Средневековые ремесленные гильдии

Дагестанский государственный университет

Исторический факультет

Дербентский филиал

Кафедра истории Древнего мира и средних веков


Дипломная работа

Средневековые ремесленные гильдии


Махачкала

Введение


Мелкое ручное производство изделий - ремесло - возникло задолго до средневековья и сохраняется до сегодняшнего дня и уже в силу этого изучение данной темы представляется нам актуальной. Средние века, однако, - эпоха расцвета ремесла. Ремесленники-профессионалы соседствовали со всеми сословиями средневекового общества - сельские ремесленники имелись, как правило, в каждой деревне. Однако основным местом развития ремесла был город. В замке и монастыре ремесленники являлись обычно небольшой частью челяди или братии, в городах же они образовывали немалую (если не основную) долю членов коммуны /12,с.35/. Именно в городах встал вопрос об организации их в самоуправляющиеся коллективы - цехи, которые, впрочем, сложились не повсеместно: во многих городах Западной Европы ремесленники подчинялись непосредственно городским властям.

Хронологические рамки дипломной определены имеющимися материалами и исследованиями отечественных и зарубежных ученых по истории городских цехов конца XII - XVI вв., в первую очередь Италии, Нидерландов, Англии - так называемого «шерстяного треугольника» Западной Европы XIV - XVI вв., а также некоторых цехов в развитых отраслях городского ремесла Германии, Франции и Швеции, которые дают образцы начинающегося разложения цехов в XIV - XVI вв.

Цель нашей дипломной работы состоит в том, чтобы изучить имеющиеся источники и литературу вопроса и на основании этого дать социальную характеристику цеха, ремесленника и подмастерья.

Методологтческую основу дипломной работы составил принцип историзма, предполагающий изучение любого исторического явления и процесса в конкретно-исторических условиях и связях.

Основным источником по рассматриваемой теме, изданным в переводе на русский язык, явилась «Книга ремесел» Парижа, составленная прево Этьеном Буало около 1268 г./ 1/. Должность прево (название чиновника французского короля) появилась с XI в. после раздела королевского домена на превотства. В пределах превотства прево были наделены административными, фискальными, судебно-следственными и военными правами, поэтому сведения Э.Буало являются ценным источником по истории средневековых гильдий. Данный источник всего в одном экземпляре имеется в библиотеке ДГУ.

В специальных трудах по истории изучаемых стран приводятся отдельные фрагменты, а то и целые куски из средневекового документального материала, которые также привлечены нами - они характеризуются непосредственно в тексте нашей дипломной работы.

Историография вопроса. В XIX в. проблема организации труда в средневековом городе была предметом оживленного обсуждения, но в прошлом XX в., за некоторыми исключениями, ею в основном пренебрегали. В XIX столетии историки различных школ полагали, что в горниле средневекового города производство было катализатором глубоких общественных перемен. Охлаждение более поздних авторов к этому предмету отчасти объясняется политическими обстоятельствами (появлением и реализацией в тоталитарных странах экстремистских программ контроля над современной экономикой). Это явление, казалось, только подтверждало взгляды тех, кто с подозрением относился к монополистическим и самодостаточным признакам средневековых цехов. Подобные подозрения внушал и более ранний тезис К.Маркса, что интересы жесткого протекционализма в экономике средневекового города настраивали цехи и гильдии против любого предпринимательства, так что на исходе средних веков раннекапиталистические предприятия были вытеснены из города в "вольную" округу, где произошла коммерциализация /3,с.68/. Молчаливая поддержка данного мнения выражается в концентрации исторических трудов последних лет на сельском элементе средневековой экономики. Ценным следствием этой тенденции стало более четкое понимание связей, которые объединяли город и деревню и определяли их взаимную зависимость. Но в последние десятилетия в работах по городской экономике отдавалось предпочтение широкомасштабной торговле и прославлению класса купцов-богачей, что в конце концов восходит к бельгийскому ученому Анри Пиренну / 11 /. При всем величии трудов Пиренна о средневековой торговле, следует признать, что они тоже помогли отвлечь внимание от мира городского ремесла в средние века.

Однако совсем недавно появились признаки смещения акцентов от космополитического размаха торговли к организации производства в средневековом городе, и поэтому можно ожидать свежего взгляда на вклад городов в средневековую экономику в целом. Самой важной чертой нового подхода является признание того, что прежние представления о средневековом городском ремесле были чрезмерно формализованы.

Консервативный образ так называемой "ремесленной системы", при которой цеховые уставы и чины систематически управляли жизнью ремесленников (к лучшему или худшему, в зависимости от точки зрения), все чаще считается во многом ошибочным. Эти изменения имеют два аспекта, первый из которых пока преобладает над вторым. Первый подход указывает на ограниченные полномочия ремесленных организаций и обращает внимание на большой объем торговли и производства, осуществлявшийся без цехового контроля. Второе направление дополняет первое и строится на обратной перспективе, т.е. на более тщательном изучении внутреннего механизма самих ремесленных организаций разного рода. Похоже, что последние не играли той чисто реакционной роли, в которой их традиционно обвиняли, во всяком случае не всегда и не повсеместно / 3,с. 80-84 /. Следует надеяться, что из этих различных направлений поиска со временем возникнет более цельная картина жизни ремесленников в средневековом городе.

Английский историк Дж. Россер доказывает, в частности, что более или менее формальные организации труда в средневековом городе были более гибкими и творческими проявлениями социальных отношений, чем обычно считалось прежде, и, следовательно, достойны более широкого изучения /14 ,с.144/.

Затянувшиеся научные дебаты об истоках цеха были связаны прс жде всего с политическим спором об отношении средневековых цеховых организаций к государственной власти. С XIX в. "романисты" и "германисты" стремились утвердить свои взгляды. Первые полагали, что средневековые цехи были наследием и продолжением античных "коллегий", вторые - что они были спонтанными порождениями тевтонских общин в послеримскую эпоху. Поскольку современные исследования и археология дают гораздо более ясную картину распада публичной власти и упадка городов на территории бывшей Западной империи в V-VI вв., историческая достоверность скорее должна быть признана за той научной школой, которая подчеркивает разрыв, а не преемственность. Тот факт, что в VIII в. лангобардские короли в Павии облагали некоторые ремесла побором, или что языковая традиция византийской Равенны и послевизантийской Венеции усвоила классически термин "schola" для группы ремесленников, еще не доказывает сохранение основной римской модели на Западе. В бывшей Западной импедарии (Восток - дело совсем другое) само понятие сильно централизовананой и управляемой государством экономики исчезает как неуместное и не практичное. Из чего вовсе не следует, что средневековые ремесленные ассоциации, когда они возникли, стали порождением мистического "тевтонского духа". Но необходимо подчеркнуть, что они появились прежде всего как организации добровольные, как ответ на крайний недостаток организации на уровне публичной власти /14, с. 143-144/.

Ряд вопросов, связанных с деятельностью цехов, затрагивается в трудах зарубежных исследователей - У.М. Уотт и Какийа /22/, представителя французской школы «Анналов» Ф. Броделя /2/, в материалах Международного института социальной истории (Амстердам, Москва) /13/.

Материал по иснтересующей нас проблеме содержится в трудах отечественных ученых: А.К. Дживелегова /4/, Д.М. Петрушевского /10/, В.И. Рутенбурга /15/, в А.П. Каждана /7/, А.Р. Корсунского /8/, С.Л. Плешковой /12/, в целой серии работ А.А. Сванидзе /16; 17; 18; 19; 20/, в первых томах «Истории Италии»/5/ и «Истории Франции»/6/ и др.

Особо следует сказать о недавно изданной коллективной монографии российских и зарубежных ученых - «Город в средневековой цивилизации Западной Европы» (М., 1999-2000). Труд состоит из четырех томов, каждый из которых посвящен определенному кругу проблем: 1-й том - «Феномен средневекового урбанизма», 2-й том - «Жизнь города и деятельность горожан», 3-й том - «Человек внутри цеховых стен» и 4-й том - «Extra muros: город, общество, государство». Материалы этого многотомного издания помогли в изучении и освещении основных вопросов дипломной работы.

Структурно дипломная работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных источников и литературы.

Глава I. Ремесленные союзы и организация труда


Неспокойные социальные условия и сравнительная слабость государства в раннесредневековой Европе произвели различные формы добровольных ассоциаций взаимопомощи, например, группы местного духовенства в Италии в VII в., купеческие общества, созданные в целях торговой безопасности вдоль северо-западного побережья Европы в IX-Х вв. или клятвенные союзы "Мира Божия", распространенные в Западной Франции в тот же период / 6,с.73/. Вначале ремесленные общества имели тесные аналогии с этими объединениями. Однако они не появляются в исторических источниках до начала XII в., и едва ли возникли намного раньше этого времени. Очевидно что, как и сами возрожденные города, они стали следствием роста населения и последующего экономического подъема в Западной Европе. Но как ассоциации городских жителей, занятых определенным ремеслом, они отличались от союзов крупных купцов, боровшихся за политические привилегии для защиты своих торговых интересов в Северной Италии и Северо-Западной Европе с конца XI в./ 5,с.64/.

Нечто похожее на постоянный контроль над городским производством стало приоритетом для городских советов только в XIII в., а в большинстве случаев и позднее. Но уже к 1200 г. ремесленные группы нередко объединялись для решения экономических и общественных задач, что, как правило, сопровождалось участием в духовном братстве. Так произошло с лондонскими седельщиками, которые в конце XII в. объединились вокруг своего прихода Сент-Мартин-ле-Гранд, и с кузнецами в Кане, тогда же вступившими в братство с соседним монастырем. То обстоятельство, что общества такого рода иногда добивались вспомогательной санкции от властей - подобно руанским кожевникам, получившим в начале XII в. подтверждение своих исконных обычаев от короля Англии Генриха I (1068-1135), - документ, из которого и стало известно об их существовании - не должно убеждать нас в том, что инициатива исходила от властей /25,с.14/.

Начиная с XIII в. отношения между цехами и городскими правителями могли быть весьма разнообразны, но даже при режимах, притязавших на самую обширную власть, не следует преувеличивать степень превращения цеховых организаций в простые марионетки государства. Конечно, оттенки были разными: венецианские цехи к середине XIII в. оказались в куда большей зависимости от контроля сената, чем их собратья в Болонье или Флоренции /15,с.42/ да и парижские metiers также с середины XIII в. формально подчинялись прямому надзору королевского прево (чиновники французского короля, имевшие административные, фискальные, судебные и военные полномочия), тогда как в Лондоне каждый цех сохранял сравнительно большую меру самоопределения. Однако следует признать, что порой это лишь кажущиеся особенности; в некоторых случаях впечатление жесткого контроля вызвано риторикой директивного законодательства, чье практическое применение подчас могло быть гораздо менее твердым, чем предполагалось. Более того, даже постановления централизованной власти хранят свидетельства (случайные, ибо это не входило в их цели) об особом, самостоятельном характере и традициях отдельных цехов. Яркий пример - ежегодная братская трапеза (pastum), упоминаемая в официальных регистрах постановлений венецианских цехов третьей четверти XIII в. К тому же иногда этот обычай связан в источниках с религиозным празднеством, присущим данному ремеслу.

Парижская "Книга ремесел", составленная прево Этьеном Буало ок. 1268 г./ 1/, также свидетельствует о независимых чертах ремесленных групп, хотя и пытается свести их к стандартной системе. Скажем, когда новый мастер-пекарь в пригороде Парижа разбивал о стену дома цехового старшины горшок с орехами и кусочками пресного хлеба, а затем получал от него угощение вместе с другими пекарями /1,ст.X/, он тем самым соблюдал давно установленный обряд, свойственный его ремеслу. Большим проектам сведения всех цехов в единый порядок, как в Венеции и Париже, в лучшем случае суждено было иметь лишь частичный успех. Так, поколение спустя после создания "Книги ремесел" некоторые цехи, старшин которых на оптимистический взгляд Буало должен был назначать прево, вернулись к собственным выборам /21,с. 107/.

Таким образом, издаваемые городскими властями документы представляют двойную сложность. С одной стороны они обычно дают чрезмерно упрощенное представление о мере государственного контроля над цехами. С другой, представляют неполную и искаженную картину внутренней жизни и целей ремесленных ассоциаций. Будучи связаны с цехами лишь как с источником налогов, полезным средством надзора за ремесленниками или удобным способом для сбора военных отрядов, городские правители не очень-то старались определить или описать, насколько жизнь ремесленника зависела от членства в том или ином сообществе. Проблема усугубляется крайней скудостью данных о внутренней деятельности самих обществ. В таких условиях велико искушение историка слишком доверять цеховым "уставам", зарегистрированным властями; итоги особенно очевидны в тех областях Северной Италии и Южной Франции, где регистрация таких кодексов практиковалась с давних пор. Городские нотарии Болоньи, Пармы, Вероны и Монпелье, составившие в XIII в. великолепные сборники постановлений, естественно, ввели в заблуждение историков-урбанистов, которые лишь недавно начали сознавать необходимость новых сведений /5,с. 103 ; 6,с. 71 /.

Возможно, именно Лондон, крупный центр с населением к 1300 г. свыше 80 тысяч человек, хотя его административные документы до этой даты почти не сохранились, представляет материал для ценного вклада в современные исследования. Это подтверждает значительное разнообразие и импровизаторские качества городских ремесленных цехов в указанный период - признаки, которые сохранялись в течение позднего средневековья в Лондоне и, надо полагать, также и в других городах. Например, первые общины кожевников и портных появились здесь к концу XIII в. в облике религиозных братств. Со временем эти два влиятельных цеха сочли выгодным занять формальное место в городском управлении в качестве корпораций, тогда как многие не менее важные ремесла в позднесредневековом Лондоне так и не удосужились получить формальное признание или зарегистрировать свои обычаи в городском суде. Подобные группы вполне могли создавать альтернативные структуры для собраний и союзов путем основания или преобразования братств: в XV в. лондонские птичники сменили братство Тела Христова в приходской церкви Сент-Милдред-Поултри. Легко обнаружить сходные примеры и в других местах. В южнофранцузском городе Корд (Тарн) кожевники образовали братство Святого Власия к 1371 г., но не регистрировали своих обычаев по крайней мере до 1481 г. (есть прямая ссылка на отсутствие опубликованного устава) /25,с. 43 /.

Неизбежные заботы городских властей о съестных припасах и общественном порядке вынуждали их к постановлениям о ценах, гигиене и военной безопасности, и некоторые ремесла могли считаться (по принятому в Париже и во Франции выражению) metiers de danger: золотых дел мастера, цирюльники-лекари, аптекари и замочники, чья деятельность касалась общественного блага и потому нуждалась во внешнем надзоре /12,с.29/. Эти постоянные хлопоты получили дополнительный стимул в позднее средневековье, когда угроза неповиновения ремесленников, обусловленная недостатком рабочей силы, привела к ужесточению централизованного контроля над цехами со стороны многих городских советов в Европе. Тем не менее повседневная производственная практика осталась в основном за пределами их интересов. Городские магистраты, хотя и предусматривали судебное посредничество в спорах, которые сами цехи не могли уладить, предоставляли ремесленников самим себе в большей мере, чем полагали многие исследователи /21,с.311/.

При сложности и напряженности рабочих взаимоотношений в средневековом городе цехи должны были располагать изощренными и гибкими средствами. Сохраненный в ностальгическом фольклоре традиционный образ квалифицированного самодостаточного мастера, трудящегося в мастерской, которая служила домом и его семье, и ученикам, был лишь небольшим элементом запутанных трудовых отношений. Даже в домашнем обиходе цеховой мастер вполне мог использовать труд другого рода, например, женщин, которые редко входили в цех, но часто сами занимались более или менее квалифицированным трудом, помогая главе семьи в его ремесле и ведая домашним хозяйством. Дома могли жить и слуги. В начале XVI в. в Ковентри почти каждый четвертый житель подходил под это определение. Однако можно предположить, что многие из них фактически работали на владельца дома /13,с.102-103/. Ибо наемный труд - ремесленники и женщины, не бывшие работодателями или владельцами мастерских и нанятые за плату или натуральное вознаграждение - был обычным товаром в европейском городе, начиная с XIII в.

Во Флоренции, которая, вероятно, может служить крайним примером, в 1378 г. от трети до половины рабочей силы составляли труженики по найму. Как правило, эти рабочие не жили в доме хозяина, в отличие от подмастерьев-постояльцев. Но в позднее средневековье обе группы все более сближались, поскольку подмастерья стали рассматриваться как дешевая рабочая сила. Договоры об обучении подмастерьев из Северной Италии до 1300 г. отражают патриархальные отношения, причем упор делался на образовании, нравственном и физическом благополучии и развитии подопечного; позже он или она превращались просто в низкооплачиваемых наемников / 15,с.34 /.

Сходную эволюцию можно проследить и в Париже. Не считая самых сложных ремесел, где сохранялась необходимость длительного обучения, подмастерья стали пополнять ряды зависимых работников. Более или менее сезонное использование наемного труда также было повсеместным во многих цехах, особенно в строительстве, не связанном с индивидуальной деятельностью. В тех производствах, где нормальным явлением было сложное сотрудничество ряда мастерских, способность небольшого домашнего предприятия использовать лишние руки на время срочного заказа была весьма существенной. Между мифическим независимым мастером и торговцем-предпринимателем или раздатчиком (ферлегером), который "раздавал" работу нескольким умельцам, находился целый спектр многообразных отношений /41/. Воплощение этих изменчивых требований и связей всегда было делом тонким.

В указанном процессе более активную роль, чем обычно принято считать, играли различные рабочие союзы, как формальные цеховые организации, так и неофициальные братства. Хотя в период между XIII и XVI вв. появилась новая категория подвижной зависимой рабочей силы, которая могла бы показаться протопролетариатом, в это время поляризация интересов мастеров и поденщиков в их трудовых отношениях еще не стала столь широкой и определяющей, как полагали иные. Частично это объясняется небольшими размерами многих городски производств в период позднего средневековья (которые в основном и оставались таковыми по меньшей мере до середины XIX в.). В XV в. в Лондоне оловянщик, нанимавший восемнадцать поденщиков, был фигурой исключительной. Даже флорентийские суконные мануфактуры, которые, возможно, являлись величайшим единым промышленные комплексом из всех городов позднего средневековья в Европе, делились на десятки малых мастерских /25,с.45; 15,с.34/. Конечно, дробление рабочей силы не способствовало "классовому" сознанию в среде поденщиков и подмастерьев, работавших за плату. Но зато можно проследить обычные механизмы контроля, которые регулировали эти потенциально onacные отношения.

Уставы, которые в позднее средневековье все чаще составлялись организациями цеховых мастеров, якобы желавших ограничить доступ к званию мастера путем увеличения поборов и требования от подмастерьев представить "шедевр", обычно воспринимались как антагонистические и разрушительные. На самом же деле о подлинных возможностях младших членов различных цехов пока известно очень мало.

Рассуждения прежних исторических трудов о порядке повышения в чине - не более, чем оптимистические гипотезы. Сейчас уже нельзя подписаться под классическим мнением Зомбарта, что "подобно студенту, который становится клерком-практикантом, а затем судьей, ученик - просто будущий подмастерье, а подмастерье - будущий мастер"/ 14,с.143 /. С другой стороны, и обратные предположения тоже могут исказить факты, что доказывают хорошо документированные примеры. В позднее средневековье многие цехи имели обычай, допускавший к рангу мастера преимущественно сыновей действующих мастеров. Практика же нередко зависела от обстоятельств. У гентских пивоваров в XV в. наследственность преобладала. Но то, что цеховые уставы могут ввести в заблуждение, показывает пример корпорации бочаров Брюгге, чье ремесло обеспечивало "упаковку" для европейской торговли. Хотя и здесь предпочтение, на первый взгляд, отдавалось детям мастеров, цеховой регистр 1375-1500 гг. /2,с.27/ убеждает, что данное ремесло вовсе не стало династически замкнутым, а развивалось в противоположном направлении. В ранний период сыновья мастеров лишь изредка составляли более 50% от ежегодного числа новых мастеров (обычно их было пятеро), а к 1500 г. пропорция понизилась почти до нуля / 2,с. 28 /.

В позднее средневековье в условиях весьма подвижного рынка труда цеховые правила, побуждавшие мастеров передавать свое ремесло сыновьям, можно рассматривать не столько как олигархическую политику, сколько как реакцию на расширившиеся возможности выбора и на привлекательность другой карьеры. Бочары Брюгге показали, что, несмотря на подобные правила, молодежь могла рассчитывать на успех и в деле, которым их отцы не занимались. Документы этого цеха свидетельствуют также, что, хотя в нем и выделился ряд состоятельных людей, занимавших сразу несколько должностей, многие члены цеха в течение своей карьеры могли занимать какие-либо посты /10,с.85/. Бесспорно, каждый цех по-разному управлял этими отношениями, но в любом случае цеховые организации предстают не столь ограниченными, как прежде казалось.

Конфликты в трудовых отношениях между горожанами, разумеется, были, но отнюдь не сводились к простому противоречию между мастерами и поденщиками, а проявлялись на всех уровнях и порождали новые связи независимо от различия в статусе. И цеховые организации, и братства играли видную роль в отражении этих конфликтов и партнерских связей. Противоречия внутри цеха между его членами, различными по статусу, чаще отражали возрастные функции или карьерный цикл, чем непреодолимую пропасть в положении работников. В ходе распри среди лондонских золотых дел мастеров в 1470-е годы, когда десять зачинщиков были осуждены старшинами и на время оказались в заточении, группу бунтарей составляли поденщики до тридцати лет, которые метили в мастера, причем четверо из них позже получили должности в гильдии / 14,с.146 /.

Очевидно, различия между мастерами, владельцами лавок и наемными работниками меньше ощущались в таких немасштабных ремеслах, как ювелирное дело, чем в более крупном производстве, где зависимый и текучий рынок рабочей силы был существенным условием для инвесторов. Венецианские стекольные предприятия в Мурано с XIII в. имели четко стратифицированную систему, при которой меньшинство - владельцы печей (patroni) - управляло более многочисленными зависимыми ремесленниками (maestri). Но вскоре из-за сложности положения возникли стратегические возможности для того, чтобы смягчить грубую эксплуатацию со стороны хозяев. Цеховые старшины признали это, когда в 1305 г. они попытались установить потолок договорного жалованья, выплачиваемого "патронами". Последние, как отмечалось, уступали "угрозам" ремесленников, которые прибегали к возможности работать на других, требуя повышения платы / 5,с.91/. Судебные документы базельских кузнецов в XV в. подтверждают, что преграды между мастером и поденщиком пролегали далеко не всегда: обе группы постоянно находились во взаимовыгодном союзе и обе нарушали цеховой устав /4,с.403/.

Если борьба за рабочую силу порождала соперничество и раскол среди нанимателей, то и сами работники были столь же разобщены. В данном случае взаимная враждебность чаще всего возникала между подмастерьями и поденщиками из местных уроженцев и возможными конкурентами из числа иммигрантов, неорганизованных ремесленников из предместий или, в Средиземноморье, рабов. В 1252 г. боязнь нечестной конкуренции побудила болонских кузнецов запретить своим коллегам иметь рабов /2,с.27/. Опасения по поводу использования сукноторговцами дешевой рабочей силы из провинции нашли выражение в муниципальном законодательстве Гента ок. 1300 г./14,с.150/. Работники, родившиеся в данном городе, могли объединяться между собой или с мастерами, чтобы вытеснить соперников-пришельцев. Такая оппозиция могла заставить многих, прибывших на обучение в город, позже вернуться восвояси для занятия своим ремеслом, что опять же не было редкостью и в Англии, и во Франции в XVI-XVIII вв./2,с.512/. Поэтому перспектива продвижения в цехе была значительно лучше для местного уроженца, чем для чужака. Взаимоотношения между различными по своим интересам группами требовали постоянного обсуждения, признаки которого прослеживаются в действиях как официальных цеховых организаций, та и неформальных братств.

Хотя цеховые организации имели иерархическую структуру, их руководство должно было добиваться согласия внутри соответствующего цеха. Многие давали хотя бы ограниченное право голоса в общем собрании тем, кто не являлся полноправными мастерами. В 1305 г. вецианские мастера-сапожники, использовавшие ежегодный цеховой праздник с целью сбора голосов на предстоявших выборах, несомненно, старались мобилизовать в свою поддержку всех членов сообщества, назависимо от права голоса, что было типично для элиты. В условиях конкуренции на рынке труда всегда имело смысл добиваться подобной преданности. Наряду с осуждением мастера, переманившего чужого работника, и поденщика, бравшегося за работу там, где ему угодно, законодательство, которое особенно оживилось в позднее средне- вековье, поощряло наемных работников - например, венецианских ткачей ок. 1275 г. - доносить о самовольных частных договорах между собратьями по цеху и их нанимателями. Кроме того, социальные различия зачастую не были отчетливыми. В то время как в большинстве цехов, вероятно, имелась малочисленная элита из весьма благополучных мастеров, обычно существовала более широкая зона, где ремесленники периодически пересекали линию между наемным трудом и независимостью в обоих направлениях. Венецианский мастер-ткач, иногда выполнявший заказы на стороне, был обычной фигурой, как и его собрат из Вероны, вынужденный временно покинуть город по бедности, но желавший туда возвратиться; оба типа описаны в статутах XIII в./5,с.109/. За всеми уцелевшими редакциями средневековых цеховых статутов кроются до конца не разрешенные споры об изменчивых отношениях между разными элементами рабочей силы.

По самой своей природе цеховые уставы в той сокращенной и санкционированной форме, в которой большинство из них сохранилось, дают в лучшем случае косвенное и неадекватное представление об объединительной и представительной стратегии, доступной ремесленникам. Иные из парижских статутов XIII в. признают существование класса ремесленников ниже ранга мастера, которые все же имели собственные мастерские. Известны случаи, когда двое или более поденщиков объединялись для накопления капитала, необходимого для открытия мастерской, или же там, где это воспрещалось немастерам, - для того, чтобы один из них приобрел доступ к званию мастера, а прочие могли бы разделить его привилегии по доверенности. Как уже отмечалось, цеховые уставы постоянно указывают на разные способы, с помощью которых поденщики могли повлиять на владельцев мастерских с целью повышения платы или сокращения рабочего дня (что давало возможность поработать на себя самого). Множество правовых норм упоминает о "заговорах, сообществах и клятвенных союзах", посредством которых непривилегированные работники якобы проводили подобные кампании. Учитывая обычную неопределенность и истеричность таких обвинений, нельзя все же сомневаться, что те или иные клубы были нормальным явлением в жизни поденщиков и могли при случае представлять их политические и экономические интересы /13,с.204/.

Типичные для этих клубов формы и постоянно возобновляемые попытки их закрытия воплотились во всеобщем запрете, изданном флорентийской коммуной в 1320-е годы. Запрет был направлен против "людей любого ремесла, особенно в выделке шерсти, в коем по отдельности занято множество людей разного состояния и положения". Никому не разрешалось "творить постановления либо уставы... под личиной братств или иначе, и под предлогом или покровом веры или же обеспечения похорон и духовных приношений, или с любою другою целью, кроме как по особому дозволению консулов того цеха, под чьей властью они состоят... И не могут они избирать себе главою ни клирика, ни мирянина... И им не позволено ни иметь ни носить никаких знамен"/15,с.38/. Этот указ принимался в обстановке многолетних неурожаев и подчеркивал социальное напряжение в городе.

В 1377 г. в Венеции поток ремесленников-мигрантов вынудил цех ткачей (который, как и во Флоренции, нес официальную ответственность за всю отрасль) запретить общественные сходы более чем семерых работников, "дабы избежать многих вопросов, ссор и раздоров, кои каждодневно возникают"/ 9,с.287/. Однако такие меры, кажется, имели только частичный или временный эффект, как явствует, скажем, из политических запретов на все цеховые сообщества, принятых германским императором в 1219 /4,с.167/ и французским королем в 1306 г. /6,с.71/. Расколы внутри городской элиты всегда могли быть использованы менее привилегированными работниками, а демографический кризис позднего средневековья весьма увеличил размах и влияние подобных действий.

Новый режим почти всегда старался найти поддержку на уровне цехов. Так, в 1342 г. во Флоренции герцог Афинский пожаловал автономный статус многим незначительным ремеслам, которые прежде подчинялись крупным цехам. Если достижения флорентийских sotto-posti XIV в. и в тот момент, и во время восстания чомпи 1378-1381 гг. были ограниченными и преходящими, то в XV в. ремесленные братства в городе умножились. С середины XIV в. полностью обуздать эти влиятельные союзы стало практически невозможно. В Лондоне в конце XIV в. обнаружилось множество случаев, когда группы слуг и поденщиков при цехах, изготавливавших обувь, шпоры и седла, создали нелегальные общества под прикрытием братств с благочестивыми целями. Замыслом всех этих ассоциаций было выступить единым фронтом с требованием повышения платы, и их членами учреждались общие фонды для защиты перед законом /7,с.65/.

Сведения о деятельности такого рода подчеркивают необходимость рассматривать братства совместно с официально признанными цеховыми организациями при изучении трудовых отношений в городе. Как уже упоминалось, многие сообщества, получившие общественный статус цеховых организаций в XIII-XIV вв., возникли из братств с характерным религиозным культом и общими трапезами, которые являлись их атрибутом. Большинство оформившихся цехов сохраняли подобное братство наряду с профессиональной деятельностью. В то же время те, кто оказывался внизу цеховой иерархии, нередко пользовался выгодами участия в братстве или вместе с мастерами, или отдельно от них. Последняя категория, когда объединялись одни поденщики, распрстранилась в конце XIV-XV вв., хотя в наиболее промышленных городах она встречается с XIII в. Уже до 1300 г. работников, собиравшихся ранним утром в определенных местах в ожидании найма, обвиняли в создании незаконных союзов (taquehans), чтобы повлиять на нанимателей; так обстояло дело с ткачами-поденщиками Руана в 1285 г./10 ,с. 74/.

Во многих крупных городских волнениях конца XIV в. такие ремесленные группы, хотя и не играли определяющей роли, которую им раньше приписывали историки, все же выросли в потенциальную силу при обсуждении условий труда. Важным доказательством их борьбы за общественное признание служит пример Цюриха, где в начале XV было несколько организаций поденщиков, каждая во главе со свои "королем". Их сила в то время, когда демографические потери повышали цену труда, могла быть значительной. К концу столетия пекари-поденщики Кольмара сумели провести крупную стачку, объединившись с собратьями в соседних Страсбурге и Базеле. Этот удар, как и прочие такого рода, готовился под покровом благочестивого братства (Bruderschaft) пекарей-поденщиков. Внешне невинное объединение в братство всегда было излюбленным методом для выражения трудовых интересов на всех уровнях. Неустойчивое положение всех средневековых ремесленников и отсутствие государственных институтов социальной защиты стимулировали появление десятков тысяч братств (или гильдий) в городах Европы в позднее средневековье; немалая их часть была связана с определенными ремеслами. Предусматривая взаимопомощь своих членов, они играли столь же значительную роль в жизни ремесленников, как и цехи с их юридическими и техническими правилами. Еще в 1112 г. сапожники Феррары создали "братство", поклявшись навещать и поддерживать больных членов и доставлять домой собратьев, заболевших вне города /14,с.148/. Сходные положения включались во многие цеховые кодексы, официально утвержденные в XIII-XIV вв. Так, пармские кузнецы в уставе 1439 г., содержавшем более ранние обычаи, условились помогать больным членам наличными средстами; поддерживать собратьев в случае вызова в суд или дурного обращения со стороны дворян или городских чинов; присутствовать на погребении умерших кузнецов и посещать ежегодную мессу во спасение всех членов, живых или усопших / 5,с.92 /.

Благотворительность обычно распространялась и на членов семьи ремесленника: у веронских золотых дел мастеров смерть любого из родных или домочадцев мастера поминалась ремесленным братством по уставу, записанному в 1319 г.; у пармских мясников (в 1437/38 г.) речь шла о женах, матерях, сестрах, сыновьях и дочерях / 5,с.93 /. По общему согласию парижские портные в XIII в. выделяли два из каждых пяти су собранных цехом штрафов на помощь обедневшим членам цеха / 1,ст.XL /.

Немастера часто находились в невыгодном положении, не обладая полноправием в цеховых организациях, но некоторые цехи связывали мастеров и работников воедино, когда дело касалось помощи тем, кто разорился по нездоровью; так поступили венецианские гончары в 1301 г. Даже небольшие цехи нередко принимали постоянные меры для благосостояния своих членов. Венецианские пекари устроили приют в бедном квартале Санта Мария дель Орто для пекарей, которые оказались инвалидами или временно лишились работы не по своей вине. В то же время и вне официально признанных гильдий многие братства оказывали точно такое же содействие ремесленникам, которых цехи не защищали. Этим занимались уже упомянутые общества поденщиков и многочисленные "братства", зарегистрированные городскими властями Брюсселя в XV в.; они осуществляли страхование бедноты. После минимального срока членства (один год в братствах ножовщиков и сапожников, три года у кузнецов и цирюльников) эти клубы гарантировали выплату во время болезни одного из членов (обычно и его жены) еженедельного пособия, как правило равнявшегося годовому взносу. В середине XV в. флорентийская беднота, занятая в производстве шелка, просила у своего старшего цеха позволения образовать подобное благотворительное общество / 5,с.99; 7,с.45 /.

Иностранные ремесленники, терпевшие всяческие притеснения от официальных цехов, тоже создавали братства взаимопомощи, например, фламандские и немецкие иммигранты в Лондоне и Флоренции. В позд-несредневековом городе опасность безработицы или болезни преследовала и мастеров и поденщиков, и обе группы участвовали в образовании новой категории городских низов в этот период. Отличаясь от широкого слоя собственно нищих своим цеховым самосознанием, ремесленники, временно впадавшие в нужду, представляли собой новую, "стыдливую бедноту", и помощь им означала спасение от страшного нищенского унижения. Основание собственных братств было самой надежной защитой от такой участи, хотя в некоторых итальянских городах этот феномен получил еще более широкое признание и привел к развитию общественной благотворительности /9,с.134/.

Таким образом, в городах позднего средневековья ремесленники создали множество ассоциаций и влиятельных групп. Не имея многих преимуществ, что конечно же сковывало их возможности, скромные труженики все же не были полностью лишены ни права голоса, ни влияния, ни способности помочь самим себе. Чтобы верно оценить декреты городских властей и постановления цеховой верхушки, их надо интерпретировать как участие в развитии диалога.

С учетом всего разнообразия цеховых организаций и братств мир организованного труда в средневековом городе был обширен. Однако ни один обзор данного предмета не должен пренебрегать тем фактом, что из этого мира была исключена неопределенная, но весьма значительная часть городского населения, всегда стоявшая на более низком социальном уровне, чем временно безработные. Каждое общество само определяет свои границы, и жители городов позднего средневековья, которым все чаще угрожали безродные и необученные пришельцы, все более жестко проводили черту, за которой оказывались мелкие преступники, проститутки, калеки и вечные безработные. В этом крайне неприглядном запредельном мире (символично, что он существовал в основном на задворках, в городских предместьях) почти не было никаких объединяющих форм, которые могли бы смягчить ужасную действительность с ее нищетой и недугами.

При том, что цеховые организации обвинялись в отрешенности от более широкого мира общественного труда в средневековом городе и, как доказывалось выше, напрасно, - еще чаще их упрекали в том, что своей якобы реакционной экономической политикой они душили технологические нововведения и коммерческое предпринимательство. Как правило, при тщательном рассмотрении, этот довод столь же неубедителен, как и первый. Прежде всего, цеховые организации никогда не обладали экономической монополией. Во многих городах среднего и малого размера вообще не имелось формальных цехов. Во всех городах существовали районы юридического иммунитета - предместья, церковные земли - где применение цеховых уставов могло быть лишь эпизодическим. Некоторые новые производства позднего средневековья, в частности изготовление бумаги и книгопечатание, долго действовали без намека на цеховые организации. На низшем уровне городской экономики, у уличных торговцев и продавцов пива, мелкая коммерци- ализация проходила почти без всякого воздействия со стороны официальных цеховых правил. Да и за пределами города в течение всего средневековья сохранялись более или менее неофициальные отношения сельского рынка, подчеркивая уникальное значение городской торговли. С другой стороны, там, где цехи существовали, внимательный анализ показывает, что они могли играть любую роль, кроме чисто негативной в ее традиционном восприятии. На самом деле нам следовало бы ожидать от организаций, зачастую доживших как минимум до конца "Старого режима", определенной меры изобретательности и гибкости /14,с. 150-151/.

То, что цеховые уставы не всегда сдерживали производство, можно проследить по документам строительных ремесел в позднесредневековых Нидерландах. Правда, во многих случаях уставы прямо запрещали крупномасштабные вложения, но внутри цехов все-таки четко выделялась господствующая группа "патронов", которые делили между собой крупные заказы, контролировали поставки сырья и распоряжались рабочей силой. Цеховые уставы никогда не запрещали конкуренцию; они лишь пытались ее регулировать. И хотя большинство индивидуальных предприятий оставались небольшими (это давало немалое преимущество владельцам, ибо они не так зависели от краткосрочных рыночных колебаний), всегда можно было прибегнуть к сотрудничеству между мастерскими /4,с.247; 2,с.198/.

Убедительный довод насчет ложности утверждения о бесплодии производства из-за цехового регулирования можно найти в мире искусства раннего Ренессанса. Стремление новейших дельцов и искусствоведов приписывать картины кисти известного мастера нередко скрывало от нас реальный мир фламандских и итальянских художников XIV- XV вв. Большой алтарь флорентийской церкви Сан Пьер Маджоре, оконченный в 1370/71 г. и обычно приписываемый одному мастеру - Якопо ди Чоне - при анализе документов и самой живописи предстает вполне типичным произведением целого ряда различных авторов, художников, резчиков и позолотчиков, так что работа должна была переноситься из одной мастерской в другую до ее окончательной установки. Тосканские живописцы и резчики полностью интегрировались в цеховую структуру; и все же из нее могло появиться такое великолепное творение, как огромный алтарь Сьенского собора, завершенный Дуччо и его соратниками в 1311 г./ 5,с.138; 15,с.43/.

Произведения искусства опять же свидетельствуют о способности средневековых ремесленников в рамках своего цеха откликаться на потребности растущего рынка (при сокращении рабочей силы) и вводить элементы массовой продукции. Технический анализ резных рам для небольших картин духовного содержания, которые пользовались спросом в Италии в XIV в., обнаружил использование стандартных приемов. В мастерских фламандских художников XV в., как известно, применялись трафареты (копирование с помощью угля) для ускорения производства. В позднее средневековье растущий у зажиточных ремесленников спрос на относительно дешевые предметы обихода, вроде оловянной посуды и расписных портьер, вполне мог вызвать похожие процессы в соответствующих ремеслах / 14,с.152 /.

Наконец, пример искусства привлекает особое внимание к третьему аспекту позднесредневекового производства, к которому историки почти не обращаются - к вопросу качества. Поддержание хорошего качества звучит постоянным призывом в средневековых цеховых уставах, хотя историки нередко усматривали в нем всего лишь предлог для притязаний на монополизм. Однако качество продукции в самом деле прямо связано с выбором потребителя на рынке. Хотя контроль над качеством являлся далеко не единственной заботой цеховой организации, он применялся на рациональной экономической основе. Без учета этого обстоятельства местный рынок всегда мог подвергнуться наплыву товаров из городов-соперников /12,с.83/. ремесленный цех устав средневековый

В заключение следует подчеркнуть значительную гибкость, проявленную цеховыми организациями средневековых городов Европы. Они не были ни монолитными, ни врожденно реакционными. Скорее, они были более или менее приспособлены для обсуждения условий трудовых отношений как с собственными членами, так и с внешними группами. Признание распространенности таких рабочих ассоциаций за пределами официальных цехов, по мнению Дж. Россера, помогает «хотя бы отчасти придать практический смысл документам более поздних организаций. Через свои связи с братствами сами цехи обеспечивали своим членам капиталы, кредиты и материальную и духовную безопасность. В конце концов эти организации сохранились вплоть до XVIII в., применяясь к новым обстоятельствам. Как я уже отмечал, необходимо освободить историю средневековых трудовых отношений от идеологической полемики. Но в то же время еще может статься, что опыт средневекового города по согласованию определенной саморегуляции и с полномочиями государства, и со свободным действием рынка каким-то образом будет полезен в конце XX столетия»/ 14,с.155/.

Глава II. Ремесло и ремесленники в городах центральной Испании на рубеже XII-XIII веков


2.1 Ремесло


Материалы данной главы строятся на данных фуэро - кодексов обычного права городов Центральной Испании. Образцом при составлении большинства этих памятников послужило фуэро Куэнки - города, отвоеванного у арабов в 1176 г. и получившего от кастильского короля Альфонсо VIII свое законодательство на рубеже ХП-ХШ вв. С теми или иными локальными поправками эти законы действовали на протяжении всего средневековья в нескольких десятках городов Центральной Испании, а также оказали значительное влияние на право Саламанки, Ледесмы, Алькала де Энарес, Мадрида и многих других городов. Таким образом, уже по самой своей природе фуэро семейства Куэнки (так в исторической литературе традиционно именуется эта группа памятников) являются важнейшим источником по истории городского ремесла, тем более что материалы другого типа, в первую очередь документальные, крайне скудны. Кроме этого, обращение к фуэро важно и по причинам иного характера. Сторонники точки зрения об уникальности кастильского городского строя, не связанного будто бы с торгово-ремесленными сторонами экономики, как правило, ссылаются на фуэро, где, действительно, число статей, посвященных поземельным отношениям, земледелию и скотоводству, значительно превосходит число статей, регулирующих ремесло и торговлю. С.Д. Чернов считает, что «фуэро, в силу своего характера и назначения, не может служить материалом для количественных оценок такого рода и в первую очередь должно быть объектом качественного анализа» / 24,с. 157/. Свой вариант этого анализа он предваряет некоторыми источниковедческими замечаниями.

Во-первых, фуэро (в частности, фуэро Куэнки) записывались вскоре после завоевания и заселения города. Следовательно, наиболее актуальными задачами законодателей были наделение горожан землей для поселения и урегулирование поземельных отношений в городе. В связи с этим должны были "разрастись" соответствующие разделы фуэро.

Во-вторых, как и всякий законодательный свод в классовом обществе, фуэро в первую очередь служили интересам определенных социальных групп города, которые обладали там властью и в помощи которых нуждалась корона, производившая кодификацию права. Юридические нормы, благодаря которым осуществлялась эта функция фуэро, должны были быть особенно глубоко и подробно разработаны. В городах Центральной Испании такой социальной группой были городские кабальеро, в хозяйственных занятиях которых видную роль играло скотоводство. Нельзя не учитывать этого, объясняя большое количество статей фуэро, посвященных организации выпаса скота, его охране и т.п.

Наконец, необходимо помнить о том, что фуэро - это, в первую очередь, судебник. В нем находили отражение главным образом те стороны городской жизни, которые были непосредственно связаны с правоотношениями, пропорционально сложности последних. С.Д. Чернов поясняет эту свою мысль на двух примерах. «Продажа земельного участка сопровождается более сложной юридической процедурой, порождает больше поводов для судебного разбирательства, чем продажа, например, пары башмаков на рынке или их изготовление в мастерской. Работа ремесленника, изготовляющего продукцию для продажи, сама по себе не создает правоотношения. Другое дело - работа на заказ, которая связана с суммой двухсторонних обязательств ремесленника и заказчика. Соответственно вопросы регулирования торговли землей и работы ремесленника на заказ находили в фуэро более полное отражение, чем работа ремесленника на рынок, а также производство дешевых предметов повседневного спроса и торговля ими / 24,с. 157/.

В силу этих соображений представляются неверными заключения некоторых историков, которые на основании одного лишь количественного соотношения статей, касающихся землевладения, скотоводства и ремесла, делают вывод об аграрном характере городской экономики или, сравнивая число статей, где говорится о работе ремесленника на заказ и на рынок, заявляют, что последняя не имела существенного значения. Тексты фуэро, как мы увидим ниже, дают основания для несколько иных выводов.

При разборе памятников мы стремились прежде всего получить сведения относительно степени разделения труда между отдельными ремеслами и внутри них, технологии ремесленного производства, его организации, связи с рынком, элементов цеховой организации, взаимоотношений ремесленников с прочими горожанами и городскими властями. Информация фуэро по этим вопросам нередко скудна, однако в целом, представляет несомненный интерес.

Ремеслу посвящена главным образом XLII глава фуэро Куэнки. Отдельные упоминания о нем содержатся и в других разделах, а также в таможенном тарифе, представляющем собой XLIV главу памятника / 8,с. 43/.

Какие ремесленные профессии были обычными в городе? Это ткачи, кузнецы, сапожники, портные, скорняки, строители, плотники, каменщики, кровельщики, гончары, ювелиры, мясники, дровосеки, носильщики, аптекари, переписчики книг, пекари. В одной из рукописей фуэро есть статья, где фигурируют, кроме того, шорники, изготовители ножен, уздечек и шпор, рыбники. Некоторые ремесла и промыслы упоминаются в фуэро лишь косвенно. Так, среди товаров, упоминаемых в таможенном тарифе, есть медь, олово и стекло, покупателями которых были, очевидно, ремесленники соответствующих специальностей; ввоз в город шелка-сырца, также упомянутого в таможенном тарифе, культивация тутового дерева ради его листьев говорят о производстве в городе шелковой нити и, возможно, ткани.

В городах имелись и оружейники, хотя они и не упоминаются в фуэро. Мы вправе заключить это, поскольку каждый участник городского войска и ополчения, т.е. каждый домохозяин в городе, должен был иметь оружие, номенклатура которого достаточно разнообразна. Полное отсутствие в таможенном тарифе предметов вооружения свидетельствует о незначительном их импорте / 22,с. 52; 7,с. 49/.

Список ремесленных профессий, обычных в городах Центральной Испании, можно существенно расширить на основании других фуэро. Так, среди жителей Пласенсии были изготовители арбалетов и косторезы, Кории - сыроделы, Мадрида - столяры, бондари и кожевники, Сории - углежоги, Саламанки - мастера по изготовлению щитов. Свидетельства о некоторых ремеслах содержатся в актовом материале, где речь идет о добыче соли в окрестностях Куэнки и Теруэля и упоминаются также колесники, ножовщики, старьевщики /24,с.157/. Уже это простое перечисление говорит о довольно разносторонне развитом ремесле, которое обеспечивало жителей города и округи предметами повседневного потребления.

Рассмотрим теперь сведения о технологии и организации ремесленного производства. Очевидно, что городское ремесло не только обособилось от сельского хозяйства, но и достигло заметной степени специализации. Так, одни гончары делали кирпич и черепицу, другие - глиняную посуду; фуэро Куэнки различает кузнецов, подковывавших лошадей и мулов, и кузнецов в собственном смысле слова, которые делали мотыги, лемехи для плугов и т.п. Упоминаются также ювелиры. Кроме того, можно предположить наличие в городе оружейников, кузнецов по олову и меди. В Саламанке одни ремесленники делали подковы и гвозди, a другие производили окончательную их подгонку и подковывали лошадей и мулов. В Алькала де Энарес, помимо сапожников (zapateros), были еще abarqeros, изготовлявшие особого вида обувь из сыромятной кожи / 24,с. 158/.

На специализации в области текстильного производства источник позволяет остановиться более подробно. Эта отрасль городской экономики получила, по-видимому, особенно большое развитие. Здесь ткали шерстяные, конопляные, льняные, возможно, шелковые ткани. Сырье для всех этих видов текстиля могло быть как местного производства, так и привозным (упоминается в таможенном тарифе). Наибольшее распространение здесь получило, однако, сукноделие. Кроме ткачей, которые были заняты, очевидно, производством льняных, конопляных, шелковых и простых (не предназначенных для переработки под сукно) шерстяных тканей, фуэро упоминает сукновалов и сукноделов. Последние ткали основу для сукна, передавали ее сукновалу для валяния и стрижки, а затем красили готовое сукно. Сукновал отвечал за качество работы перед сукноделом, а сукнодел - перед заказчиком /7,с.54/.

Откуда же бралась пряжа, которую получали от заказчика ткач и сукнодел? Прямо об этом в фуэро не сказано, однако из статьи II, 32 ясно, что прядение и ткачество нередко осуществлялись горожанками (и, вероятно, крестьянками) дома, как подсобный промысел. В кастильском городе практиковалось также расчесывание и прядение шерсти за вознаграждение / 8,с. 72 /.

Непосредственно о технологии текстильного ремесла в фуэро сказано также очень немного. Сравнительно полную информацию мы имеем лишь относительно изготовления сукна. Основу для него ткали на четырехпедальном станке, который для того времени был образцом передовой текстильной техники. На таком станке работали вдвоем.

Судя по описанной в фуэро технологии, основа для сукна должна была получаться высококачественной. После механической обработки сукно подвергалось выделке специальным составом, куда входили жиры и особый сорт глины. Затем сукно сушили на специальном станке. После стрижки сукно красили, причем, во избежание брака, запрещалось в одном чане красить более трех кусков сукна одновременно. Судя по таможенному тарифу Куэнки, упоминающему различные красители, можно заключить, что в городе производили синие, голубые, белые, черные, желтые, красные ткани различных оттенков. Наряду с относительно дешевыми пигментами, которые могли изготавливаться из местных растений (сумах, чернильный орех, шафран), использовались и очень дорогие красители (индиго, кошениль и др.). Только ли сукна изготовлялись в Куэнке? Очевидно, нет. Кроме шерстяных, там делали льняные, конопляные, шелковые ткани. При арабах в Куэнке производили шерстяные ковры высокого качества. С XIII в. об этом ремесле уже не сохранилось упоминаний, однако в некоторых других городах Центральной Испании ковры продолжали делать и после кастильского завоевания. В Молине, Алькала де Энарес, Мадриде изготовляли грубое сукно и другие шерстяные ткани / 22,с. 55/.

Вопрос об организации ремесла мы уже отчасти затронули. Рассмотрим более подробно характер взаимоотношений мастера и заказчика. Выше уже упоминалась точка зрения, согласно которой фуэро Куэнки и родственные ему памятники фиксируют относительно низкую ступень развития ремесла - работу не на рынок, а на заказ. Кроме соображений источниковедческого характера, такому мнению можно противопоставить и данные, содержащиеся непосредственно в тексте фуэро. Действительно, заказчик фигурирует почти во всех немногочисленных статьях законодательства Куэнки, посвященных ремеслу. Но какова его истинная роль в производстве? Он приглашает мастера для строительства дома, моста, мельницы, поручает ему переписать книгу, подковать коня или мула, изготовить ювелирное изделие, сшить одежду, обувь, меховую вещь. Нетрудно заметить, что все это работы, которые в силу своего характера делались преимущественно на заказ. Однако и в этих статьях имеются указания о работе ремесленников на рынок. Так, в статье XLII, 4 описано два типа деятельности ремесленника-кузнеца: с одной стороны, он изготавливает изделие к определенному дню, за условленную цену и, по-видимому, из материала заказчика. С другой стороны, из текста ясно, что он мог делать различную продукцию (лемехи, косы, ножи) на продажу. На продажу производят свою продукцию и гончары-горшечники. Если латинская редакция фуэро Куэнки оставляет некоторые сомнения относительно характера связи ремесленника с рынком, то упоминавшаяся уже статья Валенсийского кодекса отвечает на этот вопрос совершенно определенно: она предписывает всем ремесленникам города в рыночный день закрывать свои лавки и отправляться для торговли на рынок. Аналогичное распоряжение содержится в статье 662 фуэро Пласенсии. Явно было ориентировано на рынок и бондарное производство: в Куэнке и ряде других городов бочки - это единственный товар, на который в таможенном тарифе специально установлена вывозная пошлина. Кроме того, в этих городах запрещалось вывозить за пределы городского округа деревянные обручи для бочек и дерево, пригодное для их изготовления, чтобы стимулировать развитие бондарного ремесла. Очевидно, похожими соображениями руководствовались и составители фуэро Мадрида, запрещая вывоз из города кож / 10,с. 85 /.

В чем была специфика взаимоотношений между мастером и заказчиком в сфере текстильного производства? Нам представляется, что схема этих отношений, описанная выше, может соответствовать трем типам организации производства:

1. Ткань производится для собственного потребления заказчика; предназначенная для нее пряжа или шерсть (в небольшом количестве) покупается или же производится в его хозяйстве.

2. Заказчик скупает шерсть относительно крупными партиями, а готовую ткань продает.

3. Заказчиком является крупный производитель сырья. Значительная часть изготовленной ткани в этом случае должна была продаваться.

К сожалению, источник не позволяет надежно сопоставить эти возможности. Ясно, однако, что оснащение ткацких, сукновальных, красильных мастерских таким дорогостоящим оборудованием, как четырехпедальные станки, сукновальные мельницы, красильные чаны, где можно было окрашивать три и более штук сукна сразу, закупка ценных красителей и т.п. требовали больших расходов. Добавим также, что, судя по таможенным тарифам, в Куэнку и другие испанские города в заметном количестве ввозились высококачественные импортные ткани. Ввиду всего вышесказанного, сукноделие могло быть рентабельным, лишь располагая большим количеством заказов. Эти соображения показывают, что первый вид организации текстильного производства вряд ли мог быть в Куэнке основным, хотя, вероятно, встречался на практике. Если же мы допустим, что сукноделы имели дело с относительно крупными заказами, то сама форма работы на заказ окажется во многом иллюзорной: заказчик в этом случае выступает лишь посредником между мастером и рынком. Разумеется, ткач мог и сам продавать свою продукцию на рынке. Прямые свидетельства об этом имеются в фуэро Алькала де Энарес и Корин / 24,с. 163-164 /.

Важные сведения относительно организации сукноделия содержатся в фуэро Теруэля. Статья 354 запрещает арендовать и затем закрывать сукновальные мельницы. "Это установлено потому, что в городе не раз случалось, что один человек или двое арендовали все сукновальные мельницы, потом некоторые из них закрывали, а другие оставляли работать"/ 24,с. 163/. Здесь мы видим или ремесленников, стремящихся уничтожить конкуренцию, или купцов, старающихся подчинить целую отрасль городского производства. В любом случае результатом операции, которую стремятся запретить законодатели, является образование подобия централизованной компании, существование которой вряд ли возможно при низком уровне развития ремесла.

Таким образом, работа на заказ вовсе не была единственной формой организации городского ремесла в Центральной Испании. Фуэро показывают, что таких форм было несколько: работа на заказ, на рынок, домашнее ремесло и даже, как в Теруэле, стремление к монополии в сукнодельческом производстве.


.2 Ремесленники


Рассмотрим теперь отношения между ремесленниками. Было ли в Центральной Испании разделение на мастеров, подмастерьев и учеников? Принимали ли участие в ремесленном производстве наемные работники? Существовала ли в городе цеховая организация? Сведений по этим вопросам в фуэро очень мало. Так, в статье XLII, 1 фуэро Куэнки ремесленник (artifex, opifex) именуется также magister (мастер). Этот термин сам по себе не предполагает наличия учеников или подмастерьев. Однако в других фуэро мы находим более точные указания. В Пласенсии мастер имел право побить своего ученика и даже в случае его смерти от побоев освобождался от наказания, если приносил клятву, что сделал это не со зла. Часто упоминаются в фуэро наемные работники. Можно предположить, что относительно крупные мастерские, например, текстильные, вряд ли могли обходиться без привлечения рабочей силы со стороны. Вероятно также, что именно с наемными работниками (или подмастерьями) пекарен мы встречаемся в статье II, 31, где наряду с хозяином печи упоминаются пекари / 24,с. 164 /.

Прежде чем ставить вопрос о наличии профессиональных объединений ремесленников в испанских городах, необходимо выяснить, действовали ли там те же экономические факторы, которые в других городах Европы, наряду с факторами социальными, вели к образованию цехов - стремление нейтрализовать конкуренцию, стандартизовать продукцию, создать наиболее выгодные условия для ее сбыта. Материалы фуэро побуждают ответить на этот вопрос положительно. Статья XIII, 12 предписывает каждому, кто обнаружит в пределах городского округа "ремесленника-чужака", задерживать его и требовать штраф. "Это установлено, - говорится в фуэро, - чтобы ремесленники-горожане больше зарабатывали"/8,с.94/. Регламентация качества продукции отражена почти во всех статьях о ремесленниках. Как правило, за плохо выполненную работу мастер подвергался штрафу. В некоторых случаях он должен был бесплатно переделывать свое изделие. Сама по себе специализация ремесленников в условиях относительно узкого рынка и нехватки сырья порождала тенденцию к монополизации права занятия отдельными ремеслами, к складыванию особых прав и привилегий отдельных профессий. Так, в Саламанке железо мог покупать лишь тот, кто обрабатывал его в своей кузнице. С другой стороны, ferreros, производившие первичную обработку металла, были обязаны продавать свои изделия только ferradores / 16,с.75 /. Таким образом, устанавливалась монополия мастеров, владевших своей кузницей, на металлообработку и разделение функций между двумя разрядами кузнецов.

Непосредственных свидетельств о наличии зачатков профессиональных организаций в фуэро немного. Упоминается старейшина башмачников, который совместно с муниципальным чиновником наблюдает за качеством изготовляемой обуви. В статье XII, 11 упоминается какое-то братство (confratria). В текстах XIII в. этот термин нередко означает "цех". Как и везде в Европе, ремесленники одной профессии часто селились вместе: в Куэнке была улица Красильщиков, в Авиле - улица Шорников / 24,с. 164 / и т.п.

К середине XIII в., особенно на севере Испании, тенденция к образованию цехов стала совершенно очевидной. Тем не менее она не смогла укорениться, поскольку против нее энергично выступила королевская власть. Так, в "Семи Партидах мудрого короля дона Альфонсо" осуждается такая практика, когда "ремесленники договариваются между собой, по каким ценам они будут продавать вещи, которые изготовляют. И еще устанавливают, чтобы их ремеслом не занимался никто из тех, кого они не приняли в свои товарищества. И еще договариваются о том, что никому не будут открывать своего ремесла, а только своим потомкам"/ 24,с.163-164/. Здесь мы видим отражение типичных цеховых порядков: монополию на занятие определенным ремеслом, ревнивую охрану профессиональной тайны, передачу ремесленных навыков от отца к сыну.

Очевидно, такого рода объединения существовали и в городах Центральной Испании. В 1244 г. Фернандо III приказал распустить в Куэнке все братства и "злоумышленные сообщества", разрешив лишь существование религиозных братств. Членам запрещаемых организаций вменялось в вину то, что они устраивают тайные сговоры и выбирают себе алькальдов. Антицеховые постановления иногда встречаются и в фуэро. Так, в Альба де Тормес кузнецам разрешалось объединяться в "компании" не более чем по двое. Во второй половине XIII в. цехи неоднократно запрещались кортесами (1258, 1268) - сословно-представительными собраниями христианской Испании / 22,с.59/. Таким образом, профессиональные организации ремесленников в городах Центральной Испании, не успев окрепнуть, были уничтожены совместными усилиями короны и городской верхушки. Общее руководство регулированием ремеслом окончательно перешло к муниципальным советам -консехо; в городах Центральной Испании сложилась система, которая в литературе именуется свободным ремеслом.

Контроль консехо в сфере профессиональной деятельности ремесленников выражался в установлении системы мер и весов, а также стандартов качества отдельных видов продукции. Обычно оценка качества продукции производилась альмутасафом - чиновником, надзиравшим за ремеслом и торговлей /8,с.67/. Нередко в фуэро фиксировались и технологические предписания относительно того, с каким материалом и каким инструментом должен работать ремесленник.

Другая группа установлений регулирует отношения между ремесленником и заказчиком. В них предусмотрена ответственность мастера за своевременность и качество исполнения заказа, за фальсификацию и кражу сырья, ответственность заказчика за своевременный выкуп изделия. В целом соответствующие статьи фуэро "производят впечатление, что они продиктованы чувством недоверия к ремесленнику и заботой о защите от его злоупотреблений интересов потребителя"/24,с.162/. Как правило, ответственность мастера в отношениях с заказчиком гораздо более обременительна (он мог подвергнуться крупному штрафу, судебному преследованию), чем ответственность заказчика, которая, кстати, фиксировалась далеко не всегда.

В ряде случаев фуэро нормируют оплату труда ремесленника, которая, как правило, была крайне невысока. Так, если кузнец подковывал коня или мула, употребляя при этом гвозди и подковы заказчика, он получал за это 1/2 денария, в то время как фунт рыбы на рынке стоил от 6 до 12 денариев / 4,с. 311 /.

Фуэро в некоторых случаях устанавливают порядок снабжения ремесленников сырьем, предусматривают меры по недопущению в город ремесленников-чужаков, запрещают профессиональные организации ремесленников, регулируют вопросы экспорта и импорта сырья и ремесленных изделий.

Следует ли оценить такое законодательство как более благоприятное для развития ремесла, чем цеховые порядки? Очевидно, нет. Разумеется, в нем имелись некоторые положения, выгодные ремесленникам. Однако такого рода установления практиковались и при цеховом строе. С другой стороны, фуэро включают в себя статьи, предусматривающие регламентацию технологического процесса, исходящую не от самих ремесленников, а от городского совета, низкие ставки оплаты труда, неравноправие мастеров в отношениях с заказчиками, запрет профессиональных объединений, защищающих права ремесленников. В этом отношении фуэро невыгодно отличаются от цеховых статутов.

Что касается личных и политических прав ремесленников, то следует отметить, что фуэро конца XII - начала XIII в. не выделяют их в особую сословно-правовую группу. Зажиточный ремесленник, у которого хватало средств для покупки оружия и боевого коня, мог, - и, более того, был обязан - стать городским кабальеро, т.е. представителем привилегированной прослойки горожан. Имеются свидетельства первой четверти XIII в. об участии ремесленников в органах городского управления. Однако это положение начало быстро изменяться с середины XIII в. Именно в это время параллельно с запрещением профессиональных организаций ремесленников в Центральной Испании происходит их отстранение от административной власти в городе. Муниципальные должности резервировались теперь только за городскими кабальеро; однако в законодательстве середины XIII века уже специально оговаривалось, что ремесленники не могут быть кабальеро. Кроме того, специальными актами королевской власти устанавливалось, что они не имеют права занимать важные муниципальные должности. Так, в упомянутой уже привилегии Фернандо III консехо Куэнки (1244 г.) сказано, что ремесленник не вправе претендовать на пост городского судьи, поскольку судья несет ответственность за городское знамя, а если оно попадет в руки человека "бедного или подлого", то от этого может произойти большое бесчестье для консехо. Посему судьей может быть только "добрый и честный кабальеро". Примерно в это же время один из кабальеро Авилы написал так называемую "Хронику заселения Авилы", где отношения кабальеро и ремесленников города определены следующим образом: «"serranos" (так автор хроники называет кабальеро - Г.Д.) считают, что именно они - истинные кастильцы, и знать не хотят никаких ремесленников, а признают только кабальеро и эскудеро; их всегдашнее занятие - служба в коннице, и они никогда не вступают в браки с ремесленниками... и не будут с ними смешиваться ни за что на свете» / 24,с. 165-166 /.

К концу XIII - началу XIV в. предписания относительно ремесленников становятся еще более жесткими. Так, в Сепульведе им запрещалось занимать какие бы то ни было муниципальные должности. Кроме того, появляются нормы, дискриминирующие ремесленников уже и в личных правах: им запрещалось возбуждать иск против консехо, а за попытку сделать это устанавливался высокий штраф / 24,с. 165/.

Таким образом, во второй половине XIII в. происходят важные и неблагоприятные изменения в положении ремесленников Центральной Испании (и всего королевства Кастилия). Причины этих изменений требуют отдельного тщательного рассмотрения, однако ясно, что им способствовали некоторые внешние факторы. Так, активизация Реконкисты в середине ХШ в. привела к усилению политических позиций городских кабальеро - важнейшего отряда кастильской конницы; участие в военных действиях открывало путь в ряды этого слоя наиболее зажиточным из ремесленников. Присоединение богатейших торгово-ремесленных мусульманских городов (Кордова, Севилья, Мурсия и др.) на некоторое время обеспечило нужды страны в ремесленной продукции, а это не способствовало тому, чтобы корона заботилась о развитии ремесла в "исконных" кастильских городах. Во второй половине XIII в. быстро растет внешняя торговля Кастилии. С одной стороны, это ведет к усилению конкуренции местного сукноделия с продукцией французского, итальянского и испано-мусульманского ремесла. С другой стороны, Кастилия начинает в огромных количествах вывозить за границу шерсть, что сужает сырьевую базу местного текстильного производства, усиливает экономические и политические позиции тех групп населения Кастилии, которые были связаны с овцеводством (феодалы, церковь, городские кабальеро) / 23,с. 48-49 /.

Таким образом, после Великих завоеваний Кастилии и Арагона ремесло Центральной Испании развивается в крайне неблагоприятных условиях. Однако не следует, по нашему мнению, экстраполировать такой вывод на предшествующий период и утверждать, как это нередко делается в зарубежной историографии, что города этого региона с момента своего возникновения в ходе Реконкисты существовали лишь как военно-аграрные поселения. Анализ фуэро конца XII - первой половины XIII в. не дает оснований считать ремесло в городах Центральной Испании слаборазвитым, зачаточным или малозначительным. Важнейшие его качественные характеристики - уровень дифференциации, технология производства, организационные формы - вполне соответствовали тому уровню, какого достигло к этому времени ремесло в средних и мелких городах Западной Европы.

Глава III. Наемный труд в ремесленных цехах швеции


3.1 Цеховые уставы


В наиболее развитых странах Западной Европы, где цеховые общности в городах сложились достаточно рано и повсеместно, они уже с XIV в. стали трансформироваться, приобретая раннекапиталистические черты в области производства, трудовых и личных отношений, этических установок. Это было особенно характерно для ткацких, некоторых оружейных, кораблестроительных ремесел, монетного и горнодобывающего производств. В Швеции, как и в других скандинавских странах, ремесленные цехи оформились поздно (первый цеховой устав был принят цехом портных Стокгольма в середине XIV в.), еще и в XV в. были мало распространены за пределами столицы, да и там охватывали не все ремесла. Судя по сохранившимся уставам цехов, отношения в них могут рассматриваться не только как один из феноменов несколько "заторможенной" общественной истории европейского Севера, но и как своеобразное свидетельство о более ранних, более патриархальных стадиях цеховой организации вообще. Эти стадии менее известны, менее привлекательны для исследователей и мало изучались ими, вследствие постоянной нехватки материала, но также и потому, что были как бы заслонены последующим ослепительным взлетом цехового института / 3,с.124 - 125 /.

К числу наиболее ярких общих, региональных и стадиальных особенностей цеховой организации и типа культуры в целом, наряду с их общеизвестными регламентационными и эгалитаристскими установками, относятся установления относительно наемного труда и те, которые характеризуют отношение к труду вообще. Именно эти два сюжета являются темой настоящей главы.

Наиболее полные сведения по этим сюжетам можно найти в цеховых уставах Стокгольма XV в. Конечно, это нормативные документы, своего рода инструктивная модель, и, обращаясь к ним, всегда приходится иметь в виду зазор между правилами и реальностью (устранить который, увы, почти не представляется возможным). Зато уставы отражают многообразные функции ремесленной ассоциации: отношения ремесленников между собой, с покупателями и властями, в области производства и сбыта, найма, обучения и использования работников, низшей юрисдикции, религиозных отправлений, благотворительности и т.д./ 13,с.394/. Поэтому цеховой устав выглядит и как "руководство о труде и зарплате", и как моральный кодекс городских ремесленников.


3.2 Ремесленные подмастерья


Институт подмастерьев - характерное явление городской жизни средневековой Европы (перешедшее затем и в новое время). Он интересен в ряде аспектов, но в данном случае речь пойдет прежде всего о том, как реализовались в этом институте характерные для эпохи, города, городского ремесла формы труда. К сожалению, вопросы о числе подмастерьев в разных ремеслах, о месте подмастерьев в процессе производства и в цеховом братстве, о нормах и формах эксплуатации, зарплате и т.п. - эти вопросы, важнейшие для данной темы, чаще всего не имеют точного количественного решения и могут быть освещены лишь путем качественного анализа.

Все известные цеховые условия городских ремесленников Швеции рассматриваемого периода включают пункты о положении и обязанностях подмастерьев. В ряде цеховых уставов оговаривается и наибольшее число подмастерьев у каждого мастера: не более трех у сапожника, двух - у ювелира (и еще 1-2 - на время выполнения большого и срочного заказа), один - у мясника, один - у каменщика (но не постоянно, а в случае необходимости). С другой стороны, в судебных протоколах Стокгольмского магистрата (Tankebocker) XV в. упоминается по сапожной специальности 42 мастера и лишь 7 подмастерьев, по ювелирной - 25 мастеров и 6 подмастерьев, по специальности мясника - 15 мастеров и 1 подмастерье / 17,с. 200-201/. Можно высказать ряд соображений о том, почему какие-то категории горожан больше отражены в судебных протоколах, а другие - менее. Но все же нельзя избавиться от впечатления, что подмастерьев в городском ремесле было вряд ли больше, чем мастеров.

В ряде ремесленных мастерских численность подмастерьев определялась, видимо, прежде всего (или даже исключительно) задачей восполнить естественную убыль мастеров. Были, конечно, ремесла, где труд подмастерьев был обусловлен технически. Это, в частности, металлисты - литейщики, оружейники, монетчики и др., которые по условиям производства не могли изготовить свой товар в одиночку и, если не имели взрослых родственников, должны были прибегать к помощи наемной рабочей силы. Увеличение числа подмастерьев было неизбежно также при расширении масштабов и сокращении сроков производства. Но крупных ремесленных мастерских в шведском городе до XVI в. было мало / 18,с.92 / и мы будем говорить о традиционных формах.

Итак, подмастерьев явно не хватало. Известно, что цеховые уставы предъявляли к нанимаемым подмастерьям определенные, четкие требования: иметь высокую квалификацию, пройти курс ученичества в данном ремесле, быть законнорожденным, иметь хорошую репутацию. Но нужда в подмастерьях оказывалась столь велика, что мастера подчас пренебрегали двумя последними условиями. Так, некоторые сапожники платили штраф за то, что предлагали работу любому "парню, который ездит по городам и деревням и делает башмаки"/ 20,с. 166-167 /, т.е. случайному человеку. Конечно, причиной найма такого лица мастером могло быть то, что он соглашался на худшие условия. Но в принципе зарплата наемных лиц определялась в городах довольно четко. И, скорее всего, здесь следует видеть свидетельство нехватки, так сказать, дипломированных подмастерьев.

Каковы могли быть причины этого явления? Известно, что цеховые подмастерья должны были обладать высокой квалификацией, т.е. в профессиональном отношении были вполне подготовлены к самостоятельной деятельности. Не случайно в цеховых уставах встречаются запреты подмастерьям "работать на себя" в хозяйской мастерской. Такой подмастерье мог уехать в деревню или в город, где не было цехов, и там стать самостоятельным ремесленником / 19,с.23 /. Такая свобода отправления ремесла в принципе была характерна для Швеции того времени, и не в этом ли обстоятельстве таилась причина - или одна из причин - нехватки подмастерьев в городских цехах?

Вдова мастера, его дочь или сестра, стремившиеся сохранить мастерскую и общественное положение, часто выходили замуж за подмастерьев. В ряде ремесел предпочитался именно такой брак. Во многих случаях подмастерья были отделены от мастера лишь обрядом вступления в цех. Очевидно, что такие подмастерья принадлежали к общей с мастерами внутригородской социальной среде, и служба в качестве подмастерья служила в цехе реальной ступенью воспроизводства мастеров. Конечно, подмастерья рекрутировались и из других слоев населения, но среди будущих цеховых мастеров чужаков было мало.

Однако дело обстояло не так просто, поскольку грань между мастером и подмастерьем не была формальной. Ни равенства, ни механической преемственности статуса между мастером и подмастерьем не было. В мастерской последнему поручались обычно более простые операции, его не допускали к организующим функциям. Социальный статус подмастерьев был двойственным: часть из них - это будущие мастера и бюргеры, но пока все они - наемные работники. Но тенденция развития института подмастерьев вела к преобладанию именно их положения как наемных работников, а группа тех, кто попадал в мастера, все более сужалась и имела наследственный характер / 17,с. 116 /.

Об условиях труда подмастерьев можно судить лишь по уставу шорных подмастерьев. Они работали летом с 3 до 21 часа, конечно, с паузами для еды, зимою - меньше, но работали "при свечах". Хозяина могли выбирать сами. Срок найма - полгода, чаще - год. "Законные дни" найма и расчета были на Пасху и день святого Михаила (29 сентября). Соблюдение этих сроков было обязательным для обеих сторон: нарушитель-подмастерье терял все полугодовое жалованье, мастер штрафовался. Рассчитавшись, подмастерье получал отпуск - несколько свободных дней. Иногда при найме предусматривался испытательный срок, например двухнедельный. Запрещалось переманивать подмастерьев / 18,с. 93-94 /.

Подмастерье питался в доме мастера, но прочие свои нужды оплачивал сам, в частности, приглашенного в случае болезни лекаря. Пропущенные рабочие дни не оплачивались. Хозяин не должен заставлять подмастерье работать в праздники и задерживать его зарплату. Подмастерье же обязывается строго соблюдать трудовую дисциплину: не "укорачивать" рабочий день, не служить двум хозяевам одновременно, не "помогать в работе" подмастерью другого хозяина. Он должен быть почтительным к мастеру / 17,с. 123 /.

По условиям найм подмастерьев почти идентичен найму домашней прислуги. В обоих случаях, в частности, подчеркивается незаконность принуждения работника к найму, удержания его на работе после завершения срока найма или после истечения месяца со дня предупреждения подмастерья о своем уходе.

У подмастерья бывали и вычеты из зарплаты: за "пренебрежение" работой, использование хозяйского сырья и рабочего места в мастерской в своих целях. При найме, как уже говорилось, подмастерью полагалось предъявить свидетельства о квалификации, о законности рождения, в ряде ремесел - пройти испытательный срок / 20,с. 167 /. Таким образом, подмастерья все же рассматривались как более избранная часть наемных работников, но зато они должны были удовлетворять и более высоким требованиям, что, впрочем, касалось именно цеховых подмастерьев.

Судя по условиям найма, зарплата подмастерьев состояла из натурального содержания (стол и помещение), которое приравнивалось к одной трети или к половине зарплаты, и денежного жалованья, которое по закону должно было выплачиваться наличными. Натуральная часть иногда выдавалась продуктами питания. Точный размер заработной платы подмастерья не известен. Есть лишь сведения, что его поденная заработная плата составляла 2/3 от зарплаты мастера, т.е. примерно столько же, сколько у поденщиков (сведения по строительным ремеслам) / 20,с. 168 /.

Подмастерье находился в определенной личной зависимости от мастера. Он как бы оказывался прикрепленным к своему мастеру, причем не только как к главе мастерской, но и как к главе домохозяйства, что, впрочем, в то время было неразрывно. Мастер рассматривался как хозяин подмастерья, его "кормилец". Он следил за нравственностью подмастерья (например, не разрешал ему проводить ночь вне дома), регулировал посещение им кабачков, не позволял являться на пирушки мастеров, требовал полного послушания / 19,с. 24 /. Все это говорит о вторжении мастера в личную жизнь подмастерья, о наличии элементов внеэкономического принуждения последнего - в патриархальной форме включения работника в состав своей семьи, в виде личностных связей.

Эти личностные связи имели, конечно, амбивалентный характер. Но под их прикрытием можно все же различить признаки трансформации традиционного института подмастерьев. Данные об этом находим в правилах приема новых мастеров, которые были нелегкими. Помимо свидетельств о квалификации, законнорожденности и хорошей репутации, а в ряде случаев также оседлости, будущему мастеру полагалось сделать значительные вступительные взносы в цех (или цеху и городу). Он должен был обладать известным исходным имуществом, в большинстве цехов - в 20 марок (отметим, что владение имуществом всего в 3 марки делало человека налогообязанным и избавляло от подчинения рабочему законодательству) / 19,с. 25 /.

Если сравнить уставы стокгольмских портных середины XIV и начала XVI в. (1356 и 1501 гг.), а также сопоставить предписания для ремесленных корпораций готландского города Висбю середины XIV в. и стокгольмские цеховые уставы XV в., то легко заметить, что такие условия приема в цех не были изначальными, они усложнились с течением времени и стали характерными уже для XV в. В XV столетии даже некоторые впервые составленные уставы уже стали включать пункты об ограничении числа членов цеха и строжайшем их отборе. В то же время бросается в глаза, что члены семьи мастера при вступлении в цехи пользовались значительными льготами, позволявшими им наследовать положение мастера и цеховое членство / 20,с.168 /. Очевидно, что в XV в. уже проявились процесс замыкания цехов и сопутствующий ему процесс обособления подмастерьев.

Одним из проявлений этих процессов было создание подмастерьями (некоторых специальностей) своих союзов. Каждый из них был предназначен только для лиц своей специальности и отделен от прочих союзов, созданных при других цехах. Одним из центральных пунктов этих объединений стало право на свою пирушку , что можно рассматривать как своеобразный способ самоутверждения и закрепления единства. В некоторых случаях объединение подмастерьев предъявляло определенные трудовые условия и требовало оформить их в виде договора с мастерами. Так было в ремесле поясников и сумочников, где подмастерья потребовали фиксированного рабочего дня и оплаты положенного четырехдневного отпуска (1437 г.). Последний пункт -единственный из всего договора - написан по-немецки; не исключено, что он, как и весь договор в целом, был привнесен выходцами из немецких городов, столь многочисленными и влиятельными в бюргерской среде тогдашней Швеции / 19,с. 29 /.

Однако надо иметь в виду, что цехи в Швеции не обладали монопольными правами в своей области и вообще не были распространены, а охватывали лишь ремесленную верхушку нескольких наиболее крупных городов, прежде всего Стокгольма. В этих условиях подмастерье мог стать самостоятельным ремесленником - тем более, что материальная база подавляющего большинства тогдашних ремесел была достаточно простой. Поэтому, хотя процесс создания постоянного контингента "вечных подмастерьев", безусловно, имел место, он не дал до конца рассматриваемого периода заметных результатов. Не случайно еще в конце XVI и в начале XVII в., согласно описям, у ремесленников Стокгольма, которых насчитывалось 231 человек, служило всего 200 подмастерьев и слуг. При этом у одних мастеров было по нескольку наемных работников, у других же, подчас весьма состоятельных, их не было вовсе. В провинциальных городах ремесленники вообще обходились почти без наемных рук, а трудились семейно. Недостаток подмастерьев частично возмещался за счет учеников и слуг. Даже в уставах ремесленных цехов подмастерья сплошь и рядом называют слугой или прислужником-помощником, работающим за плату. Ученика называют "мальчиком", но и "слугой", "маленьким работником" / 2,с.403 /. Там, где уставы включают пункты об учениках, они подчеркивают тот рубеж в положении ученика, после которого последний имеет право получать заработную плату, а мастер обязан ему платить. Окончив обучение, ученик отрабатывал год у своего учителя в качестве подмастерья. Очевидно, что ученики, особенно последних лет обучения, использовались в качестве, так сказать, "скрытых подмастерьев", притом, даровых, что было возможно вследствие патриархальных связей и отношений, существовавших в тогдашнем ремесле.

Итак, труд подмастерья как форму наемного труда в средневековой ручной промышленности отличал прежде всего подсобный характер. Этот труд был мелким, индивидуальным, раздробленным, как и само ремесло. Хотя подмастерья и являлись особой стратой в рамках города и городского производства, этот слой в Швеции было относительно узок. В цеховых ремеслах значительную его часть составляли потенциальные мастера, выходцы из цеховой среды. Группа "вечных подмастерьев" еще только складывалась. По условиям найма и положению подмастерья мало отличались от домашней прислуги. Их заработная плата включала значительную натуральную часть. Мастера ограничивали личные права подмастерьев, и личное самоутверждение стало главной задачей союзов подмастерьев, хотя у них появились уже и экономические требования. Напротив, цеховые уставы и постановления властей закрепляли личное неполноправие подмастерьев. Особенности положения подмастерьев показывают, что отношения с ними еще не имели характера свободного найма, т.е. найма, основанного только на экономическом принуждении. Это была типичная "связанная" форма наемного труда, ограниченная по всем своим параметрам, с сильными элементами внеэкономического принуждения /21,с.320/.


3.3 Отношение к труду и поведенческие принципы цехового братства


Уже из отношения к наемным работникам видны некоторые особенности общего отношения в цеховой среде к своему труду. В принципе отношение к труду, трудовая мораль не существуют сами по себе. Они всегда являются частью общих этических представлений, норм общественного поведения, прежде всего на повседневном уровне, умонастроений и миропонимания своего времени, своего общества и социальной среды. Для сельского ремесленника этой средой была деревня, и круг его представлений в принципе совпадал с крестьянским и околопоместным. Подавляющая масса средневековых ремесленников Западной Европы собиралась в городах. И для них диктующей средой был мир города и тех ассоциаций, в пределах которых протекала жизнь горожанина, его семьи, коллег, соседей. Повседневные поведенческие нормы, которые там господствовали, были обязательными для всякого, кто не желал опуститься ниже своего социального круга. Их нарушение могло превратить человека в изгоя.

Наиболее полное представление о правилах общественного поведения, его этике у городских ремесленников дают все те же цеховые уставы. Они позволяют создать комплексное представление о поведенческих принципах ремесленной среды, в том числе об отношении к труду и человеку труда. При этом в своих главных чертах уставы городских ремесленных цехов по всей Западной Европе настолько сходны, что образцом для нашего рассмотрения может стать почти любой из них. В данном случае использован материал стокгольмских цехов XV в./ 17,с. 179 /.

Посмотрим сначала, что говорит отраженная в уставах цеховая мораль непосредственно о трудовом облике и трудовом поведении ремесленника. Что цех рассматривает как исходные условия статуса, что запрещает, подвергая ослушника тому или иному наказанию, а что рекомендует и даже поощряет?

Исходным условием статуса самостоятельного ремесленника цех ставит его квалификацию. Претендент на звание мастера должен не только предъявить свидетельство о соответствующем образовании и завершающей его практике, но прилюдно изготовить "шедевр" - образцы нескольких типичных для данного ремесла изделий. В некоторых цехах претендента даже обязывают в течение года работать "у дверей", т.е. при открытых дверях, дабы его работу мог видеть каждый желающий / 4,с. 208 /.

Отсюда - внимание к обучению ремесленника. Оно длится в течение строго оговоренного времени, причем ученика регулярно контролируют. У стокгольмских сапожников, например, ученика в возрасте 12 лет проверяют ("нет ли ошибки в работе") обязательно в присутствии цеховых старейшин раз в месяц, 15-летнего - уже каждые две недели. По завершении учебы сдаются выпускные экзамены, и ученик может стать подмастерьем. Подмастерье, пришедший со стороны, обязан предъявить свидетельство об обучении и рекомендацию с предыдущего места работы.

Другим условием статуса мастера является наличие у него исходного имущества: инструментов, денег, иногда сырья. Это требование также вполне органично для самостоятельного ремесленника - мелкого собственника. Его полное соединение со средствами труда резонно рассматривается как хозяйственная база и необходимая предпосылка самого труда.

Третьим исходным условием статуса мастера является его хорошая репутация. Законность рождения претендента, добропорядочность, личная честность, христианские добродетели, в частности несклонность к склокам, удостоверялись документами и устными свидетельствами.

Наконец, во многих цехах предусматривалось также наличие у мастера городского гражданства, которое приобреталось претендентами непосредственно до или после вступления в цех. Гражданское полноправие в этих случаях рассматривалось как одно из условий или свойств статуса мастера, успешной реализации его профессии / 20,с. 170-172 /.

Удостоверившись в квалификации, хозяйственной самостоятельности, добропорядочности и гражданской дееспособности мастера, цех, тем не менее, еще и еще раз напоминает ему, угрожая наказанием, о том, сколь безупречными должны быть его изделия, порядок работы над ними, отношение к покупателю и заказчику.

Требования соблюдать эталоны изделия, недопустимость брака, подделки, использования недоброкачественного сырья красной нитью проходят через уставы. Иногда эти предписания весьма скрупулезны. Устав сапожников, например, предусматривает штраф за каждую дыру в изготовленных сапогах (и в зависимости от ее расположения), каждый кусочек сморщенной, сожженной и вообще негодной кожи на них и т.д., за любую "фальсификацию" сырья / 19,с. 30 /.

Цехи запрещают работать ночью и в праздничные дни, браться за невыполнимые по объемам и срокам заказы, работать одновременно на двух или более заказчиков, приглашать в помощь "приблудных мальчиков" и вообще необученных людей, поручать сложную работу подмастерью. На товаре должно быть личное клеймо мастера.

Мастеру рекомендуется - лично и с помощью подмастерья - внимательно и терпеливо заниматься с покупателем или заказчиком, буть то "мужчина, женщина, молодая девушка или их доверенный посыльный": показать весь товар, "разъяснить цену" и т.д./ 18,с.100-101 /. Нарушение договоренности с заказчиком о сроке, цене, качестве товара считалось недопустимым.

Социально-экономическая основа всех этих предписаний давно выяснена. Это борьба мелкого самостоятельного товаропроизводителя за рынок, чему служили монопольные устремления цеха и необходимая для этого качественность труда, стремление к социальной избранности, замкнутости и корпоративной защите. Но объективно эта политика цеха отражала и закрепляла также большую трудовую ответственность и вообще высокую трудовую мораль данной среды, воспитывала уважение к труду и статусу основного работника.

В таком же ключе можно рассмотреть и оценить эгалитарные установки цеховых уставов, тесно связанные с законами простого воспроизводства. Например, уставы совершенно откровенно поощряют наследование дела и вообще, так сказать, семейственность в цеховых кругах: облегчен прием в члены цеха родичей мастера (конечно, обученных); вдове или дочери мастера, стремящейся сохранить мастерскую, рекомендуют выйти замуж за своего подмастерья и т.д. Эти тенденции, характерные для корпоративной среды, объективно повышали преемственность навыков труда и статус профессии.

Или возьмем сферу отношений с коллегами. Цех наказывает за переманивание подмастерьев, за перекупку товаров или сырья под носом у "собрата" по цеху; "вытеснение" его с места на рынке; кражу или порчу инструментов "собрата"; любую брань или потасовку между мастерами, оскорбления в адрес коллеги, его жены и т.д. В то же самое время цех всячески поощряет совместные, коллективные мероприятия - от закупки сырья до праздничных месс и пирушек, а также взаимопомощь и благотворительность в своей общности. Средства на оплату месс и благотворительность черпались из цеховой казны, которая составлялась из вступительных взносов и штрафов. Пирушка же и некоторые акты благотворительности оплачивались в складчину. Жалея время и деньги, ремесленники нередко старались уклониться от заседаний и благотворительных дел. Однако цех всячески осуждает и чаще всего наказывает за это. Присутствие всех мастеров на цеховой мессе дважды в год, а затем на праздничной трапезе также считалось обязательным. Особые разделы уставов посвящены участию мастеров в отпеваниях, похоронах и поминках собратьев по цеху, помощи их осиротевшим родственникам, посещению больных. Кто не делает этого, гласит устав сапожников, "не считается хорошим человеком"/ 19,с.31-33 /. Из всего этого, помимо прочего, следует, что некое исходное имущество, наличие которого было одним из условий приема ремесленника в цех, было необходимо также для того, чтобы мастер мог выполнять принятые в его кругу обязательства, считаться "хорошим человеком", поддерживать свою репутацию.

Заключение


Производственную основу средневекового города составляло ремесло. Для периода феодализма характерно мелкое производство как в деревне, так и в городе. Ремесленник, подобно крестьянину, был мелким производителем, который имел орудия производства, самостоятельно вел свое хозяйство, основанное на личном труде.

Объединение городских ремесленников в особые корпорации (цехи, ассоциации, гильдии) было обусловлено всей системой феодальных отношений, господствовавших в средние века, всей феодально-сословной структурой общества. Объединение ремесленников отдельных специальностей было необходимо для того, чтобы организовать и регулировать процесс производства ремесленных изделий и их продажу, чтобы бороться с сеньорами, а позднее, после свержения сеньориальной власти, с городским патрициатом, подавлявшими самостоятельность ремесленников, и чтобы устранять конкуренцию деревенского и иногороднего ремесла.

Каждый цех разрабатывал свою хартию - устав, который жестко регламентировал все стороны жизнедеятельности гильдии - сферу производства и бытовую, повседневную. В принципе уставы свидетельствуют, что "модель" отношений в ремесленной среде сверху донизу пронизана идеями взаимопомощи, - но обязательно и дисциплины, послушания, субординации. Почтение, уважение, безоговорочное подчинение должны были выказывать в цехе все нижестоящие лица в отношении всех вышестоящих, причем обеспечением этой субординации занимались также сами общности. При этом все ремесленники без исключения должны были подчиняться городским властям и представителям короля.

Одновременно классическая городская ремесленная среда, в первую очередь цеховая, культивировала высокую квалификацию, честность, дисциплинированность человека труда, его самоуважение и уважение к нему в соответствующей социальной страте. Хотя цех состоял из мелких собственников, собственность и непосредственный труд которых были раздробленными, но цеховая организация, действуя согласно здравому смыслу, строилась на разумном и реальном сочетании личных и общественных интересов. В ее рамках разные сферы жизни ремесленника, неразрывно связанные между собой, организовывались таким образом, что его поведение в комплексе должно учитывать как индивидуальные, так и групповые и общественные нужды. Это являлось залогом нормального развития ремесленного производства и городского сообщества в целом. И не здесь ли кроется одна из основных причин высочайшего ручного мастерства средневековых городских ремесленников?

Если в период принятия цеховых хартий они играли прогрессивную роль, то с началом развития в XIV - XV вв. новых капиталистических отношений цеховая регламентация становится тормозом на пути дальнейшего прогресса промышленности. В историографии этот период принято обозначать как процесс «замыкания цехов», когда обостряется борьба внутри цехов (между мастерами с одной стороны и подмастерьями и учениками - с другой), борьба ремесленных гильдий с городским патрициатом, борьба между цехами, в результате которой появляются так называемые «старшие» («большие») и «младшие» («малые») цеха.

Список использованных источников и литературы


1. Книга ремесел / Э. Буало // Средние века. - Вып. 10,11. - М., 1959-1960.

. Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм: XV-XVIII вв. / Отв. Ред. Ю.А. Афанасьев. - М., 1986. - Т.I.

. Гутнова Е.В. Историография истории средних веков. - М., 1985.

. Дживилегов А.К. торговля на Западе в средние века. 5-е изд. - Пг., 1923. - Т.I.

. История Италии: В 3-х т. - Т.1. - М., 1972.

. История Франции: В 3-х т. - Т.1. - М., 1972.

7. Каждан А.П. К вопросу об эволюции форм наемного труда //Рабочий класс и современный мир. - М., 1971. - № 5-6.

. Корсунский А.Р. История Испании IX - XIII вв. - М., 1976.

9. Общности и человек в средневековом мире / Отв. ред. А.А. Сванидзе. - М., 1992.

. Пиренн А. Средневековые города и возрождение торговли / Пер. с англ. - Горький, 1941.

. Петрушевский Д.М. Очерки из экономической истории средневековой Европы. - М.; Л., 1982.

. Плешкова С.Л. К истории купеческого капитала во Франции в XV в.: Жак Кер и его деятельность. - М., 1977.

13. Предваряя союзы: Наемные рабочие и коллективные действия в Европе: 1300-1850 // International Review of Social History / Под ред. К. Лис и др. / Международный Институт социальной истории. - Амстердам. Москва, 1991.

. Россер Дж. Ремесленные гильдии и организация труда // Город в средневековой цивилизации Западной Европы: В 4 т. - Т.2. Жизнь города и деятельность горожан. - М., 1999.

15. Рутенбург В.И. Наемные рабочие в Италии XIV-XV вв. // Из истории рабочего класса и революционного движения. - М., 1958.

16. Рынок и экспортные отрасли ремесла в Европе: XIII-XVIII вв. / Отв. ред. А.А. Сванидзе. - М., 1991.

17. Сванидзе А.А. Ремесло и ремесленники средневековой Швеции: XIV-XV вв. - М., 1967.

18. Сванидзе А.А. Наемный труд и наемные работники средневековья: феодальные реформы. (Городское ремесло, Швеция. XIV-XV вв.) // Экономическая история: Проблемы. Исследования. Дискуссии / Отв. ред. Ю.Н. Розалиев. - М., 1993.

19. Сванидзе А.А. Поведенческие принципы в средневековой ремесленной среде и отношение к труду // Организация труда и трудовая этика: Древность. Средние века. Современность / Отв. ред. В.Л. Мальков, Л.Т. Мильская. - М., 1993.

. Сванидзе А.А. Наемный труд и трудовая этика в ремесленных цехах Швеции: уставные принципы // Город в средневековой цивилизации Западной Европы: В 4 т. Т.2. Жизнь города и деятельность горожан. - М., 1999.

. Теоретические и историографические проблемы генезиса капитализма / Отв. ред. А.Н. Чистозвонов. - М., 1969.

. Уотт У.М. и Какийа П. Мусульманская Испания / Пер. с англ. - М., 1972.

. Феодалы в городе / Отв. ред. А.А. Сванидзе. - М., 1986.

24. Червонов С.Д. Ремесло и ремесленники в городах Центральной Испании на рубеже XII - XIII ввеков // Город в средневековой цивилизации Западной Европы: В 4 т. - Т.2. Жизнь города и деятельность горожан. - М.,1999.

25. Яброва М.М. Лондонские ливрейные компании и внешняя торговля // Средневековый город. - Саратов, 1975. - Вып. 3.


Теги: Средневековые ремесленные гильдии  Диплом  История
Просмотров: 16165
Найти в Wikkipedia статьи с фразой: Средневековые ремесленные гильдии
Назад