и даже его позднейшие последователи блуждают вокруг идеи, которую они сами не уяснили себе, и поэтому не могут определить истинное содержание, расчленение (систематическое единство) и границы своей науки»[49].
Все сказанное выше показывает важность рефлексии науки, ее самосознания или разработки философии и методологии науки, что в первом приближении одно и то же. Переходя к конкретному анализу и изложению общеметодологических знаний, приведем некоторые «стандартные» определения.
«Методология - система принципов и способов организации и построения теоретической и практической деятельности, а также учение об этой системе».
«Учение о методе - методология, исследование метода, особенно в области философии и в частных науках, и выработка принципов создания новых, целесообразных методов Учение о методе появляется впервые в Новое время До этого не проводилось различия между наукой и научным методом» [50]
«Метод (от греч metbodos - путь, исследование, прослеживание) - способ достижения определенных целей, совокупность приемов и операций практического или теоретического освоения действительности В области науки метод есть путь познания, который исследователь прокладывает к своему предмету, руководствуясь своей гипотезой»[51]]
Таким образом, в предельно кратком определении, методология - это учение о путях познавательной деятельности. Здесь будет не лишним еще раз пояснить, что методология науки способна только обозначить общие принципы эффективной познавательной деятельности, но не может предсказывать конкретные пути познания исследуемого объекта Методология вырабатывает общие подходы и принципы, но не является методическим знанием, «рецептурой» и «технологией» получения нового знания. Полезное функционирование методологии в конкретных областях познавательной деятельности выражается в критическом анализе возможных вариантов решения проблемы и дискредитации заведомо тупиковых путей исследования
Есть много вариантов разъяснения функций методологических знаний. Ясно и кратко они охарактеризованы в работе Г Лейбница «Об искусстве открытия», который писал «…людские умы подобны решету, которое в процессе мышления трясут до тех пор, пока через него не пройдут самые маленькие частицы. А пока они проходят через него, спекулятивный разум охватывает то, что ему представляется нужным. Это можно сравнить с тем, как некто, желающий поймать вора, прикажет всем гражданам пройти через некие ворота, а потерпевшему стоять у ворот и смотреть. Но чтобы ускорить дело, можно применить метод исключения. Ведь если ограбленный будет утверждать, что вор был мужчина, а не женщина среднего возраста и не юноша или ребенок, все они (то есть не являющиеся объектом пояска, его целью) смогут пройти безнаказанно»[52]
В этом смысле всякая методологическая работа в первую очередь играет отрицательную роль - не дает научной мысли в хитросплетениях и лабиринтах интеллектуального мира пройти безнаказанно в сторону тупиковых направлений, где исследователя ждут «пустые хлопоты».
Методология как учение о познавательной деятельности может выражаться в двух основных формах: дескриптивной и нормативной.
Дескриптивная методология есть по существу история становления научного знания, поучительная прецедентами, аналогиями, просматривающимися в исторической канве стереотипами познавательных актов, т.е это поучительные историко-научные «сказки». Причем нужно отметить, что методологическая ценность историко-научных работ не всегда осознается. В целом можно сказать, что дескриптивная методология - это первичный и «слабый» уровень рефлексии или самосознания той или иной науки
Нормативная методология есть уже явное учение об общезначимых путях познавательной деятельности, сформулированных в форме методологических принципов, т. е. нормативная методология - это феномен явного самосознания науки, явная рефлексия.
Наконец, здесь нужно сказать о ((неявной методологии» или, точнее, «протометодологии», т.е. индивидуальном познавательном опыте исследователя, которым он руководствуется интуитивно в процессе познавательной деятельности, но не осознает внутренние подсознательные принципы, подходы, способы, которые «ведут» его по тому или иному познавательному пути. Вообще говоря, большинство исследователей в частных науках работают именно на основании такой «протометодологии» или выработанной с опытом интуиции.
Другой подход к анализу методологии как предмета (здесь, по существу, мы занимаемся методологией методологии) - выделение в ней так называемых формальной и содержательной методологий. Предмет формальной методологии - преимущественно язык и логика научного знания. В силу этого формальная методология более связана с решением проблем обоснования научного знания. Предмет содержательной методологии - преимущественно зарождение нового знания и его рост. В силу этого содержательная методология более связана с анализом историко-логических процессов развития научного знания. Формальная методология характерна, например, для позитивизма и неопозитивизма (Конт, Милль, Карнап, Виттен, Штейн), содержательная - для постпозитивизма (Поппер, Кун, Фейерабенд).
В иерархическом плане при классификации методология могут быть выделены три уровня:
v философский,
v общенаучный,
v частнонаучный.
Философский уровень методологии близок проблемам гносеологии (эпистемологии, теории познания, учению о познании). Общенаучный уровень методология есть специфический синтез частнонаучного знания и философского знания Частнонаучный уровень методологии есть, в свою очередь, синтез общенаучной методологии и системы знаний соответствующей частной науки (например, вводятся понятия «методология физики», «методология химия», «методологические проблемы экологии», «методологические проблемы лингвистики»).
Наше основное внимание обращено здесь, конечно, к нормативной методологии, рассматриваемой преимущественно на содержательном уровне общенаучного и частнонаучного знания.
Философские истоки учений о научном методе, конечно, нужно искать в учениях о познании античности. Методология научного познания связана главным образом с тремя основными традициями философского учения о познании сенсуализмом (или эмпиризмом), рационализмом (или интеллектуализмом), агностицизмом (или скептицизмом, нашедшим яркое проявление в позитивизме). Кант так разделил философов по их взглядам на познавательную деятельность:
«В отношении предмета всякого познания нашего разума одни философы были только сенсуалистами, а другие - только интеллектуалистами. Эпикура можно считать самым выдающимся представителем сенсуализма, а Платона - самым выдающимся представителем интеллектуализма. Сторонники первого направления утверждали, что действительны только предметы чувств, а все остальное есть плод воображения, сторонники второго направления, наоборот, утверждали, что чувства дают только видимость, а истинное познается только рассудком. Первые не оспаривали реальности рассудочных понятий, но они считали ее лишь логической реальностью, в то время как другие - мистической Первые допускали рассудочные понятия, но признавали только чувственно воспринимаемые предметы, вторые настаивали на том, что истинные предметы только умопостигаемы, и допускали созерцание чистого рассудка, свободного от всякой чувственности, которая, по их мнению, только запутывает чистый рассудок.
В отношении происхождения познания на основе чистого разума возникает ли оно из опыта или независимо от него имеет свой источник в разуме Аристотель может считаться главой эмпириков, Платон - главой ноологистов, Локк в Новое время следовал первому, а Лейбниц - второму (хотя он был далек от его мистической системы), все же они не могли еще разрешить этот спор. Во всяком случае, Эпикур гораздо последовательнее применял эмпирическую систему (так как своими выводами он никогда не выходил за пределы опыта), чем Аристотель и Локк (в особенности последний)…»[53]
Здесь важно отметить существенный нюанс - эмпириками в этом контексте называются философы, которые видят путь к истинному знанию в рассудочных умозрениях, но при этом не выходят за пределы опыта. Философы, которые выходят за пределы опыта в терминологии Канта будут отнесены к метафизикам Действительно, и Эпикур, и Аристотель, и Локк в разных формах выражения были едины в том, что достоверное, истинное знания может быть получено только в интеллектуальной сфере, в то время как эмпирический материал дает только знание мнения, вероятностное, приблизительное знание.
Поскольку Локк (1632-1704) и Лейбниц (1646-1716) были преемниками идей соответственно Бэкона (1561-1626) и Декарта (1596-1650), именно с последних следует начать анализ становления области знания, которую мы теперь называем философией, логикой и методологией науки.
В явном виде методология научного познания (а не только философского познания - гносеология, теория познания, учение о no-знании) стала развиваться как особое направление в Новое время. В первую очередь это связано с выходом в свет работ «Новый органон» Ф Бэкона (1620). «Рассуждение о методе» Р. Декарта (1637) и «Логика Пор-Рояля» («Логика, или Искусство мыслить») А. Арно и П. Николя (1662) Название последнего труда произошло от названия женского монастыря во Франции «Пор-Рояль» - центра янсенизма в ХVIIв.
С первых строк центральной работы Ф Бэкона «Новый органон, или истинные указания дли истолкования природы» ясно прослеживается обоснование им нового направления в философии, называемого философией и методологией науки «Мы вовсе не пытаемся ниспровергать ту философию, которая нынче процветает, иди какую-либо другую, которая была бы правильнее и совершеннее. И мы не препятствуем тому, чтобы эта общепринятая философия и другие философии этого рода питали диспуты, украшали речи и прилагались для надобностей преподавания в гражданской жизни. Более того, мы открыто объявляем, что та философия, которую мы вводим, будет не очень полезна для таких дел Она не может быть схвачена мимоходом, и не льстит разум предвзятостями и недоступна пониманию толпы, кроме как в своей полезности и действенности» [Бэкон, 1972, с. 10]. Далее Бэкон показывает неразработанность обозначенной им новой предметной области (методологии научного познания) «Даже тем, что уже открыто, люди обязаны больше случаю и опыту, чем наукам Науки же, коими мы теперь обладаем, суть не что иное, как некое сочетание уже известного, а не способы открытия и указания новых дел « [Бэкон, 1972, с. 13]. Вполне отчетливо здесь ставится проблема разработки методологии научного познания и методологии практического применения известного знания Бэкон также справедливо критикует логику в смысле ее формальности и непродуктивности для получения нового знания «Как науки, которые теперь имеются, бесполезны для новых открытий, так и логика, которая теперь имеется, бесполезна для открытия знаний. Логика, которой теперь пользуются, скорее служит укреплению и сохранению заблуждений, имеющих свое основание в общепринятых понятиях, чем отысканию истины. Поэтому она более вредна, чем полезна»[54].
Здесь вместе с Бэконом мы приходим к общей проблеме с одной стороны, готовые научные теоретические конструкции и логические системы могут быть инструментом детализации известного знания, поясняющие его для конкретных ситуаций, но они ничего не могут прибавить к содержанию известного знания, с другой стороны, новые знания не могут по определению получаться на основе какого бы то ни было жесткого алгоритма (на то они и новые т. е. невыводимые из системы известного знания). Такая особенность позволяет утверждать, что любая методология научного познания может быть построена только как система рекомендательных принципов, общих установок, пожеланий, с обязательными оговорками о том, что методологические принципы и подходы не обладают для научного познания статусом всеобщности и необходимости.
Для Ф. Бэкона методология базируется на гносеологической посылке: источником истинного знания является опыт, и соответственно при построении знания «единственная надежда - в истинной индукции» [55]
Если не упрощать учение Бэкона до схемы, то оно не может быть представлено как прямая противоположность рационализму и, соответственно, не является «чистым эмпиризмом», так же, как, например, и позиция Локка далека от «чистого сенсуализма» Главное в познании Бэкона - смещение точки зрения на пути постижения истинного знания. Это смещение акцентов от «интеллектуализма» и «рационализма» к «сенсуализму» и «эмпиризму» хорошо понятно из следующего рассуждения «Два пути существуют и могут существовать для открытия и отыскания истины. Один воспаряет от ощущений и частностей к наиболее общим аксиомам и, идя от этих оснований и их непоколебимой истинности, обсуждает и открывает средние аксиомы («средние аксиомы» надо, скорее всего, понимать как общие знания, в противоположность «высшим аксиомам», под которыми, скорее всего, имеются в виду «непоколебимые» метафизические истины (понятия, идеи, принципы). Этим путем и пользуются ныне. Другой путь выводит аксиомы из ощущений и частностей, поднимаясь непрерывно и постепенно, пока наконец не приходит к наиболее общим аксиомам. Этот путь истинный но не испытанный» Высказанная мысль повторяется Бэконом для ясности еще раз другими словами: «Оба эти пути исходят из ощущений и частностей и завершаются в высших общностях. Но различие их неизмеримо. Ибо один лишь бегло касается опыта и частностей, другой надлежащим образом задерживается на них. Один сразу же устанавливает некие общности, абстрактные и бесполезные, другой постепенно поднимается к тому, что действительно более сообразно природе»[56]
Существенно отметить, что на критикуемых «интеллектуалов-рационалистов» и «метафизиков» Бэкон смотрит глазами эмпириста. Это видно по замечанию о том, что их знания основаны на поверхностном опыте, в то время как метафизики претендуют на внеопытное, сверхопытное знание, в чем Бэкон им отказывает. Как видно из контекста, Бэкон считает, что неосознанно метафизики черпают свое знание из ощущений, опыта, но, поскольку они не признают опыта как источника знаний, такое «черпание» вынужденно ограниченное и поверхностное.
Что касается разработки Ф. Бэконом конкретных методологических проблем, то многие его установки в метафорической форме выражены в сказе о «четырех идолах». Как Платон в притче о пещере[57] выразил в метафорической форме все основные проблемы философской теории познания, так и Бэкон в аллегорическом описании идолов в умах людей, если это брать вместе с его индуктивным методом, выразил основные проблемы методологии научного познания. Он писал: «Есть четыре вида идолов, которые осаждают умы людей Для того чтобы изучить их, дадим им имена. Назовем первый вид идолами рода, второй - идолами пещеры, третий - идолами площади и четвертый - идолами театра»[58]. Далее Бэкон указывает на взаимную дополнительность его индуктивного метода как эмпирического пути к знанию и учения об идолах как возможных препятствиях на этом пути. Построение понятий и аксиом через истинную индукцию есть, несомненно, подлинное средство для того, чтобы подавить и изгнать идолы. Но указание идолов весьма полезно Учение об идолах представляет собой то же для истолкования природы, что и учение об опровержении софизмов - для общепринятой диалектики»
Бэкон так характеризует осаждающие умы людей «идолы» "Идолы рода находят основание в самой природе человека, в племени или самом роде людей, ибо ложно утверждать, что чувства человека есть мера вещей. Наоборот, все восприятия как чувства, так и ума покоятся на аналогии мира. Ум человека уподобляется неровному зеркалу, которое, примешивая к природе вещей свою природу, отражает вещи в искривленном и обезображенном виде.
Идолы пещеры суть заблуждения отдельного человека. Ведь у каждого помимо ошибок, свойственных роду человеческому, есть своя особая пещера, которая ослабляет и искажает свет природы.
Существуют еще идолы, которые происходят как бы в силу взаимной связанности и сообщества людей. Эти идолы мы называем идолами площади. Люди объединяются речью. Слова же устанавливаются сообразно разумению толпы. Поэтому плохое и нелепое установление слов удивительным образом осаждает разум. Слова прямо насилуют разум, смешивают вес и ведут людей к пустым и бесчисленным спорам я толкованиям (эти методологические проблемы стали центральными в XXв. в сфере структурализма и философии лингвистического анализа).
Существуют, наконец, идолы, которые вселились в души людей из различных догматов философии, а также из превратных законов доказательств. Их мы называем идолами театра, ибо мы считаем, что сколько есть принятых и изобретенных философских систем, столько поставлено и сыграно комедий представляющих вымышленные и искусственные миры»[59].
Другие ориентации во взглядах на источники истинного знания высказаны Р. Декартом. В центральном труде по проблемам теории познания «Рассуждение о методе» Декарт утверждает, что критерием истинности знания является его умозрительная очевидность, соответствие здравому смыслу всех людей (а отнюдь не соответствие чувственному опыту). «Здравым смыслом люди наделены лучше всего остального, ибо каждый полагает в себе столько здравого смысла, что даже люди, наиболее притязательные в других областях, обычно довольствуются тем здравым смыслом, которым они обладают. Нет основания думать, чтобы все ошибались в данном вопросе, скорее, это свидетельствует о том, что способность правильно судить и отличать истинное от ложного - что, собственно, и именуется здравым смыслом или разумом - от природы у всех людей одинакова. Таким образом, различие наших мнений происходит не от того, что одни люди разумнее других, но только от того, что мы направляем наши мысли разными путями и рассматриваем не те же самые вещи»[60].
Так же как и Бэкон, Декарт критикует логику за то, что она не дает путей к новому знанию, т е не может быть основой научного метода как метода познания «В молодости из философских наук я немного изучал логику, а из математических - геометрический анализ и алгебр - три искусства, или науки, которые, казалось бы, должны дать кое-что для осуществления моего намерения («познания всего того, на что способен мой ум» - это намерение имеет в виду Декарт). Но изучая их, я заметил, что в логике ее силлогизмы и большая часть других ее наставлений скорее помогает объяснять другим то, что нам известно, или даже, как в искусстве Луллия (средневекового схоласта, создававшего «искусство» решения всех познавательных проблем), бестолково рассуждать о том, чего не знаешь, вместо того чтобы изучать это. И хотя логика действительно содержит много очень правильных и хороших предписаний, к ним, однако, примешано столько других - либо вредных, либо ненужных, - что отделить их почти так же трудно, как разглядеть Диану или Минерву в необделанной глыбе мрамора»[61].
Нетрудно заметить, что всякий мыслитель, задаваясь вопросами о методах получения новых знаний о мире, подвергает справедливой критической оценке формальную логику за пустот) ее содержания (Бэкон Декарт, Галилей, Кант, Гегель, Шопенгауэр). Такая критика необходима поскольку номинально логика определяется как наука о правильном мышлении и для пояснения ее познавательных возможностей приходится специально подчеркивать, что «правильное мышление» по законам формальной логики - это не познавательное мышление.
Декарт так формулирует свою методологическую установку и основные познавательные принципы. «Подобно тому как обилие законов часто служит оправданием для пороков - почему государственный порядок лучше, когда законов немного, но они строго соблюдаются - так вместо большого количества правил, образующих логику, я счел достаточным твердое и непоколебимое соблюдение четырех следующих.
Первое - никогда не применять за истинное ничего, что я не познал бы таковым с очевидностью, иначе говоря, тщательно избегать опрометчивости и предвзятости и включать в свои суждения только то, что представляется моему уму столь ясно и столь отчетливо, что не дает мне никакого повода подвергать их сомнению.
Второе - делить каждое из исследуемых мною затруднений на столько частей, сколь это возможно и нужно для лучшего их преодоления.
Третье - придерживаться определенного порядка мышления, начиная с предметов наиболее простых и наиболее легко познаваемых и восходя постепенно к познанию наиболее сложного предполагая порядок даже и там, где объекты мышления вовсе не даны в их естественной связи.
И последнее - составлять всегда перечни столь полные и обзоры столь общие, чтобы была уверенность в отсутствии упущений»[62].
При самом общем подходе можно сказать, что первое познавательное правило Декарта выражает принципиальную сторону его учения - рационализм, второе - аналитический метод, второе вместе с третьим - кроме прочего содержит принцип редукции, четвертое - элементы системного подхода.
Националистская позиция Р. Декарта отчетливо выражена в следующих знаменитых рассуждениях «Но тотчас же вслед за тем я обратил внимание на то, что, в то время как я готов мыслить, что все ложно, необходимо, чтобы я, который это мыслит, был чем-нибудь. Заметив, что истина я мыслю, следовательно я существую, столь прочна и столь достоверна, что самые причудливые предположения скептиков неспособны ее поколебать, я рассудил, что могу без опасения принять ее за первый искомый принцип философии»[63]. На основании этого абсолютно истинного для сознания (мышления) всякого человека знания: «Я существую», Декарт приходит к формулировке всеобщего критерия истинности знания: «Заметив, что в этом я мыслю, следовательно я существую, нет ничего, что убеждало бы меня в том, что я говорю истину, кроме того, что я очень ясно вижу, что для того, чтобы мыслить, надо существовать, я решил, что могу принять за общее правило, что все воспринимаемое нами весьма ясно и отчетливо - истинно, трудность состоит только в том, чтобы хорошо разобраться, какие вещи мы воспринимаем отчетливо» [64]
Важно отметить следующее: Бэкон и Декарт сходились во взглядах на то, что мир познаваем, и на то, что учение о познавательных методах (т е то, что мы сейчас называем логикой, методологией и философией науки) необходимо разрабатывать. Существенно расходились они в оценке источников и способов построения достоверного знания эмпиризм с опорой на индуктивный метод у Бэкона и рационализм с опорой на дедуктивный метод у Декарта. Как показал дальнейший ход развития науки и методологии научного знания, учения Бэкона и Декарта оказались не взаимоисключающими, а взаимодополняющими учениями об источниках научного знания и составили вместе основную «эмпирико-рационалистскую» традицию развития научного знания вплоть до нашего времени. Однако сейчас наблюдаются тенденции пересмотра этой традиции дополнительное внимание к ценностным критериям истинности знания в «постнеклассической науке» и дополнительный интерес к априорно-трансцендентным источникам человеческих знаний.
Мы говорили о критике формальной логики в смысле оценки ее ограниченных возможностей как инструмента познания (функционирования в сфере методологии научного познания). В сфере собственно логической мысли эта проблема была в это же время (в XVII в.) осознана и был предпринят опыт создания логики, не связанной в единую формальную систему, т.е логики как методологии научного познания. Этот опыт известен как «логика Пор-Рояля», изложенная в книге «Логика, или искусство чыслить» (авторы Антуан Арно и Пьер Николь).
Общая гносеологическая позиция авторов (Логики Пор-Рояля» сродни декартовской. Это недвусмысленно выражено в словах «Истинный разум ставит все на свои места Он велит сомневаться в том, что сомнительно, отвергать то, что ложно, и, не кривя душой, признавать очевидное, его не смущают вздорные доводы пирронистов, не способные сокрушать разумную уверенность в том, что истинно ». Также и Декарт утверждал, что никакой скептик его не разубедит в очевидности «Cogto, ergo sum».
Как известно, формальная логика не предполагает в своем аппарате проверки истинности посылок. На эту проблему обращают внимание авторы «Логики, или искусства мыслить». «Насколько нам известно, философы обычно ограничиваются тем, что дают образцы правильных и неправильных умозаключений. Нельзя сказать, что от этих образцов нет никакого проку они подчас помогают найти ошибку в запутанном доказательстве или изложить свои мысля более убедительно. Однако не следует и переоценивать эту пользу, какую они способны принести. Ведь чаще всего мы ошибаемся не потому, что неправильно выводим следствия, а потому, что приходим к ложным суждениям (здесь, надо думать, к суждениям-посылкам), которые влекут за собой неверные заключения. От этого зла логика, по сути дела, еще не пыталась нас избавить. Оно-то и является главным предметом тех новых размышлений, которые читатели встретят в нашей книге повсюду».[65]
В связи со своей программой авторы «искусства мышления» понимают его шире и содержательнее, чем традиционные правила формальной логики. Главным образом это выражается введением в сферу рассмотрения «искусства мышления» особого (четвертого) «вида действия ума» - упорядочивания (помимо представления, суждения, умозаключения). Такой «вид мышления» сродни уже не столько формам мышления, сколько содержательной его части - метод. "Упорядочиванием мы называем здесь действия ума, посредством которых различные суждения и умозаключения относительно одного и того же предмета, например, относительно человеческого тела, располагают наиболее подходящим для познания этого предмета способом. Это называется также методом» [Арно, 1991, с 30]. В целом книга насыщена подробным и конкретным (с примерами) рассмотрением неправильных умозаключений, методов анализа и синтеза, проблем аксиоматизации знания. Одной из итоговых является глава «Метод наук, сведенный к восьми основным правилам». Из перечисления этих правил нетрудно увидеть большое сходство с рационалистской позицией Декарта:
«Два правила касательно определений:
1. Не оставлять без определения ни одного сколь-нибудь неясного или неоднозначного термина.
2. Использовать в определениях только хорошо известные или уже разъясненные термины.
Два правила для аксиом:
3. Принимать за аксиомы только совершенно очевидные положения.
4. Принимать за очевидное то, что признается истинным без особого напряжения внимания.
Два правила для доказательств:
5. Доказывать все сколько-нибудь неясные положения, используя для их доказательства только предшествующие определения, или принятые аксиомы, или положения, которые уже были доказаны.
6. Никогда не обманываться неоднозначностью терминов и не забывать мысленно подставлять определения, которые их ограничивают и разъясняют.
Два правила для метода:
7. Рассматривать вещи по возможности в их естественном порядке, начиная с самого общего и самого простого и излагая, прежде чем переходить к отдельным видам, все то, что относится к сущности рода.
8. По возможности делить всякий род на все его виды, всякое целое - на все его части и всякую задачу на все мыслимые случаи»[66]
Авторы подчеркивают, что в изложении правил для метода они используют оборот «по возможности», поскольку эти правила «часто невозможно строго соблюсти)). По существу это и есть методологические принципы, так как они, как и все методологические принципы, носят рекомендательный характер. Нетрудно видеть, что правила 7 и 8 одинаковы с правилами Декарта. Этим правилам декартовской методологии авторы «Логики Пор-Рояля» и придают особое значение: «...наука может быть доведена до совершенства только тогда, когда на два последних правила обращают такое же внимание, как и на все другие, и отступают от них только по необходимости или если из этого предполагают извлечь большую пользу»[67]
В целом же можно сказать, что «логика Пор-Рояля» есть объединение традиционных проблем формальной логики и зарождающейся методологии научного познания (в идейном русле Р. Декарта).
Что касается разработки проблем методологии научного познания не только в сфере философии и логики, но и в самом институте науки, то здесь проблемы познавательных методов были ясно поставлены и осознаны, начиная с работ Галилея, Декарта и Ньютона.
Речь здесь в первую очередь о естествознании как о наиболее характерной области научного познания, которое главным образом «основывается на эмпирических принципах)). Естествознание как наука, а не просто как сумма знаний о природе возникло на переходе от эпохи Возрождения к Новому времени. По этому поводу Кант писал: «Естествознание гораздо позднее (чем математика - В.К.) попало на столбовую дорогу науки. Только полтора столетия тому назад предложение проницательного Бэкона Веруламского было отчасти причиной открытия [этого пути], а отчасти толчком, подвинувшим естествознание вперед, так как следы его уже были найдены; это также можно объяснить только быстро совершившейся революцией в способе мышления. Я буду иметь здесь в виду естествознание только постольку, поскольку оно основывается на эмпирических принципах».
Из контекста «Критики чистого разума» можно заключить, что, по убеждению Канта, естествознание как наука появляется в связи с зарождением экспериментального метода не как случайно собранных эмпирических результатов, а сообразно разумному плану, который предполагает формулировку необходимых законов (заметим, что мысли о теоретической нагруженное™ эксперимента в философии науки XX-XX вв. просто повторяют известные положения Канта). Все сказанное понятно из следующих замечаний мыслителя: «Ясность для всех естествоиспытателей возникла тогда, когда Галилей стал скатывать с наклонной плоскости шары с им самим избранной тяжестью, когда Торричелли заставил воздух поддерживать вес, который, как он заранее предвидел, был равен весу известного ему столба воды, или когда Шталь в еще более позднее время превращал металлы в известь и известь обратно в металлы, что-то выделяя в них и вновь присоединяя к ним (я здесь не точно следую истории экспериментального метода, зарождение которого к тому же не очень-то известно). Естествоиспытатели поняли, что разум видит только то, что сам создает по собственному плану, что он с принципами своих суждений должен идти впереди, согласно постоянным законам, и заставлять природу отвечать на его вопросы, а не тащиться у нее словно на поводу, так как в противном случае наблюдения, произведенные случайно, без заранее составленного плана, не будут связаны необходимым законом, между тем как разум ищет такой закон и нуждается в нем»[68]
Выдающаяся роль Галилея (1564-1642) в отношении становления учения о научном методе не только в том, что он по существу заложил основы современного экспериментального и теоретического естествознания, но и равным образом в том, что он помог преодолеть научному сообществу давление авторитета Аристотеля. Другими словами, Галилей установил в науке в качестве главенствующих критериев достоверности знания опытно-экспериментальную подтверждаем ость и теоретическую стройность, а не ссылку на авторитет. Напряженная борьба Галилея с господством аристотелевской идеологии в науке выражается, например, в «Послании к Франческо Инголи (1624): «Природа, синьор мой, насмехается над решениями и повелениями князей, императоров и монархов, и по их требованиям она не изменила бы ни на иоту свои законы и положения. Аристотель был человек: он смотрел глазами, слушал ушами, рассуждал мозгом; также и я - человек, я смотрю глазами и вижу гораздо больше того, что видел он; а что касается рассуждений, то верю, что рассуждал он о большем числе предметов, чем я; но лучше или хуже меня по вопросам, о которых мы рассуждали оба, это будет видно по нашим доводам, а вовсе не п нашим авторитетам. Вы скажете: Сколь великий человек, у которого было такое множество последователей? Но это ничего не стоит, потому что давность времени и число протекших лет принесли ему число приверженцев; и хотя у отца было двадцать сыновей, отсюда нельзя по необходимости вывести, что он более плодовит, чем е сын, у которого только один ребенок, потому что отцу шестьдесят лет, а сыну двадцать»[69]
Второй шаг Галилея в направлении разработки нового научно метода (методологии) - критика формальности аристотелевской логики и аристотелевских рассуждений а рriori как главного основан в построении знаний о мире. Вкладывая эти мысли в уста Сальвиати, Галилей пишет: «Заметьте, что логика, как вы прекрасно знает есть инструмент, которым пользуются в философии; и как можно быть превосходным мастером в построении инструментов, не уме извлечь из него ни одного звука, так же можно быть великим лог ком, не умея как следует пользоваться логикой; многие знают н память все правила поэтики и все же не все способны сочинить даже четырех стихов, а иные, обладая всеми наставлениями Винчи, не состоянии нарисовать хотя бы скамейку»[70] В связи с этими рассуждениями Галилей приходит к утверждению, что познавательный метод должен основываться «в доказательных науках» на опыте. Так, в ответ на утверждение Симпличио о том, что главным основанием построения системы Аристотеля были рассуждения а рriori, Сальвиати говорит: «То, что вы говорите, является методом, которым он изложил свое учение, но я не думаю, чтобы это был метод его исследования. Я считаю твердо установленным, что он сначала старался путем чувственных опытов и наблюдений удостовериться, насколько можно, в своих заключениях, а после этого изыскивал средства доказать их, ибо обычно именно :.ж и поступают в доказательных науках»[71]. 3десь мысли Галилея о методе Аристотеля близки вышеприведенной характеристике Канта, который называл Аристотеля «главой эмпириков».
Можно сказать, огрубляя и схематизируя ситуацию, что в философской сухой теории познания Аристотель был центристом, занимая промежуточную позицию между «интеллектуализмом» (или рационализмом) Платона и «сенсуализмом» (или эмпиризмом) Эпикура. В Новое время аналогично: метод (методология) Г. Галилея близок эмпиризму Ф. Бэкона, рационалистский метод Декарта-философа совпадает с рационализмом Декарта-ученого, в то время как метод Ньютона центристский. Действительно, органичное сочетание теоретико-математического и опытно-экспериментального подходов, реализованных в «Математических началах натуральной философии» (1686) Ньютона, свидетельствуют об этом. В частности, в предисловии Ньютон ясно выражает свою теоретико-методологическую ориентацию: «Так как древние, по словам Паппиуса придавали большое значение механике при изучении природы, то новейшие авторы, отбросив субстанции и скрытые свойства, стараются подчинить явления природы законам математики. В этом сочинении имеется в виду тщательное развитие приложений математики и физики»[72]
В этом смысле мы можем говорить о близости метода Ньютона и методу Канта: и в той, и в другой позиции научное знание строится на основе явлений природы (в «пределах возможного опыта») и теоретического («чистого») разума, функционирование которого выражаются в рассудочных понятиях а priori, воззрениях на основе априорных форм чувственности и математике как идеальной форме научного знания.
В «Математических началах...» Ньютона есть и нормативные формулировки (принципы) общеметодологического характера, которые выделены в разделе «Правила умозаключений в языке»:
«Правило 1. Не должно принимать в природе иных причин сверх тех, которые истинны и достаточны для объяснения явлений. По этому поводу философы утверждают, что природа ничего не делает напрасно, а было бы напрасным совершать многим то, что может быть сделано меньшим. Природа проста и не роскошествует излишними причинами вещей.
Правило 2. Поэтому, поскольку возможно должно приписывать те же причины того же рода различным проявлениям природы.
Правило 3. Такие свойства тел, которые не могут быть ни усиляемы, ни ослабляемы и которые оказываются присущими всем телам, над которыми возможно производить испытания, должны быть почитаемы за свойства всех тел вообще.
Свойства тел постигаются не иначе, как испытаниями, следовательно, за общие свойства надо принимать те, которые постоянно при опытах обнаруживаются и которые, как не подлежащие уменьшению, устранены быть не могут. Понятно, что в противность ряду опытов не следует измышлять на авось каких-либо бредней, не следует также уклоняться от сходственности в природе, ибо природа всегда и проста и всегда с собой согласована».
Общеметодологическая программа развития естествознания на основе образцов математики и механики выражена Ньютоном в следующих известных словах: «Вся трудность физики, как будет видно, состоит в том, чтобы по явлениям движения распознать силы природы, а затем по этим силам объяснить остальные явления Было бы желательно вывести из начал механики и остальные явления природы, рассуждая подобным же образом, ибо многое заставляет меня предполагать что все эти явления обусловливаются некоторыми силами, с которыми частицы тел, вследствие причин покуда неизвестных или стремятся друг к другу и сцепляются в правильные фигуры, или же взаимно отталкиваются и удаляются друг от друга» [Ньютон, 1936, с. 3]. Заметим, что здесь Ньютон формулирует не чисто редукционистскую программу механицистского подхода в естествознании, как часто считают, так как он пишет о «рассуждениях подобным же образом», а не об описании природы на языке одной только механики.
В ХУШ в проблемы научного познания нашли особое продолжение и звучание в учениях о возможностях и границах научного познания мира Д. Юма и И. Кант.а Если Бэкон и Декарт решали принципиальные проблемы метода получения истинного знания (склоняясь соответственно к эмпиризму и рационализму); собственно же возможность получения истинного знания о мире у них не вызывала сомнений, то Кант выделил как центральную проблему возможностей и границ научного познания мира природы, а вместе с этим и проблему разделения научного и ненаучного знаний. В этом смысле Кант разделял все предшествующие ему учения о возможностях человеческого познания мира на догматические (например, эмпиризм Бэкона и рационализм Декарта) согласно которым мир познаваем и различие только во взглядах на пути к истинному знанию, и скептические (например, скептицизм Юма), согласно которым мир непознаваем. Свое учение Кант назвал критическим - мир познаваем, но только в пределах возможного опыта, прячем опыта в специфическом кантовском смысле.
В качестве главных составляющих науки Кант выделяет предмет и метод (род познания, способ познания), которые являются соответственно критериями различения отдельных наук: «Когда нужно представить какое-нибудь познание как науку, то прежде всего должно в точности определить ту отличительную особенность, которую оно не разделяет ни с каким другим познанием, и которая, таким образом, исключительно ему свойственна, в противном случае границы всех наук сольются и ни одну из них нельзя будет основательно изложить сообразно с ее природой.
Идея возможной науки и ее области основывается прежде всего именно на такой отличительной особенности, в чем бы она ни состояла в различии ли предмета, или источников познания, или же рода (можно сказать «метода», «способа») познания, или, наконец, в различии некоторых, если не всех, этих отношений вместе».
По Канту главный характерный признак научности знания - его системность. Системность знания определяется методом. Искусство построения системы Кант называет архитектоникой. «Под архитектоникой я разумею искусство построения системы. Так как обыденное знание именно благодаря систематическому единству становится наукой, т. е. из простого агрегата знаний превращается в систему, то архитектоника есть учение о научной стороне наших знаний вообще, и, следовательно, она необходимо входит в учение о методе»[73]
Поскольку архитектоника есть составляющая часть метода, а систематический характер как главный признак научного знания определяется методом, то, следуя Канту, мы можем высказаться предельно кратко: наука есть метод.
Существенно отметить, что Кант проблемы рефлексии науки относит к специальной философской задаче, решение которой может быть ошибочным даже и создателей тех или иных конкретных наук, т.е., говоря современным языком, Кант подчеркивает значимость специального философско-методологического анализа феномена «наука» и «научное звание». Он замечает «Никто не пытаете? создать науку, не полагая в ее основу идею. Однако при разработке науки схема и даже даваемая вначале дефиниция науки весьма редко соответствуют идее схемы, так как она заложена в разуме, подобно зародышу, все части которого еще не развиты и едва ли доступны даже микроскопическому наблюдению. Поэтому науки, так как они сочиняются с точки зрения некоторого общего интереса, следует объяснять и определять не соответственно описанию, даваемому их основателем, а соответственно идее, которая ввиду естественного единства составленных им частей оказывается основанной в самом разуме. Действительно, нередко оказывается, что основатель [науки] и даже его позднейшие последователи блуждают вокруг идеи, которую они сами не уяснили себе, и поэтому не могут определить истинное содержание, расчленение (систематическое единство) и границы своей науки» [Кант, 1994а, с. 487].
Уже говорилось о том, что «в отношении предмета всякого познания» Кант разделил философов на сенсуалистов и интеллектуалистов (Эпикур и Платон как самые выдающиеся представители этих направлений), «в отношении происхождения познания» - на эмпириков и ноологистов (Аристотель и Платон в Античности, Локк и Лейбниц в Новое время) [Кант, 1994а, с. 497]. Далее Кант дает определение научному методу и производит разделение типичных познавательных подходов «в отношении метода»: «Если мы хотим нечто назвать методом, то оно должно быть способом действия согласно основоположениям. Методы., господствующие в настоящее время в этой области исследования природы, можно разделить на натуралистические и научные. Натуралист чистого разума принимает за основоположение мысль, что обыденный разум без науки (который он называет здравым разумом) может достигнуть большего в разрешении самых возвышенных проблем, составляющих задачу метафизики, чем спекуляции»[74]. Критикуя натуралистов, Кант замечает, что их позиция равносильна утверждению о возможности определения расстояния до Луны на глазок с большей точностью, чем при помощи косвенных математических вычислений.
В свою очередь, рассматривая варианты научных методов, в итоге Кант приходит (что уже отмечалось) к убеждению о преимуществе критического научного метода: «Что касается сторонников научного метода, то перед нами выбор действовать либо догматически, либо скептически, но они при всех случаях обязаны быть систематическими. Если я назову здесь знаменитого Вольфа в качестве представителя первого метода и Давида Юма как представителя второго метода, то этого будет достаточно для моей теперешней цели. Открытым остается только критический путь. Если наш читатель благосклонно и терпеливо прошел этот путь в моем обществ, то он может теперь судить, нельзя ли, если ему угодно будет оказать также свое содействие, превратить эту тропинку в столбовую дорогу и еще до конца настоящего столетия достигнуть того, чего не могли осуществить многие века, а именно доставить полное удовлетворение человеческому разучу в вопросах, всегда возбуждающих жажду знания, но до сих пор занимавших его безуспешно»[75].
Выше приводились основные мысли Канта о научности знания и научном методе, лучший вариант которого, по Канту, - критический метод. Именно этот подход наиболее специфичен для научной методологии Канта и выражается в ясной постановке проблем не только о возможностях но и границах человеческого познания мира. Важно подчеркнуть, что при изложении учения Канта следует ясно определять и использовать все основные понятия. В данном случае, например, приведено понятие «мира», а не природы, так как для Канта природа есть совокупность вещей возможного опыта, а не мир в целом .То же относится и к понятиям «объективность знания» (как общезначимое знание в пределах возможного опыта, но не знание о вещах как они есть сами по себе), «природа» (как «совокупность предметов опыта»). В частности, Кант писал, что « законы природы никогда не могут познаваться а priopi, если разуметь под ними законы вещей самих по себе без отношения к возможному опыту. Но мы здесь не имеем дела с вещами самими по себе (их мы оставляем в стороне со всеми их свойствами), а только с вещами как предметами возможного опыта, и совокупность этих предметов и есть собственно то, что мы здесь называем природой»[76]
Согласно Канту, устройство нашего рассудка определяет возможность опыта и вместе с этим это устройство и есть основа того, что называют законами природы. «Есть много законов природы, которые мы можем знать только посредством опыта, но закономерность в связи явлений, те природу вообще, мы не можем познать ни из какого опыта, так как сам опыт нуждается в таких законах, на которых основывается а priopi его возможность.
Таким образом, возможность опыта вообще вместе с тем всеобщий закон природы, и принципы первого суть законы последней. Ибо мы знаем природу только как совокупность явлений, т.е. представлений в нас, поэтому мы можем получить закон связи этих явлений только из принципов их связи в нас, т.е. из условий такого необходимого соединения в сознании, которое дает возможность опыта»[77]
По Канту, метод естествознания должен позволять нам находить элементы чистого разума (познание а priopi в вещах того, что вложено в них нами самими), которые обязательно формируются в пределах возможного опыта, т е знания, подтверждаемые или опровергаемые экспериментом [Кант, 1994а, с. 19]. Кант подчеркивает, что «природа и возможный опыт - совершенно одно и то же». Он пишет, что «будет хотя и странно, но тем не менее истинно, если я скажу рассудок не исчерпывает свои законы (а priopi) из природы, а предписывает их ей». В свою очередь, рассудок регулируется разумом, который придает рассудочной деятельности систематическое единство. «Трансцендентальные идеи выражают, таким образом, особенное назначение разума, именно как принцип систематического единства рассудочной деятельности»[78]
Важно еще раз подчеркнуть, что естественные науки изучают природу, но природа, по Канту, это «совокупность предметов опыта» [Кант, 1994а. с. 19], а не совокупность вещей самих по себе. Эта позиция ясно выражена в словах «Природа есть существование (Dasem) вещей насколько оно определено общими законами Если бы природа означала существование вещей самих по себе, то мы бы никогда не могли ее познать ни «а priopi», ни «a postenon». Это невозможно а priopi, ибо как будем мы знать, что принадлежит вещам самим по себе, когда мы никак не можем это узнать через расчленение наших понятий (аналитические положения).
И a posteror было бы невозможно такое познание природы вещей самих по себе. Ибо если опыт должен сообщать мне законы, которым подчинено существование самих вещей, то эти законы, насколько они касаются вещей самих по себе, должны необходимо принадлежать этим вещам и вне моего опыта. Между тем, опыт хотя и научает меня тому, что существует и как оно существует, но никогда не показывает, что это необходимым образом должно быть так, а не иначе. Следовательно, опыт никогда не даст познания о природе вещей самих по себе».. В то же время опыт в учении Канта необходимый компонент становления научного знания, поскольку научное знание, по Канту, может быть обосновано только в пределах возможного опыта, несмотря на его априорную природу. Именно последнее придает знанию объективный характер (по Канту это необходимая всеобщность). «Все наши суждения сперва суть простые суждения восприятия, они имеют значение только для нас, т. е. для нашего субъекта и лишь впоследствии мы им даем новое отношение, именно к объекту, и хотим, чтобы оно имело постоянное значение для нас и также для всех других, ибо если одно суждение согласуется с предметом, то и все суждения о том же предмете должны согласоваться между собой, так что объективное значение опытного суждения есть не что иное, как его необходимая всеобщность»[79]
В предельно кратком изложения идеи Канта, относящиеся к проблемам становления методологии научного познания, следующие:
- есть природа вещей самих по себе, но она принципиально непознаваема и не может быть предметом научного познания,
- природа, понимаемая как совокупность вещей возможного опыта, познаваема и представляет предмет естествознания,
- знания о природе есть знания, получаемые а рпоп, но не всякие, а только те, которые можно проверить (подтвердить или опровергнуть) экспериментально (т е речь идет об априорных знаниях в пределах возможного опыта),
- научное знание отличается от других видов человеческого знания системностью, системный и цельный характер знанию придает метод,
- объективное опытное знание - это не знание о вещах самих по себе, а общезначимое необходимое и всеобщее знание в пределах возможного опыта,
- систематическое единство рассудочной деятельности придает разум,
- метод, по Канту, - это способ действия согласно основоположениям, причем научные методы могут быть разными, но обязательно систематичными,
- наилучший метод научного познания критический.
Идеи Канта сохранились в неизменном или переосмысленном виде во многих философско-методологических учениях XIX и XX вв. теоретической «нагруженности» любого эксперимента, принципах верификации и фальсификации, учениях о пределах научного познания в связи с проблемами взаимодействия исследуемых и исследующих (человек с его макроскопическими инструментами и понятиями) систем, учениях об идеалах и нормах научного познания Кант твердо стоял на позиции, что статус естественнонаучного знания может приобретать не любое знание а рriori, но обязательно в пределах возможного опыта, т е знание, которое может быть подтверждено или опровергнуто при эмпирической (экспериментальной) проверке. Наконец, идеи Канта о том, что понятие «природа» есть понятие, включающее не вещи сами по себе, а вещи возможного человеческого опыта, нашли своеобразное, но вполне созвучное продолжение в копенгагеновской интерпретации квантовой механики, утверждение природной принципиально неустранимой взаимосвязи познаваемой системы и познающей системы.
Существенный вклад Канта в становление методологии научного познания в том, что он строго разделил научно-критическую конститутивную и метафизическую регулятивную части человеческого познания. В метафизической традиции от учения о «припоминании» Платона до «врожденных идей» Декарта собственно научно-критическому познанию природы «в пределах возможного опыта» места не было. Идеи Канта составили основу синтеза естествознания, основанного на опыте и философской теории познания как науки.
Заключим этот раздел интересными и вполне актуальными (всегда актуальными) размышлениями Канта о соотношении теории и практики. Он дает следующие определения понятиям «теория» и «практика»: «Теорией называют совокупность правил, даже практических, когда эти правила мыслятся как принципы в некоторой всеобщности, и притом отвлеченно от множества условий, которые, однако, необходимо влияют на их применение. Наоборот, практикой называется не всякое действование, а лишь такое осуществление цели, какое мыслится как следование определенным, представленным в общем виде принципам деятельности». Далее Кант ясно и с привлечением наглядных примеров поясняет, что всякая практика, если она только не сводится к невежественному действию наугад, обязательно основывается на теории, т.е совокупности правил и принципов. В связи с этим он замечает, что «причина малой •пригодности теории для практики (если это имело) заключалась не в самой теории, а в том, что здесь было недостаточно теории, которой человек должен был еще научиться из опыта и которая есть истинная теория..»[80]
Можно уверенно сказать, что Кант, раскрывая необходимую неразрывность теории и практики, исчерпал итоги многих дискуссий о соотношении теории и практики, воспроизводящихся без особых вариаций и без оригинальных итогов вплоть до нашего времени.
В заключение можно отметить, что методология науки строится подобно аксиоматическому способу построения теорий в математике. В начале ученый на основании каких-либо соображений выбирает «аксиоматическую систему» - в данном случае принципиальные основания познавательного метода, а далее строит всю систему методологии. Так, например, у Бэкона «общие аксиомы» находится в эмпирических знаниях, у Декарта - в интеллекте познающего субъекта, у Канта - в «чистом разуме» и «априорных формах чувственности».
В дополнение и развитие к учению Канта о границах научного познания в период XV-XIX вв. в арсенал естественнонаучного и философского знания вошли идеи развития и принцип историзма.
Надо сказать, что идея развития и принцип историзма развивались в естествознании и философии достаточно автономно, более того, можно говорить о первенстве естествознания XVII-XX вв. в разработке идеи развития и ее влиянии на философскую мысль. Действительно, в указанный период идея развития в философской области разрабатывалась немногими философами. Проблемы развития в идеальной сфере, сфере духа получили своеобразное выражение в философских системах Фихте, Шеллинга, Гегеля. Так, у Фихте концепция развития относилась исключительно к самосознанию, разуму, «Я», где, как отмечается, «изменение природных явлений представляет лишь слабый отблеск духовного развития». В панлогизме Гегеля идеи развития, конечно, относятся к природе, но в специфическом ее понимании как деятельности абсолютного духа, выраженной главным образом в самодвижении логических категорий[81]. В целом эти концепции были далеки от естественнонаучной мысли своего времени и, если и оказывали на нее влияние, то косвенно через духовно-культурную атмосферу.
Что касается химии, то идеи развития отсутствовали в ней до второй половины XX века. Представления о возможной химической (предбиологической, молекулярной) эволюции как новой предметной области химии зародились на рубеже XIX-XX вв. в связи с логической необходимостью объяснить связанность между физическими космогоническими и биологическими эволюционными учениями, т е. с теориями-гипотезами Канта-Лапласа, Ламарка, Дарвина и др. То есть в XIX в. в результате взаимосвязи физического космогонического и биологического эволюционного знаний в химии опыта обозначена новая предметная область проблемы эволюции вещества как этапа в истории Вселенной от неорганических космических тел до возникновения жизни.
Эволюционные идеи в химии впервые возникли под влиянием космогонических гипотез в несколько большей степени, чем под влиянием эволюционного учения в биологии. Поэтому в первую очередь в химии (и геохимии) прозвучали идеи о неорганической эволюции и образовании химических элементов в космических условиях В частности, такие идеи в 70-х годах XX в. сформулировал Локьер. Позднее в 80-х годах В. Крукс высказал мысли об эволюции химических элементов в речи: «О происхождении химических элементов» (1886 г.). Собственно термин «химическая эволюция», обозначающий именно эволюцию атомно-молекулярных систем в естественно-исюрических условиях, был введен Муром в 1913 г[82].
В результате на рубеже XIX-XX вв. в естествознании сформировалась стройная система эволюционных процессов в природе на уровне космических тел и образований (небулярная гипотеза Канта-Лапласа), на молекулярном уровне (теории химической, или молекулярной предбиологической эволюции), и эволюционные учения в биологии (дарвинизм). К этому же времени идея развития и познавательный принцип историзма утвердились в философско-методологическом знании. Это произошло в результате взаимодействия эволюционных учений в естествознании и диалектических идей развития в немецкой классической философии с последующим своеобразным их переосмыслением в сфере диалектического материализма.
С другой стороны, в науке XIX в. синтез конкретного естествознания и логики послужил опорой для философии позитивизма, центральными проблемами которой стали вопросы эмпирического обоснования научного знания с опорой на аппарат логики и анализ языка науки. Как известно, эта тенденция связана с зарождением в XIX в философии позитивизма в работах О. Конта, Дж. С. Милля и их последователей. Мы не будем подробно анализировать обширный материал, представленный работами позитивистов и неопозитивистов XIX и XX вв. по разработке аппарата логики и лингвистики науки, а выскажем некоторые соображения о проблемах взаимоотношений формальной логики и методологии научного познания без «хитросплетений» и «изысков» логических и лингвистических работ философов науки позитивистского направления.
Перейдем от изложения методологии в историческом ракурсе к изложению ее актуального состояния. Конечно, все сказанное выше не есть обзор исторически любопытных эпизодов, а есть становление основ логики, методологии и философии науки, которые остаются основами актуальной, те современной, методологии. Поскольку речь идет о фундаментальных положениях методологии науки, есть все основания утверждать об их непреходящей значимости.
Предварительно еще раз (и не в последний раз!) заметим, что создать алгоритм (логику, технологию, рецептуру) получения нового знания принципиально невозможно. Поэтому все перечисленные ниже принципы могут рассматриваться только как направления научного поиска из сферы возможного, но не необходимого
Вся история науки свидетельствует о том, что никто не смог начертать путей открытий нового гениям и талантам, но сколько крови было пролито в прямом и переносном смысле (трагедии личных судеб мыслителей, трагедии научных идей) из-за их неприятия «учеными-обывателями», т.е. к адептама традиционных направлений и сложившихся знаний.
Для принципиально нового знания, то есть знания логически невыводимого путем дедукций и систематизации из известного знания, характерны две особенности начальных этапов становления: случайность открытия (в смысле отсутствия специальной программы этого открытия) и непризнание в научном сообществе. В истории научных открытий практически не исключений, где такие особенности отсутствовали бы. Приведем некоторые примеры, перечень которых можно продолжать и продолжать.
Вначале рассмотрим примеры из области «случайных)) (непреднамеренных) открытий.
Под случайностью открытия мы имеем в виду принципиальную его неожиданность и незапланированность пути к нему. Что же касается общих тенденций и закономерностей становления научного знания, то здесь есть элемент необходимости. Во всяком случае, открытия совершают исследователи-ученые, а не пирожники и сапожники. Как остроумно заметил немецкий психолог Г. Мюнстерберг: «В мире было много гальванических эффектов и до того, как Гальвани случайно увидел, как сокращается лапка лягушки, лежащая на металлическом проводе. Мир всегда полон подобных случайностей, но в нем редко встречаются такие люди, как Гальвани и Рентген»[83]. В этом же смысле высказывался Л. Пастера: «Случай помогает только тем, чей ум созрел для этого» (цитировано по [Гурвич, 1981, с. 23]). Многие видели падающие яблоки, но не сформулировали закона всемирного тяготения, многие видели скрученных змей и наяву и во сне, но не открыли структуры молекулы бензола.
Случайность открытия (в обозначенном смысле) видна из призеров открытий Гальвани (краткое описание ситуации уже дано) и Рентгена (было обнаружено почернение закрытой от света фотопластинки при случайном ее контакте с радиоактивным источником). Но, кроме этих хрестоматийных примеров, мы можем привести столько, сколько, пожалуй, открыто принципиально новых явлении природы.
Так, исходной задачей Кулона было не измерение силы притяжения электрических зарядов, а реализация совершенно ивой программы Гука, в рамках которой Кулон под изобретенные им высокочувствительные крутильные весы искал задачи.
«Излучение Черенкова-Вавилова» было открыто в 1934 г. при постановке и решении рядовых вопросов люминесценции жидкостей, а отнюдь не в связи с программой открытия светового излучения заряженных частиц, движущихся в среде со скоростью, превышающей фазовую скорость света в этой среде.
При исследовании бета-распада в 1934 г. Паули был вынужден для спасения закона сохранения энергии ввести гипотетическую частицу «нейтрино», которую экспериментально обнаружить удалось много позднее. И в данном случае в программу исследований Паули не входил поиск такой частицы, как нейтрино.
Флеминг увидел, что микроорганизмы не растут вблизи пенициллина, и открыл первый антибиотик. Его заслуга здесь в том, что он смог увидеть то новое, чего специально не искал.
Таким образом, надо быть Архимедом, чтобы выскочить из ванной с криком «Эврика» и открыть закон действия сил на тело, погруженное в жидкость; надо быть Галилеем, чтобы при наблюдении раскачивающейся лампы в соборе в Пизе озариться интуицией и сформулировать закон колебаний маятника; надо быть Ньютоном, чтобы при виде падающего яблока утвердиться в законе всемирного тяготения; надо быть Гальвани, чтобы от единичного случая сокращения лапки препарированной лягушки при ее контакте с металлическим телом прийти к идее нового электрохимического источника тока; надо быть Майером, чтобы при наблюдении изменения цвета венозной крови в тропиках (во время его путешествия на корабле) прийти к всеобщему закону сохранения и превращения энергии; надо быть Кекуле, чтобы, увидев во сне свернувшуюся змею, прийти к открытию строения молекулы бензола; нужно быть Менделеевым, чтобы при систематизации материала во время подготовки учебника «Основы химии» прийти к формулировке периодического закона химических элементов; надо быть Пуанкаре, чтобы после чашки кофе и бессонницы прийти к открытию класса «автоморфных функций»; нужно быть Флемингом, чтобы, увидев задержку роста культуры микроорганизмов, прийти к открытию антибиотика пенициллина - и т.д., пока не перечислим имена всех великих первооткрывателей.
В связи с вопросом о соотношении случайности и необходимости при совершении принципиально новых открытий известный американский кардиолог Дж. Лара заметил: «Чаще всего удачу исследователя приписывают случаю или ситуации, чем уму. Отчасти это происходит от того, что не все можно объяснить словами, и когда сделавший открытие ученый не способен объяснить, как он сделал открытие, то его ошибочно считают просто удачливым. На самом же деле открытие почти никогда не является удачей, случайностью потому что те исследователи, которые делают одно открытие, обычно делают еще одно, два и более открытий. Очевидно, главным требованием для исследователя является определенное сомнение в авторитетах и установленных доктринах. Многие не способны к подобному восстанию против установившихся истин»[84].
Кроме того, нередки случаи, когда даже при наличии рабочей гипотезы ее подтверждение происходит благодаря случаю. Так, в 1927 г. К. Девиссон и Л. Джермер обнаружили дифракцию электронов, т.е. подтвердили гипотезу де Бройля о волновой природе электронов, создав дифракционную решетку на монокристаллах никеля. Эти монокристаллы ученые получили благодаря тому, что у них случайно разбилась азотная ловушка и окислилась никелевая пластинка, восстанавливая которую ученые неожиданно увидели крупные монокристаллы никеля (см. об этом, например (Овчинников, 1972, с. 24-25]).
В 1965 г. А. Пензиас и Р. Вилсон зарегистрировали микроволновым приемником постоянный «паразитный» фон. В начале они думали, что причиной является голубиное гнездо на антенне, но, когда они удалили голубей с гнездом, фон сохранился. Так было обнаружено предсказанное Г. Гамовым реликтовое излучение, которое образовалось во время зарождения Вселенной. Обнаружение этого излучения принесло названным экспериментаторам Нобелевскую премию по физике.
Дополнительно отметим, что надо, конечно, особо различать ошибочные открытия. Например, из опытов взвешивания веществ после прокаливания и наблюдаемого увеличения их веса Р. Бойль сделал открытие что «огонь имеет вес». Открытие флогистона, в свою очередь, было связано с наблюдаемой потерей веса веществ при их горении, что объяснялось наличием в них летучего флогистона.
Из этого длинного перечня примеров видно:
1) к открытию приводит случай (до этот случай приходит только к тому, кто находится в состоянии поиска),
2) этот случай порождает интуитивную деятельность, рационализируемую на последнем этапе творческой работы интеллекта в форме соответствующего открытия.
Отсюда видно, что, если пункт первый может быть реализован многими, то пункт второй может быть реализован только при наличии природного дара гения интуитивного прозрения, когда в единичном и случайном усматривается всеобщее и необходимое. Можно человеку без музыкальных дарований дать музыкальное образование, но хорошего музыканта из него не воспитаешь все равно. Можно почти любого человека ввести в сферу научной деятельности, но интуиция одаренного ученого - дар природный, и она не может быть привита образовательными средствами.
Следующая группа примеров относится к характерной особенности открытий - их непризнанием современниками.
Хорошо известно отношение современников (в целом или больших групп их представителей) к учениям Сократа, Эпикура, Боэция. Список непризнанных или недооцененных мыслителей удручающе велик, и здесь есть возможность только привести ряд характерных примеров. Так, например, великий философ ХУIII века Д. Юм получил достойное признание только в XX веке. Это видно по интересу к нему А. Эйнштейна, Б. Рассела и заметному месту в позитивистско-аналитической традиции англо-американской философии в целом. Как отмечается: «Крупнейшие исследования, посвященные его философской системе (Н.К. Смит) и жизненному пути (Э. С. Мосснер), появились именно в XX в. »[85].
В свою очередь, основной труд И. Канта «Критика чистого разума» вначале критиковался как за излишнюю сложность изложения, так и за нарочитую новизну идей. Философские идеи А. Шопенгауэра, изложенные им еще в молодом возрасте (31 год) в труде «Мир как воля и представление» (1819), не признавались ни за философские, ни за вообще сколь-нибудь существенные почти до конца долгой жизни мыслителя.
Непосредственно в истории научного знания хорошо известно отношение современников к идеям Коперника, Кеплера, Бруно в многих других ученых. Так, например, молекулярное учение А. Авогадро, развитое им на основе его положения о том, что в равных объемах (1811) газов при прочих равных условиях содержится одинаковое количество молекул, было критически воспринято никем иным, как самим отцом научной атомистики Дж. Дальтоном, и было забыто до тех пор, пока их более чем через полвека не «воскресил» для научного сообщества С. Канниццаро
Основы неевклидовой геометрии казанского ученого Н. Н. Лобачевского, изложенные в его труде «О началах геометрии» и представленные в 1832 г. в Академию наук, были не восприняты в столице известный математик М. В. Остроградский оценил ее отрицательно, а журнал «Сын отечества» в 1834 г. поместил статью, просмеивающую труд Лобачевского.
Открытие фундаментального закона природы - закона сохранения энергии Ю. Р. Майером, изложенного в его статье 1841 г. «О количественном и качественном определении сил», не была принята ведущие для того времени журналом физиков «Annalen der Physik» издателя И. К. Поггендорфа.
Основополагающие работы по наследственности Г. Менделя, проведенные на экспериментальном материале по гибридизации гороха уже я 1856-1863 гг., хотя и были известны ряду именитых ботаников, тем не менее были не поняты и забыты до аналогичных опытов X. Де. Фриза в 1900 г. и почти одновременных опытов ряда других биологов.
Выше мы приводили примеры непонимания и непризнания величайших достижений человеческой мысли в сфере научного познания. Может быть, в технике, близкой своими результатами потребностям человека, дело обстояло много лучше? Пожалуй, не намного. Фонограф Эдиссона в 1878 г. был осмеян на собрании французской Академии как фокус шарлатана. В изобретении телефона, запатентованного А. Беллом в 1876 г., не видели большого будущего и вообще его считали вредным для ушей. В электродвигателях на ранних этапах их создания не отмечали большой практической перспективы. Наконец, в художественном искусстве (техника тоже искусство) мы хорошо знаем, как резко отрицательно принимались новые музыкальные решения и формы выдающихся композиторов, почитаемых сейчас за классиков первой величины. Наконец, новое выдающееся явление становления исконно русского литературного языка в «Руслане и Людмиле» юного Пушкина критиковали за просторечье. Непризнание нового обществом (или, в частном случае, научным сообществом) - не досадные исторические инциденты, а характерная черта становления всякого нового мировидения при его восприятии адептами, апологетами, интерпретаторами установившихся догм, коих всегда большинство, и их «голоса» при демократическом решении вопросов о признании того или иного нового знания всегда в большинстве.
На основании всего сказанного можно назвать следующие основные эвристические установки искать нестандартные познавательные пути, необычные даже для самого себя, уже обладающего такой установкой, не только негативно-критически, но и позитивно-творчески рассматривать необычные экспериментальные и теоретические результаты, терпимо относиться к необычным результатам коллег, если они, конечно не результат явной некомпетентности или недобросовестности. Последнее должно войти в идеологию научного сообщества в целом во избежание многочисленных ошибок по подавлению нового, чему нас учит история науки.
Таким образом, из действительно эвристических познавательных установок, из контекста истории науки в различных областях можно выделить только одну главнейшую установку изо всех сил терпимо относитесь ко всем необычным (нетрадиционным, не укладывающимся в привычные понятия, концепции, схемы, шаблоны, стереотипы, словом, в существующие парадигмы) идеям, теоретическим концепциям, экспериментальным результатам. Для ученых же, ищущих принципиально новых знаний, установка при их общении с познаваемой Природой может быть только одной единственной: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят» [Мф. 7,7-9].
Вот и вся «эвристика» все остальное - горы макулатуры. Дополнить сказанное можно только примерами.
Для преодоления парадигм, стереотипов, шаблонов, схем, традиций, сложившихся в той или иной специальной области знания и науке в целом, можно порекомендовать ученым стремящимся к принципиально новым открытиям, путь Р. Декарта. Декарт, как известно (см, например, в 17 лет от роду покинул в 1612 г. элитарную школу La Fleche и начал странствовать по свету я учиться у самой жизни и природы. Как пишет К Фишер, у Декарта «за эпохой школьного образования следовал период самообразования, в буквальном смысле самообразования, не желающего ничего воспринимать извне и принимать на веру, но желающего все вывести из себя, обосновать своим мышлением, исследовать и открыть. Он часто говорил своим друзьям, что и без ученого воспитания, данного ему отцом, он мог бы написать совершенно те же научные книги, с той только разницей, что все они были бы написаны по-французски, а не по-латыни»[86].
Сам Декарт так комментировал свой шаг оставления изучения наук ради изучения «книги мира»: «Я не хотел более искать никакой долгой науки, за исключением той, которую я мог бы найти в самом себе или в великой книге мира, и, таким образом, посвятил остаток моей юности путешествиям для того, чтобы изучить дворы, войска, вступать в общение с людьми различного душевного склада и общественного положения, запастись многообразным опытом. Таким образом освобождался я постепенно от многих заблуждений, затемняющих наш естественный свет и делающих нас менее способными повиноваться разум» (цитировано по [Фишер, 1994, с. 172-173]. Заметим существенное обстоятельство, что здесь мы рассматриваем пример становления не беллетриста или политика, а великого математика и философа-рационалиста. Вряд ли современный ученый может себе позволить путешествовать по «Белому свету» более десяти лет, но иметь установку освобождения от сложившихся догм, если желает прославиться открытием нового, он должен.
Существует много методик алгоритмов с попытками оптимизировать познавательный научный процесс. Например, Джон Лара приводит семь составляющих исследовательского процесса. Первые шесть - достаточно типичные (выбор предмета исследования, обоснование точности и надежности исследовательского инструментария, анализ исходных данных и проработка литературы и т. д.). Приведем седьмой компонент, наиболее специфичный для познания нового: «Седьмое и последнее - я хотел бы напомнить будущему исследователю, что не все вещи объяснимы словами и что есть место для интуиции в разработке любой проблемы. Большинство велеречивых и многословных людей часто являются не лучшими, а худшими из исследователей. Исследование в конечном итоге является так же искусством, как и наукой. Способность увидеть необычное в обычном (например, в «обычном» случайном событии «необычную» закономерность) является очень ценным качеством. Если вы знаете объект ваших исследований и если у вас есть силы восстать против установленных догм, вы сможете достигнуть цели в научном исследовании»[87].
Наконец, для открывателей нового можно дать и психологический совет - не расстраиваться от длительного непризнания новой идеи, это естественно, на то она и новая. Кеплер в ситуации нужды, одиночества и непризнания говорил: «Неужели мне может казаться тяжелым, что люди ничего не хотят знать о моем открытии? Если всемогущий Бог шесть тысяч лет ждал человека, который увидел бы, что Он сотворил, то я могу подождать лет двести, пока найдется кто-нибудь, кто поймет то, что я увидел)[88].
Что касается «методологии самой методологии», конкретизированной на основании сказанного выше, то это принцип невозможности (наподобие невозможности создания вечного двигателя) создания эвристической методологии как алгоритмизированного инструмента прогнозируемых открытий. Максимум, на что способна эвристика - это создавать благоприятные условия для творческой деятельности. Начиная с того, что, как минимум, голова должна быть на плечах, далее для открытия нового нужно, как минимум, быть настроенным на постижение нового, а не жить растительной жизнью обывателя, а максимум - это те выводы, которые сделаны выше. Как писал Гете «Суха теория, мой друг, но вечно зелено древо жизни». Дело в том, что есть совершенно определенная доля правды во взглядах А. Ф. Лосева на то, что научное знание опирается, конструируется на основе того или иного мифа, наполняющего жизнь человека, а далеко не только в результате эмпирико-рационалистского познания ((объективного мира» В данном случае мир в понимании Лосева есть ((конкретнейшее и реальнейшее явление сущего». Он, в частности, писал «Нельзя живому человеку не иметь живых целей и не общаться с живой действительностью, как бы она ни мыслилась, на манер ли старой религиозной догматики или в виде современной механистической Вселенной. Мифология - основа и опора всякого знания, и абстрактные науки только потому и могут существовать, что есть у них та полнокровная и реальная база, от которой они могут отвлекать те или иные абстрактные конструкции»[89].
В свете положений настоящего раздела систему методологических принципов (методология в нормативной форме) нужно рассматривать как систему рекомендательных ориентации познавательной деятельности, задаваемых основоположениями, выраженными хотя и в нормативной форме, но являющимися по сути не принципами, а рекомендациями.
Перейдем теперь собственно к характеристике основных (точнее, наиболее известных, так как выделение основных принципов спорный вопрос) методологических принципов и подходов. Хотя, как я многократно оговаривался, методологические принципы и подходы не дают однозначного пути к познанию нового, и в этом смысле они расплывчаты, все же сформулировать их в отличие от эвристических учений можно вполне в строгом и явном виде. Эти познавательные подходы и до их явной формулировки именно как принципов, конечно, в неосознанной форме, применялись «давным-даавно», но рефлексия их конкретизация, подробный анализ сфер функционирования были произведены преимущественно в методологии науки XX века.
По каждому из принципов опубликовано столько литературы, что она составит многие тома, но по сравнению с кратким их изложением чтение их не прибавит заметно методологического образования конкретным исследователя. Детальные исследования полезны больше профессионалам методологам для конкретизации и защиты своих позиций.
Принцип соответствия
Систематизация знания в данной области научного познания на основе новых принципов (идей, концепций, теорий) должна включать «старое» знание в этой области как элемент этой системы (как частный случай, как предельный случай и т. п.). Например, релятивистская механика при малых скоростях движения тел переходит в классическую механик Ньютона.
Становление принципа соответствия в методологии научного познания обычно связывается с именем Н. Бора, хотя в разных формах идеи принципа соответствия высказывались и ранее. Так например утверждается «Еще в 1913 г. Нильс Бор сформулировал знаменитый «принцип соответствия», который устанавливал закономерное взаимоотношение между классической теорией излечения и квантовой теорией. Он сыграл настолько важную роль в развитии атомной теории, что позволил А. Зоммерфельду назвать «принцип соответствия» Н. Бора «волшебной палочкой»[90]. Однако в прошлом веке аналогичные идеи мы находим у Бутлерова, который писал «Когда мы будем знать ближе натур химической энергии, самый род атомного движения когда законы механики получат и здесь причожение тогда учение о химическом строении падет как падали прежние химические теории но, подобно большинству этих теорий, оно падет не только для того, чтобы исчезнуть, а для того, чтобы войти в измененном виде в круг новых, более широких воззрений»[91].
Этот принцип в большинстве случаев помогает проводить разделение научного и ненаучного знания.
Принцип дополнительности
Многие объекты исследования (от простейших объектов микромира типа элементарных частиц до сложнейших типа человека и общества) более полно описываются на основании интеграции разнеродных и даже противоречивых знаний (теорий, концепций, подходов). Например, корпускулярно-волновой дуализм в физике или учение о душе и теле (религия), учение о двойственной истине (Ибн-Рушд), субстанции мыслительной и протяженной (Декарт) при описании человека, синхронический и диахронический подходы в лингвистике и культурологии, интерналистский и экстерналистский подходы в методологии и истории науки. Как видно, идея дополнительности различных знаний об одном и том же объекте, не поддающихся полному синтезу, известна с давних времен. Формулировка же «принципа дополнительности» в явном виде связывается опять-таки с именем Н. Бора: «Для того, чтобы достичь лучшего понимания между парными понятиями классической физики, Нильс Бор ввел понятие «дополнительность». Он рассматривал картину частицы и картину волны в качестве взаимодополняющих описаний одной и той же реальности, каждое из которых истинно лишь частично и имеет ограниченное применение»[92].
Принцип пролиферации научных теорий (илианархистская теория научного знания П. Фейрабенда).
Этот принцип, согласно которому возможность наиболее полного познания объекта увеличивается вместе с количеством и разнообразием теоретических идей, можно назвать «принципом дополнительности в квадрате». Хотя этот принцип действительно похож на принцип дополнительности, доведенный до абсурда, тем не менее при познании сложных объектов (если взять, например, проблему «Человек и все существующие подходы, теории, направления, школы, учения») он показывает свою состоятельность.
Принцип верификации
По существу - это аналог принципа достаточного основания формальной логики. Основной смысл его прост - вводимые в систему научного знания положения должны быть обоснованы. Вся сложность в проблеме выбора общепринятых, критериев истинного или обоснованного научного знания, а здесь, к сожалению, сходимости у ученых нет. В логическом позитивизме таким критерием является возможность эмпирического обоснования научного знания путем сведения всякого знания к простейшим атомарным эмпирическим протокольным суждениям, констатациям.
Принцип фальсификации
Согласно этому принципу, только то знание можно принимать за научное, которое сформулировало так, что класс его потенциальных фальсификаторов представляет непустое множество. Проще говоря, для всякого знания, претендующего на статус научного, должны видеться совершенно определенные возможности его проверки путем опровержения. Этот принцип наиболее продуктивен при отделении традиционного научного знания от околонаучных, паранаучных, мистических, эзотерических и т.п. учений (подчеркнем, что здесь мы не критикуем названного рода учения в смысле отказа им в поаве на постижение мира, здесь вопрос только в выделении собственно научного пути познания мира от других возможных). Например, если кто-то уверяет, что видел летающую тарелку с инопланетянами, выглядывающими из иллюминаторов, то для научного рассмотрения этого знания нужна возможность критической проверки этого утверждения на предмет ложности или достоверности (свидетели, фотография, зарегистрированные радиосигналы и т.п.).
Данный принцип сформулирован К. Поппером, хотя в более или менее ясной форме основная идея принципа высказывалась и ранее, например, Ф. Ницше, который в сочинении «По ту сторону добра и зла» писал: «Поистине немалую привлекательность каждой данной теории составляет то, что она опровержима: именно этим она влечет к себе более тонкие умы»[93].
Принцип редукции - познание некоторой целостности, системы, «сложности» через познание более простых ее составляющих - частей, элементов. Другими словами, принцип редукции - познание некоторых интегральных свойств исследуемых объектов (целостностей, систем) через составляющие их части. Этот принцип наиболее характерен для научного познания каких бы то ни было объектов неживой и живой природы, социальных систем, социоприродных систем вплоть до Вселенной. Так, некоторые свойства атома можно вывести из свойств его ядра и электронов, живой клетки из составляющих ее органоидов, общества - из свойств составляющих его социальных групп, экономики, геополитического положения и т.п.
Принцип целостности - познание индивидуальных целостных свойств исследуемых объектов во взаимодействиях с другими объектами (целостностями и т.п.). В простейшем выражении: целое больше суммы составляющих его частей. Точнее, у всякой системы, целостности есть свойства, которые не сводимы (нередуцируемы) ко всей совокупности свойств составляющих элементов, частей. Свойства молекул не исчерпываются свойствами составляющих их атомов; свойства живых клеток не исчерпываются свойствами составляющих их молекул и органоидов; свойства популяции не исчерпываются свойствами входящих в нее особей; свойства языка не исчерпываются свойствами составляющих его лексических единиц, грамматических правил, семиотических характеристик .
Принцип контрредукции
Принцип сформулирован В.И. Курашовым[94]. Утверждает в онтологической части наличие во всякой естественной (природной) системе (целостности) высших имманентных «метацелостных» свойств и возможность их познания (гносеологическая часть) при исследовании данной системы (целостности) как элемента, части в составе более высокоорганизованной системы. Причем специально подчеркивается, что речь идет именно об имманентных, изначально присущих данной целостности свойствах. Принцип контрредукции распространяется на все естественные объекты от элементарных частиц до социоприродных систем, естественного языка, Вселенной, в том числе, если они берутся как системы, включающие не только актуальные, но и исторические связи между их элементами.
Таким образом, принцип контрредукции - познание высших «метацелостных» свойств объектов (целостностей, систем) при исследовании их как элементов более высокоорганизованных систем, в том числе и как элементов эволюционирующих природных систем (последний принцип сформулирован и разрабатывается автором). Раскрываемые в результате применения принципа контрредукции имманентные «метацелостные» свойства исследуемых объектов могут быть также названы имманентной «памятью» о высшем и будущем.
Принцип контрредукции не просто основывается на известном положении, что «свойства целого больше суммы свойств частей», но выделяет у естественных образований (целостностей) высшие (метацелостные) свойства, которые могут быть вне специального поля зрения традиционной проблемы о том, насколько некоторые свойства частей могут определять свойства целого. Выявленные целостные свойства того или иного объекта, не сводимые к свойствам частей, не обязательно будут «метацелостными свойствами».
Системный подход - представляет собой разветвленную область общенаучного знания, в предмет которой входят и методологические проблемы редукции, целостности и контрредукции, которые мы выделили отдельно в силу их особой значимости для методологии научного познания. Надо отметить, что принципы редукции, целостности и контрредукции дают разные уровни видения одного и того же объекта и, соответственно, выявляют свойства, которые следует рассматривать с точки зрения принципа дополнительности, при полном описании объекта как целостности, включенной в единую систему развивающейся Вселенной.
Принцип моделирования и метод аналогии - основан на возможности познания некоторых свойств объектов путем исследования подобных им материальных или нематериальных (концептуально-понятийных, логико-математических) конструкций. По существу это путь дознания по аналогии. Понятия «подобие», «аналогия», «модель» с методологической точки зрения во многом сходятся. В связи с этим для большей ясности в понимании принципа моделирования (познания по аналогии) полезно привести слова И. Канта: «...Познание по аналогии ... не означает, как обыкновенно понимают это слово, несовершенное подобие двух вещей (здесь имеется, очевидно, в виду подобие вещей генетическое), но совершенное подобие двух отношений между совершенно неподобными (опять-таки очевидно, по природе, генетически) вещами»[95].
Как известно из логики, доказательства по аналогии являются одними из наиболее слабых. Также известны и проблемы выбора адекватной модели или адекватной исследуемому объекту аналогии. Такого рода проблемы можно пояснить, например, следующими эпизодами из истории становления нового научного знания: «Ярким примером контроверзы в истории науки, возникшей на почве неправомерных заключений по аналогии., является известный спор между Прустом и Бертолле о составе химических соединений: обобщив факты четкого проявления кратных весовых отношений, Пруст сделал вывод об определенности состава химических соединений, сделав упор на более сложные химические соединения, в которых определенность состава практически незаметна; Бертолле отстаивал тезис о неопределенности состава. В своей области каждый из них был по-своему прав, и спор возник именно из-за вторжения каждого в область другого. Поскольку Пруст придерживался более общего атомистического учения, концептуальное становление которого как раз в те годы (в первые десятилетия XIX в.) набирало силы, Пруст в этом споре победил. В случае противостояния волновой и корпускулярной картин в теории теплового излучения в начале XX в. исход был иным, синтетическим, и снова по причине существования более общей концепции - корпускулярно-волнового дуализма материи»[96]
Установка на преодоление парадигм
Установка на преодоление сложившихся парадигм (образцов, шаблонов, стереотипов, схем, догм интерпретации знаний и стилей мышления) в научном сообществе - важный фактор для ориентации научной познавательной деятельности в направлении открытия принципиально нового и приятия нового вне шаблонных интерпретаций да базе сложившихся концепций.
Наиболее обстоятельно проблемы консервативности мышления и отторжения всего нового в связи со складывающимися в научном сообществе «парадигмами» рассмотрены в известной работе Т. Куна «Структура научных революций».
Принцип историзма
Более полное изучение объекта возможно только при его исследовании в процессе его генезиса и развития. О становлении и сущности этого принципа рассказывается в специальном разделе.
Методы абстрагирования, идеализации и формализации
При научном исследовании удобно представлять реальные объекты в виде объектов с ограниченным набором наиболее существенных свойств (абстрагирование) и мыслительных их образов со строго установленными свойствами идеальный газ, материальная точка, абсолютно черное тело (идеализация). Свойства этих объектов и их самих в целом легко представлять в символической, знаковой форме, т. е. формализовать. Это позволяет легче оперировать их мыслительными образами я математическими символами, их обозначающими (использовать математический формализм).
Метод логики: анализ, индуктивный и дедуктивный - выделение в процессе исследования объекта составляющих его частей, построение общих суждении на основании отдельных фактов, выведение частных суждений на основании известных общих положений (подробнее об этом сказано в разделе посвященном рассмотрению познавательных возможностей логики).
Природа методологических принципов и подходов различна. Например, принципы редукции, целостности, контрредукции выражают природу естественных объектов исследования, принципы верификации фальсификации, законы логики - формы познавательно-мыслительной деятельности, принципы дополнительности, историзма, системный подход - выражают одновременно и свойства объектов исследования, и свойства познавательно-мыслительной деятельности.
Список методологических принципов носит открытый характер и продолжает увеличиваться. Автор не усматривает в часто муссируемом «антропном принципе» ничего конструктивного для методологии научного познания природы Его специальное выделение, быть может, полезно для объединения различных антропоцентристских учений, восходящих в античности Основная же идея антропного принципа основывается, по сути, на тривиальном утверждении, что все существующие во Вселенной объекты не должны противоречить своим существованием всем остальным существующим в этой же Вселенной объектам. В этом смысле вместо антропного принципа можно с равным правом говорить о «принципе электрона» и «принципе крокодила»
В дополнение к сказанному следует отметить, что нормативная методология может выступать, помимо четко сформулированных принципов, в «полунормативной» и одновременно в «полудескриптивной» формах в учениях об идеалах и нормах научного познания, взаимодействии наук, становлении и обосновании научных теорий, принципах экспериментальной деятельности, интердисциплинарных проблемах интеграции и синтеза знаний, возможностях и пределах научного познания, языке научного познания. Кроме того, специфика специальной методологии выражайся в конкретизированных обработках методологии отдельных научных областей математики, физики, химии, биологии, техники и технологии, эволюционных процессов, экологии и т. д.
К высказанным замечаниям по вопросу места и функций методологии в системе научного познания следует добавить, что помимо операционально-практической значимости методологии в ее функциях как метода (по Канту «как способа действия согласно основоположениям»), можно говорить о значении методологии как системы знания, раскрывающего некоторые механизмы интеллектуально познавательной деятельности человека, что важно как для самопознания человека, так и для создания так называемых систем «искусственного интеллекта». Кроме того, нужно понимать, что любая научно-познавательная деятельность всегда основана на каком-либо методе и представлениях о нем (т. е. некоторой протометодологии, или неявной методологии). Другое дело, что не все исследователи специально изучают и разрабатывают методологическую проблематику. Последнее важно для осознания того, что методология - неотъемлемый компонент любой научно-познавательной деятельности.
Четыре рода свойств естественных объектов
Выявление родов качественно специфичных свойств, присущих всем естественным объектом - важная задача методологии науки. Под естественными объектами здесь понимаются любые целостные объекты, происхождение которых не связано с сознательным творчеством человека атомы и молекулы, живые организмы, естественный язык, общество и т. п.
В результате осмысления большого объема научных знаний в различных областях я личного опыта работы в конкретных науках я выделил четыре рода качественно различных свойств, присущих любом естественному объекту.
Субцелостные свойства.
Онтологический статус - имманентные, неэмерджентные. Эпистемологический статус - редуцируемые к свойствам составляющих частей, другими словами свойства частей, которые могут определять свойства целого.
Примеры масса, электрический заряд тел, частичный смысл предложения как целого, непосредственно связанный со смыслом составляющих высказывание слов (частей). Познавательный подход: принцип редукции
Целостные свойства
Онтологический статус – имманентные, эмерджентные.
Эпистемологический статус - нередуцируемые к свойствам составляющих частей, т. е. не сводимые к свойствам частей .Эти свойства определяют статус целого в природе как индивида во взаимоотношениях с другими объектами-целостностями.
Примеры целостных свойств: способность живых организмов к целостному существованию во взаимоотношениях с другими организмами и в неравновесном состоянии с окружающей средой, буквальный целостный смысл высказывания в естественном языке, психика толпы, нации, этноса.
Познавательный подход: принцип целостности (холистский подход).
Метацелостные свойства
Онтологический статус - имманентные, эмерджентные
Эпистемологический статус - нередуцируемые к свойствам составляющих частей, другими словами, высшие имманентные потенциальные свойства целого, проявляющиеся в иерархической связности природных образований (систем, целостностей) при функционировании данного целого в более высокоорганизованной системе.
Примеры: самоорганизация молекул, информационно-регуляционные свойства ДНК, особый смысл идиоматических оборотов, пословиц, поговорок.
Познавательный подход: принцип контрредукции
Ad-hos-целостные свойства
Онтологический статус - неимманентные, эмерджентные
Эпистемологический статус - редуцируемые к свойствам целостностей, в которые они входят как части (редуцируемые к сложности).
Примеры: специфические биохимические функции простых неорганических веществ в сложных системах живой клетки (не присущие этим веществам в изолированном виде); смысл слов, предложений в большем контексте не присущий этим семантическим единицам самим по себе, в изолированном от контекста виде.
Познавательный подход: Ad-hoc-целостный подход (иногда этот подход включают в понятия «целостный подход»).
Необходимо пояснито особенности названных четырех видов свойств на примере целостных объектов материальной и идеальной природы.
Вопрос об ad-hoc-целостных свойствах не нуждается особо в пояснении и обосновании примерами, поскольку эти свойства не есть явление сущности познаваемого объекта они неимманентны ему. Данные свойства есть результат влияния большей целостности (системы) на данный объект как свою составляющую часть Можно сказать, что эти свойства выражают «конформизм» объекта по отношению к «силе» большей целостности.
Наиболее наглядным и показательным примером, показывающим специфику названных выше свойств, является область физико-химической биологии, связанная с исследованием совокупных свойств молекулярных образований высшей организации - биополимеров типа ферментов, ДНК, РНК. Возьмем для примера проблемы познания комплекса свойств, присущих молекуле ДНК. Так, молекулу ДНК можно исследовать через свойства отдельных ее составляющих атомов, природы отдельных химических и слабых (здесь физических) связей, функциональных групп, электрических зарядов отдельных фрагментов и т.д., т.е. на основании метода редукции.
Наряду с этим можно исследовать свойства молекулы ДНК как целостного образования, свойства, не сводящиеся полностью к свойствам отдельных ее составляющих способность вступать в химические взаимодействия с веществами определенных классов, обладать определенными седиментационными и реологическими характеристиками в соответствующих средах и др. Однако, нетрудно установить, что на основании метода редукции и целостного подхода, т е рассматривая молекулу ДНК как целостную молекулу и молекулу, состоящую из набора элементов, мы не имеем возможности познать все присущие ей свойства Только тогда (и только тогда), когда мы будем исследовав молекулу ДНК как элемент в более высокоорганизованной системе (что не предписывается специально ни принципом целостности, ни, тем более, принципом редукции), мы можем раскрыть некоторые присущие ей высшие «метацелостные свойства». Для молекулы ДНК более высокоорганизованной системой, в которой она функционирует как элемент, является система взаимосвязанных и регулируемых процессов метаболизма живой клетки
Подчеркнем, что речь идет об имманентных высших, т. е. «метацелостных», свойствах ДНК. Это хорошо видно из истории развития научных знаний о молекулярных составляющих живых организмов. Действительно, нуклеиновые кислоты и белковые тела были выделены из живых организмов в XIX в. и подвергались разнообразным исследованиям в изолированном виде, т.е. исследовались как химические объекты в химических экспериментальных ситуациях.
В результате к середине XX в. были раскрыты их структура как макромолекул и основные физико-химические свойства, но только в результате исследования функционирования этих молекулярных (химических) объектов в живой клетке были раскрыты их высшие информационные и регуляционные свойства. Другими словами, только в указанном выше случае мы получаем возможность обнаружить заложенные в молекуле ДНК свойства как носителя генетической информации и установить, что последовательность нуклеотидов не случайный набор групп определенной природы (азотистых оснований), а генетический код. Здесь именно на основании специфического познавательного подхода, эксплицируемого как «принцип контрредукции», мы получаем возможность познания высших, «метацелостных», свойств ДНК (которые, что важно подчеркнуть, присущи данному объекту как таковому, а не возникают у него только вследствие каких-либо воздействии в системе).
Здесь принцип контрредукции дает возможность для познания ряда сущностных свойств, имманентных объекту, а не только тех свойств, которые дополнительно появляются при включении объекта в состав той или иной системы ввиду его неизбежной трансформации, модификации и т. п. Так, например, установив свойства ДНК как матрицы с кодовой записью аминокислотной последовательности, мы далее можем работать с изолированными ДНК и по генетическому коду расшифровать соответствующие аминокислотные последовательности у тех или иных белков и наоборот, по последовательности аминокислот изолированных белков определять последовательность нуклеотидов в ДКК. Более того, информационные и регуляционные свойства молекул ДНК и РНК, биокаталитические и регуляционные свойства ферментов, познанные па основании метоконтрредукции в системах живой клетки, могут реализоваться в искусственных системах, которые и по материальному составу, и по организации отличаются от нативных («живых») систем.
Применение принципа контрредукции при рассмотрении его функционирования в сфере естествознания не ограничивается исследованием высших свойств объектов только в статистических материальных системах или системах с ограниченным временем акционирования (каковыми являются, например, искусственно организуемые химические процессы или процессы в отдельных конкретных организмах). Возможности метода более широки, так как под более высокоорганизованной системой в отношении к методу контрредукции следует понимать любую пространственно-временную, в том числе эволюционирующую, природную систему. Под пространственно-временной (или в частном случае пространственно-темпоральной) системой мы подразумеваем некоторую изменчивую во времени систему (неорганическую, органическую, социальную и т. п.), которую по некоторым инвариантным признакам мы выделяем как некоторую целостность и определенный объект исследования. Для каждой такой системы можно ввести понятие элементарного отрезка времени, т. е. максимального временного интервала, для которою рассматриваемые изменения в системе незначительны. Размерности этих отрезков для космологии, видимо, порядка тысяч лет и более, для геологи - порядка десятков и сотен лет, для микробиологии - порядка времени одной-двух генераций (порядка минут), для химической кинетики - от долей секунд до часов, для истории общества и культуры - порядка десятков и сотен лет.
В пространственно-временных системах неизвестные высшие свойства исследуемого объекта будут проявляться вследствие наличия в системе не только актуальных материальных, но и временных, исторических причинно-следственных связей. Характерный пример, вскрывающий объективные основания и возможности метода контрредукции в системах названного типа, - учение о химической эволюции, учение о способностях молекулярных образований к самоорганизации, структурно-качественным усложнениям в естественно-исторических условиях вплоть до образования самоорганизующихся предбиологических и биологических систем
В отношении нашего вопроса можно учесть то, что установление принципиального свойства молекул - способности к самоорганизация, химической эволюции - могло осуществиться только в результате контрредукции Действительно, эволюционное учение в биологии, зародившееся в ХIХ в., при ретроспективном рассмотрении эволюции живых организмов могло исходить только из простейших одноклеточных и их молекулярных (субклеточных) составляющих. Это обстоятельство совместно с идеями первичной эволюции Природы на уровне неорганической материи, развиваемыми в космологии, приводило к постановке проблемы пред биологической, т. е. химической эволюции Важно, что в историко-логическом процессе развития научною знания вначале была поставлена проблема химической эволюции, а лишь затем стали проводиться конкретные модельные исследования химических самоорганизующихся систем. Таким образом, установление высшего свойства молекул - способности к самоорганизации вплоть до образования высокоструктурированных систем с пространственно-временной организацией - явилось результатом контрредукции - рассмотрения молекул в эволюционирующей естественно-исторической системе
Для рассмотрения четырех видов свойств возьмём теперь идеальный естественный объект – язык. Для примера рассмотрим идиоматическое выражение «Лучше синица в руке, чем журавль в небе» Поскольку речь идет о неизвестных свойствах целого, то лучше себе представить иностранцев, которые хорошо знаю лексику, грамматику русского языка, но не знают литературного и фольклорного языка и при этом проводят исследование названной выше идиомы.
Если мы располагаем всеми частями но только ими, т. е. словами лучше, руке, небе, в, чем, синица, в, журавль, - то мы можем кое-что сказать о целом. Например, что в выражении речь идет о синицах, журавлях, небе и т. п. Эти наши ограниченные, но не пустые смыслы (в данном контексте «свойства») целого и есть субцелостные свойства
Если нам представлено все высказывание «Лучше синица в руках, чем журавль в небе», то мы можем понять (при условии, если мы не знаем более общий смысл идиомы) только букварный смысл этого выражения, - т.е., что синица в руке лучше журавля в небе (хотя зачем они нам нужны?). Этот буквальный смысл и будет целостным свойством данного выражения.
Если же мы (продолжаем представлять себя иностранцами, которые не знают данной идиомы русского языка) будем исследовать это выражение во многих контекстах, т. е. в более сложной системе, чем само выражение как целое, то мы через восприятие инварианта смысла данного выражения в различных контекстуальных употреблениях поймем, что данное выражение имеет смысл более широкий, чем буквальный. Лучше в жизни стремиться к малому и доступному, чем к большому, но малодоступному. Этот смысл и будет метацелостным свойством исследуемого целого.
Наконец, если в каком-либо контексте данному выражению придается специальный смысл, то мы можем фиксировать ad-hoc-целостные свойства. Например, если сказать «Ошибочно считать, что синица в руке лучше, чем журавль в небе», то указанная ошибочность не является ни буквальным смыслом выражения, ни его более общим (высшим) как идиомы, а относится только к данному контексту. Это и есть пример ad-hoc-целосгных свойства.
В структуре общенаучных методов и приемов чаще всего выделяют три уровня:
v методы эмпирического исследования;
v методы теоретического познания;
v общелогические методы и приемы исследования.
Рассмотрим кратко суть этих методов, приемов и операций.
1. Методы эмпирического исследования.
1. Наблюдение - целенаправленное пассивное изучение предметов, опирающееся в основном на данные органов чувств. В ходе наблюдения мы получаем знания не только о внешних сторонах объекта познания, но и - в качестве конечной цели - о его существенных свойствах и отношениях.
Наблюдение может быть непосредственным и опосредованным различными приборами и другими техническими устройствами. По мере развития науки оно становится все более сложным и опосредованным. Основные требования к научному наблюдению: однозначность замысла (что именно наблюдается); возможность контроля путем либо повторного наблюдения, либо с помощью других методов (например, эксперимента). Важным моментом наблюдения является интерпретация его результатов - расшифровка показаний приборов и т. п.
2. Эксперимент - активное и целенаправленное вмешательство в протекание изучаемого процесса, соответствующее изменение исследуемого объекта или его воспроизведение в специально созданных и контролируемых условиях, определяемых целями эксперимента. В его ходе изучаемый объект изолируется от влияния побочных, затемняющих его сущность обстоятельств и представляется в «чистом виде».
Основные особенности эксперимента:
а) более активное (чем при наблюдении) отношение к объекту исследования, вплоть до его изменения и преобразования;
б) возможность контроля за поведением объекта и проверки результатов;
в) многократная воспроизводимость изучаемого объекта по желанию исследователя;
г) возможность обнаружения таких свойств явлений, которые не наблюдаются в естественных условиях.
Виды (типы) экспериментов весьма разнообразны. Так, по своим функциям выделяют исследовательские (поисковые), проверочные (контрольные), воспроизводящие эксперименты. По характеру объектов различают физические, химические, биологические, социальные и т. п. Существуют эксперименты качественные и количественные. Широкое распространение в современной науке получил мысленный эксперимент - система мыслительных процедур, проводимых над идеализированными объектами.
3. Сравнение - познавательная операция, выявляющая сходство или различие объектов (либо ступеней развития одного и того же объекта), т. е. их тождество и различия. Оно имеет смысл только в совокупности однородных предметов, образующих класс. Сравнение предметов в классе осуществляется по признакам, существенным для данного рассмотрения. При этом предметы, сравниваемые по одному признаку, могут быть несравнимы по другому.
Сравнение является основой такого логического приема, как аналогия (см. далее), и служит исходным пунктом сравнительно-исторического метода. Его суть - выявление общего и особенного в познании различных ступеней (периодов, фаз) развития одного и того же явления или разных сосуществующих явлений.
4. Описание - познавательная операция, состоящая в фиксировании результатов опыта (наблюдения или эксперимента) с помощью определенных систем обозначения, принятых в науке.
5. Измерение - совокупность действий, выполняемых при помощи определенных средств с целью нахождения числового значения измеряемой величины в принятых единицах измерения.
Следует подчеркнуть, что методы эмпирического исследования никогда не реализуются «вслепую», а всегда «теоретически нагружены», направляются определенными концептуальными идеями.
2. Методы теоретического познания.
1. Формализация - отображение содержательного знания в знаково-символическом виде (формализованном языке). Последний создается для точного выражения мыслей с целью исключения возможности для неоднозначного понимания. При формализации рассуждения об объектах переносятся в плоскость оперирования со знаками (формулами), что связано с построением искусственных языков (язык математики, логики, химии и т. п.).
Именно использование специальной символики позволяет устранить многозначность слов обычного, естественного языка. В формализованных рассуждениях каждый символ строго однозначен. Формализация служит основой для процессов алгоритмизации и программирования вычислительных устройств, а тем самым и компьютеризации не только научно-технического, но и других форм знания.
Главное в процессе формализации состоит в том, что над формулами искусственных языков можно производить операции, получать из них новые формулы и соотношения. Тем самым операции с мыслями о предметах заменяются действиями со знаками и символами. Формализация, таким образом, есть обобщение форм различных по содержанию процессов, абстрагирование этих форм от их содержания. Она уточняет содержание путем выявления его формы и может осуществляться с различной степенью полноты. Но, как показал австрийский логик и математик XX в. К. Гедель, в содержательной теории всегда остается невыявленный не формализуемый остаток. Все более углубляющаяся формализация содержания знания никогда не достигает абсолютной полноты, ибо никогда не прекращается развитие (изменение) предмета познания и знаний о нем. Это означает, что формализация внутренне ограничена в своих возможностях. Доказано, что всеобщего метода, позволяющего любое рассуждение заменить вычислением («сосчитаем!» - мечтал Лейбниц), не существует. Теоремы Геделя дали достаточно строгое обоснование принципиальной невозможности полной формализации научных рассуждений и научного знания в целом.
2. Аксиоматический метод) - способ построения научной теории, при котором в ее основу кладутся некоторые исходные положения - аксиомы (постулаты), из которых все остальные утверждения этой теории выводятся из них чисто логическим путем, посредством доказательства. Для вывода теорем из аксиом (и вообще одних формул из других) формулируются специальные правила вывода. Следовательно, доказательство в аксиоматическом методе - это некоторая последовательность формул, каждая из которых есть либо аксиома, либо получается из предыдущих формул по какому-либо правилу вывода.
Аксиоматический метод - лишь один из методов построения уже добытого научного знания. Он имеет ограниченное применение, поскольку требует высокого уровня развития аксиоматизированной содержательной теории. Известный французский физик Луи де Бройль обращал внимание на то, что «аксиоматический метод может быть хорошим методом классификации или преподавания, но он не является методом открытия»
3. Гипотетико-дедуктивный метод - метод научного познания, сущность которого заключается в создании системы дедуктивно связанных между собой гипотез, из которых в конечном счете выводятся утверждения об эмпирических фактах. Тем самым этот метод основан на выведении (дедукции) заключений из гипотез и других посылок, истинностное значение которых неизвестно. А это значит, что заключение, полученное на основе данного метода, неизбежно будет иметь вероятностный характер.
Общая структура гипотетико-дедуктивного метода
а) ознакомление с фактическим материалом, требующим теоретического объяснения и попытка такового с помощью уже существующих теорий и законов. Если нет, то:
б) выдвижение догадки (гипотезы, предположения) о причинах и закономерностях данных явлений с помощью разнообразных логических приемов;
в) оценка основательности и серьезности предположений и отбор из множества из них наиболее вероятного;
г) выведение из гипотезы (обычно дедуктивным путем) следствий с уточнением ее содержания;
д) экспериментальная проверка выведенных из гипотезы следствий. Тут гипотеза или получает экспериментальное подтверждение, или опровергается. Однако подтверждение отдельных следствий не гарантирует ее истинности (или ложности) в целом. Лучшая по результатам проверки гипотеза переходит в теорию.
Разновидностью гипотетико-дедуктивного метода можно считать математическую гипотезу, где в качестве гипотез выступают некоторые уравнения, предоставляющие модификацию ранее известных и проверенных состояний. Изменяя последние, составляют новое уравнение, выражающее гипотезу, которая относится к новым явлениям. Гипотетико-дедуктивный метод (как и аксиоматический) является не столько методом открытия, сколько способом построения и обоснования научного знания, поскольку он показывает каким именно путем можно прийти к новой гипотезе.
4. Восхождение от абстрактного к конкретному - метод теоретического исследования и изложения, состоящий в движении научной мысли от исходной абстракции («начало» - одностороннее, неполное знание) через последовательные этапы углубления и расширения познания к результату - целостному воспроизведению в теории исследуемого предмета. В качестве своей предпосылки данный метод включает в себя восхождение от чувственно-конкретного к абстрактному, к выделению в мышлении отдельных сторон предмета и их «закреплению» в соответствующих абстрактных определениях. Движение познания от чувственно-конкретного к абстрактному - это и есть движение от единичного к общему, здесь преобладают такие логические приемы, как анализ и индукция. Восхождение от абстрактного к мысленно-конкретному - это процесс движения от отдельных общих абстракций к их единству, конкретно-всеобщему, здесь господствуют приемы синтеза и дедукции. Такое движение познания - не какая-то формальная, техническая процедура, а диалектически противоречивое движение, отражающее противоречивое развитие самого предмета, его переход от одного уровня к другому в соответствии с развертыванием его внутренних противоречий.
3. Общелогические методы и приемы исследования.
1. Анализ - реальное или мысленное разделение объекта на составные части и синтез - их объединение в единое органическое целое, а не в механический агрегат. Результат синтеза - совершенно новое образование.
Применяя эти приемы исследования, следует иметь в виду, что, во-первых, анализ не должен упускать качество предметов. В каждой области знания есть свой предел членения объекта, за которым мы переходим в иной мир свойств и закономерностей (атом, молекула и т. п.). Во-вторых, разновидностью анализа является также разделение классов (множеств) предметов на подклассы - их классификация и периодизация. В-третьих, анализ и синтез диалектически взаимосвязаны. Но некоторые виды научной деятельности являются по преимуществу аналитическими (например, аналитическая химия) или синтетическими (например, синергетика).
2. Абстрагирование - процесс мысленного отвлечения от ряда свойств и отношений изучаемого явления с одновременным выделением интересующих исследователя свойств (прежде всего существенных, общих). В результате этого процесса получаются различного рода «абстрактные предметы», которыми являются как отдельно взятые понятия и категории («белизна», «развитие», «противоречие», «мышление» и др.), так и их системы. Наиболее развитыми из них являются математика, логика, диалектика, философия.
Выяснение того, какие из рассматриваемых свойств являются существенными, а какие второстепенными - главный вопрос абстрагирования. Этот вопрос в каждом конкретном случае решается прежде всего в зависимости от природы изучаемого предмета, а также от конкретных задач исследования.
3. Обобщение - процесс установления общих свойств и признаков предмета, тесно связано с абстрагированием. При том могут быть выделены любые признаки (абстрактно-общее) или существенные (конкретно-общее, закон).
4. Идеализация - мыслительная процедура, связанная с образованием абстрактных (идеализированных) объектов, принципиально не осуществимых в действительности («точка», «идеальный газ», «абсолютно черное тело» и т. п.). Данные объекты не есть «чистые фикции», а весьма сложное и очень опосредованное выражение реальных процессов. Они представляют собой некоторые предельные случаи последних, служат средством их анализа и построения теоретических представлений о них.
Идеализированный объект в конечном счете выступает как отражение реальных предметов и процессов. Образовав с помощью идеализации о такого рода объектах теоретические конструкты, можно в дальнейшем оперировать с ними в рассуждениях как с реально существующей вещью и строить абстрактные схемы реальных процессов, служащие для более глубокого их понимания.
Теоретические утверждения, как правило, непосредственно относятся не к реальным, а к идеализированным объектам, познавательная деятельность с которыми позволяет устанавливать существенные связи и закономерности, недоступные при изучении реальных объектов, взятых во всем многообразии их эмпирических, свойств и отношений.
5. Индукция - движение мысли от единичного (опыта, фактов) к общему (их обобщению в выводах) и дедукция - восхождение процесса познания от общего к единичному. Это противоположные, взаимно дополняющие ходы мысли. Поскольку опыт всегда бесконечен и неполон, то индуктивные выводы всегда имеют проблематичный (вероятностный) характер. Индуктивные обобщения обычно рассматривают как опытные истины (эмпирические законы).
Из видов индуктивных обобщений выделяют индукцию популярную, неполную, полную, научную и математическую. В логике рассматриваются также индуктивные методы установления причинных связей - каноны индукции (правила индуктивного исследования Бэкона-Милля). К ним относятся методы: единственного сходства, единственного различия, сходства и различия, сопутствующих изменений и метод остатков.
Характерная особенность дедукции заключается в том, что от истинных посылок она всегда ведет к истинному достоверному заключению, а не к вероятностному (проблематичному). Дедуктивные умозаключения позволяют из уже имеющегося знания получать новые истины, и притом с помощью чистого рассуждения, без обращения к опыту, интуиции, здравому смыслу и т. п.
6. Аналогия (соответствие, сходство) - установление сходства в некоторых сторонах, свойствах и отношениях между нетождественными объектами. На основании выявленного сходства делается соответствующий вывод - умозаключение по аналогии. Его общая схема: объект В обладает признаками а, Ь, с, d; объект С обладает признаками Ь, с, d; следовательно, объект С, возможно, обладает признаком а. Тем самым аналогия дает не достоверное, а вероятное знание. При выводе по аналогии знание, полученное из рассмотрения какого-либо объекта («модели»), переносится на другой, менее изученный и менее доступный для исследования объект.
7. Моделирование - метод исследования определенных объектов путем воспроизведения их характеристик на другом объекте - модели, которая представляет собой аналог того или иного фрагмента действительности (вещного или мыслительного) - оригинала модели. Между моделью и объектом, интересующим исследователя, должно существовать известное подобие (сходство) - в физических характеристиках, структуре, функциях и др.
Формы моделирования весьма разнообразны и зависят от используемых моделей и сферы применения моделирования. По характеру моделей выделяют материальное (предметное) и идеальное моделирование, выраженное в соответствующей знаковой форме. Материальные модели являются природными объектами, подчиняющимися в своем функционировании естественным законам -физики, механики и т. п. При материальном (предметном) моделировании конкретного объекта его изучение заменяется исследованием некоторой модели, имеющей ту же физическую природу, что и оригинал (модели самолетов, кораблей, космических аппаратов и т. п.).
При идеальном (знаковом) моделировании модели выступают в виде графиков, чертежей, формул, систем уравнений, предложений естественного и искусственного (символы) языка и т. п. В настоящее время широкое распространение получило математическое (компьютерное) моделирование.
8. Системным подход- совокупность общенаучных методологических принципов (требований), в основе которых лежит рассмотрение объектов как систем. К числу этих требований относятся: а) выявление зависимости каждого элемента от его места и функций в системе с учетом того, что свойства целого несводимы к сумме свойств его элементов; б) анализ того, насколько поведение системы обусловлено как особенностями ее отдельных элементов, так и свойствами ее структуры; в) исследование механизма взаимодействия системы и среды; г) изучение характера иерархичности, присущей данной системе; д) обеспечение всестороннего многоаспектного описания системы; е) рассмотрение системы как динамичной, развивающейся целостности.
Специфика системного подхода определяется тем, что он ориентирует исследование на раскрытие целостности развивающегося объекта и обеспечивающих ее механизмов, на выявление многообразных типов связей сложного объекта и сведение их в единую теоретическую картину.
Важным понятном системного подхода является понятие «самоорганизация». Данное понятие характеризует процесс создания, воспроизведения или совершенствования организации сложной, открытой, динамичной, саморазвивающейся системы, связи между элементами которой имеют не жесткий, а вероятностный характер (живая клетка, организм, биологическая популяция, человеческий коллектив и т. п.).
В современной науке самоорганизующиеся системы являются специальным предметом исследования синергетики, общенаучной теории самоорганизации, ориентированной на поиск законов любой природы - природных, социальных, когнитивных (познавательных).
9. Структурно-функциональный (структурный) метод строится на основе выделения в целостных системах их структуры - совокупности устойчивых отношений и взаимосвязей между ее элементами и их роли (функций) относительно друг друга.
Структура понимается как нечто инвариантное (неизменное) при определенных преобразованиях, а функция как «назначение» каждого из элементов данной системы (функции какого-либо биологического органа, функции государства, функции теории и т. д.).
Основные требования (процессы) структурно-функционального (структурного) метода (который часто рассматривается как разновидность системного подхода):
а) изучение строения, структуры системного объекта;
б) исследование его элементов и их функциональных характеристик;
в) анализ изменения этих элементов и их функций;
г) рассмотрение развития (истории) системного объекта в целом;
д) представление объекта как гармонически функционирующей системы, все элементы которой «работают» на поддержание этой гармонии.
10. Вероятностно-статистические методы основаны на учете действия множества случайных факторов, которые характеризуются устойчивой частотой. Это и позволяет вскрыть необходимость (закон), которая «пробивается» через совокупное действие множества случайностей. Названные методы опираются на теорию вероятностей, которую зачастую называют наукой о случайном.
Вероятность - количественная мера (степень) возможности появления некоторого явления, события при определенных условиях. Диапазон вероятности - от нуля (невозможность) до единицы (действительность). Указанные методы основаны на различении динамических и статистических законов по такому критерию (основанию), как характер вытекающих из них предсказаний. В законах динамического типа предсказания имеют точно определенный однозначный характер (например, в классической механике).
В статистических законах предсказания носят не достоверный, а лишь вероятностный характер, который обусловлен действием множества случайных факторов, через сложное переплетение которых и выражается необходимость. Как показала история научного познания, «мы лишь теперь начинаем по достоинству оценивать значение всего круга проблем, связанных с необходимостью и случайностью».
Вероятностно-статистические методы широко применяются при изучении массовых, а не отдельных явлений случайного характера (квантовая механика, статистическая физика, синергетика, социология и др.). Сегодня все чаще говорят о проникновении в науку вероятностного стиля мышления.
Важная роль общенаучных подходов состоит в том, что в силу своего «промежуточного характера» они опосредствуют взаимопереход философского и частнонаучного знания (а также соответствующих методов). Названные методы потому и называются общенаучными, что применяются во всех науках, но обязательно с учетом особенностей предмета каждой науки или научной дисциплины и специфики познания природных, социальных и духовных явлений.
Так, социально-гуманитарных науках результаты наблюдения в большей степени зависят от личности наблюдателя, его жизненных установок, ценностных ориентации и других субъективных факторов. В этих науках различают простое (обычное) наблюдение, когда факты и события регистрируются со стороны, и соучаствующее (включенное наблюдение), когда исследователь включается, «вживается» в определенную социальную среду, адаптируется к ней и анализирует события «изнутри». В психологии давно применяются такие формы наблюдения, как самонаблюдение (интроспекция) и эмпатия - проникновение в переживания других людей, стремление понять их внутренний мир - их чувства, мысли, желания и т. д.
Разновидностью включенного наблюдения является этнометодология, суть которой состоит в том, чтобы результаты описания и наблюдения социальных явлений и событий дополнить идеей их понимания. Такой подход сегодня все более широкое применение находит в этнографии, социальной антропологии, социологии и культурологии.
Все шире развиваются социальные эксперименты, которые способствуют внедрению в жизнь новых форм социальной организации и оптимизации управления обществом. Объект социального эксперимента, в роли которого выступает определенная группа людей, является одним из участников эксперимента, с интересами которого приходится считаться, а сам исследователь оказывается включенным в изучаемую им ситуацию.
В психологии для выявления того, как формируется та или иная психическая деятельность, испытуемого ставят в различные экспериментальные условия, предлагая решать определенные задачи. При этом оказывается возможным экспериментально сформировать сложные психические процессы и глубже исследовать их структуру. Такой подход получил в педагогической психологии название формирующего эксперимента.
Социальные эксперименты требуют от исследователя строгого соблюдения моральных и юридических норм и принципов. Здесь (как и в медицине) очень важно требование - «не навреди!». Главная особенность социальных экспериментов - в «способности служить орудием проникновения в тайники интимно человеческого» (В. В. Ильин).
В социально-гуманитарных науках кроме философских и общенаучных применяются специфические средства, методы и операции, обусловленные особенностями предмета этих наук. В их числе:
1. Идеографический метод - описание индивидуальных особенностей единичных исторических фактов и событий.
2. Диалог («вопросно-ответный метод»).
3. Понимание и рациональное (интенциональное) объяснение (об этом подробнее см. следующий параграф данной главы).
4. Анализ документов - качественный и количественный (контент-анализ).
5. Опросы - либо «лицом к лицу» (интервью), либо заочно (анкетный, почтовый, телефонный и т.п. опросы). Различают опросы массовые и специализированные, в которых главный источник информации - компетентные эксперты-профессионалы.
6. Проективные методы (характерные для психологии) - способ опосредованного изучения личностных особенностей человека по результатам его продуктивной деятельности.
7. Тестирование (в психологии и педагогике) - стандартизированные задания, результат выполнения которых позволяет измерить некоторые личностные характеристики (знания, умения, память, внимание и т. п.). Выделяют две основных группы тестов - тесты интеллекта (знаменитый коэффициент Q) и тесты достижении (профессиональных, спортивных и др.). При работе с тестами очень важным является этический аспект, в руках недобросовестного или некомпетентного исследователя тесты могут принести серьезный вред.
8. Биографический и автобиографический методы..
9. Метод социометрии - применение математических средств к изучению социальных явлений. Чаще всего применяется при изучении «малых групп» и межличностных отношений в них.
10. Игровые методы - применяются при выработке управленческих решений - имитационные (деловые) игры и игры открытого типа (особенно при анализе нестандартных ситуаций). Среди игровых методов выделяют психодраму и социодраму, где участники проигрывают соответственно индивидуальные и групповые ситуации.
Таким образом, в научном познании функционирует сложная, динамичная, субординированная система многообразных методов разных уровней, сфер действия, направленности и т. п., которые всегда реализуются с учетом конкретных условий и предмета исследования.
Проблема понимания и его соотношения с познанием (и объяснением) обсуждается давно и сегодня является актуальной и во многом дискуссионной. Так, если у Дильтея понимание представлено как проникновение в духовный мир автора текста, неразрывно связанное с реконструкцией культурного контекста его создания, то у Хайдеггера это специфически человеческое отношение к действительности, способ бытия человека в мире. Согласно Гадамеру, понимание прошлой культуры неотделимо от самопонимания интерпретатора. Поэтому предметом понимания является не смысл, вложенный автором в текст, а то предметное содержание («суть дела»), с осмыслением которого связан данный текст. При этом, по мнению Гадамера, всякое понимание есть проблема языковая: оно достигается (или не достигается) в «медиуме языковости» и в доказательствах не нуждается.
Тем самым понятие «смысл» является ключевым в решении проблемы понимания. Смысл - это не только синоним значения языковых выражений (слов, предложений и т. п.). Это сложное, многогранное явление. Так, М. Хайдеггер считает, что, во-первых, под смыслом необходимо иметь в виду «к чему» и «ради чего» всякого поступка, поведения, свершения. Во-вторых, у смысла есть направленность, точнее он сам есть направленность к какому-то концу, т. е. предназначение, конечная цель чего-либо (смысл жизни, смысл истории и т. д.).
Что касается процессов смыслообразования, то объективно они происходят в сфере традиций, обычаев, ритуалов, символики и находят свое отражение в языке. В соответствии с трактовкой традиции у Гадамера она пронизывает нас, присутствует в нашем сегодняшнем мире. Традиция, обеспечивающая непрерывность культурного наследования, делает реальным всеобъемлющий смысловой универсум.
Кроме внутренних, существуют и внешниепричины смыслообразования – взаимодействиеи общение самобытных культур, практическое и духовное сопоставление их смысловых фондов и др. Поэтому понимание – это всегда подключение к смыслам человеческой деятельности, оно выступает формой взаимодействия между предметной заданностью понимаемого (текста) и интерпретатором. Результатом такого взаимодействия является формирование новых смыслов.
Обыденность понимания, иллюзия легкой, почти автоматической его достижимости долгое время затемняло его сложность и комплексный характер. Часто обходятся без определения этого понятия или ограничиваются указанием на то, что оно является основным для герменевтики. Последняя чаще всего представляется как теория и практика истолкования (интерпретации) текстов - от текста какого-либо литературного и другого источника до всемирной истории как текста.
В этом смысле домятые текста универсально: оно охватывает как общественные результаты духовной деятельности человека, так и переработку, распредмечивание исторической действительности человеческого бытия в виде определенной социальной информации.
Прежде всего следует иметь в виду, что процедуру понимания не следует квалифицировать как чисто иррациональный акт, «эмфатическое постижение - вживание». Иррациональный момент здесь хотя и присутствует, но ни в коем случае не является основным, а тем более исчерпывающим всю суть дела. Но нельзя и принижать значение этого момента, а тем более полностью отвергать его «присутствие» в герменевтических рассуждениях. Последние тесно связаны с «внерациональным», немыслимы без него и это важная особенность указанных рассуждений. Понимание нельзя смешивать с тем, что называют «озарением», «инсайтом», интуицией, хотя все это есть в процессе понимания.
Процесс понимания органически связан с процессом познания человеком окружающего мира, однако не сводится целиком и полностью только к познавательной деятельности. Проблематика понимания не может вытеснить вопросы теории познания, а должна анализироваться на основе диалектики единства познания и предметно-практической деятельности в широком социокультурном контексте.
Наряду с описанием, объяснением, истолкованием (интерпретацией) понимание относится к основным процедурам функционирования научного знания. Многочисленные подходы к исследованию понимания показывают, что процесс этот обладает своей спецификой, отличающей его от других интеллектуальных процессов и гносеологических операций.
Поэтому понимание не следует отождествлять с познанием («понять - значить выразить в логике понятий») или смешивать с процедурой объяснения, хотя они и связаны между собой. Однако чаще всего процесс понимания связывается с осмыслением, т. е. выявлением того, что имеет для человека какой-либо смысл. Вот почему следует согласиться с выводом о том, что «понимание как реальное движение в смыслах, практическое владение этими смыслами сопровождает всякую конструктивную познавательную деятельность»[97], есть ее необходимый момент.
Причем понимание может выступать в двух ракурсах: как приобщение к смыслам человеческой деятельности и как смыслообразование. Понимание как раз и связано с погружением в «мир смыслов» другого человека, постижением и истолкованием его мыслей и переживаний. Понимание - это поиск смысла: понять можно только то, что имеет смысл. Этот процесс происходит в условиях общения, коммуникации и диалога. Понимание неотделимо от самопонимания и происходит в стихии языка.
Тем самым смысл - это то, к чему мы апеллируем, когда предполагаем адекватность понимания (у собеседника или читателя) сообщаемой ему информации. Смыслом могут обладать не только слово, предложение, текст и т. п., но и то, что происходит вокруг нас.
Представитель современной французской герменевтики Поль Рикер считает, что понимание никогда не отрывается от познания, а просто представляет собой «этап в работе по присвоению смысла», это выявление мышлением смысла, скрытого в символе. При этом Рикер исходит из того, что: а) герменевтика - это последовательное осуществление интерпретации; б) суть герменевтики - многообразие интерпретаций (вплоть до их конфликта - что очень хорошо); в) понимание - искусство постижения значения знаков, передаваемых одним сознанием и воспринимаемых другим сознанием через их внешние выражения; г) один и тот же текст имеет несколько смыслов и эти смыслы наслаиваются друг на друга.
Важная методологическая проблема социально-гуманитарного познания состоит в том, чтобы, исходя из понимания текста как «материализованного выражения духовной культуры», распредметить субъективные смыслы, объективированные в текстах, «услышать через них человеческие голоса» и с их помощью проникнуть в «дух» минувших эпох, чужих культур.
Таким образом, во-первых, любой текст - источник множества его пониманий и толкований. И понимание его автором - только одно из них. Произведение содержит в себе одновременно несколько смыслов. Именно в этом состоит его символичность: символ - это не образ, это сама множественность смыслов. Поэтому понимание текста не может ограничиться лишь тем смыслом, который вложил в него автор произведения (текста, произведения искусства и т. п.), но и его интерпретатор. А это значит, что, по словам М. М. Бахтина, понимание может и должно быть лучшим, оно восполняет текст, носит активный творческий характер. Однако зависимость понимания текста от конкретных исторических условий его интерпретации отнюдь не превращает его в чисто психологический и субъективный процесс, хотя личные пристрастия и опыт интерпретатора играют здесь далеко не последнюю роль.
Во-вторых, эта множественность смыслов раскрывается не вдруг и не сразу, ибо смысловые явления могут существовать в скрытом виде, потенциально, и раскрываться только в благоприятных для этого развития смысловых культурных контекстах последующих эпох.
В-третьих, смысл текста в процессе исторического развития изменяется. Каждая эпоха открывает - особенно в великих произведениях - что-то новое, свое. Новое понимание «снимает» старый смысл, переоценивает его.
В-четвертых понимание текста - это не готовый результат, а диалектический процесс, диалог разных культурных миров, результат столкновения смыслов «свое - чужое» (Бахтин), диалог текстов, личностей, культур.
В-пятых, понять текст чужой культуры - значит уметь находить ответы на вопросы, которые возникают в нашей современной культуре.
Культура - это не собрание готовых вещей или ценностей, а деятельный процесс их освоения, использования, участия в процессах человеческого жизнетворчества. В свою очередь познание социокультурой реальности предполагает не столько отражение непосредственно данного мира готовых продуктов, сколько воспроизведение того, что стоит за ними, т. е. мира человеческих значений и смыслов.
В современной литературе существуют различные классификации видов, типов и уровней понимания. Так, Г. И. Рузавин выделяет три основных типа понимания:
A)Понимание, возникающее в процессе языковой коммуникации, происходящей в диалоге. Результат понимания или непонимания здесь зависит оттого, какие значения вкладывают собеседники в свои слова.
Б) Понимание, связанное с переводом с одного языка на другой. Тут имеют дело с передачей и сохранением смысла, выраженного на чужом языке, с помощью слов и предложений родного языка.
B) Пони мание, связанное с интерпретацией текстов, произведений художественной литературы и искусства, а также поступков и действий людей в различных ситуациях. Здесь недостаточно ограничиться интуитивным постижением смысла (интуиция, воображение, сопереживание и др. психологические факторы). Это первый уровень понимания. Второй уровень понимания требует привлечения других средств и методов исследования: логико-методологических, аксиологических (ценностных), культурологических и т. п. [98]
Говоря о понимании, следует обратить внимание еще на два важных момента:
1. Его краеугольным камнем является принцип герменевтического круга, выражающий циклический характер понимания. Этот принцип связывает объяснение и понимание: для того, чтобы нечто понять, его нужно объяснить и наоборот. Данная взаимосвязь выражается как круг целого и части: для понимания целого необходимо понять его отдельные части, а для понимания отдельных частей уже необходимо иметь представление о смысле целого. Например, слово - часть предложения, предложение - часть текста, текст - элемент культуры и т. п. Началом процесса понимания является предпонимание, которое часто связывают с интуитивным пониманием целого, с дорефлекснвным содержанием сознания. Предпонимание обычно задано традицией, духовным опытом соответствующей эпохи, личностными особенностями индивида
Строго говоря, герменевтический круг- это не «беличье колесо», не порочный круг, ибо возврат мышления происходит в нем от частей не к прежнему целому, а к целому, обогащенному знанием его частей, т. е. к иному целому. Поэтому следует говорить о герменевтической спирали понимания, о его диалектическое характере как движении от менее полного и глубокого понимания к более полному и глубокому, в процессе которого раскрываются более широкие горизонты понимания.
2. Нужно ли соотносить понимание с современном эпохой?
По этому вопросу существуют две основные позиции:
А) Не нужно. Согласно этой точке зрения, адекватное понимание текста сводится к раскрытию того смысла, который вложил в него автор. ТЪ есть необходимо выявить ангорский смысл в наиболее чистом виде, не допуская каких-либо искажений, добавлений и изменений. Однако это фактически не происходит, ибо каждая эпоха подходит к текстам (например, к произведениям искусства) со своими критериями.
Б) Процесс понимания неизбежно связан с приданием дополнительного смысла тому, что пытаются понять Следоватечьно, понимать текст, как его понимал автор, недостаточно. Это значит, что понимание является творческим и не сводится к простому воспроизведению авторского смысла, а обязательно включает критическую его оценку, сохраняет позитивное, обогащает его смыслом современных реалий и органически связано со смыслом авторской позиции
Таким образом, понимание и есть постижение смысла того или иного явления, его места в мире, его функции в системе целого. Оно помогает раскрыть бесконечные смысловые глубины бытия. Что необходимо для того, чтобы процесс понимания состоялся: предмет, выраженный в тексте любой природы; наличие в нем смысла («сути дела»); предпонимание - исходное, предварительное представление об этом смысле; интерпретация - толкование текстов, направленное на понимание их смыслового содержания; наличие самопонимания у интерпретатора, общение, коммуникация; «стихия языка»; умение всемерно поддерживать диалог; стремление сказать свое слово и дать слово инакомыслящему, уметь усваивать произносимое им; уяснение того, что один и тот же текст имеет несколько смыслов (кроме авторского); соотнесение предметного содержания текста («сути дела») с культурным мыслительным опытом современности.
Наряду с пониманием существует и такая важнейшая познавательная процедура, как объяснение. Ее главная цель - выявление сущности изучаемого предмета, подведение его под закон с выявлением причин и условий, источников его развития и механизмов их действия. Объяснение обычно тесно связано с описанием и составляет основу для научного предвидения. Поэтому в самом общем виде объяснением можно назвать подведение конкретного факта или явления под некоторое обобщение (закон и причину прежде всего). Раскрывая сущность объекта, объяснение также способствует уточнению и развитию знаний, которые используются в качестве основания объяснения. Таким образом, решение объяснительных задач - важнейший стимул развития научного знания и его концептуального аппарата.
В современной методологии научного познания наиболее широкой известностью и признанием пользуется дедуктивно-номологическая модель научного объяснения. Эта модель (схема) подводит объясняемое явление под определенный закон - в этом состоит его особенность. В данной модели объяснение сводится к дедукции явлений из законов. В качестве законов в этой модели рассматриваются не только причинные, но и функциональные, структурные и другие виды регулярных и необходимых отношений. Следует обратить внимание на то, что дедуктивно-номологическая модель объяснения описывает лишь конечный результат, а не реальный процесс объяснения в науке, который отнюдь не сводится к дедукции факта из закона или эмпирического закона из теории, а всегда связан с весьма трудоемким исследованием и творческим поиском.
В области гуманитарных, социальных наук используется так называемое рациональное объяснение. Его суть заключается в том, что при объяснении поступка некоторой исторической личности исследователь старается вскрыть те мотивы, которыми руководствовался действующий субъект, и показать, что в свете этих мотивов поступок был рациональным (разумным).
Гораздо большую сферу охватывает телеологическое или интенсиональное объяснение. Оно указывает не на рациональность действия, а просто на его интенцию (стремление), на цель, которую преследует индивид, осуществляющий действие, на намерения участников исторических событий. Телеологическое объяснение, по мнению крупного современного философа и логика Г. X. фон Вригта, «является той моделью объяснения, которая так долго отсутствовала в методологии наук о человеке и которая является подлинной альтернативой модели объяснения через закон»[99].
Следует иметь в виду, что, во-первых, дедуктивно-номологическая модель (схема) иногда провозглашается единственно научной формой объяснения, что неверно (особенно применительно к гуманитарным наукам). Во-вторых, при объяснении поведения отдельных личностей данная модель неприменима, здесь «работают» рациональная и интенциональная схемы.
Обе эти схемы являются в социальном познании приоритетными по отношению к дедуктивно-номологическому объяснению, которое, конечно же, применяется и в гуманитарных науках, но занимает здесь более скромное место, чем в естествознании.
Что касается научного познания в целом, то в нем необходимо сочетать (а не противопоставлять друг другу) различные виды объяснения для более глубокого постижения природы и социальной жизни.
Понимание и объяснение тесно сеязаны. Однако надо иметь в виду, что понимание не сводится к объяснению, т. е. подведению изучаемого явления под закон и причину, так как - особенно в социальном познании - невозможно отвлечься от конкретных личностей, их деятельности, от их мыслей и чувств, целей и желаний и т. л. Кроме того, понимание нельзя противопоставлять объяснению, а тем более отрывать друг от друга эти две исследовательские процедуры, которые дополняют друг друга и действуют в любой области человеческого познания.
Различая эти процедуры, М. М. Бахтин писал: «При объяснении - только одно сознание, один субъект; при понимании - (два сознания, два субъекта. К объекту не может быть диалогического отношения, поэтому объяснение лишено диалогических моментов (кроме формально-риторического). Понимание всегда в какой-то мере диалогично» [100].
Говоря о соотношении объяснения и понимания (интерпретации), Вригт считает, что различие между ними «лучше проводить». Это различие он видит в следующем: «Результатом интерпретации является ответ на вопрос «Что это такое?». И только тогда, когда мы задаем вопрос почему произошла демонстрация или каковы были «причины» революции, мы в более узком и строгом смысле пытаемся объяснить происходящие события
Кроме того, эти две процедуры, по-видимому, взаимосвязаны и особым образом опираются друг на друга... Объяснение на одном уровне часто подготавливает почву для интерпретации фактов на более высоком уровне»[101].
Однако в социальном познании предпочтение отдается понимающим методикам, обусловленным прежде всего спецификой его предмета, в естествознании - объясняющим.
Согласно Г. X Вригт объяснение имеет ряд форм, среди которых одна из основных - каузальное объяснение. Последнее в свою очередь бывает двух видов: предсказание и ретросказание. Обосновывая это свое деление, философ отмечает, что объяснения, обладающие силой предсказания, играют исключительно важную роль в экспериментальных науках. С другой стороны, ретросказательные объяснения занимают важное место в таких науках, как космогония, геология, теория эволюции, изучающих историю (развитие) природных событий и процессов. В этих науках мы путем исследования прошлого можем обнаружить его элементы («следы») в настоящем.
Рестросказательные объяснения, т. е. пересмотр отдаленного прошлого в свете более поздних событий, «в высшей степени характерны», по Вригту, для исторической науки. При этом он предостерегает, что, применяя ретросказательне объяснение, следует избегать абсолютизации прошлого, его переоценки.
Последняя легко может ввести в заблуждение, так как делает суждение историка вопросом его вкусов и предпочтений, в соответствии с которыми он отбирает важное или «ценное». Разумеется, этот элемент присутствует в историографии. В процессе понимания и объяснения более недавних событий историк, согласно Вригту, приписывает прошлым событиям такую роль и значение, которыми они не обладали до появления этих новых событий. Поскольку полное будущее нам неизвестно, мы и не можем сейчас знать все характеристики настоящего и прошлого. А это означает, что «полное и окончательное» описание прошлого невозможно.
Современная методология - наиболее стойкая и сопротивляющаяся изменениям сфера. Независимо от того, насколько осознают данную ситуацию сами методологи, в целом вся теоретико-концептуальная конструкция методологии базируется на принятии научного знания как принципиально интерсубъективного и деперсонифицированного. Те методы, которые она изучает и обобщает, рассчитаны на фиксацию данного без примесей субъективных наслоений. В современной методологии наиболее сильна абстракция (отвлечение) или демаркация (разграничение) от индивидуальных, психологических, коллективистских или исторических и культурных условий. Можно сказать, что сфера методологии - это та достаточно устойчивая среда, в которой арсенал средств, методов, принципов и ориентации имеется в наличии, готов к приме нению, а не изготовляется для каждого случая отдельно. Поэтому можно встретиться с определением методологии, которое отождествляет ее с предельной рационализацией мировоззрения.
Многоуровневость методологии (о чем речь шла выше), как и сама необходимость ее развития, связана с тем, что в настоящее время исследователь, как правило, сталкивается с исключительно сложными познавательными конструкциями и ситуациями. Поэтому с очевидностью просматривается тенденция усиления методологических изысканий внутри самой науки.
На этом основании выделяют внутрифилософскую и собственно профессиональную методологии, а период обособления методологии и приобретения ею самостоятельного статуса датируют 50-60-ми гг. XX столетия. Выделение методологии из проблемного поля философии в самостоятельную сферу объясняется тем, что если философия по существу своему обращена к решению экзистенциальных проблем и дилемм, то цель профессиональной методологии - «создание условий для развития любой деятельности: научной, инженерной, художественной, методологической и т. д.» [102].
Самостоятельный статус методологии объясняется еще и тем обстоятельством, что она включает в себя моделирующую мир онтологию. Поэтому на методологию возлагается задача изучить образцы всех видов, типов, форм, способов и стилей мышления. А на основании этого она становится реальным подспорьем в решении экзистенциальных вопросов. В. М. Розин специально оговаривает, какого рода проблемы будет призвана решать современная методология:
v проблему преодоления натурализма философского и методологического мышления;
v проблему реальности;
v проблему выработки нового понимания и отношения к символическим системам и реалиям;
v проблему антропологического и психологического горизонтов;
v проблему высшего мира Космоса, Культуры, Реальности, т. е. того целого, которое едино для всех людей[103].
Концептуализация современной методологии с новой силой доказывает, что за ней закреплена функция определения стратегии научного познания. Первый постулат в выработке подобной стратегии может носить название «против подмены методов».
Уже достаточно тривиальным для современной методологии является суждение, что исследование предмета требует «своих», адекватных его природе методов Сочетание предмета и метода, их органичность выделяется методологией как одно из самых необходимых условий успеха научного исследования. Если предположить противную ситуацию, когда дисциплины пытаются изучить свой предмет с использованием неадекватных ему методов исследования, то сразу станет понятной правомерность данного методологического постулата. Подмена методов может обречь исследование на провал или облечь его в одежды антинауки, чему особенно способствуют приемы аналогии, редуцирования, связанные с переносом особенностей и характеристик одной предметной сферы на другую, либо принципиальное их упрощение.
Когда проблемы не могут быть разрешены старыми методами или изучаемый объект обладает такой природой, к которой старые методы неприменимы, тогда условием решения задачи становится создание новых средств и методов. Методы в исследовании являются одновременно и предпосылкой, и продуктом, и залогом успеха, оставаясь непременным и необходимым орудием анализа.
Налицо попытки разработать теории, суммирующие типичные методологические достижения или просчеты, например, теории ошибок, измерений, выбора гипотез, планирования эксперимента, многофакторного анализа. Все эти теории базируются в основном на статистических закономерностях и свидетельствуют о концептуализации современной методологии, которая не удовлетворяется только эмпирическим исследованием и применением многообразных методов, а пытается создать порождающую модель инноваций и сопутствующих им процессов.
Для методологии характерно изучение не только методов, но и прочих средств, обеспечивающих исследование, к которым можно отнести принципы, регулятивы, ориентации, а также категории и понятия. Весьма актуально на современном этапе развития науки, который именуют постнеклассическим,
выделение ориентации как специфических средств методологического освоения действительности в условиях неравновесного, нестабильного мира, когда о жестких нормативах и детерминациях вряд ли правомерно вести речь.
Весомым компонентом современного методологического исследования являются средства познания, в которых находит свое материальное воплощение специфика методов отдельных наук: ускорители частиц в микрофизике, различные датчики, фиксирующие работу органов, - в медицине и т. п.
Понятия «куматоид», «case studies», «абдукция» кажутся чуждыми слуху, воспитанному на звучании привычных методологических языковых конструктов. Вместе с тем именно они указывают на то, что отличительная особенность современного этапа развития методологии заключена во введении принципиально новых понятийных образований, которые часто уходят своим происхождением в сферу конкретных (частных) наук. К таким понятиям можно отнести весьма популярные ныне синергетические понятия бифуркации, флуктуации, диссипации, аттрактора, а также инновационное понятие куматоид (греч. - волна). Означая определенного рода плавающий объект, он отражает системное качество объектов и характеризуется тем, что может появляться, образовываться, а может исчезать, распадаться. Он не репрезентирует всех своих элементов одновременно, а как бы представляет их своеобразным «чувственно-сверхчувственным» образом. Скажем, такой системный объект, как русский народ, не может быть представим и локализован в определенном пространственно-временном участке. Невозможно, иными словами, собрать всех представителей русского народа с тем, чтобы объект был целостно представлен. И вместе с тем этот объект не фиктивен, а реален, наблюдаем и изучаем. Он во многом определяет направление всего цивилизационно-исторического процесса в целом.
Другой наиболее простой и легкодоступный пример - студенческая группа. Она представляет собой некий плавающий объект, то исчезающий, то появляющийся, который обнаруживает себя не во всех системах взаимодействий. Так, после окончания учебных занятий группы как целостного объекта уже нет, тогда как в определенных, институционально запрограммированных ситуациях (номер группы, количество студентов, структура, общие характеристики) она как объект обнаруживается и самоидентифицируется. Кроме того, такой куматоид поддерживается и внеинституционально, подпитываемый многообразными импульсами: дружбой, соперничеством и прочими отношениями между членами группы.
Особенность куматоида в том, что он не только безразличен к пространственно-временной локализации, но и не привязан жестко к самому субстрату - материалу, его составляющему. Его качества системные, а следовательно, зависят от входящих в него элементов, от их присутствия либо отсутствия и в особенности от траектории их развития или поведения. Куматоид нельзя однозначно идентифицировать с одним определенным качеством или же с набором подобных качеств, вещественным образом закрепленных. Вся социальная жизнь сплошь наводнена этакими плавающими объектами - кума-тоидами. Еще одной характеристикой куматоида следует признать определенную предикативность его функционирования, например: быть народом, быть учителем, быть той или иной социальной группой. От куматоида даже с учетом его динамики ожидается некое воспроизведение наиболее типических ха-рактериологических особенностей и образцов поведения.
Другой принципиальной новацией в современной методологии является ведение исследований по типу «case studies» - ситуационных исследований. Последние опираются на методологию междисциплинарных исследований, но предполагают изучение индивидуальных субъектов, локальных групповых мировоззрений и ситуаций. Термин «case studies» отражает наличие прецедента, т. е. такого индивидуализированного объекта, который находится под наблюдением и не вписывается в устоявшиеся каноны объяснения. Считается, что сама идея ситуационной методологии восходит к идиографическому методу баденской школы неокантианства. «Нам придется принять во внимание ситуационную детерминацию в качестве неотъемлемого фактора познания - подобно тому, как мы должны будем принять теорию реляционизма и теорию меняющегося базиса мышления, мы должны отвергнуть представление о существовании «сферы истины в себе» как вредную и недоказуемую гипотезу».
Различают два типа ситуационных исследований: текстуальные и полевые. В обоих придается первостепенное значение локальной детерминации. Последняя конкретизируется понятием «внутренней социальности» и понимается как замкнутая система неявных предпосылок знания, складывающихся под влиянием специфических для данной группы и ситуации форм деятельности и общения, как «концептуальный каркас» и социокультурный контекст, определяющий значение и смысл отдельных слов и поступков. Преимущества ситуационных исследований состоят в том, что в них содержание системы знания раскрывается в контексте конечного набора условий, конкретных и особых форм жизненных ситуаций, приоткрывая тем самым завесу над тайнами реального познавательного процесса.
Современная методология сознает ограниченную универсальность своих традиционных методов. Так, гипотетико-дедуктивный метод подвергается критике на том основании, что начинает с готовых гипотез и проскакивает фазу «заключения к наилучшему объяснению фактов». Последняя названа абдукцией, что означает умозаключение от эмпирических фактов к объясняющей их гипотезе. Такого рода умозаключения широко используются в быту и на практике. Не замечая того, каждый человек при поиске объяснений обращается к абдукции. Врач по симптомам болезни ищет ее причину, детектив по оставшимся следам преступления ищет преступника. Таким же образом и ученый, пытаясь отыскать наиболее удачное объяснение происходящему, пользуется методом абдукции. И хотя термин не имеет такой популярности и признанности, как индукция и дедукция, значимость отражаемой их процедуры в построении новой и эффективной методологической стратегии весьма существенна.
Принципиальному переосмыслению подвергается и эксперимент, который считается наиболее характерной чертой классической науки, но не может быть применен в языкознании, истории, астрономии - по этическим соображениям - в медицине. Часто говорят о мысленном эксперименте как проекте некоторой деятельности, основанной на теоретической концепции. Он предполагает работу с некоторыми идеальными конструктами, а следовательно, он уже не столько приписан к ведомству эмпирического, сколько являет собой средство теоретического уровня движения мысли. В современную методологию вводится понятие «нестрогое мышление», которое обнаруживает возможность эвристического использования всех доселе заявивших о себе способов освоения материала. Оно открывает возможность «мозгового штурма», где объект будет подвергнут мыслительному препарированию с целью получения панорамного знания о нем и панорамного видения результатов его функционирования.
Поскольку современная научная теория наряду с аксиоматическим базисом и логикой использует также и интуицию, то методология реагирует на это признанием роли интуитивного суждения. Тем самым сокращается разрыв между гуманитарными и естественными науками. Достижения же компьютерной революции, в которых ученый во все более возрастающей степени освобождается от рутинных формально-логических операций и передает их машине, позволяет открыть новые возможности для творчества. Благодаря этому происходит расширение поля исследуемых объектов и процессов, нестандартных решений и нетрадиционных подходов.
Выделяется несколько сущностных черт, характеризующих «методологические новации».
v во-первых, это усиление роли междисциплинарного комплекса программ в изучении объектов;
v во-вторых, укрепление парадигмы целостности и интегративности, осознание необходимости глобального всестороннего взгляда на мир;
v в-третьих, широкое внедрение идей и методов синергетики, стихийно-спонтанного структурогенеза;
v в-четвертых, выдвижение на передовые позиции нового понятийного и категориального аппарата, отображающего постнеклассическую стадию эволюции научной картины мира, его нестабильность, неопределенность и хаосомность;
v в-пятых, внедрение в научное исследование темпорального фактора и многоальтернативной, ветвящейся графики прогностики;
v в-шестых, изменение содержания категорий «объективности» и «субъективности», сближение методов естественных и социальных наук,
v в-седьмых, усиление значения нетрадиционных средств и методов исследования, граничащих со сферой внерационального постижения действительности.
Не все перечисленные определения могут претендовать на роль индикаторов «методологических новаций» Не все их них свободны от внутренней противоречивости самой формулировки. Однако уже сама фиксация факта «методологической новаторики» весьма и весьма значима. При ее характеристике в глаза бросается практическая потребность в методологическом обеспечении, которую испытывают не только ученые, но и практические работники, специалисты-профессионалы всех типов. Сегодня все чаще говорят об уровне методологической культуры общества Лица, принимающие решения, не хотят действовать путем проб и ошибок, а предпочитают методологическое обеспечение предполагаемого результата и выявление спектра способов его достижения. К способам получения этого результата, хотя он и находится в области прогноза и предписания, тем не менее предъявляют требования научной обоснованности. Методологическая культура репрезентируется методологическим сознанием ученого и превращается в фактор его деятельности, органично вплетается в познавательный процесс, усиливает его методологическую вооруженность и эффективность.
Принципиально инновационным оказывается стремление современной методологии к осознанию постаналитического способа мышления. С одной стороны, оно связано со стремлением к историко-критической реконструкции теории (и здесь перекрываются сразу три сферы анализа: сфера исторического, критического и теоретического). С другой - оно предполагает учет отношений, а быть может, и зависимости теории и политики. Постаналитическое мышление не ограничивается блужданием в лабиринте лингвистического анализа. Его интересы простираются от эстетики до философии истории и политики. Постаналитизм решительно отказывается от ограничений аналитической философии, связанных с ее принципиальной склонностью к формализованным структурам и игнорированием историко-литературных форм образованности «континентальной мысли. Постаналитизм словно заглядывает за аналитический горизонт и в наборе новых референтов видит все многообразие современной действительности и тех отношений, которые просятся быть распознанными, став объектом исследования методологической мысли. Это претензия на некий синтез дисциплинарного и гуманистического словарей, на укоренение эпистемологии в социальной онтологии.
Взгляд на современную методологию будет неполон, если не обратить внимания на существование своего рода «методологических барьеров». И когда утвердившаяся научная парадигма сниспосылает всем научным сообществам стереотипизированные стандарты и образцы исследования, в этом можно различить следы методологической экспансии. Существует множество примеров того» как ученые переступают «методологические барьеры». Так, конвенциализм А. Пуанкаре прямо подсказывает рецепт, состоящий в принятии конвенций - соглашений между учеными. Им надо просто договориться, другое дело, что этот процесс не так прост и легок, как кажется. Наиболее типичны для ученого мира именно споры, полемика, столкновения противоположных точек зрения и позиций.
К методологическим барьерам относится и существующий механизм методологической инерции, когда переход на использование новой методологической стратегии оказывается довольно болезненной для исследователя процедурой. Например, вытеснение детерминизма индетерминизмом, необходимости - вероятностью, прогнозируемое - непредсказуемостью, диалектического материализма - синергетикой и т. д. и по сей день неоднозначно оценивается различными представителями научного сообщества. Здесь возникает дополнительная проблема относительно того, может ли ученый сознательно преодолевать предрасположенность к определенному методу или методам познания, насколько инвариантен его стиль и способ мышления при решении познавательных задач.
Множественность методологий обнажает проблему единства методологических сценариев в рамках той или иной методологической стратегии, в отличие от поставленной в рамках философии науки проблемы единства научного знания. Методологи могут быть заняты уточнением понятийного аппарата и методов, а также эмпирического содержания уже установленных теоретических конструкций, могут погрузиться в разработку приложения конкретных методологических схем к тем или иным ситуациям, могут анализировать логику известных общих решений. Все это говорит о пестроте методологических устремлений. Приоритетным для переднего края современной методологии является принятие теоретико-вероятностного стиля мышления, в контексте которого мышление, не признающее идею случайности и альтернативности, является примитивным.
Для современной методологии, как и в прежние времена, весьма остра проблема экспликации эмпирического и теоретического. Развитие научного познания показало, что изменения в теоретическом аппарате могут совершаться и без непосредственной стимуляции со стороны эмпирии. Более того, теории могут стимулировать эмпирические исследования, подсказывать им, где искать, что наблюдать и фиксировать. Это в свою очередь показывает, что не всегда эмпирический уровень исследования обладает безусловной первичностью, иначе говоря, его первичность и базисность не является необходимым и обязательным признаком развития научного знания.
Но вопрос о том, можно ли свести теоретический и эмпирический уровни познания к соотношению чувственного и рационального, тоже не решается однозначно положительно. И как бы такое сведение ни было заманчивым своей простотой и элементарностью, размышляющий читатель, скорее всего склонится в пользу «нельзя». Теоретический уровень нельзя свести только к рациональному способу миропостижения, точно так же, как нельзя свести эмпирический уровень только к чувственному, потому что на обоих уровнях познания присутствуют и мышление, и чувства. Взаимодействие, единство чувственного и рационального имеет место на обоих уровнях познания с различной мерой преобладания. Описание данных восприятия, фиксация результатов наблюдения, т. е. все то, что относится к эмпирическому уровню, нельзя представить как чисто чувственную деятельность. Оно нуждается в определенном теоретически нагруженном языке, в конкретных категориях, понятиях и принципах. Получение результатов на теоретическом уровне не есть прерогатива сугубо рациональной сферы. Восприятие чертежей, графиков, схем предполагает чувственную деятельность; особо значимыми оказываются процессы воображения. Поэтому подмена категорий теоретическое -мыслительное (рациональное) эмпирическое - чувственное (сенситивное) неправомерно.
Привлекающий определенной ясностью в решении проблемы различения методологии гуманитарного и естественнонаучного знания оказывается подход, предложенный Г. X. фон Вригтом. Используя существующие традиции в философии науки - аристотелевскую и галилеевскую, - он предлагает первую связать с телеономией, а вторую - с каузальностью. Причем телеономия и телеокомическое создает эффект понимания, каузальность и каузальное - эффект объяснения. Особенно важно то, что телеономическое связывается с гуманитарными науками, а каузальное - с естественными. И в том и в другом случае имеет место номос - закон, но комические (установленные законом) отношения проявляются по-разному. Каузальное объяснение обычно указывает на прошлое: «Это произошло, потому что (раньше) произошло то», - типическая языковая конструкция таких объяснений. Таким образом, в них предполагается комическая связь между причинным фактором и фактором-следствием. В простейшем случае это отношение достаточной обусловленности.
Телеологические объяснения указывают на будущее: «Это случилось для того, чтобы произошло то». В отличие от каузального объяснения допущение комической связи включено в телеологическое объяснение более сложным образом, так сказать, косвенно. Например, утверждая, что «он бежит для того, чтобы успеть на поезд», я тем самым указываю, что этот человек считает при данных обстоятельствах необходимым и, может быть, достаточным бежать, если он хочет попасть на станцию до отхода поезда. Его убеждение может оказаться ошибочным. Независимо от этого мое объяснение его действия может быть правильным[104].
Телеологические рассуждения всегда были связаны с признанием цели - «того, ради чего» (по определению Аристотеля). Следовательно, телеономность методологии гуманитарного знания имеет в виду цель и направленность отражательного процесса, его какую-то финальную конструкцию, а не просто факт регистрации происходящего. Исходя из предложенного подхода, даже если признать, что история не имеет цели, ее отражение с намерением постижения ей эту цель предписывает. Оно постоянно пытается ответить на вопрос «Для чего?». Поэтому можно сделать вывод, что методология гуманитарного познания человекосоразмерна, она строится с расчетом включения в себя целей и смыслов человеческой деятельности. Человек, с его желаниями, стремлениями и «свободной волей», становится необходимым и направляющим компонентом методологии научного познания. Ведь не зря конечная причина - causa finalis - бытия была всегда соединена с целью.
В философии и методологии науки производятся рациональные реконструкции структуры и роста научного знания, выявляются принципы способы, методы, формы познавательной деятельности. Насколько могут быть полны и достоверны такие реконструкции?
Их неполнота уже в том, что генезис научного знания происходит не только в результате осознанной эмпирико-рациональной деятельности человека, хотя философия и методология науки стремятся к полной рационализации понимания феномена науки. По этом поводу Уайтхед отмечал "Антирационализм науки частично оправдан как средство сохран