Полная картина жизни и деятельности Сергея Алексеевича Христиановича

Введение

Постановка проблемы

В 2007 году предстоит пятидесятилетний юбилей Сибирского отделения Академии наук, и научная проблематика исследований многих историков в последнее время тесно связана с историей создания и развития научного центра в Сибири, а также с именами его отцов-основателей, одним из которых и является С.А. Христианович. Всплеск интереса исследователей к фигуре академика Христиановича обусловлен также ещё одной важной датой - в 2008 году исполняется сто лет со дня его рождения. В связи с этим в основанном им Институте теоретической и прикладной механики по распоряжению Президиума СО РАН готовится к выпуску издание, посвященное этому выдающемуся учёному с мировым именем. Самому институту постановлением Президиума Российской Академии наук от 28 июня 2005 года было присвоено имя его основателя и первого директора.

Несмотря на большой вклад академика С.А. Христиановича в создание Сибирского отделения Академии наук, его имя и деятельность по организации Новосибирского научного центра оказались практически забытыми. Причиной этого стал неожиданный отъезд академика из Сибири в 1965 году из-за конфликта с Председателем Президиума СО АН М.А. Лаврентьевым.

Целью дипломного исследования является составление наиболее полной картины жизни и деятельности Сергея Алексеевича, для чего необходимо решение таких задач как привлечение и систематизация всего объема уже известных материалов о Христиановиче, а также введение в оборот новых источников по данной проблематике. В качестве объекта исследования выделяется история отечественной науки сквозь призму биографий великих учёных, предметом же является изучение жизнедеятельности выдающегося российского учёного Сергея Алексеевича Христиановича.

Хронологические рамки исследования вполне очевидны и совпадают с годами жизни учёного (1908-2000). Территориальные рамки работы также объективно обусловлены местами его жизнедеятельности - Санкт-Петербург, Москва и Московская область, Новосибирск.

Историография

Монографий, посвящённых специально С.А. Христиановичу нет. Существует немало работ, характеризующих различные аспекты развития советской науки. Хотя в них мало информации непосредственно о Сергее Алексеевиче, они дают представление о научных организациях, в которых работал С.А. Христианович и некоторых моментах его деятельности.

Есть группа работ, посвящённых Центральному аэрогидродинамическому институту имени Н.Е. Жуковского - научно-исследовательскому учреждению, главным направлением в деятельности которого являлось проведение фундаментальных теоретических и прикладных исследований в области аэродинамики, динамики полёта и прочности летательных аппаратов. В ЦАГИ достаточно долгий период работал С.А. Христианович. Особенно стоит отметить монографию Г.С. Бюшгенса и Е.Л. Бедржицкого «ЦАГИ - центр авиационной науки» (М., 1993), которая представляет собой исторический обзор деятельности института за время его существования. В ней изложены основные этапы и результаты научных исследований ЦАГИ, а также информация о ведущих учёных и инженерах, которые внесли наиболее весомый вклад в историю ЦАГИ, в том числе и о С.А. Христиановиче.

Ряд исследований посвящён науке в годы Великой Отечественной войны, в них оценивается вклад ведущих научных учреждений и отдельных учёных в победу. Ведущим исследователем в этой области является д.и.н. Б.В. Левшин, результатом многолетней исследовательской деятельности которого явилась капитальная монография «Советская наука в годы Великой отечественной войны» (М., 1983). Главными достоинствами этой работы являются широта исследуемых проблем и использование большого массива архивных материалов, благодаря чему работа не утратила своей ценности и сейчас. В книге характеризуется деятельность С.А. Христиановича как по решению теоретических задач в авиации, так и его практическая работа по усовершенствованию реактивных снарядов для «Катюши».

Кроме этого можно выделить ряд публикаций, посвящённых Московскому физико-техническому институту, одним из создателей и первым ректором которого был академик С.А. Христианович. Большинство из них написано непосредственно участниками процесса становления МФТИ, поэтому более подробно мы остановимся на них в обзоре источников.

Большую историографическую группу составляют работы об организации науки в Сибири. В эту группу входят как исследования профессиональных историков, так и работы публицистического характера, а также справочные сборники, в которых содержится хронология событий, персональный состав Сибирского отделения и т.д. Несмотря на большое количество работ о Сибирском отделении, их ценность в рамках поставленной нами проблемы невелика. Это объясняется тем, что советская историография практически умалчивала заслуги Христиановича в организации Новосибирского научного центра по причине начавшегося в начале 1960-х годов конфликта между Лаврентьевым и Христиановичем, его имя упоминалось лишь формально. Писали о том, что вместе с академиками М.А. Лаврентьевым и С.Л. Соболевым в Сибирь приехал академик С.А. Христианович. А о том, что он занимался важнейшими вопросами организации строительства и научной работы Академгородка ничего не говорилось. В последующие годы ситуация не изменилась, и даже в постсоветский период Сибирское отделение рассматривалось лишь как «детище Лаврентьева». В пример приведём работу И.С. Кузнецова «Академгородок в 1975 году: как уходил Лаврентьев», в которой Лаврентьев называется «создателем Сибирского отделения Академии наук», а само Сибирское отделение - «уникальным социальным организмом - детищем Лаврентьева».

Тем не менее, блок статей, непосредственно посвящённых Сергею Алексеевичу Христиановичу, всё же существует. Во-первых, - публицистические очерки о Христиановиче Р.К. Нотмана и Т.И. Молдавера. В статьях журналиста Р.К. Нотмана «Беспризорник из дворян» (Предназначение. Новосибирск, 2002) и «Дотошный Христианович» (Советская Сибирь. 2004, 17 января) впервые открыто говорится о конфликте Христиановича с Лаврентьевым как причине отъезда Сергея Алексеевича из Новосибирска: «Не ужились они с Лаврентьевым... Причин сначала для размолвки, а потом и для разрыва отношений было много - и научных и личных. А если обобщать, то недаром говорят, два медведя в одной берлоге не уживутся, хотя в Христиановиче никакой человеческой «косолапости и неуклюжести» не было». Кроме этого в статьях уделяется внимание судьбе и личным качествам учёного. Небольшой очерк о Христиановиче Т.И. Молдавера в его книге «Этюды об учёных» (Новосибирск, 2003) посвящен научной деятельности академика.

Во-вторых, имеется ряд небольших юбилейных и памятных статей в газетах и журналах о Сергее Алексеевиче Христиановиче, а также вступительные статьи к его научным трудам. Нельзя не отметить появившиеся в самое последнее время статьи Н.А. Куперштох «Академик С.А. Христианович и его роль в организации Сибирского отделения АН СССР» (Советская региональная культурная политика: проблемы изучения. Сборник научных трудов. Новосибирск, 2004. С. 169-190), «Деятельность академика С.А. Христиановича по организации научного центра в Сибири» (Философия науки. 2004. №4(23). С. 77-104). В них автор поднимает вопросы об авторстве идеи создания Сибирского отделения, о роли С.А. Христиановича в организации ННЦ, об истоках конфликта с Лаврентьевым. Ценность данных статей заключается в том, что они являют собой наиболее полную попытку исторического анализа деятельности Христиановича с привлечением разного рода источников, выполненную социальным историком науки.

Отдельно необходимо назвать книгу, которая была подготовлена Институтом теоретической и прикладной механики в честь своего сорокалетия. Отдельная глава посвящена первому директору ИТПМ С.А. Христиановичу. Она содержит биографический очерк о нём, а также воспоминания его бывших сотрудников. Эти материалы использовались нами в качестве источников.

Обзор источников

Исследование проведено на основе разнообразных источников. Среди опубликованных источников, можно выделить издания мемуарного характера, написанные людьми, работавшими с академиком и знавшими С.А. Христиановича в различные периоды его деятельности. А также, посвящённые истории создания и развития Новосибирского научного центра, в которых содержится различного рода информация о Христиановиче. Существуют воспоминания М.А. Лаврентьева «...Прирастать будет Сибирью» (Новосибирск, 1980), «Наука. Технический прогресс. Кадры» (Новосибирск, 1980), П.Я. Кочиной «Николай Евграфович Кочин» (М., 1993), О.Н. Марчук «Сибирский феномен. Академгородок в первые 20 лет. Воспоминания» (Новосибирск, 1997), А.В. Гличёва «Что в сухом остатке» (Стандарт и качество. 2000. №12), Е. А. Фадеева «На перекрёстках встреч» (Подольск, 2004), а также вдовы академика Христиановича Т.Н. Аткарской «Память и памятник» (Стандарт и качество. 2003. №8. С. 14-15). Интересные мемуарные статьи содержатся в сборнике «Век Лаврентьева» (Новосибирск, 2000). Кроме того, в уже упоминавшемся сборнике «ИТПМ: годы, люди, события» (Новосибирск, 2000) представлены воспоминания сотрудников института о Сергее Алексеевиче, его научных работах, Сибирском отделении и деятельности ИТПМ (В.М. Масленникова, Е.А. Фадеева, В.Г. Барышева, А.В. Локотко, Г.П. Клеменкова, А.Ф. Курбацкого, А.Т. Онуфриева, Е.И. Шемякина и др.).

В 2003 году вышел сборник воспоминаний и размышлений научных деятелей Академгородка под редакцией академика В.Е. Накорякова «Городок.ru», в котором они достаточно смело высказываются о прошлом, настоящем и будущем Сибирского отделения. Некоторые упоминают в своих статьях и имя Христиановича. Так, например, сам В.Е. Накоряков в статье «Наследство титанов» прямо пишет: «Я считаю большой потерей для Академгородка изгнание Христиановича и Струминского. Христианович собирался серьёзно заняться парогазовыми установками и организовал для этого прекрасный научный коллектив... Причину для их удаления придумали чисто формальную. К Христиановичу придрались якобы за то, что «увёл» чужую жену». К сожалению, этот сборник издан тиражом всего в 100 экземпляров.

Специальный сборник - «Наука. Академгородок. Университет. Воспоминания. Очерки. Интервью» (Новосибирск, 1999) был издан к сорокалетию Новосибирского государственного университета. В нём содержатся воспоминания тех, кто принимал участие в создании НГУ, работал и учился в нём.

Московским физико-техническим институтом был выпущен ценный сборник материалов под редакцией академика О.М. Белоцерковского «Великий русский механик академик С.А. Христианович» (М., 2003). В нём содержатся тексты некоторых выступлений С.А. Христиановича, его личные воспоминания, мемуары коллег учёного, правительственные постановления, относящиеся к проблемам развития науки того времени. К сожалению, и этот сборник издан очень ограниченным тиражом (всего 60 экземпляров), а значит практически недоступен для широкого круга читателей.

Мемуарные источники неизбежно несут на себе печать субъективизма, поэтому к ним нужно относиться осторожно и при возможности использовать методы сравнительно-исторического анализа. Но, тем не менее, они содержат весьма ценную информацию, которую нельзя почерпнуть из официальных документов.

К опубликованным источникам также относятся непосредственно труды академика С.А. Христиановича: научные работы по проблемам механики, речной гидравлики, горного дела, теории фильтрации, аэродинамики, газовой динамики, теории пластичности, энергетики, а также научные труды, написанные совместно с другими учёными. Всего около 150 работ. Кроме непосредственно научных трудов существует несколько вступительных статей к работам других учёных, а также статей, посвящённых учёным и их работам. Кроме этого существует несколько опубликованных интервью с академиком, а также его статья «С думой о будущем» в сборнике статей и воспоминаний о Великой Отечественной войне «Советская культура в годы Великой отечественной войны» (М., 1976).

Неопубликованные источники по проблеме представляют довольно обширный массив разнообразных материалов. Первую группу составляют архивные материалы. В Научном архиве Сибирского отделения РАН содержатся документы канцелярии Института теоретической и прикладной механики СО АН СССР, которые представляют собой протоколы научно-технического совета, записки академика Христиановича по разным проблемам (например «О возможной помощи института в освоении месторождения нефти в Сибири», «О мерах по улучшению подготовки научных кадров»), протоколы учёного совета, различные постановления и акты, в том числе и акт о передаче ИТиПМ при смене директора. Опись №1 фонда №4 представляют собой дела Организационного комитета Сибирского отделения и содержит постановления Президиума АН СССР, постановления и распоряжения Совета министров СССР, переписку с ЦК КПСС по организационным вопросам Сибирского отделения, а также справки о важнейших результатах научно-исследовательских работ ИТПМ. Опись №7 фонда №10 являют собой документы аппарата Президиума СО АН СССР. В фонде №10 находится также личное дело С.А. Христиановича, которое велось с 1963 по 1965 гг.

Важные документы находятся в Государственном архиве Новосибирской области. Здесь содержится фонд СО АН СССР П-384 (протоколы закрытых и открытых заседаний партийного комитета СО АН СССР, отчёты, записки и т.д.), фонд аппарата Президиума СО АН П-5410, фонд управления делами СО АН П-344, а также фонд ИТПМ П-5428. Здесь находятся в основном протоколы заседаний партийного бюро, общих партийных собраний. Кроме этого здесь же находится фонд первичной партийной организации НГУ П-5419 (приказы Совета министров СССР об организации НГУ, министерства образования, решения бюро Президиума АН СССР, протоколы заседаний учёного совета НГУ и т.д.). Подобные официальные документы дают возможность проследить деятельность академика Христиановича по организации Сибирского отделения Академии наук. Что касается протоколов заседаний партийных органов, то многие дела, касающиеся личной жизни и конфликтных ситуаций, закрыты для исследователя.

В архиве Новосибирского государственного университета хранятся дела, касающиеся преподавательской и организаторской деятельности Христиановича в университете, в том числе и личное дело академика.

Ограниченность материалов новосибирских архивов заключается в том, что они практически не содержат информации о деятельности академика Христиановича за рамками Сибирского отделения, поэтому мы привлекли материалы центральных архивов. В Архиве Российской академии наук содержится объёмное личное дело С.А. Христиановича (ф. 411, оп. 3, д. 728), наиболее полно отражающее его карьерный путь и научную деятельность в форме разного рода документов: отзывы виднейших учёных на его научные работы (С.Л. Соболева, Н.Е. Кочина, С.А. Чаплыгина и др.), характеристики, информация о присуждении научных степеней и премий, правительственные постановления, отчёты С.А. Христиановича о научной работе за разные годы и т.д.

При активном содействии Т.Н. Аткарской нам удалось поработать в двух архивах, которые являются закрытыми и недоступны для исследователей. Это архив Московского физико-технического института, большую часть которого составляют документы личного архива бывшего ректора МФТИ академика О.М. Белоцерковского и архив Научно-мемориального музея авиации им. Н.Е. Жуковского, где также есть личное дело Христиановича, который был одним из основателей этого музея. В архиве МФТИ содержится основной массив личных документов С.А. Христиановича, которые после его смерти были переданы туда Т.Н. Аткарской. Главная ценность этого архива в том, что в нём хранится большое количество материалов, характеризующих «постсибирский» период деятельности академика, о котором известно немного, а именно документы о его работе в области стандартизации и метрологии, в нефтяной промышленности, в горном деле, по вопросам строительства защитных сооружений в Санкт-Петербурге, информация о разного рода комиссиях, в которых участвовал Сергей Алексеевич, его письма к различным государственным и партийным деятелям. Многие их этих материалов легли в основу третьей главы дипломного исследования.

Интересные материалы были получены из личного архива Т.Н. Аткарской: оригинальная версия интервью С.А. Христиановича газете «Жуковские вести», работы и письма академика, множество фотографий и т.д. Другой ранее не использованный личный архив, принадлежит Е.А. Фадееву, который был главным инженером ИТПМ в то время, когда Христианович был его директором. Фадееву удалось сохранить у себя ряд интересных документов, описывающих ситуацию с парогазовыми установками, некоторыми из которых он поделился.

Ещё одну группу неопубликованных источников составляет мемуаристика. Сюда входят материалы, предоставленные Институтом теоретической и прикладной механики при содействии А.М. Харитонова, а именно: статьи-воспоминания А.М. Трохана, И.И. Новикова, Г. А. Амирьянца, член-корр. РАН П.В. Замышляева, В.М. Масленникова и др., которые были присланы в Новосибирск и обрабатываются в настоящее время нами для публикации в книге, посвящённой С.А. Христиановичу.

Значительную роль в нашей работе играют материалы устной истории - интервью с людьми, работавшими, или близко знавшими Сергея Алексеевича в разные периоды его деятельности, которые дают возможность охарактеризовать те стороны, которые нельзя разглядеть в его научных работах. Это стиль работы, отношения внутри научного сообщества, метод поиска истины и, наконец, наиболее яркие черты характера и личные качества учёного. Жанр устной истории, который в последнее время начинает всё активнее использоваться в исторических исследованиях, позволяет наиболее полно и ярко осветить личность и жизненный путь. Полученный материал дал возможность во многом дополнить портрет Сергея Алексеевича как ученого и как человека интересными сюжетами и моментами. Работа по интервьюированию респондентов проходила как в Новосибирске, в Институте теоретической и прикладной механики, так и в Москве. В Новосибирске были проведены беседы с А.Ф. Латыповым, Г.П. Клеменковым, С.С. Кацнельсоном, А.Ф. Курбацким, В.П. Баевым, Г.А. Ковальской. В Москве - с академиком О.М. Белоцерковским, академиком Е.И. Шемякиным, А.Р. Курлаевым, С.В. Кузнецовым, Ю.Ф. Коваленко, В.И. Каревым, А.В. Гличёвым, В.М. Масленниковым, а также с вдовой С.А. Христиановича Т.Н. Аткарской, приёмной дочерью Сергея Алексеевича Т.С. Егоровой, хорошей знакомой В.Г. Пряжинской.

Важный комплекс источников - периодическая печать. Были просмотрены газеты «Правда» и «Известия» за годы Великой отечественной войны (1941-1945), а также периода подготовки и организации Сибирского отделения - до отъезда академика из Новосибирска в Москву (1957-1965); «Советская Сибирь», «За науку в Сибири» («Наука в Сибири») за 1957-1965 гг., а также журнал «Вестник АН СССР» за 1941-1965 гг. Кроме того, указанные центральные и местные газеты были просмотрены за юбилейные годы С.А. Христиановича и Сибирского отделения (1967 - 1968, 1977 - 1978, 1987 - 1988, 1997 - 1998). Периодика была привлечена с целью поиска новой информации об академике, в результате чего были обнаружены некоторые его авторские статьи и посвящённые ему.

Интересным дополнением к вышеперечисленным материалам является единственное видеоинтервью с С.А. Христиановичем, которое было записано специально для программы «Вести» в честь девяностолетия учёного в 1998 году. Это интервью было любезно предоставлено Т.Н. Аткарской, переведено нами в цифровой формат, и прилагается к дипломной работе.

Методология

Так как целью нашей работы является составление картины жизни и деятельности академика, то это определяет и методологическую основу исследования. Существует такой вид исторического исследования как биография. Иногда говорят об особом жанре - исторической биографии. В отечественной историографии и источниковедении это направление разработано недостаточно полно. Однако есть специальные методологические и источниковедческие работы, посвящённые разработке основ научного биографического исследования. В 1970 году вышла работа В. Хубач «Биография и автобиография: проблема источника и изложения» (М., 1970). Есть и более современные издания. Среди них можно выделить сборник статей «Биография как вид исторического исследования», выпущенный Тверским государственным университетом в 1993 году. В этом сборнике предпринимается попытка изучения таких аспектов биографического и биоисториографического исследования как теоретико-методологические, источниковедческие и конкретно биографические.

В 2005 году вышел сборник статей под редакцией д.и.н., профессора, руководителя Центра интеллектуальной истории Института всеобщей истории РАН Л.П. Репиной «История через личность. Исторические биографии сегодня» (М., 2005). К сожалению, нам не удалось ознакомиться с ним по причине его отсутствия в новосибирских библиотеках.

Основную сложность жанра именно исторической биографии как научного исследования можно продемонстрировать на примере двух биографических работ посвящённых выдающемуся русскому учёному Сергею Алексеевичу Чаплыгину. Работа старшего преподавателя Липецкого педагогического института Н.Н. Крапивина «Сергей Алексеевич Чаплыгин» (Липецк, 1960) ограничивается в основном перечислением научных достижений, интересов, работ, карьерного пути учёного не затрагивая проблемных вопросов взаимодействия с научным сообществом и государством, личностных аспектов и т.д. Работы подобного рода нельзя назвать историческим исследованием. Книга журналиста и писателя Д.И. Гая «Формула мудрости» (М., 1984) впадает в другую крайность. Переработав опубликованную информацию, автор облёк её в художественно-публицистическую форму, что так же не позволяет отнести её к серьёзным научным исследованиям. Задачей историка, который занимается изучением жизнедеятельности личности состоит на наш взгляд в том, чтобы найти «золотую середину» между изложением сухих биографических фактов, отражённых в официальных документах, и публицистическим описанием жизни и деятельности. В этом контексте можно согласиться с точкой зрения В.В. Александрова, которую он высказывает в своей статье «Исторический портрет и его функции в историческом познании»: «Исторический портрет строится на основе известных сведений о жизненном пути соответствующего исторического лица, но его содержание далеко не тождественно простому перечислению фактов из биографии. Биографические данные имеют значения для исторического исследования постольку, поскольку они становятся основой для создания образа личности того или иного исторического персонажа, который и составляет содержание исторического портрета».

Таким образом, необходим правильный баланс источникового материала, в котором на основу из сухих фактов, дат, официальных характеристик накладываются впечатления, воспоминания, эмоции и оценки непосредственных участников описываемых событий, которые в случае с биографией учёного особенно ценны, так как официальные данные отражают в основном карьерную сторону жизни учёного. Сравнительно-исторический анализ документальных и мемуарных источников позволит на наш взгляд составить наиболее полную и объективную историю жизни и деятельности великого российского учёного С.А. Христиановича.

Глава 1. Жизнь и деятельность С. А. Христиановича в период 1908-1957 годы

§1. Детство и юность учёного

О детстве и юности Сергея Алексеевича Христиановича известно из его личных воспоминаний, которые сохранились в виде записи корреспондентом В.Г. Сурниной рассказа учёного о его жизни, сделанной в 1981 году. Стенограмма пролежала в ящике стола Христиановича до тех пор, пока после его смерти вдова Сергея Алексеевича Татьяна Николаевна Аткарская не передала её в музей Московского физико-технического института. О.М. Белоцерковский, опубликовал её в книге «Великий русский механик академик С.А. Христианович» в 2003 году. Татьяна Николаевна также написала свои воспоминания о муже в виде некоторых эпизодов из его жизни, которые передала в 2005 году в Институт теоретической и прикладной механики СО РАН в качестве дополнительного материала для подготавливаемой к изданию книги о Христиановиче.

Беспризорные годы

Сергей Алексеевич родился в семье дворян-помещиков в Петрограде в 1908 году. Это официальная дата его рождения. По свидетельству Т.Н. Аткарской - год рождения С.А. Христиановича - 1907, но об этом позже. «Мой отец, - вспоминал академик, - Алексей Николаевич Христианович. Мать Александра Николаевна Христианович. Отец был юристом по образованию. Жили мы в деревне, в имении недалеко от города Орла, вблизи станции Нарышкино. И там я почти безвыездно провёл своё детство, до восемнадцатого года».

Любопытно, что дедушка учёного был талантливым музыкантом. Для исследователей эта информация была неизвестна, пока совсем недавно Татьяна Николаевна не прислала в Новосибирск вместе с другими бумагами, которые касаются С.А. Христиановича, выдержку из книги «А.А. Фет. Стихотворения. Современники о Фете», в которой Л.Е. Оболенский пишет, что А.А. Фет часто приезжал в Орёл по делам, но чаще, чтобы «пофилософствовать и послушать игру на фортепиано выдающегося музыканта Николая Филипповича Христиановича, бывшего в то время товарищем председателя окружного суда». «Христианович был не только выдающийся пианист, но и автор очень изящных статей о Шопене, Шумане и Шуберте, печатавшихся сперва в «Русском вестнике» 50-х годов, а затем выдержавших два издания в виде отдельной книжки. Я не знаю на русском языке ничего более увлекательного и поэтичного по музыке, как эти статьи страстного музыканта и в то же время замечательного юриста», - восторгается Оболенский. Сам Сергей Алексеевич в одном из интервью отметил: «Мой дед Сергей Сергеевич Христианович был известным музыкантом и композитором…Кроме того, он был председателем Орловской казённой палаты».

В семье было двое детей - Сергей Алексеевич и его старшая сестра Ксюша. С ними занималась мать и гувернантка-француженка. Все разговоры в доме велись на двух языках - русском и французском, благодаря чему Сергей Алексеевич свободно владел французским языком. Семья, как свидетельствует Т.Н. Аткарская, не была очень богатой и, когда «в петербургском климате заболел пятилетний Серёжа, чтобы повезти его на лето в Крым родителям пришлось продать рощу. Это первое детское впечатление от Крыма - от тёплого моря, горячего солнца, необычной для северянина природы - было таким сильным, что потом всю свою «взрослую» жизнь отпуск он любил проводить именно там». В её воспоминаниях приведены истории о том, как часто они ездили весной в Крым, в Гурзуф, иногда вдвоём, иногда с друзьями.

Когда началась гражданская война, семья переехала в Орёл, так как в имении оставаться было опасно. Вскоре произошел крутой поворот в судьбе С.А. Христиановича. Вот как он сам вспоминал об этом: «С приходом белых наша жизнь очень изменилась. Армия Деникина была в Орле всего полтора месяца, потом её погнали, с Деникиным было покончено. Мои родители бежали из Орла вместе с армией Деникина. Это было связано с тем, что у них было много друзей, родственников, которые, естественно, были там. Мы очутились в Ростове-на-Дону и там и отец, и мать, и моя старшая сестра заболели сыпным тифом. Как раз к моменту прихода Красной Армии они умерли, и остался я там, в общем-то, один». В чужом городе он оказался без дома, без одежды, без друзей, без денег на обратную дорогу. «Наступили холода, а обувь развалилась, и зимой по снегу он ходил почти босиком - вспоминает Аткарская, - Просто удивительно как он выжил, став беспризорником». Позже Христианович случайно встретил на улице свою тётку - Марию Николаевну Бек, у которой и жил некоторое время. Но она была из Петрограда и поэтому вскоре туда вернулась, оставив мальчика одного.

Перед бегством из Орла его мать, предполагая вскоре вернуться, отнесла ценные вещи жившим неподалёку двум старушкам-богомолкам, а иконы - в церковь. Знавший об этом Сергей Алексеевич, рассказал своему приятелю. Они вместе отправились в Орёл. Вот как описывает это Татьяна Николаевна: «Ехали без билетов - на крышах вагонов, под вагонами, как удастся. Добравшись до Орла, пошли домой, но там уже жили другие люди, их не пустили. Отправились к старушкам, собака узнала Серёжу, начала прыгать, ласкаться, но обе сестры сказали: «Мальчик, мы тебя не знаем, уходи». Обескураженные приятели пошли в церковь, оставалась последняя надежда на иконы… Священник, сказав, «твоя матушка действительно оставила иконы, они висят в церкви», дал им денег и посоветовал купить сахарин. В Орле он дешёв, а в Ростове он гораздо дороже. Этот совет ребята реализовали, купив мешок сахарина, и со всеми предосторожностями довезли до Ростова. Там расфасовали по маленьким пакетикам и постепенно продавали, покупая еду». Таким образом приходилось зарабатывать себе на жизнь, позже Сергей Христианович торговал папиросами.

Конец беспризорной жизни положил случай. Однажды он шел по улице с ящиком папирос на груди и его остановили покупатели - двое элегантных мужчин. Один из них по-французски сказал другому: «Какой хорошенький мальчик, он совсем непохож на беспризорника! У него мыслящее лицо». В ответ мальчик сказал на хорошем французском, что он их понимает. Из дальнейшей беседы выяснилось, что один из этих людей - профессор Давид Иванович Иловайский принадлежал к тому же кругу петербуржцев, что и родители Сергея Алексеевича. Он их помнил и не оставил подростка на улице, устроив его в мореходное училище, где было общежитие, питание и форменная одежда. Но до этого Сергей нигде систематически не учился. Пробовал поступить ещё в царскую гимназию, но провалился. Его воспоминания об училище весьма туманны: «Техникум это был или училище морского флота? Я проучился там всего осенний семестр. Я ничего не знал. Я даже не понимаю, как я туда поступил».

Вскоре он получил письмо от своей тётки, которая звала его приехать к ней на каникулы. Воспользовавшись бесплатным билетом учащегося, Сергей Алексеевич поехал в Петроград. Там он заболел малярией и остался жить вместе с тёткой и её сыном. Поступив в советскую школу первой ступени в пятый класс, он её окончил, перешагнув через класс, уже в 1925 году. Правда, для того, чтобы его приняли в соответствующий класс, по свидетельству Т.Н. Аткарской, при записи в школу родственники просто убавили его возраст, изменив год рождения с 1907 на 1908. Этот выдуманный по необходимости год так и остался на всю жизнь с Сергеем Алексеевичем.

Чтобы поступить в университет в те времена, нужно было иметь «командировку» с места работы родителей, без этого в ВУЗ не принимали. «Так как я в те времена был сиротой, моим опекуном стал профессор Давид Иванович Иловайский. Он переехал в Москву и был здесь профессором Горной академии. Он мне такую путёвку достал, и я поздней осенью, когда приём в университете был уже закончен, предъявил её», - вспоминал Христианович. Так как других мест не было, он был зачислен на антропологическое отделение географического факультета. Но по существующей тогда практике, вскоре он обменялся с другим студентом и таким образом попал на физико-математический факультет, на отделение математики: «В те времена был такой обычай. Зачисляли,…видимо, без особого разбора, когда поступали. Поэтому был в ходу обмен. В университете, если кто знает большой коридор Ленинградского университета, есть такое место знаменитое, под часами. Там была доска большая. Вот на этой доске вывешивались объявления «Меняю то-то на то-то». Там и совершался такой обмен. Надо сказать, что деканат и руководство университета шли навстречу, не препятствовали этому, а скорее содействовали тому, чтобы люди, разобравшись, занимались тем, что им нравится». Сам Сергей Алексеевич говорил, «что этот выбор был, в общем, случайным. Я скорее интересовался биологией и если кто-то раньше предложил бы мне поменяться на какой-нибудь естественный факультет - физики, химии, биологии, - то, конечно, я не стал бы математиком». Здесь тоже в жизни будущего академика, можно сказать, распорядился случай.

Обучение в университете продолжалось четыре года, на протяжении которых Христианович зарабатывал себе на жизнь частными уроками и преподаванием: «Одновременно с обучением я преподавал в школе поварского ученичества, в клубе инвалидов, на бухгалтерских курсах». Учился он вместе с замечательными людьми, которые впоследствии стали видными учёными. Это: Сергей Львович Соболев - известный математик, Борис Борисович Дависон, профессор Ленинградского университета Михлин. Сотрудник ИТПМ - д.т.н. А.Ф. Курбацкий рассказал историю, которую он слышал о Христиановиче. Эта история отчасти иллюстрирует студенческие годы Сергея Алексеевича, его окружение в ту пору: «С.А. Христианович вместе с С.Л. Соболевым учились в 20-е годы в Ленинградском университете. Они были студентами второго курса, а на третьем курсе учился известный впоследствии советский астрофизик - В.А. Амбарцумян, который часто приходил к ним в комнату. А в это время по стране и по Петербургу (тогда - Ленинграду) в том числе «гулял пролеткульт». Бегали революционеры, типа «шариковых» и кричали: «Долой профессуру!» Какая-то часть студенчества на это, естественно, реагировала (срабатывал инстинкт толпы). Так вот, Амбарцумян приходил и говорил, чтобы они не слушали тех, которые бегают и подбивают на то, чтобы ничего не делать, ведь будут экзамены, а на экзаменах будут спрашивать! Из людей, которые тогда так рассуждали, вышли потом выдающиеся учёные, которые очень много сделали для страны». Несомненно, общение с такими сознательными и талантливыми людьми благотворным образом влияло на мировоззрение будущего академика.

Начало учёного пути.

После окончания университета, вспоминал Христианович «по различным обстоятельствам мы не были … оставлены в университете (видимо, имеется ввиду аспирантура - Е.И.), что, мне теперь кажется, нам послужило на пользу». Их, вместе с Б.Б. Дависоном направили в Государственный Гидрологический институт, который занимался составлением водного кадастра, то есть описанием всех вод Советского Союза, расходов рек, грунтовыми водами. «В этом институте были большие научные силы, - отмечал Сергей Алексеевич. - Там работали видные химики, биологи. Я поступил в гидравлико-математический отдел. Там тоже работали совершенно незаурядные люди, которые, в общем, и научили меня применению математики к жизненно важным задачам».

Одновременно с началом работы в Гидрологическом институте С.А. Христианович начал преподавать в ленинградских вузах. Сначала ассистентом на кафедре математики в Ленинградском электротехническом институте имени Ленина (1930-1935 годы) и доцентом при кафедре механики в Институте связи (1930-1933 годы). Затем он работал доцентом Ленинградского государственного университета, читал лекции по общим курсам механики для геофизиков (1933-1936 годы).

«Гидрологический институт я вспоминаю всегда с большой любовью и признательностью, - рассказывал Христианович, - …Эти пять лет работы оказались для меня очень существенными». Там ему поручили разрабатывать задачу, связанную с проектом каскада Волжских станций. Вопрос был в том, что будет с осетрами, если построят плотины, и как надо регулировать сток реки, чтобы избежать разрушительных последствий. Христианович объяснял: «Такая задача была связана с неустановившимся движением. Если, скажем, открыть створ плотины очень широко или если по каким-либо причинам плотина разрушится, то огромная масса воды, задержанная ранее плотиной, может затопить ниже лежащие города. Это надо было точно знать, чтобы решить проблемы регулирования стоков». Оказалось, что это была очень интересная математическая задача. Так как С.А. Христианович был математиком, то помимо ознакомления с инженерной частью проблемы, он начал разрабатывать методы расчёта. Вот что он пишет об этом: «Я начал с изучения задач, связанных с интегрированием нелинейных дифференцированных уравнений гиперболического типа. Надо сказать, что тогда это было совершенно новой задачей, которой занимались очень видные учёные. Начало этим исследованиям положил знаменитый математик Риман в середине девятнадцатого века, потом занимался этим очень много Адамар, французский академик, известный учёный… Но они занимались распространением волн в газе, движением воздуха при сверхзвуковых скоростях. Однако оказалось, что это совершенно аналогичные по математическому аппарату задачи, и мне удалось разобраться там в целом ряде вопросов. Вообще, мне повезло. Я натолкнулся, в сущности, на целый ряд вопросов, которые мне удалось решить, и которые оказали в дальнейшем на мою работу в целом большое влияние, их понимание позволило мне разобраться ещё во многих вопросах механики в последующие годы».

По материалам своего исследования Сергей Алексеевич опубликовал довольно много работ. Среди них: «К вопросу об истечении жидкости из сосудов с прямолинейными стенками» (Известия Государственного Гидрологического института, 1931, №32), «Отражение длинной волны конечной амплитуды, распространяющейся в канале» (Записки Государственного Гидрологического института, 1933, том 9), «Отражение длинной волны конечной амплитуды, распространяющейся в призматическом канале» (Труды IV Гидрологической конференции Балтийских строек, 1933 №90), «Длинные волны конечной амплитуды» (Труды III Всесоюзной конференции по аэродинамике, 1935), «Разложение неустановившегося движения на прямую и обратную волну» (Записки Государственного Гидрологического института, 1936, том 15), «О волнах, возникающих при разрушении плотины» (там же, 1936, том 15), «О расчёте неустановившихся движений в каналах и реках» (Труды Государственного Гидрологического института, 1937, выпуск 5), «О некоторых проблемах теоретической гидрологии» (Успехи математических наук, 1936 , том 1).

Работа по расчёту неустановившегося движения в каналах и реках в полном виде составила часть книги «Некоторые новые вопросы механики сплошной среды», написанной Христиановичем вместе с его товарищами С.Г. Михлиным, которому принадлежит раздел о пластичности, и Б.Б. Дависоном, написавший раздел о грунтовых водах. Монография вышла в свет в 1938 году под редакцией Н.Е. Кочина, лекции которого Сергей Алексеевич слушал в университете. Работа оказалась очень важной с методической точки зрения: данное в ней развитие метода характеристик широко использовалось затем самим Христиановичем, а также его учениками и последователями в аэродинамике сверхзвуковых скоростей и теории пластичности. В обобщённом виде метод характеристик позволил исследовать важные топологические свойства течений.

О важности выполненных Христиановичем работ в 1943 году писал С.Л. Соболев: «По гидравлике открытых русел С.А. Христианович написал ряд работ, в которых решает все важнейшие для техники задачи в этой области. Отказавшись от старых приёмов расчёта, механически заимствованных из других разделов прикладной математики, он строит заново всю методику расчёта и решает задачи о длинных волнах, идущих в одном направлении, об отражении таких волн от различного рода границ раздела, о волнах, возникающих при разрушении плотины или преграды, об образовании так называемых сильных разрывов или опрокидывании волн, о волнах в туннеле и т.п. Предложенные им методы замечательны своей простотой и изяществом, превосходили по точности всё, что было сделано до него. Благодаря этому они быстро становятся достоянием широких инженерных кругов. Так именно его методы были положены в основу расчёта при проектировании гидростанций Нева III, Ангара, Иртыш, Куйбышев, Свирь III и других».

Именно в годы работы в Гидрологическом институте произошло, на наш взгляд, становление С.А. Христиановича как учёного. Он сам говорил, что эта работа принесла ему огромную пользу: «Гидрологический институт был тесно связан с Географическим Обществом, и я стал тогда же членом Географического Общества. Я ездил в экспедиции, например, в Среднюю Азию… Я увидел живое дело, умных, интересных людей, понял, как надо работать. В то же время меня привлекли к чтению лекций, к занятиям с аспирантами Академии. Тогда же у меня появились друзья, которые остались друзьями на всю жизнь». Среди таких друзей он называл С.Л. Соболева, И.Н. Векуа (впоследствии - первый ректор Новосибирского государственного университета), грузинского гидродинамика Тоидзе, А.Н. Марченко, который руководил тогда аспирантурой Грузинской академии наук.

мая 1936 года Сергею Алексеевичу была присвоена учёная степень кандидата наук по существующей тогда практике без защиты диссертации.

Переезд в Москву. Докторантура в институте им. Стеклова.

После переезда Академии наук в Москву в 1934 году, С.А. Христиановичу было предложено поступить в докторантуру Математического института имени В.А. Стеклова. «Это предложение было очень заманчивым. Хотя в Ленинграде я, как говорится, процветал, то есть довольно много зарабатывал, подавал надежды как учёный, я всё бросил, переехал в Москву (в 1935 году - Е.И.) и стал учиться снова. Учиться и работать в Математическом институте. Я очень рад, что тогда поступил так. Я и сейчас вспоминаю это как правильный шаг в своей жизни», - рассказывал Христианович. Так он стал докторантом и проходил докторантуру под руководством своего товарища студенческих лет Сергея Львовича Соболева, ставшего к тому времени членом-корреспондентом АН СССР. Тогда же в Москву переехал и стал работать в Математическом институте Н.Е. Кочин, которого Христианович очень уважал и считал одним из основоположников отечественной метеорологии.

В институте Сергей Алексеевич занимался проблемой Коши для нелинейных гиперболических уравнений со многими переменными, теорией пластичности, затем - нелинейной фильтрацией грунтовых вод, начал изучать вопросы механики полёта при больших скоростях. О годах работы в Математическом институте он говорил, что они «были очень плодотворными. Я успел сделать очень много. Больше, чем потом когда-либо за такой короткий срок». В 1936 году он рассмотрел задачу о распределении напряжений в пластической зоне вокруг отверстия, ограниченного произвольным замкнутым контуром. «Эта статья сразу же обратила на себя внимание знатоков, в частности замечательного французского математика Ж. Адамара, и получила в последствии широкую известность», - отмечают Баренблатт и Рыжов.

В 1937 году в связи с интересом к вопросам механики полёта при больших скоростях Христианович начал ходить на семинар, который проводил Сергей Алексеевич Чаплыгин в ЦАГИ (Центральный аэрогидродинамический институт имени Н.Е. Жуковского). Часть времени он проводил там за работой, изучая основы газовой динамики и аэродинамики самолёта.Результатом этой работы стала книга, написанная в соавторстве с Ф.И. Франклем и Р.Н. Алексеевой «Основы газовой динамики». Но к этому мы вернёмся позже.

Докторантуру С.А. Христианович закончил в 1938 году, причём защитив сразу две (!) докторские диссертации - по физико-математическим и техническим наукам. Одну - по теме распространения нелинейных волн в каналах и реках, вторую - по проблеме Коши. Но именно тогда Сергей Алексеевич «почувствовал, что никакой он не математик»: «Я не был по складу ума математиком. Меня влекло к физическим задачам, к инженерным делам, мне нравились проблемы механики, эксперименты. Мне не хватало памяти, усидчивости, для того чтобы овладеть непрерывной тренировкой аппарата, которая требуется от математика, не хватало любви к уединению, которое необходимо. Поэтому я не стал математиком, несмотря на учёбу в стекловском институте».

В последний год, когда С.А. Христианович заканчивал докторантуру и был оставлен при математическом институте старшим научным сотрудником, у него самого появились докторанты. Один из них - В.В. Соколовский, который занялся развитием идей, которые возникли у Сергея Алексеевича при решении задач пластичности, привнеся их в теорию сыпучих тел. Эти идеи он развивал в последующей, своей жизни, написал немало монографий.

За работы по теоретической гидрологии в январе 1939 года Христиановича избрали членом-корреспондентом Академии наук СССР по Отделению технических наук. Сам С.А. Чаплыгин дал положительную характеристику Сергею Алексеевичу: «… Мы видим, что в лице С.А. мы имеем великолепный образец молодого советского учёного математика и механика, умеющего сочетать высокий теоретический уровень своих исследований с непосредственной практикой социалистического строительства. С.А. Христианович является хорошим общественником. Это всё говорит за то, что С.А. Христианович является достойным кандидатом в члены-корреспонденты АН».

В это время Комиссия по механике при Академии наук была преобразована в Институт механики, где Сергей Алексеевич работал недолгое время после Математического института: «Вокруг этого института группировались живые люди, которые работали там не за деньги, потому что платили там гроши, а из-за возможности общения друг с другом. Меня назначили туда заместителем директора и перевели весь отдел механики из Математического института…в этот институт. Проработал я там очень недолго: всего девять месяцев. Все мои попытки получить для института помещение и экспериментальное оборудование не увенчались успехом…».

За эти годы С.А. Христиановичем было написано и опубликовано несколько важных работ. Две были выполнены по теории фильтрации, медленного просачивания жидкости сквозь пористую среду, и сыграли выдающуюся роль в науке. Работа «Движение грунтовых вод, не следующее закону Дарси» содержала метод решения уравнений фильтрации жидкостей, не следующих основному для классической теории закону. Компетентные в этих вопросах профессора Г.И. Баренблатт и О.С. Рыжов утверждают, что эта работа сильно опередила своё время: первоначально она нашла отражение только в одной работе - члена-корреспондента АН СССР В.В. Соколовского, которого Сергей Алексеевич привлёк к решению новых задач. Однако спустя четверть века «эта работа заиграла новыми красками, многие нефти оказались не чисто вязкими, а вязко-пластическими, так что для их движения в пласте требуется преодолеть некоторый начальный градиент давления. Для создания методов расчёта движения таких нефтей исследование С.А. Христиановича оказалось определяющим; оно нашло широкое применение в последующих работах В.М. Ентова и его учеников в Москве, а также казанской школы механиков».

Статья «О движении газированной жидкости в пористых породах» была посвящена нахождению общего решения задачи о стационарном движении в пласте газифицированной нефти. Учёные - нефтяники К.А. Царевич и Б.Б. Лапук очень быстро довели её до прямого каждодневного практического применения. «Инженер-промысловик, строивший график «функции Христиановича», часто не подозревал, что имя функции дал отнюдь не маститый современник отцов фильтрации Дарси и Дюпюи, а ещё молодой учёный», - пишут в своей статье Г.И. Баренблатт и О.С. Рыжов.

В эти годы публикуются работы С.А. Христиановича: «Разрушение длинной волны одного направления» (Труды Государственного Гидрологического института, 1937, 5), «Волны в тоннеле» (Известия Отделения технических наук АН СССР, 1937, №5), «Задача Коши для нелинейных уравнений гиперболического типа» (Издание Академии наук СССР, 1938), «О графических методах пространственной статики и кинематики» (Успехи математических наук, 1940, 7).

§2. Работа С.А. Христиановича в Центральном аэрогидродинамическом институте

В 1940 году Сергея Алексеевича пригласили перейти работать в ЦАГИ. Этот институт был создан 1 декабря 1918 года по предложению выдающегося русского учёного Николая Егоровича Жуковского, которого В.И. Ленин назвал «отцом русской авиации». ЦАГИ взял на себя разработку научных основ авиационной и другой новой техники, для которых характерно формирующее влияние аэродинамики, гидродинамики и прочности. В 1951 году С.А. Христианович в своём докладе от 17 января на объединённом заседании Научно-технического и ученого советов ЦАГИ, оценивая вклад Н.Е. Жуковского в науку, говорил: «Великий патриот своей Родины Н.Е. Жуковский подготовил своей научной и общественной деятельностью предпосылки к созданию нашей авиации, он разработал научные основы авиации, подготовил и вдохновил кадры учёных, конструкторов, лётчиков, подготовил базу для создания научно-исследовательских институтов, конструкторских бюро и высших учебных заведений в области авиации… В постановлении, написанном И.В. Сталиным, он назван «великим русским учёным»».

После смерти Николая Егоровича Жуковского в 1921 году, руководство институтом было поручено его ученику и продолжателю его дела Сергею Алексеевичу Чаплыгину - не менее заслуженному учёному, крупному механику, о котором в монографии, посвящённой деятельности института, читаем: «За выдающиеся научные достижения в области аэродинамики С.А. Чаплыгину в день пятидесятилетнего юбилея его научной деятельности 1 декабря 1941 г. было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Он был первым среди учёных нашей страны удостоен этой высшей награды». Именно Чаплыгин, по утверждению С.А. Христиановича и О.С. Рыжова, сыграл выдающуюся роль в становлении газовой динамики в качестве самостоятельной отрасли исследований. С.А. Чаплыгин с 1932 по 1940 годы руководил работой семинара общетеоретической группы ЦАГИ, среди его постоянных участников были такие крупные впоследствии учёные как Г.И. Петров, М.В. Келдыш, Н.Е. Кочин, М.А. Лаврентьев, Л.И. Седов, А.П. Котельников и другие. К работе этого семинара, как уже было отмечено выше, С.А. Христианович присоединился в 1937 году. Примечательно, что свой семинар С.А. Чаплыгин оставил именно Сергею Алексеевичу. Татьяна Николаевна Аткарская отмечает, что Сергей Алексеевич был преемником С.А. Чаплыгина трижды: по месту в семинаре, по месту в Академии наук и по должности в ЦАГИ.

В ЦАГИ сформировалась мощная школа авиационных конструкторов, которые стали организаторами и руководителями больших конструкторских коллективов. В этом институте выросли крупные учёные-механики - М.В. Келдыш, М.А. Лаврентьев, М.Д. Миллионщиков, А.А. Дородницын, А.И. Макаревский, А.И. Некрасов, Г.И. Петров, Л.И. Седов, В.В. Струминский, С.А. Христианович.

Благодаря исследованиям учёных ЦАГИ были получены фундаментальные результаты, позволившие решать многочисленные задачи самолётостроения, изучить эффект сжимаемости воздуха, проблемы глиссирования, удара о воду, разработать теорию подводных крыльев и многие другие. Работы в ЦАГИ имели практическую направленность, сочетая в необходимой мере теоретические и экспериментальные методы исследований.

Переход на постоянную работу в ЦАГИ стал важным рубежом в профессиональной жизни С.А. Христиановича. На долгие годы «ЦАГИ стал его домом, жизнью и судьбой».

В преддверии войны особое внимание руководства страны было сосредоточено на проблемах обороны, развития авиации и военных сил в целом. ЦАГИ являлся главной научной организацией советской авиационной промышленности. И, как отмечает д.т.н., учёный в области статической аэроупругости Г.А. Амирьянц, «к началу Великой отечественной войны ЦАГИ оказался более подготовленным, чем страна в целом. За поразительно короткий срок (примерно 5-8 лет с начала работ в 1932 г.) были построены и введены в строй весьма сложные и трудоёмкие объекты Нового ЦАГИ в посёлке Стаханово - будущем городе Жуковском: блок малых аэродинамических труб Т-102 - Т-103 (1937 г.), блок больших труб Т-101 - Т-104 (1939 г.), блок больших труб Т-101 - Т-104 (1939 г.), вертикальная штопорная труба Т-105 (1941 г.), лаборатория прочности (1941 г.)».

Из-за приближающейся войны, директором ЦАГИ в 1940 году был назначен генерал И.Ф. Петров, который, по словам Христиановича, был наделён Политбюро ЦК ВКП(б) чрезвычайными полномочиями. О нём Сергей Алексеевич вспоминал с большим уважением: «Война была близка, надо было всё приводить в порядок. Прежде всего - авиацию. Институт был не на должной высоте по работоспособности, и Ивану Фёдоровичу Петрову пришлось приложить большие усилия, чтобы он смог оказать действенную помощь в войне (и после неё). Это все помнят в ЦАГИ и в авиации. Он решительно изменил отношение к учёным в институте, он поставил их во главе дела. И, в частности, он пригласил меня. Ведь я тогда был очень молод, совершенно пустяковое количество лет. А он мне предложил быть руководителем, начальником…шестой лаборатории ЦАГИ, где строилась тогда совершенно уникальная не только в Советском Союзе, но и во всём мире, труба больших скоростей - околозвуковых, переменной плотности. Она представляла собой…чрезвычайно интересное и сложное техническое сооружение, которое, как оказалось, было чрезвычайно предусмотрительно задумано, спроектировано и построено, хотя казалось в те времена, перед войной ещё не шла речь о реактивной авиации, о больших скоростях. Вот начальником этой лаборатории меня и пригласил работать в ЦАГИ Иван Фёдорович Петров».

И. В. Петров дал Христиановичу полномочия пригласить по своему усмотрению учёных в эту новую лабораторию. Видимо, несмотря на молодость Христиановича, он чувствовал наличие у него огромного потенциала и видел в нём перспективного учёного, потому и пригласил его в качестве руководителя лаборатории. Сергей Алексеевич привлёк к этой работе А.А. Дородницына впоследствии академика, а тогда аспиранта Геофизической обсерватории в Ленинграде и Л.А. Симонова, который в будущем стал заместителем начальника ЦАГИ.

Ещё в 1937 году Сергей Алексеевич начал заниматься вопросами влияния сжимаемости воздуха при больших скоростях полёта, а в 1940 году опубликовал по этим проблемам свою первую работу в трудах ЦАГИ «Обтекание тел газом при больших дозвуковых скоростях», в основе которой лежал метод С.А. Чаплыгина. Была решена задача обтекания профиля крыла при больших скоростях, уже приближавшихся к скорости звука. «Сергей Алексеевич Чаплыгин тогда высоко оценил эту мою работу, я за неё получил премию имени Жуковского.…С этой работы началась моя работа в авиации. Из неё целый ряд следствий вытекал, и она начала использоваться практически уже в том же сороковом году», - вспоминал Христианович.

Работа Сергея Алексеевича «О сверхзвуковых движениях газа», выполненная в 1941, году продолжила его исследования в этой области и дала классификацию сверхзвуковых течений. В ней было проведено их исследование с точки зрения возможности существования потенциального движения. Причём, в чисто математическом отношении своими корнями работа уходила в первое крупное исследование С.А. Христиановича о паводках на реках. Важно было то, что в этой статье была впервые поставлена задача о переходе стационарного течения через скорость звука. И, опять же, по словам учёных, «…Даже через несколько лет после выхода этой работы С.А. выдающийся американский механик Т. фон Карман … счёл остающейся под вопросом саму возможность существования установившегося течения у тела, равномерно движущегося со скоростью равной скорости звука! В конце работы С.А. был найден общеизвестный теперь локальный критерий непрерывного перехода».

Из работы «О сверхзвуковых движениях газа» выросло исследование причин разрушения потенциальных течений и образования скачков уплотнения в местных сверхзвуковых зонах, которое было выполнено сразу же после войны сотрудниками Сергея Алексеевича А.А. Никольским и Г.И. Тагановым. Это исследование объяснило многие из имевшихся к тому времени опытных данных, связанных главным образом с резким увеличением сопротивления тел в трансзвуковом диапазоне скоростей. Однако в то же время итерационный процесс, предложенный Христиановичем в последней части этой работы, не получил применения, а дальнейшее развитие теоретической аэродинамики трансзвуковых скоростей пошло по другому пути. Говоря простым с технической точки зрения языком, эта работа позволила определить условия, необходимые для выбора наилучшей формы крыла, обеспечивающей наименьшее лобовое сопротивление.

Очень часто, в высказываниях учёных о том или ином научном исследовании С.А. Христиановича звучит мысль о том, что его идеи, решения определённых задач опережали своё время и зачастую в скорейшие сроки применялись на практике. Здесь проявлялась его способность видеть в проблеме, исследуемом вопросе суть, выделять главное, причём даже и не из близкой ему области науки. Наиболее красноречивым примером можно назвать его работы в далекой для него в то время сфере энергетики. Но этому в нашей дипломной работе будет уделён специальный раздел.

Сотрудник ИТПМ д.ф.-м.н. С.С. Кацнельсон рассказал о нескольких интересных случаях, также весьма ярко демонстрирующих это качество Христиановича. Приведём их для наглядности. «В Институте химической физики один учёный, позже ставший академиком, делал научный доклад. Присутствовало научное сообщество. Сергей Алексеевич задавал вопросы, как многим казалось, чуть ли не из школьного курса. Докладчик неохотно отвечал. После этого выступал кто-то ещё, докладчика хвалили…. Затем встал Христианович, взял мел и показал, что элементарные, основные законы физики, не выполняются. Положил мел и в гробовой тишине ушёл…. Можно накручивать что угодно, какую угодно математику писать, какие угодно слова говорить, но если основные законы не выполняются, всё это бессмысленно. Он всегда видел суть». А вот другой пример, приведённый Кацнельсоном: «Я помню, как заведующий лабораторией, куда я пришёл работать после университета, Л.А. Заклязьминский….готовил докторскую диссертацию по проблеме преобразования тепловой энергии в электрическую. В качестве источника энергии был выбран ядерный реактор. Хотя он не был специалистом в области ядерной энергетики, тем не менее он занялся этим вопросом. И, когда на одном из семинаров он делал доклад, Христианович (хотя, насколько я знаю, он этим тоже не занимался) моментально включился в проблему и задавал вопросы просто «в лоб»». Для учёного это качество является очень ценным. У Сергея Алексеевича можно наблюдать эту способность смотреть на проблему широко, видеть её корень, видеть процесс её решения и предполагаемый результат.

Вернёмся к работам Христиановича в годы войны. Они имели, как уже отмечалось, огромную практическую и теоретическую ценность. В результате Сергей Алексеевич был удостоен Сталинской премии первой степени в области технических наук в размере двухсот тысяч рублей. Сообщения о высоких наградах всегда находили отражение на страницах центральной прессы. В «Правде», «Известиях», «Вестнике Академии наук» приводится Постановление Совета Народных Комиссаров СССР «О присуждении Сталинских премий за выдающиеся работы в области науки: …Христиановичу Сергею Алексеевичу, члену-корреспонденту Академии Наук СССР, сотруднику Центрального Аэрогидродинамического института им. Жуковского, за научные работы: «Обтекание тел газом при больших дозвуковых скоростях», «Влияние сжимаемости на характеристики профиля крыла», «О сверхзвуковых движениях газа», опубликованные в конце 1940 года и в 1941 году».

Весьма лаконично и ёмко даётся характеристика научных достижений Христиановича на тот момент в «Вестнике АН СССР»: «член-корреспондент А.С. Христианович успешно изучил новые явления, связанные с полётом на больших скоростях. Если при небольших скоростях полёта аэродинамика самолёта базировалась на законах и формулах, выведенных в предположении, что воздух не сжимается, то при современных больших скоростях такое допущение уже не пригодно. С.А. Христианович разработал новую теорию с учётом сжимаемости воздуха и теоретически установил основные закономерности изменения аэродинамических характеристик крыла самолёта при переходе к полёту на больших скоростях. Огромное практическое значение для разработки проблемы прочности самолёта и его частей имели последние исследования С.А. Христиановича».

С.А. Христианович не раз отмечал, что учёные ЦАГИ внесли огромный вклад в победу в войне.Он говорил о том, что во время войны шла в основном реализация того, что было подготовлено в предшествующий период. Это также и строительство Нового ЦАГИ в городе Жуковском, которое началось в 1934 году, и в основном завершено в 1940 году. В числе экспериментального оборудования там была и упомянутая ранее скоростная аэродинамическая труба, которая была смонтирована в лаборатории С.А. Христиановича в 1941 году. Её масштабы поражали воображение: «Если посмотреть на фотографию этой трубы, то человек совершенно там терялся: он выглядел не больше спички», - рассказывал Сергей Алексеевич. По его словам из этой трубы буквально «вылетела» реактивная авиация. Но в то время никто в ЦАГИ не имел серьёзных представлений о законах аэродинамики при скоростях, близких к скорости звука. Христианович отмечал, что многие даже сомневались «не есть ли это какая-то придумка - научные причуды». Поэтому одновременно со строительством трубы коллективу его лаборатории приходилось изучать аэродинамику больших скоростей практически «с азов».И это было чрезвычайно важно, потому что как только самолёт достигал больших скоростей, он тут же погибал, так как изменялась вся аэродинамика, все силы, действующие на самолёт. «Совершенно другие законы, о которых тогда никто не подозревал, управляли самолётом, его обтекаемостью, его устойчивостью и управляемостью», - объяснял С.А. Христианович.

Г.А. Амирьянц в своих воспоминаниях говорит, что любимым детищем Сергея Алексеевича тогда была труба Т-106 (название скоростной аэродинамической трубы - Е.И.). Христианович говорил ему: «Сама Т-106, то, что её задумали, что её начали строить (я ещё не работал в ЦАГИ, когда начали её проектировать) - это было, конечно, великое предвидение. Тут большую роль сыграла группа людей: Ушаков Константин Андреевич, Мусинянц Гурген Мкртичевич, Абрамович Генрих Наумович. Вот они, в сущности, этим делом зажгли других…».Геннадий Ашотович Амирьянц отмечает ещё один интересный момент. Лауреат Ленинской премии Н.К. Лебедь, учившаяся в войну в МГУ у С.А. Христиановича, рассказывала ему: «Сергей Алексеевич читал нам газовую динамику. О ЦАГИ он говорил как об уникальной возможности соединения глубокой теории с тонким экспериментом, с выходом на важные практические задачи. Тогда завершалась наладка трубы Т-106, о которой он говорил студентам как о живом существе. Потом уже, когда мы, загоревшиеся желанием работать в ЦАГИ, приходили в его кабинет, то видели под стеклом его рабочего стола две фотографии: его дочери Дашеньки и … трубы Т-106. В этой трубе были начаты первые эксперименты по стреловидным крыльям…. И методике соответствующего эксперимента, анализу точности, метрологической строгости выдаваемых результатов, методике введения необходимых поправок академик придавал совершенно исключительное значение».

И хотя непосредственной роли в войне эти достижения не сыграли, создание этой трубы, тщательное изучение в ней различных явлений, связанных с авиацией именно в эти годы, позволило в послевоенное время почти безболезненно и без потерь освоить реактивную авиацию и большие скорости. Сам Христианович рассказывал об этом так: «Мы прошли околозвуковые скорости почти без жертв, спокойно, благодаря наличию…трансзвуковой трубы, открытию этого принципа (принципа создания трансзвуковой трубы - Е.И.) и модернизации Т-106. Мы могли на моделях разобраться в особенностях полёта и всё это сделать в лаборатории, изучая неизвестные явления, а не губить лётчиков в полёте, как это произошло во всех странах: у немцев, у англичан, у американцев. У всех, кроме нас…. Впервые это сказалось на военных действия в Корее, когда появился МИГ-15, и на этом корейская война закончилась. В один день было сбито около ста американских бомбардировщиков. Наша авиация потеряла одну машину, которую потом никак не могли извлечь из воды американцы…».

Значительную роль на фронте сыграла работа С.А. Христиановича и его коллег по усовершенствованию пороховых ракет - снарядов знаменитых «Катюш». Сергей Алексеевич вспоминал, что впервые они были применены осенью 1941 года в боях под Ельней, где показали свою эффективность. Однако они обладали серьёзным недостатком: имея большой разброс при стрельбе, снаряды разлетались по большой площади, то есть кучность огня была очень мала. Для создания достаточной поражающей плотности огня нужно было огромное количество снарядов, сосредоточение большого числа установок, многих залпов. Всё это, конечно, делалось в ходе больших сражений, но в более мелких боях сделать это было сложнее. Многие специалисты говорили, что ничего не поделаешь, тем более шла война, и перестройка на новый тип снарядов казалась слишком сложной.Христиановича как видного специалиста спросили, что можно сделать? Он ответил: «Сделать ничего нельзя. Только разве что святой водой окропить…».

Но позже Сергей Алексеевич вместе со своими коллегами, создав макеты реактивных снарядов и испытав их в аэродинамической трубе, понял причины этого рассеивания. Это была совершенно секретная работа, к которой Христианович привлёк знакомых специалистов: специалиста по «разбросу» - статистика Я.Б. Шора, теоретиков Л.М. Левина и Ф.Р. Гантмахера, опытного конструктора ЦАГИ - И.И. Слезингера. Суть усовершенствования снарядов состояла в том, что в них просверливались дырки для закручивания снаряда в полёте. Получалось, что когда снаряд восходит, он чуть-чуть отклоняется, но из-за вращения он начинает двигаться то вправо, то влево - происходит усреднение этого вращения. На довольно простом оборудовании были проведены опыты, после чего партию снарядов отстреляли на полигоне, получив отличные результаты. Правда, дело затягивалось, к тому же отечественные свёрла не годились, так как не брали толщину металла снаряда. Сергей Алексеевич сказал в ЦК, что всё будет сделано, только нужно, чтобы из-за границы выслали свёрла из прочной стали. Ему сказали, чтобы он сам написал записку на имя Сталина. Христианович написал председателю Государственного Комитета Обороны И.В. Сталину короткое письмо, приложив результаты отстрела. Здесь стоит отметить, что, по словам самого Сергея Алексеевича, этому его научил знаменитый конструктор А.С. Яковлев: «Написать письмо Сталину - это непросто: текст не больше, чем на полстранички, 20 строк, чтоб было всё понятно и ясно. Яковлев учил меня обращению с начальством. Со Сталиным и Берией, слава Богу, я не встречался, а вот с остальными - общался…». Сталин связался с американским президентом Рузвельтом, и вскоре свёрла были получены. В результате уже через месяц на заводе было запущено производство усовершенствованных снарядов, а с 1943 года они пошли на фронт.

К этому времени был запущен в производство другой снаряд типа «Катюши», который создатели назвали «Андрюшей». Обнаружилось, что он обладает ещё меньшей кучностью, чем исходный снаряд «Катюши». Специалисты ЦАГИ предложили аналогичный способ его усовершенствования. Снаряд улучшенной кучности для «Андрюши» назывался М-31-УК, а для «Катюши» - М-13-УК.

Об этой работе и о том, что ЦАГИ принимал в ней участие, долгое время особо не говорилось и не писалось. Об этом рассказывает Г.А. Амирьянц: «Сам С.А. Христианович, рассказывавший мне многое о работах в ЦАГИ, почему-то не говорил об этом ни слова. И.И. Слезингер объяснял: «Это военные постарались присвоить себе лавры. В одной из выпущенных ими книг по этому поводу было записано, что «москвичи» усовершенствовали снаряды. А кто эти «москвичи» - никто не говорил. Фамилии, собственно говоря, исчезли…». Но сохранилась опубликованная в закрытых прежде «Трудах ЦАГИ» за 1945 год статья С.А. Христиановича, Ф.Р. Гантмахера, Л.М. Левина, И.И. Слезингера «Реактивно-вращающиеся снаряды М-13 и М-31», в которой содержится соответствующая информация. Эту работу сейчас можно увидеть в качестве экспоната в научно-мемориальном музее имени Жуковского в зале, где представлена информация о состоянии отечественной авиации в годы войны.

Христианович подал всю эту работу на Сталинскую премию. Что было дальше, выясняется из воспоминаний Слезингера: «…К этому времени было объявлено, что эффективность снарядов можно увеличить не в 6, а в 11 раз…. Нашелся военный, заместитель командующего, который изготовил установку с закручиванием снаряда прямо в установке, и тоже подал на Сталинскую премию - несмотря на то, что у него практически ничего не получилось. Но сила этих военных была такова, что они, несомненно, получили бы Сталинскую премию. Христианович решил исключить меня и себя из списка поданных на премию. Он подал работу Левина и Гантмахера как отдельную математическую работу. И они получили Сталинскую премию первой степени. Мы же получили ордена: Христианович - орден Ленина, а мы трое - ордена Красной Звезды. Мы все, включая Христиановича, получили также большую премию по изобретательской линии».

Необходимо отметить, что за военные годы Христианович получил два ордена Ленина - за работу в ЦАГИ в 1943 году («за выдающиеся заслуги в области научно-исследовательских работ») и за специальную работу (этот термин фигурирует в личном деле учёного в архиве НГУ) в 1944 году. Что это за «специальная работа», выясняется из периодики: «Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 апреля 1944 г. о награждении орденами и медалями офицерского, сержантского, рядового и вольнонаёмного состава Главного управления вооружения гвардейских миномётных частей Красной Армии и работников промышленности за образцовое выполнение заданий командования по обеспечению гвардейских миномётных частей боеприпасами и вооружением и за успешное выполнение ремонта боевых и транспортных машин в числе других награждён орденом Ленина: Христианович Сергей Алексеевич - начальник лаборатории ЦАГИ». Видимо, это и есть тот орден, о котором говорил И.И. Слезингер.

По свидетельству Амирьянца, справедливость восторжествовала полностью, когда через много лет в Историческом музее на выставке, посвященной Великой победе, «на одном из центральных стендов, рядом с актом о капитуляции Германии был помещен документ, свидетельствовавший об авторских правах С.А. Христиановича и его сотрудников на техническое решение, обеспечивавшее резкое улучшение характеристик такого могучего оружия - «Катюш»…».

В процессе работы над усовершенствованием «Катюш» была разработана теория полёта и рассеивания реактивных снарядов. Христианович и его сотрудники взялись за разработку противотанковых снарядов и создали снаряды, пробивавшие 120-миллиметровую броню. Но при их испытании в ноябре 1944 года выяснилось, что снаряды летят куда попало, хотя всё было нормально, когда их отстреливали летом. Оказалось, что порох очень чувствителен к начальной температуре, а разобрались в этом и изготовили новые снаряды только к лету 1945 года, когда война была закончена. «Надо было делать всё вовремя, всё делать перед войной, а в войну можно использовать только то, что уже сделано», - говорил в этой связи С.А. Христианович.

Как уже отмечалось, центральной проблемой научных интересов Христиановича в эти годы была аэродинамика. Это было особенно актуально, так как стояла задача создания реактивной авиации. Сергей Алексеевич в своих воспоминаниях отмечал, что тогда ходили легенды по этому поводу. Например, полагали, что существует звуковой барьер, о который разбивались самолёты. И, конечно, стояла задача исследования этих явлений. Благодаря строительству аэродинамической трубы появилась возможность испытывать крупные модели самолётов при скорости близкой к скорости звука. Вскоре аэродинамическая лаборатория, во главе которой стоял Христианович, стала главной в ЦАГИ, так как занималась этими важными вопросами.

Признанием упорного и результативного научного труда С.А. Христиановича можно считать его назначение в 1943 году заместителем начальника ЦАГИ. В этом же году это признание воплотилось в его избрание академиком. Сергей Львович Соболев, бывший уже академиком, дал отличную характеристику учёному для представления его на выборах в действительные члены Академии наук СССР. Начальник ЦАГИ С.Н. Шишкин также дал положительный отзыв о научной работе Сергея Алексеевича. В нём говорилось: «Учёный совет ЦАГИ считает, что избрание члена-корреспондента Академии наук СССР, доктора физико-математических наук, профессора, лауреата Сталинской премии Сергея Алексеевича Христиановича в число действительных членов Академии наук СССР будет наилучшим образом способствовать прогрессу механики и техники в Советском Союзе». Постановлением общего собрания Академии Наук СССР от 27 сентября 1943 года Сергей Алексеевич Христианович был избран по отделению физико-математических наук действительным членом Академии Наук СССР. Ему тогда было всего тридцать пять лет.

В эти годы имя Христиановича часто встречается на страницах центральной прессы, где ему даётся характеристика как «весьма молодого, но и весьма талантливого академика…, лауреата Сталинской премии и создателя блестящей теории полёта на больших скоростях…». В 1946 году академик получил очередную премию в размере ста тысяч рублей. «Академику Христиановичу Сергею Алексеевичу совместно с другими участниками работы присуждена Сталинская премия второй степени за экспериментальные исследования по аэродинамики больших скоростей, опубликованные в 1945 году», - читаем в «Вестнике АН». Позже, в 1946 году Христианович был избран членом Президиума Академии наук, а в 1949 и 1952 годах это подтверждалось его переизбранием.

Исследования в области аэродинамики привели к созданию трубы Т-112, в которой в 1946 году впервые были осуществлены исследования с непрерывным переходом через скорость звука, а затем в модернизированной трубе Т-106 этот опыт был повторён. Здесь особенно интересным представляется рассказ сотрудника ИТПМ д. ф.-м. н. С.С. Кацнельсона о том, как был «получен сверхзвук»: «Когда после войны уже появилась сверхзвуковая авиация, нам надо было, в общем-то, догонять мир. Помимо того, что теоретические работы были, необходимо было в экспериментальном плане осуществить переход с дозвука на сверхзвук в аэродинамической трубе, в которой обдуваются модели. Ведь известно, что эксперимент - это основа, особенно, в аэродинамике. В ЦАГИ была единственная в стране околозвуковая труба, которая вмещала большие модели. Начальником там был Туполев. И вот Сергей Алексеевич (он тогда был ещё совсем молодым) пришёл к нему и сказал, что нужно сделать очень простую вещь: вдоль тракта насверлить дырок и отобрать таким образом массу, и будет сверхзвук (теперь, конечно, мы это любому студенту объясняем). На что Туполев ему сказал: «Понимаете, если ничего не получится, всех нас и меня в первую очередь к стенке поставят, ведь труба единственная», и запретил им даже думать в эту сторону. Тогда ночью они втроём (Фабрикант, Христианович и Миллионщиков) взяли дрель, пошли и насверлили дырок. На утро был сверхзвук. Только представьте! Ведь «поставить к стенке» тогда могли просто так! Настолько они были уверены!»

В сентябре 1946 года состоялась первая послевоенная международная встреча учёных - механиков - VI международный конгресс по прикладной механике, проходивший в Париже. Христианович был председателем Советской делегации и выступал с докладом «Обтекание газом профиля при дозвуковых скоростях с учётом циркуляции».

Годы работы в ЦАГИ для Христиановича - долгий, насыщенный и плодотворный период его жизни и творчества. В это время, думается, произошло его окончательное становление, как в личностном плане, так и в профессиональном. Из молодого, талантливого и подающего большие надежды учёного Сергей Алексеевич стал академиком, учёным мировой величины. Начальник лаборатории, член Учёного совета, заместитель начальника ЦАГИ - это свидетельства блестящей научной работы Христиановича. В ЦАГИ он получил, закрепившуюся за ним навсегда «кличку» - САХ по аналогии с С.А. Чаплыгиным, которого коллеги называли «папой Чапой», а чаще САЧ. Это было даже почётно. Некоторые аэродинамики ассоциируют аббревиатуру САХ с сокращением от термина «средняя аэродинамическая хорда».

Сергея Алексеевича окружал замечательный коллектив, талантливые учёные, которые много сделали для советской науки. Он говорил: «Мне всегда везло - я попадал в отличные коллективы». С благодарностью он вспоминал своих учителей в ЦАГИ: «Это были ученики Жуковского, инженеры, иногда моложе меня, но которые прошли хорошую инженерную подготовку в авиации. А я ничего не знал, и они меня обучали этому делу. Когда я был назначен заместителем начальника ЦАГИ, это всех страшно удивило: «это какой-то математик». Но потом мне было в этом коллективе хорошо. Я и теперь встречаю своих старых друзей (напомним: это запись 1981 года - Е.И.), и мы всегда хорошо вспоминаем это время как героическое, когда мы работали день и ночь над созданием авиации в военное время…».

В то же время С.А. Христианович продолжал заниматься педагогической деятельностью, работая по совместительству в качестве профессора Московского Государственного университета, затем проректором МГУ по специальным вопросам, а также заведующим кафедрой Московского Авиационного института.

ЦАГИ многое дал Христиановичу. Он и сам об этом говорил: «ЦАГИ, как и другие научные учреждения, как Математический институт, был совершенно замечательным учреждением. Здесь были исключительные люди, интереснейшие задачи. И я там многому научился.… Стал разбираться в проектировании, в строительстве, участвовал в реальных делах, научился применять научные знания к решению практических задач, доводя дело до конечного продукта».

В этот период проявился и организаторский талант учёного: для осуществления поставленных задач он всегда правильно подбирал кадры, умел привлечь нужных людей. Это его качество особенно проявилось и было востребовано в деятельности по развитию высшей школы в стране, а также в организации Сибирского Отделения Академии Наук, которому посвящена вторая часть нашего исследования.

Необходимо отметить, что множество научных достижений и карьерных взлётов Сергея Алексеевича пришлось на тяжелые тридцатые и сороковые годы. Своего дворянского происхождения Христианович никогда не скрывал и в графе «социальное происхождение» всегда так и писал: «из дворян». В то время у Христиановича возникали сложные ситуации, связанные с попытками «доброжелателей» «поссорить» его с властью. Это иллюстрируют два случая. Примерно в конце тридцатых годов пропал важный документ, составленный Христиановичем и Келдышем о самолёте-снаряде, который бы достигал Америку. Каким-то образом это стало известно в правительстве. Началось разбирательство, Христиановича отстранили от работы. Дело дошло до Сталина. Он решил вопрос просто - спросил, кто составил документ и, узнав, что сам Сергей Алексеевич, сказал, что ему не было смысла их воровать, если он сам их составил. «Сталин меня спас», - вспоминал Христианович. Позже выяснилось, что часть документа была вырезана для составления нового, остатки отправились в мусорную корзину, а документ об уничтожении составлен не был. Мысль о том, что секретчица (она и подняла вопрос о пропаже документа) поучаствовала в том, чтобы об этом узнали в верхах кажется весьма реальной, так как уволенная после этого случая, она была принята с повышением в главк.

Второй подобный случай произошёл уже в послевоенное время, в конце сороковых годов. В ЦАГИ случился конфликт с ЦИАМом (Центральный институт авиационных моторов). Из ЦИАМА была направлена записка на имя Сталина о том, что Христианович мешает развитию советской авиации. Сергей Алексеевич был отстранён от руководства ЦАГИ, была назначена комиссия для разбирательства, председателем которой был назначен В.И. Молотов. Дело было в том, что ЦИАМ продвигал свои двигатели и стоял на позиции винтовой авиации, в то время как в ЦАГИ зарождалась турбореактивная авиация, то есть современная. С.А. Христианович в одном из интервью рассказал об этом случае: «По качеству это был невероятно паршивый двигатель… Я получил от министерства распоряжение дать заключение по предложению группы ЦИАМ. В ЦАГИ тогда был генеральщик Колышев, мудрый старый инженер - он тоже сказал - чушь. Я так и подписал и забыл про это дело. А тут вдруг меня вызывают к министру. Приезжаю туда и вижу: все генеральные конструктора сидят…Говорю, что ЦАГИ поручено сделать заключение, но двигатель паршивый. По этим расчётам эта машина, которая должна долететь до Америки и бомбить, едва поднимется. Все молчат. Помолчали. Тогда мы поехали к Василевскому, который тогда был начальником Генерального штаба. Всё повторяется. Помолчали. Поехали в ЦК к Маленкову. Политбюро ночью. Выдвинули решение: отстранить Христиановича от руководства институтом, провести работу в ЦАГИ и вернуться к этому вопросу». Были назначены испытания самолётов, и самолёт с двигателем ЦИАМА… не взлетел. Сотрудники этого института быстро заменили мотор другим, более мощным, что не укрылось от Молотова. И на докладе об испытаниях он спросил, тот ли это был двигатель. После некоторых попыток выкрутиться ему стало ясно, что мотор был заменен. Молотов потребовал, чтобы об этом было написано Сталину. Перед Христиановичем извинились, он был восстановлен на работе.

Один из близких сотрудников С.А. Христиановича д.т.н. В.М. Масленников как-то задал ему вопрос, не боялся ли он таких моментов. Он ответил: «Несмотря на все эти ситуации, я никогда не испытывал страха. Если ты в чём-то уверен и ты прав, то твоё дело будет принято и сразу же реализовано».

Постановлением Президиума Академии наук СССР от 21 ноября 1952 года академик Христианович был назначен секретарём Отделения технических наук Академии наук. С 1953 года он перешёл туда из ЦАГИ на основную работу. Приказом министра авиационной промышленности от 28 января 1953 года Христианович был освобождён от обязанностей первого заместителя начальника ЦАГИ и начальника лаборатории этого института, как сформулировано в документе «в связи с переходом его на работу в Академии наук СССР». Сам Христианович в своих воспоминаниях и автобиографии, хранящейся в его личном деле, о конкретных причинах этого не говорит. Но сын М.А. Лаврентьева М.М. Лаврентьев в своих воспоминаниях об отце, рассказывая о трёх отцах-основателях Сибирского отделения АН, отмечает: «По воле судеб трое выдающихся учёных оказались рядом. Все они в тот период чувствовали некоторую неудовлетворённость своей научной карьерой. Христианович до этого был научным руководителем ЦАГИ, но после конфликта с директором ушёл - партийные органы решили снять обоих…».

Но что это был за конфликт, Лаврентьев не разъясняет. Что же произошло? Некоторое объяснение находим лишь у к. ф.-м. н. С.К. Бетяева, который в своей статье говорит, что в эти годы «номенклатура, постепенно занявшая повсюду административные посты, начинает увольнять крупных учёных. Опытного, знающего своё дело С.Н. Шишкина сняли с высокой должности начальника ЦАГИ в 1950 г. «за аморальное поведение». На его место не нашлось никого лучше А.И. Макаревского, тогда малозаметного инженера. В 1953 г. с молчаливого согласия последнего избавляются от академика С.А. Христиановича, создателя сверхзвуковых аэродинамических труб.

Вот как об этом говорил Сергей Алексеевич: «Я боялся, что я там не нужен. Я привык, что ко мне в ЦАГИ относились уважительно и нормально. Макаревский был начальником - человек мягкий и ни во что не вмешивался…Струминский и Свищев…сказали мне, что я мешаю там, так прямо в лицо и сказали, что надобности во мне нет. Труба работает, мы прошли все испытания. А мне в это время предложил президент Академии такую должность, на которой можно ничего не делать, а можно сделать очень многое. И я подумал раз стал немилостивен, надо уходить. Я не долго раздумывал, позвонил в ЦК, меня связали с Булганиным. Вопрос выносился на Политбюро - меня отпустили. Я ушёл, потому что невыносимая была обстановка». Он также отмечал, что тот случай с «потерей» секретного документа тоже поспособствовал уходу, так как создавалась явно нездоровая атмосфера для работы. Г.А. Амирьянц вспоминал, что Сергей Алексеевич говорил ему, что можно работать либо дружно, либо вообще не работать…

Сын П.П. Красильщикова, работавшего в сороковые годы в ЦАГИ вместе с Сергеем Алексеевичем, Александр Петрович Красильщиков вспоминает, что ситуация обострилась ещё и в связи с действиями В.В. Струминского, который в то время разрабатывал стреловидные крылья. По словам Александра Петровича, он «вытеснил» Христиановича, после чего сам стал заместителем начальника ЦАГИ по аэродинамике.Сергей Алексеевич был вынужден уйти, написав заявление на имя министра авиационной промышленности М.В. Хруничева от 26 ноября 1952 года: «В связи с назначением меня на руководящую работу в Академию Наук СССР и невозможностью совмещать эту новую работу с административной работой в ЦАГИ прошу освободить меня от должности первого заместителя начальника ЦАГИ и начальника лаборатории №2, сохранив за мной работу в ЦАГИ в качестве научного руководителя лаборатории №2».

Несмотря на вынужденный уход, у Христиановича остались самые тёплые воспоминания о работе в этом научном учреждении. Когда отмечалось шестидесятилетие академика - юбилей отмечали в Президиуме АН - Александр Петрович Красильщиков приезжал туда в составе делегации ЦАГИ. Он вспоминает момент, когда выступал Сергей Алексеевич: «Знаете, лучше этого института вообще у нас нет. В этом институте можно любую проблему решить!»

В связи с переходом на работу в Академию наук в качестве секретаря отделения технических наук, Сергей Алексеевич стал заниматься другими научными проблемами, нежели когда он работал в ЦАГИ.

Директор Института нефти АН СССР Н.И. Титков обратился в феврале 1953 года в Академию наук с предложением назначить Сергея Алексеевича заведующим Отделом нефтепромысловых проблем: «Учитывая чрезвычайно большое значение для нефтяной промышленности научных работ,…необходимо квалифицированное руководство отделом нефтепромысловых проблем обеспечивающее координацию всех научных работ, выполняемых в лабораториях Отдела. Наиболее подходящей кандидатурой на должность Заведующего Отделом нефтепромысловых проблем Института нефти является академик С.А. Христианович, который широко известен в нефтяной промышленности своими научными работами как раз в области разработки нефтяных месторождений». И соответствующим постановлением президиума АН С.А. Христианович был утверждён заведующим этого отдела.

Подробнее о работе Христиановича в 1953 году можно узнать из его отчета о проделанной работе за этот год: «В первой половине 1953 года я ознакомился с рядом вопросов, связанных с разработкой теории внезапных выбросов, и занимался решением следующих задач: а) составлением и интегрированием уравнений движения смеси угля и газа в процессе выброса с учётом выделения из угля сорбированного газа; б) решением задачи о распределении давления газа и фильтрации газа в пласте…; в) теоретического исследования возможности освобождения газа сорбированного в угле путём дробления газом угля с поверхности». По этим вопросам в конце года он написал три статьи: «О волне выброса», «Распределение давления газа движущейся свободной поверхности угля», «О волне дробления».

Однако сам Христианович был недоволен результатами своих работ за 1953 год: «К сожалению, в связи с моим отрывом от ЦАГИ, я не имел возможности продолжать свои работы в области аэродинамики и теории полёта, а также по намечавшейся мной с рядом учёных ЦАГИ работе над книгой по новым вопросам аэродинамики больших скоростей на основе опыта практической работы последних лет. Благодаря этому я не могу считать, что работал в 1953 году с должной эффективностью». Здесь видна некая тоска по работам в любимом институте, а также и то, что работа в Отделении АН не была ему также по душе, как работа в ЦАГИ: «Практика работы в качестве академика-секретаря в течение 1953 г. привела меня к убеждению о необходимости упорядочения многих вопросов, связанных с оперативной работой Бюро Отделения и аппарата Президиума. Я неудовлетворён своей работой в качестве академика-секретаря в 1953 г. В настоящих условиях, она мне представляется мало эффективной и формальной». В 1954 году Сергей Алексеевич продолжал работать по вопросам, связанным с нефтяной тематикой, а с июля этого года начал работать в институте химической физики АН СССР по «специальной тематике» - над теорией парогазового двигателя. До 1956 года он разрабатывал в этих институтах проблемы механизма гидравлического разрыва нефтеносного пласта, теории горного давления применительно к очистным работам, ударной волны на значительном расстоянии от места взрыва, отражения ударной волны в воде. Всё это видно из отчётов о работе за 1954-1956 гг.

С.А. Христианович участвовал во всех ядерных испытаниях, кроме самого первого, в качестве научного консультанта и работал над теорией распространения ядерного облака. Вот как вспоминает об этом С.С. Кацнельсон: «Когда проходили ядерные испытания в атмосфере, нужно было создать математическую теорию распространения шара в той области после взрыва. Ею занимался, в том числе и С.А. Христианович. И был такой момент: весь этот процесс был снят на плёнку, и он его просматривал час, другой, третий. Киномеханик, который её ставил, чуть ужё в обморок не падал. Тогда плёнку закольцевали, то есть соединили конец с началом, что позволило Сергею Алексеевичу просматривать её непрерывно. В результате появилась соответствующая теория….». Первую атомную бомбу продували в лаборатории ЦАГИ, причём это была работа, о которой знали совсем немногие. Христианович рассказывал, что они отрабатывали аэродинамику первой атомной бомбы, которая спускалась с сопротивлением: «И конструкция была. Её тогда сделал Слезингер. Никто не знал, кроме меня, что это была атомная бомба. Даже министр наш… Никто. Прислали нормальную бомбочку…И эту. И один только я знал, почему она такая странная. Работали и не обращали внимания, и её не секретили особенно. Потому что была договорённость, что как только засекретят её, то все узнают. Когда в 1953-м году пришла ревизия и обнаружила: «Как это у вас!» - и сделали «сов. секретно». Завтра уже весь ЦАГИ знал, что у нас бомба делается».

§3. Создание Московского физико-технического института

Христианович сыграл большую роль в развитии высшей школы, он стал одним из основателей Московского физико-технического института. Необходимость создания высшей политехнической школы научная общественность осознала ещё в 1938 году, тогда и было написано письмо в редакцию газеты «Правда» под названием «Нужна высшая политехническая школа». Среди составителей много известных фамилий: депутат Верховного Совета СССР, член-корреспондент Академии Наук СССР Н.И. Мусхелишвили, депутат Верховного Совета РСФСР, член-корреспондент Академии Наук СССР С.Л. Соболев, доктор физико-математических и технических наук, профессор М.А. Лаврентьев, доктор физико-математических наук, профессор А.О. Гельфонд, доктор физико-математических и технических наук С.А. Христианович, доктор технических наук, профессор Д.Ю. Панов, доктор физико-математических наук, профессор Н.Е. Кочин, начальник технического отдела Главнефтедобычи инженер Ф.А. Требин.

В статье говорилось: «В нашей стране существует два типа технических учебных заведений: техникумы, готовящие специалистов узкого профиля, и втузы, готовящие инженеров на более широкой, но всё же весьма скромной теоретической базе…. Ни одно из этих учебных заведений не готовит инженеров-учёных, инженеров-исследователей, соединяющих совершенное знание той или иной отрасли техники с широким общим физико-математическим образованием. А такие кадры нужны стране. Обладая широкой теоретической подготовкой и знанием производства, они должны будут решительно двигать вперёд науку».

Сам Христианович в интервью от 9 февраля 1984 года отмечал, что «новая техника вылезала из всех углов…Строительство новых дорог, гидроэлектростанций, авиации, не говоря уже о вопросах физики в целом, требовало новой техники, новых идей», а это в свою очередь требовало подготовки кадров «по-новому». Проблема заключалась в том, что было очень мало людей, способных работать по новым направлениям. «Нет людей, знающих, что такое большие скорости… Инженеры не знали вопросов газовой динамики. Литературы не было…», - говорил Сергей Алексеевич. Осознавая всё это, учёные и поставили задачу организации учебного заведения нового типа. Но поначалу дальше статьи в «Правде», что уже говорило о серьёзности идеи, дело не пошло.

К концу строительства лаборатории больших скоростей в ЦАГИ эта проблема обозначилась более чётко, и Христианович обратился с вопросом создания политехнического учебного заведения нового типа к генералу И.Ф. Петрову, тот «очень проникся этой идеей». Но вскоре началась война, и вопрос был оставлен в стороне.

После войны недостаток кадров стал ощущаться очень остро. К тому же в связи с войной приём в высшие учебные заведения был сильно уменьшен. Ещё одна проблема состояла в том, что в институтах обучение велось по-старому, так как было легче обучить людей заново, чем переучивать, удаляя из головы «ошибочные знания». Нужно было одновременно вести эксперименты, расчёты и проектирование. И дело касалось не только авиации, новые специалисты были необходимы в создававшейся радиолокационной, электронной промышленности, атомной энергетике, ракетостроении.

С.А. Христианович вместе с П.Л. Капицей составили необходимые документы, в том числе Устав будущего учебного заведения. Сергей Алексеевич вспоминал, что документы «читались Кафтанову Сергею Васильевичу, который был в своё время представителем Государственного Комитета обороны по науке.…Все документы таким образом прошли негласную апробацию. Мы их написали, С.В. Кафтанов давал советы, как нужно оформить различные вопросы. Потом документы подписал ряд учёных. Вечером документы опустили в почтовый ящик у Спасских ворот, а утром они все были подписаны (Сталиным - Е.И.), без единой помарки». В мае 1946 года был издан приказ Министерства высшего образования СССР об организации Высшей физико-технической школы в Москве. Затем она была преобразована в физико-технический факультет (ФТФ) МГУ, и только потом стала самостоятельным институтом.

Но не обошлось без сложностей. Член-корреспондент РАН Н.В. Карлов (ректор МФТИ в период 1987-1997 гг.) отмечает, что остро стояла проблема отсутствия помещения. Было присмотрено два подходивших здания, но они были отданы правительством для других нужд. По словам Карлова «спас положение П.Л. Капица, убедивший своих коллег выйти за пределы Москвы. Он вдохновился идеей небольшого уединенного университетского городка…П.Л. Капица, С.А. Христианович и С.В. Кафтанов на пригородных поездах объездили всё ближнее Подмосковье. Искали и нашли…». Это было помещение Дирижаблестроительного института, которое начали строить, но, как рассказывает Карлов, «задолго до того как оно завершилось, стало ясно, что век дирижаблей ещё далеко не наступил (или надолго закончился). Уже построенное здание студенческого общежития и недостроенное здание учебно-лабораторного корпуса были переданы Московскому авиационному технологическому институту (МАТИ)…. Борьба за Физтех приняла предметный характер. Здесь сильно помогло то обстоятельство, что министр авиационной промышленности М.В. Хруничев, ведомству которого принадлежал МАТИ, проявил понимание сути дела, явно не противодействовал и даже исподтишка способствовал усилиям С.А. Христиановича. Авиация переходила на большие скорости, а авторитет Христиановича в этой области был чрезвычайно велик. Таким образом, со стороны столь важной в то время отрасли народного хозяйства как авиастроение имелась действенная поддержка». В итоге идея была реализована, факультет был создан, а С.А. Христианович был назначен его главой.

Здесь хочется процитировать Н.В. Карлова о том, как шло обучение на факультете: «Внешне всё было нормально. Большие фундаментальные курсы по физике, теоретической механике читали крупные учёные: Б.Н. Делоне, П.Л. Капица, М.А. Лаврентьев, Е.М. Лившиц, И.Г. Петровский, С.М. Рытов, Л.И. Седов, С.Л. Соболев - математики и физики с мировыми именами. Их лекции, общение с ними, экзамены, сдаваемые им, давали и образование, и воспитание высшего класса. Интересной оказалась весьма удачная попытка совместного чтения курса общей физики академиками П.Л. Капицей и Л.Д. Ландау - экспериментатором и теоретиком. Лекции П.Л. Капицы были специально посвящены методам эксперимента, измерениям и экспериментальному обоснованию физических законов; Л.Д. Ландау давал обобщённую картину физического мира в сжатой, логически безупречной и ясной форме раскрывал суть физических законов, подчёркивая их общность и отмечая их конкретную различность в применении к тем или иным конкретным объектам или явлениям. Здесь есть одно довольно забавное обстоятельство. Из-за …политической «неблагонадёжности» академиков Капицы и Ландау их лекции записывались не только студентами. Соответствующие стенограммы оказались настолько профессиональными, что записи получились весьма высококачественными и по существу готовыми к изданию. Теория в известном смысле слова проще эксперимента, уровень «неблагонадёжности» Ландау был ниже такового у Капицы, поэтому уже в конце 1948 года первая часть курса лекций Ландау была издана, правда тиражом только в 500 экземпляров и с характерной надпечаткой «Собственность факультетской библиотеки. Продаже не подлежит».

Факультет готовил научных работников по шести специальностям - аэродинамике (руководитель С.А. Христианович), термодинамике (М.В. Келдыш), строению вещества (И.В. Курчатов), химической физике (Н.Н. Семёнов), оптике (С.И. Вавилов) и радиофизике (А.Н. Щукин). Подготовку студентов по этим специальностям возглавляли 11 кафедр.

Система Физтеха в корне отличалась от традиционной системы обучения в высших учебных заведениях. Академик О.М. Белоцерковский отмечает три главных её составляющих: во-первых, это жёсткий отбор талантливой молодёжи (бывшие студенты вспоминают большое количество сложнейших вступительных экзаменов как письменных, так и устных, а также окончательное собеседование, после которого иногда студенты не попадали в институт. При этом могли задать любые вопросы вплоть до такого: сколько колонн у большого театра…); во-вторых, это организация учебного процесса, состоявшая из общеобразовательного цикла, где преподавал великолепный коллектив учёных и педагогов, факультетского цикла и базового цикла, в формировании которого определяющую роль играли базовые институты, где были организованы спецкафедры МФТИ, так как вовлечение студентов в самостоятельную творческую научную деятельность явилось важнейшим условием для подготовки специалистов высокого уровня; и, наконец, в-третьих, это престижное распределение студентов после окончания института, большая часть выпускников шла в аспирантуру, защищала кандидатские диссертации и продолжала работать в науке.

Но такая «революционная» система на ФТФ встретила мощное сопротивление со стороны «традиционалистов». Н.В. Карлов отмечает, что больше всего раздражали три момента: независимость, опора на преподавателей-совместителей и набор талантливой молодёжи, самозабвенно стремящейся на ФТФ. Последнее особенно сильно проявлялось во взаимоотношениях с МГУ. Не имея возможности подробно останавливаться на событиях того времени, отметим, что в начале пятидесятых годов на Физтехе сложилась весьма острая ситуация: от работы был отстранён П.Л. Капица, закрыты многие базовые кафедры. Как пишет И.Ф. Петров, «по существу, функционировали три кафедры, руководимые… С.А. Христиановичем…, Н.Н. Семёновым… и М.В. Келдышем…. Был осуществлён единственный выпуск специалистов, а большая часть студентов факультета была переведена в другие вузы. Речь шла, фактически, о приостановлении всей деятельности «системы Физтеха»».

Тогда энтузиасты идеи института обратились к генералу И.Ф. Петрову, он являлся тогда начальником ЛИИ (лётно-испытательный институт) и был, что называется, вхож в правительство - он был хорошо известен И.В. Сталину и выполнял многие, в том числе чисто военные его поручения. Иван Фёдорович проникся идеей новой системы и обратился к Сталину. «Выслушав мой короткий доклад, Сталин сказал: «Зачем же мы будем восстанавливать факультет, который только что распустили. Давайте создадим новый институт со следующими факультетами…»…. В этом же 1951 г. ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли постановление об организации на базе ФТФ МГУ нового вуза - Московского физико-технического института, который и начал своё существование с 1952 г.». И.Ф. Петров стал его первым ректором.

На этом трудности не закончились. И здесь мы снова обращаемся к Н.В. Карлову, который говорит: «На протяжении всей истории…МФТИ предпринимались неоднократные попытки погасить пламя элитарности, срезать все его неудобные острые углы, снивелировать институт, подравнять его под общий стандарт, ликвидировать его своеобразие. В самом конце 50-х годов министр высшего образования СССР В.П. Елютин назначил под председательством ректора Московского авиационного института Н.В. Иноземцева комиссию для проверки деятельности МФТИ. Перед комиссией была поставлена задача найти на месте, отталкиваясь от таких «безобразных» фактов, как благоприятный расчётный коэффициент числа преподавателей, индивидуальность и гибкость учебного плана, большое число преподавателей совместителей, веские доказательства недопустимости дальнейшего существования этого вуза, по крайней мере, в том виде, в котором он был создан и в котором продолжал работать».

И снова идею Физтеха спасли учёные. Академики П.Л. Капица, М.А. Лаврентьев, С.А. Христианович обратились в ЦК ВКП(б). В то время (в период с 1955 по 1962 годы) заведующим отделом науки, вузов и школ ЦК работал академик В.А. Кириллин… Будучи сам выдающимся учёным и внёсшим крупный вклад в техническую термодинамику, он быстро понял суть дела и распорядился распустить комиссию, которая в результате так и не приступила к своей разрушительной работе.

Так трудно создавался новый институт, благодаря неимоверным усилиям и энтузиазму великих учёных, в числе которых был Сергей Алексеевич. Его память чтят в МФТИ, его портрет висит в галерее ректоров в главном корпусе института, а также в музее истории Физтеха. Нельзя не согласиться со словами О.М. Белоцерковского, который сказал: «Физтех был организован идеально и заслуга Христиановича в этом колоссальна».

февраля 1956 года Христианович написал заявление Президенту АН СССР академику А.Н. Несмеянову о том, что в связи с окончанием срока его полномочий как академика-секретаря Отделения технических наук и члена Президиума АН СССР, а также большими обязательствами по научной работе в Институте химической физики, просит освободить его от обязанностей академика-секретаря и члена Президиума АН. Таким образом, он мог сосредоточиться на работах в Институте химической физики, которыми занимался в дальнейшем и в Сибирском отделении (работа над парогазовыми установками).

Глава 2. Роль академика С.А. Христиановича в создании СО АН СССР

христианович институт механика технический

Инициаторами создания Сибирского отделения Академии наук СССР были академики М.А. Лаврентьев, С.А. Христианович и С.Л. Соболев. Но история возникновения Сибирского отделения и строительства Академгородка у многих людей зачастую ассоциируется лишь с именем Лаврентьева. Ему установлен памятник как основателю Академгородка, посвящено немало монографий и обобщающих трудов. О С.А. Христиановиче и С.Л. Соболеве в этом плане известно гораздо меньше. Долгое время историография практически умалчивала имя Христиановича, ограничиваясь лишь упоминанием его имени наряду с Лаврентьевым и Соболевым. Это, по мнению некоторых исследователей, связано с обострением в 1960-х гг. отношений между С. А. Христиановичем и М.А. Лаврентьевым. В последнее время ситуация изменилась, исследователи стали проявлять больше внимания к фигуре Христиановича, более реально оценивать его вклад в создание нового научного центра в Сибири.

§1. От идеи Академгородка к его строительству

Предпосылки создания Сибирского отделения вызревали с середины 50-х гг., когда стало понятно, что темпы экономического развития на востоке страны не соответствуют потребностям социалистического строительства. Ясно было также, что для этого необходимо повышать темпы технического развития на базе усиления научного потенциала Сибири. В феврале 1956 года академики Лаврентьев, Христианович и Лебедев публикуют в «Правде» статью «Назревшие задачи организации научной работы», где предлагают перераспределить сеть научных учреждений страны, отмечая их слишком сильную сосредоточенность в центрах. Позже, в апреле 1957-го года Лаврентьев и Христианович снова поднимают этот вопрос в «Правде» в статье «Важное условие развития науки: «…Создание научной базы на Востоке не может быть решено только путём эволюционного развития филиалов Академии Наук СССР. Необходимо туда перенести крупные, хорошо зарекомендовавшие себя научные коллективы из Москвы и Ленинграда…Вопрос о рассредоточении научных учреждений, о создании научных центров на востоке страны назрел. Его нужно решать скоро и в больших масштабах. Вложенные в это дело деньги оправдают себя очень быстро».

Кому конкретно принадлежала идея создания Сибирского Отделения неясно. М.А. Лаврентьев в своих воспоминания пишет, что у него «постепенно созревала идея научного десанта - переезда в Сибирь большой группы учёных и организации там нового научного центра. Своими мыслями, - отмечает он - я делился с С.А. Христиановичем и С.Л. Соболевым…». А вот вдова Христиановича Татьяна Николаевна Аткарская излагает ситуацию несколько иначе. Она вспоминает: «В 1956 году начались тревожные события в Венгрии, опять запахло войной. Как-то к нам зашёл сосед (дело происходило на даче, где академики были соседями - Е.И.) - академик М.А. Лаврентьев, и Сергей Алексеевич поделился с ним волнующими его мыслями о сосредоточении почти всех научных институтов в Москве и Ленинграде: парочка хороших ракет и науки в стране не будет. Разговор затянулся, обоим было ясно, что нужны научные центры в глубине страны…». Такого же мнения придерживается и жена самого М.А. Лаврентьева, Вера Евгеньевна: «Мы жили рядом с Христиановичами, дружба была хорошая. Сергей Алексеевич как-то заметил: «Что же это получается: вся наука сконцентрирована в Москве? Ведь это может кончиться драматично». С этого всё и началось. Это была идея Христиановича - рассредоточить науку. Это ему пришло в голову…».

Некоторая часть научной общественности, в том числе и сотрудников ИТПМ, разделяют версию, в соответствии с которой авторами идеи создания Сибирского отделения были Христианович и Соболев, и что они привлекли к делу Лаврентьева, учитывая его контакт с властями. Лаврентьев уже имел необходимый опыт общения с высшими партийными инстанциями, а главное с самим Хрущёвым, что и позволило им добиться его аудиенции. Сотрудник ИТПМ, к.т.н. А.Ф. Латыпов по этому поводу высказался так: «Документально я это подтвердить не могу, но одна из версий такова, что идея создания Сибирского отделения впервые пришла двум Сергеям - Христиановичу и Соболеву. Но как её донести до руководства партии и правительства, они не знали…. Пока не вспомнили, что есть М.А. Лаврентьев, которого они, естественно, хорошо знали. Он некоторое время работал на Украине и много общался с Н.С. Хрущёвым, они, можно сказать, были друзьями. И вот Христианович и Соболев обратились к Михаилу Алексеевичу, рассказали ему свои соображения и попросили устроить аудиенцию с Никитой Сергеевичем. Лаврентьев это организовал, и они втроём отправились к нему. Им удалось убедить Хрущёва в необходимости создания нового научного центра вне Москвы. Но при этом Хрущёв сказал, что он М.А. Лаврентьева знает, знает его возможности и уверен, что тот эту идею реализует, поэтому руководителем всего этого проекта будет Михаил Алексеевич. Так Лаврентьев стал председателем Сибирского отделения».

Так или иначе, кто автор идеи, установить точно невозможно. Как выразился один из сотрудников ИТПМ, доктор технических наук С.С. Кацнельсон: «Кто сказал «А» это уже не суть важно». Возможно, эта мысль созревала в нескольких головах, главное то, что выразителями её стали известные на весь мир учёные, авторитет которых вдохновил многих людей науки последовать за ними в Сибирь.

Но самое интересное, что вопреки существующему мнению, Сергей Алексеевич, продвигая идею создания Сибирского отделения, изначально вовсе не собирался ехать туда сам! Он занимался тогда ядерной тематикой. Вот что сам он говорит об этом в интервью 1998 года, посвященное восьмидесятилетнему юбилею ЦАГИ: «Я туда не собирался ехать. Наши вели испытания атомного оружия. Я отвечал за безопасность окружающей среды от ударной волны. Был в составе испытательной комиссии. Нередко делал и никого не спрашивал…Я сидел на этом полигоне, в Казахстане, в совершенно секретном городке… В Академгородок я попал как «кур в ощип»…Я сидел на полигоне. Кагэбэшники принимали из Венгрии сообщения. Там что-то назревало. Опять война? Я приехал к Лаврентьеву - чего делать? Дачи наши были рядом. Друзьями были. Конечно, всё это была глупость, ничего такого случиться не могло. Ну а вдруг? ….Под Новосибирском или Иркутском - это было бы практически недосягаемым. Можно двумя взрывами лишить страну всего научного потенциала. Надо иметь научный центр в Сибири. «Мы обсудим это дело, но только вы вдвоём займитесь этим» (Имеются в виду слова Н.С. Хрущёва - Е.И.). Вот - не надо придумывать и предлагать - себе на шею…как говорится». Здесь комментарии излишни, на ум приходит поговорка «инициатива наказуема»….

В результате, академики отправившись к Хрущёву, явились инициаторами нового грандиозного проекта. Предложение учёных заинтересовало правительство. К тому же курс на форсированное освоение восточных районов был взят на XX съезде КПСС, на котором было решено расширять масштабы вовлечения в хозяйственный оборот природных ресурсов на востоке страны, а также ускоренно развивать здесь электроэнергетику, металлургию, машиностроение и т.д.. Это также закреплялось постановлением общего собрания Академии наук СССР от 2 ноября 1957 года. Инициатива учёных отразилась в официальном документе - постановлении Совета министров от 18 мая 1957 года «О создании Сибирского Отделения Академии Наук СССР»: «п.1. Одобрить предложение академиков Лаврентьева и Христиановича о создании в Сибири мощного научного центра». В этом же постановлении одним из пунктов было создание для проведения подготовительной работы по организации СО АН СССР оргкомитет в составе Лаврентьева, Христиановича, Соболева и др., а также утверждение заместителем председателя оргкомитета и руководителя Сибирского отделения Лаврентьева - С.А. Христиановича.

В связи с этим замыслом в прессе появилось множество статей и заметок о будущем научном центре в Сибири. Одна из первых статей, разъясняющих народу, что такое Сибирское отделение Академии Наук, была написана самим Христиановичем. Она появилась в декабре 1957 года в газете «Советская Сибирь», в ней подчёркивалось, что «Сибирское отделение… - первое отделение, создаваемое по территориальному признаку. Уже это одно говорит об его исключительно важной роли в жизни нашей страны». Здесь отмечалась давно назревшая потребность перенести многие научные учреждения поближе к промышленным центрам, к районам нового строительства и новых изысканий, а также говорилось о том, что будет построен университет, базой для которого станут научно - исследовательские институты отделения. Вслед за этой статьёй появилась публикация в «Правде». В ней Христианович сделал вывод: «Развитие народного хозяйства невозможно без внедрения новой техники, а создание новой техники невозможно без участия науки. Именно это явилось одной из главных причин организации Сибирского отделения Академии наук СССР».

С.А. Христианович занимался вопросами организации проектирования и строительства Академгородка, причём не только в Новосибирске, но и в Красноярске, Иркутске, Якутске, Улан-Удэ, Владивостоке, Магадане, на Камчатке.

Важными в этой связи представляются воспоминания заместителя председателя Сибирского отделения по строительству Б.В. Белянина. Он говорит, что эта деятельность отнимала у Христиановича очень много времени и сил, так как ему нужно было заниматься сразу многими делами: подбирать кадры, что ему хорошо удавалось - он сумел привлечь опытных инженеров и строителей, таких как Г.Д. Чхеидзе, А.С. Ладинский, Б.В. Белянин, определять участки для строительства, для чего приходилось выезжать на места и т.д. Сергей Алексеевич принимал непосредственное участие в разработке генерального плана создания научных городков. Белянин подчёркивает, что хотя и другие члены президиума Сибирского отделения играли весьма важную роль в этом процессе, основная подготовительная работа осуществлялась С.А. Христиановичем.

Сергей Алексеевич отвечал за строительство зданий институтов, жилья, всей инфраструктуры будущего городка и представлял все материалы об этом партийному комитету Сибирского отделения. Это можно проследить по архивным документам. Например, в январе 1960 года при обсуждении отчёта партийного комитета Сибирского отделения Академии наук СССР Христианович в своём выступлении представил информацию о состоянии дел строительства, отмечая сложности в строительстве институтов и объектов «культбыта». Он подробно говорил о сроке сдачи каждого института, их предполагаемых площадях, а также о финансовом положении, проблемах коммуникаций. Вывод был сделан в такой форме: «К концу будущего года мы уже затратим с начала строительства около полумиллиарда рублей по строительно-монтажным работам, - более двух третей денег по городку. В этом году заканчиваются главные инженерные сооружения. Стоимость их составит более полумиллиарда…. Сейчас пускают пиковую котельную, пустили воду, закончили главные канализационные сети, дороги. Это тяжёлое дело идёт к концу. Лучше стало со строительством жилья. В этом году план по строительству жилья 40 тысяч кв. метров, этот план будет выполнен…. Шесть институтов будет заложено к концу будущего года…». Христианович говорил также о необходимости постройки кинотеатра, библиотеки, клубов, стадионов, пионерлагеря, больницы, детских садов и яслей, а также гостиницы и милиции, бани и центральной прачечной. Необходимо было контролировать поставку строителям оборудования для монтажа институтов, вести кадровую политику, а также следить за необходимой документацией.

Построить городок было нелёгким делом. Правительство обеспечивало стройку необходимыми материалами и техникой. Но зачастую случалось так, что местные руководители присваивали себе присланные для Сибирского отделения машины, строительные материалы и оборудование. Трудности были и с финансовыми вопросами, но не столько в плане нехватки средств - денег выдавалось столько, сколько было необходимо, - а сколько в том, что нужно было всё оформлять документально, и вкладывать выделенные средства своевременно, так как вовремя неосвоенные инвестиции необходимо было возвращать государству. Эти вопросы были также в поле зрения С.А. Христиановича.

Академик А.С. Христианович был занят строительством, связанным с развитием не только Академгородка, но и непосредственно в городе Новосибирске. Здесь, однако, ситуация была сложнее, и сам Сергей Алексеевич это отмечал: «В городе у нас дело обстоит исключительно плохо. Если в городке план по строительству будет выполнен на 95% по строительно-монтажным работам, то…в городе план будет выполнен на 25%. Ничего не делается. Институт горного дела, затем типография и библиотека, которые для нас играют решающую роль, которые должны строиться здесь - они не строятся. То же самое и с жильём. В городе, по-видимому, считают, что раз мы строим жильё в городке, нам в городе жилплощадь не нужна. Забывают, что есть институты, которые в городок не переезжают, они должны быть обеспечены жильём в городе». Это было в январе 1960 года. Но и в июле того же года на заседании партийного комитета СО АН СССР Христианович вновь отметил, что «Городское строительство идёт очень плохо. Городские организации не занимаются этими вопросами….».

Процесс реализации столь масштабного проекта, конечно, не мог быть простым. Сначала строительство научного городка велось главным образом из кирпича, что не нравилось руководству страны по причине излишней, как казалось, дороговизны. Поэтому уже в конце 1960 года, после визита Н.С. Хрущёва в Академгородок и его критики проектирования и строительства, закладка новых кирпичных жилых домов была прекращена. Стали разрабатывать новые проекты двух, четырёх и одноквартирных коттеджей на основе кассетных стеновых блоков. Также были переделаны проекты институтов на основе унификации изделий из сборного железобетона. Эти вопросы были согласованы со строительными и производственными организациями. Позже в Новосибирске было завершено строительство завода силикатных стеновых блоков и институты, которые закладывались в 1961 году, строились с использованием этих блоков.

Что касается приезда Н.С. Хрущёва, есть интересные воспоминания С.В. Кузнецова, который был в числе молодых учёных, составивших первый «десант» в Сибирь: «Когда уже была построена первая очередь, Дом учёных тогда только достраивался. Все ждали Никиту Сергеевича в Академгородок. Всё, что было не достроено, заделали листами фанеры. Сергей Алексеевич, с самого начала организации, взял на себя самую тяжёлую работу - строительство Академгородка. Первый доклад, самый большой от правительства Сибирского отделения должен был делать перед Хрущёвым Сергей Алексеевич. Он подготовил со своими архитекторами доклад по строительству Академгородка и выступил. Никита разнёс всё в пух и прах: «Так строительство не годится, потому что дано много территории, в Сибири много места, а вы ютитесь домик к домику!» Никита всё разгромил. Сергей Алексеевич настаивал на своём, что всё делается правильно, всё чётко продуманно. Потом выступали архитекторы, проектировщики, говорили о том, что это самый рациональный план. Никита как рогом упёрся. Представьте себе их состояние, когда все они вышли с этого заседания. Это убийство! Столько сил потрачено. Проект готов, уже построены первые дома. Как же это всё переделать? Потому что разбросать весь городок по всем полянам - во что это всё обойдётся?!…. Христианович с горечи пришёл домой, спать не хотелось. Вдруг поздно вечером ему позвонил помощник Хрущёва и сказал: «Никита Сергеевич подумал, что вы уж очень-очень отстаивали свой генеральный план, всю структуру строительства, архитектуру и т.д., и так сильно защищали проектировщики этот план, и сказал, что думает, что вы с проектировщиками всё очень серьёзно продумали, поэтому стройте так, как вы запланировали». Таким образом Сергею Алексеевичу удалось отстоять генеральный план строительства.

Профессионалом в сфере организации строительства Христианович, как и остальные учёные, создававшие Академгородок не был. В связи с этим некоторые участники и очевидцы событий указывают на его, по их мнению, ошибки. Места для научных центров в Красноярске и Владивостоке были выбраны единогласно, а по поводу места для строительства Иркутского научного центра возникли разногласия между местными учёными и властью. Христианович предлагал строить на окраине города, а М.А. Лаврентьев считал, что проект необходимо реализовать в десяти километрах от него. В итоге обком поддержал Христиановича. М.А. Лаврентьев в своих воспоминаниях отмечает, что таким образом была допущена ошибка, в результате которой «через несколько лет городок оказался стиснутым придвинувшимся к нему городом…и…отличные места на берегу Иркутского водохранилища теперь заняты обкомовскими дачами, а иркутский Академгородок дышит смогом и дымом соседних промышленных предприятий». Правда, он оговаривается, что этот вариант был выгоден городским властям, так как появлялась возможность взять от новой организации как можно больше для благоустройства города.

Главным детищем С.А. Христиановича в Сибири был Институт теоретической и прикладной механики. В строительстве ИТПМ также были определённые трудности. Как вспоминает одна из первых сотрудниц института Г.А. Ковальская, Христианович очень хотел, чтобы институт был построен как можно быстрее и для этого предложил проект старого корпуса ЦАГИ. Он был уже готов, и можно было строить. Но все другие институты были спроектированы однотипно и соответственно этому были подобраны производители (завод изготавливал определённые панели именно для этих проектов). Проект же ИТПМ оказался нестандартным, в результате чего здание было построено позже остальных. А вот близкий коллега Сергея Алексеевича С.В. Кузнецов говорит об обратном: «Я задал вопрос Сергею Алексеевичу: «Как же так, вы возглавляете всё строительство Академгородка, а наш институт не видно ещё из-под земли, а все остальные институты уже строятся. У нас же только основание». Христианович мне тогда говорит: «Знаешь, Серёжа, я ответственен за всё строительство и должен в первую очередь заботиться не о себе и своём институте, а о тех, кому нужно и поэтому построить тем, кому нужно независимо от меня». У него совесть не позволяла, поэтому наш институт был скромным и строился «в хвосте»».

Помимо непосредственно организации строительных дел С.А. Христианович был занят научным строительством, то есть был одним из главных научных руководителей Сибирского отделения, занимался подбором кадров, определением тематики исследований. На одном из заседаний партийного комитета СО АН СССР, который проходил в январе 1960 года, Христианович, видимо, понимая, что научная общественность слишком сильно окунулась в строительные дела, призывал вернуться к чисто научным проблемам и задачам: «Перед нами стоят научные задачи. Нужно больше внимания партийным организациям и Бюро Президиума уделять задачам науки, работе институтов, лабораторий…. Пора настала и не только у нас, но у всех партийных организаций основное внимание уделить вопросам науки, продвижению научных дел, а у нас много задела, который уже может дать отдачу. Будущий год должен пройти под лозунгом продвижения наших научных дел, доведения их до быстрейшего результата».

Думается, научно-организационная работа для С.А. Христиановича была более близкой, нежели дела строительные, ведь он был назначен заместителем председателя СО АН именно по науке. В своих отчётах он подробно освещал тематики исследований и достижения каждого института, а также затрагивал эти вопросы на партийных собраниях. В 1960 году, выступая с докладом об основных направлениях деятельности научных учреждений, Христианович отмечал, что в общий план СО АН включены такие проблемы современной науки как: «Управляемые термоядерные реакции, движение с большими и сверх большими скоростями, создание материалов с заранее заданными свойствами, автоматизация и радиоэлектроника, резкое повышение производительных сил труда, здоровье и долголетие людей, повышение производительности сельского хозяйства, вычислительная техника, гидроэнергетика и мн. др. проблем» . Все они были направлены на подъем производительных сил Сибири»

§2. Основание и первые годы деятельности Института теоретической и прикладной механики

Сергей Алексеевич Христианович основал Институт теоретической и прикладной механики. Изначально он был создан с двумя основными структурными подразделениями - отделами аэродинамики и прочности. В процессе организации и становления произошли изменения структуры института: в 1958 году отдел прочности был включён в состав Института гидродинамики, а в июле 1960 года из Института химической кинетики и горения в ИТПМ был переведён отдел парогазовых установок.

Постановлением Президиума Академии наук СССР от 21 мая 1957 года академик Христианович был утверждён в качестве директора ИТПМ. Были утверждены и основные направления будущей работы института (причём не директор подбирался к институту, а тематика работ была связана, прежде всего, с интересами и возможностями его директора):

. Аэродинамика больших скоростей - исследование потоков со скоростями от четырёх до двадцати и выше скоростей звука. Исследование обтекания тел. Разработка диффузоров, сопел, эжекторов. Исследование пограничного слоя и его взаимодействие со скачками уплотнения. Теплопередача в пограничном слое. Исследование распространения и отражения ударных волн.

. Горение, кинетика и турбулентность. Разработка теории турбулентного горения. Разработка топок для жидкого и газообразного топлив для больших давлений и температур (для промышленных, газовых и парогазовых турбин). Разработка топок на твёрдом топливе. Исследование горения порохов. Разработка новых топлив для специальных давлений.

. Прочность материалов и конструкций. Изучение явлений усталости и динамической прочности материалов и конструкций применительно к запросам тяжёлого машиностроения. Влияние температуры на прочность материалов и конструкций. Исследование пластичных деформаций применительно к обработке металлов давлением (проката, штамповки). Разработка теории резания металлов. Разработка теории прочности. Исследование прочностных свойств новых материалов и сооружений при нагрузках от ударных волн.

. Механика грунтов и горных пород применительно к задачам горного дела. Разработка теории горного давления в горных выработках. Исследование новых методов разрушения горных пород. Исследование явлений внезапных выбросов из угольных пластов. Исследование гидравлического разрыва пластов.

Все эти научные направления, базировавшиеся на теоретических исследованиях, имели и прикладной характер. А прикладным вопросам Христианович также уделял много внимания.

Первоначально институт представлял небольшую группу сотрудников (к концу 1958г. -17 человек), которая должна была подготовить техническую документацию для будущих экспериментальных установок. Начало формироваться конструкторское бюро, ставшее затем важным структурным звеном института. Уже в период создания института перед ним ставились научные задачи, имевшие большое теоретическое и народнохозяйственное значение. Научные проблемы, на решение которых впоследствии были направлены коллективные усилия большинства сотрудников института, определялись уже в первые годы его существования. Так, работы по созданию парогазовых установок начались ещё до организации института небольшой группой, в которую входили, в частности несколько сотрудников ЦАГИ.

Когда в 1961 году срок полномочий С.А. Христиановича как директора ИТПМ истёк, Президиум СО АН одобрил деятельность академика в качестве директора и рекомендовал его общему собранию к избранию на дальнейший срок, что и было утверждено. И, хотя Христианович возглавлял институт сравнительно недолгий период, он «цементировал» его, создал базу. За прошедшие годы в ИТПМ сменилось большое количество директоров, но многие старые сотрудники института, например, Г.А. Ковальская, С.С. Кацнельсон, считают С.А. Христиановича лучшим. Он создал прекрасный коллектив, в котором царила творческая обстановка и дух честного отношения к науке.

Как директор Сергей Алексеевич понимал, что у каждого человека есть свой определённый стиль работы и никогда не стремился загонять сотрудников в какие-то рамки в плане того, как нужно работать. Г.А. Ковальская отмечает, что он прекрасно понимал: если заставлять коллег сидеть с утра и до шести вечера на стуле, то толка из этого будет мало. Она вспоминает случай, когда «однажды заведующий отделом кадров написал ему (Христиановичу - Е.И.) жалобу на Заславского, что тот не работает, а только гуляет по коридору, просил повлиять на него. Христианович с этой бумагой пришёл к нам в лабораторию и сильно смеялся (специально пришёл нас повеселить). Дело в том, что Заславский таким образом размышлял о работе…. Он занимался любимой темой Христиановича - теорией коротких волн и своим «гулянием по коридору» с блеском защитил кандидатскую диссертацию, имея при этом только одну печатную работу. У всех разный стиль работы и Сергей Алексеевич это прекрасно понимал. Он вообще был очень понимающим человеком».

Несмотря на то, что Христианович являлся мировой величиной в науке, он не «страдал» завышенной самооценкой. Как отмечают многие учёные, работавшие с ним в то время, со своими молодыми сотрудниками он общался на равных, то есть позволял им горячо отстаивать свою точку зрения, а главное, доверял молодёжи. С.С. Кацнельсон вспоминает, что за стенкой его кабинета сидели ребята из лаборатории Сергея Алексеевича и, когда он приходил «там стоял такой гвалт и крики были, и шум, и всякие словечки. Но было слышно не только его, хотя он не тихий был, там и сотрудники «вопили» - в общем, спорили в процессе выяснения разных моментов. В ходе работы молодёжь отстаивала свою точку зрения достаточно громко, так как перед глазами был пример». Это была творческая рабочая обстановка, Христианович «всегда задавал правильный тон».

Степень доверия С.А. Христиановича к молодёжи ярко демонстрирует случай с ещё молодым тогда сотрудником ИТПМ А.Ф. Латыповым. Где-то в 1962 году в Москве проходила конференция по проблемам энергетики, и там был заявлен пленарный доклад С. А. Христиановича «Научные проблемы парогазовых установок». Но за три дня до начала конференции Сергей Алексеевич заболел - простудился, и ехать физически не мог. Тогда он обратился к А.Ф. Латыпову и попросил его подготовить доклад и поехать вместо себя. Научная общественность, собравшаяся там, ожидала Христиановича (все пришли послушать именно его) и, когда появился молодой, сильно взволнованный сотрудник института, все недовольно загудели. Доклад, тем не менее, состоялся и прошёл весьма успешно. Сергей Алексеевич умел разбираться в людях и знал, что его молодые коллеги могут и самостоятельно многое сделать.

Работал со своими учениками С.А. Христианович по-разному, сообразно их характеру. А.М. Трохан вспоминает, как однажды кем-то было сказано ««Кто не был аспирантом Сергея Алексеевича, тот понятия не имеет, что такое настоящая эксплуатация». Совсем иначе было со мной, - продолжает Трохан. - Когда эксперименты шли удачно, я по два-три раза в день звал Сергея Алексеевича в свою лабораторию, чтобы показать всё новые и новые интересные результаты. Он смотрел, радовался, хвалил. Но ни разу за все годы он не сказал мне, чтобы я сделал что-то ещё или что-то не так. Он понимал, что этим всё испортит, убив во мне инициативу».

Христианович был очень требовательным учёным. «Уезжая в командировки на два-три дня, он оставлял нам задание как минимум на неделю, - рассказывает А.Ф. Латыпов. - Мы, конечно, старались выполнять. Но если не успевали, то он не кричал, не ругался, он, что удивительно, обижался. Это поначалу было поразительно, непривычно, и было очень сильным стимулом. Тем не менее, нагружая нас громадным объёмом, он, однажды, высказал мысль, вернувшись из командировки в Москву, когда мы очередной раз «стояли на ушах», готовя материал: «Ещё раз подтвердилась народная мудрость: из десяти срочных дел, как правило, на проверку оказывается девять ненужных, а десятое - не срочное». Таким образом, он был требователен, но справедлив. Но порой бывал даже резок с людьми, упорствующими в каких то ошибочных на его взгляд, утверждениях. А.Ф. Латыпов, рассказывая об этом качестве учёного, вспомнил такой случай: «Однажды, когда мы сидели в кабинете Христиановича на Советской, 20 (это было здание Президиума СО АН - Е.И.) и работали, к нему приехал один человек и пытался что-то доказать. Сергей Алексеевич спорил с ним: «Вы всё неправильно говорите!». Тот опять за своё. Тогда Христианович подошёл к нам и сказал: «Идите сюда и послушайте, что этот дурачок говорит!». Мы - молодые люди, а этому «дурачку» лет пятьдесят, седовласый, весь из себя вальяжный. Сергей Алексеевич, конечно, глубоко обидел этого человека, но тот упорствовал в своём невежестве, а в таких случаях Христианович был беспощаден». Сотрудник Института проблем механики к. ф.-м. н. Ю.Ф. Коваленко рассказывает: «Он мог что-то резко и громко сказать. Вот, например, защита диссертации, а Сергей Алексеевич - председатель совета. Он спокойно сидит, человек защищается. Потом он говорит, что это всё ерунда, но он не против - пусть защищается. Но если это касалось практической стороны, то есть из неё шли выводы, которые уже были важны в этом смысле, тут он не стеснялся говорить в глаза».

С.А. Христианович не только доверял молодёжи, он видел в ней будущее науки, а потому и призывал учёных более внимательно относиться к молодым людям, работать с ними, вкладывая свой опыт. Ведь именно в Сибири, по его мнению, была в то время наиболее активная часть студентов, которые хотели пойти в науку и имели для этого все возможности. Сергей Алексеевич высказывался так: «Ведь у нас же очень хорошие ребята, способные, активные - и это понятно, потому что пассивным людям, которые хотели лёгкой жизни, в Сибирь ехать было незачем. Молодёжь у нас хорошая, значит, нужно с ней работать. А работать - это значит сидеть с ней за одним столом, не жалея времени. Это в значительной мере дело наших руководителей. И это одна из главных задач, нужно эту молодёжь быстро включать в работу». Он понимал, что Сибирскому отделению нужны молодые кадры и как можно быстрее, но их нельзя было просто набирать в институты, не работая с ними непосредственно. Христианович также понимал, что эту массу молодых людей необходимо обеспечивать руководством («сидеть с ними полтора-два года за одним столом»), и тогда приобретается доверие, авторитет, способность работать «как следует». А в начальный период работы научного центра в Сибири во многих институтах сложилась обратная ситуация. Сергей Алексеевич, отмечая, что «…в институтах у нас примерно, на две трети молодняка», называет это легкомыслием, проявленным директорами, «ведь нельзя набирать и не работать с ними, нужно сделать так, чтобы они вошли в русло, поняли задачи, научились работать».

Таков был стиль работы Христиановича с молодыми кадрами, и это было очень продуктивно и полезно. Это ярко отражают воспоминания А.Ф. Латыпова: «Я тогда работал в паре с Георгием Павловичем Клеменковым над одной из важных проблем парогазовых установок - проблемой их термодинамического анализа. Это был один из важных пунктов общей программы, касающийся самых общих характеристик, и Сергей Алексеевич хотел, чтобы мы работали при нём. И целый год мы ездили на Советскую, 20, сидели у него в кабинете. Он вёл приёмы, занимался своими делами, а мы сидели в углу и работали. Он периодически подходил, смотрел, что у нас получается, и направлял нас, если мы заходили в тупик. А потом, практически всё время, мы работали у него вечерами дома. Как потом выяснилось, такой режим работы с Христиановичем дал нам громадный опыт научной работы, поскольку он показывал нам, как выходить из тупиков. То есть самое лучшее обучение - это когда ты делаешь ошибки и сам же эти ошибки исправляешь. Сергей Алексеевич показывал, как это делается. Это и был его стиль работы - стиль работы настоящего учёного. Мы только потом это осознали…».

Академик Христианович считал, что молодому человеку важно попасть в институт и учиться у специалистов. Таких возможностей было гораздо больше в сибирских условиях. Если противопоставить местным научным коллективам московские институты, то там у молодежи таких возможностей было меньше, что связано с переизбытком там руководящего состава. «В наших же коллективах больше свободы для получения самостоятельности молодым специалистам, у нас преимущество молодёжи», - говорил он.

Прилив кадров в институты Сибирского отделения был очень большим, поэтому С.А. Христианович считал, что нужно тщательно выбирать людей, способных работать в науке, и учить молодых научных работников делать то, что они смогут сами, чтобы они были уверены в своей научной работе. Ведь, если человек уверен в себе, своих силах, то от него будет толк, а не просто «пристраивание к науке».В силу этого Сергей Алексеевич был частично против аспирантуры непосредственно в институте, чтобы не загружать его аспирантами, а брать уже способных работать в науке.

Создать спаянный коллектив из этой «бродящей массы молодёжи» было очень непросто, но в своём институте Христиановичу это отлично удалось, во многом благодаря его стилю работы с сотрудниками: творческому, честному и понимающему.

С.А. Христианович создал современный академический институт с взаимосвязанными научными направлениями и тесной связью между фундаментальными и прикладными направлениями механики. Это отражено в самом названии института, и определяет специфику проводимых исследований, включающую фундаментальный подход к решению прикладных проблем и использование теоретических достижений в практических приложениях.

За годы работы ИТПМ под руководством Христиановича были решены многие научные проблемы, достигнуты заметные результаты. Это можно проследить по ежегодным отчётам академика о его работе в институте. В 1960 году Христианович в основном работал над вопросами создания парогазовой энергетической установки. В этом же году участвовал в качестве делегата на VI Международном конгрессе по механике в Италии. Результатом работы в 1962 году была разработка теории эжектора с непрерывной раздачей воздуха высокого давления по длине камеры смешения, что позволяет при высоких давлениях увеличить более чем в два раза эффективность эжекторов. Продолжались исследования по разработке парогазовой установки (об этом речь пойдёт в специальном разделе), работа по теории коротких волн и, связанные с магнитогидродинамическим методом преобразования тепловой энергии в электрическую. В 1962 году кроме работы над ПГУ, в институте под руководством Христиановича проводились теоретические исследования по асимптотическим методам в газовой динамике применительно к задачам нелинейного отражения слабых ударных волн и обтеканию тел при гиперзвуковых скоростях теории турбулентного горения, по теории эжекторов высоких давлений, и по горной механике.

Основные результаты работы ИТПМ за 1963 год таковы: найдены критерии подобия стабилизированных в плазмотроне газовым вихрем электрических дуг, позволяющие рассчитывать плазмотроны любых мощностей, разработаны плазмотроны на переменном трехфазном токе. Они в это время проходили экспериментальную проверку в химической промышленности для электрокрекинга метана до ацетилена. В следующем году С.А. Христианович совместно с М.Ф. Жуковым написал статью, где отмечается, что разработанные и исследованные плазмотроны постоянного и переменного токов могут быть использованы в качестве газофазных химических реакторов для синтеза продуктов, образование которых происходит с поглощением большого количества энергии. Было высказано убеждение, что «плазмотроны найдут применение и как высокотемпературные подогреватели для аэродинамических труб». Выполнены были теоретические исследования гидродинамических задач на основе уравнений коротких волн и околозвуковых течений (волновые процессы при подводном взрыве при наличии свободной поверхности, гиперзвуковое обтекание затупленных тел). По механике горных пород: на основе модели пористой среды на основе сорбции газа был изучен механизм внезапных выбросов угля и газа в угольных пластах; рассмотрено так же влияние горного давления на напряжённое состояние в окрестности выработки и на работу крепи в выработках; с учётом современных и экспериментальных данных по волнам напряжений разработана модель твёрдой среды, позволяющая рассчитать затухание волн напряжений, вызванных взрывом или ударом. В 1964-65 годах широко развернулись работы по исследованию и созданию плазмотронов больших мощностей для химической и горнорудной промышленности и для других целей.

В ИТПМ Христианович сразу начал развивать современную экспериментальную базу. В первые годы была создана турбокомпрессорная станция, сверхзвуковая аэродинамическая труба Т-313, малый и большой стенды для исследования элементов парогазовых установок, специальные стенды и оборудование для изучения прочностных свойств материалов. Большое внимание уделялось развитию новых методов и измерительных средств.

В июле 1965 года в связи с переездом академика Христиановича в Москву и.о. директора института назначен д.т.н. проф. М.Ф. Жуков. В августе 1966 года постановлением Президиума АН СССР №449 директором ИТПМ назначен академик В.В. Струминский. У него был совсем иной стиль работы, совсем другие научные интересы. Он хотел создать в Сибири центр аэрофизических исследований и ИТПМ в этом смысле он считал самым главным институтом Сибирского отделения. Но это, очевидно, пришлось не по нраву руководству, и на очередных перевыборах директором его не выбрали. В марте 1971 года в связи с неизбранием В.В. Струминского на новый срок и.о. директора ИТПМ назначен член-корр. АН СССР Н.И. Солоухин. Была создана лаборатория физической газодинамики под его руководством, основными направлениями которой были - создание мощного СО2 лазера, приборов и методов оптической диагностики газов и плазмы. Но уже в 1976 году Солоухин перешёл на работу в АН БССР и директором института был назначен академик Н.Н. Яненко, который занимался в основном решением экспериментальных задач. После смерти Н.Н. Яненко в 1984 году его преемником на посту директора ИТПМ был В.Г. Дулов. В 1989 году на очередных выборах на должность директора было выдвинуто пять кандидатов - на состоявшемся 3 апреля общем собрании сотрудников института присутствовали 682 человека. Тайным голосованием (409 голосов) директором ИТПМ был избран д.ф.-м.н. В. М. Фомин, который находится в этой должности и в настоящее время.

§3. Вклад Христиановича в развитие высшей школы в Новосибирском научном центре

С.А. Христианович внёс существенный вклад в организацию Новосибирского государственного университета, он явился одним из основателей его физического факультета. Этому, к сожалению, в литературе уделяется очень мало внимания. К сорокалетию НГУ была издана, можно сказать, единственная в своём роде книга, отражающая историю университета: «Наука. Академгородок. Университет» (Новосибирск, 1999). Там вниманию читателя предлагается достаточно большой массив материалов: воспоминания, интервью, отдельные очерки о тех или иных учёных. Однако о Христиановиче говорится лишь в контексте того, что первые годы лекции в университете читали выдающиеся люди, к которым он и относится. Это, безусловно, справедливо, но то, что он один из тех, кто стоял у истоков университета и его физического факультета как-то, видимо, стёрлось из памяти современников тех событий. Между тем, именно Христианович и Лаврентьев привнесли свой опыт по созданию Московского физико-технического института в создание университета в Новосибирском научном городке.

Главная особенность Физтеха, как отмечал Христианович, заключалась в том, что «примерно половина учебного времени затрачивалась на практическое обучение и производственную работу студентов в нескольких базовых исследовательских институтах. Каждый студент второго и третьего курсов становился как бы членом коллектива того или иного института». «И здесь студенты будут работать в лабораториях исследовательских институтов, оснащённых новейшим экспериментальным оборудованием, под руководством опытных учёных», - говорил он о создающемся в новосибирском Академгородке университете. Будущее науки, считал Христианович, - это люди. Наука не может развиваться без притока новых молодых сил. Причём речь шла не о каком-то единовременном призыве, «а о такой постановке дела, чтобы пополнение рядов учёных и специалистов шло бы равномерно и непрерывно из года в год». Он также был убеждён, что правильно поставленное производственное обучение позволит сократить описательные курсы, привлечь крупных специалистов производства к чтению лекций и руководству работой студентов на предприятиях, связать дипломные проекты с практической работой на производстве. Всё это должно было упростить обучение по специальности, сделать его наглядным и неизмеримо повысить его качество. Все эти принципы и легли в основу обучения в университете.

Приказом по НГУ от 14 сентября 1959 года академик Христианович был назначен зав. кафедрой газовой динамики, а 26 сентября 1959 года был избран на должность профессора. Он читал курс прикладной газовой динамики, причём курс этот был только-только рассекречен, раньше он предназначался лишь для служебного пользования сотрудников ЦАГИ. Лекции Христианович читал для второго курса физического факультета, отбор студентов для которого проводил лично. Вот как вспоминает своё вступительное собеседование С.С. Кацнельсон: «Тех, кто подал заявление на поступление в НГУ позвали на Советскую, 20. Там находился Президиум СО АН СССР. Это был 1958 год. Мы, несколько человек из разных институтов, пришли туда, зашли в длинный коридор, где стояли стулья, на которых сидели очень серьезные на вид люди с портфелями (позже я узнал, что это действительно были очень серьёзные академики). Эти стулья стояли напротив кабинета Сергея Алексеевича. Когда мы пришли, дверь отворилась, и Христианович сказал: «А, ребята, вы пришли. Проходите». И мы прошли вперёд всех этих академиков. Состоялось собеседование, причём в очень непринуждённом виде. Сергей Алексеевич говорил с каждым. Как я понял, он интересовался не уровнем конкретных знаний (понятно было, что знаниям научат в университете), а тем, что мы из себя представляем. Уже тогда он произвёл на нас, на молодых ребят, сильное впечатление. После этого собеседования мы были приняты на второй курс….И мы вплотную занялись учёбой, а поскольку мы пришли из разных институтов и пришли в университет, то должны были и первый курс, который не слушали, прослушать и, соответственно, второй».

Интересно описывают стиль проведения лекций Сергеем Алексеевичем его бывшие студенты. Например, А.Ф. Латыпов вспоминает: «Лекции он читал отвратительно (видимо, имеется в виду то, что Сергей Алексеевич при чтении лекций часто отвлекался и делал отступления - Е.И.), но если вы знали предмет, то получали высочайшее наслаждение от общения с ним. Он просто фонтанировал идеями». А вот С.С. Кацнельсон другого мнения: «Лекции Христиановича были очень интересные…. Он всегда читал их живо и образно, и часто делал лирические отступления…. Что меня сразу поразило, помимо того что это был действительно хороший курс, это его направленность на прикладные вопросы. Христианович был человеком гигантской эрудиции и интеллекта, он всегда, в первую очередь хотел увидеть, что получится в результате, и в каком виде».

Приведём, пожалуй, ещё высказывание одного из учёных, бывшего в ту пору студентом физфака: «В отличие от других лекторов, которые читали стандартные курсы, достаточно хорошо ими выученные, и всю лекцию произносили, делая акценты даже на запятые, Сергей Алексеевич (впрочем, и С.Л. Соболев тоже) читал совсем в другой манере. Может быть, в силу своей занятости или ещё чего-то, случалось, что, читая лекцию, он испытывал какие-то затруднения в ходе изложения материала, и было очень интересно видеть как, неординарно рассуждая, он быстро приходил к правильному результату. Это показывало неординарность этого человека».

А.Ф. Курбацкий отмечает такую черту С.А. Христиановича - лектора как дисциплинированность в плане проведения занятий. Он учил своих студентов: «Вот вы работаете в университете, но вы не штатный работник, а совмещаете с работой в институте. Но у вас есть определённое расписание и занятия не должны срываться, ни под каким предлогом! Вы должны всё бросать и бежать к началу занятий. Вы это понимаете или нет?!» Говорил он это весьма убедительно, что глубоко засело в сознании Курбацкого: «Потом, когда я уже сам начал преподавать в университете, то я это очень хорошо усвоил и занятия со студентами проводил аккуратно, не пропуская». Даже уехав в Москву в 1965 году, С.А. Христианович не бросил своих студентов и два раза в неделю летал на самолёте в Новосибирск дочитывать им курс лекций.

Будучи членом Учёного совета НГУ, Сергей Алексеевич предлагал снять государственные экзамены в университете, а судить о возможностях и знаниях студентов по дипломной работе. «Зачем вообще эти экзамены, - возмущался он. - Это просто излишняя трата времени, и для студента это неприятно и ненужно». Здесь он даже спорит со своим коллегой и другом - С.Л. Соболевым, аргументируя свою точку зрения тем, что «госы» бьют по людям, наиболее устремлённым в работе, так как это страшная нагрузка - собрать всё в конце и потом спросить. К тому же, он был убеждён, что государственные экзамены дают возможность относительно слабым студентам проходить в науку: «…Он вызубрил одно, другое, третье и сдал. И уж, конечно это не прогрессивное дело, потому что даёт возможность как раз пропускать «середняков» и ничего, в сущности практического не даёт».В связи с этим Христианович отмечал, что необходимо стремиться поднимать уровень дипломных работ, которые являются основой оценки работы студента в будущем. Приоритетной для него была, прежде всего, возможность вступления в науку по-настоящему способных студентов.

Так как университет строился в комплексе всех объектов научного центра, вопросы его организации и строительства находились в поле его деятельности, он также занимался распределением жилой площади в общежитиях. Таким образом, нельзя недооценивать вклад С.А. Христиановича и в создание университета, и в сам процесс обучения.

§4. История парогазовых установок

Одним из основных научных направлений, которыми занимался С.А. Христианович в Сибири, была работа над проектом создания мощной энергетической экологически чистой парогазовой установки. Важность вопроса и специфика ситуации, сложившейся вокруг ПГУ, объясняют, почему данная тема выделена в особый раздел.

Сама идея парогазовой установки не принадлежала Христиановичу. Хорошо знающий эту тему Г.П. Клеменков рассказывает: В конце пятидесятых годов в ЦАГИ проектировали очередную аэродинамическую трубу, и для привода вентилятора потребовался мощный двигатель, который необходимо было разместить в обтекателе минимальных размеров. Этой проблемой занимался талантливый конструктор А.В. Роговский. Он обдумал много вариантов двигателя: электродвигатель не подходил из-за неприемлемых габаритов, поршневой двигатель внутреннего сгорания был неудобен из-за шума и пожароопасности. Паровая турбина требовала котла, конденсатора и пр. - получалась небольшая электростанция. И тут Роговский подумал про двигатель Вальтера (в конце войны в виде трофеев к нам попали немецкие опытные подводные лодки с такими двигателями).

В то время обычные лодки в надводном положении ходили под дизелями, заряжая аккумуляторы. При движении под водой использовались электромоторы, которые питались от аккумуляторов. Запас энергии был невелик, поэтому скорость не превышала 12 узлов; запас хода тоже был маленьким. Двигатель Вальтера работал так: в надводном положении это была газовая турбина, обеспечивающая лодке хороший ход; под водой воздушный компрессор отсоединялся, а в камеру сгорания подавались перекись водорода и керосин, где перекись водорода разлагалась на воду и кислород, при этом кислород использовался для горения керосина, а вода, испаряясь, снижала температуру продуктов сгорания до приемлемой для лопаток турбины величины. Полученный парогаз после использования в турбине выбрасывался за борт». Лодка с таким двигателем имела ход около 20 узлов, появлялась возможность преследовать противника, а также быстро от него уходить.

А.В. Роговский нашёл, чем можно заменить перекись: смесью воздуха с водой. Он предложил сжимать в компрессоре только минимально необходимое для сгорания топлива количество воздуха, а высокую температуру продуктов сгорания снижать, впрыскивая воду. Так возник ключевой момент идеи парогазовой установки. Что стало с проектом той аэродинамической трубы неизвестно, но Роговский пришёл к своему прямому начальнику - А.А. Иванову, который заведовал конструкторским отделом в 16-ом отделении ЦАГИ, с предложением применить ПГУ в большой энергетике. И хотя это предложение не отвечало кругу интересов этого отделения, А.А. Иванов одобрил его и пошёл с ним к С.А. Христиановичу, который тогда был заместителем начальника ЦАГИ. Он эту идею оценил и горячо поддержал. Обладая стратегическим мышлением, он понимал её перспективность. И действительно, как многие отмечают, идея опередила эпоху, так как была очень неординарной и, учитывая консервативность энергетики, где всякое нововведение осуществляется небольшими шагами, даже революционной.

Доминирующим типом энергоустановок в теплоэнергетике в то время были паротурбинные установки. Паротурбинные блоки были очень дорогими, так как размеры, а соответственно и стоимость, необходимого котла определялись тем, что тепло топлива надо передать воде и пару при давлении продуктов сгорания, равном одной атмосфере. Интенсифицировать этот процесс, не поднимая давления, невозможно. В результате паровые котлы тепловых электростанций представляли собой грандиозные инженерные сооружения. В ПГУ такого котла или нет совсем, или небольшие поверхности нагрева размещаются прямо в камере сгорания.

И ещё одно существенное различие. Через конденсатор паровой турбины необходимо было прокачивать огромное количество воды, по возможности холодной, чтобы понизить температуру. Так, типичная паротурбинная электростанция мощностью 2400 МВт нуждается для охлаждения проточной водой с расходом порядка Москвы-реки. Эта вода либо берётся из реки (и сбрасывается туда же), либо охлаждается в пруду площадью в несколько гектаров или на специальных сооружениях огромных размеров. Система оборотной воды вносит достаточно ощутимый вклад в стоимость паротурбинной электростанции. В ПГУ же необходимо обессоливать относительно небольшое количество воды, впрыскиваемой в продукты сгорания, но при этом оборотной воды нет совсем. То есть, поскольку для работы парогазовой установки требовалось существенно меньше воды, чем в паротурбинных установках, такие установки могли сооружаться практически в любом регионе.

Таким образом, было очевидно, что ПГУ имела преимущество перед паротурбинными блоками. Кроме того, в парогазовом цикле была предусмотрена внутрицикловая очистка топлива, а именно сжигаемого сернистого мазута. Дело в том, что нефть добывалась с высоким содержанием серы, а в газовых турбинах высокосернистые мазуты использовать было нельзя и дело не столько в экономии, просто газовая турбина не могла работать на топливе, содержащем золу. «Тогда у нас появилась идея, - рассказывает специалист в области энергетики, работавший тогда над ПГУ -В.М. Масленников, - в основном я пришёл с ней к Сергею Алексеевичу - это внутрицикловая газификация высокосернистых мазутов». Полученный энергетический газ очищался от сероводорода и зольных элементов, и в камеры сгорания ПГУ поступало экологически чистое топливо, которое сгорало без образования токсичных оксидов серы и оксидов азота, так что выбросы от ПГУ становились экологически чистыми. Так, идея создания парогазовой установки объединялась с идеей газификации мазутов.

Таким образом, парогазовые установки были выгодны не только с точки зрения выработки более дешёвой энергии, но и в плане наименьшего загрязнения окружающей среды. К тому же, параллельно вырабатывается большое количество химически важных веществ, нужных химической промышленности, например, серная кислота по низкой стоимости.

С.А. Христианович принялся продвигать идею в жизнь со свойственными ему темпераментом и энергией. История работ над созданием парогазовой установки в нашей стране очень сложна и, можно сказать, драматична. На первых порах новая технология была поддержана некоторыми энергетиками и правительством. В 1958 году была создана лаборатория, заведующим которой был назначен В.С. Фролов; туда попали выпускники Московского физико-технического института (В.М. Масленников, Г.П. Клеменков), Московского энергетического института (Ю.А. Выскубенко) и МВТУ им. Баумана (Е.А. Винокуров). В следующем году состав пополнился новыми выпускниками МФТИ (Л.Ю. Лапушонок, А.Ф. Латыпов) и МЭИ (Б.К. Баев, С.М. Куц). Поначалу лаборатория располагалась в ЦАГИ, а затем в Институте химической физики АН СССР. В сентябре 1959 она переехала в Новосибирский Академгородок, где как уже отмечалось, сначала находилась в Институте химической кинетики и горения, а с 1960 года - в ИТПМ.

Надо сказать, что Христиановичу пришлось потратить немало усилий, убеждая научную общественность, а также властей в важности и перспективности проекта. Он посещал различные заводы, читал лекции по новому парогазовому циклу (который, как отмечает Е.А. Фадеев - в то время главный инженер ИТПМ, в дальнейшем в кругу специалистов-энергетиков назывался циклом академика Христиановича), агитируя инженеров и учёных присоединиться к разработке этой проблематики. Совместно с председателем Президиума СО АН СССР Христианович направил письмо Н.С. Хрущёву с предложением о создании ПГУ мощностью 200 МВт.

Выступая на пленуме ЦК КПСС, академик объяснял работу паротурбинных установок и газовых турбин и говорил об их недостатках. Он предлагал альтернативные парогазовые установки: «Анализ показал, что стоимость строительства электростанции на паровых и газовых турбинах примерно равна, а на парогазовых турбинах будет в полтора раза меньше. Снижение стоимости идёт в основном за счёт уменьшения стоимости машин и агрегатов, а также за счёт уменьшения строительно-монтажных работ, главным образом по техническому водоснабжению». Христианович говорил, что реализация парогазовой турбины, работающей на природном газе, «не встречает каких-либо принципиальных затруднений». Более того, он заявил: «Мы полны уверенности в том, что со временем парогазовые турбины вытеснят современную паротурбинную технику с котлами». 16 октября 1960 года техническое предложение ИТПМ СО АН СССР по экологически чистой парогазовой установке с внутрицикловой газификацией мазута было доложено академиком С.А. Христиановичем и В.М. Масленниковым на расширенном заседании Президиума АН СССР и рекомендовано для практической реализации.

В работах по ПГУ был задействован рад организаций и институтов: отчёты с расчётами проходили экспертизу в институте «Теплоэлектропроект», Всесоюзном теплотехническом институте, Московском энергетическом институте, ЦКТИ (Центральном котлотурбинном институте), на ленинградском металлическом заводе. К исследовательским работам были привлечены институты ВНИИ НП (Всесоюзный научно-исследовательский институт нефтяной промышленности), НИИОГАЗ. В 1960-1961 годах состоялось около десяти совещаний и экспертных комиссий. Они проходили на Харьковском турбогенераторном заводе, в ЦКТИ, на Ленинградском металлическом заводе, во Всесоюзном теплотехническом институте им. Ф.Э. Дзержинского, на Подольском котлостроительном заводе, в Госэкономсовете, в Государственном научно-техническом комитете, в Министерстве строительства электростанций, в Комиссии по газовым турбинам АН СССР, в отделе науки ЦК КПСС.

Постановлением Совета министров №1100 от 30 ноября 1961 года работы по ПГУ-200-750/30 (таково официальное название установки - Е.И.) и газификации мазута были включены в план важнейших работ по новой технике. А 6 июня 1962 года вышло постановление ЦК КПСС и СМ СССР №570 о сооружении ПГУ-200-750/30 на газе на Али-Байрамлинской ГРЭС в 1966-67 гг.

С.А. Христианович, выступая с докладом на партийно-комсомольском собрании ИТПМ, отмечал: «Работа по созданию ПГУ, конечно, наиболее важная. Сейчас принято решение, ПГУ включена в число важнейших работ государства…. Это колоссальное дело. Эта работа на первой стадии связана с конструкторским бюро и пр. Нужно 5-6 лет, пока эта вещь пойдёт, этим будем заниматься не только мы, но в научном отношении мы будем играть координирующую роль». Именно так и было, в ИТПМ полным ходом велись работы по ПГУ, и на протяжении ряда лет это направление являлось одним из важнейших.

Однако создание экспериментальных установок ПГУ происходило не так быстро и гладко как планировалось. Возникали проблемы со сроками сдачи малого стенда в силу разных причин. Протоколы заседаний партийного бюро ИТПМ полны указаний на целый ряд недостатков в работе КБ, монтажных организаций, заведующих некоторых лабораторий, в результате чего срывалась сдача стенда в эксплуатацию. Вопрос создания ПГУ живо обсуждался. «Очень важен вопрос о запуске и создании малого стенда, находящегося сейчас в позорном состоянии. Организация и постройка большого стенда - очень важно. Делать нужно сразу хорошо, так как это делается в областях новой техники: проектируется самолёт, так он сразу и летит. У нас рабочей установкой будет большой стенд…. Там очень много важных научных исследований, которые не может сделать ни один институт», - объяснял С.А. Христианович на заседании в апреле 1961 года.

Всё же, несмотря на все задержки и трудности, работы проводились интенсивно и к 1964-65 году были достигнуты определённые результаты. С.А. Христианович в своём докладе в мае 1964 года приводит такую справку: «ИТПМ - головной Институт по работам, связанным с созданием мощной парогазовой установки (ПГУ). Сотрудниками института проведён комплекс научных исследований по тепловым схемам, системам регулирования, процессам горения в высокотемпературных камерах сгорания ПГУ, разработана принципиальная схема горелочного устройства и парогазогенератора. Результаты этих исследований явились научной базой для разработки эскизного проекта ПГУ, завершённого в конце 1963 года проектными и заводскими организациями под научным руководством Института. В настоящее время материалы по эскизному проектированию переданы на государственную экспертизу. В 1964 году будет закончен технический проект парогазовой установки». В это время коллектив, работавший над этой проблематикой, подготовил брошюру «Основные данные по парогазовой установке ПГУ-200-750/30», которая была напечатана небольшим тиражом и предполагалась, в основном, «для служебного пользования».

В 1965 году сооружение стенда ПГУ близилось к завершению. Он представлял собой довольно сложный комплекс, включающий различные компоненты. А.В. Локотко, сотрудник ИТПМ, вспоминает об этом: «Аппараты были плотно установлены на разных уровнях в сравнительно небольшом помещении, поэтому создавалось впечатление, что в целом ПГУ состояла из лабиринта труб, трапов и площадок обслуживания. На втором этаже располагался огромный, в духе тех лет, пульт управления с контрольными лампами и показывающими приборами». «В общей сложности было смонтировано около 30 км электрических кабелей и проводов различного назначения и около 25 км импульсных труб с соответствующими устройствами», - рассказывает В.Г. Барышев, который занимался проблемами инженерно-технического обеспечения и проведением научно-технических исследований.

К сожалению, работы по ПГУ так и не были реализованы до конца. Несмотря на поддержку некоторых руководителей в области энергетики, трудности, с которыми пришлось столкнуться учёным, работавшим над созданием парогазовой установки по схеме С.А. Христиановича, и в первую очередь, ему самому, оказались непреодолимыми. Главным конкурентом проекта создания ПГУ «по схеме Христиановича» был Центральный котлотурбинный институт им. Ползунова, который долгое время разрабатывал свою ПГУ с высоконапорным парогенератором (ПГУ с ВПГ).

Е.А. Фадеев, который был тогда главным инженером ИТПМ, объясняет: «Они доказывали несостоятельность нашего парогазового цикла тем, что КПД был ниже, чем у классического цикла на 2%. У нас было 36, а там 38. Это один момент. Второй момент в том, что парогазовый цикл мы разрабатывали в то время, когда не могли сказать, возможно ли создать мощность 800 Мвт. У нас только 200 было, а ЦКТИ работал на 500 и 800 Мвт. Наша, вроде бы уступает». Но установка оказалась по капитальным и эксплутационным затратам намного выгоднее классического парового цикла. «Немного проигрывая в КПД, мы сильно выигрывали в капитальных затратах», - уточняет Е.А. Фадеев. Только тогда это выглядело неубедительно, так как смысл этой установки был, главным образом, в том, чтобы снизить капитальные затраты, поднять мощность установки, а не КПД. К тому же, как отмечает Е.А Фадеев, «ЦКТИ в своих расчётах превышал показатели предлагаемого ими цикла и принижал соответствующие показатели нашего цикла». В.М. Масленников, работавший в то время над созданием ПГУ в ИТПМ, объяснил ситуацию так: «В то время считалось, что капитал от государства, а эксплуатационные затраты и КПД - это то, над чем все исполнители работали, имелась и выгода, и экономия топлива. А это, соответственно, награды, премии и пр. А деньги давало государство, зачем их считать?»

Надо сказать, что в сфере энергетики уже сформировались научные школы со своими авторитетами, которые восприняли новую идею в штыки. К тому же, Христианович ранее занимался вопросами, связанными в основном с авиацией, горным делом и др., и в области энергетики его явно недооценивали. Приведём один пример. Директор ЦКТИ Оглоблин, узнав, что вышло постановление АН СССР (от 14. 10. 1960) об исследовательских работах по созданию парогазовых установок, сразу направил письмо президенту АН СССР А.Н. Несмеянову. В письме он заявил, что ЦКТИ рассмотрел разработанную Сибирским отделением АН под руководством академика С.А. Христиановича схему «газотурбинной установки на парогазовой смеси и признал её нерациональной и бесперспективной для реализации в народном хозяйстве». Там же Сергею Алексеевичу ставилось в вину «некомпетентность в теплотехнических вопросах».Письмо было переправлено из Академии наук в Сибирское отделение. В своём ответе С.А. Христианович подчеркнул, что «в отзыве ЦКТИ отрицательные выводы заключения плохо вяжутся с положительным текстом самого заключения по основным элементам установки, составленным соответствующими специалистами ЦКТИ». Сам текст письма Христиановича написан в более корректной форме, нежели Оглоблина. На весьма жёсткие обвинения был такой ответ: «…Предложение ЦКТИ по раздельному парогазовому циклу, разрабатываемому институтом более 15 лет считаю разумным, могущим сыграть важную роль в энергетике, в особенности в области усовершенствовании уже построенных станций и использовании строящихся газовых турбин… Однако, парогазовая турбина даёт радикальное решение вопроса и открывает новые перспективы. Одно не противоречит другому… Замечание о моей малой ещё компетентности во всех областях энергетики считаю правильным и был бы рад, если меня освободили от руководства соответствующей координационной комиссией и поставили в её главе более сведущее лицо».

-7 января 1965 года состоялось заседание секции энергетического оборудования Техсовета Госкомитета тяжёлого, энергетического и транспортного машиностроения при Госплане СССР. И хотя мнения разделились (7 организаций за и 7 против), руководство Техсовета приняло решение работы по созданию ПГУ-200-750/30 прекратить. Это решение опротестовало отделение физико-технических проблем энергетики АН СССР на своём совещании 1 апреля 1965 года. Тем не менее, работы по ПГУ начали сникать.

В 1965-1966 годах на комплексе модельного стенда ПГУ и установке газификации сернистых мазутов побывали многие эксперты: директор института тепломассообмена - А.В. Лыков, министр энергетики и электрификации СССР - П.С. Непорожний, председатель государственного комитета по науке и технике СМ СССР - В.А. Кириллин, Президент АН СССР - академик М.В. Келдыш. Все они давали положительные оценки проделанной работы. Однако и это не помогло. Сложно было противостоять консервативной позиции, как на общегосударственном уровне, так и на региональном. В то время главными параметрами, по которым определялась степень успешности того или иного проекта такого рода были КПД и эксплуатационные затраты, а на капитальные затраты и экологию особого внимания не обращали. Как уже отмечалось, установка, разрабатываемая в ИТПМ, на два процента проигрывала по КПД установке ЦКТИ, но в плане капитальных затрат и экологической чистоты была гораздо выгоднее. Тем не менее это было сложно донести до властей. К тому же учёные, особенно старшего поколения, отвергали всё новое, меняющее их устоявшиеся представление в этой области.

Учёные, очевидцы тех событий прямо говорят об этом, отмечая огромную зависть со стороны некоторых авторитетных лиц в сфере энергетики. Это касается, главным образом, коллектива ЦКТИ, считавшего, что раз идея не принадлежит им, она не стоит того, чтобы её разрабатывать. Совершенно справедливо возмущается Г.П. Клеменков: «Ну, зачем, например, Ленинградскому металлическому заводу вкладывать свои силы и средства в создание новой необычной установки, если он имел полный портфель заказов на хорошо отработанные паровые турбины». Была налаженная система, которая работала и приносила прибыль заводам, поэтому революционный прорыв никому тогда не был нужен. Очень интересный факт отмечает А.Ф. Латыпов: «Сергей Алексеевич был мудрым человеком и, когда мы получили патент на жидкий парогазовый генератор, он туда включил всех значимых людей из Министерства энергетики, имея в виду, что этот патент их простимулирует. Но и это не помогло».

Что касается региональной «оппозиции», здесь сказалась трудность сосуществования крупных учёных в тесном научном сообществе Сибирского отделения, в результате чего развитие прикладного направления, к которому относили парогазовый цикл, поддержки руководства СО АН не получило. Е.А. Фадеев говорит, что М.А. Лаврентьев, который считал математику царицей всех наук, не совсем заблуждался: «Он как математик понимал, что лучше заниматься математикой, построением алгоритмов, а такие вещи передавать в отраслевые институты. Это правильно, но прежде чем передать, нужно самому разобраться в этом». Обострение отношений с М.А. Лаврентьевым тоже сыграло свою роль. После отъезда Христиановича и некоторой части сотрудников, последовавших за ним, стало гораздо сложнее отстаивать идею перспективности развития данного направления. «Детище было брошено на произвол судьбы», - замечает А.В. Локотко.

Работы по созданию экспериментального стенда в институте теоретической и прикладной механики ещё велись некоторое время после отъезда Христиановича. Однако в протоколах партийных собраний парторганизации института прослеживаются определённые тенденции. На одном из них (от 13 января 1965 года) высказывался сотрудник института Ю.А Шадрин, который считал, «что у института имеются кроме работ по ПГУ и другие, не менее важные работы» и предлагал новому руководству отдела ПГУ «мобилизовать внутренние ресурсы нового отдела для быстрейшего выполнения работ своими силами, а не рассчитывать на помощь всего института». И если одним из пунктов решения этого собрания было «считать важнейшей задачей партгрупп подразделений института, занятых работами по проблеме ПГУ и обеспечивающих эти работы, скорейшее завершение пуско-наладочных работ на Опытном стенде ПГУ и выполнению первых комплексных исследований на моделях в 1966 г. в соответствии с государственным планом», то после августа 1966 года, когда директором ИТПМ был назначен В.В. Струминский, работы, касающиеся этой проблематики, были быстро свёрнуты. Круг интересов В.В. Струминского лежал в области аэродинамики, и эта проблематика не представлялась ему целесообразной. Но, как видно, существовало и определённое давление со стороны руководства Сибирского отделения.

Такое развитие событий повергло всех, долгое время трудившихся над сооружением установки специалистов, в шок. Всех их загрузили другой работой. Как вспоминает А.В. Локотко: «Чувствовалась близость серьёзных перемен. Наиболее энергичные инженеры вызывались к директору, возвращались, погружённые в себя, но о содержании бесед никто не распространялся». Новым начальником того, что ещё можно было назвать отделом ПГУ, был назначен А.Г. Горбачёв, который вскоре и начал демонтаж стенда. А.В. Локотко откровенно описывает эти события: «Работы велись под руководством Горбачёва с яростной злостью, создавалось впечатление, что разрушение созданного - его самоцель: скорее, скорее выбросить всё! Он серьёзно обсуждал вопрос: как разрушить шахту шумопоглощения. Зачем?... (Она и по сей день служит по назначению для газодинамических установок). Всё это казалось театром абсурда. Строить стенд около шести лет, затратить огромные средства, и вот, не получив, по существу, ни одного результата, - разрушить! Причём просто по прихоти, капризу нескольких высокопоставленных вельмож!.... На душе было - будто нагадили сто котов». Пожалуй, эта цитата исчерпывающе показывает состояние каждого человека (учёного, инженера, аппаратчика и т.д.), вложившего свои силы в этот грандиозный проект. Созданная усилиями многих предприятий, организаций и учреждений страны уникальная теплоэнергетическая и технологическая экспериментальная база, обслуживаемая многочисленными специалистами, не только не была использована по своему назначению, но более того просто уничтожена. В довольно короткий срок она была порезана автогеном на металлолом….

С.А. Христианович, уехав в Москву, не бросил работу над этой тематикой, но это было уже не в таких масштабах, ведь не стало экспериментальной базы. В.М. Масленников, последовавший за Сергеем Алексеевичем и ставший в последствии заслуженным энергетиком России, рассказал, что они продолжали развивать технологию газификации в Институте высоких температур. Он говорит, что «было постановление Совета министров о создании парогазовой установки с газификацией мазута. Но когда эти дебаты зашли слишком далеко (споры с ЦКТИ - Е.И.), Госплан предложил сделать газификацию мазута применительно к уже существующим паротурбинным установкам. Тогда создавалась критическая ситуация в городе Дзержинске. Это город химической промышленности. Там нужно было расширять энергетические мощности, а по нормам загрязнение воздушного бассейна там уже превышало в несколько раз содержание оксидов азота и оксидов серы. Предлагались разные технологии, но конкурс выиграли мы и нас попросили сделать газификацию мазута применительно к паротурбинным блокам. Вышло постановление Совета министров, чтобы в 1971 году построить такую установку. Ну и мы переключились на создание этой установки, Сергей Алексеевич довольно много сил отдавал этому». Этот ажиотаж с форсированием работ по газификации тоже сыграл свою роль: получалось, что вроде бы вопрос с парогазовой установкой откладывается.

Последствия торможения этого проекта весьма печальны. Технология ПГУ позже была запатентована в ряде европейских стран и США. В настоящее время это направление считается за рубежом одним из перспективных. В нашей же стране современная ситуация такова, что парогазовых теплоэлектростанций у нас можно пересчитать по пальцам и они были построены, в основном, на импортном оборудовании. В.М. Масленников говорит, что в настоящее время под руководством Института высоких температур АН на ТЭЦ-28 создаётся парогазовая установка по той схеме, которую предлагал С.А. Христианович, и что в ближайший год её планируют ввести в эксплуатацию.

Только сейчас, в последнее время в газетах появляются статьи об этих установках, о планах их реализации в ближайшее время. Причём в таком стиле, как будто «открывается Америка». Процитируем отрывок из статьи «Известий» от 26 февраля 2005 года: «…Анатолий Чубайс предложил полностью обновить российскую теплоэнергетику. Это потребует десятков миллиардов долларов и будет иметь «взрывное действие на экономику России». Открыв строительство Ивановской парогазовой установки, глава РАО «ЕЭС» сделал первый шаг в этом направлении. Правда, пока не ясно, готово ли к такому «взрыву» российское машиностроение». А. Чубайс, вероятно, не знает, что это «взрывное действие» разрабатывалось около пятидесяти лет назад в Новосибирске под руководством С.А. Христиановича, и было разрушено волею глупости и недальновидности консервативного научного сообщества и чиновников.

Сейчас на передний план выходят проблемы экологии, и предприятия, следуя экологическим нормам, вынуждены тратить огромные средства на их обеспечение. А парогазовые установки этим условиям соответствовали изначально. Происходит чистое горение (поскольку идёт внутрицикловая очистка топлива), и во внешнюю среду выбрасывается только СО2 и Н2О. Поскольку воды требуется во много раз меньше, чем для паротурбинных установок, нет теплового загрязнения рек. И не нужно проводить никаких специальных мероприятий по обеспечению экологии.

«В России много чего не используется для блага собственного народа. Наше руководство никогда не отличалось стратегическим мышлением. А Христианович был стратегом», - отмечает А.Ф. Латыпов. Парогазовые установки изменили бы ситуации в стране, причём не только в экономике. «История всё расставила на свои места, и сейчас мы вынуждены покупать парогазовые установки за границей за большие деньги. Для нашей страны при её гигантских просторах и северных широтах энергетика - это проблема №1, именно энергетика определяет уровень развития страны в целом, а парогазовые установки были в этой отрасли новым словом», - вторит ему С.С. Кацнельсон. Многие учёные, вспоминая события тех лет, в один голос говорят о том, что уничтожение стенда ПГУ в ИТПМ было ужасной ошибкой и очень пессимистично высказываются о перспективе налаживания этой технологии в нашей стране - был шанс, но его упустили….

Можно только представить себе, каким образом этот научный прорыв повлиял бы на развитие Сибирского отделения, города Новосибирска, а соответственно и Сибири, а также России в целом. Созданная в 1960-х годах экспериментальная база могла бы и до сих пор работать с пользой в интересах большой энергетики и народного хозяйства страны. Но нового слова в энергетике сказать не дали. И, к сожалению, это не единственный пример действий подобного рода в нашей стране. История знает много примеров, когда идеи, по вполне определённым причинам не реализовавшиеся в России, появляются за рубежом в качестве новаций….

§5. Отъезд С.А. Христиановича в Москву: причины и следствия

Долгое время проблема переезда академика Христиановича в Москву в 1965 году в литературе не поднималась. Лишь констатировался сам факт. В последние несколько лет исследователи предпринимают попытки разобраться в этом вопросе. Только сейчас учёные - очевидцы событий более или менее откровенно высказываются об этом, хотя в личных беседах зачастую оговариваются: это не для протокола! Видимо, на подсознательном уровне многие ещё не могут отрешиться от привычки опасаться за своё мнение, если оно идёт вразрез с официально признанными версиями происходивших событий. Мало кто готов безбоязненно заявить о своей точке зрения, но такие люди всё же есть. «Система была коридорная. Если где-то что-то, сразу негласно табу накладывалось, нельзя было ничего говорить», - отмечает по этому поводу А.Ф. Курбацкий.

Из архивных документов можно почерпнуть по большей части официальную информацию, так как дела, содержащие наиболее животрепещущие вопросы (к которым относится и проблема данного раздела), разбиравшимися на партийных собраниях, продолжают оставаться закрытыми для доступа исследователей. Поэтому очень важно знать, что говорят люди - современники тех событий, способные значительно добавить сведения о происходившем.

На заседании партийного бюро ИТПМ от 9 апреля 1965 года, Христианович говорил: «Я уезжаю, потому что болен и врачи советуют изменить климат…». Но на дополнительный вопрос: «Причина ухода?», ответил: «Мне было очень трудно работать здесь, поддержки в СО АН не имел, пока хватало моих физических сил, я работал здесь, а сейчас состояние здоровья ухудшилось…». Очевидно, что дело было не в состоянии здоровья. А.Ф. Латыпов, выслушав эту версию, заявил просто: «Это неправда». Суть дела, прежде всего, состояла в сложных взаимоотношениях с руководством СО АН, которые обострились раньше.

Н.А. Куперштох считает, что первое разногласие между М.А. Лаврентьевым и С.А. Христиановичем произошло в Иркутске, при выборе места для строительства иркутского Академгородка. Но это было лишь начало. В 1961 году произошла крупная ссора между академиками. Есть свидетельство А.П. Филатова, который в то время был секретарём новосибирского горкома КПСС, о конфликте. Дело в том, пишет Филатов, что «Христианович освободил Б.В Войцеховского от обязанности заведующего отделом Института гидродинамики - после несчастного случая со смертельным исходом по причине грубого нарушения правил техники безопасности в этом отделе. Решение справедливое. Но Лаврентьев, вернувшись из загранкомандировки, возмутился - почему решение принято в его отсутствие? А в это время академик Христианович «провинился» в личном поведении. Более шести часов вместе с работниками ЦК КПСС мы пытались их «помирить», доказать Лаврентьеву, что «грехи» Христиановича не так серьезны, чтобы освобождать его от должности первого заместителя председателя Президиума СО АН. Но Лаврентьев категорически стоял на своём - «или я, или он». В общем С.А. Христианович вернулся в Москву. Позже уехали из Академгородка и некоторые другие учёные, не найдя подхода к «трудному» характеру первого руководителя».

Анализируя этот эпизод, можно сказать, что Христианович поступил правильно, уволив Войцеховского. Лаврентьева не было в это время на месте, а Христианович как заместитель председателя Президиума СО АН имел полномочия и полное моральное право поступить таким образом. Однако Лаврентьеву это не понравилось, так как Войцеховского он считал своим ближайшим соратником. И он поднял вопрос о личной жизни Христиановича, заявляя, что тот «своим неправильным поведением скомпрометировал себя перед коллективом учёных, он оставил прежнюю семью и стал жить со своим референтом». Думается, что это был только повод, чтобы вывести С.А. Христиановича из руководящего состава Сибирского отделения. Естественно, факт личной жизни академика был незамедлительно «разобран» на партийном собрании в 1961 году. Академик В.Е. Накоряков вспоминает, что «на партсобрание по поводу этого романа прилетал даже президент Академии наук Келдыш…». В результате Христианович получил партийное взыскание - строгий выговор, (он был снят Советским райкомом 8 января 1962 года). И на выборах в 1961 году Христианович в состав Президиума СО АН не прошёл, а соответственно был отстранён таким образом от принятия на этом уровне решений.

Лаврентьев потом в своих воспоминаниях, как бы оправдываясь, писал: «В первые годы многие московские жёны не спешили вслед за мужьями в Сибирь. И, как это иногда случается, один из наших коллег скоро нашёл себе подругу на месте, а со старой женой развёлся. Я постарался, чтобы эта история стала широко известна в Москве. Расчет оказался правильным: начался массовый переезд жён в Новосибирск». Рискнём также предположить, что Христианович, обладая приятной внешностью и огромной харизмой, пользовался большим успехом со стороны противоположного пола, что тоже могло раздражать «истинных коммунистов»…

Возможно, имела место простая человеческая зависть Лаврентьева к Христиановичу, тем более что последний был также учёным с мировым именем и был очень известен своими научными работами за рубежом. Здесь хочется отметить несколько интересных случаев, связанных с известностью Сергея Алексеевича. Р.К. Нотман написал в своей статье, что академик Шемякин Е.И. на научной сессии в память о Христиановиче рассказал о научной задаче, решённой Сергеем Алексеевичем, «про которую даже в науке забыли, кто её автор, но время выявило её огромную ценность для практики. Через много лет, как рассказывал Шемякин, известный американский учёный спрашивал у САХа с недоверием: «Вы тот самый Христианович?». «Да», - признавался Сергей Алексеевич. «А я думал вы давно умерли», - пояснил, ничуть не смущаясь, американец. Другой американский учёный, ещё более знаменитый, приехавший после войны в Москву, просил об одном: показать ему двух Сергеев - Христиановича и Соболева. Больше его в России ничто не интересовало». Ю.Ф. Коваленко, который работал с С.А. Христиановичем в Институте Прикладной механики, вспоминал: «Сергея Алексеевича знали во всём мире. Он рассказывал, что когда он был в Монреале на съезде по механике, он познакомился с одним крупным учёным, и тот, услышав фамилию Христианович, говорит: «О! Я знаю, в Советском Союзе много Христиановичей: один занимается газовой динамикой, другой - теорией пластичности, третий…». Ему и в голову не приходило, что всё это один человек!».

Что касается испортившихся отношений с Лаврентьевым, многие бывшие сотрудники Сергея Алексеевича сообщают, что всё началось с того, что в общей приёмной на Советской, 20, постоянно можно было видеть такую картину: в основном, весь народ шёл к Христиановичу. «Потому что он решал все основные вопросы - занимался строительством, распределял финансы, а Лаврентьев на этом фоне выглядел номинальным руководителем», - объясняет В.М. Масленников. Е.А. Фадеев говорит о том же: «Когда он увидел, что не к нему все идут, а к Сергею Алексеевичу, он почувствовал, что вроде как уходит на второй план. В этом отношении Сергей Алексеевич не был дипломатом - может быть надо было побольше докладывать, рассказывать Лаврентьеву, делиться с ним. Ведь часто бывает, что когда людям рассказывают идеи, они у них в голове перевариваются и становятся родными. Сергей Алексеевич не думал об этом. Он своей активной деятельностью поставил себя в конфликтное состояние с Лаврентьевым».

По свидетельству А.Ф. Латыпова, «у Лаврентьева была такая особенность: ему надо было постоянно кого-то «жевать». Таким образом, он выжил Христиановича, а поначалу и Работнова. Все они уехали, несмотря на то, что приехали добровольно, с желанием здесь работать. Ни Сергей Львович (Соболев - Е.И.), ни Сергей Алексеевич не боялись иметь в своём окружении людей равных себе или даже выше. Вот, например, под начальством С.Л. Соболева работал Канторович - лауреат Нобелевской премии, и ничего подобного, и никаких проблем!... Я думаю, что он (Лаврентьев - Е.И.) стремился возвыситься не за счёт собственных возможностей, а, принижая и ущемляя других». В.М. Масленников говорит, что пока создавался Академгородок, пока нужно было решать много организационных вопросов, С.А. Христианович был нужен М.А. Лаврентьеву, а когда всё уже было организованно, то он начал активно предпринимать попытки его «устранить»: «Сначала он писал Хрущёву относительно его смены, но из ЦК ему сказали - будете работать вместе. А тут случилась ещё одна вещь - Софья Давыдовна (тот самый референт - Е.И.). Евгения Яковлевна (жена С.А. Христиановича - Е.И.) взяла и написала (вернее, её спровоцировали) в партком жалобу и это было использовано. По этой причине Сергея Алексеевича вывели из состава Президиума, но он остался директором института. Началась его изоляция. Лаврентьев старался вытеснять тех людей, с которыми Сергей Алексеевич был близок. Это И.И. Новиков, он уехал ещё раньше, и другие. Сергей Алексеевич говорил, что ему не с кем даже на праздник собраться…. Схема была стандартная. Природа всех этих вещей была ясна. Сергей Алексеевич сам вынужден был уехать оттуда, потому что такая изоляция его задевала».

Насколько это была неприятная ситуация можно судить из воспоминаний член-корр. РАН, д.т.н. Баррикада Вячеславовича Замышляева, которой тоже отмечал эту изоляцию: «В Академгородок я приехал как представитель военно-морской науки на празднование юбилея академика Лаврентьева М.А. Меня, капитана первого ранга … встречал контр-адмирал Мигиренко Георгий Сергеевич, который в тот период был Председателем филиала Секции оборонных проблем при АН СССР и заместителем директора Института гидродинамики…. Мы ехали по Академгородку на «Волге» и мирно беседовали о былом…. На одном из перекрёстков городка я увидел Христиановича С.А. и попросил водителя остановить машину, чтобы поздороваться с ним. Георгий Сергеевич, узнав мои намерения, взволновался, попросил не останавливаться, объяснив, что академик Христианович С.А. сейчас в опале, с ним сейчас никто не разговаривает, так как он поссорился с академиком Лаврентьевым М.А. Меня это здорово удивило и даже возмутило. Я настоял на остановке. Когда машина остановилась, и я выходил из неё, Георгий Сергеевич Мигиренко (он сидел на заднем сидении) пригнулся, чтобы проходящая публика не могла увидеть его в машине, из которой кто-то отважился подойти к опальному академику. Я, радостный от встречи, подошёл к Сергею Алексеевичу. Сначала он удивился, что кто-то к нему подходит, но потом, узнав меня, мы расцеловались. Он был рад встрече. Мы долго разговаривали, вспоминали прошлое…. Поговорили и о науке, новых результатах по испытаниям ядерного оружия…. Меня очень удивило поведение Г.С. Мигиренко, что он не вышел из машины, не подошёл к нам, не поздоровался с Сергеем Алексеевичем, а всё это время просидел в машине, пригнувшись. Так я познакомился впервые в жизни с такими негативными проявлениями в отношениях заслуженных и глубоко уважаемых мною учёных…». Поразительно в этой ситуации, до чего дошли люди!

У самого Сергея Алексеевича был достаточно жёсткий характер, но только если дело касалось чисто научных вопросов. Для него не было особых авторитетов, «он мог с большим вниманием слушать студентов и мог, здорово разозлившись на кого-нибудь из важных лиц, потопать ногами…». Естественно, это многим не нравилось, его даже побаивались. Ведь учёные - люди достаточно амбициозные и то, что Христианович со многими иногда резко разговаривал, их сильно задевало. Возможно, это тоже влияло на отношения внутри научного сообщества Академгородка.

Сергей Алексеевич Христианович обладал очень редким профессиональным качеством - он умел искренне радоваться научным успехам других. С.С. Кацнельсон вспоминает проходившие в те времена научные семинары: «Когда Сергей Алексеевич слушал какую-либо работу, и если она ему нравилась, он часто вскакивал с места и говорил: «Как хорошо! Какая работа!». Если же человек ему не нравился или не нравилось, что он делает, то он просто забывал его и всё. Никаких пакостей не делал. Он мог, конечно, накричать, но зла у него не было…». Христианович объективно оценивал людей и, прежде всего, по их профессиональной деятельности. Если личные взаимоотношения с человеком у него по каким-то причинам не складывались, но тот хорошо работал, то он отодвигал это на второй план. Бывали даже случаи, когда некоторые сотрудники института позволяли себе прийти и сказать Христиановичу: «Всё, я устал от вас, подаю заявление», и отнести заявление на увольнение в отдел кадров, которое лежит там обычно неделю, а затем подписывается. Но, остыв, через два-три дня забирали заявление. Сергей Алексеевич на это не реагировал, то есть человек мог спокойно работать дальше, не опасаясь каких-либо «репрессий» со стороны начальства. Вряд ли многие смогут повести себя так в подобной ситуации.

Таким качеством, к сожалению, по мнению некоторых людей, не обладал Лаврентьев. «Было видно, что Христианович сделал очень большое дело (здесь речь идёт о ПГУ - Е.И.), и появлялся мощный конкурент. И он, может быть, стал уже лишним», - предполагает А.Ф. Курбацкий.В.М. Масленников отмечает, что «в начале и Лаврентьев поддерживал эту идею. Они вместе с Христиановичем написали Хрущёву письмо от имени Сибирского отделения, в котором оба предлагают идею парогазовой установки. Но потом между ними возник конфликт….». Возможно, Сергей Алексеевич просто устал бороться с «оппозицией», со стремлением помешать ему работать над парогазовыми установками, а оно имело место быть. Сам Лаврентьев в своих воспоминаниях говорит об этом: «С.А. Христианович создал современную экспериментальную базу исследований, были построены мощные аэродинамические трубы и стенды. Были попытки непомерно расширить эту базу, а поскольку карман у Сибирского отделения один, то это пошло бы в ущерб другим, да и увело бы институт в прикладные исследования, свойственные не академической, а отраслевой науке».

Но Лаврентьев не поддерживал не только данное прикладное направление, но также и общественные науки в Сибири. Директор Института экономики и организации промышленного производства СО АН СССР (в котором поначалу развивались и другие общественные науки - история, филология, философия) Г.А. Пруденский писал в ЦК КПСС, что «с первых дней организации Института экономики СО АН СССР М.А. Лаврентьев проявляет прямую недооценку развития общественных наук в Сибири», обвинял его в дезорганизации развития института, а также выражал своё беспокойство по поводу того, что были основания полагать, «что в данном случае задумана расправа с коллективом Института экономики подобная той, какая была учинена в Сибирском отделении два года назад (т.е. - в 1963 году - Е.И.) по отношению к Институту экспериментальной биологии и медицины, возглавляемому профессором Мешалкиным».

В результате жалоб в Сибирь была направлена специальная комиссия для решения этого вопроса, которая предложила обратить внимание М.А. Лаврентьева на необходимость создания условий для широкого развития общественных наук в Сибири и оказания всемерной помощи учёным, работающим в этой области, а также создать в составе СО АН СССР Институт истории, философии и филологии на базе отдела гуманитарных исследований Института экономики. Сказанное вовсе не означает, что в нашей работе есть цель бросить тень на Лаврентьева. Просто надо признать объективно, что ввиду некоторых человеческих качеств и, возможно, определённой узости мышления этого учёного, Сибирское отделение испытывало много трудностей в своём развитии.

Получилось так, что когда создавалось Сибирское отделение, Христианович был не слишком на виду, он занимался подбором кадров, научной тематики, вопросами строительства. Лаврентьев же был занят организационными вопросами, везде появлялся, его фотографировали. Наверное, это разделение было необходимо. Как считает С.С. Кацнельсон, скорее всего, у Лаврентьева были больше представительские функции, а у Христиановича - более связанные с разработками научных направлений. После его отъезда его имя как бы исчезло из истории создания СО РАН, оставшись только в перечне тройки основателей и в связи с тем, что он был первым директором ИТПМ. Изъять его отсюда было бы уже абсурдом. Это показывает историография, особенно «доперестроичных» времён. Даже в специальных выпусках газеты «Наука в Сибири», посвященных юбилеям Сибирского отделения, невозможно отыскать информацию о деятельности Христиановича по его организации. И только совсем недавно (в сентябре 2005 года) Институту теоретической и прикладной механики было присвоено имя его основателя и первого директора.

Христианович вынужден был уехать, покинуть свой институт, своё детище - работу над ПГУ. Правда, уезжая, он не подозревал, что годы работы будут «сданы в металлолом». В протоколе заседания партийного бюро ИТПМ, на котором С.А. Христианович сообщил о своём уходе из института, читаем: «Заслушали сообщение директора института академика Христиановича С.А. Вопрос ПГУ решён положительно. Защита прошла хорошо. Работа будет продолжаться». Видимо, он считал, что работы по ПГУ в институте продолжатся, поэтому и просил оставить себя в качестве научного руководителя.Однако, как видим, руководство Сибирского отделения распорядилось иначе.

Вынужденный отъезд Христиановича, безусловно, большая потеря для Сибирской науки, для науки страны в целом и для ИТПМ в частности. Если бы он поработал в Сибирском отделении лет пятнадцать, то могла сложиться научная школа мировой значимости, а так она только начала складываться. К тому же институт понёс кадровые потери, так многие ученики и соратники учёного последовали за ним в Москву и продолжили совместную с ним работу. Это: Ю.А. Выскубенко, В.М. Масленников, А.Т. Онуфриев, Э. Цалко, А.М. Климов, В.С. Фролов, В.С. Кузнецов, Е.А. Фадеев.

С.А. Христианович сыграл выдающуюся роль в создании научного центра Сибири. Сожаление вызывает тот факт, что в Сибирь приехал великий учёный, имевший уже признание в научном мире, многочисленные государственные награды, полученные, в том числе и в годы войны, с большим желанием работать и развивать науку. Но был вынужден уехать слишком рано, не реализовав до конца свой научный потенциал.

Глава 3. «Послесибирский» период

§1. Научная деятельность С.А. Христиановича в 1965-2000 гг.

Вернувшись в Москву, Сергей Алексеевич Христианович продолжил активную научную деятельность. Его, по выражению Е.А. Фадеева, «подхватывали со всех сторон», он был нужен во многих областях как механик широкого профиля. В «послесибирский» период своей научной работы Сергей Алексеевич занимался разнообразными проблемами.

В 1965 году Сергей Алексеевич был назначен научным руководителем Всесоюзного научно-исследовательского института физико-технических и радиотехнических измерений (ВНИИФТРИ) Комитета стандартов мер и измерительных приборов. Так как Христианович был очень знающим во многих областях специалистом, его часто назначали в государственные комиссии, если в стране возникали сложные проблемы, которые нужно было решить. Так осенью 1965 года его назначили председателем межведомственной комиссии по проблемам ирригации. Эта работа отняла у него немало времени, комиссия закончила свою деятельность в июле 1966 года и представила доклад правительству. В 1965-1966 годах Сергей Алексеевич выполнял функции члена Комитета по Ленинским премиям, а также члена редколлегии журналов «Прикладная механика и техническая физика», «Механика жидкости и газа». Кроме того, как уже отмечалось, до июля 1965 года он дочитывал курс лекции студентам Новосибирского государственного университета, а с осени вернулся к преподаванию в МФТИ, где руководил семинаром по асимптотическим методам в газовой динамике. По его инициативе при ВНИИФТРИ была организована кафедра физтеха - физико-технических и радиотехнических измерений. Заведующий лабораторией механики жидкостей Института проблем механики д.ф.м.н., профессор Юлий Дмитриевич Чашечкин, который работал с Сергеем Алексеевичем на протяжении тридцати лет, вспоминает, что «с приходом САХа во ВНИИФТРИ наступил период интенсивного развития. Создавались новые лаборатории, отделы, комплексы, расширялись конструкторское бюро и экспериментальный завод. Смело внедрялись новые формы работы, в частности договора с промышленными организациями. Активность и самого САХа и его учеников была необыкновенная: в небольшом отделе, помимо теоретических исследований, проводились опытно-конструкторские и экспериментальные работы по совершенствования методов изучения отражения внутренних волн, динамики вихрей и турбулентности, создавались приборы для измерений временной динамики ускорений снаряда в канале пушечного ствола, ускорений в различных узлах танка при попадании снаряда и срабатывании активной защиты реального танка; моделировалась и экспериментально изучалась динамика облаков ядерных взрывов; создавались датчики угла атаки для малых ракет; лазерные и акустические измерители скорости жидкостей…» и т.д.

Помимо этого, Сергей Алексеевич продолжал работы в области энергетики в качестве члена бюро отделения физико-технических проблем энергетики АН СССР и члена совета по проблемам энергетики Комитета по науке и технике СССР.

В 1983 году коллективом авторов Института высоких температур АН СССР совместно с американскими специалистами была написана монография «Парогазовые установки с внутрицикловой газификацией топлива и экологические проблемы энергетики». Книга написана по результатам совместных работ, выполненных в 1975-1980 гг. в рамках смешанной советско-американской комиссии по сотрудничеству в области защиты окружающей среды. В ней подчёркивается, что в развитии теплоэнергетики возникли значительные трудности, связанные с тем, что были практически исчерпаны возможности дальнейшего совершенствования паротурбинных установок как по улучшению их экономичности, так и по снижению удельных капитальных затрат, а также с тем, что повышалась актуальность решения экологических проблем. «Эти обстоятельства заставляют ещё раз вернуться к рассмотрению парогазовых энергетических установок», - подчёркивал С.А. Христианович во введении. Он так же отмечал, что «парогазовые установки с внутрицикловой газификацией топлива позволяют ставить вопрос по-новому, так как дают возможность использовать низкокачественные энергетические топлива, такие как высокосернистые угли и нефтяные остатки с одновременным решением проблем по предотвращению вредных выбросов в окружающую среду». В Институте высоких температур РАН сложилась научная школа «Высокоэффективные, экологически чистые технологии получения энергии на базе органических топлив», лидерами которой стали член-корр. РАН, д.т.н. В.М. Батенин и д.т.н. В.М. Масленников. Школа занимается вопросами разработки и создания высокоэффективных парогазовых установок большой мощности с инжекцией пара, оригинальной технологии модернизации паротурбинных энергоблоков с помощью газотурбинных надстроек, а также вопросами разработки и создания экологически чистой комплексной технологии использования угля.

Много сил и времени Сергей Алексеевич посвятил проблеме стандартов и качества. В этой области с ним тесно работал А.В. Гличёв (позже он стал директором Института комитета стандартов), который впервые увидел Сергея Алексеевича на одном из заседаний, где ставился вопрос о рассмотрении задач метрологического обеспечения страны. А.В. Гличёв вспоминал: «И когда началось обсуждение, то к нему начали обращаться многие участники совещания: «Сергей Алексеевич, а как вы думаете? Сергей Алексеевич, как решить эту задачу?». В то время формировалась вся система метрологического обеспечения в стране и создавалась государственная система единства измерений. А Сергей Алексеевич был очень авторитетным человеком и вся эта группа людей - организаторов, учёных - с большим вниманием прислушивалась к нему». С.А. Христианович возглавлял эту работу, будучи научным руководителем Метрологического института. Соответственно он был руководителем создания основ всей государственной системы единства измерения в СССР. Нужно было по всем видам измерений создать цепочку передачи их точности от государственных эталонов до рабочих средств измерений. «Например, - рассказывает Гличёв, - надо измерить табуретку. Нужно было от метра, который хранится в Ленинграде в Менделеевском институте до линейки плотника или столяра довести размеры и нигде их не нарушить. Чтобы это соответствовало определённой степени точности. И так по расходу воздуха, воды, газа, нефти, колебаний, измерения силы и т.д. Все виды измерений. Это умопомрачительная гигантская великая работа, которая была сделана советской научной инженерной школой, во главе которой стоял Сергей Алексеевич Христианович».

Более активно правительство забеспокоилось об этой проблеме немного позже, когда в ЦК КПСС была прислана записка о падении объёмов экспорта из Советского Союза, особенно изделий машиностроения. Написана она была председателем Комитета государственной безопасности, была подписана Шелепиным и на ней стояла резолюция Н.С. Хрущёва: «Подготовить Всесоюзное совещание по качеству». Вот тогда началась активная работа, стали готовить это совещание, привлекли общественность. Сам факт, что записку составили в КГБ, говорит о подлинном беспокойстве по поводу безопасности государства в связи с падением экспорта. Был создан общественный совет. Решением Правительства СССР был создан Всесоюзный совет по качеству и надёжности, который возглавлял в то время академик А.И. Берг. Задачей этого совета была выработка предложений правительству от лица общественности как независимой группы учёных по повышению качества продукции, и работать на постоянной основе, но абсолютно на общественных началах. Примерно через год А.И. Берг скончался. Он был чрезвычайно авторитетным человеком, руководил созданием отечественной радиотехники, радиолокации. Когда его не стало, то правительство рассматривало несколько общественно авторитетных кандидатур. Остановились на кандидатуре Сергея Алексеевича Христиановича. И примерно в году 1967-68 решением правительства за подписью А.Н. Косыгина он был утверждён председателем Межведомственного научно-технического совета. Был утверждён и состав этого совета: в него вошли руководители целого ряда промышленных предприятий, учёные, которые работали в области надёжности и качества. От комитета стандартов было несколько работников и учёных, в том числе и А.В. Гличёв. Этот совет продолжал работать над проблемой качества, устраивая публичные обсуждения этой проблематики и публикуя материалы обсуждений в журнале «Стандарты и качество», а также посылая записки в производство.

Институт комитета стандартов был головным по проблемам качества, надёжности и стандартизации, он являлся базовой, опорной организацией совета по качеству и надёжности, который возглавлял Сергей Алексеевич. Вот как вспоминает об этой работе А.В. Гличёв: «Мы разработали комплексную систему управления качеством продукции. Сергей Алексеевич всё время опекал эту работу, следил за этим. Она была новаторская. От контроля мы перешли к организации работ по управлению и обеспечению качества. И такой подход Сергей Алексеевич поддерживал, но он потребовал от нас: «Хорошо, вы претендуете на научные основы, на науку, а каков предмет науки? Потому что если нет предмета - нет науки. Всё это ваши выдумки». Нам пришлось формулировать определение науки о качестве, оно оказалось очень удачным и определило фундамент этой профессии, этого направления в науке. Мы разработали эту комплексную систему, провели эксперимент во Львове и в 1975 г. состоялось решение ЦК, которое одобрило этот опыт». Таким образом, С.А. Христианович помог родиться новому направлению в науке.

Проблемой качества Сергей Алексеевич был обеспокоен до 1990 года. К тому времени уже сменилось правительство, руководство комитета стандартов, начались перемены в стране. А он не бросил начатое дело и продолжал исполнять обязанности председателя совета, которые на него возложили. Но круг распался, стало очень мало людей, которые занимались этими вопросами. Тогда Сергей Алексеевич объединил вокруг себя двоих людей: Е.И. Шемякина и А.В. Гличёва, который вспоминает: «Мы писали несколько раз записки в Политбюро. Втроём сидели и писали дни и ночи, вариант за вариантом. У Сергея Алексеевича была надежда, что кто-нибудь из членов Политбюро откликнется на это, поскольку секретарь ЦК (Е.К. Лигачёв - Е.И.) знал его и был с ним в очень дружеских отношениях со времён организации Сибирского отделения. И не откликнулись на эти письма! Мы все переживали, но Сергей Алексеевич страдал, что высшее руководство того времени - Политбюро, Совет Министров - не откликаются на решение этих вопросов в новых формирующихся хозяйственных условиях. Он не стоял на прежних догмах, нет, он стремился найти решение проблемы качества в новых условиях. И когда это не удалось, он очень сильно страдал».

Руководству страны, видимо, было не до того в то время. Много раз Сергей Алексеевич писал записки с конкретными предложениями по этому вопросу секретарю ЦК КПСС Е.К. Лигачёву. Процитируем отрывки некоторых из них: «…По стечению обстоятельств я хорошо знаю этот вопрос как по собственному опыту работы в авиационной промышленности, так и по знакомству с решением этого вопроса за рубежом на предприятиях и на уровне государственных органов, а также по опыту наших передовых заводов.

Это связано с новыми закономерностями общественного производства, вызванными научно-технической революцией и, прежде всего, углубляющейся специализацией и разделением труда. Соответствующие принципы организации производства объединяют термином «системы управления качеством».

Мировой опыт и наш собственный показывают, что эти вопросы нельзя решить одними постановлениями, приказами и призывами. Это требует непрерывного обучения этим сложным вопросам и воспитания всех работников предприятия (руководителей, инженеров, рабочих, служащих), что возможно с помощью общественных начал. Поэтому это не только экономический, но и политический вопрос. Это должно стать действенной основой перестройки…».

Вот более конкретный призыв: «Качество продукции зависит прежде всего от степени совершенства организации производства.

На наших глазах во всём мире совершается научно-техническая революция (НТР), которая выражается в изменении всей системы производства, структуры и состава предприятий, квалификации и состава рабочих….

В связи с этим ниже обращается внимание на некоторые общие вопросы, требующие обсуждения и решения.

.Комплексная система стандартизации; недостаточность

отечественной системы. Планирование повышения качества продукции.

.Знак качества. Система аттестации продукции, её недостатки.

.Расширение и изменение задач системы контроля (ОТК). Службы информации, испытаний и измерения. Службы качества.

.Постановка на массовое производство новой продукции (внедрение достижений науки). Прочность узаконенного регламента (ГОСТ. 15.001.73).

.Системы управления качеством, как синтез требований к организации современного производства. Необходимость создания систем управления качеством на предприятиях.

.Наука об организации производства и повышения качества продукции, как обобщения творчества и опыта отдельных коллективов, новаторов и учёных. Необходимость общественных каналов и обсуждения этого опыта, а так же административных мер для принятия решений».

По всем этим пунктам Христианович давал подробную расшифровку, зачем и как нужно это сделать. Были и другие записки в разной форме: короткие, где изложена лишь суть проблемы, для того, чтобы руководство могло, быстро ознакомившись с ними, принять Сергея Алексеевича и, выслушав его, начать действовать, а также подробные и обстоятельные с целью их реализации. Однако, как уже было отмечено, правительство не откликнулось на это, занимаясь другими проблемами. Это было достаточно тяжёлое время для нашей страны, и Сергей Алексеевич считал, что решение этих важных вопросов поможет её развитию.

Таким образом, несмотря на сложившуюся сложную ситуацию, за время работы в Комитете стандартов в качестве научного руководителя ВНИИФТРИ С.А. Христиановичем была создана метрологическая база в области газодинамических и гидродинамических измерений, разработаны теоретические основы анализа физических полей. Под его непосредственным руководством создавались крупнейшие государственные комплексы метрологической аппаратуры.

Через некоторое время работы во ВНИИФТРИ, по словам Ю.Ф. Коваленко, Сергею Алексеевичу «снова захотелось вернуться к науке, он сказал, что не хочет больше быть администратором. Директором Института проблем механики был А.Ю. Ишлинский, к которому обратился Сергей Алексеевич, а они были друзьями. Он сказал, что хочет снова заниматься наукой». Христианович написал заявление, и в январе 1972 года он был переведён в ИПМ АН СССР.

Там он создал лабораторию механики нелинейных сред, где занимался теорией пластичности, по которой получил результаты большого значения. Позже Сергей Алексеевич занялся другой тематикой - теорией выбросов породы угля и газа, которая тесно связана с проблемами фильтрации, и которой он занимался ещё в 1950х годах. Этой работой его попросили заняться, так как слишком много шахтёров погибало ежегодно из-за внезапных выбросов под завалами в шахтах, даже была определённая статистика: сколько человек погибнет за год. Работавший в то время с Сергеем Алексеевичем в Институте проблем механики А.Р. Курлаев объясняет: «газ содержится внутри угля не так, как считают фильтрационщики. Они считают, что очень тонкие каналы прорыли червяки. По ним и фильтруется газ и нефть. Сергей Алексеевич сказал, что это не так, что газ содержится в порах, как в сыре. А между ними есть трещинки, поэтому он сидит в большом резервуаре, а потом через трещинки просачивается. Но этот простой механизм создаёт совершенно новый подход к тому, что происходит, если вы начинаете разрабатывать уголь». Причём Христианович был первым, кто это понял.

Курлаев отмечает, что до сих пор считается, что это червячки проели каналы, по которым течёт газ. Но «опыты показывают, что было бы, если бы вы отрезали уголь и посмотрели под микроскопом - вы бы увидели ходы, а что вы видите - вы видите только поверхность, а трещин не видите. Поэтому он и говорил, что структура другая. В общем, Сергей Алексеевич занимался тем, что спасал людей. Когда шахтёры опускаются в шахту, им говорят, что делать. Но чтобы они не делали, если заложены неправильные представления, эта огромная масса угля заваливает шахтёров. Христианович говорил, что нужно снять напряжение и сбросить газ в бок, чтобы избежать внезапных выбросов».

Разобравшись с этой проблемой, Христианович опубликовал серию препринтов о результатах исследований. Далее дело было за практическими разработками. Здесь интересным и, можно сказать, эксклюзивным представляется рассказ А.Р. Курлаева о том, что сделал Сергей Алексеевич по проблеме фильтрации: «В теории фильтрации есть колоссальная ошибка, и Сергей Алексеевич в последние годы посвятил много своих статей объяснению этого. Но у него не было мощной гвардии сподвижников, которые бы продвигали это, потому что в фильтрацию он пришёл позже и возраст у него был уже значительный, не было уже той энергии. А те, кто фильтрацией занимались, не только не признали эту ошибку, но и всячески заретушёвывали её, так как оказалось, что они много лет пропускали эту вещь. Он это увидел и пытался донести до них, что ошибку признать необходимо, что это не страшно, ну придётся переписать некоторые работы, сказать, что большинство задач решается по-другому. Это очень важная вещь для добычи нефти и газа, но они как писали свои работы двадцать лет, так всё и оставили и ошибку не признали. Христиановичу было уже за 80, когда он это понял. Это потрясающе. На самом деле, уравнение теории фильтрации в большинстве случаев пишется просто неверно». То есть это уравнение объясняет не все процессы, многие из них не вписываются в формулу….

Одним из научных направлений работ Сергея Алексеевича в это время стало горное дело. В начале 1980х годов была организована научная школа-семинар, о которой рассказывает С.В. Кузнецов: «Однажды поехали в Крым и встретились с Ю.А. Шевляковым. Тогда Шевляков - это был проректор Симферопольского университета и директор местного Института механики - предложил нам провести школу-семинар. Сергей Алексеевич согласился, был тут ещё Солганик, мы все вместе это обсудили. Сергей Алексеевич сказал мне, чтобы я пригласил горняков, что нужно объединить всех механиков и математиков, которые могут быть привлечены и интересуются этими вопросами. То есть мы будем со своей стороны привлекать их, а Ю.А. Шевляков, организует нам всё это в Алуште. Мы согласились. Ю.А. Шевляков был сопредседателем, а С.А. Христианович - председателем, главным организатором всего, а мы помогали. Таким образом, эта школа состоялась, и прошло где-то семь - восемь заседаний до нашей революции начала 90-х гг.».

На заседаниях крупные учёные читали лекции об основных направлениях, современных достижениях, а потом заслушивали молодых учёных, которые приезжали из разных городов. Однако после событий начала 1990х годов, длительное время эта школа не функционировала. Примерно пять лет назад Ю.А. Шевляков добился восстановления этой школы, которой было присвоено имя Христиановича как её основателя, а также её утверждения именно как постоянно действующей школы-семинара. Теперь она проходит ежегодно в сентябре. Научная тематика включает в себя все газодинамические и прочие процессы, которые протекают в массивах горных пород, в связи с разработкой полезных ископаемых и строительством сооружений: напряжения, выбросы, разрушения, все механические и фильтрационные процессы. Также рассматриваются вопросы прочности и в металлах при различных напряжениях при пластических и упругих деформациях. Все, кто приезжают докладывают о новых результатах. Эта школа-семинар активно живёт, в ней принимает участие Украина. Это Донецкий университет, Донецкий научный центр и Днепропетровский институт геотехнической механики. Приезжают из Казахстана, Киргизии, других районов. Дело Христиановича живёт, развивается и привлекает всё больше людей.

Кроме этих научных вопросов, в Институте проблем механики Сергей Алексеевич занимался вопросами, связанными с нефтью: фильтрацией нефти в угольных пластах, повышением нефтеотдачи в скважинах. Эта тема его интересовала давно, в частности в 1950-е годы, когда он работал в Институте нефти АН СССР над разработкой нефтяных месторождений. В 1985 году случилась авария на одной из скважин месторождения Тенгиз в Казахстане, когда в течение года стометровая струя нефти била вверх из земли с расходом в 15-20 тысяч тонн в сутки, и с ней ничего не могли сделать. Была создана комиссия, которой было поручено разобраться в этом вопросе. Сергея Алексеевича к этому вопросу привлёк В.А. Кириллин - председатель Комитета по науке и технике Совета министров СССР. Там было много проблем и, поскольку Сергей Алексеевич с ситуацией выбросов уже разобрался, то есть понимал суть вопроса, его и пригласили. Все думали, как ликвидировать аварию, а Христианович взглянул на это с другой стороны. Он задумался, как сделать так, чтобы можно было эти процессы запускать на скважинах и управлять ими с целью получения высоких доходов на скважинах.

В результате этих работ группой специалистов, руководимой академиком Христиановичем, был разработан новый способ повышения продуктивности нефтяных скважин с помощью увеличения проницаемости породы, который получил название «метод георыхления». Практическое подтверждение научным исследованиям было получено позже на проведении опытно-промысловых работ на одной из скважин ООО «Лукойл - Западная Сибирь», где на скважине, относившейся к малоперспективным (ожидаемый дебит 6,8 тонн в сутки), в результате использования технологии георыхления получен дебит нефти 30 тонн в сутки. Применение этого метода возможно даже в тех случаях, когда традиционные методы увеличения продуктивности скважин малоэффективны или затруднены глубиной залегания (три и более километров), аномально высоким пластовым давлением, повышенным газовым фактором или низкой проницаемости коллектора.

Из отчёта С.А. Христиановича о научной работе за 1997 год: «Руководимый мною небольшой коллектив, состоящий из зав. лабор. к.ф.м.н. Ю.Ф. Коваленко, зав. лабор. к.ф.м.н. Ю.В. Кулинича и к.ф.м.н. Карева, совместно с техническими руководителями компании «Лукойл» занимались исследованиями влияния изменения напряжённого состоянии в окрестностях нефтяных скважин на проницаемость грунта и приток нефти к скважинам… Эти исследования позволили разработать систему рекомендаций по техники вскрытия нефтяного пласта, при которой можно избежать этого вредного явления. Эти рекомендации были опробованы при вскрытии пласта на одной из скважин Сыморьяхского месторождения в Западной Сибири, что позволило увеличить в несколько раз дебит нефти по сравнению с ожидаемым и подтвердило их правильность.

На этот способ был оформлен патент совместно с техническим руководством компании «Лукойл»». Проблемами нефти С.А. Христианович занимался до конца своей научной деятельности… Причём, как рассказывает Татьяна Николаевна Аткарская, «Сергей Алексеевич никак не скрывал этих работ. Наоборот, он писал об этой методике, он написал Н. Назарбаеву, везде, где он считал, что может пригодиться его методика увеличения добычи нефти, он её предлагал и описывал. Однако это не пригодилось, потому что в то время никому не было дела до того, чтобы что-то поднимать….».

В 1988 году Христианович стал советником в Институте проблем механики, в связи с «принятым изменением устава АН СССР» - как написал он в своём заявлении, а именно из-за преклонного возраста; начальником своей лаборатории он порекомендовал назначить Ю.Ф. Коваленко. В это время Сергей Алексеевич работал со своими сотрудниками к.ф.м.н. А.Р. Курлаевым и к.ф.м.н. Ю.В. Сидориным по созданию лазерного деформометра, позволяющего производить дистанционные измерения, защищённые от помех.

Вот как сам Курлаев рассказал об этом: «Сергей Алексеевич очень поддержал нас в лазерной работе. Мы создали метод, который позволяет измерять деформации: осветили лазерными лучами тело, растянули его, сжали и потому как сдвигаются полоски можно судить о том, насколько оно сжалось или растянулось. Это важнейшая проблема, которую ставил Сергей Алексеевич. И всё. Патент. Мы пришли к нему и так как он тоже автор, попросили его вписать себя в патент. Он посмотрел и сказал: «Я, конечно, приложил к этому руку, но я вам не советую меня включать». Первый раз я такое слышал. Наоборот, все так обижаются, если кого-нибудь не включили в статью или ещё куда-нибудь. Я спросил его, в чём дело, может я его чем-то обидел. А он говорит: «Да не в этом дело. Вы знаете, сколько у меня этих патентов? А это нужно вам, потому что если вы меня включите, то все будут говорить: это метод Христиановича, а вас забудут». Вот его мысль - я это продвигать не буду, сделайте сами. Зачастую, большие люди склонны к тому, что любят, когда их хвалят. Сергей Алексеевич этого терпеть не мог, он любил, когда хвалят его решение, его находку, идею, которая пошла в жизнь».

Параллельно с большой работой по проблемам нефти С.А. Христиановича очень волновал вопрос о загрязнении Невской губы и защите Санкт-Петербурга от наводнений. Дело в том, что примерно с 1960-х гг., помимо проблем с наводнениями, в связи с ростом различных промышленных предприятий, ростом населения и практически отсутствием очистных сооружений резко ухудшилось экологическое состояние региона, загрязнение быстро нарастало. Постепенно стали вводить в действие очистные сооружения, что несколько приостановило рост загрязнения, однако его уровень оставался недопустимо высоким.

Но строительство дамбы породило острую дискуссию в учёных кругах, а также очень взволновало общественность: одни считали это необходимостью, другие - источником ещё большего загрязнения и пустым вкладыванием огромных средств. Создавались комиссии, которые приходили к противоположным результатам. В 1989 году комиссия, в состав которой вошли учёные АН СССР, Госкомобразования РСФСР, Ленкомприроды и др., провела оценку состояния Невской губы и восточной части Финского залива. Придя к выводу, что они находятся в неудовлетворительном состоянии, комиссия объяснила это весьма низкой эффективностью городских очистных сооружений. Вскоре после этого к работе приступила очередная комиссия под председательством члена-корреспондента АН СССР А.В. Яблокова, которая пришла к крайне негативным оценкам строительства дамбы и предложила её ликвидацию. Это в свою очередь вызвало очередную полемику по данному вопросу. После этого в Ленинграде состоялось совещание основных исполнителей работ по защитным сооружениям, которое пришло к выводам, что защитные сооружения надёжно защитят город от наводнений и не окажут значительного влияния на экологический режим Невской губы и Финского залива по сравнению с другими факторами воздействия.

Ввиду такой разности во мнениях правительство СССР приняло решение о привлечении для экспертизы проблемы авторитетной международной комиссии, в которую вошли специалисты из Голландии, Англии, Дании, Италии, США и Финляндии с большим опытом работы в международных экспертных комиссиях. В результате тщательного изучения проектных материалов, данных измерений, обследования на месте защитных сооружений, обсуждений их состояния с советскими специалистами и членами предыдущих комиссий, международная комиссия пришла к выводу о необходимости завершения строительства дамбы, о том, что неудовлетворительная экологическая обстановка - это, в основном, результат сброса неочищенных бытовых и промышленных сточных вод.

С.А. Христианович был в комиссиях по защите дамбы, он вместе со своей женой Т.Н. Аткарской - гидрологом по образованию, ездил на различные совещания, доказывал, что строительство дамбы обязательно должно быть завершено. Кроме того, Сергей Алексеевич считал, что «решение важнейшей экологической проблемы - очистки сточных вод требует разработки и создания разнообразного оборудования и это является сложнейшей научно-технической задачей». Однако противники завершения строительства дамбы всё-таки добились его приостановления, в чём, по словам Т.Н. Аткарской, существенную роль сыграл тогда ещё председатель Ленсовета А. Собчак, который считал, что на этот проект неоправданно расходуются колоссальные деньги, и указывал на это в своей избирательной кампании.

В настоящее время активно ведутся работы по завершению строительства дамбы в Санкт-Петербурге, так как программа завершения строительства комплекса защитных сооружений города от наводнений была одобрена решением правительства РФ 30 июля 2001 года и были также определены сроки пуска объекта в эксплуатацию - конец 2008 года.

§2. С.А. Христианович как личность

Сергей Алексеевич Христианович был неординарной личностью. Он прожил долгую и удивительную жизнь, причём не только его научная карьера вызывает восхищение и интерес, но и личная жизнь, его человеческие качества. Этой стороне жизни учёного хотелось бы уделить отдельное внимание. Здесь, конечно, важнейшим источником являются воспоминания о нём, и не только его учеников и сотрудников, то есть тех, кто работал с Сергеем Алексеевичем, но и близких людей: это его вдова Татьяна Николаевна Аткарская, приёмная дочь Егорова Тамара Степановна и хорошая знакомая Пряженская Валентина Гавриловна.

Из многих воспоминаний о С.А. Христиановиче совершенно точно можно сказать, что он обладал безграничным обаянием, и это привлекало к нему людей, молодёжь и, конечно, женщин. «Интересно было наблюдать, как расцветали лица женщин при разговоре с Сергеем Алексеевичем. И это влечение было взаимным. В своё время на тему «САХ и женщины» ходили легенды», - вспоминает один из его учеников А.М. Трохан. А.Р. Курлаев тоже отмечал: «Он очень нравился женщинам. Он относился к ним с неподдельным интересом. Это сложно объяснить, так как это не выражалось в «ухлёстывании за юбками». Ничего подобного не было. Но вот это умение заметить красивое платье, красивую причёску, причём не словами. Он просто смотрит на женщину, и она понимает, что он всё замечает. В этом он был дворянином…».

Судя по воспоминаниям дочери Сергея Алексеевича - Дарьи Сергеевны, записанными Н.А. Куперштох, первый раз он женился ещё в восемнадцать лет, когда жил в Петербурге, однако уже через год брак прекратил своё существование. Когда Христианович работал в ЦАГИ и жил в аспирантском общежитии, он познакомился с задорной и весёлой кастеляншей этого общежития - Александрой Федоровной. Её дочь Тамара Степановна Егорова вспоминает свою первую встречу с Сергеем Алексеевичем: «Это произошло в 1937 г., когда мне было 7 лет. Сергей Алексеевич тогда проживал в общежитии аспирантов на улице Бронной. Меня мама привела к нему домой, и я увидела его, когда он стоял у газовой плиты и варил свежие щи. Он резал овощи крупно, чтобы сохранить витамины…». С.А. Христианович относился к Тамаре как к собственной дочери: учил её плавать, определил в школу, заставлял читать книги, проводил с ней много времени.

Пожалуй, здесь стоит процитировать саму Тамару Степановну, которая до сих пор вспоминает о нём с особенной теплотой: «Каждое лето мы ездили на дачу. Там Сергей Алексеевич меня познакомил с семьёй Соболевых, у которых было четверо детей, у них была бонна, некая Ольга Петровна, которая водила нас в лес, учила нас вышивать, вырезать, устраивала нам шарады… Он очень хотел, чтобы я приобщалась к правилам поведения за столом, к языкам, к самостоятельному мышлению. Поэтому я с группой детей Соболевых ещё до войны учила немецкий язык, а … для того, чтобы я пополнила знания, Сергей Алексеевич определил меня, и первое время сам возил, в школу на Калужской … Со мной он возился очень много, уделял мне много внимания. У него были такие заповеди: не врать, быть чистюлей, быть трудолюбивой, уметь прощать, не помнить никакого зла. Это было в его словах и делах…. Моё будущее его очень волновало. Когда жена Соболева предложила мне изучать английский язык вместе с её дочерью Светланой, Сергей Алексеевич давал на это деньги отдельно от всего прочего, так как для поступления в институт знание языков всегда необходимо». Даже когда у Христиановича появилась другая семья, он продолжал заботиться о Тамаре, и на его поддержку она всегда могла рассчитывать: «Сергей Алексеевич был для меня главным ориентиром в жизни. Несмотря на то, что наши жизненные пути расходились, и что он не был моим родным отцом, моя жизнь вела отсчёт от того, что скажет Сергей Алексеевич. Для меня он был как светоч. До безобразия честный… Я сама потом очень страдала и до сих пор страдаю из-за своей честности…».

Но сердцу не прикажешь, примерно в 1945 году у Христиановича появилась новая жена - Евгения Яковлевна Ремизевич, причём, как сказал Александр Петрович Красильщиков (сын П.П. Красильщикова, который работал в те годы с А.С. Христиановичем в ЦАГИ и жил со своей семьёй рядом), Сергей Алексеевич «увёл её у Ремизевича». Также Александр Петрович вспоминал, что тогда рассказывали драматические вещи по этому поводу, мол, когда Тамарина мать прознала про это, были даже какие-то женские выяснения отношений…. У Евгении Яковлевны от Сергея Алексеевича родилась дочь - Дарья, это его единственная дочь, своих детей впоследствии у него не было. Когда С.А. Христианович уехал в Сибирь, отношения с женой вскоре разладились, а затем завязался роман с его секретарём - Софьей Давыдовной Шапориной, которая в 1961 году стала его женой. У неё была дочь - Люба. С Софьей Давыдовной Христианович уехал в Москву. Но и этот брак распался. Может быть, это следствие того, что они были слишком разными людьми? Т.Н. Аткарская вспоминает, что Софья Давыдовна много раз ей жаловалась на то, что в их семье неладно: ей многое не нравилось, например, если ехали в санаторий отдыхать, то Сергею Алексеевичу всё время надо было гулять, ходить, а ей надо было полежать, отдохнуть и т.д. Здесь нужно пояснить, что Софья Давыдовна, приехав из Новосибирска, волею случая устроилась на работу в СОПС (Совет по изучению производительных сил) в отдел, где руководителем была Т.Н. Аткарская, поэтому, естественно, у них было общение.

С.А. Христианович был настоящим джентльменом и достойно вёл себя при разводах, обеспечивая свои бывшие семьи средствами и жильём. В 1984 году Сергей Алексеевич женился на Татьяне Николаевне Аткарской после довольно сложного развода с Софьей Давыдовной. Познакомились они через совместную работу. Позже в ходе совместного общения и периодических встреч, оба поняли, что у них очень много общего. Татьяна Николаевна вспоминает: «Даже трудно сейчас сказать, как-то получилось так, что у нас с Сергеем Алексеевичем оказалось очень много общих черт характера…. Так оказалось, что нам вместе очень интересно… Жили мы очень дружно…».

Интересными воспоминаниями делится Валентина Гавриловна Пряженская: «Он был очень весёлым, добродушным. И хотя он был женат неоднократно, его последняя супруга - Татьяна Николаевна оказалась его второй половинкой. У них были общие интересы в жизни. Они оба любили путешествовать и не просто путешествовать на машине или самолёте, а любили ходить пешком, зимой ходить на лыжах, ходить в лес за ягодами и грибами, наконец, просто гулять. Они были действительно родственными душами. Это всегда было очень приятно наблюдать. А в Крыму мы жили так - там был дом хозяев и был домик, который они сдавали. И мы - одна пара жила в доме, другая - в домике. И часто - идёшь мимо домика, где они вдвоём, а они там хохочут, что-то обсуждают. У них были очень хорошие отношения, близкие. И сам он говорил, что раньше, когда они уезжали далеко в Крыму, в горы, то оставляли машины в начале ущелья и пешком ходили. Он вспоминал, что его прежняя жена - Софья Давыдовна до этого места никогда не доходила. «Она, - говорит, оставалась в машине, и я один шёл дальше гулять». Он очень любил это. Это была его суть - в постоянном движении».

Татьяна Николаевна рассказала, каким Сергей Алексеевич был дома, с помощью чего можно посмотреть на великого учёного под другим углом: «Он не был барином, совсем нет. У меня на работе часто спрашивали: «Он, наверное, такой требовательный?» А я даже не замечала, что он дома был в чём-то требовательным… Садились за стол, а он любил, чтобы стол был сервирован хорошо, если что-то не стояло на столе, то он сам вставал и брал. Если я опаздывала, то он готовил ужин и никогда не садился один за стол, поэтому я уже бежала сломя голову, зная, что он сидит голодный и ни чему не притронется. Ещё когда он в Ленинграде был студентом, он математику преподавал в кулинарном училище и там был ещё царский повар, от которого у Сергея Алексеевича было несколько приёмов не просто рецептов приготовления, а именно технологии обработки… Это не значит, что он всегда готовил, но он любил и мог хорошо приготовить». Что касается умения готовить, все, в том числе и те сотрудники, которые ездили с ним в командировки, в один голос рассказывают о том, что Сергей Алексеевич очень вкусно готовил мясо: раскаляя сковородку и обжаривая ломти без масла с обеих сторон; а ещё о его пристрастии к фруктам и овощам.

Сергей Алексеевич обладал таким ценным человеческим качеством как скромность. Причём скромность во всём: в обстановке вокруг него - в его московской квартире обстановка самая простая. Татьяна Николаевна говорит: «Мы не задумывались об этом, нам так было удобно»; в том, что он никогда не подчёркивал своей значимости (В.Г. Пряженская заметила: «У него не было потребности, чтобы ему лишний раз напоминали о том, что он из себя представляет. Я думаю, что он это прекрасно знал»). Для иллюстрации можно привести несколько случаев из жизни С. А. Христиановича, рассказанных Татьяной Николаевной. Однажды они поехали отдыхать в Кисловодск, но из-за пробок на дороге едва успели на поезд, заскочили в уже движущийся состав. Оказалось, что одно их место проводница уже продала какой-то женщине, та начала кричать, что за место уже заплатила, а Сергей Алексеевич спокойно подождал пока проводница найдёт свободное место, и сказал Татьяне Николаевне: «Что ж будем ходить друг к другу в гости», хотя в принципе мог заявить о себе и потребовать место освободить. Или вот ещё случай: когда они с Пряженскими возвращались с отдыха домой в Москву (Сергея Алексеевича срочно вызвали, и необходимо было лететь на самолёте, вместо привычного поезда). Но из-за нелётной погоды самолёты отменили. Компания прогулялась по городу, а когда вошла в здание аэропорта, то он был переполнен людьми и некуда было сесть. Простояв изрядное количество времени, Сергей Алексеевич развернул газету, постелил её вдоль стенки и сел, Пряженские и Татьяна Николаевна последовали его примеру, однако вскоре все поняли, что долго так просидеть невозможно: затекают ноги, мимо ходят люди… В итоге Иван Васильевич пошёл к дежурному аэропорта и сказал, что здесь академик Христианович (а тот знал фамилию Сергея Алексеевича по его работам в авиации), вернулся и сказал: «Скоро мы сможем вытянуть ноги». До этого они несколько раз обращались к дежурному, но гостиница и комната отдыха были переполнены. А тут сразу появились места… И не Сергей Алексеевич их потребовал.

Эта скромность выражалась и во внешнем виде: редко его можно было увидеть в костюме и уж тем более при орденах. Как правило, он носил удобные вещи, любимые курточки.

С.А. Христианович был патриотом своей страны, гражданином. В то время, когда он работал в комиссии по качеству, о которой было сказано выше, «он вошел в жизнь всей страны, и когда рассыпалась наша страна, когда разрушились все производственные связи, когда перестали поступать на завод комплектующие детали, он пытался, по возможности спасти это положение, делал доклады в разных местах, он искал пути - как можно всё сохранить, чтобы не было такого упадка в стране», - рассказывает Татьяна Николаевна. А в это время на телевидении появился Руцкой, который, казалось, мог смело и открыто говорить о том, что происходит в стране, и Сергей Алексеевич понадеялся на него. Руцкой в это время создавал партию - «Свободная Россия» и пригласил вступить туда и Сергея Алексеевича, и он вместе со своей женой побывали на первом установочном, так называемом, съезде этой партии. К этому съезду Сергей Алексеевич подготовил записку для Руцкого о том, что нужно делать, чтобы сохранить промышленность в стране; записка была в двух вариантах - одна обстоятельная, а другая короткая, в которой была изложена только суть, так как, Христианович, естественно, понимал, что Руцкой в этом не специалист. Но потом последовал расстрел «Белого дома», и партия не состоялась.Несмотря на довольно сложную обстановку в стране в это время, Сергей Алексеевич не терял веры в лучшее. Академик О.М. Белоцерковский отметил, что «когда началась перестройка, Сергей Алексеевич,… не представлял, что это может привести к такому распаду науки в России». Его оптимизм в этом плане подчёркивает Т.Н. Аткарская: «когда происходил развал СССР, Сергей Алексеевич говорил: «Всё равно мы встанем на ноги, не может быть, чтобы не встали….»».

О гражданственности Христиановича свидетельствует интересный эпизод, рассказанный А.В. Гличёвым: «Было очередное заседание Совета, на котором должен был выступить с предложениями от комитета стандартов заместитель начальника научно-технического управления и он говорит: «Основная причина брака состоит в низкой дисциплине труда». Это было правдой. Дисциплина труда и технологическая дисциплина во многих отраслях промышленности на многих предприятиях была не очень высокой… Этот заместитель говорит: «Товарищи, Сергей Алексеевич, я предлагаю внести в правительство предложение, чтобы организовать маленькую безработицу»… Услышав это выступление, Сергей Алексеевич сказал: «Скажите пожалуйста, я могу задать вопрос?» Тот был польщён: «Ну что вы, Сергей Алексеевич, конечно». Вопрос был такой: «Скажите пожалуйста, а вы себя где видите?» Тот не понял. «Ну, в какой группе людей вы себя видите?»

Ну, Сергей Алексеевич, я специалист, я работаю.

А вы себя не видите в числе безработных?

Ну…Нет, это нереально…

И вот тут Сергей Алексеевич взорвался. Я первый раз видел его таким - человеком, который набросился на другого человека: «Как вам не стыдно?! Вы человек правительственного учреждения, на вас лежит ответственность за обеспечение качества продукции, надёжности в стране. И вы, не зная, что предложить, хотите возложить степень своей неподготовленности, не умения решать государственные вопросы на несчастных людей, которые окажутся без работы?!». Это почти дословно его слова. Такие вещи запоминаются на всю жизнь. Сергей Алексеевич продолжал: «А вы знаете, что такое безработица, вы можете себе представить, что такое безработные? Это одиночество. Это ненужность. Это неуверенность в завтрашнем дне. Это отсутствие денег к существованию. И вы хотите превратить советских людей в такие существа?! Вы работаете в правительственном учреждении и предлагаете такие вещи?»… Я давно не слышал ничего подобного, хотя то, что сказал Сергей Алексеевич - это правда и свято по отношению к человеку и его правам. Он беспризорничал в годы гражданской войны и после. Он ходил после этого несколько лет безработным на биржу труда, так что он на себе испытал все «блага», которые даёт человеку безработица».

Действительно, были моменты, когда Сергей Алексеевич не выдерживал и бывал довольно вспыльчив, его резкость в некоторых вопросах уже отмечалась в ходе исследования. Академик О.М. Белоцерковский дал такую характеристику Сергею Алексеевичу: «Он достаточно непростой был как человек. И, вообще, все академики, избранные по своей специальности, идут каждый по своему направлению. Он был чрезвычайно целеустремлённый человек, причём в широких направлениях… Он был взрывной личностью с непростым характером, бывал резок, но умеренно резок». При этом Христианович сочетал в себе и вспыльчивость и чувство справедливости по отношению к сотрудникам. Вот ещё этому пример, рассказанный Ю.Ф. Коваленко: «Когда с ним работал даже самый молодой парень - младший научный сотрудник, это было удивительно, но с ним никогда не чувствовалось, что рядом такой титан. Он никогда не подавлял. Конечно, он был очень вспыльчив, мог взорваться, но всегда признавал, если был не прав. Когда я с ним работал, ещё в самый первый год, он тогда всё считал на логарифмической линейке. Компьютеров ещё не было, а к вычислительным машинам он относился очень недоверчиво. И нас в институте учили ими пользоваться, когда я пришёл на работу. Он говорит: «Брось ты эту вычислительную машину, надо всё считать на линейке». А я посчитал один опыт на машине, и получилось не так, как он посчитал на линейке. Он на меня наорал. А это было перед съездом по механике в Киеве, в общем, ответственный момент. Сидели мы тогда подолгу, работали и вот при других сотрудниках он: «Вот твоя машина! Я же говорил…!» Позже оказалось, что ошибся он и на следующий день он пришёл и при тех же сотрудниках сказал: «Юра, извини, я был не прав». Он не вызвал меня в кабинет, сказал это при всех».

С.А. Христианович при своей чрезвычайной занятости (как выразился И.М. Юрьев: «Проблемой для Сергея Алексеевича была не трудность задач, а дефицит времени. «Где мне взять время, меня рвут на части», - сетовал он». И, хоть это была сказано по отношению к периоду работы Христиановича в ЦАГИ, так было всегда), он умел хорошо отдыхать. Как правило, это был активный отдых. Татьяна Николаевна рассказывала, что отдыхать они ездили два раза в год: в мае обязательно ездили в Крым, где было очень красиво в это время года, а в ноябре обычно - в Кисловодск, причём этот месяц он выбирал, чтобы избежать активных поздравлений с днём рождения. В Крым ехали полтора дня на машине - Сергей Алексеевич отлично управлял автомобилем. А когда приезжали на место, отдых состоял из ежедневных походов через перевалы и горы, и прогулок. То есть такой деятельный и подвижный человек и отдыхал соответственно: движение - это жизнь - вот его принцип.

Научную работу Сергей Алексеевич не прекращал до последних дней. Даже, когда он сломал ногу и попал в больницу, он не мог просто болеть, нет. Его лечащий врач Мурат Хасанович Дадаев был поражён этим: «Человеку 90 лет, а он - ну абсолютно свежая голова, светлая голова! Понимаете, основная проблема у наших пациентов в таком возрасте - появляется элемент энцефалопатии, они становятся неадекватны, что-то путают. Здесь этого не было. Более того, к Сергею Алексеевичу постоянно приходили профессора, люди из «Лукойла» и др. - чётко записывали всё, что он говорил, и шли выполнять. Он не отдыхал. Дай бог мне в 90 лет так. Он не уходил в болезнь. Причём в первый раз, когда он к нам попал (Сергей Алексеевич дважды лежал в больнице из-за перелома ноги - Е.И.) - это для него был просто нонсенс, он себе представить не мог, что он попал в какие-то оковы, в какую-то кроватку. Это человек, который постоянно был в движении, в действии, у него всегда была куча идей в голове, которые он должен претворять в жизнь. И, конечно, первую госпитализацию он тяжело переносил, вторую - легче. Он чуть-чуть ослаб от этой постоянной боли в течение года, сильно болела нога. Но продолжал работать, опять-таки приходили сотрудники и не просто так навестить по старой памяти, а по делу, по научной работе. До последней операции он постоянно работал». Татьяна Николаевна рассказала, что после операции к Сергею Алексеевичу приехали Е.И. Шемякин и А.М. Харитонов, который тогда был в командировке из Новосибирска: «О каждой работе, о которой говорил Анатолий Михайлович, Сергей Алексеевич отзывался со знанием дела и тут же, не менее получаса рассказывал, что нужно делать в таких тяжёлых условиях (а в институте в то время было безденежье), какие работы вести для того, чтобы они, попав в планы института, приносили пользу и институту и стране». То есть он всегда интересовался и переживал за состояние его родного института.

По своей натуре это был жизнелюб и оптимист, он не был замкнут лишь на науке, а жил полной жизнью: любил спорт, книги, отдых, обладал чувством юмора…. Ученики С.А. Христиановича, его бывшие сотрудники говорят, что многому научились, работая в непосредственной близости с таким неординарным учёным. Например, И. М. Юрьев своих воспоминаниях пишет: «…Позаниматься несколько лет наукой у Сергея Алексеевича означало приобретение интересного актуального дела и богатства идей, означало стать ценным творческим учёным».

Заключение

Бывший коллега С.А. Христиановича д.э.н., профессор А.В. Гличёв, вспоминая о Сергее Алексеевиче, говорил: «Если учёный достигает крупных успехов в двух науках, он по праву может быть причислен к гениям. Ну, а если не в двух, а в трёх да плюс к тому - высочайшая гражданственность?!...».

В науке порой появляются фигуры, которые не просто занимаются узкой практической специальностью, достигая в ней карьерных высот, а стараются решать глобальные, актуальные научные задачи, которые стоят в данный момент перед обществом и государством. Именно такие учёные двигают науку вперёд, являются пассионариями технического прогресса, решая такие задачи, которые считались неразрешимыми. Именно к такому типу учёных относился Сергей Алексеевич Христианович. Он был не просто механиком, физиком, организатором, великолепным наставником. Он жил наукой, её проблемами и получал высочайшее наслаждение именно от решения практических и теоретических научных задач. Свою миссию как учёного и гражданина он видел в том, чтобы служить интересам своего государства и его граждан. Поэтому он так искренне и сильно переживал кризис, который сложился в науке и в обществе в России в 90-е годы.

Такие учёные как С.А. Христианович всегда объединяют вокруг себя талантливых и целеустремлённых людей, заражают их своей энергией, делятся с ними актуальными научными идеями. Вот почему после его смерти многие его коллеги и ученики постепенно отошли от насущных научных проблем, некоторые из которых так и остались неразрешёнными.

Имя Сергея Алексеевича Христиановича навсегда останется в памяти учёных всего мира. Он оставил после себя множество работ, которые приобрели статус классических научных произведений и навсегда вошли в учебники. Кроме того, процветает его детище - Институт теоретической и прикладной механики СО РАН, который имеет в настоящее время высокий общероссийский и международный статус. Каждый ученик или бывший коллега Христиановича с гордостью и почтением вспоминает о том, чему их научил Сергей Алексеевич, насколько неоценимым был опыт работы с ним, а некоторые даже говорят о своём втором рождении.

Важной чертой характера академика Христиановича был его неиссякаемый оптимизм, который он сохранял в самые тяжёлые годы. В 1998 году, отвечая на вопрос журналиста о возможности глубокого системного кризиса российской науки, он сказал, что пока не перебьют всех учёных до единого, наука будет жить, решать насущные задачи и служить делу общественного прогресса (см. приложение №3).

Список источников.

Опубликованные источники.

1.Академик Христианович - человек посадивший яблоню (к 80-летию ЦАГИ) // Жуковские вести. 1998. 15 апреля.

2.Аткарская Т.Н. Память и памятник // Стандарт и качество. 2003. №8. С.14-15.

.Бетяев С.К. По ту сторону звукового барьера // vivovoco.rsl.ru.

.Век Лаврентьева. Новосибирск, 2000. 456 с.

.Великий русский механик академик С.А. Христианович. М., 2003. 119с.

.Гантмахер Ф.Р., Левин А.М. Теория полёта неуправляемых ракет. М. 1959. 360 с.

.Гличёв А.В. Что в сухом остатке // Стандарт и качество. 2000. №12. С. 70.

.Городок. ru. Новосибирск, 2003.

9.Ежелев А. Ещё раз о дамбе // Известия. 1987. 9 марта.

10.Ежелев Е., Смирнов К. Ленинградская дамба: щит или меч? // Известия. 1990. 22 мая.

11.Заславский Д. Повелители ветров. В лабораториях ЦАГИ // Правда. 1944. 27 мая.

12.ИТПМ: годы, люди, события. Новосибирск, 2003. 348 с.

.Карлов Н.В. О тех, «которых ожидает отечество от недр своих // www.informica.ru.

.Кафтанов С. Передовые деятели советской науки // Известия. 1943. 22 сентября.

.Кочина П.Я. Николай Евграфович Кочин. М., 1993. 238 с.

16.Лаврентьев М.А. Наука. Технический прогресс. Кадры. Сборник статей и выступлений. Новосибирск, 1980. 288 с.

17.Лаврентьев М.А. ...Прирастать будет Сибирью. Новосибирск, 1980. 175с.

.Лаврентьев М., Христианович С. Важное условие развития науки // Правда. 1957. 2 апреля. С.4.

.Лихачёв Д., Гранин Д., Дудин М., Ливеровский А. А где защита от дамбы? // Известия. 1987. 11 января.

.Марчук О.Н. Сибирский феномен. Академгородок в первые 20 лет. Воспоминания. Новосибирск, 1997. 236 с.

.Наука. Академгородок. Университет. Воспоминания. Очерки. Интервью. Вып. 1. Новосибирск, 1999.

.Невельский В., Смирнов К. Ленинградская дамба: час пик. // Известия. 1990. 29 июня.

.Парогазовые установки с внутрицикловой газификацией топлива и экологические проблемы энергетики. М., 1983. 264 с.

.Петров И.Ф. Авиация и вся жизнь. М., 1992. 96 с.

.Речь С.А. Христиановича на пленуме ЦК КПСС «О ходе выполнения решений XXI съезда КПСС о развитии промышленности, транспорта и внедрении в производство новейших достижений науки и техники» // Правда. 16 июля. С.2.

.Рыжов О.С., Христианович С.А. Работа С.А. Чаплыгина «О газовых струях» и современное развитие газовой динамики. М., 1969. 14 с.

.Соболев С.Л. Достойный преемник Н.Е. Жуковского и С.А. Чаплыгина // Правда. 1943. 20 августа. С.3.

.Советская культура в годы Великой Отечественной Войны. М., 1976. 271 с.

.Христианович С.А, Жуков М.Ф. Низкотемпературные генераторы плазмы // Вестник Академии наук СССР. 1964. №6.

.Христианович С.А. Избранные работы: в 2 книгах. М., 1998-2000. Книга 1. 1998. 336 с.; Книга 2. 2000. 272 с.

.Христианович С.А., Лаврентьев М.А., Лебедев С.А. Назревшие задачи организации научной работы // Правда. 1956. 14 февраля. С.3.

.Христианович С.А. Механика сплошной среды. М., 1981. 483 с.

.Христианович С.А. Насущные вопросы перестройки образования // Советская Сибирь. 1959. 7 мая.

.Христианович С.А. Научное наследие Н.Е. Жуковского. М., 1951.

.Христианович С.А. Предисловие редактора // Кочина П.Я. Наука. Люди. Годы. Воспоминания и выступления. М., 1988. 623 с.

.Христианович С.А. Сибирский центр науки // Правда. 1958. 1 января. С.4.

.Христианович С.А. Что такое Сибирское отделение Академии наук СССР // Советская Сибирь. 1957. 29 декабря.

.Фадеев Е. А. На перекрёстках встреч. Подольск, 2004. 108 с.

.Я - Физтех. Сборник статей (под ред. Н.В. Карлова). Препринт. М. 1996. 112с.

.Яблоков А., Монин А., Полянский Ю., Залыгин С. Нужны ли учёные президенту? //Известия. 1990. 8 августа.

Неопубликованные источники.

Материалы архивов.

1.НАСО, ф. 4 (фонд организационного комитета Сибирского отделения АН СССР при Президиуме АН СССР), оп.1, дд. 1, 3, 7, 27; ф. 10 (фонд Президиума сибирского отделения АН СССР), оп.2, дд.458 (личное дело С.А. Христиановича), 44, 849; ф. 49 (фонд Института теоретической и прикладной механики СО АН СССР), оп.1, дд.1-75;

2.ГАНО, ф. П-384 (фонд первичной организации КПСС СО АН СССР), оп.1, дд. 1-38; ф. П-5428 (фонд первичной организации КПСС Института теоретической и прикладной механики СО АН СССР), оп.1, дд. 1-10; ф. Р-1848 (фонд Новосибирского государственного университета), оп. 1, дд. 1-21.

.Архив НГУ, оп. 3. Личное дело С. А. Христиановича.

.Архив МФТИ. Личное дело С.А. Христиановича.

.АРАН. ф. 411, оп. 3, д.728 (личное дело).

.РГАСПИ. ф. 556 (Фонд отдела науки, школ и культуры ЦК КПСС по РСФСР), оп. 16, д. 111.