Формирование национального сознания немцев в контексте международных отношений - во второй половине XIX - 1914 г.

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение Высшего профессионального образования

"КУБАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ"

(ФГБОУ ВПО "КубГУ")

Кафедра новой, новейшей истории и международных отношений

ДИПЛОМНАЯ РАБОТА

ФОРМИРОВАНИЕ НАЦИОНАЛЬНОГО СОЗНАНИЯ НЕМЦЕВ В КОНТЕКСТЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ: ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX в. - 1914 гг.

Работу выполнила Д.С. Бухарова

Факультет истории, социологии и международных отношений

Специальность 030701 - Международные отношения

Нормоконтролер, к. и. н. доцент В.А. Кумпан

Краснодар 2013

Содержание

Введение

1. Национальное движение и попытка создания национального государства в годы Революции 1848-1849 гг. в Германии

2. Формирование национальной идеи и определение международных границ в ходе работы Национального собрания

3. Соотношение национальной идеи и массового сознания

4. Фактор немецкого национального самосознания во внешней и внутренней политике Германского рейха (1871-1918 гг.)

Заключение

Список использованных источников и литературы

Введение

Актуальность темы исследования вытекает из необходимости понимания специфики механизма влияния немецкого национального самосознания на международные процессы XX века, а также из необходимости понимания влияния немецкого национального самосознания на процесс принятия внешнеполитических решений в Германии. Проблема формирования национального самосознания неразрывно связана с поиском национальной идеи и определением национальных интересов на определённых исторических этапах. Таким образом, национальное самосознание включает в себя, в том числе, и представление граждан исследуемого государства о роли и месте нации в системе международных отношений. Динамика развития немецкого национального самосознания представляет собой скачкообразный процесс, для которого характерны этапы кризиса, переломные состояния.

Генезис национального самосознания - сложный, занимающий столетия процесс осознания представителями данной нации себя как особенной, отличной от других национальной общности с присущими ей интересами, особенностями культуры языка и прочими характерными чертами.

Исторически процесс формирования немецкого национального самосознания был осложнен рядом факторов: вековая раздробленность на экономически не зависящие друг от друга княжества, отсутствие естественных границ у страны, несовпадение границ немецкого языкового пространства с государственными границами, отсутствие на протяжении долгого времени единой столицы, конфессиональное разделение немецких земель на преимущественно католический юг и протестантский север. Кроме того, благодаря своему географическому расположению немецкий этнос все время находился в центре международно-политических процессов в Европе. Это обстоятельство обусловило торможение соседними великими державами процесса образования немецкого государства-нации.

В период раздельного существования немецкого этноса, до возникновения единого государства, немецкая национальная идея формировалась децентрализовано в сознании народа и на уровне интеллектуальной элиты. Многие важнейшие содержательные основы немецкой национальной идеи - превосходство немецкого языка. Немецкие гуманисты XV-XVI вв., опасаясь культурной ассимиляции с другими народами, возвеличивали моральные качества своей нации, идеализируя образ древних германцев.

На рубеже XVIII-XIX вв. немецкие философы, пытаясь оправдать столь долгий процесс образования национального государства немцев, стремились отыскать для своей нации особый путь развития или миссию распространения культуры и защиты свободы или даже всемирно-историческую миссию нравственного совершенствования. Сами того не желая, своими идеями немецкие философы заложили основу для развития шовинистических идей.

Идея национальной консолидации как политический и мировоззренческий феномен в германских землях приобрела четко выраженные формы лишь на рубеже XVIII и XIX веков. Одной из кризисных ситуаций, ставшей толчком для развития национальной идеи, была эпоха Французской революции и Наполеоновских войн.

Целью данной работы является исследование формирования национального самосознания немцев в контексте международных отношений с второй половины XIX века до 1914 года.

Для достижения поставленной цели в рамках данного исследования необходимо решить следующие задачи:

. Изучить специфику работы Национального движения и попытку создания национального государства в годы Революции 1848-1849 гг. в Германии.

. Рассмотреть формирование национальной идеи и определение международных границ в ходе работы Национального собрания (1848-1949 гг.)

. Изучить соотношение национальной идеи и массового сознания

. Проанализировать Фактор немецкого национального самосознания во внешней и внутренней политике Германского рейха (1871-1914 гг.)

Объектом исследования является немецкое национальное самосознание.

Предметом исследования является фактор международных отношений в процессе формирования и эволюции немецкого национального самосознания в период с 1848 по 1914 г.

При проведении исследования были использованы следующие методы исследования:

. Историко-генетический метод представляет собой анализ причинно-следственных связей и закономерностей исторического развития, дополняемый изучением исторических событий и личностей. Тем самым, историко-генетический метод позволяет раскрыть не только свойства изучаемого формирования национального самосознания немцев, но и проанализировать его эволюцию.

. Историко-системный метод обусловлен необходимостью целостного охвата изучаемых исторических процессов и явлений в их структурной и функциональной взаимосвязи, определения всего спектра факторов, оказавших влияние на становление немецкого национального самосознания.

Хронологические рамки исследования составляют период со второй половины XIX века до 1914 г. Говорить о формировании немецкого национального самосознания можно по отношению к Германскому рейху, основанному в 1871 г., в это время объединенная Германия закрепляет свой статус великой державы на международной арене и переходит к осуществлению широкомасштабной внешнеполитической программы. Однако, для понимания всех причин столь долгого и трудного процесса образования национального государства в условиях Венской СМО, нам потребовалось сделать краткий исторический экскурс в первой главе дипломной работы.

Историография исследуемой темы. Следует отметить, что ни среди отечественных, ни среди зарубежных исследований нет такого, которое ставило бы своей задачей анализ влияния фактора международных отношений на процесс формирования и развития немецкого национального самосознания на всём протяжении существования немецкой нации. Чаще всего исследователи немецкого самосознания в качестве тем для своих работ брали лишь отдельные исторические этапы или рассматривали отдельные факторы, влияющие на развитие самосознания немцев.

Участие Германии в развитии системы международных отношений в XIX - начале XX в. являлось предметом пристального внимания многих поколений историков. При этом большинство исследователей исходили из убеждения в том, что становление немецкой национальной внешнеполитической идеологии было обусловлено завершением процесса объединения страны, складыванием суверенной государственности и единого экономического пространства, бурной динамикой социально-экономической и политической модернизации.

Особенно важным для исследования рассматриваемого периода является документальное издание "Отто фон Бисмарк. Мысли и воспоминания" - это не столько воспоминания крупнейшего в немецкой истории политика и дипломата, это итог продолжительной политической жизни одного из крупнейших государственных деятелей Европы второй половины XIX века. Подводя итоги своей долголетней политической деятельности, Бисмарк пытался не только оправдать ее перед современниками, но и предостеречь своих преемников от возможных ошибок.

Такая же направленность характерна и для большинства использованных источников мемуарного характера, наглядно показывающих значимость эволюции немецкого общественного сознания во внешнеполитической сфере. Наиболее примечательными в этом ряду являются мемуары и воспоминания германских политических деятелей О. фон Бисмарка, имперских канцеров Б. фон Бюлова "Воспоминания. Мемуары", а также австрийского канцлера А. Трипца "Воспоминания. Мемуары", известных немецких общественно-политических деятелей и военачальников. В этих источниках не только содержится богатый фактический материал, позволяющий проследить самые различные аспекты становления Германской империи, но и чрезвычайно любопытные суждения и замечания людей, оказавших огромное влияние на этот процесс. Мемуары немецких политических деятелей, как правило, сочетают событийное изложение, насыщенное личностными оценками и наблюдениями, с широкими ретроспективными рассуждениями о становлении немецкой государственности, ее исторических судьбах, перспективах и проблемах взаимоотношений Германии с другими государствами и пародами Европы.

Одной из первых для немецкой историографии попыток взвешенного, системного анализа истории становления Германской империи сквозь призму общественно-политической деятельности "железного канцлера" стало исследование Ерусалимского А.С. "Бисмарк: дипломатия и милитаризм. ", впервые опубликованное еще в самый разгар Первой мировой войны. Оно несло явный отпечаток традиций националистической публицистики, но любопытно с точки зрения анализа роли имперского фактора в становлении не только единой германской государственности, по и самого немецкого общества с присущей ему политической культурой и национальным самосознанием. На основе вошедших в состав источников становится возможным представить широкий исторический фон государственной деятельности Бисмарка.

Для анализа процесса формирования немецкого национального самосознания в Германском рейхе в контексте международных отношений были привлечены работы отечественных исследователей Бонвеча Б. "История Германии" и Патрушева А.И. "Германия в XX веке". В работах этих авторов собран ичерпывающий материал о истории Германии, который дает нам возможность проанализировать воздействие фактора международных отношений на процесс формирования и развития немецкого национального самосознания.

Особо следует выделить коллективный труд отечественных исследователей - очерки истории "Национальная идея в Западной Европе в Новое время" под редакцией В.С. Бондарчука, в котором описывается формирование и эволюция немецкой национальной идеи в указанный исторический период.

Абсолютное большинство зарубежных исследователей рассматривают в качестве ключевого этапа в формирование национального сознания немцев эпоху Бисмарка. Именно в истории этого времени Германии усматривается исток становления национальной политической культуры и ключевой период социальной модернизации немецкого общества, решающие события в становлении Германии как мировой державы и в формировании немецкой национальной внешнеполитической традиции.

Весомый вклад в анализ проблемы влияния немецкого национального самосознания на внешнюю политику Германии сделал Петров И. А в своем труде "Объединение Германии: историко-культурные и общественно-психологические аспекты". В работе рассматриваются труды ведущих немецких пропагандистов колониализма и их проекты расширения Германской империи. Работа посвещена рассмотрению военной идеологии Германии в конце XIX-нач. XX вв. В результате своего исследования автор приходит к выводу о том, что общественное сознание было пропитанной милитаристскими идеями таких теоретиков, как Мольтке, Клаузевиц и др. Именно они, по его словам, настроили немцев на поддержку колониального грабежа.

В рамках работы совместной работы Гольдштейн И. и Левина Р. "Германский империализм" также были проанализированы мотивы экспансианистской политики.

Весомый вклад внес в изучение внешней политики Германии отечественный историк А.С. Ерусалимский Автор в своей работе "Внешняя политика и дипломатия германского империализма в конце XIX века" ввел в научный оборот большое количество архивных источников, материалов из зарубежных изданий, статистических данных, отражающих милитаристскую направленность экономической и общественной жизни Германии, политику по превращению страны в мощную мировую державу, способную военно-силовыми средствами решить задачи германской колониальной политики по переделу колониального мира. Согласно исследователю, именно внешнеполитические амбиции Германской империи внесли дисбаланс в международные отношения в конце XIX - начале XX вв. и, в конечном счете, привели к Первой Мировой войне.

национальное сознание рейх германия

1. Национальное движение и попытка создания национального государства в годы Революции 1848-1849 гг. в Германии

Германская история насчитывает уже свыше двух тысяч лет, и на этом долгом пути она претерпела великое множество событий, которые определили развитие страны, придав ее движению своеобразную окраску, динамику и направленность.

"Германии" долгое время не существовало ни как государства, ни как определенного географического региона, ни как политической нации. Территориальное, языковое, культурное пространство, на котором разворачивалась история немцев, долго не имело точно очерченных границ.

Конечно, со времени раздела огромной империи Карла Великого в IX в. происходило постепенное обособление франков от "немцев", проживавших восточное Рейна. Уже вскоре после этого заговорили о "королевстве тевтонов". Но почти сразу немцы стали только одним из народов, населявших громадную империю, которая раскинулась от Балтийского моря до Сицилии.

В этой "Священной Римской империи германской нации" немцы не были организованы ни в государство, ни в нацию. Они проживали в "Германии" без каких-либо определенных границ. Существовали многочисленные немецкие территориальные государства. Население было лояльно к их власти, а не к расплывчатой "Германии". Не являлись немцы единым народом и в культурном отношении, конфессионально разделенные, с партикуляристским баварским, прусским, швабским, саксонским самосознанием, локально объединенные во множество владений, городов и резиденций. Даже большинство немецких диалектов оставалось почти непонятным вне области их распределения.

Национальное сознание зародилось в эпоху Реформации в XVI в., когда появился общенемецкий литературный язык на базе саксонского диалекта. Но по-прежнему не было национально-государственного единства.

Многовековая политическая раздробленность и географическая неопределенность "Германии" вели к тому, что характерной чертой немцев стала идеализация прошлого, которое выступало как бы моделью и для представлений о будущем. Из подправленной истории "Священной Римской империи" вырисовывались смутные очертания великолепного рейха, который когда-нибудь непременно возникнет и претворит в жизнь самые дерзкие мечты. Но если даже высказывались сомнения относительно возможности немцев после длительной раздробленности создать все-таки единое национальное государство, то тут же проявлялась высокомерная уверенность в том, что немцам суждена не национальная, а космополитическая миссия - стать духовной родиной всего образованного и культурного человечества.

Когда в итоге нового территориального устройства Европы после Наполеоновских войн была определена и "Германия", то под этим понятием подразумевался рыхлый и аморфный Германский союз (1815-1866).

В то же время иностранные монархи, владевшие некоторыми землями союза - короли Англии, Дании, Нидерландов, были такими же "германскими князьями", что и чистокровные немцы. В этот период немецкие патриоты и националисты стремились к достижению государственного единства. Это и стало главной целью рожденного революцией 1848 г. общегерманского Франкфуртского парламента. Но история пошла по иному пути. Неудача революции привела к тому, что победил малогерманский вариант объединения страны под эгидой Пруссии и с исключением Австрии из нового государства.

Общеевропейское революционное движение 1848-1850 гг. по-особому охватило Германию, вызвав в ней противоречивые по последствиям политические процессы. Внутренние предпосылки революционного взрыва в большинстве германских государств (исключая Австрию и Пруссию) были незначительными. В основном они были связаны с нарастанием национально-либеральных движений, которые стремились преодолеть несовершенства "предмартовских" конституций и ввести действительные начала народного представительства и гражданской свободы. Особым фактором в обострении политического кризиса в Германии конца 1840-х гг. стали леворадикальное и коммунистическое движения; последнее даже сформировалось в особую революционную силу международного характера, заявив о себе "Коммунистическим Манифестом" (1848) К. Маркса и Ф. Энгельса. В Германии это движение сыграло особо провокационную роль, организовав в ходе общих революционных событий вооруженное выступление, чуть не повлекшее масштабной гражданской войны под неясными и утопическими лозунгами.

В главном политический кризис был вызван стремлением к национальному объединению, которое национал-либералам представлялось главным условием гражданской свободы и которое не находило поддержки только среди крайне реакционных германских правительств. Объединение имело еще одну скрытую, но подразумеваемую почти всеми цель: высвобождение из-под доминирования Австрии среди германских государств; империя представлялась (и небезосновательно, имея в виду политику ее правительственного лидера князя Меттерниха) средоточием реакционных устремлений и антиконституционного режима. Конкретному нарастанию политической напряженности способствовали реакционные меры, принятые, начиная с 1840 г., рядом германских монархий в ответ на оживление либеральных движений.

Революция 1848-1849 гг. была, прежде всего, революцией национальной, главная задача которой состояла в создании единого германского национального государства и ликвидации феодально-абсолютистских порядков. Политическая раздробленность страны и феодальные отношения были серьёзнейшим тормозом дальнейшего развития капитализма.

С конца февраля по начало марта 1848 г. в южных германских государствах (революционные события начались 27 февраля в Бадене) под давлением либеральных общественных движений были сформированы новые правительства, которые гарантировали расширение гражданских свобод и обеспечение их подконтрольности земским представительствам. 18-29 марта под давлением открытого народного восстания либеральное правительство было сформировано даже в Пруссии, не имевшей конституции. Большинство монархий довольно вяло реагировало на общественную оппозицию, которая принимала нередко нелепые формы на волне общего воодушевления: "От нас уже требовали все, что только возможно, - писал в разгар мартовских событий герцог Саксен-Кобургский, - вплоть до доброго здоровья и долголетия".

На волне революционно-либерального обновления оживилось объединительное движение. По инициативе комитета из 51 представителя национально-либеральных объединений был созван Предпарламент (31 марта - 17 мая 1848 г.). Он был составлен из лиц, заседавших в качестве депутатов в каком-нибудь из германских государств, главным образом южних (всего до 600 чел.).

Предпарламент собрался во Франкфурте, где продолжал заседать и общенемецкий конгресс; представители государств в нем были заменены своими правительствами на национал-либералов. Под давлением Предпарламента конгресс принял объединительные решения. Утвердил в качестве национального флага Германии черно-красно-золотое знамя, постановил созвать учредительное собрание на основе всеобщего избирательного права. Работа Предпарламента осложнилась выступлением левых радикалов, которые предложили ему объявить себя верховной властью, а потерпев неудачу, развернули вооруженное восстание (разгромленное к середине мая со значительными жертвами).

Важнейшей проблемой революции 1848-1849 гг. в Германии был вопрос об объединении страны. Рождение немецкой нации было длительным процессом. Он был ускорен в начале XIX в. влиянием внешнего фактора - наполеоновскими войнами. После их окончания в Германии усилились партикуляристские настроения: под национальным стали опять понимать государственное, вновь стали говорить о прусской, баденской, гессенской "нациях". Но объективно процесс сближения государств и консолидации нации продолжался. Этому способствовали изменения в экономике, развитие сети коммуникаций, внешние угрозы, синхронные процессы в социальной и политической сферах, развитие политических движений, возникновение организаций, выходивших за рамки отдельных государств. В революции 1848 г. национальное движение сделало серьезную попытку решить самую сложную на тот момент задачу - создать единое национальное государство. В связи с этим возникла непростая проблема определения границ этого государства.

Кроме того, национальное движение в Германии было сложным по структуре и включало три компонента: немецкое национальное движение за объединение страны; движение солидарности и поддержки борьбы населения Шлезвига и Гольштейна за присоединение к Германии; ненемецкое национальное движение (в первую очередь польское) за освобождение и восстановление государственности. Эти три компонента взаимодействовали друг с другом, дополняя или, наоборот, препятствуя развитию национального движения в Германии.

Первым требованием немецкого национального движения было, как отмечалось, требование созыва общегерманского парламента. Оно было включено в Маннгеймскую петицию и стало затем всеобщим. Первым на это требование среагировал Бундестаг. 29 февраля 1848 г. на экстренном заседании он специальным решением подтвердил свои законные права представлять Германию, но чуть позднее, 10 марта, предложил германским правительствам направить во Франкфурт специальных представителей для работы по пересмотру союзной конституции. Члены будущего общегерманского собрания должны были избираться ландтагами. Так был обозначен первый вариант решения вопроса об объединении страны.

Второй вариант был предложен лидерами либеральной партии. 5 марта 1848 г. по инициативе баденских и вюртембергских либералов в Гейдельберг съехались представители либерального движения из всех германских государств. Собрание выработало манифест к немецкому народу, в котором было высказано сомнение в искренности намерения Бундестага возглавить объединительное движение. Было выдвинуто требование созыва общегерманского национального представительного собрания, призванного решить вопрос об объединении. С целью подготовки и проведения выборов в будущее Национальное собрание было решено создать специальный орган - Предпарламент. В Гейдельберге либералов волновал еще один вопрос: кто должен стать конституционным монархом объединенной Германии? Большинство из них считало, что им должен был стать прусский король, но при условии, что Пруссия сама превратится в конституционное государство. После гейдельбергского совещания в столицы германских государств со специальной миссией отправился Генрих Гагерн (лидер либерального движения в Гессене-Дармштадте). Он пытался добиться от южногерманских государей согласия на созыв Национального собрания и верховенство прусского короля.

Во время миссии Гагерна сам прусский король Фридрих Вильгельм IV выступил с инициативой созвать в Дрездене конференцию министров германских государств, для обсуждения проектов назревшей реформы Германского союза. Таким образом, появился еще один, третий вариант решения национального вопроса.

Во второй половине марта гейльдейбергская инициативная группа разослала отдельным общественным деятелям Германии приглашение принять участие в заседаниях Предпарламента. Большинство из 500 делегатов Предпарламента принадлежало к либеральному движению, но была и небольшая группа демократов во главе со Струве. Если говорить об отдельных государствах, то самой большой была делегация из Пруссии (114 человек), зато от Австрии - только 2 человека.

Предпарламент заседал с 31 марта по 3 апреля 1848 г. во Франкфурте-на-Майне, в здании церкви святого Павла (Паульскирхен). Уже в Предпарламенте обнаружились существенные разногласия между либералами и демократами по принципиальным вопросам. Один из лидеров либерального крыла - Гагерн считал, что конституция, которую предстояло выработать будущему Национальному собранию, должна обеспечить основные права и свободы, народный суверенитет, но при одновременном сохранении монархии в качестве формы правления. "Свобода, суверенитет народа и монархия" - так сформулировал он программу будущей конституции. Программу демократов обосновал Струве: свержение монархии, установление федеративной республики по образцу Соединенных Штатов Америки, уничтожение всех прежних государственных институтов. Это была программа радикализации революции, а либералы решительно выступали против дальнейшего нарастания напряженности в стране. Настало время реформ, говорили они, а реформы следует проводить в согласии с существующими правовыми положениями и с помощью разумных компромиссов с властями.

Предпарламент принял решение провести выборы не только на всей территории Германского союза, но и в Восточной Пруссии и Шлезвиге. Был отменен имущественный ценз, определен порядок представительства: один депутат от 50 тыс. населения, но вопрос о том, какие выборы проводить - прямые или двухстепенные, - передавался на усмотрение правительств государств. До созыва Национального собрания право защищать интересы немецкого народа и управлять всеми делами Германского союза признавалось за Бундестагом.

2. Формирование национальной идеи и определение международных границ в ходе работы Национального собрания

мая 1848 г. во франкфуртской церкви Св. Павла открылось общегерманское Национальное собрание из 585 представителей немецкого народа, чтобы принять общегерманскую конституцию и избрать национальное правительство. Это была впечатляющая демонстрация свободы и единства Германии.

Едва начав свою работу, собрание тут же столкнулось с необходимостью ответить на вечные немецкие вопросы: кто такой немец и где его отечество? В "Основных правах" говорилось о правах "каждого немца" и в связи с этим требовалось уточнить, что подразумевало это понятие.

В целом парламент провозгласил формальный отказ от романтически-политического понимания нации, столь характерного для немецкой национальной идеи, в пользу ее западного, политического понимания. Депутат Вильгельм Иордан заявил: "Я думаю, мы можем спокойно сказать: каждый является немцем, кто живет на немецкой территории. Понятие нации совершенно изменилось, национальность не ограничивается более происхождением и языком, а очень просто определяется политическим организмом, государством. Англичане, шотландцы и ирландцы все вместе образуют одну нацию. и с тем же правом мы можем сказать: все, кто живут в Германии, являются немцами, если они даже не являются немцами по рождению и языку. Мы декретируем их на это, мы поднимаем слово "немец" до более высокого значения и слово "Германия" будет в дальнейшем политическим понятием". Такое понимание нации вошло и в конституцию, принятую парламентом 28 марта 1849 г.: "немецкий народ состоит из населения государств, образующих Германскую империю". Однако подобное толкование нации с еще большей неотложностью требовало ответа на вопрос о немецком отечестве и его границах.

С проблемой национальных границ Франкфуртский парламент столкнулся в пяти случаях - герцогство Познань, Шлезвиг-Гольштейн, Богемия, Южный Тироль и Лимбург - и всякий раз принимались решения в духе немецкого национализма, отмеченные национальным и культурным превосходством и имперскими амбициями.

Самой жесткой пробе космополитический идеализм либерального большинства Паульскирхе подвергся в польском вопросе. Все либералы и демократы были в той или иной степени гегельянцами, мыслили во "всемирно-исторических" категориях и с этих позиций оценивали различные нации. В наиболее чистом виде такой подход выразил известный младогегельянец Арнольд Руге (1803-1888), едва ли не единственный настоящий пацифист и космополит Паульскирхе. Согласно Руге, вектор всемирно-исторического развития указывает на свободу; носителем этого развития являются Франция, Англия и Германия; Польша представляет собой "элемент свободы в славянском мире" и должна быть восстановлена, чтобы "свобода не остановилась на ее границах". С теми же критериями "прогрессивности" отдельных наций, но гораздо более практично к польскому вопросу подходило большинство других представителей демократических фракций. Если Руге выступал за всеобщее разоружение и создание европейской конфедерации равноправных наций, то для них большое значение имели величие и мощь будущей демократической Германии, а противоречие между "западной свободой" и "восточным деспотизмом" они предполагали решить с помощью войны. Помимо чисто практических причин, популярность идеи войны с Россией в демократической и либеральной среде объяснялась широко распространенным представлением о всемирно-историческом соперничестве германства и славянства под знаком так называемой "великой параллели": подобно тому, как некогда германцы, будучи "молодым народом", обновили западную цивилизацию, на роль нового "всемирно-исторического народа" претендовали теперь славяне.

Представление об этом соперничестве проходило через дебаты Паульскирхе красной нитью и имело важное значение для решения национальных проблем, том числе и польской. Так, один из лидеров "радикальных левых" Якоб Фенедей (1805-1871) утверждал, что славянская угроза представляет собой самую большую опасность для Германии, война с Россией неизбежна - так пусть она будет справедливой, т.е. ведется за Польшу. Глава "умеренных левых" Роберт Блюм (1807-1848) также защищал Польшу как "элемент свободы" и "крепостной вал между северным варварством и западным образованием".

Однако выразители подобных взглядов представляли собой ничтожное меньшинство: в Паульскирхе господствовало совсем иное представление о принципах. Депутат Штенцель, представлявший проект решения по польскому вопросу, заявил:". B наши дни национальность. получила заслуженное значение. Но нельзя же. по этому определять всю государственную жизнь. Совершенно невозможно. предоставить каждую национальность. ее собственному развитию" - и призвал голосовать "за Германию".

Карл Гискра (1820-1879), крупная фигура немецкого и австрийского либерализма, выступил против тех, кто "в возвышенном гуманизме хочет запятнать немецкую честь", говорил о "самом священном и важном интересе человека, собственном отечестве и величии нации" и выразил надежду, что у депутатов, как и у него, "наша Германия. превыше всего". Выступавшие подчеркивали цивилизаторскую миссию немцев, нашедших в Польше "пустыню" и колонизовавших ее "не мечом, но плугом", утверждали, что поляки сами виноваты, своими распрями разложив страну до такой степени, что ее спасло только немецкое вмешательство.

Большинство Собрания разделяло тезис о соперничестве германства и славянства, но под несколько иным углом зрения. Если левые как бы исключали поляков из славян, то большинство видело в них именно славян, которые предпочтут русский деспотизм немецкой свободе; сильная Великая Германия не нуждается ни в каких "крепостных валах"; "мы имеем славян в Богемии, Моравии, Истрии и Иллирии. Как мы сможем влиять на их стремления, если в славянском вопросе мы покажем слабость, половинчатость, колебания и малодушие?". Протест против "ложного космополитизма" объединил большую часть депутатов, особенно правых и все фракции центра, однако наиболее ярко подобные взгляды нашли выражение в выступлении демократа Вильгельма Иордана - одной из самых известных речей Паульскирхе. Многократно прерываемый криками "браво" и встреченный финальной "бурной, долго не смолкающей овацией", Йордан заявил: "Сейчас самое время для нас наконец-то пробудиться от того мечтательного самозабвения, в котором мы грезим о всех национальностях, какие только есть,. пробудиться к здоровому народному эгоизму., который во всех вопросах выше ставит благо и честь Отечества. Мне никогда не кажутся положения принципиального права столь жалкими, как когда они претендуют определять судьбу наций. Нет, я скажу без уверток: наше право не что иное, как право более сильного, как право завоевания. Превосходство немецкого племени по отношению к большинству славянских племен, может быть, с единственным исключением русского, - это факт., и против таких. естественно-исторических фактов ничего нельзя сделать с помощью декрета в смысле космополитической справедливости. Я утверждаю, что немецкие завоевания в Польше были естественной необходимостью. Право истории иное, чем право справочников. Оно знает только естественные законы, и один из них гласит, что просто существование народа еще не дает права на политическую самостоятельность, но он только через силу утверждается среди других как государство. "'. Отголоски гегелевской градации народов по мере их государственности, слышные в последних строках этой речи, целиком поставлены на службу тому главному, что в ней содержится - национализму: нация, которая стоит выше всего, в том числе выше морали и права, превосходство этой нации над другими и ее сила. При этом речь Иордана во многом повлияла на решающее голосование по польскому вопросу.

Собственно на голосовании 27 июля, завершившем трехдневные "польские дебаты", речь шла об утверждении решения Пруссии включить большую часть герцогства Познань в Прусское королевство и тем самым в Германский союз, территория которого служила депутатам Собрания ориентиром будущих границ. Спор с Данией из-за Шлезвига, не утихавший на протяжении всех 40-х годов, достиг своей критической точки в марте 1848 г., когда в ответ на приход к власти в Копенгагене партии датских националистов ландтаги Шлезвига и Гольштейна заявили об отделении от Дании и обратились за помощью к Германскому союзу. В Шлезвиг вторглись прусские войска.

Тон дебатам по шлезвиг-гольштейнскому вопросу в начале июня задал один из наиболее видных представителей "правого центра" Фридрих Дальман (1785-1860), и этот тон был несколько иным, чем в польском вопросе. Дальман заявил, что европейское равновесие "сойдет с ума", если Германия из своего нынешнего ничтожного состояния вдруг "взойдет к достоинству, чести и величию", но такое "сумасшествие" немцы должны защищать до последней капли крови; что уступка в деле Шлезвига равносильна краху немецкого дела; что Шлезвиг - дело чести Германии. Собрание приняло решение считать Шлезвиг "делом немецкой нации", а при заключении мира учитывать "честь Германии".

Права на Шлезвиг, также не входивший в состав Германского союза и потому теоретически не подлежавший включению в будущее национальное государство, обосновывались самыми разными доводами - от ссылок на средневековые формулы о Шлезвиге и Гольштейне как о "навеки неделимых" и на "естественные" и "исторические" права, до прямых, в духе Иордана, высказываний - потому что там живут немцы. Известный филолог и фольклорист Якоб Гримм вообще утверждал, что Шлезвиг - исконно германская земля, родина кимвров и тевтонов, а племя ютов, потомки которого населяют Ютландию, также германское, а совсем не скандинавское племя. Какими бы ни были мотивировки, два лейтмотива преобладали: "германская честь" и принципиальное и символическое значение Шлезвига для объединения. Здесь были едины абсолютно все фракции парламента. "Честь", в самом прямом смысле слова не сходившая с уст и правых, и левых, казалась чем-то возвышенным и вместе с тем очевидным; лишь "умеренный демократ" Карл Фогг счел необходимым дать свое, несколько купеческое, понимание чести - ликвидация зундской пошлины, раздел датского флота, присоединение Шлезвига и Гольштей-на. Для большинства же депутатов "честь" пересекалась с "принципиальностью" присоединения Шлезвига, и точкой пересечения была сила. Шлезвиг рассматривался как вызов, как первая проба сил воскресшей нации и как возможность наконец-то продемонстрировать эту силу прочим странам и народам, а также самим себе. Такую возможность обеспечивала специфика Шлезвига как вопроса национального и одновременно чувствительной точки в международных отношениях. Депутатам хотелось продемонстрировать, что речь не идет больше о 38 слабых государствах и преподнести возможным врагам "урок" немецкой силы. С другой стороны, Шлезвиг рассматривался как пробный камень немецкого единства - и сразу в двух отношениях. Во-первых, победа над "этим маленьким врагом, этими датчанами" продемонстрировала бы состоятельность немецкой нации и, как заявил еще один деятель "правого центра" Макс Дункер, способствовала бы последующему присоединению других "германцев", прежде всего "племен немецкого языка на Верхнем и Нижнем Рейне", т.е. Голландии и Швейцарии. Во-вторых, победа в благословленной парламентом войне была бы одновременно и его победой над "сепаратизмом" отдельных государств и особенно Пруссии1. Поэтому когда в конце августа Пруссия под давлением великих держав самовольно прекратила "национальную войну", негодованию немецкой общественности и депутатов не было предела. Дальман заклинал не отдавать "немецкую плоть и кровь" на уничтожение; демократы призывали погибнуть с честью. Вместе с тем прусско-датское перемирие в Мальме означало конец эйфории первых месяцев работы Собрания, означало первое столкновение с реальностью, с реальным соотношением сил в германских государствах в то время, когда революция пошла на спад. Однако трезвые голоса целого ряда крупнейших представителей "правого центра" - Фридриха Бассермаина, Георга Безелера и других не были услышаны.

Спасая "немецкую честь", парламент 5 сентября проголосовал против перемирия, чтобы затем, после десятидневных дебатов его все-таки одобрить.

Произвольный выбор критериев границ немецкого национального государства проявился и в случаях с Лимбургом и Южным Тиролем. Шлезвиг и Познань не входили в состав Германского союза, но там жили немцы. В голландском Лимбурге и населенном итальянцами Южном Тироле немцев практически не было, но они входили в состав Германского союза.

Ситуация с небольшим герцогством Лимбург отчасти походила на проблему Шлезвига в том смысле, что Лимбург также был частью другого государства, а его связь с Германским союзом до 1848 г. фактически выражалась лишь в выплате скромных взносов. Не проявив себя в качестве "прогрессивной" нации, голландцы, как и прежде датчане, не могли рассчитывать на поддержку левых, поэтому в стремлении сохранить Лимбург были едины все фракции парламента. При этом ссылались не только на международное право, но и на то, что Лимбург - "прекрасная страна. с настоящим немецким населением., которая, если она вновь будет принадлежать нам, принесет Германии целую реку, а именно Маас." Депутаты требовали "н е просто номинального, а реального объединения Лимбурга с Германией еще и потому, что связывали с ним надежды на будущее присоединение и всей Голландии. Заявления о том, что Нидерланды - это "неестественная конструкция", "изначально и в самом буквальном смысле слова немецкая земля", а Лимбург - лишь небольшой этап в объединении "германцев", делались представителями самых разных фракций. Вместе с тем уже в силу своих незначительных масштабов проблема Лимбурга считалась скорее второстепенной.

Обсуждение итальянского вопроса, т.е. проблемы Южного Тироля, Триеста и австропьемонтской войны практически проходило по польскому сценарию. Верные своей избирательной солидарности, демократы утверждали, что честь немецкого народа, "великана среди прочих народов по телу и духу" и "достоинство Германии как мировой державы" требуют не только защиты "самой крохотной немецкой деревни", но и угнетенных наций. Представители остальных фракций также в большей или меньшей степени повторили националистическую аргументацию немецкого преобладания в польских землях. В докладе международно-правового комитета парламента по поводу петиции депутатов от Южного Тироля с просьбой расторгнуть связь с Германским союзом указывалось, что немцы не должны "с поспешным великодушием" уменьшать свои границы, в то время как Эльзас и Лотарингия, Курляндия и Лифляндия все еще остаются в чужих руках, а Швейцария и Голландия еще не заявили о своем добровольном присоединении. Как и в случае с поляками, утверждалось, что итальянцы сами виновны в своей раздробленности, так как, в отличие от немцев, недостаточно стремились к единству. Делались ссылки на "естественные" и "исторические" права; позор и бесчестие виделись в уступке территории и особенно подчеркивалось значение Тироля как "бастиона" - на этот раз против Англии и Франции: "Альпы - наши стены, Тироль - гора-крепость, население - гарнизон". Вновь особенное раздражение большинства депутатов вызвали ссылки левых на право, справедливость и принципы.

В центре внимания Собрания богемский вопрос оказался в начале июня, в связи с тем, что "в Праге, в немецкой столице" должен был состояться так называемый Славянский конгресс. Само сосуществование во времени двух форумов, на которых, как предполагали, должны были решиться исторические судьбы "гермаиства" и "славянства" создавало ситуацию конкуренции и определенную напряженность, подталкивавшую к решительным заявлениям и действиям. Первым о Богемии заговорил Арндт, "старая добрая немецкая совесть", как он сам себя отрекомендовал Собранию. Девизом немцев в отношении Богемии он призвал избрать слова Клопштока "Немец, не будь слишком справедлив!" и привел основные аргументы, которые потом на разные лады повторяли десятки выступавших: Богемию заселили еще германские племена; она была составной частью Империи и жемчужной ее короны; немцы - носители культуры и цивилизации и если они уйдут, то Богемия умрет от голода, не физического, но культурного.

Ситуация обострилась, когда 7 июня стало известно о документе Славянского конгресса, провозглашавшем самостоятельность славян и позже в связи с уличными столкновениями в Праге. Собрание буквально взорвалось самыми воинственными заявлениями о "немецком мече", "брошенной перчатке", "расовой войне со славянами". Полным диссонансом в этом хоре звучал голос Руге, назвавшего славянское движение составной частью европейской революции 1848 г. Лишь немногие демократы разделяли этот примирительный тон, в то время как большая их часть, в том числе Фенедей, полностью поддержали выступление другого видного представителя левых, Мори-ца Хартманна, заявившего: "Богемия - это клин, загнанный в немецкий дуб, чтобы его расколоть. Это вопрос войны".

Вторично и уже на несколько ином уровне депутаты вернулись к проблеме Богемии в конце октября 1848 г., когда на своем сотом заседании у них дошли руки непосредственно до главной цели их деятельности - обсуждения имперской конституции и возникла необходимость четко определить сферу ее действия. И здесь возникла сложнейшая проблема Австрии. Таким образом, две главные задачи немецкой революции - создание национального государства и его конституции - члены Паульскирхе пытались решить одновременно. Сами депутаты, считали этот момент кульминацией деятельности парламента. Национальное государство уже было почти создано, оставалось лишь четче определиться с его границами и всерьез думать о его будущем.

Сначала о границах. Принадлежность Австрии, в той или иной форме, к Германии казалась парламентариям редкой по очевидности истиной. То, что впоследствии назовут "малогерманским решением", т.е. полное исключение империи Габсбургов из Германии, во время октябрьских дебатов - и это стоит подчеркнуть - не предлагал практически ни один человек. Таким образом, противоречия по поводу будущих национальных границ разделяли не "малогерманцев" и "великогерманцев", а сторонников двух вариантов "великогерманского" решения, выступавших за включение в создаваемую Германию всей Австрии, либо только той се части, которая входила в Германский союз, т.е. немецких областей и Богемии. При этом решение вопроса границ оказалось теснейшим образом связано с представлениями о будущем Германии, о ее предназначении, о миссии немцев.

Для той части "великогерманцев", которых можно назвать "максималистами", прежде всего, австрийцев, южногерманских демократов, католиков и других, огромное значение имела будущая мощь Германии. Основываясь на "естественной противоположности" "романцев", "славян" и "германцев", один из них, австриец Меринг, еще летом предложил проект создания "сильной Срединной Европы", которая простиралась бы между четырьмя морями - Северным, Балтийским, Адриатическим и Черным. К такой Германии присоединились бы и другие "германцы" - Англия, Голландия, Швейцария и даже Америка и возникла бы гигантская империя в 120-130 млн. человек, которая диктовала бы законы всему миру и тогда "ни один пушечный выстрел не раздался бы без разрешения Германии". Во время октябрьских дебатов, как правило, выдвигались проекты не столь фантастические, но в качестве обоснования создания "максимальной" Германии часто выдвигался аргумент будущей силы, а также особой миссии немцев. Австриец Фрич утверждал, что отделение от Австрии ее негерманских областей нанесет огромный урон будущей силе Германии, а также лишит Германию ее многовековой миссии "быть носителем и посредником культуры, науки и свободы на Востоке". Другие видели "всемирно-историческую миссию" немецкой нации в том, чтобы противостоять "славянской расе" и особенно России; Германская империя должна была опередить планы панславистской империи от Балкан до Кенигсберга; в союзники предлагались "германцы" и венгры с валахами - "клин, вбитый в южную Россию"'. Резче всех выступил депутат Дем из Южной Германии. Он заявил, что миссия Германии - "основать гигантскую империю в 70, а возможно и в 80 или 100 млн., водрузить в этой империи стяги Германа и стоять, вооружась против Востока и Запада, против славянских и латинских народов; отвоевать у англичан морское господство, стать самым большим, самым сильным народом на этом земном шаре - вот будущее Германии!".

Сторонники включения в Германию только австрийской части Германского союза не строили столь экстравагантных планов, но и для них соображения силы и престижа Германии и миссии немцев имели очень большое значение. Здесь тоже шла речь об особом месте Германии между "республиканским Западом и деспотическим Востоком" и ее миссии на Востоке, но выполнение этой миссии прежде всего связывалось с "укреплением нашей национальности и ее чувства". Сторонники этого подхода, а их было большинство, не хотели создавать гигантскую империю ценой растворения в ней собственно немцев, что лишний раз показывает, что, несмотря на все заявления, нация по-прежнему понималась не только "политически", но и в еще большей мере "культурно". Вместе с тем эти сторонники меньшей Германии были совершенно солидарны с приверженцами большей в том, что касалось силы и миссии немцев. Они лишь полагали, что будущая Германия и без того будет иметь такую силу, что обойдется без посредничества ненемецкой Австрии.

Лидер правых Радовиц заявлял, что "Германия должна быть везде, где решаются европейские вопросы и. сильной рукой держать европейские весы". Обычно сдержанный глава "левого центра" Бидерманн утверждал, что "всемирно-исторический интерес" Германии требует сохранения Австрии в качестве "моста к странам, куда должно проникнуть немецкое влияние".

Умеренно "великогерманское" решение проблемы германских границ стало кульминацией деятельности Паульскирхе в национальном вопросе. В конце ноября Австрия официально отказалась вступить в Германию лишь частью своей территории, следствием чего стал новый кризис и новая перегруппировка сил в парламенте - на этот раз на "великогерманцев" и "малогермаицев" в собственном смысле слова. После краха выстраданной великогерманской концепции Собранию ничего не оставалось, как пойти по пути вынужденных решений. Таким решением стало согласие на "малую Германию" и затем предложение имперской короны прусскому королю. Речь здесь шла уже не о воплощении национальных идеалов, а просто о попытке создать хоть какое-то немецкое Отечество. Однако после того, как Фридрих Вильгельм IV отказался от короны ("собачий ошейник, которым меня хотят привязать к революции"), начался массовый исход депутатов из парламента и в июне 1849 г. его остатки были распущены.

В революцию 1848-1849 гг. немецкая национальная идея в ее либеральном варианте первоначально заявила о себе как о продолжении идеи нации в духе Французской революции. Сама нация, как отмечалось выше, официально трактовалась Собранием в том же духе, практически как совокупность граждан. Вместе с тем в реальности постулаты политической нации подверглись серьезным изменениям. Под влиянием политической радикализации большинство либералов старалось обойти вопрос о народном суверенитете или же сузить понятие "народ", сведя его к средним слоям. Не случайно, что и в конституции, принятой парламентом, в роли политического суверена фигурирует не народ, а немецкое Национальное собрание. С другой стороны, языковые и культурные различия по-прежнему играли большую роль, в частности, в определении границ национального государства. Наконец, взаимоотношения с другими народами с самого начала в меньшей степени диктовались стремлением нести идеалы свободы и в большей - чувством национального и культурного превосходства и имперскими амбициями.

В этом смысле можно лишь отчасти согласиться с тем, что риторика сама по себе мало что значит без действия и что решение в пользу малогерманского варианта свидетельствует о том, что имперские амбиции занимали подчиненное место.

Некоторые риторические крайности действительно могут быть объяснены той обстановкой всеобщего возбуждения, настроения "наконец-то!", которые царили в парламенте.

Учитывая все вышесказанное, необходимо несколько уточнить представление о том, что немецкий национализм вплоть до середины или даже до 60-х годов XIX века - это "однозначно либеральная, прогрессивная идеология" или даже "идентичная с либерализмом". Немецкий национализм первой половины XIX в. был гораздо более комплексным и в полном смысле слова многозначным феноменом уже потому, что, как мы видели, он ни в коей мере не являлся монополией одних только либералов, хотя безусловно и то, что в национальном движении тон задавали именно они. Однако сам немецкий либерализм этого периода обнаруживает все больше сходства с так называемым национал-либерализмом более позднего времени, порядок приоритетов которого точно отражен в его названии.

. Соотношение национальной идеи и массового сознания

Несомненно, что бурные события 1848-1849 гг., в частности резкое обострение политических и социальных противоречий, войны, национальные конфликты поднимали обычного человека над монотонностью его жизни и делали его намного более восприимчивым к новым ценностям, среди которых нация занимала одно из первых мест. Однако судить об этом приходится, основываясь не столько на артикулированных формах выражения национального сознания народных масс, сколько на их поведении. Примерами такого "национального" поведения могут служить потоки добровольцев из разных немецких княжеств на войну с Данией или волнения во Франкфурте после принятия парламентариями мира в Мальме. С другой стороны, наряду с "национальной", необходимо отметить и "партикуляристскую" модель поведения, проявляющуюся, например, в том, что войска, безотказные при подавлении восстаний в других германских государствах, начинали колебаться при применении оружия в своем. В целом же основным носителем национальной идеи оставались средние слои, оставалась либеральная буржуазия - и ей предстояло извлечь уроки из революции.

Все последующее развитие национальной идеи проходило под знаком неудавшейся революции. Только во время революции либералы осознали всю мощь противостоявших им сил и в своих дальнейших планах исходили именно из этого осознания. Одной из таких сил был партикуляризм, проявлявшийся и как своекорыстная политика отдельных государств, и как патриотические чувства к малому отечеству. Символически это выразилось в отказе большинства крупных государств признать официальными черно-красно-жёлтые цвета. Уже в июле 1848 г. прусский король выбросил трёхцветную кокарду, которую нацепил в марте. Кроме того, огромной оказалась едва замечаемая до 1848 г. проблема малогерманского либо великогерманского пути. Наконец, в полной мере, как, например, в случае с Шлезвигом, проявила себя специфика немецкого национального вопроса как международной проблемы. О мощи и реальности этих трех факторов свидетельствует то обстоятельство, что именно им обязаны своим крахом последовавшие сразу после революции попытки объединить Германию "сверху" - стремление Пруссии создать федерацию князей под своим руководством ("план Радовица") и австрийский проект "70-миллиониой империи" ("план Шварценберга"). Либералы столкнулись еще и с специфической проблемой: одновременно осуществить свои конституционные и национальные планы оказалось практически невозможным. Именно в этой "одновременности неодновременного" видят одну из главных причин краха революции и современные исследователи.

Существенным препятствием на пути к национальному государству был партикуляризм, пик борьбы с которым приходится именно на послереволюционное время. Партикуляризм доказал свою прочность в годы революции, а разочарование в ней его еще больше укрепило: если до революции баварский король Людвиг I построил "немецкую Валгаллу", то после нее в Мюнхене по его инициативе сооружаются "баварская Валгалла" и гигантская статуя символической "Баварии".

Несколько пренебрежительно обозначая все, что противилось национальному объединению как "партикуляризм", сторонники единой Германии были склонны считать его цельным феноменом и критиковать с одних и тех же позиций. Наиболее ярким примером может служить аргументация известного историка Генриха фон Трейчке (1834 - 1896): мелкодержавность отнимает у национального характера чувство достоинства и ведет к моральному упадку; за партикуляризмом не скрывается никакого "естественного партикуляризма" отдельных "племен", он - порождение эгоистической политики дворов; позор, что многомиллионный народ не может положить на весы Европы даже пера. Сами же сторонники самостоятельности отдельных государств предпочитали называть себя патриотами и являли собой гораздо более пеструю картину: "конституционный патриотизм" соседствовал с сознанием "исторической нации", а династическая верность - с донациональным "племенным чувством". В целом, как будет видно из дальнейшего, партикуляризм вплоть до франко-германской войны 1870 г. был одним из главных препятствий на пути национального объединения.

После опыта 1848-1849 гг. другой ареной идейной борьбы внутри национального движения стала проблема "великогерманский - малогерманский". Эта полемика свелась к конкретному вопросу: кто более достоин миссии объединения Германии, Австрия или Пруссия? Однако местом главных столкновений стала такая, казалось бы, далекая от реальности сфера, как немецкая история. Сама логика немецкой национальной идеи с ее сильным имперским акцентом заставляла, прежде всего, обращаться к Империи, причем в двойном - героическом и позорном образе империи каждая из сторон выбирала для себя первое и обвиняла противника во втором. Наиболее яркое выражение эта борьба за немецкое прошлое нашла в знаменитом "средневековом споре" между малогерманцем Генрихом Зибелем и велико-германцем Юлиусом Фикксром. Зибсль задал направление полемике, предложив рассматривать деятельность кайзеров с точки зрения ее соответствия интересам нации. В частности, он осуждал ненациональную итальянскую политику кайзеров, в то время как подлинно национальное дело заключалось в "германизации наших восточных земель" Фиккер же утверждал, что Империя в своем разнообразии отвечала и универсальным, и национальным интересам. Спор о том, кто погубил мнимое единство немецкой нации, был распространен и на более поздние времена: если великогерманский историк Отто Клопп считал главным виновником Фридриха II и его братоубийственные войны против Австрии, то мощный хор историков-младогерманцев (Дальман, Трейчке, Дройзен и др.) превозносил "национальную миссию Гогеицоллернов", постоянно стремившихся к немецкому единству вопреки интригам потерявших немецкий характер Габсбургов.

В практическом же отношении следствием осознания собственного бессилия в революцию 1848-1849 гг. стал известный поворот немецкого либерализма к "реальной политике", как она была сформулирована бывшим стенографистом Франкфуртского собрания Л. Рохау: политику делают не идеи, а силы; либерализму нужно учитывать эти силы и добиваться возможного.

Применительно к национальной проблеме это означало предпочтение "итальянского пути", пути сочетания классической "кабинетной политики" и национально-либерального движения. Немцы копировали итальянский опыт вплоть до создания полного аналога "Societa nazionale" в лице "Немецкого национального объединения". Все это происходило на фоне оживления с конца 50-х гг. национального движения в целом в связи, во-первых, с началом "новой эры" в Пруссии и "эпохи конституционных экспериментов" в Австрии и, во-вторых, с международными кризисами в Италии и Шлезвиге.

Война Австрии с Францией и Пьемонтом в 1859 г. в Германии воспринималась по-разному, но, безусловно, как национальное дело. Причиной тому было, наверное, даже не столько то, что в ней участвовала немецкая держава, сколько то, что эта держава сражалась против "наследственного врага", к тому же не делавшего большой тайны из своих рейнских претензий и в довершение всего ведомого Наполеоном. Если в эпоху Освободительных войн Фихте и другие апостолы национальной идеи обращались к древнегерманскому мифу, то к этому времени сами события наполеоновской эпохи, с одной стороны, уже успели приобрести эмоционально действенные качества священной национальной истории, и с другой - еще оставались в памяти как времена реальной иноземной угрозы. Только таким специфическим пониманием вещей может быть объяснена странная, на первый взгляд, связь между сражениями в далекой Ломбардии и всплеском страхов за "немецкий Рейн". Празднование в этой обстановке столетия Шиллера 10 ноября 1859 г. стало свидетельством успехов национальной идеи в массовом сознании: в празднике, организованном на собственные деньги, участвовали различные слои населения, вплоть до рабочих; здравицы в честь немецкой нации звучали едва ли не чаще, чем в честь юбиляра; повсюду распевались очередные "рейнские песни" ("Честь Германии" Л. Бауэра), а на торжественных шествиях с портретами Шиллера соседствовала фигура символической "Германии".

Под влиянием побед в Шлезвиге и в австро-прусской войне 1866 г. произошла дальнейшая трансформация немецкого либерализма, выразившаяся, в частности, в изменении оценки Бисмарка и политики "железа и крови" - его полное отторжение как реакционера сменяется поддержкой и даже преклонением перед объединителем Германии. Р.Ф. Иэринг, либеральный профессор и прежний противник Бисмарка, писал после австро-прусской войны: "Я преклоняюсь перед гением Бисмарка. Я отдам за такого человека дела сто человек либерального образа мыслей, бессильной честности". Отказ либералов от "бессильной честности" собственных принципов одновременно был победой "романтической" трактовки нации над "политической": нация, теперь окончательно понимаемая вне контекста политических преобразований, вновь возвращалась в природу и историю, нуждаясь в государстве лишь как в своей внешней форме и средстве заявить о себе.

Между тем, вне созданного в 1866 г. Северогермаиского союза оставалась не только изгнанная из Германии в результате австро-прусской войны Австрия, но и четыре южногерманских государства - и последние шаги к национальному объединению оказались едва ли не самыми трудными. Все годы до франко-германской войны 1870 г. были отмечены неуклонным ростом партикуляристских настроений, протестом против "боруссификации", наглядным примером которой служил Ссверогсрманский союз. Гогеилоэ, тогда премьер-министр Баварии, писал в одном из писем в феврале 1869 г., что "опасность для Германии лежит во все более и более увеличивающемся отчуждении между Южной и Северной Германией. Чем жестче связь, которая охватывает государства Северогерманского союза, тем тяжелее южным немцам смириться с мыслью об объединении. Национальная антипатия южногерманских племен против северных немцев - это факт, который нельзя отрицать". Важно отметить, что помимо политического существовал еще и народный партикуляризм. Выборы в общий для всей Германии Таможенный парламент зимой 1868 г., в южногерманских государствах впервые проводившиеся на всеобщей основе, стали, по сути, скрытым плебисцитом о немецком единстве и принесли полное поражение Бисмарку. Мотивация населения при этом была разной.

С основанием в 1871 г. Германской империи закончилась целая эпоха в развитии национальной идеи и национального сознания немцев. В течение многих десятилетий национальная идея постепенно кристаллизовалась в силовом поле между мифом о героическом прошлом и мечтой о великолепном будущем, о единстве и силе, воплощенных национальным государством, империей.

. Фактор немецкого национального самосознания во внешней и внутренней политике Германского рейха (1871-1918 гг.)

С образованием новых национальных государств в Европе - Германского рейха и Королевства Италия, Венская СМО оказалась в кризисе. Сильное немецкое национальное государство в центре Европы спешило расширить свои сферы влияния на международной арене и наверстать возможности, упущенные в результате своего запоздалого формирования.

Объединение Германии стало возможным в период Венской СМО, во многом благодаря благоприятной для Пруссии внешнеполитической обстановке, дипломатическим ошибкам, которые допустили соседние державы, стремившиеся сохранить систему "баланса сил", а также таланту прусского канцлера О. фон Бисмарка, который сумел воспользоваться представившейся ситуацией для консолидации немецких земель в единое государство.

В июне 1877 года Бисмарк сформулировал в своей "Киссингерской памятной записке" основной постулат немецкой внешней политики, согласно которому следовало добиваться того, чтобы все европейские державы, за исключением Франции, были в состоянии сотрудничать с Германской империей, а также не допускать создания коалиций, направленных против нее. Чтобы избежать этого "cauchemar des coalitions", империя попыталась взять на себя роль "честного маклера" в отношениях между остальными державами. Современный немецкий историк Х. Шульце считает, что кульминационным моментом этой политики стал Берлинский конгресс в июне 1878 года, на котором "под сильным влиянием германского рейхсканцлера была стабилизирована ситуация, сложившаяся в Европе, и опасность новой большой европейской войны за обладание Балканами оказалась устраненной". Однако с утверждением о "стабилизации" можно поспорить уже хотя бы потому, что Бисмарку так и не удалось выстроить договорную базу под систему сдержек и противовесов, которую он хотел создать. Естественно, каждый из пяти ведущих игроков на европейском поле, ставил свои национально-государственные интересы выше наднационального согласия. На Балканах сталкивались интересы России и Австро-Венгрии, в Средиземноморском бассейне и в Средней Азии Великобритании и России.

На протяжении ряда лет внимание Бисмарка концентрировалось не только на Европе, и за ее пределами - только в той мере, в какой внешнеполитические задачи способствовали сохранению европейского равновесия и изоляции Франции. Рейхсканцлер крайне сдержанно относился к вопросу о колониях, справедливо полагая, что в конфликтных ситуациях колонии не смогут получить достаточной поддержки со стороны метрополии. Но важнее было опасение того, что колониальная экспансия Германии может обернуться противостоянием с Великобританией или Францией, а это было непозволительно в условиях, когда его страна, занимая центральное положение на континенте, и без того находится под угрозой борьбы на два фронта. Известно его выражение, что если бы молодая Германская империя завела себе колонии, то уподобилась бы польской шляхте, у которой есть соболья шуба, но нет ночной рубашки.

Реакционный политический строй позволял милитаристским учреждениям оказывать влияние на общий политический курс и внешнюю политику. К таким учреждениям относились придворный военный совет, личный гражданский кабинет канцлера (императора). Значительную роль играл Главный штаб Пруссии - опора реакции и вдохновитель внешней агрессии. Под руководством военных стратегов разрабатывались планы агрессивных войн, главным образом, против Франции и России.

Первым этапом на милитаристском пути была политика германизации польских земель. Планируя войну против России, милитаристы готовили польские провинции Познань, Восточное Поморье, Силезию в качестве плацдармов, для чего производилась насильственная германизация польского населения. Германизация населения заключалась: в религиозном преследовании под предлогом борьбы с католицизмом; в дискриминации поляков путём удаления из органов местного сопротивления; в запрещении польского языка, в насаждении немецких крестьянских хозяйств.

Правительство проводило политику межнациональной вражды среди проживающих в Польше и тем самым добивалась распада рядов рабочего класса в период нарастающей угрозы революционных выступлений. Также эта политика проводилась против французского населения на Западе Эльзаса и Лотарингии.

В результате нарастали рабочие движения и влияния социал-демократов. Репрессии и принятие Исключительного закона не привели к решению проблемы в стране.

С 1881 года канцлер опираясь на поддержку императора и общественное мнение, сломив сопротивление оппозиции, начинает приводить в жизнь законы социального страхования, помощи инвалидам. Германия стала первой страной, где было принято развёрнутое социальное законодательство.

В 1888 году скончался император Вильгельм I. Новым императором стал его сын Фридрих III, но он скончался через 99 дней. Его сын Вильгельм II стал императором.

Отношения между Бисмарком и Вильгельмом II обострялись из-за борьбы против рабочего класса.

В 1889 году рейхстаг и император не поддержал Бисмарка превратить Исключительный закон в постоянный. И Бисмарк подал в отставку. Новый канцлер Каприви в угоду крупной буржуазии снизил торговые пошлины, но это вызвало недовольство юнкерства, т.к. снижение пошлины на продукцию сельского хозяйства усиливало конкуренцию со стороны российских экспортёров.

Вильгельм II провёл некоторые реформы: был сокращен рабочий день, улучшены условия труда женщин и подростков. Эти незначительные уступки не остановили рабочих продолжать стачечную борьбу. Господствующие классы разработали новые кланы против рабочего и социал-демократического движения. Но Каприви высказался пртив репрессий. За что он был смещен. В 1894 году его место занял князь Гогенлоэ.

Следствием быстрого развития промышленности был рост рабочего класса.

Положение рабочего класса было тяжелым: неограниченный рабочий день, низкая заработная плата, рост цен, отсутствие социального страхования - всё это вызывало недовольство.

В начале 70-ых годов бастовали строительные рабочие и печатники Берлина, машиностроители Саксонии, горняки Рура. Но они не могли осуществить своих справедливых требований, т.к. не имели ни сильных профсоюзов, ни политической партии. Профсоюзы только зарождались и не было единства среди них.

Представители марксистских течений (эйзенахцы-социал-демократическая рабочая партия и лассальянцы - всеобщий германский рабочий союз), не смотря на имеющиеся у них идейные разногласия, объединились для совместной борьбы против буржуазии и юнкерства, как опоры монархического строя Германии. Их объединение произошло в 1875году на съезде в Готе, социалисты создали свою рабочую партию. Создание Социалистической партии Германии было важным событием. С этого времени начинается неуклонный рост партийного влияния во всех промышленных районах, активизация рабочей печати, возникновение все новых профсоюзов и культурно-просветительных организаций пролетариата.

Активизация социал-демократического движения в Германии вызвало беспокойство юнкерства и правительственных кругов.

Бисмарк с ненавистью относился к социал-демократам видя в них угрозу общественному порядку, собственности, религии. Поводом для перехода в наступление послужили два покушения на Вильгельма II, совершённые в 1878 году.

Эти террористические акты и были использованы для наступления на социал-демократов. В результате на новых выборах в рейхстаг национально-либеральная партия потеряла 25% кандидатов, и в то же время усилились позиции консерваторов и имперской партии. На итоги выборов ещё оказали влияния развернувшиеся по всей стране репрессии. В этих условиях был принят закон (19 октября 1878 года) против социалистов, значительно усиливающий репрессивные меры и получивший название "исключительного закона. Закон приняли как временный, сроком на два с половиной года, а просуществовал он 12 лет до 1890 года.

Принятый Исключительный закон против социалистов создавал для их деятельности почти невыносимые условия: были закрыты 127 периодических изданий, из страны вывезли 900 и посадили в тюрьмы 1500 человек, расформированы профессиональные союзы и культурно-просветительские организации, запрещены рабочие собрания. Начались гонения на руководителей рабочего движения.

В этих условиях влияние социал-демократов на политическую жизнь страны оставалось весьма существенным и на выборах в рейхстаг в 1887году они провели в парламент 24 депутата. Партия рабочего класса проявила выдержку и приняла все необходимые меры, чтобы сохранить связи с народом и стать в авангарде борьбы за его интересы. Она сумела использовать легальные и не легальные формы борьбы. Партийные съезды устраивались за границей, там же издавалась социал-демократическая пресса. Осенью 1879 года началось издание газеты "Социал-демократ" сначала в Цюрихе, а затем в Лондоне, и распространение её среди рабочих Германии. Через год состоялся съезд рабочей партии в Швейцарии. Но работа осложнялась действиями противников социал-демократов, которые призывали рабочих к отказу от классовой борьбы и к согласию с буржуазией.

До начала 80-х гг. к колониальным захватам равнодушно относилось и большинство правящих кругов Германии, особенно юнкерство. Весной 1880 года рейхстаг провалил законопроект о кредитах на колонии. Но уже в 1882 году во Франкфурте-на-Майне был создан Германский колониальный союз, куда вошли крупные торговые и судоходные и экспортные фирмы, прежде всего из Гамбурга и Бремена, а также представители промышленности, юнкерства и политических партий. Активную роль в союзе играл один из ведущих немецких историков, депутат рейхстага и воинствующий антисемит Хайнрих Трайчке, который неустанно повторял, что, если Германия хочет стать державой первого ранга, она просто обязана иметь колониальную империю, как другие страны. В начале 1884 года в Берлине по инициативе Карла Петерса было учреждено Общество германской колонизации, которое ставило своей задачей поддерживать разного рода немецкие колониальные общества, направлять потоки немецких переселенцев в подходящие районы мира и содействовать продвижению "германских национальных интересов". Обе организации объединились в 1887 году в Германское колониальное общество, которое должно было поддерживать и поощрять немецкие "заморские инициативы".

На трансформацию позиции Бисмарка повлиял не только нажим со стороны торгово-экономического сообщества Германии, но и исключительно благоприятная международная ситуация. Захваты Туниса Францией, Египта Англией, Туркмении Россией до крайности обострили франко-итальянские, англо-французские и русско-английские отношения, обеспечив Берлину господствующие позиции в Европе.

Поводом для вступления Германии на стезю колониальной политики стало обращение бременского купца Адольфа Людерица к Бисмарку с просьбой о протекторате над приобретенными им в 1883 году землями в юго-западной Африке, в районе бухты Ангра-Пекена. Бисмарк запросил Форин оффис на предмет, имеет ли Англия виды на эту территорию. Подождав некоторое время и не получив аргументированного ответа, рейхсканцлер решил поставить британцев перед свершившимся фактом.24 апреля 1884 г. он провозгласил протекторат над Ангра-Пекена и прилегающим побережьем. Так возникла первая германская колония - Германская юго-западная Африка (Намибия).

Очевидно, что в начале 80-х годов Бисмарком руководили три мотива. Во-первых, он рассматривал колонии как опорные пункты немецкой торговли в конкурентной борьбе с другими странами. При этом, не желая обременять государственный бюджет, он решил предоставить управление колониями частным компаниям. Вторым мотивом канцлера было стремление достичь сплочения немцев, поставив перед ним, как и в период объединения, общую цель - на этот раз захват колоний. Третий мотив заключался в прикидках на предстоявшие выборы в рейхстаг. Не привлекая выгодную с точки зрения избирательной кампании внешнеполитическую тематику и делая ставку исключительно на социальную риторику, считал он, трудно было бы получить необходимое парламентское большинство.

Используя образ "внешнего врага", национальная элита пыталась решить проблему формирования лояльного отношения к центральной власти у различных социальных и региональных групп населения Германии и подготовить немецкое общество к предстоящей экспансии.

Девяностые годы XIX века в Германии ознаминовались новым подъёмом социалистического движения этому способствовало отмена провительством закона о преследовании социал-демократов и бывших участников рабочего движения.

В1891году была принята новая прграмма партии на съезде в Эрфурте. Идея программы: необходимость завоевания политической власти пролетариатом, уничтажения классов и господства буржуазии. В то же время отсутствовало положение о диктатуре пролиториата, демократической республике и другие социально-экономические требования.

Но трудовой народ шел по своему пути. В период 1890-1893годов развернулось широкое стачечное движение, которое выражало волю пролетариата.

После отставки Бисмарка колониальная политика резко активизировалась. Под давлением массовых союзов нового типа, таких, как основанное в 1887 г. Колониальное общество и созданный в 1891 г. крайне агрессивный Пангерманский союз, захват колоний в Африке и Океании стал официальной составной частью немецкой внешней политики. К уже имевшимся колониям добавились Юго-Западная Африка, Того, часть Шаньдунского полуострова в Китае, часть Новой Гвинеи. При тогдашнем разделе мира европейские державы иногда еще могли заключать между собой джентльменские соглашения. Так, в 1885 г. на конференции в Берлине ее участники достигли договоренности о разделе Конго В 1891 г. Англия и Германия заключили соглашение об обмене немецкого Занзибара на остров Гельголанд в Северном море, которым владела Британия. Наконец, в 1906 г. Алхесирасский договор позволил на время урегулировать марокканскую проблему.

Но гораздо опаснее были два других элемента немецкой мировой политики. Первым являлось расширение сферы германского влияния через Австрию и Юго-Восточную Европу на Турцию и даже Месопотамию. Кульминацией этой политики стали помпезная восточная поездка кайзера в Османскую империю в 1897 г., которая весьма встревожила Англию и Россию, и начавшееся в 1899 г. строительство Багдадской железной дороги, или дороги трех "Б": Берлин-Багдад-Басра. Впрочем, наиболее оголтелые пангерманцы расшифровывали это иначе: Берлин-Баку-Бомбей.

Второй элемент составила немецкая морская политика. Когда в 1897 г. руководителем внешней политики стал Бернхард фон Бюлов (1849-1929), громогласно потребовавший для Германии "места под солнцем", а шефом военно-морского ведомства - адмирал Альфред фон Тирпиц (1849-1930), то немедленно началось ускоренное строительство военного флота, способного дать отпор сильнейшей тогда морской державе - Великобритании. Лозунг дня воплотился в призыв: "Германия, на моря!".

В течение XIX века продолжались процессы колонизации в Восточно-Азиатской подсистеме МО и в Южной Азии. Страны региона или напрямую контролировались европейскими державами (Индия), или попадали в сферы влияния (Китай).

Период правления Вильгельма II резко контрастирует с эпохой Бисмарка как ключевой фигуры германской внешней политики, под которой понималось строгое самоограничение рамками Центральной Европы. Вообще с 90-х годов XIX столетия германская политика выходит за рамки континента, становясь глобальной политикой (Weltpolitik). Девизом императора становится "глобальная политика в качестве задачи, мировая держава как цель и военно-морской флот как инструмент". За этим рывком к вершинам мирового господства, сопровождавшегося разного рода авантюрами, стояла "либеральная и имущая буржуазия, наследница немецкого национального движения, которая теперь, по мере роста своего экономического могущества, стремилась к экспансии и обретению значимости в мире".

Таким образом, Германская империя не только обладала необходимым потенциалом превращения из региональной в глобально оперирующую державу, но и политической волей, которая дала о себе знать с 90-х годов. В результате немецкая ось влияния через Вену и Юго-Восточную Европу распространилась на владения Османской империи вплоть до Месопотамии, кульминационным пунктом которого стало строительство в 1899 году Багдадской железной дороги, а также поездка Вильгельма II на Восток, расцененная Петербургом и Лондоном как вызов русским интересам на Балканах и Босфоре, а британским - на Среднем Востоке и в Индии.

В 1891 году был образован так называемый "Пангерманский союз", который во многом повлиял на усиление экспансивности и агрессивности немецкой внешней политики. Формальным поводом для создания этого влиятельного надпартийного националистического движения стало подписание 1 июля 1890 г. договора между Англией и Германией об обмене территориями. Первая получала остров Занзибар, вторая - североморский остров Гельголанд, известный тем, что на нем была написана "Песнь немцев", ставшая впоследствии гимном страны. Союз пропагандировал немецкое национальное самосознание в сочетании с псевдонародными империалистическими лозунгами и требовал проведения более агрессивной колониальной политики, инструментом которой видел военно-морской флот, призванный закрепить место Германии "под солнцем". В количественном отношении эта радикально настроенная шовинистическая организация объединяла в своих рядах не более 40 тыс. человек, зато имела влиятельные связи в правительстве и окружении кайзера. Именно ее призывы к расширению "немецкого жизненного пространства" и вытеснению неарийских рас легли в основу нацистской идеологии.

Под сопровождение националистических организаций германское правительство начало активно колонизировать "заморские территории". В 1897 году немецкий десант высадился в Киао-Чао (Китай). Год спустя рейх приобрел у Испании группу Марианских и Каролинских островов в Индийском океане. В конце 1899 года, вскоре после начала бурской войны в Южной Африке, Берлину удалось склонить Лондон к одобрению раздела архипелага Самоа между США и Германией. Согласно подписанному соглашению немцы получала два острова, другие два были переданы американцам. Англия отказывалась от всяких претензий на Самоа. За это она приобретала острова Тонга, часть Соломоновых островов и небольшую спорную территорию на границе англо-германских владений в Того. Во всех трех случаях движущей силой германской экспансии был военно-морской флот, которому требовались по всему миру опорные пункты. Суть этой политики сформулировал тогдашний прусский министр иностранных дел и статс-секретарь германского внешнеполитического ведомства, будущий (с 1990 года) канцлер Бернхард фон Бюлов, который заявил с трибуны рейхстага 6 декабря 1897 г., что Германия не хочет "никого оттеснять в тень", но вместе с тем "требует своего места под солнцем".

Наряду с активной колониальной политикой в Германии шло усиление внутриполитического значения армии.

Провозглашенный в 1890 году императором Вильгельмом "новый курс", который во внешней политике означал переход к великодержавности и глобальной экспансии германской внешней торговли, способствовал вызреванию у монарха, его правительства, аграрной и промышленной элит убеждения в том, что для защиты политического и экономического "места под солнцем" требуется мощный военно-морской флот. Выступая в рейхстаге в дебатах по вопросу об интенсификации строительства крейсеров, статс-секретарь министерства иностранных дел фон Маршалл следующим образом сформулировал девиз новой "флотской политики": "Вопрос, должна ли Германия проводить глобальную политику, неразрывно связан с другим - имеются ли у Германии глобальные интересы или нет. Этот вопрос давно решен…". Проводить же "глобальную политику" означало желание встать вровень с Великобританией, а эта цель была недостижима без сильного флота.

Убежденность в необходимости модернизации военно-морских вооружений переросло в конкретную строительную программу после того, как в июне 1897 года контр-адмирал Альфред фон Тирпиц стал статс-секретарем (министром) имперского военно-морского ведомства. При нем ведомство превратилось в центр по пропаганде адмиральских планов, которые с восторгом были восприняты населением и воплотились в так называемых "флотских законах" (законах о строительстве флота), одобренных рейхстагом в 1898 - 1900 гг. Обосновывалось принятие законов тем, что германские торговые интересы по всему миру должен защищать сильный флот. Проходившие же в то время англо-германские переговоры по согласованию количественных и качественных лимитов на военные корабли были сорваны из-за высокомерия немецкой стороны, для которой важна была не столько защита торговых путей страны, сколько достижение военного паритета с Великобританией на морях.

После захвата Юго-Западной Африки в 1884 - 1985 гг. германский флаг был поднят в Камеруне, Того, Германской Восточной Африке (ныне Танзания), где крупная часть территории уже принадлежала Обществу немецкой колонизации во главе с авантюристом Карлом Петерсом, и в северо-восточной части Новой Гвинеи, где до этого закрепилась Новогвинейская компания, созданная банком "Дисконто-гезельшафт". К 1914 году германская колониальная империя занимала площадь 2,9 млн. кв.км с населением более 12 млн. человек.

Во второй половине 80-х гг. из-за осложнений в Европе колониальная активность Бисмарка затихла и осталась в его политике лишь эпизодом. Он полагал, что геополитическое положение Германии не позволяет ей проводить широкую мировую экспансию.

Немецкая внешняя политика так и не стала продуманной и четко спланированной. Она диктовалась скорее волной национального воодушевления и жаждой самоутверждения, а также глубоко укоренившимся чувством неполноценности, которое испытывали немцы по отношению к превосходящему "английскому кузену".

Как и перед созданием империи, немецкое общество захлестнула волна эмоций, направленных против сложившейся системы европейского равновесия. Германия оказалась политически изолированной. У нее оставался только австрийский союзник, который явно слабел и представлял для Германии скорее бремя из-за своей агрессивной балканской политики.

Но тучами затянуло не только внешнеполитический, но и внутриполитический горизонт, на котором нарастала нестабильность. Социал-демократия с каждыми новыми выборами в рейхстаг усиливала свои позиции, став в 1912 г. его сильнейшей фракцией. Профсоюзы все чаще устраивали забастовки рабочих. Всю страну всколыхнул Цабернский скандал, когда военщина показала штатской Германии, кто является в рейхе хозяином.

Внутренняя напряженность неотвратимо нарастала. Поэтому известие об убийстве австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда в боснийском городе Сараево 28 июля 1914 г. подействовало как гроза, разразившаяся после угнетающего затишья. Патриотический угар, охвативший массы и партии, включая социал-демократов, этот "дух 1914 года", вполне объясним с точки зрения социальной психологии. Это была реакция как на внешнеполитическое давление, казавшееся невыносимым, так и на утрату в предыдущие годы чувства национального единения.

Заключение

В заключении, можно сделать вывод, что в XIX в. "немецкий фактор" приобрел особую роль в развитии системы международных отношений.

Исторически процесс формирования немецкого национального самосознания был осложнён рядом факторов, которые можно условно разделить на две группы: внутренние и внешние. К внутренним факторам были отнесены: немецкий партикуляризм, который нашёл своё выражение в формировании у немцев регионального самосознания; конфессиональный фактор, который обусловлен разделением немцев на католиков и протестантов.

Фактор международных отношений (внешний фактор) включает в себя не только отдельные государства и коалиции государств, но и системы международных отношений в целом, которые на разных исторических этапах как препятствовали, так и способствовали процессу формирования немецкого национального самосознания. С учётом внутренних и внешних факторов определено место немецкого национального самосознания среди прочих самосознаний немцев на разных исторических этапах.

Раздробленность Германии на независимые государства была закреплена в рамках Вестфальской СМО. Формированию национального самосознания препятствовали не только другие государства, такие как Франция, Швеция и др., но и мелкие немецкие государства, стремившиеся в рамках Священной Римской империи сохранить свой суверенитет.

Внешнеполитический фактор системы "баланса сил" в Европе долгое время не давал ни Австрии, ни Пруссии стать центром для образования единого немецкого государства. В отсутствии национального единства патриотическое чувство к Германии у немцев было вытеснено региональным (локальным) самосознанием.

До образования национального государства национальная идея начала формироваться преимущественно на уровне немецкой интеллектуальной этнической элиты. К этому её подталкивала опасность иноэтничной ассимиляции. Слабо развитая в немецких государствах либеральная, демократическая и парламентская традиции, своекорыстная политика отдельных немецких государств в духе партикуляризма, а также помощь контрреволюционным силам со стороны других великих держав в рамках поддержания Венской СМО стали факторами, препятствовавшими образованию немецкого национального государства в ходе буржуазно-демократической революции 1848 - 1849 годов. Длительное обособленное развитие регионов Германии стало причиной, по которой региональное самосознание стало конкурентной альтернативой немецкому национальному самосознанию. В отсутствии национального единства немцы концентрировали своё внимание на сохранении региональных культурных особенностей и традиций, а патриотическое чувство относилось не к Германии, а к отдельным немецким территориальным княжествам или королевствам.

Образование немецкого национального государства стало возможным только в период Венской СМО, что предопределило характер внешнеполитического курса немецкой "запоздалой нации", который предполагал реализацию идеи образования многонациональной империи под немецким господством. Хотя попытки правительства ликвидировать региональное самосознание не увенчались успехом, с помощью пропаганды авторитаризма, национализма и пангерманизма немецкая национальная элита в преддверии мировой войны смогла добиться кратковременного доминирования национального самосознания у населения.

Хотя не все немцы разделяли экспансионистские планы национальной элиты, государственной пропаганде удалось убедить значительную часть населения в необходимости превентивной войны, сыграв на патриотических чувствах граждан. С течением времени национальная идея, транслируемая национальной элитой населению рейха, приобрела черты национализма с тенденцией перерастания его в империализм.

Элементами национального самосознания на данном этапе являлись такие идеологии и псевдонаучные теории как пангерманизм, антисемитизм, расизм, шовинизм и социал-дарвинизм. Перечисленные идеологии сформировали национальное самосознание и самой национальной элиты, что часто мешало адекватной оценке национальных интересов.

Таким образом, формирование национального самосознания преимущественно на основе противопоставления "образу врага" привело Германию к войне на два фронта и катастрофическому поражению в Первой мировой войне, которое вызвало кризис немецкого национального самосознания.

Список использованных источников и литературы

Источники

1.Бисмарк О. Мысли и воспоминания. 2008. URL: #"justify">Литература

12.Аветян А.С. Германский империализм на Ближнем Востоке. Колониальная политика германского империализма. М., 1966.

13.Бабанцев Н.Ф., Прокопьев В.П. Германская империя 1871-1918 г. М., 1984.

14.Бонвеч Б. История Германии. М., 2001.

15.Бондарчук В.С. Национальная идея в Западной Европе в Новое время. М., 2005.

16.Вебер М. Национальное государство. М., 2003.

17.Виноградов К.Б., Жданов Ю.В. Вильгельм Гогенцоллерн и внешнеполитический курс кайзеровской Германии. М., 1988.

.Губер А. А, Гефтер М. Я, Ерусалимский А. С, Иванов Л.М. История Германии. М., 1987.

19.Волков В.К. Узловые проблемы новейшей истории стран Центральной и Юго-Восточной Европы. М., 2000.

.Галкин И.С. Объединение Германии. М., 1951.

.Сказкин С.Д., Гинценберг Л.Н. Германская история. Новое и новейшее время. М., 1970.

22.Головатенко А. Внешняя политика Вильгельма II. М., 2003.

.Гольдштейн И., Левина Р. Германский империализм. М., 1947.

24.Дармштеттер П. История раздела Африки (1870-1919 гг.).Л., 1955. URL: <http://www.alib.ru/5_darmshtetter_p_istoriya_razdela_afriki_1870_1919_gg_w1t2398747cf168ac7ad3583461a59319ae0f18.html> (Дата обращения: 04.04.2013).

25.Дрекслер Х. Юго-Западная Африка под германским колониальным господством 1884-1915 г. М., 1987.

26.Денисов А.И. Германия (1811-1871 гг.). М., 1947.

.Ерусалимский А.С. Бисмарк: дипломатия и милитаризм. М., 1968.

28.Ерусалимский А.С. Внешняя политика и дипломатия германского империализма в конце XIX века. М., 1951.

29.Ерусалимский А.С. Бисмарк О. фон. Документы его жизни. М., 1940.

.Зайдениц Ш., Баркоу Б. Эти странные немцы. М., 1999 г.

31.Из истории агрессивной политики германского империализма. (Сб. статей) / Отв. ред. : Масленников В.А. М., 1959.

.История Африки в XIX - ХХ века. / Отв. ред. Летнев А. Б, Суботин В. А, Френкель М.Ю. М., 1984.

.История стран Азии и Африки в новое время / Общ. ред. : Ацамба Ф. М, Павлов В. И, Пик М.Н. М., 1991.

34.Кан С.Б. Объединение Германии (1864-1871 гг.). М., 1957.

.Кизяковский В.В., Нерсесянц В.С. Германский конституционализм в XIX веке // История буржуазного конституционализма XIX в. М., 1986.

36.Колониальная политика капиталистических держав (1870-1914) / под ред.Е. Юровской. М., 1967.

.Кучинский Ю. Очерки истории германского империализма. М., 1952.

.Лукин-Антонов Н. Очерки по Новейшей истории Германии.1890-1914 гг. М., 1975.

.Людвиг Э. Последний Гогенцоллерн Вильгельм II. М., 1991.

.Машкин М.Н. Современная историография германской колониальной политики XIX в. М., 1960.

41.Меринг Ф. История Германии с конца средних веков. М., 1973.

42.Новая история стран Азии и Африки. / Сост. Губер А. А, Ким Г. Ф, Хейфец А.Н. М., 1982.

.Оболенская С.В. Политика Бисмарка и борьба партий в 70-х гг. XIX века. М., 1992.

.Патрушев А.И. Германия в XX веке. М., 2004.

45.Петров И.А. Объединение Германии: историко-культурные и общественно-психологические аспекты. М., 2009.

46.Петряев. К.Д. Очерки по истории Германии начала XX века (1900-1914 гг.) Одесса, 1959. URL: <http://www.studsell.com/view/202536/330000/> (Дата обращения: 06.04.13).

.Ревуненков В.Г. Приход Бисмарка к власти: Политическая борьба в Пруссии в 1859 - 1862 гг. М., 1941.

48.Резников В.Л. Политика кайзеровской Германии в Океании. М., 1975.

49.Ротштейн Ф.А. Из истории прусско-германской империи. М., 1948.

50.Ротштейн Ф.А. Международные отношения в конце XIX века. М., 1960.

.Рудаков Ю.М. Германия и Арабский Восток в конце XIX - начале XX века. М., 2006.

.Силин А.С. Экспансия германского империализма на Ближнем Востоке в конце XIX века. М., 1971.

.Стоккер.Х. История германского колониализма в Африке. М., 1983.

.Туполев Б.М. Германский империализм в борьбе за "место под солнцем". Германская экспансия на Ближнем Востоке, в Восточной Африке и в районе Индийского океана в конце XIX - начало XX века. М., 1991.

.Фокин С.В. "Дранг нах Африка": колониальная политика Германии (конец XIX - 30-е годы XX века). М., 2003.

.Фокин С.В. Геополитическое измерение колониальной политики Германии. М., 2005.

57.Филлитов А.М. Германская нация и германское национальное сознание в исторической ретроспективе. М., 2005.

.Хаген Шульце. Краткая история Германии. М., 2004.

59.Хальгартен Г. Империализм до 1914 года. М., 1961.

.Чарный И.С. Начало колониальной экспансии Германии в Африке (1879-1885). М., 1970.

61.Черниловский З.М. Всеобщая история государства и права. М., 2006.

.Эпштейн А.Д. История Германии от позднего средневековья до революции 1848 г. М., 1961.

63.Gustav Freitag und Heinrich v. Treitschke im Briefwechsel. Leipzig, 1900. URL: <http://gluedideas.com/content-collection/Encyclopedia-Britannica-Volume-22-Part-1-Textiles-Anthony-Trollope/Heinrich-Von-Treitschke.html> (Дата обращения: 06.04.2013).

64.Niethammer, Lutz u. a. 1990. URL: Bürgerliche Gesellschaft in Deutschland. Historische Einblicke, Fragen, Perspektiven. Frankfurt/M. http://www.kulturwissenschaften. de/home/publikationen19982.html <http://www.kulturwissenschaften.de/home/publikationen19982.html> (Дата обращения: 06.04.2013).

.Nipperdey, Thomas: Deutsche Geschichte 1866-1918. B.1 1990: Arbeitswelt und Bürgergeist; Bd.2 1992: Machtstaat vor der Demokratie. München. URL: http://www.chbeck. de/Nipperdey-Deutsche-Geschichte-1866-1918-Bd-2-Machtstaat-Demokratie/productview. aspx? product=18811 <http://www.chbeck.de/Nipperdey-Deutsche-Geschichte-1866-1918-Bd-2-Machtstaat-Demokratie/productview.aspx?product=18811> (Дата обращения: 06.04.2013).

.Ritter, Gerhard A. 1989: Der Sozialstaat. Entstehung und Entwicklung im internationalen Vergleich. München. URL: <http://viaf.org/viaf/56707844/> (Дата обращения: 06.04.2013).