Модернизация российского государства

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы диссертационного исследования. Каждая историческая эпоха имеет свою осевую проблему, выражающую ее (эпохи) основное противоречие. И если для второй половины ХХ века было характерно противостояние двух мировых (социалистической и капиталистической) систем, то осевой проблемой начала третьего тысячелетия становится взаимодействие цивилизаций в процессе глобализации мирового социума и становления постиндустриального общества, характеризующихся неизбежной переоценкой фундаментальных оснований человеческого бытия, пересмотром технократического отношения к природе и признанием необходимости перехода мирового сообщества на путь устойчивого развития (sustainable development).

Быстрые темпы усложнения политических систем, как отдельных стран, так и мирового конгломерата в целом породили многочисленные проблемы, заставляющие научное сообщество говорить об общем кризисе теорий развития. Парадоксальное смешение «ультраразвитости» и «сверхотсталости» привели к критике классических теорий политической модернизации и схем линейного прогресса, актуализировав работу по их переосмыслению, созданию интерпретирующих эволюционных моделей социально-политического развития и развитости в ХХ1 веке. Вместе с тем, эта деятельность, в конечном счете, направлена на выработку практических ориентиров, реализацию экономических, политико-правовых, социокультурных и иных стратегий, отвечающих требованиям нового тысячелетия.

Следует подчеркнуть, что еще на рубеже 60-70-х годов минувшего века отечественные и зарубежные ученые и политики (в частности члены Римского клуба) высказывали озабоченность проявлениями системного кризиса современной цивилизации, угрожающему самому существованию человечества. Но лишь с окончанием «холодной войны», в последнее десятилетие ХХ столетья мировое сообщество приступило к действительно научному и политическому поиску принципов и механизмов решения глобальных проблем современности, признав тот факт, что именно «ХХ1 век станет веком защиты окружающей среды. Правильной будет политика, которая сможет сохранить природные основы нашего жизненного мира в самом широком объеме, но не та, которая способствует максимальному количественному экономическому росту (поощряя удовлетворение любых, даже самых абсурдных потребностей), и не та, которая добивается культурного и языкового единства наций в ущерб прочим, и не та политика, которая стремится к насильственному достижению конфессиональной и религиозной однородности…».

Вместе с тем научное осмысление и решение глобальных проблем требует сегодня высокого уровня взаимопонимания, согласия, координации сотрудничества ученых различных отраслей знания, и в первую очередь, политологического, т.к. по существу речь идет о необходимости научной разработки новой парадигмы общецивилизационного движения, не противоречащей национальным интересам стран, находящихся на разных уровнях социально-политического развития.

Это положение является одним из базовых в рамках политологического анализа исторических этапов модернизации России, выявления их особенностей и типологических черт, с целью определения ориентиров и механизмов ее реформирования в настоящем. Именно после распада «тоталитарной ткани» российского общества, возникла уникальная возможность беспристрастного исследования исторических и политических особенностей развития Российского государства с учетом взаимозависимости мирового социума, обострения глобальных проблем и активизацией научного поиска путей и моделей перехода человеческой цивилизации на путь устойчивого развития.

После поражения России в Крымской войне, А.М. Горчаков в связи с создавшимся тяжелейшим положением заметил: «Говорят, что Россия сердится. Нет, Россия не сердится. Россия сосредотачивается». Современный этап модернизации РФ, по мнению автора, целесообразно рассматривать как период сосредоточения и время определения целей национально-государственного развития, выбора оптимальных путей их достижения, а потому актуальность данного диссертационного исследования определяется необходимостью:

пересмотра отношения к различным политологическим концепциям модернизации, разрабатывавшимися в основном западными уче-ными, выработки собственного видения процесса модернизации России в ХХ1 веке;
научного осмысления современных процессов трансформации рос-сийского общества, направленности и путей развития РФ с учетом глобальных перспектив существования цивилизации, связанных с преобразованием «экологической ниши человека»;
анализа исторических особенностей формирования механизма функционирования Российского государства, сходства и различия с аналогичными процессами в иных странах, становления демократических традиций в России и возможности создания политической системы РФ на принципах демократии, экономической эффективности, открытости мировому сообществу;
выработки эффективных механизмов стабилизации политического, социально-экономического кризиса, усиливающегося в процессе реформирования общества, обеспечения внутренней и международной безопасности России;
разработки и реализации научно обоснованной стратегии перехода РФ на путь устойчивого развития.

Степень научной разработанности темы. Многочисленные теории модернизации стали впервые разрабатываться в западной политической науке в 50-60-е годы ХХ века. Выделяя различные периодизации модернизации, связанные с неравномерностью ее протекания в мировом пространстве и историческом времени, данные концепции и предлагали методы, способы, критерии приспособления «лишенной потенции для динамичного саморазвития неевропейских традиционных структур к вызову изменившейся эпохи». Теории модернизации разрабатывали такие известные политологи как Ш.Н. Эйзенштадт, М. Леви, Д. Эптер, С. Липсет, С. Хантингтон и др.. При этом, как отмечает Чилкот Рональд Х. «в основу этих теории положены следующие посылки: с помощью изменений возможно установление общественного строя более высокого уровня; изменения последовательно и неизбежно происходят на всех этапах, двигаясь к определенному качеству, присущему Западной Европе, и вызываются одними и теми же причинами».

Отечественные исследователи рассматривали теории модерниза-ции с жестко классовых позиций, подвергая их критике, т.к. они слу-жили «политической, идеологической и экономической экспансии им-периализма» в отношении развивающихся стран Африки, Азии и Ла-тинской Америки. Следует отдать должное таким авторам как В.С. Чиркин, Л.М. Энтин, Б.С. Старостин и др., которые не только давали марксистский критический «разгром» теории модернизации, но и подробно излагали основные концептуальные положения, тем самым, давая возможность читателям делать собственные выводы.

Кризис тоталитарных и авторитарных режимов в СССР и странах Восточной Европы, процессы демократизации в этих регионах вновь актуализировали проблему модернизационного процесса, как в этих государствах, так и в традиционных политологических центрах Западной Европы и США. Возникли новые концепции «тупиковой модернизации», «кризисного синдрома модернизации» и др.

С точки зрения автора данной диссертационной работы, вряд ли сегодня правомерно говорить о возникновении отечественной доктрины модернизации. Все эти вопросы являются, в первую очередь, предметом научных и общественных дискуссий. Отсюда обилие различных журнальных публикаций и монографических исследований, которые пытаются проанализировать различные аспекты теории модернизации применительно к давней и не столь давней российской истории. Наиболее интересными и оригинальными являются, по мнению автора, работы Ахиезера А., В. Ильина, Б. Капустина, Клямкина И., В. Козловского, Ланцова С.А., Е. Мощелкова, Г. Осипова, А. Панарина, Г. Федотова, Фурмана Д.Е., Цыганкова А.П. и ряда других ученых, исследования и выводы которых использованы в процессе написания диссертации.

Для диссертационного исследования важное значение имеют труды авторов, объектом рассмотрения которых является феномен глобализации. Фактически все эти и целый ряд других образуют информационную и аналитическую базу для изучения перспектив современной цивилизации, контуров грядущего мира, стоящих перед человечеством глобальных проблем и неизбежности внесения серьезных коррективов в стратегию развития мирового социума.

При этом специально проблема обоснования концепции устойчивого развития российского общества как его коэволюции с природой с позиций эволюции форм социально-политического управления и глобальной трансформации миросистемы рассматривается в работах Н.Н. Моисеева, В.Г. Горшкова, А.Л. Урсула, В.А. Коптюга, В.К. Левашова, В.И. Данилова-Данильяна, К.С. Лосева и др.

Общим моментом для многих из этих авторов фактически стало рассмотрение широкого круга отечественных проблем (в частности перехода России на путь устойчивого развития) через призму идеи национальной безопасности. Гносеологически это объясняется различными обстоятельствами - глобализацией процессов национального развития, переоценкой существующей системы опасностей и угроз миру, а так же перспектив разрешения глобальных проблем, проявлением новых средств и форм межгосударственного противоборства и др. Вместе с тем, к отечественным исследователям, внесшим непосредственный вклад в разработку теоретических основ и практических рекомендаций в сфере международной и внутренней безопасности России следует отнести Г.А. Арбатова, П.В. Волобуева, А.А. Галкина, Ю.И. Дерюгина, Н.Н. Иноземцева, В.П. Лукина, Ю.С. Пивоварова, Е.М. Примакова, В.В. Серебрянникова, А.А. Фурсенко, Р. Г. Яновский и т.д.

Однако можно констатировать, что фактически нет ни одного исследования, посвященного в целом политологическому анализу перехода РФ к устойчивому развитию на современном этапе модернизации и обеспечению национальной безопасности в условиях глобальной трансформации человеческой цивилизации.

Цель и задачи исследования. Исходя из признания уникальности переживаемого исторического периода, основное содержание которого составляет, с одной стороны, противоречивый процесс глобализации мирового социума, а, с другой стороны, усиление национально-государ-ственной составляющей в процессе модернизации отдельных стран и обществ, а так же степени разработанности темы, целью диссертационного исследования является на основе комплексного политологического анализа разработка принципиальных положений (возможности, условий, параметров, механизмов и др.) перехода Российской Федерации к устойчивому развитию с учетом особенностей современного этапа модернизации и необходимости обеспечения безопасности жизнедеятельности нынешним и последующим поколениям.

Вышеназванная цель реализуется посредством поэтапного решения ряда взаимосвязанных исследовательских задач:

проанализировать основные политологические концепции теории модернизации;
экстраполировать общеметодологические положения и выводы применительно к странам, принявшим «догоняющую» модель развития;
выяснить возможность применения данных концептуальных построений для исследования прошлых и настоящих процессов модернизации России;
определить и обобщить основные группы противоречий, выявившихся в ходе модернизации зарубежных стран и России, актуализировав, имеющийся опыт по разработке механизмов их решения;
дать прогностический анализ возможных трансформаций полити-ческой системы России и установления различных вариантов поли-тического режима;
попытаться сформулировать национально-государственные инте-ресы РФ и перспективы их реализации в процессе демократизации общества;
показать значение общемировых императивов и тенденций глобализации, характеризующих смену цивилизационного развития в мире в целом, и политических, социально-экономических, духовно-нравст-венных традиций и реалий, обуславливающих характер, темпы и особенности модернизации в России в частности;
уточнить концептуальные основы принципа «sustainable develop-ment», а так же проанализировать важнейшие международные, региональные и отечественные правовые источники, раскрывающие механизмы и показатели формирования стратегии «устойчивого развития» в различных регионах мира;
выявить позитивные и негативные факторы, существенно влияющие на разработку стратегии перехода РФ к устойчивому развитию;
выделить системные блоки (нациоанально-государственный, гражданско-правовой, международный и др.), содержание которых, соответствовало бы особенностям переживаемого Россией времени и согласовывалось бы с индикаторами, рекомендованными ООН при определении приоритетов национальной стратегии устойчивого развития;
проследить на теоретическом и эмпирическом уровнях систему опасностей и угроз, способных возникнуть на современном этапе модернизации России, как в результате трансформации международной системы, так и в процессе реализации национальной Концепции устойчивого развития.

В качестве объекта диссертационного исследования выступает процесс политической модернизации России. Предметом являются научно-теоретические и социально-политические характеристики (параметры) перехода РФ к устойчивому развитию на современном этапе отечественной модернизации в условиях глобализации мирового социума.

Гипотеза исследования состоит в том, что в эпоху увеличивающейся взаимозависимости международного сообщества и обострения глобальных проблем, социально-политическая модернизация России должна рассматриваться в рамках общего процесса развития человечества, процесса антропогенеза, связанного, как и с преобразованием экологической ниши, так и с изменениями самого человека. При этом, принцип «sustainable development» (устойчивого развития) представляющий собой определенный социальный проект управляемого, программного развития цивилизации, протекающего в условиях гармоничного взаимодействия биосферы и человечества, основывающегося на достижениях науки, технологий и культуры, аккумулировавшего в себе опыт глобального и регионального прогнозирования, отвечает объективным требованиям современного этапа модернизации РФ и должен сыграть определяющую роль в определении стратегии и тактики отечественных реформ.

Методологические и теоретические основы исследования. Диссертационное исследование проводилось на основе классических принципов и методов научного анализа, выработанных в области философского, политологического и социологического знания. При этом автор исходил из признания противоречивости, многомерности и альтернативности общественного развития, единства глобального и локального.

Общенаучные методы (восхождения от абстрактного к конкретному, единства исторического и логического, системный) использовались преимущественно при теоретическом обосновании проблемы, а так же при формулировании теоретико-методологической базы диссертации. Специфические методы (конструирование идеального типа, анализ первичных и вторичных документальных источников) были применены при описании конкретных процессов современного этапа модернизации России, вычленении основных параметров национальной стратегии перехода к устойчивому развитию. Использование сравнительно-истори-ческого анализа обуславливалось необходимостью выявления важнейших тенденции трансформации мирового и отечественного социума.

Диссертант опирался на результаты, получившие отражение в трудах отечественных и зарубежных исследователей, которые специализируются в области теории развития и отсталости, этнопсихологии, глобалистики и международных отношений, социальной экологии, национальной и глобальной безопасности. Таким образом, в исследовании применен междисциплинарный подход, позволяющий существенно расширить научно-познавательные возможности.

При написании диссертации использовались материалы и выводы, полученные в результате социологических исследований, проведенных различными научными центрами, а так же при непосредственном участии автора, статистические данные, опубликованные в отечественных и зарубежных источниках.

Научная новизна диссертационного исследования связана, в первую очередь, с инновационным характером постановки проблемы. В работе впервые дан целостный политологический анализ современного этапа модернизации России с позиций «ноосферного мышления» и необходимости реализации стратегии устойчивого развития отечественного социума. Научная новизна конкретизируется в следующих результатах:

в процессе исследования различных концепций модернизации, показан не только их ограниченный характер, но и выявлены возможности для эффективного использования в качестве теоретической базы при анализе механизмов становления и трансформации политической системы России в условиях глобализации мирового социума;
выделены типологические черты и особенности осуществления социально-политической модернизации в странах, относящихся ко «второму и третьему эшелону» модернизационного процесса, к так называемым странам «догоняющего развития», что позволило обобщить положительные и негативные тенденции в ее осуществлении, а так же при необходимости учесть их в практической деятельности отечественных реформаторов;
проанализирована политическая история России последних столетий с точки зрения концепций модернизации, а так же дана обобщенная характеристика особенностей современного процесса демократизации российского общества, обусловленных социокультурными, экономическими и политико-правовыми факторами;
на основе изучения широкого круга зарубежных и отечественных источников дана авторская интерпретация природы и источников глобальных противоречий, присущих современному цивилизационному развитию, показана роль международных, региональных и национально-государственных институтов в создании программ и механизмов по их разрешению;
вскрыты научные, исторические, социально-экономические и политические источники и предпосылки утверждения принципа «sustainable development», в качестве базисного при формировании и реализации научно-практической парадигмы жизнедеятельности современного мира, проанализировано содержание и структура понятия «устойчивое развитие» в системе социогуманитарного и политологического знания;
аргументирован вывод о том, что реализация идеи устойчивого развития отвечает объективным требованиям современного этапа модернизации России и обосновано положение о том, что успешное продвижение РФ к ноосферному обществу во многом будет зависеть от правильной оценки и оптимального сочетания национальных интересов, национально-государственной безопасности и условий, сложившихся в современной системе международных отношений;
всесторонне рассмотрены основные этапы, направление и содержание модернизации российской политической системы, разработаны принципиальные подходы к формированию модели демократического «экологического государства», а так же дан критический анализ теории и практики современного экологического политико-правового управления;
прослежена взаимосвязь процессов модернизации в России в политической и социально-экономической сферах, продемонстриро-вана активная созидательная роль отечественного предпринима-тельства в формировании гражданского общества и реализации стратегии устойчивого развития;
выдвинута гипотеза о возможной идейно-политической платформе объединения сил, заинтересованных в успешной реализации задач современного этапа модернизации, исследованы базовые ценности, лежащие в основе коэволюционного отношения между отечественным социумом и окружающей средой;
обобщен теоретический и эмпирический материал, раскрывающий динамику соотношения глобального и национального, сделана попытка вычленения основных национально-государственных интересов России, ее места как суверенного субъекта в глобальной системе современных международных отношений;
структурированы проблемы безопасности РФ в «увязке» задач стоящих перед обществом и государством на современном этапе модернизации с долговременными (стратегическими) интересами перехода к устойчивому развитию.

Основные положения, выносимые на защиту.

Изучение опыта проведения модернизации в различных регионах мира, в том числе и России, позволяет сделать вывод о том, что в начале третьего тысячелетия сложилась глобальная, взаимосвязанная система государств и народов. При этом универсальная, линейно-поступательная модель модернизации не способна логически отразить реальное движение от «традиционности» к «современности». Наиболее эффективной представляется схема «волнообразного» эволюционного процесса, особенно в случае исследования модернизации России, история которой наиболее четко отмечена «волнами» реформ и контрреформ.
Наиболее успешные модернизации представляют собой синтез «догоняющего развития» (прежде всего освоение западного технико-технологического уровня) и реформирования на «собственной» национально-культурной основе ( сохранение, использование традиций, притягательных для конкретных стран и народов, но противоречащих вхождению в «современность» с точки зрения вестернизированного мышления). Автор предполагает, что модель модернизации на основе культуры можно рассматривать как постмодернизацию, которую страны традиционного типа проходят вместо «классической» модернизации и которая дает возможность некоторым из них миновать определенные этапы «европейского» развития, особенно замену собственной идентичности на западную;
История нашей страны может быть адекватно интерпретирована при помощи концептуального аппарата теории модернизации. Модер-низация российского общества сопровождалась острыми социаль-ными конфликтами, обострявшимися из-за неспособности политичес-кой элиты к адекватным реформаторским шагам и «асинхронности» в процессе осуществления политической, социально-экономической, культурной деятельности. Важнейшими особенностями модернизации в России явились: решающая роль государства в реформировании всей общественной системы; раскол отечественной культуры на две основные субкультуры (европеизированных верхов и патриархальную низов); последовательная смена реформ и контрреформ;
Процесс модернизации, способствуя созданию нового взаимозависи-мого порядка, наряду с явными положительными сторонами общест-венного прогресса - созданием техногенной цивилизации, привнес целый комплекс глобальных проблем современности (национально-территориальных, демографических, природоохранных и т.д.). В его основе лежит ложная мотивационная парадигма экономико-преобра-зовательной деятельности человека, предполагающая в своей основе максимальное получение прибыли без обоснованного учета эквива-лентного обмена ресурсов, что ведет как к хищническому уничтоже-нию природы, так и поддержанию несбалансированной планетарной системы между различными регионами, государствами и народами планеты;
Идея и принцип «устойчивого развития» могут рассматриваться как ответная реакция социума на вызовы глобальных противоречий и в самом общем виде сформулированы как «управляемое, программное развитие, основывающееся на высших достижениях науки, технологий и культуры, протекающее в условиях гармоничного взаимодействия биосферы и человечества». При этом «устойчивость» понимаемая « как сохранение структурной организации за счет наиболее существенных параметров системы, так и сохранение направленности процесса, его определенной упорядоченности, путей и тенденций развития» не сводится к сохранению определенных состояний, а выражает именно сохраняемость самого процесса развития;
Включение и развитие принципа «sustainable development» в рамках анализа современного этапа модернизации России позволяет, с одной стороны, уточнить и придать новый поисковый импульс самим «теориям обновления» (продолжая активно исследовать различные конкретные аспекты «осовременивания традиционных общественных структур» возникает возможность создания программ реформирования с учетом экологической ситуации и ее перспектив), а с другой стороны, при выработке критериев, механизмов, определении этапов перехода к устойчивому развитию появляется дополнительная возможность использования научно-категориального, информационного и т.д. инструментария теории модернизации. Более того, и теории модернизации и концепции устойчивого развития по сути дела имеют общую цель, что их сближает и взаимодополняет - истолкование и определение ориентиров, механизмов развития, его глобальной и локальной специфики в различных частях мира;
Специфические российские условия, связанные с реализацией задач современного этапа модернизации, требуют, с одной стороны, ориентирование отечественного социума в своем развитии на передовые и системообразующие модели, созданные международным сообществом, а с другой стороны, выработку собственных приоритетов (возможно экологический императив и не будет доминировать в настоящее время) и этапов по воплощению устойчивого развития. При этом существует целый ряд обстоятельств (стереотип потребления, преодоление установки на многодетную семью, экологическая ситуация, особенности политической культуры и гражданской активности и т.д.) позволяющих предположить, что РФ при научно обоснованной политике может менее болезненно, чем другие страны перейти к устойчивому развитию;
Глобализация и сходность проблем стоящих перед отдельными странами и человечеством в целом приводит к трансформации традиционных функций государства, нацеливая их на решение задач, связанных с реализацией стратегии устойчивого развития. Государственное и конституционное строительство должно учитывать не только признаки социального и демократического правового государства, но и экологическую составляющую выживания человечества. При этом формирование и модернизация новой российской государственности должна быть нацелена в первую очередь на гарантии возможности реализации прав и свобод человека, среди которых конституционно закреплено в том числе «право на благоприятную окружающую среду»;
Особенностью современного этапа модернизации является активный процесс формирования гражданского общества, основой которого выступают: многообразие форм собственности; легитимность социальной дифференциации по классовому, имущественному, профессиональному и др. признакам; легальность плюрализма интересов и социальных групп; развитость гражданского права. Важнейшим субъектом по формированию гражданского общества может выступить отечественное предпринимательство, на которое ложится особая социальная ответственность, основывающаяся на чувстве озабоченности бизнес-слоя этическими последствиями своей деятельности. Реализация стратегии устойчивого развития общества не отвергает идею прибыли, но включает в нее как экономическую, так и социальную составляющую. При этом степень социальной безопасности во многом зависит от солидарности общества, в котором большинство разделяет реализуемые принципы и согласно с поставленной целью и способами ее достижения;
Россия на современном этапе модернизации должна учитывать тенденции глобализации мирового социума, включающие в себя, в том числе и необходимость трансформации современных суверенных государств и формирование новой структуры мира. Однако, по целому ряду причин в РФ оказывается все более востребованным усиление роли государства, отражающем позиции Вестфальского и Ялтинско-Потсдамского миропорядка. Страны Запада в одностороннем порядке ориентируются на иную структуру мира, что порождает комплекс противоречий. Вмешательство во внутренние дела, ограничение суверенитета извне вынуждают Россию и ряд других стран модернизировать национальные системы безопасности, а так же выходить с предложениями к мировому сообществу о выработке новой концепции безопасности устойчивого развития человечества в условиях глобализации;
Методологической основой выработки национальной безопасности России должно выступить признание необходимости научного осознания и формулирования национально-государственных интересов страны и выявление реальных и потенциальных угроз для них. Национальная безопасность должна строиться на основе объективной оценки внутреннего и внешнего положения страны, а не из идеологических (мифических) представлениях о мире и места в нем России. Затраты на внешнюю политику и безопасность должны соответствовать сумме внешнеполитического потенциала и финансовым возможностям страны (не превосходить 10% бюджета). Место и роль государства в мире, система безопасности должны оцениваться на основе законов геополитики и геостратегии, отвечать интересам как собст-венного народа, так и устойчивого развития мира в целом.

Теоретическая и практическая значимость работы. Полученные в процессе исследования материалы существенно дополняют имею-щиеся знания о современном этапе модернизации российского социума в условиях глобализации мира и выработки отечественной стратегии устойчивого развития. Они раскрывают вероятностный характер происходящих изменений и могут использоваться как для выявления фундаментальных, не лежащих на поверхности проблем социально-политического развития России, так и для разработки, уточнения и реализации конкретных политических стратегий.

Практическое значение имеет осуществленное в диссертации рассмотрение ориентиров, а тем самым перспектив социально-экономичес-кого и политического развития РФ, что представляет интерес, прежде всего, для политологов, социологов, социальных экологов, экономистов, а так же для отечественных политиков и представителей средств массовой информации.

Материалы работы могут быть положены в основу общих курсов по политической истории России и политологии, использованы при разработке спецкурсов и учебных пособий, отражающих специфические вопросы становления демократического политического режима и стабилизации социально-политической обстановки в стране и мире, в процессе политического воспитания и формирования современной политической культуры, отвечающих реалиям нового тысячелетия.

Апробация работы. При подготовке и написании диссертации выводы и результаты исследований были апробированы в следующих формах:

Издана монография «На пути модернизации к устойчивому развитию России».- Волгоград, 2001. (14 п.л.);
Депонирована в ИНИОН РАН рукопись монографии «Модернизация России: опыт социально-политического анализа».- № 54281.- 1999. (10 п.л.);
Опубликованы разделы в двух коллективных монографиях «Развитие капитализма в России - сто лет спустя».- М.- Волгоград, 1999; «Российский путь в ХХ1 веке: экономика, политика, общество».- М., 2002;
Изданы три учебных пособия, а так же более 30 статей и научных сообщений;
Выводы и положения диссертации докладывались автором на двадцати международных, всероссийских и региональных научных конференциях, а так же в рамках работы региональных школ в Казани, Ульяновске, Самаре по программе TEMPUS\ TACIS (грант Евросою-за D_ СР 20603-99);
Содержание и выводы работы использовались автором при чтении лекционных курсов и спецкурсов в Волгоградском государственном университете, Волгоградской академии государственной службы, Волгоградском институте экономики, социологии и права.

Диссертация обсуждена и рекомендована к защите кафедрой соци-ологии и политологии Волгоградского государственного университета.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и списка использованной литературы. Общий объем работы страниц.

ГЛАВА 1. МОДЕРНИЗАЦИЯ КАК СОЦИАЛЬНЫЙ ФЕНОМЕН И ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛГИЧЕСКИЙ КОНСТРУКТ

.1 Основные научно-теоретические подходы к анализу современного политического процесса

Исследование социально-политических процессов, происходящих в современном российском обществе, характеризуется разнообразием методологических подходов и как следствие плюрализацией оценок и выводов относительно прошлого, настоящего и перспектив развития России. Не претендуя на всеобъемлющий анализ (данная задача не ставится в рамках работы) существующих теоретических доктрин, тем не менее, целесообразно, для обоснования собственной научной позиции, выделить доминирующие в политологическом знании методологические конструкции.

С точки зрения д.полит.н., проф. А.И. Соловьева, сегодня можно говорить как минимум о четырех типах теоретического объяснения происходящего в нашей стране:

·Мегаконцепты, к которым относятся такие как, глобализация, мир-системный подход, теории коэволюции, центр-периферийных связей и др.

·Стадиальные подходы, включающие в себя теории информационного общества, общественно экономических формаций, модернизации и т.д.

·Идеи, помещающие в центр объяснительной модели отдельное общество или государство, «воплощающих по мысли их сторонников исключительно собственный, уникальный путь («проект», «миссию», «судьбу» и проч.) в пространстве мировой истории».

·Стремление объяснить характер общественных трансформаций через модели, отдающих решающее значение региональным связям и отношениям.

Сопоставляя эвристические возможности названных интеллектуальных конструкций, А.И. Соловьев солидаризируется с мнением тех ученых, которые полагают, что «многие собственно теоретические модели не обладают разрешающими способностями для адекватного отражения базовых параметров российского развития, предполагая тем самым использование более широких, парадигматических конструкций. То есть, предпочтительным оказывается более высокий уровень обобщения, который делает оценку российских трансформаций реалистичнее и надежнее. Вместе с тем и на уровне метатеоретических сопоставлений, как указывает А.И.Соловьев, возникают собственные проблемы: появляется соблазн проецировать оценки тех или иных общесоциальных процессов непосредственно на сферу политических взаимоотношений, при этом «базовые свойства активности человека как родового существа становятся показателями поведения человека - политического»; на уровне абстрактных представлений борьба концепций обретает острый и непримиримый характер; практикой становятся утверждения о «теоретической смерти» оппонентов, т.к. они не рефлексируют, с точки зрения сторонников других подходов, «базовые» или иные социальные и политические изменения; попытки синтеза разнородных конструкций даже в рамках одной парадигмы нередко приводит к утверждению о методологическом «тупике» политической науки, ее неспособности ответить на вызовы истории.

Заслуживающей внимание, с нашей точки зрения, является классификация основных концептуальных подходов исследования социальных (в том числе и политических) трансформаций В.В Локосова., основывающаяся на том, какие факторы развития взяты в качестве доминирующих или приоритетных:

·Формационный - сосредоточен вокруг противопоставления коммунистической и либеральной концепций, которые в политической сфере проявляются в качестве социализма и капитализма.

·Геополитический - предполагает использование государственно-территориальных, географических характеристик для исследования глобальных и региональных тенденций.

·Экологический - ставит во главу угла проблему взаимодействия человека и окружающей среды и возможности политического воздействия на решение глобальных проблем.

·Технико-технологический - за основу берется уровень технологического воспроизводства общества и его фундаментальные последствия. История человечества, в этом контексте, делится на три периода: доиндустриальный, индустриальный и постиндустриальный.

·Цивилизационный - главную роль играет фактор разнообразия мировых культур, выраженных в уникальности сложившихся цивилизаций. При этом именно взаимоотношение цивилизаций определяет социальное развитие и становится потенциальным источником конфликтов и политической нестабильности.

·Мировоззренческий, представленный в первую очередь постмодернизмом, который пытается осуществить полную переоценку ценностей в соответствии с реальной трансформацией политических практик либеральной демократии.

Локосов В.В. подчеркивает, что процесс трансформации российского общества можно анализировать в контексте всех шести основных концептуальных подходов. При этом считает, что сегодня, большинство исследователей рассматривает данный процесс как переход от социалистической к капиталистической системе, к рыночным отношениям. Достаточно много работ анализирующих геополитические аспекты трансформации советской социетальной системы. «Но объект анализа постоянно обновляется, и до «исчерпания» этой темы во всех концептуальных подходах далеко». Вместе с тем, поскольку трансформация российского общества вышла на тот уровень, «когда ее необратимость требует изменения российского менталитета, то сейчас особую актуальность приобретает мировоззренческий подход к анализу трансформаций».

Авторы учебного пособия «Социальные трансформации в России: теории, практики, сравнительный анализ», предпринимая попытку систематически изложить теоретические концепции относительно трансформационных процессов и с этих позиций рассмотреть фактические свидетельства преобразований в постсоветской России, в первую очередь выделяют и акцентируют внимание на современных эвристических возможностях:

·теорий модернизации и транзитологических концептах, являющихся, по их мнению, «социально-практическим приложением девелопментализма в программах политиков обратить «отсталые» страны в «современные» общества;

·идей регресса, базирующихся «на таких параметрах и показателях общественного развития, которые наиболее очевидно демонстрируют «отступление» от «правильного» пути, или «развал»;

·концепций циклических (маятниковых) изменений, отражающих «разворачивающиеся во времени повторяющиеся движения общества в целом или некоторых его тенденций между двумя полюсами» и тем самым, преодолевая «узости дилеммы оптимистов/ пессимистов»;

·постмодернистского подхода, по существу, не признающим «за социальным познанием статуса научного знания, полагая, что социальная наука - это своего рода игра по некоторым правилам»;

·теорий глобализации, главными парадигмами которых выступают «линейные процессы наращивания данного состояния; миросистемная модель; концепция глобальной культуры; глобального общества и глобально-локальных взаимодействий («глокализм»)»;

·теорий вступления социума в рискогенную цивилизацию, порождаемую современными глобальными процессами, когда «производство общественных благ начинает уступать производству рисков и опасностей для выживания человечества»;

·деятельностно-активистской концепции, где «центральной идеей является принцип, согласно которому направленность социальных изменений преимущественно (или целиком) зависит от практических действий многообразных социальных субъектов, включая и богатых «социальным капиталом», и рядовых граждан»;

·теории травматических перемен, пытающихся показать, как радикальные изменения в обществе травмируют социальный организм, так как «люди не могут опереться на ранее накопленный опыт, который не помогает, но препятствует адаптации к переменам».

Таким образом, в современной литературе представлен подробный анализ различных методологических подходов, как к исследованию российской действительности, так и политических процессов в мире в целом. Необходимо признать, что каждый из выделенных и других подходов имеет аксиологические характеристики, учитываемые различными исследователями при выдвижении в качестве объекта научного анализа политические трансформации российского социума. Вместе с тем, можно в целом согласиться с позицией А.И. Соловьева, отмечающим, что в настоящее время чаще всего существенным фактором, оказывающим влияние на построение познавательных конструкций в политологии оказываются субъективные предустановки исследователей (например, убежденность в необходимости этических измерителей трансформаций в сфере политики; антиэлитистские убеждения, холистские (антихолистские) представления, задающие изначальные рамки анализу информации). «В любом случае можно увидеть, что любые разновидности «вербального произвола» исследователей, корректирующих данные об изменениях в русле своей ценностной картины мира, не могут не сказаться на понимании характера политических изменений. Точнее говоря, они как бы заранее имплантируют качественные выводы о характере изменений в структуре предпринимаемого анализа».

Для того, что бы более рационально соотнести множественность парадигматических конструкций и минимизировать неизбежные издержки когнитивных дефектов, с нашей точки зрения важно:

. осознать, что неравномерность в развитии народов как в социально-экономическом, политико-правовом и др. плане есть неотъемлемая составляющая человеческого бытия. Показателем для оценки опережения или отставания является освоение тем или иным социумом норм и стандартов совокупной жизнедеятельности, которые позволяют успешнее осваивать природу и удовлетворять человеческие потребности, при неукоснительном соблюдении гуманистических норм общежития;

. принять как исторический факт процесс постоянного заимствования различными народами позитивного опыта других, с выработкой специфических форм, методов, механизмов саморазвития. При этом, в процессе усвоения чужого опыта перенимаются в том числе и имманентно присущие ему негативные черты;

. признать, что наряду с трендами, реализующими уникальность и неповторимость эволюционного развития отдельных стран, существует тенденция цивилизационной универсальности, собственно во многом и определяющей причинно-следственные связи взаимовлияния (и как частного случая заимствования чужого опыта) между народами.

Таким образом, модернизация, рассматриваемая как перманентный процесс усвоения и воплощения отдельными странами опыта других государств, является абсолютно неискоренимым политическим механизмом трансформации человеческого сообщества. Положение об относительной универсализации социального развития мира позволяет достаточно продуктивно использовать для анализа современных отечественных политических трансформаций, в первую очередь, теории модернизации и глобализации, тем самым выстроить взаимосвязь между отдельными текущими трансформациями как составными частями более широкого процесса преобразований (в частности идентифицируемого с эпохой модернити).

Применение данных теоретико-методологических конструктов дает возможность научного рассмотрения политического процесса в России на основе двух дихотомических типологий «традиционное/ современное», «локальное/глобальное». Однако, соотношение тенденций модернизации и глобализации неоднозначно трактуется в научном сообществе. Как отмечает Д.В. Иванов, «Гидденс, Бек, Аппадураи считают глобализацию результатом и продолжением модернизации, Робертсон, Терборн, Уотерс - специфическим процессом, отчасти коррелирующим с модернизацией, но параллельным ей, не обусловленным ею».

Сам автор высказывает мнение о неадекватности попыток представить модернизацию и глобализацию как «последовательные» или как «параллельные» процессы, обосновывая их с точки зрения направленности как «ортогональные». Более того, «для описания/ объяснения общественных изменений в ныне наиболее развитых странах модернизационная парадигма весьма эффективна применительно к периоду Х1Х-начала ХХ в. Все новые для того периода тенденции приобретают смысл направленного процесса именно в перспективе, задаваемой дихотомией «традиционное/ современное». Однако некоторые тенденции, возникающие начиная с середины ХХ в., в гораздо меньшей степени различимы в этой перспективе, но зато становятся очевидными и приобретают смысл в перспективе, заданной дихотомией «локальное/глобальное». Логическая структура теорий глобализации… идеально «работает» на материале ХХ в., когда резкая смена параметров, характеризующих международные, межкультурные контакты, позволяет трактовать общественные изменения как переход от социальной организации, замкнутой на локальном (региональном, национальном) уровне, к открытой, преодолевающей национальную и региональную ограниченность, социальной организации. Но глобализационная парадигма общественных изменений плохо «срабатывает» на материале прежних эпох и обещает затруднения в уже недалеком будущем».

С нашей точки зрения, и модернизация, и глобализация выступают в качестве объективных процессов современных общественных изменений, эмпирически фиксируемых, каждый из которых имеет собственные источники, условия, механизмы и т.д. Их историческая уникальность и ситуативность находит отражение в предмете изучения теорий изменений (в частности теорий модернизации и глобализации), образующих логическое единство разнообразных тенденций, кардинально трансформирующих сложившиеся структурно-институциональные характеристики общественного бытия. Не обладая жесткой причинно-следственной связью, вместе с тем сами эти процессы разворачиваются лишь относительно автономно, демонстрируя социальную взаимообусловленность и историческую предопределенность доминирования.

Таким образом, использование концептуальных положений теорий модернизации и глобализации для анализа особенностей нынешнего этапа политического развития России, представляется не только возможным, но и необходимым. Это тем более важно подчеркнуть, т.к. РФ в рамках социально-политической модернизации решает вопросы, актуальные для наиболее развитых стран мира в ранние периоды развития и в другом геополитическом пространстве, а так же доставшиеся современному поколению, вследствие незавершенности и противоречивости предыдущих этапов отечественного модернизационного процесса. Более того, на модель, механизмы и темпы современного государственного строительства России, занимающей промежуточное положение между Востоком и Западом, существенное влияние оказывают глобализационные вызовы, характеризующие новую пространственную конфигурацию мира и ставящие задачи по формулированию и отстаиванию национально-государственных интересов и обеспечению безопасности социума в совершенно иной, по сравнению с другими историческими периодами, плоскости.

Безусловно, это один из возможных подходов к рассмотрению исторического опыта и современного этапа политической трансформации России. Существуют в политической науке различные мнения от критики первоначальной концепции модернизации до полного отрицания ее эвристического потенциала. На теоретиков модернизации возлагается ответственность: за неудачи предпринятых преобразований; за их несоответствие самим классическим теориям (невозможность достичь «образца»); за реанимацию этноцентризма и выступление одним из источников этноконфликтов.

Не мало существует скептиков, критиков и относительно глобализации как процесса и теоретического конструкта. При этом делается безаппеляционный вывод о непреодолимой идеологической ангажированности и бесплодности данных теорий в целом, и для познания современной России в частности. В работе мы постараемся минимизировать негативные составляющие модернизационной и глобальной парадигм, выявив их положительный эвристический потенциал для анализа современного этапа политического развития отечественного социума.

1.2 Концепции модернизации в политической науке

Не смотря на то, что классические и современные концепции модернизации постоянно подвергаются критике, часто вполне оправданной, со стороны представителей других теоретических направлений, тем не менее, они, по прежнему, остаются широко востребованными и используемыми для анализа социально-политического процесса конца ХХ-начала ХХ1 века. Как справедливо отмечает В.Г. Федотова, очевидно, что « трактовка модернизации зависит от применяемых теоретических методов, жесткости или ослабленности теоретических притязаний, дисциплинарных подходов. Каждый из них имеет свою объяснительную функцию, разную степень приближенности к эмпирической реальности и разную концептуальную способность проникнуть в сущность процесса»:

В рамках исторического подхода исследователей интересует в первую очередь разнокачественность этапов Нового времени и проблема сложившейся здесь современности, которая, с точки зрения П. Бергера «не отличается от проблем, относящихся к другим периодам истории или феноменам». Всегда будут споры о том, является ли современность неделимым целым, а модернизация непреклонной судьбой, которой нет альтернативы, или современность является свободно манипулируемым комплексом ингредиентов с бесконечным числом альтернатив.

Экономическая трактовка модернизационного процесса связана с переходом к капитализму - обществу западного типа, где определенные социально-политические и духовно-нравственные константы обеспечивают функционирование капитала и адекватны развитию свободного предпринимательства. В настоящее время основная проблематика исследований сосредотачивается вокруг глобализации национальных экономик и тенденций перехода «обществ западного типа» в постэкономическую стадию.

Позиция культурологов базируется на неудовлетворенности дихотомическим описанием мировой истории, теоретическим конструированием «традиционного» и «современного» общества, и справедливым полаганием, «что современность - это не Запад, а отношения Запада с незападным миром, т.е. весь пестрый, реально существующий мир Нового времени, характеризующийся многообразием традиций и культур». Таким образом, в рамках данного подхода отношение незападного мира к западному является центральной проблемой модернизации, актуальной независимо от того, предпринимаются ли конкретные реформаторские усилия теми или иными сообществами.

Социально-философское исследование концентрируется на анализе общей теории модернизации, «которая создавалась бы по образцу объективистской натуралистической программы, цель которой - уложить многообразие исторических представлений в идеально-типические, четко разделяемые конструкции». В целом, делается очередная попытка теоретического раскрытия сущностных черт и оснований «западного» и «незападного» миров, «традиционного» и «современного» общества.

Особенность политологического подхода к модернизации проявляется в акцентировании внимания на вопросах формирования современной политической системы и эффективности функционирования современных властных механизмов. «…политологи фиксируют более определенно, более концептуально, чем историки, типологические единицы политического устройства современности и его трансформации. Но и между ними нет полного согласия, ибо никакая типология не может быть единственной и, тем более, единственно верной: типология зависит от оснований, от контекста. На сегодня мы имеем некий спектр точек зрения, особенно в отношении текущих трансформаций современной политической системы».

Таким образом, с нашей точки зрения, и в настоящее время, можно говорить о теории модернизации, как особом, достаточно актуальном и эффективном направлении исследований, как о научной парадигме комплексных социально-экономических, политических и культурных реформ.

Начало теории модернизации как таковой, по мнению Дж. Александера, было положено непосредственно исследованием Мариона Леви, в котором впервые было предложено определение модернизации как процесса «распространения универсализма и функциональной специфичности в обществе». При этом, первоначально данная дефиниция использовалась преимущественно для обозначения процессов индустриализации, урбанизации, секуляризации в «развивающихся странах», вызванных социально-политической обстановкой в мире, которая сложилась после Второй мировой войны: подъем национально-освободительного движения; крах колониальной системы; выход на арену самостоятельного развития молодых суверенных государств. Таким образом, процесс «осовременивания» освободившихся стран, переход от социальной дезорганизации к социальному порядку, от традиционного, «предсовременного» общества к «современному», индустриальному, а в перспективе - к «постиндустриальному», эталоном которого служат США - и стал широко изучаться в рамках сравнительных политологических исследований. И лишь в шестидесятые годы ХХ столетья понятие «модернизация» стало употребляться для характеристики широких социальных трансформаций, охвативших западное общество в более ранний исторический период на рубеже ХУ111-Х1Х вв. и оказавших значительное влияние на современное состояние и развитие мира.

По мнению известного американского социолога У. Мора, в наиболее общей форме под модернизацией в западной политической науке понимается особый тип социального изменения - «тотальной трансформации традиционного или досовременного общества к тому типу технологий и соответствующей ему социальной структуры, которые характерны для развитых, экономически процветающих и политически относительно стабильных стран западного мира».

Немецкий историк и социолог В. Цапф понимает под модернизацией «определенный тип социальных изменений, сложившийся в эпоху Английской промышленной революции и Французской политической революции. Его суть в резком выдвижении вперед обществ-пионеров и последующем движении отставших. Теория модернизации имеет дело с эпохальными, долгосрочными, нередко насильственными трансформациями, которые начавшись в Европе, втянули затем в свою динамику весь мир. Модернизация - систематический процесс, который ставит всеобщие проблемы; модернизация - исторический процесс, который продуцирует самые различные решения».

Таким образом, «модернизация» - относительно новое понятие, первоначально отражавшее процесс движения неевропейских стран, в первую очередь на южноамериканском и африканских континентах, в направлении тех типов социальной, экономической и политической систем, которые составляют суть западной цивилизации. Более того, «определенные совокупности экономических, политических и культурных трансформаций развиваются логически взаимосвязанным образом, при чем одни направления такого развития представляются более вероятными, чем другие» и основная задача теории модернизации как раз и заключается в выявлении оснований, особенностей, механизмов такого исторического движения.

Вместе с тем, следует отметить, что стремление противопоставить совокупность основных ценностей конкретного общества или этнической общности «чужим» социокультурным образованиям или предшествующим фазам собственной истории было присуще всем народам на протяжении всей человеческой истории. Дихотомия «мы - не мы» была наиболее ранней и важной формой проявления примитивного коллективистского сознания индивида, определяющая его идентификацию с родом и открывающая начальный этап познания социального путем противопоставления первобытного человеческого коллектива окружающей природной среде.

При переходе от доклассового к классовому обществу, с образованием централизованных государств в общественном сознании укрепляется более широкая в социальном плане дихотомия, в которой, например, Древний Китай, Древний Египет, Греция и Рим противопоставляются всему остальному миру, вернее, остальной «варварской периферии мира».

Характерно, что в древности, в средние века и в Новое время все та же по существу, но меняющаяся по форме дихотомия «свои и чужие» отражалась в различных формах религиозного сознания, находила в религии одного из главных носителей. Христианская церковь всегда называла неевропейские народы «неверными», язычниками, дикарями, аборигенами. Идеологическим оправданием колониальных захватов служило противопоставление цивилизованной, культурной, христианской Европы, осуществляющей свою «историческую миссию», нецивилизованным, некультурным, примитивным и диким народам Азии, Африки, Океании.

Именно такие представления прочно закрепились в «просвещенном» сознании европейских метрополий и были восприняты рожденными в Х1Х веке социологией и культурной антропологией. У Огюста Конта названная дихотомия приобрела вид противопоставления теологической, или фиктивной стадии, определяющей «донаучное» общество и господство иррационального духа, и позитивной стадии, общества рационализма с гармоничным развитием всех элементов, и прежде всего, промышленности и современной «позитивной» науки. Герберт Спенсер сводил основную закономерность социальной эволюции к переходу общества от состояния «несплоченной однородности» к состоянию «сплоченной разнородности».

Макс Вебер все виды человеческой деятельности (действия) подразделял на четыре типа: 1. целесообразную; 2. рациональную; 3. аффективную; 4. традиционную. Преобладание в обществе первых двух типов показательно для индустриальной капиталистической социально-экономической структуры, преобладание последних двух типов характеризует традиционную социально-экономическую структуру. Следует отметить, что именно идеи М. Вебера во многом определили научную традицию осмысления путей развития стран Востока (а теперь и России) в контексте противодействия традиционной духовности и религиозно-культурных систем этих государств развитию там «эндогенного капитализма западного типа». Немецкий социолог настоятельно подчеркивал несводимость влияния культуры к вторичному явлению в рамках социально-экономической системы общества, настаивал на самостоятельном значении духовного фактора, способного формировать экономическое поведение, равно как и испытывать его воздействие.

Некоторые современные исследователи к идейным истокам теории модернизации относят и марксистскую концепцию преобразования общества, ставившую во главу угла экономический детерминизм, утверждая, «что технический уровень развития общества формирует его экономическую систему, которая, в свою очередь, определяет его культурные и политические характеристики». Не смотря на то, что определенная часть прогнозов К. Маркса оказалась ошибочной и во многом взгляды теоретиков модернизации сформировались в противостоянии к марксизму, можно назвать основания по которым названные концепты близки и взаимодополняемы:

Признание того, что источником прогресса цивилизации и его измерителем выступает совершенствование форм и методов материального производства;
Определенное сходство в изображении того социума, который трактуется как коммунистическая общественная формация или как постиндустриальное общество;
Настаивание на том, что переходы между общественными формациями и границы индустриального общества ознаменованы революционными изменениями.

Необходимо подчеркнуть и близкое родство теории модернизации с концепциями «социального изменения», у истоков которых стояли такие философы и социологи как О. Шпенглер, А. Тойнби, П. Сорокин. В противовес различным концепциям «циклической» или «многолинейной» эволюции, в которых мировая история представляется в виде отдельных рождающихся и угасающих родников - «локальных цивилизаций» или «локальных культур», авторы и последователи «теории модернизации» постулируют как цель мировой истории «индустриальную цивилизацию», достижимую лишь на путях рыночных отношений. Если в рамках «циклических теорий», европейская цивилизация оказывается лишь одним из вариантов социально-культурной организации, обреченной на гибель, как и все другие (О. Шпенглер), или имеющей весьма относительную ценность (А. Тойнби), то теория модернизации в этом плане в высшей степени европоцентрична. Как подчеркивает Т. Парсонс «современный тип общества возник в единственной эволюционной зоне - на Западе, который, по сути, представляет собой часть Европы, ставшую наследницей западной половины Римской империи к северу от Средиземного моря. Следовательно, общество западного христианского мира послужило отправной точкой, из которой «взяло начало» то, что мы называем «системой» современных обществ».

Приведенные примеры свидетельствуют о том, что общая идея дихотомического различении «традиционное/современное» не является последним словом западной обществоведческой науки и уже содержалась в работах обществоведов Х1Х-ХХ веков. Однако, как справедливо отмечает Д.В. Иванов классические (Конт, Спенсер, Вебер и т.д.) и современные теории трансформации (модернизации, постмодернизации и др.) «моделируют один и тот же «разрыв» между старым и новым типами обществ, но на базе различных методологических установок».

Если для классических теорий характерны идеи развития как закономерного перехода от «предыдущего» к «очередному» или как исторической тенденции смены структурного соотношения всегда сосуществующих «одного» и «другого», то представители модернизационного направления, «рассматривая ту же совокупность фактов, что и классики, строят парадигматические модели на основе идеи изменения как контингентного перехода от «традиционного» к «современному». Если классические теории, предлагают достаточно строгие, универсальные причинно-следственные модели социальных трансформаций, то важнейшим моментом модернизационной парадигмы является объяснение модернизации как серии процессов, начавшихся в уникальной исторической ситуации Европы и она «есть не нечто универсальное, не некая «данность» самой природы человечества или естественного развития человеческих обществ, а что она полностью привязана к определенному периоду человеческой истории».

Модернизация - результат развития западной цивилизации и она неотделима от культуры «модернизма», которая имеет глубокие корни в античности и иудейско-христианской традиции, но зарождается в эпоху Ренессанса. В качестве ее основных характеристик можно назвать:

господство идеи социального и технического прогресса;
рационализацию всех общественных и межличностных отношений;
готовность и стремление к постоянным переменам как в образе жизни, так и социально-экономических и политико-правовых институтах;
возведение в ранг непреложных ценностей личной свободы и индивидуализма;
взгляд на окружающий мир-природу, как объект реализации человеческих знаний и сил;
постоянный интерес к будущему, «веруя», что оно обязательно лучше настоящего.

«Вместо того, чтобы смотреть на процесс модернизации как на крайний пункт в эволюции всех известных обществ, модернизацию или «модернизм» следует рассматривать как специфический тип цивилизации, который берет происхождение в Европе и который распространяется в своих экономических, политических и идеологических аспектах по всему миру, охватывая его почти целиком, особенно после Второй мировой войны».

В своей работе «Последствия модернити» один из самых известных британских социологов ХХ века Энтони Гидденс отмечает, что «с точки зрения институционального развития для модернити главное значение имеют два особых организационных комплекса: национальное государство и систематическое капиталистическое производство. Оба они коренятся в специфических чертах европейской истории и имеют мало аналогий в предшествующих периодах или в других культурных контекстах. Если они в тесной связи друг с другом к настоящему времени распространились по всему миру, то, прежде всего благодаря порождаемой ими мощи. Никакие иные, более традиционные, общественные формы не могут противостоять ей, сохраняя полную изолированность от глобальных тенденций. Является ли модернити исключительно западным феноменом с точки зрения образа жизни, развитию которого способствуют эти две великие преобразующие силы? Прямой ответ на этот вопрос должен быть утвердительным». Таким образом, исходным для теории модернизации является принцип уникализма.

Экспансия «западной цивилизации» осуществляется, с одной стороны полупринудительным путем, через массовый экспорт торговых, политических и культурных форм, а с другой, в силу всеобщей глобализации связей, сами «менее развитые» народы добровольно принимают европейские ценности в силу привлекательности «зрелых цивилизационных плодов». «Одной из важнейших последствий модернити … заключено в глобализации. Это не только сметающие иные культуры распространение западных институтов по всему миру. Глобализация… вводит новые формы мировой взаимозависимости… Является ли модернити исключительно западной с точки зрения данных глобализирующих тенденций? Нет. Этого не может быть, коль скоро мы говорим о возникающих формах мировой взаимозависимости и планетарного сознания».

В политической науке для анализа процесса модернизации используются понятия «современное» и «традиционное» общество, при чем последнее выступает в качестве характеристики объекта и направленности реформ. Сама актуализация формулы «современность-традиционализм» происходит «как более или менее сознательный ответ, реакция на изменения, источник которых находится вне социальной группы». Следовательно, традиционализм - феномен модернизирующегося, переходного общества. Это «есть отстаивание ценностей традиционного общества в условиях модернизации».

Проблемы традиционализма рассматриваются в целом ряде работ Р. Арона, М. Вебера, К. Манхейма, Э. Геллнера и др. авторов. Известная экономическая трактовка «традиционализма» содержится в книге У. Ростоу. Социологическое описание «традиционного общества» раскрыто в работе М. Леви «Модернизация и структура общества». Американский политолог Д. Эптер, изучая Африканский континент, считает наиболее важным принципом традиционного общества систему норм, обуславливающих поведение человека. «Традиционализм (в отличие от традиций) мы определяем как регуляцию повседневного поведения с помощью извечно существующих «предписывающих» норм. Это не значит, что традиционные системы неизменны, скорее это значит, что нововведения, т.е. внесистемное действие, опосредствуется ранее принятыми ценностями в рамках социальной системы».

В самом общем виде традиционализм (в отличие от традиций) можно определить как «автоматическое, нерефлективное, подсознательное следование традиции, признаваемой естественной, само собой разумеющейся, а потому всеобщей и универсальной», которая скорее, переживается, а не осознается людьми. В модернизирующемся обществе «это и тоска по утраченной целостности, устойчивости и предсказуемости общества, воспроизводящего себя на основе традиции и имеющего источником легитимности историческое прошлое, его опыт».

Вместе с тем, можно сказать, что до определенной степени все общества традиционны, т.е. хранят традиции и наследуют их, если даже хотят разрушить. Но неравномерность исторического процесса, привела к тому, что настоящее некоторых обществ похоже на прошлое других и, напротив, настоящее отдельных социальных структур представляет собой желаемое будущее других. Таким образом, понятию «современное общество» было придано общенаучное значение, смысл которого заключается в коренном отличие от «традиционного общества» и включает в себя следующие характерные признаки:

преобладание инноваций над традицией;
светский характер социальной жизни, поступательное (нециклическое) развитие;
преимущественную ориентацию на инструментальные ценности;
демократическую систему власти;
наличие отлаженного спроса;
преобладание активного деятельного психологического склада личности;
предпочтение мировоззренческому знанию точных наук и технологий.

Понятие «современность» применяют к различным явлениям общественной жизни: эпохе, миру, научным достижениям, произведениям искусства и т.д. Этот термин выражает, прежде всего, то, что определяет данное время, но также и то, что принадлежит к нему. Оно внутренне связано с понятием прошлого и будущего. Однако, «современность»- это не только «новое», но и в непоследнюю очередь - «лучшее», «передовое». Слово «modernity» в английском языке указывает помимо «существующего сегодня», наивысший характер достигнутого уровня. По этому «современное общество» - лучшее общество. А применительно к Западу, современное общество - это наилучший образец для развития остального мира.

Критерии и индексы классификации «традиционализма» и «современности» меняются от автора к автору, вместе с тем, по мнению исследователей 50-60-х гг. модернизация в конкретных сферах жизни общества представляет собой:

В социальной области - четкую специализацию людей, общественных и государственных институтов по видам деятельности, которая все меньше зависит от пола, возраста, социального происхождения, личных связей людей и все больше - по мере развития модернизации - от личных качеств человека, его квалификации, усердия, образования. Социальная модернизация рассматривалась и как замена отношений иерархической подчиненности и вертикальной зависимости отношениями равноправного партнерства, построенными на базе взаимного интереса.
В экономической области - развитие и применение технологий, основанных на научном знании, высокоэффективных источниках энергии, углубление общественного и технического разделения труда, развитие рынка товаров, денег и труда, существование стимулов для создания и внедрения технологических и организационных новшеств. Важной особенностью модернизации в экономике исследователи считают появление и расширение вторичного (индустрия, торговля) и третичного (услуги) секторов хозяйства, тенденцию к выравниванию доходов между различными секторами экономики, регионами и социально-профессиональными группами. Согласно теории модернизации, главная задача развития отсталых, «несовременных» стран состояла в том, чтобы обеспечить рост экономики за счет индустриализации, технического переоснащения производства и как следствие роста численности городского населения (урбанизации).
В политической области- упорядочение административно-политических границ, образование национальных или федеративных государств, усиление центральной (как законодательной, так и исполнительной власти) при соблюдении принципа «разделения властей»; способность государства к структурным изменениям в экономике, политике, социальной сферах при сохранении стабильности и внутренней сплоченности общества; включение все более широких масс населения в политический процесс (хотя бы посредством выборов); установление политической демократии, изменение способов легитимации власти - вместо ссылок на «божий промысел» и «природу вещей» - идеологические и политические предпочтения общественных групп.
В области культуры (духовная модернизация) - дифференциацию культурных и ценностных систем и ориентаций, секуляризацию образования и распространение грамотности, религиозную терпимость (конфессиональный плюрализм), развитие средств сообщения и распространения информации, приобщение крупных групп населения к достижениям культуры, распространение ценностей индивидуализма.

Однако, и теории, и практика модернизации, основанные на универсализме критериев развития, встретили противодействие со стороны многих политических лидеров развивающихся стран. Не отрицая в целом необходимости ускоренного реформирования государств, они как правило делали акцент на национально-культурной специфике своих народов. Крайний фланг антимодернизаторских воззрений, считал такие методы «осовременивания» завуалированной формой расизма, т.к. оно ведет к уничтожению самобытности развивающихся стран, тогда как западная культура, рационализм и предпринимательство и т.д. абсолютно чужды этим народам.

Вместе с тем, в конце 60-х гг. сами высокоразвитые страны Запада столкнулись с проблемами, которые невозможно было решить в рамках прежней модели развития. Прежде всего, утрачивало свою эффективность регулирование экономики, построенной на массово поточно-конвейерном производстве и системе социальных гарантий. Сугубо экономические мотивы к труду и предпринимательству начали прекращать прежнюю роль в развитии общества, а появление новых, постматериальных, социокультурных потребностей людей вызвало необходимость искать новые подходы к управлению социальными процессами. По существу мир столкнулся с кризисом идеи и практики «линейного прогресса», что и нашло отражение в позиции О. Тофлера: «Мы начинаем думать о прогрессе, как о цветении дерева со многими ветвями, устремленными в будущее, как о многосторонности и богатстве человеческих культур, которое служит мерой этого прогресса».

Теоретики модернизации пришли к выводу, что деление на традиционность и современность весьма условно и схематично, а сама модернизация необязательно должна разрушать традиционность. Это положение подтверждалось и успешным опытом Японии, других «новых индустриальных стран» (Южной Кореи, Тайваня, Сингапура и т.д.). Более того, приверженность общества собственным традициям действует как стабилизирующий фактор, придает модернизации устойчивость и последовательность, а потому необходимо даже сознательно использовать традиции в процессе проведения реформ. «Осознание истории и поиск национальной тождественности сами по себе не угрожают и даже не противоречат приверженности и идеалам модернизации, особенно на высоком интеллектуальном уровне», писал известный шведский ученый Г. Мюрдаль.

Во второй половине 80-х-начале 90-х гг. в политической науке успех или, наоборот, неудача модернизации окончательно связывается с тем, насколько модернизация соответствовала социокультурным особенностям каждой страны. Складывается концепция «модернизация в обход модернити» - модернизация при сохранении национальной культуры без жесткого навязывания обществу западных ценностей. Но на смену либеральному универсализму приходит не партикуляризм - вера в «особый путь» для каждой страны, а синтез универсализма и партикуляризма. Поиски такого синтеза становятся главной проблемой стратегии развития многих стран, поскольку нарушение равновесия между современностью и традиционностью ведет к неудаче преобразований и острым социальным конфликтам.

Модернизация, как комплексный процесс, предполагает различные механизмы ее осуществления. Исторически она проходила как стихийно, через постепенное, самопроизвольное накопление предпосылок в тех или иных областях общественной жизни, соединение которых давало качественный толчок (это в первую очередь характерно для первого эшелона модернизации, которым был регион Запада - органичная модернизация), так и путем сознательных усилий отдельных групп, элит, институтов (сюда можно отнести второй эшелон - Россия, Япония, некоторые восточноевропейские, латиноамериканские государства; третий эшелон - развивающиеся страны Азии, Африки - «мировая периферия» - запоздалая модернизация). Фактически, «догоняющая модернизация» есть спорадическое заимствование и адаптация институциональных структур и практик, сформированных в ходе органичной модернизации и неизбежно порождающая столкновение «догоняющего» общества с вызовами современности- модернити и традиционализма. Именно здесь источник и причина существования и реализации различных траекторий, способов и пространственно-временных рамок модернизации конкретных стран и регионов, на которые неоднократно указывали и сами сторонники модернизационной парадигмы.

По сути дела, опираясь на широкий эмпирический материал, полученный в различных регионах мира, вольно или не вольно произошла констатация противоречивости модернизационного процесса, вызывающей попеременное преобладание современности или традиционности (псевдосовременности или псевдотрадиционности), что выступает одним из проявлений возможной волнообразности протекания самой модернизации. «Исторический опыт, особенно в странах запоздалого развития, показывает, что модернизация - это не только прогресс, но и проблематичное, рискованное предприятие, содержащее различные общественные противоречия, опасности и ловушки. Наиболее типичными из них являются анклавность современного сектора в обществе, верхушечный характер модернизации; раскол между модернизирующимися и традиционалистски настроенными слоями; диспропорции между городом и деревней; отрыв реформаторской политической элиты от масс и т.л. Поэтому история модернизации знает периодические срывы, застои и попятные движения - в России начала ХХ в., в Японии 30-40-х гг. нынешнего века, в Иране 70-80-х гг. и других странах».

С. Хантингтон в своей известной работе «Столкновение цивилизаций?» указывает на нелинейность и волнообразность модернизации, проявляющихся в участившихся случаях активизации акторов контрмодернизационного процесса: «В прошлом элиты незападных стран обычно состояли из людей, в наибольшей степени связанных с Западом, получивших образование в Оксфорде, Сорбонне или Сандхерсте и усвоивших западные ценности и стиль жизни. Население же этих стран, как правило, сохраняло неразрывную связь со своей исконной культурой. Но сейчас все переменилось. Во многих незападных странах идет интенсивный процесс девестернизации элит и их возврат к собственным культурным корням. И одновременно с этим западные, главным образом американские обычаи, стиль жизни и культура приобретают популярность среди широких слоев населения».

Вместе с тем, стоит согласиться с позицией В.И. Пантина, совершенно справедливо отмечающего, что «в целом, несмотря на то что в теориях модернизации и различных концепциях эволюции общества вскрыты многие факторы и тенденции, формирующие волнообразный характер модернизационного процесса, у большинства теоретиков модернизации отсутствует ясное понимание значимости волн модернизации как важного механизма ее осуществления и инструмента ее использования. Внимание большинства теоретиков модернизации или транзитологов до сих пор сосредоточено главным образом на поступательной, а не на волнообразной составляющей модернизационных процессов».

Подводя итоги рассмотрения теории модернизации, следует еще раз подчеркнуть, что сегодня в них происходят изменения, как в методологическом, так и в концептуальном плане. Требование учитывать социокультурные традиции разных стран в стратегии их обновления вышли далеко за рамки первоначальных научных конструкций, породив, в том числе и новое радикальное направление в решении проблемы концептуализации новых тенденций - постмодернизм.

Постмодернизм - есть «ответ цивилизации» на требование не простого уточнения или дополнения частных методологических подходов, а преобразования общей парадигмы исследовательских программ, ориентирующий ученого на: пересмотр фундаментальных теоретических представлений о человеке как продукте социальной среды и принятых в ней культурных моделей поведения; анализ механизмов свободного ценностного самоопределения индивида как условия социальной целостности; признания плюрализма культурных миров и преодоление всех форм локального культуроцентризма; изучение антропогенных факторов организации социальных процессов, конкретных форм и структур общественной жизни; гуманитарную экспертизу экономических, социально-политических, социально-правовых и других проектов и программ и т.д..

Теория постмодернизации основывается на целом ряде положений, отражающих движение «современного общества» как за пределы «традиционного», так и индустриального социумов, где: происходит преодоление массового производства и потребления, замена на индивидуализированное; отказ от механистических методов организации труда и максимальная ориентация на использование творческого потенциала работников; формирование нового типа семьи и новых форм социального партнерства и др..

Следует признать обоснованным мнение целого ряда исследователей, доказывающих, что термин «постмодернизация» необходим для подчеркивания нового типа перехода к будущему - модернизации на основе собственной традиционной идентичности. Его можно назвать и новой моделью модернизации, и отказом от модернизации. Еще не достаточно ясны его потенциальные возможности, но «постмодернизационный сдвиг - это движение от авторитета государства к авторитету традиций, от нехватки ценностей к постсовременной поддержке ценностей, а также уменьшение эффективности и приемлемости бюрократических структур, отрицание Запада как модели и коллапс социалистической альтернативы, уменьшение престижа науки, технологий и рациональности.

Однако, М.В. Ильин отметил значительные проблемы, возникшие с развитием теории постмодернизации и попыткой с помощью ее объяснить современные социально-политические процессы, в том числе и в России (Капустин, Неклесса А.И. и др.): « Если верно предположение, что мы уже вступили в постмодерн, то для большинства стран модернизация должна была бы быть уже делом вчерашнего или даже позавчерашнего дня. Однако даже в западноевропейском очаге первоначальной модернизации немало признаков того, что модернизация перешла в иные фазы, но отнюдь не получила определенного завершения. Всякого рода претензии на постмодерн представляются довольно сомнительными. Отдельные и наиболее яркие приметы посмодерна (информатизация общества и политики, релятивизация «жизненных миров» и т.п.) можно гораздо проще и убедительней объяснить приближением к зрелой современности, чем постулированием некой таинственной «постсовременной» эры. И пока разве что западноевропейцы и японцы в какой-то мере, может быть, приближаются к зрелой современности, наши знания о модерне неизбежно крайне ограничены представлениями о его ранних и несовершенных проявлениях».

Главным содержанием зрелого модерна фактически является попытка органичного синтеза основных пластов политической системы - геополитической основы, культуры, цивилизации и нации. Этот синтез недостигнут даже в странах развитой западной демократии. Таким образом, можно говорить как о многовариантном, так и о многократном движении к современности, волнообразном движении модернизации, путем достижения новых фаз и уровней, путем чередования подъемов и спадов в развитии современных институтов и структур.

Таким образом, следует признать, что понятие «постмодернизация» еще слабо разработано и уточнено. Оно часто оказывается «нагруженным столь многими значениями, что ему грозит опасность означать все подряд и одновременно ничего не означать». Вместе с тем, автор согласен с точкой зрения Рональда Инглегарта, утверждающего, что «этот термин имеет важное значение, поскольку в нем заложен определенный концептуальный смысл, согласно которому процесс, называющийся модернизацией, уже не является самым последним событием в современной истории человечества».

Так, постмодерн в трактовке В.Г. Федотовой, выступает как наступление новой фазы модернизации в изменившихся условиях: «Представление о постсовременном обществе сближает черты традиционного и современного обществ. Оно включает в себя: ориентацию на новое с учетом традиций; использование традиции как предпосылки модернизации; светскую организацию социальной жизни, не исключающую значимости религии и мифологии в духовной сфере; значение выделенной персональности и вместе с тем использование имеющихся форм коллективности; сочетание мировоззренческих и инструментальных ценностей; демократический характер власти, признающей авторитеты в политике; эффективную производительность с ограничением пределов роста; совмещение психологических характеристик человека традиционного и современного обществ; эффективное использование науки при осуществлении традиционных, ценностных легитимаций социального выбора».

Следовательно, модернизация и постмодернизация теснейшим образом связаны с процессами развития и реформирования социума, всей системы общественных отношений. Однако, последнее, скорее «представляет собой более позднюю стадию развития», которая начинает характеризовать зарождающиеся элементы «новой глобальной цивилизации».

Объединяя вокруг научной парадигмы представителей самых разных наук - экономистов, социологов, этнологов, философов, культурологов, политологов, психологов и др., следует признать, что концепции модернизации отличает в первую очередь междисциплинарный подход к исследованию процессов трансформации общества. «Именно такой союз, по мнению Б.С. Старостина,- придал теории модернизации черты научной респектабельности и солидности, сделал ее весьма влиятельным направлением общественно теоретической мысли». Вместе с тем, и в рамках политологического дискурса применение основных теоретических конструктов модернизации позволяет объективно исследовать современный политический процесс в России, выделяя общее и особенное на различных этапах его развития.

.3 Политическая модернизация: опыт критического осмысления

При разработке путей и методов модернизации, перед исследователями встали вопросы: какую политическую систему нужно создать, чтобы государственная власть, правящая партия, другие политические институты могли наиболее эффективно способствовать экономическому, социальному и культурному развитию? Какие изменения нужно осуществить в политическом строе для внедрения демократических методов управления обществом? В поисках ответов на эти вопросы закономерно возникли концепции политической модернизации, центральной проблемой которых стал анализ политических систем переходного периода от «досовременного» общества к «современному».

Первоначально теории политической модернизации были самым тесным образом связаны с идеей «вестернизации», т.е. создания политических институтов по моделям западных стран (Ж. Конак, С. Липсет и др.). В конце 60-х - начале 70-х годов появилась новая школа - элитаристско-авторитарная, состоящая из двух разновидностей. Первая связана с концепцией «диктатуры развития», с призывом пожертвовать демократией ради экономического роста, вторая - с идеей порядка. Впервые в развернутом виде эти идеи прозвучали в книге американского политолога С. Хантингтона «Политический порядок в меняющемся мире». Он рассматривал модернизированность политических институтов не в связи с уровнем их демократизации, а в зависимости от их прочности и организованности. Только жесткий режим, контролирующий порядок, может обеспечить переход к рынку и национальное единство.

Усложнение данного подхода нашло отражение в работе, написанной С. Хантингтоном совместно с Дж. Нельсоном «Нелегкий выбор: политическое участие в развивающихся странах (1976). В ней доказывается, что процесс развития требует взаимоувязки внутриполитической системы с такими факторами, как социально- экономическое развитие, стабильность, равенство и участие. Отсюда делается вывод, что выбор приоритетных факторов зависит от характера правящей элиты, заинтересованной в продлении своего господства, международном признании, уменьшении вероятности внутренних волнений.

Ярым сторонником авторитарно-элитаристской модели был американский политолог Т. Цурутани, который, подчеркивая необходимость централизованного руководства в модернизирующихся странах (даже если оно является олигархическим или тоталитарным), заявлял, что военная хунта лучше, чем неэффективное демократическое правление.

Другим направлением в теории политической модернизации является либеральное, акцентирующее внимание не на обеспечении политического порядка с помощью централизованных институтов, а на наличии постоянного диалога между теми, кто имеет власть, и населением (идет ли речь о демократических выборах с альтернативными программами или о мобилизации масс элитами). Организация такого диалога означает движение в сторону открытых социальной и политической систем. Это движение включает слом перегородок между социальными слоями и рост социальной мобильности, а в политической области - более эффективную координацию между административными и политическими группами и институтами, поскольку во многих обществах политическая власть бюрократии несравненно более значима, чем влияние политических групп (партий, законодательных органов и т.д.).

Изменение в современной социально-политической ситуации в мире, связанное в первую очередь с кризисом тоталитарных и авторитарных политических режимов в республиках бывшего СССР, Восточной Европы, послужило возникновению концепций «контрмодернизации» и «антимодернизации». Первая фактически означает альтернативный вариант модернизации по незападному образцу («околомодернизация»), к которой можно отнести советский этап модернизации в СССР, реформы в Китае в 50-е годы и т.д.. «Антимодернизация» означает открытое противодействие модернизации, субъектами которой, по мнению Турена, являются не столько народные массы, сколько политические и интеллектуальные элиты, обеспокоенные в первую очередь сохранением своих привилегий, власти и социального статуса. На взгляд автора данной работы, эти рассуждения Турена отчасти можно отнести и к России, к другим государствам, образовавшимся на просторах бывшего СССР.

Таким образом, суть политической модернизации заключается в возрастании способности политической системы постоянно и успешно адаптироваться к новым образцам социальных целей и создавать новые виды институтов, обеспечивающих не только контроль над ресурсами, но и каналы для эффективного диалога между правительством и населением. При этом в теориях политической модернизации к социальным инструментам, «агентам» проводимых изменений исследователи относят, прежде всего: государство, элиту модернизаторов, харизматических лидеров.

Государство выступает как своеобразный центр, определяющий характер и направленность общественных преобразований. К ведущим государственно-правовым институтам относятся: глава государства, правительство, профессиональная бюрократия, парламент. Особо в теории модернизации выделяется исключительно важная роль главы государства (правительства). Он «находится в положении архитектора или производителя работ. Он в центре всего. Он строит нацию, руководит государством и воплощает его как вне, так и внутри страны. В значительной мере он как бы смешивается с самой политической системой. Он не только ее символ. Он ее моделирует и контролирует».

Несмотря на различия в нюансах институт главы государства в «осовременивающихся» странах обладает целым рядом общих черт:

верховенство и неоспоримость власти;
право вынесения окончательного решения;
руководство всеми иными институтами государства.

Концентрация широких властных полномочий в одних руках часто выходит за рамки конституционных постановлений. Это в значительной мере типичное явление можно объяснить как обесцениванием самих конституционных актов, которые перекраиваются и пересматриваются каждым новым правителем, так и спецификой политической системы, влиянием традиционализма, неразвитостью политической и правовой культуры.

Одной из особенностей государственно-правового механизма стран, вступивших на путь модернизации, является незначительная роль представительных учреждений. Большинство исследователей соглашаются с тем, что представительные органы отстраняются от решения политических вопросов по существу, чаще всего выступают как «регистрационная палата», ограничивая свои функции «формулировкой вопросов на подготовительной стадии и контролем за делегированным законодательством».

Факт усиления исполнительной власти находит свое выражение в возрастании роли как ее главы, так и профессиональной бюрократии, осуществляющей функции государственного управления. Процесс политизации бюрократии, становление ее важной и активной политической силой доказали полную несостоятельность первоначальной, усиленной рекомендации модернизирующимся странам, в качестве одного из условий модернизации веберовскую идеальную модель легально-рациональной бюрократии. С точки зрения теоретиков модернизации в условиях еще только становления реальных демократических принципов, важное значение приобретает приверженность чиновничества определенным ценностям и идеалам, перестройка административных структур.

На основе сравнительного анализа исторического материала, относящегося к эпохе модернити, а так же использования двух классификационных шкал: фазы решения кардинальных проблем и критерии сравнения С. Блэком в работе «Динамика модернизации» были выделены типы политической модернизации современных обществ:

Первый тип политической модернизации (самая ранняя) представлен в Великобритании и Франции, где и формировались образцы перехода от традиционализма к современности в других странах. Отличительные характеристики: ярко выраженная внутренняя природа вызова современности; высокая степень континуитета состава территории и населения в эпоху modernity; оптимальная адаптивность традиционных институтов к модернистским функциям; относительно эволюционистский характер становления современного политического руководства - высококвалифицированных государственных служащих; устойчивость преобразований, осуществляемых ими на протяжении многих поколений. Таким образом, замедленные темпы, по сравнению со странами поздней модернизации, институциональных трансформаций, их эндогенная обусловленность и незначительность внешних заимствований, обусловили относительно организованную и мирную адаптацию традиционных институтов к современным функциональным вызовам.

Второй тип политической модернизации, получил распространение в США, Канаде, Австралии и др. странах, заселенных жителями Старого Света, которые составили социокультурную и политическую доминанту населения. Отличительные характеристики: как и для стран первого типа, непосредственный политический вызов modernity выступал в качестве разрешения внутренних противоречий; общества вступали в эпоху современности с развитыми институтами, способными относительно успешно адаптироваться к ней; в отличие от первого типа, данные общества подвергались фундаментальным перегруппировкам по территории и составу населения, пережив длительные периоды колониального управления; переход власти к модернистским лидерам был связан с достижением политической независимости; социально-экономическая структура, была более подвижна (а не состояла из достаточно замкнутых традиционных страт крестьян, ремесленников, землевладельцев и т.д.) и готова к восприятию нового, вследствие наличия обширных и неосвоенных регионов, где в избытке были представлены различные ресурсы, а власть государства была относительно слабой; обострение социальных проблем во многом решалось за счет переселения «незаслуженно обиженных» в пограничные неосвоенные регионы; избыток ресурсов требовал привлечение дополнительной рабочей силы иммигрантов, обостряя проблему их ассимиляции. «К 1930-м гг., когда общества второго типа столкнулись с проблемами социальной интеграции, они уже превосходили страны Европы по уровню развития и считались самыми богатыми и влиятельными. Они извлекли выгоду не только из обширных ресурсов Нового Света и из своей относительной географической изоляции, которая позволила им концентрировать энергию на внутренних делах, но также из развитых либеральных институтов, унаследованных от Старого Света, и от миллионов квалифицированных и энергичных людей, которые прибыли в поисках удовлетворительного образа жизни».

Третий тип политической модернизации характерен для европейских обществ, в которых консолидация модернистского руководства произошла после Французской революции под непосредственным или косвенным ее воздействием (Бельгия, Швеция, Швейцария, Нидерланды, Дания, Италия, Германия, Люксембург и др.). Отличительные характеристики: в истории были длительные периоды насильственной перегруппировки территорий и состава населения; как и в первых двух типах, эти страны создали еще в традиционалистскую эпоху институты, способные адаптироваться к функциям современности; в течение нескольких столетий участвовали в развитии модернистских идей и институтов, внесли вклад в формирование современного образа жизни; консолидация модернистского политического руководства проходила под влиянием не столько иностранных моделей, сколько в условиях длительного и трудного процесса нациестроительства; энергия политических лидеров, ресурсы народов направлялись на защиту недавно приобретенных границ и подготовку к освобождению смежных территорий, еще находящихся под чужеземным господством; националистические идеи первоначально выступали в качестве средства достижения самоопределения, призванного обеспечить условия для модернизации без дискриминации со стороны иностранных администраций, но в дальнейшем национализм как идеи и движение стал самоценностью для нескольких поколений граждан.

Четвертый тип политической модернизации распространен в обществах Латинской Америке, созданных преимущественно иммигрантами со Старого Света, выходцев из стран третьего типа модернизации. Отличительные характеристики: более скудная ресурсная база для самостоятельного развития, имевшая аграрную специализацию и тормозившая процессы урбанизации; достаточно сильная зависимость от иностранного влияния обществ третьего типа, которые уделяли меньшее внимание модернизации; достижение национальной независимости, как правило завершалось не приходом к власти модернистских лидеров, а установлением неоколониалистских методов правления, имевших тенденцию к дальнейшему закреплению традиционалистских форм жизнедеятельности; либеральная риторика в процессе формулирования национальных целей, при фактическом доминировании традиционалистских политических институтов; постоянно углубляющийся социальный раскол между не/ полу-европейским относительно бедным населением, составляющим большинство в этих странах и богатыми выходцами европейского происхождения - меньшинством; нежелание граждан европейского происхождения делить власть с метисами и индейцами, что блокировало расширение социальной базы модернизации.

Пятый тип политической модернизации образуют общества, вставшие на путь модернизации под косвенным влиянием более развитых стран, но без прямой внешней интервенции (Япония, Китай, Россия, Иран, Турция, Афганистан и др.). Отличительные характеристики: создание территориальной и демографической основы государств за долго до столкновения с вызовами современности; эффективное противостояние традиционных правительств попыткам навязать прямое и всестороннее иностранное управление при сохранении в значительной степени состава территории и населения, укрепление политического суверенитета; иностранное вмешательство в эпоху modernity осуществлялось путем установления льготных условий для иностранцев в форме капитуляций (неравноправных договоров, фиксирующих привилегированный режим для иноземцев), зависимости от иностранных займов и советников и т.д.; традиционалистские элиты разрабатывали и осуществляли программы ограниченной или защитной модернизации, для сохранения традиционного общества и обеспечения безопасности от более радикальных изменений, которые могли последовать вследствие успеха иностранных или внутренних модернизаторов; правящие элиты и бюрократия не могли бесконечно долго поддерживать модернизаторские инициативы, однако, переход к политическому руководству, способному обеспечивать программы интенсивной модернизации, отсрочивался на поколения.

Шестой тип политической модернизации характерен для стран с высоко развитой традиционной культурой (Азии, Америки, Океании), в которых утвердились в качестве господствующих мировые религии- ислам, индуизм, буддизм и имевших возможность сложившиеся традиционные институты достаточно успешно адаптировать к более современным, образцом для которых выступали структуры «опекунских» обществ.

Седьмой тип политической модернизации (ряд районов Африки к югу от Сахары и Океании) охватывает страны которые не разработали собственных достаточно развитых религий, систем письменности, политических институтов и столкнувшись с современными вызовами вынуждены были напрямую заимствовать идеи и учреждения модернистских обществ. Отличительные характеристики обоих типов: опыт колониализма, который в определенной степени стимулировал начальные стадии модернизации, одновременно блокировал консолидацию политической власти модернистских лидеров; политическая конфигурация как колоний, а позднее независимых государств во многом обязана политическому авторитету опекунской власти, а не их собственной инициативе.

Схема типологического анализа, предложенная С. Блэком, способствовала развитию сравнительно-исторического и классификационного подходов в рамках модернизационной парадигмы, оказала влияние на исследование фаз и вариантов политической модернизации целым рядом ученых. Как определенное развитие принципов, лежащих в основе его критериальной системы можно рассматривать систему критериев, предложенную В.Г. Федотовой:

·Источник развития (внутренний, внешний);

·Органичность развития (первичное, под влиянием собственных потребностей, вторичное - связанное с преобладанием внешних «вызовов», ответ на них);

·Механизм развития (инновация, мобилизация усилий);

·Характер развития (самостоятельный, догоняющий Запад, догоняющий только его технико-экономический уровень, недогоняющий);

·Темпы развития (очень быстрые, быстрые, медленные, очень медленные);

·Наличие духовных, ментальных, культурных предпосылок;

·Образ будущего, к которому направлено развитие.

Обнаруживаются параллели с типологией политической модернизации С. Блэка и в классификации областей однотипного развития (западная цивилизация, состоящая из двух подтипов - американской и западноевропейской; цивилизации «второго эшелона» развития, т.е. «вторая» Америка (Мексика, Бразилия, Чили и др.) и «другая Европа»; новые индустриальные страны Юго-Восточной и Южной Азии; доиндустриальные цивилизации «третьего мира»; неразвивающиеся общества).

С. Хантингтон так же предпринял попытку типологизации процессов политической модернизации (демократизации) на материале Западной Европы и Америки. Ученый выделяет три типа:

. линейный, представленный двумя вариантами исторического опыта: британским, где демократия развивалась поступательно от гражданских к политическим правам и как следствие расширению социального поля действия избирательного права; шведским, через национальное единство и длительную, не всегда результативную, политическую борьбу, к сознательному решению принятия демократических принципов и процедур с последующим привыканием к ним.

. циклический, характеризующийся чередованием авторитаризма и демократии, с недостаточной институционализацией обоих режимов, их неэффективностью и неудовлетворенностью их функционированием в первую очередь элитой. Данные обстоятельства приводят к устойчивой зависимости общественного развития от цикла смен военного авторитаризма и гражданской демократии.

. диалектический, в рамках которого в результате давления средних слоев населения на авторитарный режим и усиления требований на расширение сферы политического участия, на короткий срок утверждается демократическая система управления, имеющая ограниченные ресурсы для эффективного функционирования. Происходит возвращение авторитарного режима, который в свою очередь также терпит крах и происходит переход к устойчивому и длительному существованию демократии.

Анализ классификаций исторически сложившихся типов политической модернизации еще раз убедительно указывает на нелинейность данного вида социальных изменений и подтверждает гипотезу о наличии целого ряда условий и предпосылок, детерминирующих волнообразность протекания модернизации. К таковым следует отнести:

Во-первых, в процессе самих преобразований происходит разрушение или радикальная трансформация прежних механизмов и способов обеспечения стабильного развития социума, при неразвитости новых, что вызывает опасность его дестабилизации, вплоть до дезинтеграции. Такая цепь неустойчивых состояний, как справедливо указывает В.И. Пантин, «определяется, прежде всего тем, что новые механизмы и способы обеспечения стабильности не успевают сформироваться, общество в целом не успевает приспособиться к новым условиям,- как только оно начинает адаптироваться к изменившимся условиям, уже возникает необходимость новых изменений». Таким образом, сама необходимость этих изменений определяется часто несоответствием или разнонаправленностью модернизационного процесса под влиянием объективных и субъективных факторов в различных сферах общества: в экономике, культуре, политике и др.

Во-вторых, ломка сложившейся социальной структуры, с привычными механизмами регулирования и уровнем дифференциации (в сфере образования, дохода, потребления, уровня жизни и т.д.) порождает противоречия и конфликты, провоцирующие усиление (в различных формах и степени) антимодернизаторских настроений и противодействий, приводящее к волнообразности «побед» и «поражений» достиженческого характера, а в отдельных случаях к консервации и свертыванию преобразовательной деятельности.

В-третьих, объективность существования и реализации разновеликих по эффективности адаптационных механизмов у представителей групп и слоев, наиболее чувствительных к происходящим переменам и имеющим разный жизненный опыт и модернизационный (экономический, духовно-нравственный и др.) капитал, что приводит к поляризации общества, возможной обратимости реформ.

В четвертых, слабость или отсутствие полноценного субъекта модернизации («нового среднего класса»), в том числе вследствие непоследовательной государственной политики, реализующей интересы либо консервативной (наиболее пауперизованной) части общества, либо немногочисленных элитных групп, что приводит к «вспышкам» модернизации и последующим «затуханиям», прерывистому процессу формирования «новых социальных групп», способных обеспечить устойчивое развитие данного социума.

На объективность существования условий для волнообразного протекания политической модернизации указывает в своей работе «Демократия и рынок. Политические и экономические реформы в Восточной Европе и Латинской Америке» и А. Пшеворский, который представляет методологию современного политического анализа на материале конкретных стран и регионов: «Видно, что ход реформ не будет гладким. Наиболее вероятным является такой ход, при котором радикальные программы будут со временем замедлены или частично обращены назад, вновь начаты в более постепенной форме при меньшем доверии общества и опять замедлены и повернуты назад, пока не придет новое правительство и пообещает полный разрыв с прошлым, и цикл начнется вновь. И в самом деле, опыт Латинской Америки показывает. Что политические силы выступают против радикальных реформ, будучи в оппозиции, но проводят их, придя к власти, и наоборот. Таким образом, следует ожидать, что реформы не «будут иметь успеха» и не «потерпят неудачу», а будут двигаться скачками, продвигаться вперед, спотыкаться, поворачиваться назад и опять продвигаться вперед».

Вместе с тем, наряду с общими условиями нелинейного протекания политической модернизации, можно выделить внутренние и внешние факторы волнообразности данного процесса. К основным внутренним факторам, определяющим сущностные характеристики перехода от традиционализма к современности относятся:

.Цикличность, как имманентно присущая черта развития традиционного общества. Она проявляется в первую очередь в природных и хозяйственных ритмах. Болезненный переход к требованиям линейно-поступательного характера модернизирующегося социума приводит к деформации прежних жизненных ритмов, их наложению с новыми и как следствие волнообразным характером вхождения социума в современность.

.Внутренняя противоречивость самого модернизационного процесса, т.е. неизбежное «отрицание» на каждом последующем этапе (характеризуемом нестабильностью, вследствие незавершенности/ радикальности/ односторонности/ стагнации реформ) ошибок, просчетов, деформаций прежнего, сложно сочетается со стремлением к совершению нового «скачка», при сохранении социальной идентичности и обеспечению стабильного поступательного развития.

.Усиление в результате развертывания процесса модернизации социокультурной, идейно-ценностной, нормативно-политической гетерогенности (разнородности) общества. Данная черта проявляется как в доминировании оценочных суждений (общественном мнении), в переоценке параметров, критериев модернизации/ антимодернизации, так и в выборе («срыве», искажении, продолжении и т.д.) лицами, обладающими на данном этапе властными ресурсами, дальнейшего пути реформ и механизмов их осуществления.

Среди внешних факторов, определяющих волны модернизации, в том числе и в политической сфере, выделяются следующие:

Во-первых, волнообразный характер возникновения различного рода новаций в самих развитых странах, которые оказывают влияние на направление трансформации модернизирующегося общества. Как отмечает В.И. Пантин, «это влияние, проявляющееся как своего рода «возмущающий фактор», имеет колебательный, волнообразный характер, оно то усиливается, то ослабевает, что описывается длинными волнами Кондратьева… В периоды повышательных волн мировой конъюктуры резко усиливается экономическое, психологическое (образ жизни и новые потребительские стандарты), политическое и военное давление на страны, переживающие модернизацию, со стороны ведущих держав мирового рыночного сообщества, которые осуществляют в эти периоды ускоренное технологическое и социально-политическое обновление. В то же время в периоды понижательных волн непосредственное давление на модернизирующиеся общества со стороны развитых стран, переживающих кризисные явления в экономике и политике, уменьшает и меняет свои формы, что приводит, в частности, к усилению идеологических и социально-политических течений, ориентирующихся на поиски особого, «самобытного» пути развития. Все это самым непосредственным образом влияет на волнообразное развитие процесса модернизации, является важным его фактором».

Во-вторых, циклы культурной эволюции развитых стран, характеризующим, то необоснованно завышенные представления о всемогуществе прогресса и неизбежности модернизации по образцу западных стран, то доминирование идей о разнородности мира, принципиальной несовместимости разных цивилизаций, ограниченности имеющихся ресурсов и поиск альтернативных моделей развития (контр/ анти-модернизации). «Эволюция европейской культуры отмечена циклами, в чем-то совпадающими с кондратьевскими. В повышательной фазе, когда довлеют оптимистически-завышенные ожидания прогресса, природные детерминанты и ограничения как бы сводятся на нет, и утверждается перспектива безостановочного пути в «светлое будущее». В понижательной фазе активизируется сознание ограничений - ресурсных, экологических, демографических и т.д. … Наряду с этим наблюдается еще одна дифференциация. Повышательной фазе соответствуют универсалистские ожидания человечества, идущего к своему «окончательному единству»… Напротив, в понижательной фазе активизируется сознание драматической неоднородности мира, разъединенности отдельных его частей, развивающихся с неодинаковой скоростью, а то и вовсе идущих в разные стороны».

Таким образом, большинство современных исследователей, работающих в рамках модернизационной парадигмы, с учетом реальной практики политических трансформаций в различных регионах мира пришли к выводу, что в самом общем виде «политическую модернизацию мы можем определить как формирование, развитие и распространение современных политических институтов, практик а также современной политической структуры. При этом под современными политическими институтами и практиками следует понимать не слепок с политических институтов стран развитой демократии, а те политические институты и практики, которые в наибольшей степени способны обеспечить адекватное реагирование и приспособление политической системы к изменяющимся условиям, вызовам современности. Эти институты и практики могут как соответствовать моделям современных демократических институтов, так и отличаться в различной степени: от отвержения «чужих» образцов до принятия формы при ее наполнении изначально несвойственным ей содержанием».

Несмотря на значительную эволюцию теорий политической модернизации, тем не менее в конце ХХ века ряд исследователей отказалось не только от упоминания данных концептуальных построений, но и от употребления термина «модернизация», олицетворяющих собой идеологию линейно-эволюционистского видения истории и тем самым «скомпрометировавших» себя. Наибольшее распространение получило новое направление исследования - «демократического транзита», положившее начало формированию отдельного направления политической науки транзитологии. Представители данного направления в основном работали с материалом «классических», относительно успешных латиноамериканских и южноевропейских политических транзитов «третьей волны» демократизации мира, отчасти затрагивая вопросы посткоммунистической трансформации российского политического пространства.

Признавая большую значимость и заслугу исследователей - транзитологов перед современной политической наукой в деле осмысления политических трансформаций конца ХХ- начала ХХ1 вв., тем не менее стоит согласиться с позицией Б.Г. Капустина, замечающего, что: «В чем же главные отличия новейшей транзитологии от старой теории модернизации? Во-первых, как уже отмечалось, политическая корректность требует по возможности избегать термина «модернизация» из-за его «этноцентристских» обертонов. Соответственно, он заменяется выражениями типа «транзит», «демократизация», «движение к рыночной экономике» и т.п. Конечно, такая замена не означает, что эти понятия менее «этноцентричны», чем их знаменитый предшественник. Скорее напротив. Общим местом стало убеждение в том, что завершением «транзита» посткоммунистических стран станет соответствие стандартам Евросоюза (и допуск в его ряды) или, как минимум,- параметрам западных стран на аналогичных ступенях развития (что само по себе воспроизводит однолинейно-эволюционистскую схему истории)… Во-вторых, отказ от термина «модернизация» и замена его перечисленными выражениями помогает избежать проблемы жестко связанных «эволюционных переменных», которая преследовала старую теорию модернизации. Рассечение «модернизации» на частички «демократизации», «либерализации» и т.д. избавило современных исследователей от мучительной необходимости осмысливать общие социетальные результаты изучаемых процессов… В-третьих, рынок и (процедурная) демократия безоговорочно заняли центральное место в «транзитологической» версии теории модернизации. Теоретические основания этого, равно как и вытеснения ряда прежних показателей современности, считавшихся в старой теории модернизации ключевыми (таких, как «более справедливое распределение материальных и символических ресурсов» или «экспансия современного образования»…), никогда не были эксплицированы адептами «транзитологии».

Таким образом, фактические транзитология - обновленная «версия», продолжение модернизационной парадигмы применительно к новым экономическим, социокультурным и политико-правовым реалиям глобального мира. Им свойственны во многом, общие «болевые» методологические моменты, что, однако, не исключает исследовательскую продуктивность и плодотворность в научном использовании. Необходимо выделить те моменты теории модернизации, которые, с нашей точки зрения, помогут в настоящее время объективно рассмотреть проблемы российской модернизации в прошлом, сравнить с аналогичными процессами в других странах, выработать современную концепцию реформирования. К ним можно отнести:

понимание самой модернизации («осовременивания», в случае догоняющего развития усвоения «чужого» опыта ) как процесса, сопряженного с особенностями национально-культурного, политического и экономического развития;
результаты исследования фундаментальных изменений в общественной жизни государств, в основе которых лежит конфликт между стремлением к национальному самоопределению (национальной культуре) и мировой культурой («культурной модернизацией») - иначе между всеобщими стандартами и местными ценностями;
опыт сравнительного анализа типологии политических систем, находящихся между двумя противоположностями - авторитаризмом и демократией ( общество переходного периода);
варианты концептуальных решений, стремящихся объяснить источники, характер и направленность политических изменений на пути от авторитаризма к демократии;
переосмысление потенциальных возможностей авторитаризма в мобилизации и организации общественных изменений;
проблемы и решение функциональных возможностей модернизационной элиты;
анализ взаимосвязи и взаимообусловленности («синхронности») экономической, культурной и политической модернизации;
конкретные эффективные механизмы легитимации власти и политических институтов;
варианты выработки и распространения идеологии модернизации, связанных с корреляцией психологического феномена переходного периода;
способы и механизмы «примирения» - стабилизации общественных процессов в политических системах реформируемых стран;
попытки рассмотрения мирового сообщества в качестве глобальной взаимозависимой системы, дальнейший прогресс которой во многом зависит от степени научного осознания этой взаимозависимости.

Использование конкретных концептуальных построений теории модернизации, творческое и разумное их развитие, акцентирование внимания на изучении объективной обусловленности кризисов социально-политического развития, путей и форм их преодоления - есть реальный механизм формирования стратегии и тактики российских реформ в условиях глобализации мирового сообщества.

ГЛАВА 2. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И МОДЕРНИЗАЦИЯ КАК ПОЛИТИЧЕСКИЕ ДИСКУРСЫ СОВРЕМЕННОГО МИРА

.1 Глобализация как исторический процесс и пространственная характеристика мира

Уже в середине ХХ века многими исследователями социальных трансформаций был осознан тот факт, что для анализа современных общественных изменений недостаточно использование дихотомической типологии «традиционное/ современное», лежащее в основе теорий модернизации. Возникает дискурс, т.е. практики концептуализации, различий социальных организаций, как замкнутых в пределах национального государства, так и распространяющихся на отдельные регионы и мир в целом. Д.В. Иванов отмечает, что «первоначально новый дискурс общественных изменений строился вокруг понятий «мировое», «международное», «интернационализация». Термин «глобальное» включается в этот дискурс лишь в середине 1960-х годов, когда В. Мур ввел в оборот термин «глобальная социология», а М. Маклюэн - термин «глобальная деревня»». Однако наибольшее развитие и популярность понятие «глобализация» и концепции глобализации достигают в конце 80-х-начале 90-х гг. прошлого века.

Одной из ключевых фигур в разработке концепции глобализации является Роланд Робертсон из Питтсбургского университета, начинавший свою карьеру в Англии с изучения модернизации, сосредоточившись на роли национального государства и использовавшего методологию структурно-функционального подхода Т.Парсонса. В начале 70-х годов Р. Робертсон переехал в США, где через осмысление роли ислама в мировой политике и функций протестантского рационализма пришел к глобальному охвату проблем социума и культуры, начав публиковаться по проблемам глобализации с середины 80-х годов.

Первоначально Робертсон в соавторстве с Дж. Неттлом дал описание мировой системы государств, подчеркнув наличие трех сфер, в которых расхождения между разными государствами и обществами препятствуют глобальной унификации: религия, понимание права и закона, уровень промышленного развития с сопутствующими изменениями массового сознания. Но через два десятилетия взгляды Робертсона существенно изменились. В центре его внимания уже не международная система государств, а глобализация культур.

Связывая процесс распространения единых глобальных норм, ценностей и институтов с развитием европейской цивилизации, Робертсон выстроил целую периодизацию этого процесса с основными чертами и событиями:

I. Фаза зарождения (Европа, 1400-1750): раскол в христианстве; развитие обобщенных представлений о человечестве и индивидууме; первые карты планеты; восприятие Вселенной как Солнечной системы; принятие универсального календаря на Западе; заморские путешествия с целью изучения планеты; колониализм.

II. Начальная фаза (Европа, 1750-1875): национальное государство; постоянные дипломатические отношения между государствами; гражданство и паспортная система; международные выставки и соглашения о коммуникациях; официальные международные совещания; становление первых наций вне Европы; возникновение первых идей интернационализма и универсализма.

III. Фаза подъема (1875-1925): концептуализация мира в четырех категориях: национальных государств, индивидуумов, единого международного сообщества и единого человечества; международные связи, включая спортивные и культурные; общемировой календарь; Первая мировая война; массовые международные миграции и попытки ограничить их; увеличение числа неевропейских стран в мировом клубе государств-наций.

IV. Фаза борьбы за гегемонию (1925-1969): Лига наций и ООН; Вторая мировая и холодная войны; появление концепций военных преступлений и преступлений против человечества; угроза всеобщей ядерной войны; возникновение третьего мира.

V. Фаза неопределенности (1969-1992): исследование Космоса; постматериальные ценности и дискуссии о правах; всемирные сообщества, основанные на принципах гендерной, этнической и расовой принадлежности; более сложные и быстро изменчивые международные отношения; глобальные средства массовой информации, использующие космическую технологию (спутниковое телевидение и пр.).

При этом фаза подъема, по существу, отождествляется Робертсоном с началом «ускоренной глобализации», в результате чего мир не обязательно станет более гармоничным, а скорее, более системным.

В отличие от Робертсона, Гидденс связывает развитие глобализации со складыванием современного общества и модели государств-наций. Капиталистическое государство-нация воплощает в себе четыре основных, доведенных до логического завершения признака современ-ного общества: капиталистические производственные отношения; административно-управленческий контроль; упорядочение организации и использование военной мощи, прежде всего посредством межгосу-дарственных союзов; индустриализм. Таким образом, Гидденс рассматривает глобализацию как прямое следствие модернизации, которая вырывает социальные отношения из контекста и помещает в более широкие пространственно-временные рамки. Для Гидденса глобализация выступает как обусловленный многими причинами многопрофильный разветвленный процесс, полный условностей и неясностей, с непредсказуемыми последствиями. Глобализация - это «процесс неровного развития, который одновременно расчленяет и координирует».

Очевидно, не смотря на то, что термин «глобализация» прочно вошел в научный и социально-политический лексикон, однако, сущность и содержание, описываемых им процессов не имеют однозначного толкования. Так, в рамках культурологических исследований под глобализацией понимают и / или:

Тенденцию к созданию единой общемировой культуры;
Прогрессирующее взаимопроникновение различных культур, но ведущее скорее не к возникновению качественно новой культурно-цивилизационной среды, а к проектированию и созиданию «иного культурного пространства» на базе доминирования одной из прежних (и, конечно, лучшей).

Многочисленны подходы к феномену глобализации в экономической науке, но построенные на иных основаниях (идеях постиндустриализма, информационного общества и др.) они трактуют его как:

«процесс, при котором рынок и производство в разных странах становятся в значительной степени взаимозависимыми от динамики торговли товарами и услугами и движения капитала и технологий. Это не новый феномен, а продолжение развития, имевшего место в течение значительного времени»;
строительство принципиально новой мировой системы, представляющей собой «структуру непривязанных экономических отношений», где экономика существует автономно от национальных экономических факторов, влияет и определяет их.

При этом акцент во втором варианте делается на отличии интернационализованной мировой экономики, основу которой составляют национальные экономики или факторы, привязанные к определенной национальной территории от глобальной, основными действующими лицами которой выступают транснациональные корпорации, не соотносящиеся с к какой-либо национальной основой и где мир фактически имеет дело со свободным капиталом, стремящимся к глобальным преимуществам.

Социологи рассматривают глобализацию, прежде всего, как:

многосторонний процесс взаимосвязывания структур, культур и субъектов в мировом масштабе (Маргарет Эрчер);
процесс, размывающий границы социокультурных нормативов и сопровождаемый растущим осознанием этого (Малком Уолтерс);
интенсификацию социальных отношений в мировом масштабе, так что события в тех или иных отдаленных друг от друга местах оказываются взаимосвязанными (Антони Гидденс);
сжатие мира в одно целое, с одновременным осознанием этого локальными частями ( Роланд Робертсон).

В работах политологов, теоретиков международных отношений проблемы глобализации анализируются в контексте мирового, или глобального гражданского общества, а так же организации и функционирования различных политических режимов и т.д. Как отмечает Малькольм Уотерс, в качестве важнейшего инструмента политологического анализа глобальных тенденций, до недавнего времени выступала дисциплина международные отношения, которая всегда уделяла большое внимание проблемам дипломатии, империализма и войны в глобальном разрезе. Однако традиционно каждое государство рассматривалось как особый мир, который вступает в политическое взаимодействие с аналогичными мирами. С нашей точки зрения, в настоящее время в рамках политической науки методологические рамки изучения глобальных трансформаций расширяются, актуализируя новые ракурсы исследования государства-общества - глобального мира.

Таким образом, очевидно, что глобализация - междисциплинарная область исследования, в рамках которой формируются научные предпосылки, необходимые для обобщения столь многообразного и противоречивого явления, предполагающего «появление и укрепление надтерриториального измерения общественных отношений», а также соответствующего изменения «пространственной формы человеческой организации и деятельности в направлении трансконтинентальных и межрегиональных моделей этой деятельности».

На основе анализа многочисленных подходов к явлению глобализации можно сделать вывод, что его суть состоит в длительном историческом процессе преобразования мирового пространства в единое международное социально-экономическое, политико-правовое, культурно-информационное поле, где: беспрепятственно перемещаются капиталы, товары и услуги; свободно распространяются идеи и передвигаются их носители; формируются и занимают ведущие позиции наднациональные институты управления. Фактически, глобализация есть тенденция и реализация активного распространения «практик, ценностей, технологий и других человеческих произведений по всему земному шару, когда глобальные практики все сильнее влияют на человеческие жизни, а фокусом или предпосылкой формирования человеческой деятельности становится земной шар».

Важно то, что территориальный принцип утрачивает главенствующую роль в социальной и культурной жизни. Глобальный мир - это общество без границ и разделительных линий. Следовательно, мы можем определить глобализацию как процесс социальных изменений, в ходе которого уменьшается зависимость социально-экономического, политического и культурного развития от географического фактора.

Следует подчеркнуть, что постепенное сближение стран и континентов пронизывает всю историю человечества, но «революционные скачки» в условиях, темпах и механизмах глобализации отмечаются дважды:

Во-первых, на рубеже Х1Х-ХХ вв. происходит активное взаимосближение народов и государств, на основе распространения торговли и инвестиций в глобальном масштабе. « В конце Х1Х века фактически налицо был вариант того, что мы сейчас называем «глобализацией». Глобальные коммерческие рынки были интегрированы, хотя неомеркантилистская система имперских переферий в границах колониальных империй разделяла мир на конкурирующие торговые блоки. Однако появление золотого стандарта в конце Х1Х в. сгладило переход к более свободной глобальной торговле. Вдобавок вывоз капитала… стал достаточно распространенным явлением, и большая часть европейского капитала уходила за границу». Две мировые войны значительно повлияли на приостановление процесса глобального сближения, при том, что национально-государственные образования довели свою экономическую и политическую мощь до предела, добившись невиданного ранее контроля над всеми сферами жизнедеятельности общества. Именно правительства национальных государств полностью контролировали международные отношения, выступая ключевыми акторами мирового сообщества.

Во-вторых, в последние десятилетия ХХ века, вместивших в себя крах мировой социалистической системы и окончание «холодной войны» (противостояние коалиций национальных государств), распространение рыночной системы экономической организации (становление либерально-демократического экономического и политического порядка), качественно новые характеристики в информатике, телекоммуникациях и дегитализации и т.д. началось революционное становление нового мирового порядка на основе ускорения процесса глобализации. Транснациональные корпорации и неправительственные организации пронизывая границы суверенных государств, стали оказывать достаточно значительное влияние над населением, особенно развивающихся стран, т.к. « ни национальные правительства, ни локальные власти не смогут собственными силами справиться с проблемами, порожденными растущей взаимозависимостью».

При этом важно подчеркнуть, что если в концеХ1Х-начале ХХ вв. системообразующим элементом глобализации выступала Британская империя, то в настоящее время - США. «США бросили свой несравненный военный и экономический вес, свою фактическую гегемонию ради открытия мировой экономики, ради создания многосторонних международных институтов, активно участвуя в многосторонних раундах торговых переговоров, открывая собственный рынок для импорта, предпринимая действенные шаги по реализации торгового либерализма».

Таким образом, несмотря на то, что глобализация - это процесс, определяемый, в первую очередь, рыночными, экономическими силами, он тем не менее имеет вполне отчетливый политический контекст. Глобализация мировой экономики и персонификация международных отношений создали не только предпосылки для политической глобализации, при которой, события, еще недавно относящиеся сугубо к прерогативе государства (конфликты, политическая борьба, выборы и т.д.) и не допускающие вмешательства извне, приобретают глобальное значение и затрагивают интересы других стран, но и инициировали усиливающийся конфликт между экономическими силами, стимулирующими всемирную интеграцию, с одной стороны, и политическими силами, которые настойчиво придерживаются позиции о значимости и неприкосновенности национально-государственных границ (ценностей и т.д.) - с другой.

Распад СССР и всего социалистического блока (символом которого является падение Берлинской стены), решение НАТО 24 марта 1999 года приступить в обход международного права к бомбардировкам суверенной Югославии, отторжение от нее исторического сербского края Косово и Метохия (в нарушении резолюции Совета Безопасности ООН № 1244, но при этом под флагом администрации ООН) поставили в повестку дня мирового сообщества признание следующих фактов:

Кризис Вестфальской модели мира;
Разрушение Ялтинско-Потсдамской системы международных отношений, которая в определенном смысле являлась частью Вестфальской модели мира;
Различное отношение стран и регионов к этим процессам, которые в неодинаковой степени охватывают их;
Болезненное восприятие большинством стран «размывания» национально-государственного суверенитета, за исключением США, которые являются лидером глобализации, доминируют практически во всех основных сферах жизнедеятельности, и реализуют стратегию первенства в «однополярном мире».

Как утверждает Уотерс, существует единство мнений по поводу того, что глобализация является следствием экспансии европейской культуры. «Однако это не означает, что вестернизация и капитализм проникнут в каждый уголок планеты; скорее, речь идет о том, что все общественные традиции и устои должны определить свое отношение к капиталистическому Западу или, по выражению Р.Робертсона, соотнести себя с ним. Вероятно, что большей части света глобализация воспринимается из-за перспектив, олицетворяемых Западом и капитализмом позитивно. Но глобализация является крайне европеизированным процессом еще и в другом смысле. В западной части европейского континента наиболее быстро протекает детерриториализация социальных и в особенности политических норм - границы теряют свое значение, распространяется супранационализм и инфранационализм».

При этом, автор диссертационного исследования солидарен с позицией А. Гидденса, Р. Робертсона и др., заключающейся в том, что глобализация понимается как процесс более широкий, чем вестернизация и по многим позициям равный модернизации. Совершенно неоправданно сводить глобализацию мира лишь к расширенной вестернизации, т.е. распространению западных институтов, ценностей и правопорядка. Такая агрессивная «идеология глобализации» является шагом назад как в научно-теоретическом, так и практическом плане и во многом противоречит основной политической философии самого западного мира - демократии. А. С. Панарин прямо заявляет, что «западническая концепция глобализации в целом строится на принципе неэквивалентного обмена. Вместо взаимного культурного обмена здесь предполагается одностороннее культуртрегерство Запада, просвещающего других, но отказывающегоя в свою очередь просвещаться с их помощью. Парадоксальным следствием такого гегемонизма является провинциализация Запада… Глобальный мир не может быть объединен на основе однополярной гегемонистской модели, ибо такое объединение несовместимо с достоинством народов…».

Можно утверждать, что в настоящее время четко прослеживаются как минимум две тенденции: стремление к формированию «мира без границ» и укрепление национального государства. Современный этап глобализации лишь задает «рамку», в которой цивилизации, национальные государства и т.д. конструируют свою историю и идентичность. При этом в мире у народов и регионов резко выросло ощущение собственной уникальности. В качестве глобального феномена выступил процесс защиты местных традиций и особенностей. Поэтому глобализация во многом укрепляет позиции национального государства на мировой арене, т.к. широко распространено мнение, что воспроизводство национальных культур и особенностей развития не может быть обеспечено международными организациями и движениями.

Разнонаправленность и вместе с тем взаимосвязанность данных тенденций - глобализации и «территоризации» мира, позволили Зыгмунту Бауману, профессору университета в Лидсе (Великобритания) настаивать на использовании нового термина «глокализация», характеризующего процесс рестратификации мира и базирующегося на иных, отличных от прежних принципах создания новой иерархии мирового масштаба, т.е. перераспределения привилегий и дискриминации, богатства и бедности, силы и бессилия, свободы и зависимости. «В ходе этого процесса то, что для одних становится результатом свободного выбора, для других выглядит неизбежным ударом судьбы. Глокализация - это монополизация возможностей свободы действий».

Как отмечает З. Бауман, последствием глокализации является парадокс: небольшое число жителей Земли богатеет, а огромное большинство подвергается маргинализации. В настоящее время 358 глобальных миллиардеров имеют доходы, равные доходам 2,3 млрд. беднейших жителей планеты, т.е. 45% населения Земли; на 85% человечества приходится лишь 15% мирового дохода, причем размер средств, которыми располагают беднейшие страны, в последнее время сокращается. Новейшие технологии, компьютеры и т.д. лишь более отчетливо показывают бедным их бедность.

Названные и иные обстоятельства позволяют прийти к заключению о том, что:

Глобализация важнейший процесс, без учета которого невозможно определять и осуществлять внутреннюю и внешнюю политику любого государства;
Глобализация не нечто совершенно новое, появившееся лишь в последние годы. Это, скорее, динамично развивающийся и ускоряющийся процесс;
Глобализация, безусловно, связана с «прорывами» (в первую очередь, научно-техническими), которые изменяют характер, качество производительных сил и как следствие производственных отношений;
Глобализация как таковая объективно уменьшает значение национальных правительств, но устойчивость государственных суверенитетов на современном этапе глобализации бесспорна.

Исходя из данных положений, в рамках диссертационного исследования важно понять место государства и общества в современном и взаимосвязанном мире, а так же определить геостратегические параметры устойчивого развития. Это особенно необходимо осуществить еще и потому, что научный анализ этих вопросов имеет как теоретическое, так и сугубо практическое значение, и связано с особенностью нынешнего этапа реформирования РФ, актуальным соотношением глобализации - вестернизации - модернизации. Или как справедливо отметил А.И. Уткин «строго говоря, вопрос встает о более широкой проблеме - сущности модернизации» в глобальном мире.

2.2 Национальное государство и политическая демократия в условиях дихотомической неопределенности глобальное/локальное

Глобализация современного мира, как показано выше, явление противоречивое, неоднозначно воспринимаемое и трактуемое представителями различных идейно-политических течений и научных направлений. Наряду с активными сторонниками глобализации как идеологии и процесса (Р. Кеохане, Дж. Най, Т. Фридмен, Кеничи Омае и др.), существует течение более сдержанных последователей феномена «глобального мира» (Дж. Розенау, А. Гидденс и др.), а так же немало скептически настроенных критиков данного направления. В целом, указанные позиции, логично вписываются в дискуссию о сущности, механизмах и перспективах глобализации и могут быть представлены по основным оценочным моментам в виде схемы:

Революционный подходЭволюционный подходСкептический подходНовоеНаступление глобальной эрыБеспрецедентный уровень глобализацииФормирование торговых блоков, более слабое глобальное управление, чем в предшествующее времяГлавные чертыГлобальный капитализм, управление в глобальных масштабахИнтенсивная и экстенсивная глобализацияМенее взаимозависимый, чем в 1890-х годах мирМощь национальных правительствОслабевающая и распадающаясяПересмотренная, реконструированнаяУкрепившаяся и преумноженнаяДвижущие силы глобализацииСвободный капитал и новая технологияДвижение к модернизации своего обществаГосударственные механизмы и рыночные структурыВид стратификацииЭрозия старых иерархийНовая архитектура мирового порядкаУсилившаяся маргинализация ЮгаДоминирующий мотивСтандартизация: «Макдоналдс», Мадонна и др.Трансформация политического сообществаРеализация национальных интересовКонцептуализация глобализацииПересмотр природы человеческих действийПересмотр межрегиональных отношенийИнтернационализация и регионализацияИсторическая траекторияГлобальная цивилизацияГлобальная интеграция и одновременная фрагментацияРегиональные блоки, столкновение цивилизацийСуммарный тезисОкончание исторической релевантности наций-государствОсуществляется трансформация государственной мощи и мировой политикиИнтернационализация вступает в зависимость от согласия государств и от мирового соотношения сил

Таким образом, процессы глобальной международной реструктуризации актуализировали в первую очередь вопрос о содержании и пределах политической глобализации, в том числе, перспективах существования и соблюдения принципа государственного суверенитета и возможности реализации национальных моделей модернизации. Как отмечает Малькольм Уотерс, в настоящее время параметры политической глобализации определяются кризисом потенциала отдельных государств, ростом проблем планетарного масштаба, возросшей ролью международных организаций, возникновением новой политической культуры.

СфераИдеально-типический образец глобализацииНынешняя ситуацияГосударственный суверенитетОтсутствие суверенных государств. Множественные центры власти на глобальном, локальном и промежуточных уровняхКризис и ослабление государства. Свидетельства как усиления, так и децентрализации государственной власти.Решение проблемРешение локальных проблем в контексте глобального сообщества.Акцент на локально-глобальные проблемы усиливается, но преобладает по прежнему социетальный ракурс.Международные организацииМощные и доминирующие по отношению к национальным организациям.Быстро множатся, но остаются относительно слабыми.Международные отношенияГибкие и многоцентричные.Ослабление системы с ведущей ролью супердержав.Политическая культураОбщепланетное преодоление доминирования государство-центричных ценностей.Продвижение либеральной демократии и постматериализма.

При этом «важной и разительной чертой политической глобализации служит то, что ни в одной своей области она не достигла того верхнего уровня, который наблюдается, например, в глобализации финансовых рынков. Политическая глобализация наиболее продвинута в сферах международных отношений и политической культуры. Однако государство отчаянно сопротивляется, цепляется за свой суверенитет и до сих пор остается важным фактором в решении проблем... Государство может поэтому явиться последним бастионом сопротивления тенденциям глобализации и ключевым индикатором ее конечной эффективности. Если государства переживут глобализацию, ее трудно будет считать той силой, которой она кажется в настоящее время».

При поиске подходов к решению вопроса о роли и месте государства в глобализирующемся мире, с точки зрения диссертанта необходимо учитывать целый комплекс условий. Назовем лишь некоторые из них:

Во-первых, сомнения о перспективах и целесообразности существования государств имеют вполне реальную основу:

А) нужно ли оно, если каждый гражданин в отдельности для защиты своих частных интересов может обратиться в международные правозащитные, судебные и другие органы - от Международной амнистии до Международного суда;

Б) во многих странах мира, в том числе и в России, наоборот, часто звучат призывы о необходимости защищать не всемогущее государство, а граждан от всесильного «политического левиафана», тем более если процесс формирования гражданского общества до конца незавершен или его институты недостаточно окрепли;

В) надгосударственные и трансгосударственные субъекты, действитель-но овладели и продолжают наращивать ресурсы, которые намного пре-восходят возможности большинства отдельных стран и т.д.

Во-вторых, имеется целый комплекс проблем (экологических, со-циальных и т.д.), в инициировании разрешения которых заинтересо-ваны только (или прежде всего) национальные государства.
В-третьих, ослабление государственного начала во многих развивающихся, освободившихся странах (в том числе и на территории СНГ, куда входит и Россия) грозит распадом целостности, усилением социально-политической нестабильности на различных уровнях, вплоть до гражданской (национально-этнической и т.д.) войны.
В- четвертых, посколько глобализация не линейный процесс, а развивается волно -( скачко-) -образно, при очевидном несовершенстве сил «унификации» и как следствие, неизбежности (возможности) возникновения «маргинальных зон», изолированных от позитивных воздействий данного фактора. В подтверждение уместно привести ироничное замечание Дольфюса о метафоре Мак-Луана, сравнивавшего глобальный мир с «планетарной деревней»: «Любопытная же однако эта деревня: с кварталами, которые не сообщаются между собой, изрезанная трещинами, границами и барьерами, затрудняющими перемещение людей, особенно если они бедны… В мозаике территорий пятна отторжения и маргинализации обнаруживаются везде - и в центре Вашингтона, и в странах, расположенных к югу от Сахары… Если мир и унифицируется, то только через дифференциацию. Из-за отсутствия политических институтов, обладающих общемировой легитимностью, локальные экономические, политические и культурные различия сглаживаются под влиянием соотношения сил отдельных субъектов, не порождая единого механизма регуляции».

При этом сужение сферы государственного суверенитета, которое некоторые аналитики называют «новым средневековьем» проявляется как минимум в четырех тенденциях: 1) объединение государств на региональной основе, примером которого может выступать создание Европейского союза; 2) дезинтеграция государств по национальному и / или религиозному признакам; 3) распространение международного терроризма, как ответной реакции на увеличение разрыв; 4) глобальная технологическая унификация.

Важно подчеркнуть, что глобализация в первую очередь ослабляют экономическую роль национального государства. «Это обусловлено тем, что оно не в состоянии контролировать процессы, происходящие как вне его границ, так и вследствие воплощения в практику теоретических подходов либералов, которые рассматривают рыночные силы как основного организатора экономической деятельности и инструмент распределения ресурсов между видами деятельности. Государству же они отводят функции по поощрению предпринимательства, развитию людских ресурсов и поддержанию инфраструктуры. В результате предполагается ослабление влияния государства на структурную политику, источники пополнения бюджета, вывоз капитала, занятость и т.п.».

Импульсы глобализации ставят под угрозу реализацию модернизационных проектов отдельных стран, особенно «догоняющего» типа развития, что связано с особой функциональной нагруженностью государства: обеспечение взаимодействия различных социально-экономических укладов, характерных для «переходного» общества; применение согласительных процедур между различными противоборствующими политическими силами, для обеспечения относительной стабильности в трансформации социума; борьба с безработицей и нищетой; сдерживание внешней экспансии (экономической, социокультурной и др.), способной углубить неравноправие отношений между различными субъектами и т.д. Кроме того, как было показано выше (Глава 1 параграф 3), специфические задачи модернизации, ставят именно перед государством необходимость выбора стратегии развития общества. Исторический опыт (в том числе и отечественный) подтверждает, что правильность или ошибочность такого выбора определяет судьбу всей модернизации на длительное время и в конечном счете ее результативность ( успех или неудачи).

Противостояние, реализуемым ныне тенденциям глобализации, наиболее ощутимо может проявиться со стороны крупных развивающихся государств - Бразилии, Китая, Индии и др. С одной стороны, эти страны являются среднеразвитыми, а с другой, имея на то определенные основания, претендуют на статус «великих» держав. «При общем понимании необходимости торговли и других видов сотрудничества с развитыми странами, крупные государства в то же время пытаются сохранять определенную дистанцию от Запада. Для этого они регулируют внешнеэкономические связи таким образом, чтобы содействовать не просто экономическому росту, а укреплению своего экономического суверенитета и военно-политической мощи в мире».

Можно утверждать, что на современном этапе глобализации, наряду с универсализацией мирохозяйственных связей, усиливаются тенденции к многовариантности в социально-экономической и политической трансформации отдельных стран и регионов, с проявлением разнонаправленности векторов модернизации развитых (Север) и развивающихся стран (Юг). Если на Западе идет процесс становления нового, во многом унифицированного социально-экономического и политико-правового пространства, то на Юге укрепляются различные типы национально-государственного капитализма. Это может ставить под сомнение оптимистические прогнозы по формированию единой глобальной цивилизации.

Только государство, в силу своей исторической и институциональной природы, может осуществлять поддержку идентичности социума как целостности в его движении от прошлого к будущему. Как подчеркивает А.Турен, гражданское общество, которое представляет собой естественное поле множественности мозаичных конфликтов и переговоров, не может выполнять жизненно важную функцию сохранения социально-исторической идентичности.

Несмотря на политическую волю, модернизации чаще всего вызваны необходимостью изменений, которые объективно созрели внутри системы и осознаны обществом, или определенной его частью. Именно структурная заданность модернизации определяет неизбежную преемственность в трансформационном процессе, что напрямую связано с судьбой современного государства. Целый ряд исследователей убедительно доказывает, что если в прежней системе государство как социальный и политический институт относилось к разряду «сильного» или «слабого», то и в процессе реформирования оно выстроит и тем или иным образом сохранит присущие характеристики.

Типологическое деление государств на «сильные» и «слабые» происходит на основе двух взаимосвязанных критериев: степени их внутренней структурированности и степени их автономии по отношению к гражданскому обществу. «Сильное государство обладает администрацией, соответствующей идеальному типу веберовской бюрократии - специализированной, профессиональной и сплоченной, что непосредственно формирует уровень ее независимости от влияния среды, провоцируя разной степени дирижизм, имеющий целью скоординировать частные интересы. Под сплоченностью сильного государства подразумевается строгая координация проектов и действий как между различными частями общественной администрации, так и между различными уровнями исполнительной власти и различными ветвями власти».

Государством, приближающимся к данному идеальному типу, является Франция, которая на протяжении всей своей истории - абсолютистской, либеральной, социальной, в процессе развития воспроизводила зависимость общественных институтов от государства. Все социальные трансформации только укрепляли его административные функции причем и после Великой французской революции, о которой А. де Токвиль сказал, что она в конечном счете только усилила государство Старого режима и при генерале де-Голле, и при социалисте Миттеране. Более того, во Франции отмечают наличие слабого общества, известного своим радикальным индивидуализмом, доходящим до изоляционизма. «В условиях дефицита в гражданском обществе промежуточных ассоциаций и корпоративного начала именно на государство ложилась функция заполнения этой структурной пустоты… Следствием такого положения государства в обществе, подкрепленного глубоко укоренившейся в сознании французов руссоистской идем «общей воли», было формирование менталитета, пронизанного обожествлением государственного начала, которое до сих пор воспринимается общественным мнением как единственный институт, способный действовать во имя общего блага от имени всеобщего интереса».

Напротив США олицетворяют собой тип слабого государства, главными чертами которого выступают фрагментация и дисперсия власти и авторитета. «Слабое государство характеризуется явлением «бюрократического плюрализма», когда множество политиков и администраторов имеют реальную, обособленную друг от друга область деятельности, набирая чиновников по принципам немеритократическим, таким как политическая, личная или этническая лояльность по отношению к руководству. Отсутствие сотрудничества между политиками и чиновниками затрудняет принятие общих административных решений и их реализацию. Реальную власть получают частные, локальные главы администраций. Именно такова структура власти в США».

Таким образом не следует не доучитывать возможности этатистской модели модернизации, основывающейся на оптимальном соотношении между «отречением» от провиденциально-идеологической функции государства и оптимизацией его управленческо-институциональной функции, определяющей и координирующей модернизационные преобразования в обществе. Перспективы государственного воздействия на общество состоят в аккумулировании и отстаивании основополагающих ценностей данного социума; выработке процедур согласования и механизмов сосуществования различных интересов (обеспечение консесуального порядка и стабильности ) в условиях их плюрализации.

Проявлением противоречивости процесса глобализации мира является тенденция усиления роли государства и государственного регулирования во многих жизненно важных сферах. В опубликованном докладе Международного валютного фонда «Обзор мировой экономики» отмечается значительное усиление государства в индустриальных и развивающихся странах в конце ХХ столетья. Эта тенденция находит выражение не только в повышении доли государственных расходов и доходов ВВП, но и в увеличении количества и значения регулирующих мероприятий правительства, направленных на преодоление кризисных явлений в хозяйственной деятельности различных субъектов. Вместе с тем, в докладе подчеркивается, что «степень государственного вмешательства должна отражать национальные традиции и предпочтения: оптимальная степень социального обеспечения и перераспределения доходов определяется в основном морально-этическими факторами и не может устанавливаться исходя из канонов позитивной экономической политики».

На Международной конференции во Франции «Вступление в новый век» (1999г.) во многих выступлениях политических и общественных деятелей отмечалось, что «вместо проблемы «больше или меньше государства» следует обсуждать вопрос о «лучшем государстве», т.е. об оптимальном сочетании логики регулирования и логики либерализации». Эксперты ООН сделали вывод, что уровень и качество жизни людей зависит не от «валовых» доходов государства, а от способов распределения национального богатства в интересах большинства населения.

В самом общем виде этатистский тип означает, что государству принадлежит доминирующая роль во всех сферах общественной жизни, с осуществлением постоянной практики его насильственного вмешательства в экономическую жизнь, с использованием жесткого централизованного планирования и созданием административно-бюрократического аппарата. Однако сегодня изменяются формы и содержание этатистского присутствия в обществе, происходит смещение акцентов с монополии на легитимное физическое насилие (главная характеристика М. Вебером государства) в сферы урегулирования интересов и претензий общественных институтов в области символического насилия (П. Бурдье).

При анализе современных модернизаций необходимо себе отдавать отчет в том, что этатистский тип - это идеально-типическая конструкция, которая в чистом виде не существует. Элеметы этатизма и антиэтатизма при различных комбинациях могут воспроизводить разное качество. Преобладание или ослабление этатистских характеристик имеют глубокую историческую обусловленность и могут анализироваться исходя из реального контекста ситуации. Этатиз не имеет абсолютного, самодавлеющего значения, гарантирующего определенный результат. Этатиский тип имеет различные варианты, в том числе близкий к конструкции «сильного» государства.

Как отмечает Р.И. Соколова «Сильное государство»- довольно неоднозначное и широкое понятие. Это дает основание толковать его очень по-разному: можно видеть в государстве, как это делают левые технократы во Франции, орудие приспособления страны к требованиям времени, а можно («якобинское» сознание) рассматривать его как средство классовой борьбы или как инструмент колониальной политики подавления и порабощения других стран».

Не следует идеализировать этатистскую модель модернизации, она не является универсальной, однако для целого ряда стран именно эта модель стала неизбежностью и помогает успешно решать назревшие проблемы, количество которых в условиях глобализации не уменьшается. Однако беспроблемных моделей модернизации как и беспроблемных обществ не бывает.

2.3 Политика и экономика: модернизационные практики в зарубежных странах

Теория модернизации теснейшим образом связана с практикой конкретных стран и регионов по изменению сущностных черт традиционного общества в исторической перспективе. Как уже отмечалось выше, большинство государств Западной Европы и Северной Америки представляют собой органичный тип «осовременивания», где модернизация была естественной и во многом необходимой реакцией на кризис предыдущего этапа (ответом на вызов) их собственного развития. Несмотря на радикальность осуществляемых преобразований во всех сферах общества (от культуры до технологий и политических режимов) они не нарушали преемственности развития, объединяя вокруг себя различные социальные слои, опирались на их инициативу (революционные изменения «снизу»), выражая интересы субъектов обновления.

Однако, было бы глубоким заблуждением рассматривать органичные модернизации как бесконфликтные и безболезненные «исторические прогулки» от традиционализма к современности. Поскольку реформы разрушали прежнюю экономическую и социальную структуры, образ жизни, нравственные установки и культурные связи многих людей, порождая маргинализацию значительной части населения, в странах («первого эшелона») возникали различные движения протеста против высоких издержек обновления (к их числу следует отнести рабочее и социалистическое движение и др.). Если сопротивления как внутри старой системы, так и между силами «прежнего» и «нового» преодолевались относительно быстро и легко, то общество переходило на новую ступень исторического развития, а данный этап модернизации считался завершенным. При невозможности разрешения острейшего кризиса, порожденного процессом реформ и «неготовности» людей и институтов к нововведениям, модернизация затягивалась во времени, а наслаивание противоречий приводило к достаточно неожиданным последствиям (в этой связи достаточно назвать приход к власти в Германии Гитлера, в Италии - Муссолини, события во Франции с середины 20-х до середины 60-х гг. ХХ столетья и т.д.).

Вместе с тем, учитывая тот факт, что Россия относится ко «второму эшелону» модернизационного процесса, к так называемым странам «догоняющего развития» (согласно культурологической типологии, не прошедшим фазы классической культуры Ренессанса, Реформации, Просвещения, находящимся в состоянии перехода от традиционного общества к современному, незавершившим модернизацию, но проделавшим большой путь в этом направлении), с нашей точки зрения, для понимания сущности и особенностей трансформации РФ наиболее интересен опыт государств, избравших такую же («догоняющую») модель развития. Это позволит, с одной стороны, выявить типологические характеристики данной модели, с другой обобщить положительные и негативные тенденции в ее осуществлении и учесть их в практической деятельности отечественных реформаторов.

В первую очередь, при проведении радикальных экономических и политических реформ в России, обращает на себя внимание опыт модернизации Китайской Народной Республики. И хотя очевидно, что страны отличаются друг от друга специфическим набором черт (КНР - крупнейшее в демографическом плане государство мира, несопоставимое по численности с российскими масштабами; территория РФ значительно превышает китайскую и т.д.) возможность научного анализа на макро-(экономическом, политическом и др.) уровнях, определяется: во многом совпадением конечных целей преобразований (переход к рыночной экономике, развитие демократических принципов управления и т.д.); неоднозначной ролью Коммунистической партии и командно-административной системы в историческом развитии стран; признанием России в широком социолого-культурологическом смысле евразийской державой.

Китайским реформам уже более 25 лет. Официальным началом их отсчета можно считать 1978 год, когда на третьем Пленуме ЦК КПК 11-го созыва были подведены итоги «культурной революции» и взят стратегический курс на обновление и открытость. Таким образом, преобразования были инициированы «сверху», руководством страны, что позволило сохранить относительную социально-политическую стабильность. Особенностью начального этапа реформ является ее теоретико-институциональная подготовка, заключающаяся в глубоком изучении экономической структуры страны и создании при Госсовете аналитических центров, с последующим утверждением Комитета по реформе во главе с председателем правительства. Неосуществление и значительная корректировка первого проекта модернизации экономики (1979 г.) свидетельствует о длительном и достаточно непростом поиске ответа на вопрос: «Что такое социализм и как его строить?».

Примечательно то, что процесс понимания рыночных отношений и их места в социалистическом обществе, занял в общей сложности более 13 лет:

) В декабре 1978 года на третьем Пленуме ЦК КПК 11-го созыва было определено: необходимо действовать в соответствии с экономическими закономерностями, придавать важное значение роли закона стоимости.

) В сентябре 1982 г. на Х11 съезде КПК была выдвинута идея: плановая экономика занимает главенствующую позицию, а рыночное регулирование является вспомогательным.

) В октябре 1984 г. на третьем Пленуме ЦК КПК 12-го созыва было принято Постановление ЦК КПК о проведении реформы экономической системы, в котором подчеркивалось, что социалистическая экономика страны является плановой товарной экономикой на основе государственной собственности.

) В октябре 1987 г. на Х111 съезде КПК было установлено: система социалистической плановой товарной экономики должна быть системой, при которой план и рынок составляют единое целое.

) В сентябре 1991 г. Генеральный секретарь ЦК КПК Цзян выступил с речью, где было сказано: план и рынок, как средства регулирования экономики, не являются критерием разделения социалистической и капиталистической экономики.

) В 1992г. выступление Дэна во время инспекционной поездки на юг Китая поставило точку над i. Он сказал: «Неправильно считать, что рыночная экономика присуща только капиталистическому пути развития, ничего подобного. Больше плана или больше рынка - вовсе не это является существенным различием социализма и капитализма. Плановая экономика не равняется социализму, у капитализма тоже есть план; рыночная экономика не равняется капитализму, у социализма также есть рынок. И план и рынок являются средствами развития экономики».

В стране, где около 80% населения проживало в сельской местности, «очагом» нововведений стала деревня. Внедрение семейного подряда как способа выживания наиболее бедных крестьянских дворов, где доходы напрямую связывались с результатами труда (крестьянин мог распоряжаться всем продуктом сверх фиксированной доли, сдаваемой государству) довольно быстро оказалось настолько привлекательным, что спонтанно распространилось во всей агросфере. В результате Китай добился в основном самообеспеченности зерном и планирует довести его производство к 2000 году до 500 миллионов тонн. Учитывая, что страна располагает всего 7% мировых пахотных площадей при населении 1,2 миллиарда человек (21% населения мира) успех более чем впечатляющ.

Вместе с тем, одним из уроков китайских реформ в сельском хозяйстве является понимание неэффективности передачи земли в аренду на непродолжительный срок, что ведет к варварскому ее использованию, к незаконным операциям и т.д. Увеличение сроков аренды или подряда до 10-15, затем до 30-50 лет, а в ряде случаев и на более длительное время было направлено на преодоление негативных последствий и стимулирование эффективного хозяйствования.

Рост производительности труда в деревне, высвобождение рабочей силы позволили в 1985-1991 гг. перейти ко второму этапу реформ в производственной сфере. При этом основной упор делался на проведение, с одной стороны «малой индустриализации», обеспечивающей население разнообразнейшими предметами повседневного спроса и некоторыми орудиями труда (минитракторами и т.д.), а с другой на создание новых промышленных структур с привлечением частного капитала как национального, так и иностранного.

Спецификой китайской модернизации можно считать инвестиционную активность «хуацяо» (выходцев из Китая) привнесших в экономику страны до 70% иностранных капиталовложений. Однако, здесь же находит свое выражение еще один из уроков реформ: инвестиционная активность связана в первую очередь с политической стабильностью в КНР, в которой под руководством КПК ведется строительство «социализма с китайской спецификой». Неоспоримость этого факта доказывает июньский 1989 года политический кризис (выступление студентов на площади Тяньаньмэнь), приведший к временному снижению активности зарубежных партнеров. Вместе с тем в 1996 году Китай привлек из-за рубежа 42 миллиарда долларов, в то время как в России прямые иностранные капиталовложения составили менее 2 миллиардов.

Начиная с 1992 года правительство приступило к углублению экономических реформ и реорганизации госсектора, где от 30% до 40% предприятий были убыточными. Верные своей традиции оглядываться назад, китайцы учли негативный опыт СССР, приведший к его распаду и увидели причины такого исхода событий, не столько в политике гласности, воздействии Запада, сколько в неспособности советского руководства сделать СССР частью мировой экономики и удовлетворить жизненные потребности населения. Поэтому постепенно, без «наскоков», ограничиваясь первоначально частичной либерализацией менеджмента, массовым обновлением директорского корпуса (до 90%), введением системы «двойных цен», руководство КНР к середине 90-х годов довело влияние государства на ценообразование в пределах 10%. Лишь с 1995 года была предпринята в качестве эксперимента практика банкротств, а уже в 1996 году реализовывалась децентрализация 1000 ключевых госпредприятий в 52 городах. Таким образом, проявилась существенная черта китайских преобразований - проверка любых новшеств на «небольших полигонах», с последующим анализом результатов и распространением положительного опыта на все отрасли. Плюсами такого метода являются высокие темпы экономического роста, повышение жизненного уровня населения. Минусы - связаны с дуализмом экономической системы, сочетанием традиционной и современной экономики, фактически созданием «квазирыночной» экономики.

Осмотрительность, выверенность, а нередко и непоследовательность рыночных преобразований в Китае проявляется в процессе приватизации собственности предприятий. Сам термин «приватизация» чужероден для китайского ума. Иероглиф «сы», ключевой в этом понятии, издревле пользуется дурной славой. Он означает не только «частный», но и «нечестный», «неправедный», «корыстный». Поэтому и используется иероглиф «гун» - общественный, совместный, бескоростный, праведный, справедливый. Таким образом, приоритет отдается общественной собственности, но понимаемой довольно широко, включая коллективную, семейную и т.д.. Соответственно стратегической задачей экономических реформ в КНР является осуществление перехода к плановой товарной экономике с достижением, после окончания реформ следующих показателей: 25% - государственного сектора предприятий, 50% -коллективного, 25%- частного, а смысл заключается в некотором изменении роли отдельных ее секторов с совершенствованием государственного управления. «Пусть птичка летает свободно, но все-таки в клетке».

Было бы неправильно, весь процесс модернизации китайского общества сводить только к социально-экономическим реформам, оставляя в стороне совершенствование политической системы. «Подобное разделение в принципе очень условно и даже ошибочно методологически. Если рассматривать реформы как процесс модернизации, процесс перехода от традиционного общества к современному, от отсталого сельскохозяйственного к индустриальному, то определить стратегию такой экономически отсталой страны, как Китай, только как индустриализацию было бы недостаточным. Хотя индустриализация и составляет главное содержание модернизации, она полностью не охватывает это понятие. Модернизация - сложный процесс, она не ограничивается экономикой, а затрагивает политику, культуру и все стороны жизни общества, т.е. предполагает всестороннее, гармоничное развитие общества».

С точки зрения Чрезвычайного и Полномочного посла КНР в России Ли Фенлинья, суть политической модернизации в стране можно сформулировать как обновление и совершенствование социализма, а не его свержение. «Действительно, политические реформы с позиций западных ценностей в Китае не проводятся. Вестернизация как политики, так и экономики и культуры неприемлема для Китая». Старт политическим преобразованиям в КНР положило выступление Дэн Сяопина на расширенном совещании Политбюро ЦК КНР 18 августа 1980 года, озаглавленном «Реформа системы руководства партии и государства». Однако, реформы носили строго дозированный характер, о чем свидетельствует тот факт, что сам доклад был впервые опубликован в официальной печати только в 1983 году.

Знаменательной вехой в процессе политической модернизации КНР стал Х111 съезд КПК осенью 1987 года, на котором со всей определенностью было заявлено, что «без реформы политической системы реформа хозяйственной системы в конечном счете не увенчается успехом». Краеугольным камнем преобразований явилось разграничение функций партийных и административных органов, необходимость которого определялось эффективностью управления в новых экономических условиях. В течении двух лет (до июньских событий 1989 года) существенной реорганизации был подвергнут Секретариат ЦК КПК; были упразднены так называемые партийные группы руководства министерств и ведомств, которые ранее осуществляли непосредственное управление конкретными отраслями и практически не подчинялись соответствующим партийным комитетам; значительные успехи в разграничении партийных и административных органов были достигнуты на крупных и средних промышленных предприятий общенародной собственности, где активно внедрялась система ответственности директоров и т.д..

Тем не менее КПК не отстранилась от управления обществом и реформами, не лишилась своей авангардной роли, предотвращая дестабилизирующие (социально-экономические и политические) факторы и активно вмешиваясь в разрешение кризисных ситуаций. Так «отец реформ» Дэн решительно и быстро подавил вспышку студенческих волнений на площади Тяньаньмэнь, фактически обеспечив политические условия для продолжения и углубления экономической модернизации. Даже формально отказавшись от высших официальных постов, он на правах «патриарха» продолжал пристально следить за соблюдением баланса между «реформаторами» и их оппонентами в руководстве страны, не останавливаясь при этом перед неоднократной сменой тех руководителей-реформаторов, которые могли угрожать этому балансу. Примером, бескомпромиссной борьбы за сохранение политической стабильности явилась отставка с партийного «Олимпа» Генерального Секретаря КПК Чжао Цзыян, выдвиженца Дэна, талантливого руководителя, симпатизировавшего студенческому движению протеста. При этом следует заметить, что основные идеи опального реформатора - разделение функций партии и государства, перевод госсектора в промышленности на рыночные рельсы, борьба с коррупцией и повышение морального авторитета партии - сегодня заложены в программы реформ нынешнего руководства.

Во многом теоретической базой политической модернизации в КНР является концепция «нового авторитаризма», противопоставляемая «старому авторитаризму» - тоталитарному общественному устройству - основные положения которой обосновывают неизбежность полуцентрализованной (авторитарной) политической системы при переходе от «традиционной экономики» (плановой) к развивающейся товарной экономической системе. «Без нового авторитаризма невозможен переход к рынку, без перехода к рынку тем более невозможно осуществление политики демократии». Вместе с тем, правомерно рассматривать теорию «нового авторитаризма» как определенный противовес в КНР радикально настроенной демократической интеллигенции, обращающей внимание политиков на смешивание таких понятий, как демократия и свобода, с анархизмом и беспорядками, централизацию и авторитет - с диктатурой и тоталитарными структурами.

Подводя итоги, рассмотрению особенностей модернизации в КНР, следует подчеркнуть, что с середины Х1Х века главным для китайского народа было стремление сделать страну богатой и сильной, преодолеть отставание от Запада. Таким образом, всеобъемлющие и целенаправленные реформы второй половины ХХ столетья, были выстраданы предшествующей историей, на разрушение и критику которой не было потрачено столько сил и средств как в СССР и РФ, при всей ее трагичности и неоднозначности. Сколь ни противоречива фигура того же Мао Цзэдуна, принесшего стране неисчислимые бедствия, в сознании миллионов он - вождь, возглавивший победоносную борьбу за воссоединение родины. Опора на собственные традиции, культуру и историю - важнейшее средство проведения и углубления преобразований действующих политиков. «Высоко держать знамя теории Дэн Сяопина означает еще выше поднять знамя идей Мао Дзэдуна»-, так нашла отражение идея преемственности в выступлении Цзян Цзэминя.

Не идеализация китайских реформ, при всей их привлекательности (нацеленность на удовлетворение основных потребностей населения в продовольствии и товарах широкого потребления, при обеспечении многомиллионной поддержки населения уже на начальных этапах преобразований; эволюционное, поэтапное реформирование экономики (градуализм), с практикой создания Специальных экономических зон (СЭЗ) - анклавов чисто капиталистического развития, при перенесении положительного (приемлемого на данном этапе модернизации) опыта в другие регионы и отрасли; мобилизация внутренних резервов с созданием широкой сети коммерческих структур при сохранении и последовательной реорганизации государственных и иных управленческих органов; реальная работа по развитию предприятий различных форм собственности :коллективной, частной, совместной с иностранным капиталом и т.д.), а непредвзятый анализ в том числе нерешенных проблем и противоречий, возникших как непосредственно в ходе модернизации, так и обусловленных целым рядом других обстоятельств (непоследовательность политических преобразований, неспособность ликвидировать коррупцию внутри партии, затягивание перестройки государственного управления, недостаточная эффективность в борьбе с инфляцией и др.) - важнейшая задача политической науки, решение которой позволит более объективно оценить ход отечественных реформ, «учиться» не только на собственных ошибках.

Не меньшего внимания в проведении комплексной модернизации заслуживает опыт стран Восточной и Юго-Восточной Азии, сумевших в исключительно сложных политических, социальных, демографических, экономических условиях совершить стремительный переход от состояния колониальной зависисмости к экономической самостоятельности и участию в международном разделении труда на условиях взаимозависимости и взаимной выгоды. Республика Корея, Тайвань, Гонконг и Сингапур во главе с Японией были названы «новыми индустриальными странами» (НИС), к которым несколько позже присоединился «второй эшелон» НИС Индонезия, Малайзия и Таиланд. Теоретический и практический интерес к реформам, проведенным за последнюю треть ХХ века и получившим оценку как «экономического чуда» определяется: во многом сходными ситуациями во внешнеторговой, валютно-финансовой и производственной сферах; достаточно высокой близостью условий развития и существования духовной жизни общества, культурных традиций и приоритетов; формами, методами и историческими сроками продвижения от отсталости и экономического застоя к «процветанию», в отличие от опыта западных стран, сложившегося в результате многовековой естественной эволюции; перемещением, по мнению многих отечественных и зарубежных экспертов, в ХХ1 столетии центра мирового экономического развития в Азиатско-тихоокеанский регион.

Япония, была одной из первых стран в мире, столкнувшейся еще в Х1Х веке с самим феноменом модернизации в его современном виде. «Добровольная изоляция от Запада и от континентальной Азии в течение двух с половиной веков была вызвана по преимуществу защитной реакцией.., такой же смысл имели и первые шаги по модернизации страны после признания невозможности дальнейшей изоляции. Избирательное заимствование восточно-европейских институциональных моделей точно отвечало японской специфике». Создание интегрированной политической системы было фактически основным направлением реформ после «революции» Мэйдзи. Однако, несмотря на относительно бесконфликтное существование самобытных и заимствованных институтов, в ходе модернизации объективно возникали очаги напряженности, в первую очередь в среде патримониальной (наследственной, родовой) бюрократии в правительстве и бизнесе. Именно они, с точки зрения Т.Парсонса и послужили главным источником тяготения Японии, в ситуации во многом схожей в Германии, к фашизму после первой мировой войны.

Разгром японского милитаризма и последовавшие затем демократические преобразования под контролем американских оккупационных властей означали поворотный пункт в истории страны. Новая конституция, вступившая в силу в мае 1947 года нацеливала общество на всестороннюю модернизацию как политической системы, при отказе Японии от применения вооруженной силы в международных конфликтах и создания с этой целью национальной армии (9 статья основного закона), ограничении власти императора до «символа государства и единства нации», так и всех отраслей народного хозяйства (промышленности, сельского хозяйства, образования и т.д.).

Однако, боязнь усиления в Японии при установлении республики позиции коммунистов, привносила непоследовательность в процесс демократизации. Еще в 1946 году в штаб генерала Макартура поступил секретный приказ Комитета координации иностранных, военных и морских дел в Вашингтоне, в котором содержались инструкции по сохранению императорского строя. По существу, была осуществлена попытка сочетания принципов конституционной монархии с принципом народного суверенитета, что до сих пор служит причиной дискуссий среди японских ученых о характере государственного строя страны. К тому же, как писал американский журналист М. Гейн «осуществление демократизации было поручено недемократическому правительству».

Вместе с тем, несмотря на огромное число научных публикаций, исследующих экономический рост страны, до настоящего времени не сложилось единой точки зрения о причинах «японского экономического чуда». К основным, наиболее часто указываемым факторам успеха реформы в сфере производства, относятся: особенности японской культуры и воспитания, черты национального характера, воспроизводящие качества - стремление к достижению групповых целей («сюдан-сюги»), преданность начальству, трудолюбие и бережливость - которые генетически исходят из феодальной эпохи, хотя и трансформируются распространением предпринимательского рационализма; осознание реальной угрозы зависимости от иностранного капитала по причине скудности природных ресурсов, а значит необходимости развития высочайшей предпринимательской энергии, с целью сбалансирования импорта соответствующих товаров экспортной выручке; рациональное сочетание экстенсивных и интенсивных механизмов труда (высокая капиталоемкость и фондовооруженность, с одной стороны; высокая фондоотдача, сопряженная с эффективной организацией управления производством, образованием и квалификацией рабочих и служащих,- с другой); широкое внедрение электронно-вычислительной техники, информационных систем управления, автоматизация технологических процессов, использование достижений биотехнологии и т.д.

Однако ни один из этих факторов не дает полного, исчерпывающего ответа на вопрос о источниках динамизма технологического прогресса в стране, обогнавшего по многим параметрам как США, так и абсолютное большинство развитых западноевропейских государств. С нашей точки зрения, ключ к данному «экономическому чуду» следует искать в качественных особенностях рыночного механизма, становление которого в Японии осуществлялось с первых послевоенных лет. Определив первоочередную цель модернизации, как получение максимальных результатов предпринимательской деятельности во всех основных сферах хозяйства - научно-технической, производственной, международной торговли и т.д., японское правительство в качестве средства ее реализации определило создание наиболее благоприятных условий для рыночной конкуренции. Именно борьба с монополизмом, как всеобщим тормозом экономического развития, стала краеугольным камнем для становления новой системы.

О достаточно непростом шаге в деле демонополизации, свидетельствует тот факт, что всю японскую экономику практически контролировали четыре гигантские холдинговые компании - «Мицуи», «Мицубиси», «Сумитома», «Ясуда». На основании закона, запрещавшего холдинги (принят в 1945 г.), и при поддержке оккупационных американских сил была создана Комиссия по ликвидации холдинговых компаний, результатом деятельности которой явилась ликвидация «дзайбацу» - системы гигантских холдингов и в конечном счете нацио-нализации 83 компаний. Демонополизация проводилась путем замораживания государством банковских активов, а также ограничением акционерно-холдинговой деятельности 4,5 тысяч компаний. Одновременно подверглась трансформации налоговая система, направление которой было задано в сторону смягчения для демонополизированного предпринимателя и создания внутриконкурентной среды с равными правами и возможностями участников рыночных отношений.

Процесс создания малого предпринимательства строго контролировался со стороны Министерства внешней торговли и промышленности, Комиссии по справедливым сделкам, что и позволило добиться значительных результатов. При этом постепенно были возрождены 9 крупнейших компаний в объеме промышленного производства до 25%, при явном преобладании на внешнем рынке, где они реализовали около 60% внешнеторгового оборота страны. Таким образом, антимонопольнаяполитика в Японии, которая осуществляется и в других странах, но в силу: жесткого обеспечения ее со стороны государства; непосредственного проникновения в производство; интенсивного формирования малого предпринимательства и др. способствовала созданию модели рыночного механизма на принципах общего контроля и регулирования национальной экономики в целом - вместо практики «наказания нарушителей», как это имеет место в США и многих странах Европейского сообщества.

Не отрицая роли перечисленных выше факторов ( национальные черты характера, производительность труда и т.д.), хотелось бы подчеркнуть, что именно блокирование монополистических злоупотреблений, установление для всех субъектов рыночных отношений равных условий и единых правил хозяйствования, позволяющих добиваться успеха только при высоком уровне экономической конкурентноспособности товара (его новизне, наукоемкости, низкой цене и др.) составляют суть «японского чуда».

Роль государства в регулировании экономики и развитии социально-трудовых отношений предельно широка, но формы и методы влияния государства на экономику не навязчивы и оригинальны. В частности, области профессионального обучения государство устанавливает единые стандарты, которые все обязаны выполнять. Такой же инструмент оно использует при регулировании проблем занятости и найма, а так же через установление социальных стандартов рабочего времени, оплаты труда, найма и т.д. Таким образом, первоначальное объяснение азиатского эксперимента как успешного примера ориентированной на рынок (невидимую руку управления), основанной на экспорте индустриализации есть во многом «примитивная» свободно-рыночная интерпретация, игнорирующая факт осознания позитивного вклада государства в успех модернизации.

Как самую главную черту «южнокорейского чуда», которую старательно замалчивают сторонники западного либерализма, называют ученые других направлений «громадную роль государства в экономическом развитии страны». При чем подчеркивается, что речь идет не просто о регулировании экономики, а о решении государством тех проблем и выполнении таких функций, которые « в странах первичной модели являлись функцией соответствующих прослоек класса буржуазии». В Южной Корее, как нередко и в других странах догоняющей модернизации, основной институт политической системы помимо «традиционной» роли централизованного планирования (во главе с вице-премьером действовал Совет экономического планирования), кредитно-финансовой монополии (коммерческие банки были национализированы, а в борьбе с «долларизацией» и «йенизацией», правительство принудительно добивалось хранение иностранной валюты на спецсчетах в Центральном банке), контроля за внешней торговлей и т.д. взял на себя обязанность «искуственного выращивания капиталистов» - активных субъектов реформ.

В отличии от Японии, которая прошла фазу импортозамещения продукции и технологий еще до Второй мировой войны, и продолжила модернизацию в 50-60-е гг. ХХ века с экспорториентированной индустриализации, в Корее была применена, так называемая модель «двойного индустриального роста» суть которой заключается в органичном сочетании двух переходных ступеней в развитии национальной экономики. На первой ступени экономической модернизации правительственная политика импортзамещения подготовила базу для развития промышленности, ориентированной на вывоз (экспорт) продукции в трудоемких, трудоинтенсивных отраслях, что в свою очередь вызвало спрос на» полуфабрикаты» в капиталоемких областях. Основное содержание второй ступени состояло в протекционистской политике государства по созданию и поддержке именно национальной капиталоемкой промышленности, что выводило экономику на качественно новый уровень.

Отмечая, как и в Японии, важное значение в формировании «южнокорейского экономического чуда» влияние национальных традиций, в первую очередь конфуцианства, особое внимание хотелось бы обратить на образовательный фактор в процессе реформ. Экономика требовала профессиональные кадры и правительство в 50-е-60-е годы пошло на решительные меры по введению начального образования, с созданием широкой сети профессиональных и технических училищ. С 1945-го по 1985 гг. число университетов в стране увеличилось с 19 до 100 и на сегодняшний день 99 % детей школьного возраста посещает среднюю школу, после окончания которой до 26% юношей и девушек продолжает обучение в вузах. Расходуя на образование до 20% государственного бюджета, по количеству лиц, обучающихся в высшей школе, Южная Корея обогнала не только «новые индустриальные страны» , но и Великобританию, уступая только Японии и США.

Учитывая значительную роль государства в поддержании экономического роста, важное место в образовательной стратегии занимает подготовка квалифицированных управленческих кадров, специфическими чертами которых являются исключительно экономическая ориентированность, узкопартийная не заидеологизированность, преданность осуществлению общенациональных задач, материальная независимость в своем большинстве от представителей бизнеса и в свою очередь практическом неучастии предпринимательских структур в лоббировании и продвижении бюрократического аппарата. Безусловно феномен коррупции присутствует в Южной Кореи, о чем свидетельствуют судьбы последних президентов страны Чон Ду Хвана и Ро Дэ У, но он сравним, а по многим показателям и ниже, чем в других развитых и развивающихся государствах. Таким образом, корейское правительство рассматривает качество и уровень образования как важнейший индикатор успешного осуществления модернизационного процесса в целом, так и национальной безопасности страны в частности.

Несмотря на то, что в каждой стране Восточной Азии, меры государственной политики и институциональные механизмы ее осуществления имеют свою специфику, в докладе секретариата ЮНКТАД к конференции по развитию Восточной Азии выделены общие принципы и направления в проведении социально-экономической модернизации данного региона:

. Создание связки «прибыль-инвестиции» предполагающей: поддержание стабильной политической обстановки и проинвестиционной политики для обеспечения доверия инвесторов; создание общих и специальных стимулов для инвестиций с помощью мер, искусственно поднимающих ренту; внедрение определенной дисциплины предпринимательства путем перекрытия каналов для непроизводительных инвестиций и утечки капитала, ограничение потребления предметов роскоши.

. Создание связки «экспорт-инвестиции» предусматривающей: первоначальное стимулирование традиционных видов экспорта (главным образом сырьевых и трудоемких товаров) для максимизации притока иностранной валюты, необходимой для приобретения инвестиционных товаров, воплощающих в себе передовые технологии; создание современных отраслей ( выделяемых по таким критериям, как потенциал повышения производительности труда, соответствие национальным технологическим возможностям, перспективы спроса на их продукцию) через управление и своевременную ликвидацию рент; модернизацию на базе стратегической интеграции в мировую экономику, использование дисциплинирующего воздействия международного рынка. Наряду с мерами по стимулированию экспорта, селективное и стратегически выверенное использование прямых иностранных инвестиций для получения из-за рубежа наиболее передовых технологий.

. Создание прочной сети взаимоотношений «государство-бизнес» включающей: развитие независимой политической системы управления; установление прочных связей между промышленными фирмами и финансовым сектором с тем, чтобы стимулировать производственные инвестиции.

. Предотвращение опасности маргинализации различных социальных групп осуществляя: политику поддержки мелких производителей как в сельском хозяйстве, так и в промышленном секторах с помощью целенаправленных государственных инвестиций, льготных кредитов и необходимых консультативных услуг; меры по укреплению мелких фирм с помощью их «привязки» к крупным корпорациям и государственным научно-исследовательским институтам.

Вместе с тем, наряду с чисто экономическими причинами успешного проведения социально-экономической модернизации, немалую роль в этом процессе сыграл характер государственных, политических режимов, с преобладанием авторитарных признаков. Так в Малайзии - режим парламентской демократии вестминстерского типа на основе «постоянной» доминантной партии и с чертами сравнительно мягкого гражданского авторитаризма. В Сингапуре - «авторитарная демократия» - жесткий авторитаризм в рамках вестминстерских форм также при «постоянной» доминантной партии. В Таиланде становящаяся парламентская демократия с чертами относительно мягкого авторитаризма, но при сильном давлении прошлых военно- диктаторских сил, до сих пор представляющих угрозу. Следует признать, что вводя жесткую социальную дисциплину, в том числе путем принуждения и насилия, правительства «НИС» достигали определенной политической стабильности, позволяющей в условиях высокой централизации производить широкую мобилизацию экономических ресурсов и успешнее решать неотложные проблемы экономического роста.

Однако, говоря о возможностях авторитаризма в осуществлении модернизации общества в целом, следует подчеркнуть, что в данном случае скорее всего речь может идти о степени централизации в управлении реформами, а не об оправдании и принятии политико-идеологических, правовых концепций и методов этого режима. Всякое государство выступает за «сильное правительство», особенно в период системного кризиса, но выбор методов и средств для его преодоления не замыкается в рамках диктатуры и насилия, а должен определяться «разумной ценой» (политической, человеческой и т.д.), которую народ согласен заплатить за коренную трансформацию общественной системы. Более того, авторитаризм, самим фактом своего (особенно длительного) существования порождает нестабильность и не гарантирует преодоления негативных экономических результатов (при проведении реакционной политики). Не стоит недооценивать и возможности демократической в своей основе и стремящихся к ней политической системы, в силу своей природы имеющей иные механизмы принятия и исполнения решений, а потому нередко предстающей «недостаточно эффективной» и «решительно запаздывающей» ( Малайзия, Филиппины и др.).

Политическая практика «новых индустриальных стран» Восточной Азии, дополняет традиционное разделение на авторитарные и демократические политические режимы, становлением смешанной формы, содержащей взаимовключенные друг в друга элементы. Примерами такого процесса могут служить Таиланд эпохи военных правительств, Филиппины времен Ф.Маркоса, Индонезия и др., включавшие в авторитарные методы управления целый ряд демократических институтов и процедур. Фактами противоположного порядка являются Сингапур, использующий механизмы жесткого авторитаризма при функционировании демократических структур, Малайзия при «постоянной» доминантной партии и т.д.. Следует, с нашей точки зрения, согласиться с позицией В.Хороса и М.Чешкова утверждающих, что «авторитаризм развития» содержит в себе потенции демократии, которые реализуются тем вернее, чем более успешной оказывается проводимая политика экономической модернизации.

Таким образом, проявляется теснейшая взаимосвязь и взаимообусловленность между социально-экономическим и политическим реформированием общественной системы, основными условиями и критериями успеха которых являются: стартовая ситуация, определяемая всей предшествующей историей; степень включенности в мировое хозяйство; состав политической элиты и характер отношений с массами; структура, легальность и легитимность основных институтов управления; роль национального (харизматического) лидера в проведеннии эффективных преобразований; влияние отечественных культурных ценностей на идеологию модернизации.

Анализируя взаимозависимость экономической и политической модернизации, влияние авторитарного (недемократического) политического режима на успех экономических преобразований, некоторые российские политики в качестве положительного примера называют чилийский опыт Пиночета. «Я работал все эти 16 лет ради того, чтобы поднять страну, которая находилась в 1973 году, когда сюда влезли коммунисты, в состоянии социальной, экономической и моральной разрухи, когда были разрушены ее государственные институты,- заявил после поражения на плебисците в 1988 году «всесильный диктатор». - И теперь я оставляю страну, уровню экономического развития которой завидуют многие, если не все, страны Южной Америки».

Как «опытный правитель», Пиночет искусно представил дело так, что он по собственному желанию передает в руки гражданских возвращенную к демократии, стабильную, процветающую Чили с открытой экономикой (по данным Экономической комиссии ООН для Латинской Америки и Карибского бассейна (ЭКЛАК) в 1988 году экономический рост составил 6,9%, уровень инфляции снижен до 10,9 % при 1000% в 1972-1973 гг.), неограниченной свободой предпринимательства ( в 1972 году до 70% экономической деятельности находилось в руках государства. В настоящее время более 70% предприятий, магазинов, ресторанов принадлежит частнику), снижающимся внешним долгом ( на 7,1% уменьшился, хотя и остается внушительным - более 17 миллиардов долларов), рекордными показателями в развитии экспорта, выгодно отличающими ее от других государств континента. Экономическая стабильность страны, вот по его мнению, - главный козырь военного правления.

Однако далеко не все разделяют «радужные» итоги военной диктатуры Пиночета, свергнувшей в 1973 году законно избранное правительство (1970 г.) блока левых партий, основу которого составил союз коммунистов и социалистов. По данным той же ЭКЛАК, проведшей сравнительный анализ развития чилийской экономики в 1960-1970 и 1974-1987 годах, в области социальной политики за время правления военных результаты оказались не в пользу последних: если в 1960-1970 годах потребление на душу населения росло в среднем на 1,5% ежегодно, то в 1974-1987 годах сокращалось на 1,2%; расходы на просвещение за все годы режима были ниже, чем в 1970 году, причем в 1975 г.- на 38%, а в 1985 - на 25%; на здравоохранение и медицину в 1974 году выделено на 15%, а в 1985 году на 36% средств меньше, чем в 1970 году; вложения в жилищное строительство сократились за 1975-1985 гг. на 30%-35% по сравнению с 1970 годом и т.д..

К 1988 году около 5 миллионов чилийцев находились за чертой бедности, четвертая часть всех рабочих и служащих страны получали минимальную заработную плату 125.800 песо, а 54% рабочих - менее 20.000 песо. Свыше одного миллиона пенсионеров (при 12 миллионах жителей всей страны) получали 14.000 песо. Социальная дифференциация такова, что 20% зажиточных семей имели доходы в 40 раз превыщающие доходы 40% бедных семей. Причем доходы первой группы в 1988 году по сравнению с 1973 годом выросли на 17%. Таким образом, с точки зрения Алехардо Фоксли - до начала 1996 года министра финансов в правительстве президента Чили Эйлвина, «на деле Пиночет не только удушил в Чили демократию, зверски расправился с тысячами ее сторонников, но и нанес большой ущерб экономике.

Исправлять положение пришлось уже людям, пришедшим к власти после падения диктатуры, причем на принципах противоположных тем, которые лежали в основе политики Пиночета. А именно, прочно соединив экономическую реформу с курсом на развитие демократии и утверждение социальной справедливости и равенства.». Задачей правительства Эйлвина, не в последнюю очередь было «продемонстрировать, что экономический рост и социальная справедливость - не только не противоречат друг другу, но и на деле должны рассматриваться как взаимоусиливающее единое целое. С этой целью и была разработана стратегия «рост вместе с равенством» или «рост вместе с социальной справедливостью»».

Феномен «чилийского чуда», страны «неудержимо несущейся в объятия клуба промышленно развитых стран «первого мира» (Пиночет), по нашему мнению заключается в бескомпромиссном внедрении экономической модели, авторами которой являются представители Чикагской школы во главе с лауреатом Нобелевской премии Милтоном Фридманом. Приглашая зарубежных специалистов, диктатор исходил из чисто прагматических целей, полагая, что «мальчики Фридмана», не связанные с теми или иными секторами национальной экономики, местными компаниями и фирмами, подойдут к решению поставленной задачи (экономической модернизации) более беспристрастно и выработают объективную программу, которая бы отвечала интересам страны. Карт-бланш на преобразование Чили от Пиночета получил выпускник Колумбийского университета 36-летний экономист Эрнан Буччи с группой молодых, энергичных «технократов». В «идеально-тепличных» условиях полного отсутствия оппозиции (за годы пребывания военных у власти было убито 2.279 человек. Из них 164 чилийца стали жертвами насилия во время разгона демонстраций, 2.115 человек погибли при различных обстоятельствах от рук службы безопасности, в том числе 815 скончались под пытками, 975 человек исчезли бесследно после ареста. Сотни тысяч чилийцев было вынуждено эмигрировать, спасаясь от репрессий), профсоюзов, забастовок относительно легко была претворена модель «шоковой терапии». Как в последствии говорил сам Эрнан Буччи: «Не так много стран, решивших освоить азбуку экономических реформ, смогли последовательно пройти весь алфавит от А до Я. Нам это удалось благодаря мудрой политике руководства страны»..

Таким образом, экономический подъем связан не столько с «качественной особенностью рыночной модели», сколько с ничем не регламентируемой эксплуатацией трудящихся, коньюктурным ростом цен на основной экспортный товар - медь, ставке на экспортную модель развития, в том числе на производстве и продаже оружия, при значительном потоке иностранного капитала в «умиротворенную по меркам инвесторов» (в эпоху «холодной войны» между СССР и США) страну с запрещенными политическими партиями, профсоюзом и парламентом (Национальный конгресс).

Вместе с тем, не стоит недооценивать роль Пиночета и выбранный им курс модернизации. В пользу этого тезиса говорит опыт соседних с Чили Аргентины и Уругвая. В этих государствах много общего: и время прихода к власти военных: Уругвай -июнь 1973 года, Чили - сентябрь 1973 года, Аргентина - март 1976 года; и сроки пребывания у «руля» диктаторских правительств вполне сопоставимы. Отличие заключается в том, что военные Аргентины и Уругвая показали полную неспособность в экономической политике и практике, вынужденно оставив руководство. Значит не просто «сильная власть» предопределила появление «чилийского феномена». Суть его заключается во взаимосвязи целого ряда факторов исторического, политического, социально-экономического, внешнеполитического порядков:

Чили -традиционно страна средних и мелких предпринимателей, ремесленников, составлявших основу национальной экономики. И денационализация (разгосударствление) предприятий, начавшееся сразу после переворота прошло относительно безболезненно; действия сторонников Народного единства, производивших ранее под видом экспроприации насильственный захват земельных участков, вызвали лишь негативное отношение к коллективной форме собственности; несмотря на компактность страны и возможность управлять ее из центра, военные власти провели политику децентрализации, предоставив каждому из районов в разумных пределах хозяйственную самостоятельность; правительство реформаторов проводило экспортноориентированную политику развития промышленности, в том числе и за счет ущемления внутренних интересов, добиваясь при этом, с одной стороны, пополнение валютных ресурсов и возможность расчитываться с внешним долгом, с другой, тем самым поддерживало стремление производителей ориентироваться на конкурентно-способную продукцию на международном рынке ;невнимание к социальной цене реформ, о чем уже говорилось выше; господство авторитарно-диктаторского политического режима военной хунты, подавившей полностью оппозицию, запретившей деятельность всех общественно-политических организаций при полном нарушении и целенаправленном несоблюдении прав человека и гражданина; морально-политическая, финансовая, военная и т.д. поддержка Пиночета со стороны США и блока НАТО - фактически «капиталистический реванш» в «холодной войне» с СССР и странами Варшавского Договора.

Таким образом, обращение ученых и политиков к чилийскому опыту вполне оправдано. Другое дело на сколько он соответствует российским реалиям, способны ли мы и в какой степени применить в своей экономике и политике те методы и средства, которыми руководствовались чилийцы. Тем более, что переход от «диктатуры развития» к принципам демократического управления не менее, и даже более болезненен, чем сам режим. Об этом свидетельствует как чилийский опыт, так и практика других латиноамериканских стран, в частности Бразилии.

В 1985 году в крупнейшей по территории (площадь вместе с островами 8512 тыс. квадратных киллометров) , природным ресурсам (самые большие в мире запасы железной руды, 21 млрд. тонн угля, марганцевая и урановая руды, бокситы, алмазы, золото, серебро и др. минералы), численности населения (около 145 миллионов жителей) стране Латинской Америке - Бразилии, прекратил свое существование последний диктаторский режим «медных касок» (1964-1985 гг.), который хотя и не был кровавым, в отличие от Чили, но позволил на пути преимущественно экстенсивного развития добиться определенных положительных результатов. Если в 1964 году темпы роста были нулевыми, а инфляция составляла 92%, то уже через три года правления военных прирост превысил 5%, а уровень инфляции снизился до 24%. Бразилия по абсолютному объему ВНП перешла с 28-го места в мире на 8-е. Страна заняла одно из ведущих положений на континенте в производстве тракторов, автомобилей, радио- и телеаппаратуры, электронной техники и т.д.. Не останавливаясь на особенностях проведения реформ в этот период, хотелось бы выделить некоторые черты «переходного этапа» от авторитаризма к демократии при проведении бразильской «перестройки».

Переход к демократии, с нашей точки зрения, определялся рядом факторов, основными из которых явились: неспособность военных закрепить «победу будущего над прошлым» в силу исчерпанности и бесперспективности военизированной стратегии реформ - упор на ядерную энергетику, производство и торговлю оружием, при росте коррупции, пренебрежении к назревшим социальным проблемам и как следствие утрата образа борцов за социальную справедливость; неэффективностью модернизационной модели в условиях мирового экономического кризиса 70-х годов; трансформационными процессами внутри самой правящей элиты, в недрах которой и зародились идеи либерализации режима (главными идеологами преобразований выступили президент страны генерал Эрнесто Гейзел и генерал Голбери ду Коуту э Сильва).

«Революция сверху», нашедшая выражение в ослабевании контроля за средствами массовой информации, профсоюзами, разрешенной оппозиционной партией Бразильское демократическое движение, подготовке новой Конституции и всеобщих выборов главы государства и депутатов конгресса, вызвала «народную эйфорию» в процессе преодоления последствий диктатуры и в переоценке возможностей демократической системы, ее идеализации. Политическая модернизация, представлявшаяся для большинства населения как «медовый месяц» (Фернандо Коллор) - столь велики были надежды на быстрые перемены, не имея опоры в социокультурной, экономической областях (неразвитость гражданского общества, инертность предпринимателей, коррупция, популистские ожидания и настроения, сильная социальная поляризация и др.) опередила экономические преобразования, существенно ограничив возможности исполнительной власти в последовательной либерализации производственной сферы.

Принятие в 1988 году «самой демократичной в мире» Конституции создало ситуацию, когда у государства не было необходимых финансово-экономических механизмов, для реализации положений и гарантий, декларированных прежде всего в социальной жизни, что во многом породило разочарование и «пропасть» между обществом и властями, смену правительства. «Лихорадочные» действия новой исполнительной власти при победившем на президентских выборах в 1989 году Ф.Коллоре: частые изменения финансово-налоговых нормативов, частичная конфискация сбережений и т.д., способствовали дискредитации в глазах значительной части населения основополагающих принципов демократии. В стране росло понимание того, что в современном мире демократическое правление немногого стоит, если в обществе отсутствуют такие важные качества как грамотность, компетентность, патриотичность и др..

В сложной социально-политической, экономической обстановке, при доминировании духовно-нравственого разочарования, в 1993 году был проведен референдум о форме государственного правления - монархия или республика и, если республика, то президентская или парламентская. 55% от принявших участие в плебисците граждан Бразилии высказались за президентскую республику, подтвердив свое стремление продолжить реформы.

Осознание пагубных и разрушительных последствий которые неизбежно возникли вследствии неравномерности модернизационных преобразований, позволило руководству страны (1992-1994 гг. -президент И.Франку, с 1.01.1995 г. -президент Ф.Кардозу) пересмотреть приоритеты реформационного курса, основной акцент сделав на формирование новой социально-экономической модели. Символом избирательной кампании Ф.Кардозу были пять пальцев руки, обозначающих стремление активизировать аграрную реформу, жилищное строительство, социальную защиту, образование и здравоохранение. Таким образом, опыт Бразилии может послужить предостережением отечественным политикам, пытающимся повторять чужие схемы, уже вышедшие из употребления многих стран, без учета глобальных тенденций мирового развития.

Важнейшим политическим событием конца ХХ века можно считать глобальную демократическую революцию - процесс, который в последние десятилетия привел к созданию или восстановлению более или менее стабильных демократий в различных государствах, например, Испании и Португалии, Греции и Турции, захватив в «орбиту перемен» страны Восточной Европы и бывшего СССР. Изучение прошлого и настоящего исторического опыта модернизации России в свете теории и практики глобальной «перестройки» является, безусловно, одной из важнейших и интереснейших задач современной социально-политической науки.

Вместе с тем, подводя итоги анализа модернизационного процесса в зарубежных странах следует отметить:

·наиболее успешные трансформации во многом воплощали собой синтез «догоняющего» развития и реформирования на «собственной» национально-культурной основе, что проявлялось, с одной стороны, в освоении и отчасти опережении западного технико-технологического уровня, а с другой стороны, в сохранении и использовании традиций, притягательных для конкретных стран и народов, но противоречащих вхождению в «современность» с точки зрения европейского («вестернизированного») мышления;

·наличие достаточно «закрытой», локальной социально-экономической, политической и духовно-нравственной специфики, позволяет говорить о смешении «традиционной» и «современной» модели развития и появлении, так называемой, системы «комбинированного» («конвергенционного») варианта, реализация которого на практике приводит не к достижению «современности», а конкурентноспособности с западным обществом;

·в политико-экономическом контексте, именно государство может и должно выступать в качестве основного выразителя общенационального интереса, способного интегрировать интересы различных социальных групп и слоев на основе социально-экономического регулирования хозяйственной деятельности, а в условиях обострения глобальных проблем с учетом отношения человека и природы;

·опыт модернизации при сохранении народами своей идентичности и достоинства существенно изменяет взгляд на мировой процесс, ставя под сомнение его европоцентричность и открывает новые пути и горизонты развития. «Перспектива, имеющая центром Запад, более не адекватна…». Перед нами формируется «новый вариант современности».

Таким образом, анализ сущности и этапов модернизации России должен учитывать как исторический опыт других стран, так и перспективы цивилизационного развития.

ГЛАВА 3. ГЛОБАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ ЧЕЛОВЕКА

3.1 Цивилизация в третьем тысячелетии: основные тенденции и противоречия развития

Cоциально-экономическое и политическое развитие современного мира протекает в условиях глобальной взаимозависимости и всестороннего кризиса человеческой цивилизации. Взаимозависимость мирового социума явилась результатом:

Естественно биологического единства окружающего мира;
Вовлечения в хозяйственную деятельность в той или иной форме практически всей территории земного шара;
Преодоления географической удаленности благодаря прогрессу транспорта и связи;
Модернизации мирохозяйственных связей - их дальнейшем развитии вширь и вглубь;
Растущей информированности населения друг о друге и т.д.

Таким образом, глобальная взаимозависимость - итог неуклонного нарастания процессов физической и хозяйственной интернационализации человеческой жизни и деятельности.

Чаще всего исследователями обращается внимание на то обстоятельство, что именно капитал, в первую очередь финансовый, «работающий в глобальном масштабе и в реальном времени» конца ХХ - начала ХХ1 века, образует глобальный финансовый рынок, из которого в свою очередь проистекают инвестиции во все области мирового хозяйства: промышленность, сельскохозяйственное производство, транспорт, торговлю, сферу услуг, здравоохранение, образование и др. Именно взаимосвязанная, глобальная система капитала, его движения и изменения, в конечном счете, определяет сегодня мирохозяйственные связи и сказывается на судьбе любого сообщества.

Гораздо реже, ученые и политики, представляя экономику как единый организм «с точки зрения его кровообращения», заостряют внимание на том факте, что «этот организм также имеет пищеварительный тракт, который намертво привязывает его к окружающей среде, причем с обеих сторон». Совершенно очевидно, что взаимозависимость между народами и странами подтверждается, и имеет свои истоки, в интернациональном происхождении «экологического апокалипсиса», т.к. государственные границы не могут препятствовать загрязнению среды обитания человека и его последствиям. Экономоцентризм как идеология и реальная политика процесса модернизации породил целый комплекс противоречий, приведший к кризису мирового сообщества, находящего свое выражение:

Во-первых, в исчерпанности индустриальной цивилизации, представляющей собой экстенсивный тип развития, для которой характерно производство ради производства. Ее цель - материальное обогащение и благополучие, достигаемое путем завоевания и насилия над природой.

Глобальный экологический кризис можно определить как неразрешимое на сегодня противоречие между утвердившейся в истории цивилизации практикой природопокорительного отношения общества к окружающей среде и способностью биосферы поддерживать систему естественных биогеохимических циклов самовосстановления . Дело в том, что учеными точно установлены потоки биологического синтеза и разложения вещества в биосфере, совпадающих друг с другом и образующих замкнутую систему биохимических циклов. Нарушение этой цикличности и проявляется в истории биосферы в форме экологических кризисов: локальных, региональных, глобальных.

В литературе выделяется до пяти кризисов во взаимоотношениях общества с биосферой. Первый кризис - собирательства и примитивной охоты -приходится на середину последнего ледниковья и характеризуется соперничеством двух типов человека - неандертальцев и кроманьонцев. Его разрешение нашло выражение около 47-50 тысяч лет назад победой кроманьонского человека (H.sapiens), стоявшего на более высокой социально-информационной ступени развития, сумевшего быстрее овладеть технологией загонной охоты с огнем. Второй кризис - резкое оскудение охотничьих ресурсов (исчезновение мамонтовой фауны) - попадает на первую половину послеледникового периода и заканчивается на разных территориях от 10-8 до 5-4 тысяч лет назад переходом одной части населения к земледелию и оседлости, другой - к скотоводству. Третий кризис - предшествующий зарождению поливного земледелия -как считают ученые был региональным (совпадает по времени с переходом от неолита к веку металлов) и определялся распространением технологии богарного земледелия (4-3 тысячи лет назад). Четвертый кризис совпал с массовым истреблением лесов (на дрова и под пахотные земли) и завершился промышленной революцией, переходом к использованию ископаемого топлива.

Современный кризис (пятый), начавшийся в середине ХХ столетия и продолжающийся по настоящее время, имеет, безусловно, глобальный характер и характеризуется «скоростными», часто неуправляемыми темпами техногенных процессов, в результате которых человечество потребляет 10% всей продукции биосферы, что в 10 раз больше «нормы», учитывая скорость в сотни и тысячи лет циклов самовосстановления ее ресурсов. В научной литературе достаточно основательно изложены характеристики и основные параметры разрушительной деятельности человека-экономического, целью которой является удовлетворение неконтролируемых потребностей индивида. «Если в прошлом Субъект находился в полном подчинении закону, Божескому или общественному, то в современном мире ему грозит стать жертвой общества потребления, которое, с одной стороны, манипулирует им, а с другой - постоянно подталкивает его к гонке за все новыми и новыми благами».

Исходя из статистических данных, публикуемых в различных отечественных и зарубежных изданиях, можно привести некоторые особенно «катастрофические» факты, которые, конечно, не отражают всей полноты положения, но, несомненно, точно указывают на тенденции развертывания экологического кризиса:

Загрязнение окружающей среды - главным источником мировых выбросов углекислого газа являются США (1 310 248 х 103); крупнейшим загрязнителем воздуха в Европе - Германия (в 1988 г. ФРГ - 182 704 х 103 и ГДР - 89 262 х 103); объем выбросов СО2 в бывшем СССР был равен выбросам всей остальной части Европы (1 180 202 х 103); интенсивный рост вредных выбросов в атмосферу происходит в развивающихся странах - так, например, с середины 60-х до конца 80-х гг. нашего столетия в Мавритании увеличились выбросы СО2 в 85 раз, в Катаре - почти в 87 раз, что в первую очередь связано с передислокацией «вредных производств» из промышленно развитых стран в государства «третьего мира».
Изменение климата - в результате парникового эффекта, основу которого составляет нагревание атмосферы из-за ее перенасыщения углекислым газом, водяным паром и другими веществами, непозволяющих, отражаемому поверхностью Земли солнечному теплу вырваться в космос, температура с начала столетия повысилась на 0,5о . Ожидается продолжение этого процесса со скоростью 0,3о за 10 лет, в результате чего к 2025 году она может возрасти на 2о, а к 2100 году на 4о, что неминуемо повысит уровень мирового океана к 2030 году на 20 и к концу следующего столетия на 65 см. Прогнозируемое изменение уровня океана вызовет опасную ситуацию для жизнедеятельности 800 млн. человек, прежде всего, в таких странах как Бангладеш, Египет, Индонезия, Пакистан и др.
Истощение природных ресурсов -

Не задействованных человеком земель к середине 80-х годов осталось 32% от всей площади земли. Большую часть они занимают в бывшем СССР, Канаде, Австралии, Китае и Бразилии, не считая Антарктиды. Наибольшее относительное распространение «диких» земель имеют развивающиеся страны, с неосвоенными лесными массивами - Гвиане (57%), Суринаме (66%) или в пустынных местностях - Мавритания (69%), Западная Сахара (68%). В индустриальных странах Европы таких земель практически не осталось, за исключением «небольших островков девственности» в скандинавских государствах, прежде всего Норвегии (17%).;

В результате роста производства сельскохозяйственной продукции, прежде всего зерна (с середины 60-х годов до конца 80-х в Бразилии увеличилось на 112%, в Гане- на 76%, в Республике Берег Слоновой Кости - на 89%, в КНР - в 7 раз, в бывшем СССР - в 3,5 раза, в США - на 26%), что достигнуто благодаря использованию удобрений (увеличилось за 20 лет на 250%) и ирригации земель (общая орошаемая площадь земель с 60-х до 80-х гг. возросла на 45%: всего их в бывшем СССР - 9% от площади пахотных земель, в Южной Корее - 63%, в Японии-62%, в Египте-100%) помимо огромной пользы, происходило ухудшение качества земель (главным образом их засоление) и выведение огромных участков из хозяйственного оборота (например в Южной Америке 14% всех земель в той или иной степени деградировали).

За последние 20 лет площадь лесов - главных источников кислорода, уменьшилась на 6%. Особенно хищнически они уничтожаются в развивающихся странах. Относительно других угодий площадь под лесами сократилась в Коста-Рике с 55 до 32%, Гондурасе - с 46 до 31%, в государстве Берег слоновой Кости - с 56до 20%. В основном древесина экспортируется для переработки в развитые индустриальные страны Европы и Америки.

Напряженная ситуация в мире сложилась в вопросе потребления пресной воды. Она неодинаково расходуется на разных континентах. Если в Азии и Африке до 85% пресной воды используется для сельскохозяйственных целей, то в Европе на эти цели выделяется около 30% и более 55% -на нужды промышленности. Однако, возобновляемые пресные воды в реках развитых стран, во многом достигли критического уровня загрязнения, что фактически исключает их непосредственное использование человеком.

Наиболее опасные экологические проблемы вызваны производством отходов, связанных с бумажной промышленностью (34,7% в США), с металлообрабатывающей, химической индустрией, добычей и переработкой минерального сырья. Главными источниками твердых отходов в мире являются США и Япония. Жидких радиоактивных отходов больше всего производится в США и Канаде, во Франции. В бывшем СССР эти данные были засекречены. Переработка отходов является достаточно дорогостоящей и до 70% их в США и до 50% в странах Европы складируется в специально отведенных местах, что лишь усугубляет проблему. С 1946 по 80-е годы в различных частях мирового океана установлено более 1000 участков, куда были сброшены радиоактивные отходы. Участились случаи незаконного импортирования отходов на хранение в развивающиеся страны, у которых нет средств и специального оборудования для их переработки.

Таким образом, в начале третьего тысячелетия человечество вступило в такой период своего развития, когда наиболее явно актуализируются предсказания В. И. Вернадского о том, что хозяйственная деятельность человека становится геологической силой, способной изменить мир, поставив его на грань глобальной экологической катастрофы. Совершенно очевидно, что на планете Земля не может быть бесконтрольного, неограниченного экономического роста, происходящего за счет расходования ресурсов Земли и разрушения биосферы.

Во, вторых, это кризис места человека в индустриальном мире. Роль «винтика», элемента промышленного процесса в рыночном механизме - изобретение самого человеческого гения. Возникший в процессе самоорганизации общественных структур рынок, по многим параметрам приблизился к принципам дарвинистского естественного отбора и достаточно эффективно служит человеку. Однако в конце ХХ века рассчитывать только на естественные законы самоорганизации невозможно. Необходимо научиться использовать эти процессы, а также рыночные механизмы с целенаправленным началом, где человек будет выступать в качестве высококвалифицированного, творческого, самостоятельно мыслящего работника и, прежде всего, свободной личности.

Вместе с тем, проблема человека в современном мире достаточно сложна и неоднозначна. На 32-й сессии Комиссии ООН по народонаселению и развитию, состоявшейся в марте 1999 года был сделан прогноз, что к октябрю этого года население планеты составит 6 миллиардов человек (прогноз полностью оправдался), а уже к 2050 году достигнет 9 миллиардов. Рост народонаселения будет наблюдаться в основном в развивающихся странах: нынешний рекордсмен Китай (1,2 млрд.) уступит пальму первенства Индии, население которой увеличится с 1,0 до 1,53 миллиарда, что произойдет благодаря проводимой Пекином политике сдерживания рождаемости: «Одна семья - один ребенок»; поразительными темпами будет расти число жителей Пакистана - с156 до 345 миллионов, Нигерии - со 112 до 244 миллионов и др. Причем, численность населения в этих странах вырастет к 2050 году с современных 4,8 миллиарда до 7,8 миллиарда человек.

При этом в промышленно развитых государствах эксперты ООН предрекают и через 50 лет численность населения на прежнем уровне - 1,2 миллиарда человек, с снижением народонаселения в 30 странах мира в том числе: в Германии - с 82 до 73 миллионов, в Японии - с 126 до 105 миллионов, в России - с 147 до 121 миллиона и т.д.. «Я надеюсь, что мы ошибаемся, что наш прогноз завышен»,- отметил один из членов комиссии ООН Джозеф Шами, однако, в докладе о росте численности жителей земного шара к 2000 году, подготовленном 40 лет назад говорилось о 6 миллиардах человек. Прогноз и методика его составления оправдались на 100%.

Численность народонаселения планеты является важнейшей составляющей глобального кризиса цивилизации. Дело в том, что Земля имеет количественный предел антропогенной нагрузки (деятельности человека). Учеными предложены две основные модели мировой системы - ресурсная (Медоуз Д.Х., Медоуз Д.Л., Рэндерс Й., Беренс В.В. «Пределы роста») и биосферная (Горшков В.Г. «Энергетика биосферы и устойчивость состояния окружающей среды») , которые определяют предельные возможности планеты по численности жителей. В первой модели, базирующейся на пяти основных показателях - население, ресурсы, промышленная продукция, продукты питания, загрязнение - и по существу, рассматривающей Землю как источник материальных и продовольственных средств к существованию допустимым признается народонаселение в размере 8 миллиардов человек. При этом отмечается, что если не будут применены «ограничители» современной скорости роста числа жителей и истощения природных ресурсов, то цивилизация может потерпеть катастрофу к 2040 году. Согласно второй модели, основывающейся на признании длительной эволюции и конкурентного отбора во флоре и фауне, в результате которой сформировались сообщества, которым удалось полностью замкнуть круговорот веществ, биосфера может быть устойчива если население Земли не превышает 1-2 миллиарда человек. В настоящее время данный порог превзойден в 5-7 раз и биосфера интенсивно разрушается, что ведет неизбежно к глобальной катастрофе.

Таким образом, не смотря на достаточно значительный диапазон допустимой численности человечества на планете, предельный порог неконтролируемого роста населения давно преодолен и при сохранении качественных характеристик современной цивилизации (в первую очередь, инертности потребительства) ей неминуемо грозит самоуничтожение. Это тем более очевидно в связи с тем, что численность населения теснейшим образом связана с качественными показателями жизнедеятельности человека (уровень жизни и ее продолжительность, смертность среди жителей трудоспособного возраста и, особенно, среди детей, доступность и степень развитости здравоохранения, образования и т.д.).

Так, например, ранее мы уже отмечали, что одной из важнейших характеристик «современности», с позиций теории модернизации является значительный рост городского населения вследствие индустриализации экономики развивающихся стран. Следует согласиться с точкой зрения Г.А. Гольца о том, что в исторической ретроспективе возникновение, развитие и функционирование городов, становление городского образа жизни было связано не с административными установлениями и даже не с ремесленными или промышленными функциями: они были вторичными по отношению к первичным религиозно-культурным. Именно «осознание человека как духовного, разумного существа, взаимосвязанного с другими подобными существами, природой и космосом в целом, было… одновременно и зачатком формирования города, городского образа жизни в виде культовых, храмовых построек, персонала, обслуживающего их». Таким образом, с глобальной точки зрения, современный город воплощает в себе достижения человека во всех сферах деятельности и при определенном понимании урбанизация и культура смыкаются, причем, уровень культуры одновременно является определяющим показателем уровня урбанизации.

Однако, настоящие темпы роста городского населения, получившие название «городской революции» - с1950 по 1970 годы прирост численности горожан в мире был немногим меньше, чем за всю предыдущую историю человечества (83,4%); с 1970 по 1990 гг. прирост увеличился еще на 68,7%; по прогнозам демографов ООН к 2025 году в городах развивающихся стран будет сосредоточено почти 80% всех городских жителей планеты - на фоне стремительного развития техники и технологии, приводят не только ко все более возрастающему «покорению («пожиранию») пространства», но и затрагивают основы человеческой индивидуальности - «воздействие с помощью новых информационных средств и технологий на психику и интеллект, осуществление с помощью возможностей информационного давления невиданных ранее целенаправленных манипуляций общественным мнением».

В развивающихся «осовременивающихся» странах можно наблюдать феномен «ложной урбанизации», когда из-за чрезмерного притока населения в города происходит рост не ассимилированных ими городских жителей и увеличивается разрыв между ростом городского населения и его реальным включением в городской образ жизни (по характеру занятости, уровню образования, культуры и т.д.). Более того, сосредоточение большого количества людей в городах приводит в большинстве случаев ко многим отрицательным последствиям - недостатку питьевой воды, антисанитарным условиям, новым болезням, получившим название «заболевания изобилия» и др..

Ранг 1990 г.Агломерация СтраныЧисленность (млн. чел.) 1990 г. 2000 г. прогнозРанг 2000г. Прогноз1. ТокиоЯпония25,028,012.Сан-ПаулуБразилия18,122,623.Нью-ЙоркСША16,116,654.МехикоМексика15,116,265.ШанхайКитай13,417,446.БомбейИндия12,218,137.Лос-АнджелесСША11,513,2108.Буэнос-АйросАргентина11,412,8129.СеулЮжная Корея11,012,91110.Рио-де-ЖанейроБразилия10,912,51611.ПекинКитай10,914,4712.КалькуттаИндия10,712,71313.ОсакаЯпония10,510,62114.ПарижФранция9,39,52415.ТяньцзиньКитай9,212.51516.ДжакартаИндонезия9,213,4917.МоскваРоссия9,09,82318.МанилаФилиппины8,912,61419. КаирЕгипет8,610,82020.ДелиИндия8,211,718

Вместе с тем, по данным экспертов Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) полноценное, здоровое существование человека зависит:

от образа жизни на 50-52%;

от наследственности на 20-22%;

от состояния окружающей среды на 18-20%;

от системы здравоохранения на 7-12% .

Следует подчеркнуть, что в истории развития человечества не раз отмечались кризисы его здоровья, которые носили непосредственный и незамедлительный характер: войны, наводнение, чума, заболевания, связанные с табакокурением, эпидемия СПИДа. Как отмечает в своей книге, изданной в Кембридже известный профессор медицины А. МакМишель «на протяжении 10 тысяч лет существования человека было два главных вида проблем здоровья, связанных с окружающей средой,- одушевленные и неодушевленные. Во-первых, проблемы, связанные с заразными инфекционными заболеваниями… Сейчас многим таким заболеваниям мы можем противостоять. Второе - относительно недавнее приобретение - проблемы, связанные с вредными химическими веществами, которые являются продуктами индустриальной деятельности». Однако, конец ХХ века ознаменовался совершенно новой ситуацией, когда на здоровье человека и его жизнедеятельность оказывают влияние также такие факторы как: изменение климата - увеличение смертности людей со слабым здоровьем из-за более частой жары; увеличение ультрафиолетовой радиации - рост заболеваний раком кожи, слепотой; уменьшение урожаев, собранных с экологически чистых почвы и воды - распространение новых видов инфекционных заболеваний; перенаселенность городов, изменение направлений миграции, социального и сексуального поведения - травматизм, психические расстройства и т.д.

Человек, вторгаясь в природную среду обитания, искусственно изменяя ее, тем самым неизбежно меняет условия жизни и взаимодействия живых организмов с окружающей действительностью, т.е. существенно изменяет и переориентирует деятельность естественного отбора, в том числе и собственного. И хотя учеными до конца не определена роль естественного отбора в жизнедеятельности человеческого организма все чаще в научной литературе обсуждаются достаточно обоснованные опасения о негативных последствиях процесса внесения искусственных изменений в природную (естественную) среду для развития и бытия homo sapiens как вида. В качестве примера можно представить таблицу «Воздействия человека на собственный естественный отбор», составленную профессором МГУ А. Тетиор и отражающую, по нашему мнению, «болевые» направления, которые следует еще оценить и проанализировать:

Быстро увеличивающийся отрыв человека от естественной природной среды, в которой ранее происходил отборБыстрое загрязнение окружающей среды и создание новых необычных и опасных воздействий, требующих вмешательства отбораЗамена большинства природных и естественных факторов окружающей среды на искусственныеВведение этнических, религиозных и др. ограничений, противоречащих принципам естественного отбораПеренос соревнования между самцами в другие области (профессиональную деятельность и пр.), что противоречит отборуОтсутствие запретов на ненормальные с природной точки зрения условия скрещивания и рождения потомстваИскусственная генная инженерия, «выбор» пола будущего ребенка и пр. действия, противоречащие природе и отборуОтрыв от естественной природы, в условиях которой человек формировался как видЗагрязнения воздуха, воды, пищи, визуальные и шумовые, обонятельные и пр.Искусственная визуальная и звуковая среда, запахи, пища, одежда и пр.Ограничения на визуальные и др. контакты мужчин и женщин, отрицающие право выбораОтход от физического совершенствования тела и природного физического соревнованияИскусственное рождение (отсутствие минимальных знаний о последствияхОпасное вмешательство в естественные природные процессыВсе большее удаление этой среды от человека в городе. Возможное появление абсолютно новой среды (космос)Принципиально новые и опасные для человека загрязнения, для восприятия которых у человека нет рецепторовИскусственные замены в половой сфере, вплоть до искусственного партнераРазличного рода ограничения на взаимодействие мужчин и женщин, не носящие естественного характераРазвитие профессионального искусства и ограничение на соревнование в области «прекрасного» (танец, пение и пр.)Передача опасных наследующихся болезней (противоречие основной идее естественного отбора

Таким образом, положение современного человека в индустриальном обществе характеризуется его всесторонней зависимостью от «искусственного» техногенного мира, созданного самим человеком и превратившим его же в «раба» научно-технической революции и ее последствий. Кризисная ситуация, вызванная процессом реализации модернизационно-потребительской (западной) модели развития подошла к критической черте, за которой начинаются необратимые процессы не только морально-нравственной, этической деградации социума, но и разрушение здоровья людей, самоуничтожение человечества. Хочется надеяться об ошибочности слов Ж. Ламарка, писавшего, «что назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания».

В-третьих, это кризис типов социумов современной цивилизации. Ни капиталистическая (западная) система, декларировавшая в качестве идеала свободу предпринимательства, ни социалистический «эксперимент», основывающийся на планово-директивном управлении с жестким подчинением любой хозяйственно-политической инициативы некоему единому замыслу, ни «третий мир» в своих конкретных формах не могли противостоять разрушительным процессам, поразившим цивилизацию. Следовательно, с необходимостью предстоит глобальная трансформация всем ныне сосуществующим типам обществ.

Крах мировой социалистической системы связан, в первую очередь, с неэффективностью функционирования нерыночной экономики, все сектора которой жестко подчинялись директивно-плановому управлению министерств-монополистов без учета объективных законов хозяйственного механизма. Эту модель общественного развития скорее можно охарактеризовать как этакратическую, базирующуюся на уничтожении частно-капиталистической собственности вместе с ее представителями и непосредственном (насильственном) обобществлении государством решающей массы средств производства.

Для большевизма в СССР, не только отрицавшего все, что было до него в России, но и унаследовавшего от предреволюционной империи идею и практику государства, целиком и полностью подчиняющего себе общество, порабощающего человека, она выкристализовалась в мобилизационную экономику, представляющую собой систему, нацеленную на быструю мобилизацию потенциальных возможностей страны для решения чрезвычайных задач (скорейшую модернизацию) во имя создания материально-технической и военно-промышленной базы мировой революции. «Главная отличительная черта и главный порок этой экономики заключался в антигуманизме, в изначальной нацеленности не на удовлетворение материальных потребностей граждан страны, а на решение посредством мобилизации всех ресурсов чрезвычайных политических задач за счет индивидуального потребления трудящихся, большинства населения. Вопреки провозглашавшейся формуле «совершенствование человека есть высшая цель развития производства» сталинский тоталитаризм следовал принципу «человек- не самоцель прогресса, а средство достижения амбициозных целей тоталитарного псевдосоциализма»».

В странах Центральной и Восточной Европы данная модель стала осуществляться после насильственного слома в конце 40-х годов народно-демокоратических режимов. Собственно говоря, государства этого региона представляют определенный тип цивилизации «вторую Европу», ориентированные в своем развитии на Запад, но в полном смысле не принадлежащие к нему и обладающие целым рядом специфических характеристик:

находясь рядом со странами Западной Европы, не обладают присущей последним идентичностью; экономически, политически, культурно, духовно отличаются от Запада;

являются большими частями распавшихся империй;

не завершили еще процесса образования наций;

в большинстве своем имеют наследие авторитарных или тоталитарных режимов;

имеют ограниченный внутренний рынок и не нашли приемлемой ниши в мировой экономике;

наличие раскола или противоречия между прозападными элитами и большинством населения, безразличного и даже враждебного Западу;

часто используют религию в качестве источника легитимации социальной активности.

События 1989-1990 гг. (бархатные революции) показали, что для населения Восточной Европы «социализм, или уж во всяком случае коммунизм, оказался формой рабства, а не свободы, - в худшем своем варианте личной диктатурой, сталинизмом, в лучшем - жадной лапой коррумпированной номенклатуры, брежневизмом. Таким образом, дорога к свободе ведет в сторону, противоположную административному централизму, это путь к более открытым формам государства и общества».

Этакратическая система самостоятельно произрастала и в обществах, не знавших зрелых рыночных отношений - в Китае, Корее, на Кубе и во Вьетнаме, также вовлеченных в орбиту социалистического эксперимента. «Этакратизм образовывал основу социально-экономических систем, по-видимому, почти всех стран некапиталистической ориентации, причем, стран со столь несхожим уровнем развити, механизмом хозяйствования, социально-политической системой… Этакратические общества различаются и степенью огосударствления собственности, и уровнем концентрации хозяйственной власти, и мерой открытости по отношению к внешнему рынку, и ролью партии, вождей, и масштабами влияния репрессивных органов. Но в этих обществах… одно и то же болезненное явление - бюрократизация, чрезмерная власть аппарата управления, усиление государственности при практически полном отсутствии гражданского общества. Речь идет при этом о бюрократии особого типа, не имеющей сходных форм в буржуазных странах, сосредоточившей в своих руках как политическую, так и экономическую власть.

Крах системы «реального социализма», показавшей экономическую неэффективность, социально-политическую замкнутость и ее духовную антигуманность, породил и кризис коммунистической идеи, в частности марксистского учения, «стремившегося к восстановлению поколебленных капитализмом ценностей западной цивилизации», возникшее «как секуляризованное христианство, «очищенное» от присущих историческому христианству наслоений (государственной церковности, обрядности, пережитков идолопоклонства, национализма) и как новое соединение идей Христа с профильтрованным наукой Х1Х века возрожденческим гуманизмом». Советская версия социализма отвергла и христианство, и гуманизм возрождения, превратив марксизм из научной доктрины в идеологию - «извращенную форму общественного (классового) сознания». Но вряд ли этот процесс помешает поиску «истины», в форме социально-политической и экономической организации, способной реализовать извечные человеческие стремления о добре, справедливости, равенстве и т.д..

На фоне процесса распада тоталитарной ткани социалистической системы, ориентации бывших стран социалистического лагеря на западные стандарты в экономике и политике возникли идеи о «конце истории», признающие за европейской цивилизацией, либерализмом как образом мысли и действия окончательную и бесповоротную победу. «На пороге ХХ1 века происходит примечательная конвергенция политических и экономических институтов. На протяжении нынешнего столетия общественные системы характеризовались глубокими идеологическими различиями. Монархия, фашизм, либеральная демократия и коммунизм жестоко воевали друг с другом за политическое превосходство, а разные страны избирали для себя различные пути экономического развития, отмеченные протекционизмом и корпоративизмом, предпочитали свободный рынок, а иногда - социалистическое централизованное планирование. Сегодня, однако, практически все развитые страны внедрили или пытаются внедрить у себя либерально-демократические политические институты, а многие делают шаги в направлении перехода к рыночной экономике и интеграции в глобальную систему капиталистического разделения труда… Это движение означает «конец истории» в марксистско-гегельянском понимании Истории как широкой эволюции человеческих обществ в направлении к конечной цели».

Однако, было бы «страусиной» позицией закрывать глаза и замалчивать о кризисном состоянии западной (капиталистической) системы, особенно в то время, когда часть стран, в том числе и бывшие республики СССР направляют свои модернизаторские устремления во многом на копирование (вестернизацию) структурных элементов европейской цивилизации. Преодолев через систему акционирования и создания широкой сети малых и средних предприятий «отчуждение трудящихся в сфере производства» на что, в первую очередь, указывал Маркс в середине Х1Х столетия, конец ХХ века с полным правом может характеризоваться нарастанием процесса отчуждения и капиталистической эксплуатации в сфере потребления. «Плен машины сменился пленом товара. Коммерциализация человеческих отношений стала всеобъемлющей: звезды эстрады, кино, журналистики становятся символами торжествующей коммерции, бешеных гонораров, безумных трат, желаемого и «достойного» положения в обществе. И- что опаснее всего- коммерческий успех и свобода отождествляются. Впору говорить не о действительной свободе исторического человека, а о рабстве, ибо ты «принадлежишь себе» только в том случае, если поддаешься низменным вкусам толпы, светской черни». Признавать капиталистический способ производства и потребления как конечный пункт «Истории» - значит признавать важнейшими общественными и индивидуальными ценностями зависимость человека от денег и вещей, от труда, выступающим не сферой творческой самореализации индивида, а источником «пропитания» и обогащения.

Кризис западной общественно-экономической системы во многом проявляется в деградации духовно-нравственных, личностных позиций представителей современной европейской цивилизации и культуры и находит конкретные проявления во взаимоотношениях общества и отдельного человека, общества и природы. О губительных последствиях безудержного потребительства граждан высокоразвитых стран для экологической ниши человечества мы говорили выше. За счет жизни и здоровья последующих поколений создается изобилие «золотого миллиарда», что само по себе уже безнравственно и требует всяческого осуждения и изменения.

С другой стороны, даже сторонникам «конца Истории» утверждающим, что тенденция либерализма, основанного на защите прав личности, в направлении расширения и преумножения этих прав практически доведена до логического завершения» в странах Западной Европы и особенно в США, приходится признать снижение уровня доверия и степени социализированности в этих обществах проявляющееся в: «росте числа насильственных преступлений и гражданских судебных процессов; развале семьи; увядании самых разнообразных промежуточных общественных структур - объединений по месту жительства, церковных приходов, профсоюзов, клубов, благотворительных организаций; распространении среди американцев ощущения отсутствия единых ценностей и наличия общности с окружающими». Таким образом, даже в странах развитой демократии и господства идей либерализма гражданское общество и его институты выступают лишь как «внешняя для индивида рамка, ограничивающая его самостоятельность».

Кризис западной общественно-экономической системы проявляется не только во внутриполитической жизни этих государств, но и в их политике «двойных стандартов» по отношению к развивающимся странам, а также бывшим государствам социалистического лагеря. Не смотря на внешне осуждающую риторику представителей Госдепартамента США по поводу нарушения прав человека в Китае, монополии на власть КПК фактически отсутствуют препятствия для инвестиционных потоков в эту страну и всестороннего сотрудничества. При этом на грань экологической и гуманитарной катастрофы поставлены на Ближнем Востоке народы Ирака (после операции стран НАТО «Буря в пустыне» в 1991 году, направленной на свержение «антинародного» режима Садама Хусейна и современные ограничения на торговые и иные сделки, от которых страдают в первую очередь рядовые иракцы), в центре Европы народы Югославии (страны НАТО во главе с США совершили в 1999 году настоящую военную интервенцию против этой страны, игнорируя институты и механизмы принятия решений ООН, оправдывая свои действия помощью в разрешении межнациональных конфликтов и необходимостью устранения президента Милошевича).

Таким образом, можно говорить о создании однополярного международного сообщества с диктатом администрации США, отстаивающей свои национальные интересы. Западные либеральные ценности индивидуализма и приоритет прав человека, к которым стремятся модернизирующиеся страны, на деле оказались демагогическим прикрытием развитых государств, народы которых (до 70% в США) поддерживали военные акции и жертвы мирного населения в суверенных странах, на территории которых разворачивались боевые действия.

Правовое демократическое государство с многоукладной экономикой и плюрализмом ценностей - общество западного типа, для которого характерны свои «болевые точки» и «родимые пятна», в данных обстоятельствах, может выступать лишь одной из предпосылок и ступеней эмансипации человеческого сообщества, но ни как ни его конечной целью и «концом истории».

Страны «третьего мира», выбравшие как прозападную (капиталистическую) ориентацию сразу после падения колониальной зависимости, так и около 20 государств вступивших на социалистический (некапиталистический) путь развития (перестройка в СССР привела их к отказу от идей социализма в социально-политическом и экономическом плане) своем большинстве по уровню развития на несколько порядков отстают от развитых держав. Исключения лишь составляют «новые индустриальные страны», о которых мы говорили в 1 разделе работы. Как справедливо, констатирует эксперт ООН Джеймс Густав Спет, несмотря на то, что человечество стало несравненно больше потреблять и товаров, и услуг (в 1998 году на 24 триллиона долларов) это меньше всего отражается на жизни граждан беднейших развивающихся стран. «Бедных просят не беспокоиться - где бы они ни были, они по-прежнему будут жить возле дымящихся фабричных труб, грязных и шумных автомагистралей и свалок с промышленными и бытовыми отходами». Пятая часть всего населения планеты, принадлежащая к развитым странам потребляет 86 процентов всех материальных благ, создаваемых в нашем мире, оставляя пятой части землян, проживающих в наименее развитых странах 1,3 процента. Вместе с тем, есть и положительные результаты модернизационного процесса в государствах «третьего эшелона»: с 1960 года детская смертность уменьшилась в двое, недоедание среди малолетних сократилось на четверть, число посещающих школу возросло в два раза, что, однако, вряд ли способно предотвратить «столкновение цивилизаций» и формирование в конечном итоге «антизападной» (в социально-политическом, культурном и т.д. плане) коалиции национальных государств.

Подводя итоги анализу глобального (от латинского слова globus -Земля, земной шар) кризиса современной человеческой цивилизации, вызванного с одной стороны всемирной общностью людей, что обеспечивается глубинными экономическими связями, усиливающимися политическими и культурными контактами, новейшими средствами массовой информации и т.д., а с другой как творческими, так и разрушительными последствиями активно-преобразующей деятельности человека (техническая мощь способна «разрядиться» не только в итоге совокупного воздействия людей на природную среду, но и в результате действий незначительной части человечества - вплоть до одного-единственного индивида. Индивид стал объективно соизмерим по своим разрушительным возможностям с человечеством в целом) следует подчеркнуть, что он проявляется в:

Нарастании угрозы новой мировой войны (вполне вероятно спровоцированной региональным конфликтом);
Варварском отношении к природе со стороны человеческого сообщества (антропогенный фактор);
Увеличивающемся разрыве уровня развития между развитыми странами Запада и странами «третьего мира»;
Различных формах отчуждении человеческой личности, порождаемых непредвиденными социальными факторами в процессе преобразовательной деятельности общества и т.д.

Острота кризиса с неизбежностью ставит перед мировым сообществом задачу создания новой цивилизационной модели развития, а также обеспечение условий для ее естественной реализации. Речь должна идти в первую очередь о переоценке фундаментальных оснований человеческого бытия, о выработке новых ценностей и ориентиров, которые призваны обеспечить стратегию выживания и прогресса человечества, о пересмотре прежнего (технократического) отношения к природе, выработке новых идеалов человеческой деятельности, понимании сущности и перспектив человека.

политический модернизация глобализация цивилизация

3.2 «Устойчивое развитие» как научно-практическая парадигма жизнедеятельности современного социума

Всестороннее изучение глобальных проблем современности, как проявления кризисного состояния мирового сообщества имеет свою не столь долгую, но достаточно определенную историю. Начальной точкой отсчета этого процесса условно можно считать подготовку и проведение Конференции ООН по проблемам окружающей среды в Стокгольме в 1972 году, когда впервые были выделены природоохранные вопросы в качестве самостоятельного направления в системе международных отношений. До этого форума, хотя подобные темы и включались в повестку дня международных переговоров, но имели они скорее технико-экономический характер (использование общих рек, регулирование рыбного промысла и т.п.), не выходили за региональные рамки и практически не связывались с другими направлениями внешнеполитической деятельности государств и народов.

Этот год (1972) ознаменовался выходом в свет, подготовленной по инициативе Римского клуба предпринимателей и ученых (основатель А.Печчеи), работы Д.Х.Медоуз и Д.Л.Медоуз «Пределы роста», в которой на основе разработки компьютерной модели для оценки роста пяти «факторов роста» (народонаселения, продуктов питания и объемов промышленного производства, потребления природных ресурсов и уровня загрязнения и отравления среды обитания технологическими отходами), лимитирующих развитие цивилизации, были сделаны «сенсационные» выводы о возможном коллапсе человеческого сообщества в конце ХХ1 века если не прекратится безудержный рост перечисленных факторов. И хотя данные выводы большинством политиков и ученых были восприняты с значительной долей скепсиса, а сами авторы были причислены к алармистам, именно с начала 70-х годов глобальные проблемы все чаще стали обсуждаться высшими государственными структурами (после Стокгольмской форума ООН 1972 года последовали международные конференции под эгидой ООН по народонаселению - 1974 г., по продовольствию - 1975 г., по населенным пунктам - 1976 г., по водным ресурсам - 1977 г. и др.), способствуя тесному сотрудничеству специалистов по выявлению путей их разрешения. Определенным итогом данного исторического этапа стало принятие в 1978 году на Х1У Генеральной ассамблее Международного союза охраны природы и природных ресурсов (МСОП) Всемирной стратегии охраны природы.

Второй исторической вехой в борьбе человечества за выживание можно считать создание в 1983 году Международной комиссии по окружающей среде и развитию (МКОСР) под председательством бывшего премьер-министра Норвегии Гро Харлем Брутланд, опубликовавшей в 1987 году доклад «Наше общее будущее» и придавшей активную роль процессу экологизации общественного сознания (во многих странах мира динамично стало развиваться «Зеленое движение»; приобрел международный статус «День Земли»; экологический императив был положен в основу формирования концепции «нового мышления», выдвинутого М.С.Горбачевым; он же стал лейтмотивом у А.Гора в избирательной кампании на выборах президента США и т.д.). Дело в том, что со времени первого доклада Римского клуба (1972 г.) положение в мире коренным образом изменилось. Основной проблемой стало не снабжение экономического развития ресурсами, а неспособность биосферы переработать создаваемые человечеством отходы. «Нет никаких сомнений в том, что мы уже засорили свое гнездо: практически нет ни одного места на планете, где не было бы следов человеческой деятельности: от центра Антарктиды до вершин Эвереста масса производимых человечеством отходов растет с огромной скоростью». Как свидетельствуют расчеты, современная цивилизация движется к планетарной климатической и экологической катастрофе.

Именно в этом докладе впервые было заявлено о том, что все предшествующие теоретические конструкции («качественный рост», «динамическое развитие» и пр.) могут рассматриваться как «неустойчивое развитие», т.к. исходили из тенденций стабилизации современной социально-экологической ситуации, ориентированной преимущественно на изменение количественных параметров деятельностных характеристик современной цивилизации. Вместе с тем «человечество способно сделать развитие устойчивым - обеспечить, чтобы оно удовлетворяло нужды настоящего, не подвергая риску способность будущих поколений удовлетворять свои потребности». Однако, как и в 1972 году к работе Д.Х.Медоуз и Д.Л.Медоуз мировое сообщество, в том числе и совет Римского клуба, отнеслось настороженное к идее (sustainable development), квалифицировав «устойчивое развитие» как утопию, но «заслуживающую, чтобы к ней стремиться». Но труды МКОСР не пропали даром, т.к. ученые и политики сошлись во мнении о необходимости сменить тактику своей деятельности от обсуждения глобальных проблем к выработке Стратегии международных действий на ХХ1 век.

Практической реализацией данного решения стал созыв второй конференции ООН по окружающей среде и развитию (КОСР-2) в Рио-де-Жанейро в 1992 году фактически своими программными документами провозгласившей курс человечества на устойчивое развитие, рекомендовав государствам формирование собственных национальных моделей «sustainable development». Особо было выделено то обстоятельство, что проблема устойчивого развития, соответствия развития ресурсным возможностям должна стать общей проблемой всего человечества, вступающего с необходимостью в новый этап осмысления и взаимодействия человека и природы, индивида и общественного организма в целом. В общей сложности в работе конференции приняли участие представители 178 государств (114 делегаций возглавлялись главами государств и правительств) и более тридцати межправительственных и неправительственных международных организаций. Зримым показателем актуальности и важности данного международного форума явилось параллельное с дипломатической работой проведение митинга общественности «Глобал-Форум», собравшего более полумиллиона представителей общественных организаций стран мира и подтверждающего возросшую активность человечества по отношению к глобальным проблемам.

Основное внимание официальных делегаций-участников конференции было сосредоточено над работой по трем важнейшим документам:

Декларацией по окружающей среде и развитию (Декларация Рио), развившей основные положения Стокгольмской декларации 1972 года в стремлении «установления справедливого глобального партнерства путем создания новых уровней сотрудничества между государствами, ключевыми секторами общества и людьми»;
Долгосрочной программой дальнейшего действия в глобальном масштабе (Повестка дня на ХХ1 век), образующей «предметно-организационную основу человеческой деятельности в области охраны окружающей среды и рационального использования природных ресурсов для обеспечения благополучного и бесконечного существования людей на земле»;
Основными принципами в отношении рационального использования, сохранения и освоения всех видов лесов (Лесные принципы), зафиксировавшими положения о необходимости разумной защиты лесов от уничтожения, являющихся «одним из ключевых компонентов материковых экосистем при формировании благоприятного климата» и обеспечивающих «многие другие условия устойчивого развития».

Так же участникам конференции были открыты для подписания две конвенции, разработанные в рамках подготовки к международному форуму в Рио-де-Жанейро:

Конвенция о биоразнообразии, целью которой является «сохранение биологического разнообразия, устойчивое использование его компонентов и совместное получение на справедливой основе выгод, связанных с эксплуатацией генетических ресурсов»;
Конвенция об изменении климата, содержащей «общие предписания для государств и народов относительно поведения в условиях происходящих климатических изменений под влиянием… человеческой жизнедеятельности».

Таким образом, в процессе работы Конференции ООН по окружающей среде и развитию была предпринята попытка международного сообщества по научному осмыслению соотношения экологии, экономики и политики в рамках современного индустриального общества и положено начало выработке конкретных мер по влиянию на социально-экономический и политико-правовой механизмы управления человеческой жизнедеятельностью в условиях глобального кризиса.

Вместе с тем, сам принцип «sustainable development» взят из «биологической экологии» и популяционной динамики, где более полувека назад появился термин «sustainability» в смысле «допустимость» и «самоподдерживаемость». Данное выражение (sustainable development), претендующее на научную категорию, плохо переводимо на русский язык к тому же приобрело еще и политический контекст, вызвав неоднозначное понимание. Справедливо отмечает академик Н.Н.Моисеев, что особенно неудачна его трактовка в России, переведенное как «устойчивое развитие» и, «породившее не только многочисленные и опасные иллюзии у многих российских ученых.., но даже правительственные документы», определяющие современные экологические, социально-экономические и политико-цивилизационные трудности «как нечто технологически и организационно преодолимое в результате относительно простых правительственных решений».

Трус Л.С. на страницах журнала «Социологические исследования» высказывает мысль о том, что «авторы термина употребляли все-таки понятие поддерживающего развития, обеспеченного развития. Альтернативой устойчивому развитию является просто отсутствие развития». Такую же позицию занимает Дубнов А.П., подчеркивающий, что «перевод термина «устойчивое развитие» не бесспорен. Английский термин -это скорее не устойчивое, а поддерживающее развитие. И последнее значение более глубокое и емкое». Таким образом, возникает настоятельная потребность теоретико-логического (категориального) осмысления понятия «устойчивое развитие» в рамках современного научного понимания взаимосвязи и взаимозависимости природы и общества.

Методологической основой такой работы могут явиться:

Учение о ноосфере В.И.Вернадского, доказывающее, что «человеческая деятельность становится ныне основным геообразующим фактором развития активной оболочки земли;
Концепция человеческой природы, смысла бытия человека как биологического и надбиологического, сознательного существа Пьера Тейяр де Шардена;
Отдельные положения философии диалектического материализма, еще в Х1Х веке актуализировавшей вопросы познания общественных последствий производственной деятельности и поставившей во главу угла «нечто большее, чем простое познание» и постулирующей необходимость переворота «в нашем существующем до сего времени способе производства, и вместе с ним во всем нашем общественном строе» (Ф.Энгельс).

Важнейшим моментом в определении сущности «устойчивого развития» следует считать преодоление:

экологического («улучшение качества жизни людей в пределах несущей емкости поддерживающих экосистем»);
экономического («экономический рост на базе новых технологий при способности биосферы справляться с последствиями человеческой деятельности») детерминантов, и отведения второстепенной роли социально-политическому, духовному факторам человеческого бытия. Необходимо четкое понимание того, что изменение взаимооотношения «экономического человека» и природы, требует изменения взаимоотношений внутри единого человечества. При этом «устойчивое развитие» как «устойчивый (физический) рост» неизбежно противоречивый и, в конечном счете, ограниченный не дает ответа на главный вопрос о необходимости и возможности качественно нового типа мировой цивилизации, способной обеспечить сохранение условий обитания «Homo sapiens» и улучшения жизни во всем ее многообразии проявления страстей, привычек, видения будущего.

Одним из центральных концептуальных моментов в осмыслении понятия и сущности «устойчивого развития» может явиться обращение к философско-религиозному наследию человечества, являющегося духовно-нравственной основой и в тоже время уровнем отражения общественного бытия в общественном и индивидуальном сознании при формировании взаимооотношений общества и природы. Поскольку индустриализм, как идея и механизм модернизации возник в христианской Европе, противостоящей остальному («неверному») миру и определяющей его прогресс, важным шагом в этом процессе есть анализ религиозных (библейских) текстов. Собственно в самом учении Христа, изложенном в канонизированных евангелиях, высказываний о связи человека и природы не так много. В Нагорной проповеди говорится: «Посмотрите на птиц небесных: они не сеют и не жнут и не собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает. Разве вы не гораздо лучше их? И кто из вас, заботясь может прибавить к сроку жизни своей малую меру?

И об одежде, что заботиться? Поглядите на лилии в поле, как они растут: не трудятся и не прядут; но говорю вам и Соломон во всей славе своей никогда не одевался, как любая из них. Но если же траву в поле, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так наряжает, не гораздо ли больше вас, маловеры? Итак, не заботьтесь и не говорите: «что нам есть?» или «что пить?» или «во что нам одеться?». Ибо всего этого ищут язычники: знает Отец ваш Небесный, что вы нуждаетесь во всем этом».

Таким образом, Христос не призывает обуздать природу, а скорее, наоборот, велит уподобиться ей и во всем положиться на бога. Вместе с тем в Ветхом завете Ной как представитель человечества гласит: «Да страшатся и до трепещат вас все звери земные и все птицы небесные, все, что движется на земле, и все рыбы морские; в ваши руки отданы они». То есть в третьем завете провозглашается фактическое владычество человека над природой, которой следует «трепетать перед человеком».

Постулат о «человеке деятельном», способном преобразовать природу и поставить ее под свой контроль выдвигается в качестве ведущего лишь в англиканской и протестантских церквях. М.Вебер в своей работе «Протестантская этика и дух капитализма» подробно анализирует концептуальные основы взаимоотношений общества и природы, показывая о том колоссальном перевороте который произошел в эпоху зарождения и распространения протестантизма: « Решающей для протестантской аскезы точкой зрения является следующая: подобно тому, как христианина узнают по плодам его веры, так и познание бога и его намерений может быть углублено посредством познания его творений. В соответствие с этим все пуританские, баптистские и пиетистские вероисповедания проявляли особую склонность к физике и другим, пользующимся теми же методами, математическим и естественным наукам. В основе лежала вера в то, что посредством эмпирического исследования установленных богом законов природы можно приблизиться к пониманию смысла мироздания, который вследствие фрагментарного характера божественного откровения не может быть понят путем спекулятивного оперирования понятиями. Эмпиризм ХУ11 века служил аскезе средством искать «бога в природе». Предполагалось, что эмпиризм приближает к богу, а философская спекуляция уводит от него» и сравнимого разве лишь с «революцией Ф.Бэкона», заложившего основы современного научного подхода человека к природе: «…зову людей не ко взаимным распрям или сражениям и битвам, а, наоборот, к тому, чтобы они, заключив мир между собой, объединенными силами встали на борьбу с природой, захватили штурмом ее неприступные укрепления и раздвинули границы человеческого могущества».

Трехвековое господство бэконианского мировоззрения привело к тому, что «человек сделал, по-видимому, все зло, какое только мог относительно и природы (истощение, опустошение, хищничество) относительно и друг друга (изобретение истребительных орудий и вообще средств для взаимного уничтожения)». С точки зрения русского философа Н.Ф.Федорова, высказанной еще на рубеже Х1Х-ХХ веков концентрация человека на производстве, «сотворении искусственного» вышло за рамки решения жизненно важных задач человечества. Для него, по-прежнему, «вещи есть бог, и нет иных богов, кроме этих фетишей… Итак, приобретай эти вещи, богатства, приобретению их посвяти всю жизнь, эксплуатируй, утилизируй, истощай природы». Наибольшего успеха в этом достигли страны с развитой протестантской этикой (государства первого эшелона естественной модернизации), где достижение богатства на земле стало эквивалентно спасению души. «Богатства, нажитого трудом никто не должен стыдиться, оно уже само по себе радует Бога и не нуждается в искуплениях. Если указан путь, следуя которому вы можете без ущерба для души своей и не вредя другим, законным образом заработать больше, чем на каком либо ином пути, а вы отвергаете это и избираете менее доходный путь, то вы тем самым препятствуете одной из целей призвания. Не для утех плоти или грешных радостей, но для Бога и спасения следует вам трудиться и богатеть» (М.Лютер).

Таким образом, одним из проявлений глобального кризиса современности является во многом настороженное, «боязливое» отношение человека к НТП и науке в целом, являющейся с одной стороны, «точкой опоры» цивилизации, а с другой, воплощением зла, страха, непредсказуемости, неуверенности перед могуществом научно-технической революции. Вместе с тем, в этой же плоскости пролегает одна из линий «столкновения цивилизаций», т.к. представители многих современных конфессий стали говорить «о вине иудео-христианства в разрушении природы» и она столь велика, что «иудео-христианская традиция должна быть или уничтожена или трансформирована в какую-то другую так, чтобы быть совместимой с решением экологического кризиса». Все это не может не учитываться при осмыслении и интерпретации принципа « устойчивого развития».

Следовательно, при определении сущности и стратегии «sustainable development» необходимо исходить из целого ряда факторов:

В основе «самоистребления» жизни на планете Земля лежит ложная мотивационная парадигма экономико-преобразовательной деятельности человека, предполагающая в своей основе максимальное получение прибыли без обоснованного учета эквивалентного обмена ресурсов, труда и услуг, ведущая к хищническому уничтожению природы;
Западная (индустриальная) цивилизация, базирующаяся на иудео-христианской традиции и культуре «модернизма», достигшая в своем развитии значительных успехов в социально-экономической и политико-правовой сферах, вместе с тем, на правах «монополиста в мировом прогрессе» способствовала становлению и выработке достаточно эффективных механизмов поддержания несбалансированной планетарной системы, где благополучие и относительная стабильность стран Европы и США зиждется на диспаритетных началах в международном разделении и ведет к ресурсной и социальной деградации отдельных крупных регионов, наций и государств, отводя им роль аутсайдера мирового исторического процесса;
Достаточно длительное господство рыночно-потребительской модели развития во всех сферах общественного организма привело к исчерпанности ее созидательных потенций и стало воспроизводить в прогрессирующих масштабах экологические, экономические, социальные, политические, духовно-нравственные противоречия, несвоевременное разрешение которых неминуемо ведет к глобальной катастрофе. Назрела необходимость выработки новой парадигмы развития.

Вместе с тем, сама идея «устойчивого развития может рассматриваться как ответная реакция социума на вызовы глобальных противоречий современности и в самом общем виде принцип «sustainable development» может быть понят как «управляемое, программное развитие, основывающееся на высших достижениях науки, технологий и культуры, протекающее в условиях гармоничного взаимодействия биосферы и человечества». При этом важно подчеркнуть, что «устойчивость», понимаемая «как сохранение структурной организации за счет поддержания наиболее существенных параметров системы, так и сохранение направленности процесса, его определенной упорядоченности, путей и тенденций развития», не сводится к сохранению определенных состояний, а выражает именно сохраняемость самого процесса развития « как необратимого, направленного, закономерного изменения материальных и идеальных объектов во времени». Развитие характеризуется не только преобразованием, изменением, но и тем, что изменению присущ направленный, устойчивый характер, способствующий достижению некоторого конечного результата.

Несмотря на то, что понимание «устойчивого развития» неоднозначно и требует всестороннего уточнения, комиссии ООН была поручена разработка индикаторов «sustainable development», выступивших бы в качестве методологической основы для дальнейшего развития данной концепции и успешного претворения ее в практической деятельности отдельных государств и мирового сообщества в целом. Рабочая программа в основном была одобрена в апреле 1995 года и включала четыре категории индикаторов:

Социальная;
Экономическая;
Институциональная;
Окруженческая,

разделенных на три графы:

Движущая сила (человеческая деятельность, процессы и модели, способствующие устойчивому развитию);
Состояние (состояние на момент представления результатов);
Возможная реакция (политика или система действий, направленная на изменение состояния в лучшую сторону.

Данные индикаторы, в первую очередь, отражают глобальность реализации стратегии и «предлагаются для использования на национальном уровне при принятии решений».

КатегорияДвижущая силаСостояниеВозможная реакция12341.СОЦИАЛЬНАЯ1.Борьба с нищетойУровень безработицыОсновной показатель уровня нищеты, индекс доходов, индекс разрыва между уровнем доходов2. Демографическая динамика и устойчивостьПроцент прироста населения, уровень миграции, уровень рождаемостиПлотность населения3. Развитие образования% населения школьного возраста, % учащихся, уровень грамотностиКоличество детей с начальным образованием, соотношение мужчин и женщин в сфере трудовой занятостиТраты валового национального продукта (ВНП) на образование4. Развитие здравоохраненияОсновы гигиены общества, ожидаемая продолжительность жизни, доступность хорошей воды, детская смертность, женская смертностьСистема иммунации населения, мониторинг опасных химикатов в пище, доля трат из (ВНП) на местное здравоохранение5. Устойчивость расселения% прироста городского населения, потребление бензина на душу населения, потери от стихийных бедствийПлотность населенияТраты на инфраструктуру на душу населения2. ЭКОНОМИЧЕСКАЯ6. Международная кооперация для ускорения устойчивого развития и соответствующая внутренняя политикаВНП на душу населения, чистая доля инвестиций в ВНП, доля импорта-экспорта в ВНП% экологически чистого производства, доля промышленных товаров в экспортном обороте7. Изменения в образе жизниЕжегодное потребление энергии, доля промышленности, интенсивно потребляющей естественные ресурсы в добавочном промышленном продуктеРезервы минерального сырья, резервы жидкого топлива, энергии, определение временных перспектив добывания, интенсивность использования, доля промышленного продукта в ВНП, доля потребления возобновляемых ресурсов8. Финансовые ресурсы и механизмыЧистые трансфер ресурсов к ВНПСоотношение внешнего долга к ВНП, соотношение обслуживания внешнего долга к экспортуСредства, отпускаемые на защиту окружающей среды к ВНП9. Трансфер экологически чистых технологий, возможности правительстваИмпорт средств правительством, прямые иностранные инвестицииДоля ввоза щадящих средств производстваГранты по технической кооперации3. ОКРУЖЕНЧЕСКАЯ10. Защита качества и объемов ресурсов свежей водыЕжегодная оценка грунтовой и поверхностной воды, потребление воды на душу населенияРесурсы грунтовых вод, концентрация кишечной палочки в воде, биохимическая кислородная потребность водных ресурсовУчет количества неправильно используемой воды, плотность используемых водных сетей11. Защита океана и всех видов морей и прибрежных территорийРост населения прибрежных территорий, выброс нефти в прибрежные воды, количество нитрогена и фосфора в прибрежных водахМаксимально устойчивая доля рыболовства12. Интегрированный подход к планированию и управлению землейИзменения в использовании землиИзменения состояния землиДецентрализация управления естественными ресурсами на локальном уровне13. Управление хрупкими экосистемами, устойчивое развитие горных территорийИзменения в расселении горных территорийУстойчивое использование естественных ресурсов в горных территориях, благосостояние населения в горных территориях14. Устойчивое развитие сельского хозяйства и сельского населенияИспользование пистицидов, удобрений и опылителей, % ирригированных земель, потребление энергии в сельской местностиОрошаемые земли на душу населения, территории, подверженные засолению и заболачиваниюОбразование в агросекторе15. Борьба с исчезновением лесовИнтенсивность в лесонасажденииИзменения в лесных массивах% лесов, защищенные лесные массивы к общему % лесного массива16. Консервация биологического разнообразия17. Управление биотехнологией для защиты окружающей средыУровень финансирования исследований и разработок в биотехнологии, существование национального законодательства биотехнологической безопасности18. Защита атмосферыУровень выброса в атмосферу газов, дающих тепличный эффект, сульфидных окислов, нитрогенных окислов, потребление веществ, уничтожающих озонКонцентрация вредных выбросов в воздухе в городских регионахЗатраты на борьбу с загрязнением воздуха19. Экологически чистое управление мусорными отходами и канализационными отходамиСоздание промышленной и муниципальной служб утилизации твердого мусора, количество бытового мусора на душу населенияЗатраты на утилизацию мусора, переработка и повторное использование20. Экологически чистое управление токсичными химикатамиСписок запрещенных к изготовлению химикатов21. Экологически чистое управление особо опасными отходамиСоздание особо опасных отходов, их экспорт-импорт отходовЗатраты на захоронение22. Безопасное радиоактивное захоронениеСоздание радиоактивного мусора4. ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ23. Интеграция проблем окружающей среды и проблем экономического развития при принятии решенийСтратегия устойчивого развития, программы интегрирования окружающей среды и экономической оценки, Национальные комитеты по устойчивому развитию, подконтрольная оценка состояния24. Наука для устойчивого развитияКоличество научных работников на 1 млн. населенияТраты на НИОКР относительно ВНП, количество специалистов в НИОКР25. Международные соглашенияРатификация соглашений26. Правовые инструментыВыполнение соглашений27. Информация для принятия решенийКоличество телефонных линий на 100 жителейПрограмма национальной экологической статистики28. Укрепление общественных групп, способствующих устойчивому развитию

При обсуждении данных индикаторов на Всемирной встрече на высшем уровне в интересах социального развития, состоявшейся в марте 1995 года в Копенгагене было подчеркнуто, что конечной целью развития является повышение и улучшение качества жизни людей. Это не в последнюю очередь предполагает создание и поддержку демократических политических институтов, признание и защиту прав и свобод человека и гражданина, уважительное отношение к культурному многообразию, всемерное развитие и укрепление гражданского общества. В программе действий в интересах социального развития, принятой в Копенгагене были четко выделены социально-политические принципы, цели и средства, которые представляют базисные характеристики стратегии устойчивого развития:

Широкое участие гражданского общества в разработке и осуществлении решений, определяющих функционирование и благосостояние нашего общества;
Широкомасштабные модели устойчивого экономического роста и устойчивого развития и интеграция демографического аспекта в экономические стратегии и стратегии развития, которые ускорят темпы устойчивого развития и искоренения нищеты и будут способствовать достижению демократических целей и повышению качества жизни населения;
Справедливое и недискриминационное распределение выгод, обусловливаемых ростом, среди социальных групп и стран и расширение доступа к продуктивным ресурсам для живущих в нищете людей;
Взаимодействие рыночных сил, способствующих эффективности и социальному развитию;
Государственная политика, направленная на преодоление ведущих к социальному антагонизму факторов и уважение плюрализма и многообразия;
Благоприятная и стабильная политическая и правовая структура, способствующая взаимному укреплению связи между демократией, развитием и всеми правами человека и основными свободами;
Политические и социальные процессы, характеризующиеся недопущением изоляции и соблюдением принципа плюрализма и многообразия, включая религиозное и культурное многообразие;
Укрепление роли семьи в соответствии с принципами, целями и обязательствами, провозглашенными в Декларации Всемирной встречи на высшем уровне в интересах социального развития и на Международной конференции по народонаселению и развитию, а также роли общины и гражданского общества;
Расширение доступа к знаниям, технологии, образованию, медицинскому обслуживанию и информации;
Укрепление солидарности, партнерства и сотрудничества на всех уровнях;
Государственная политика, создающая людям возможности для здоровой и продуктивной жизни;
Охрана и сохранение окружающей природной среды в контексте сориентированного на людей устойчивого развития.

И хотя в своем большинстве данные положения концепции устойчивого развития носят достаточно общий характер и требуют уточнения социально-политического положения в каждом конкретном регионе мирового сообщества, тем не менее, они уже сегодня позволяют приступить к выработке национальных концепций «sustainable development».

Наиболее активно работа по составлению национальных стратегий развернулась в Великобритании, Нидерландах, Китае и других странах. Так уже в 1993 году был создан Президентский совет по устойчивому развитию (ПСУР) в США в состав которого вошли 25 представителей бизнеса, профсоюзов, защитников экологических и гражданских прав, лидеров малых народов и местных общин. Выступая на одном из совещаний ПСУР А.Гор отметил, что «устойчивое развитие - это, по сути, предоставление возможностей действовать будущим поколениям - предоставление посредством инвестирования сейчас и далее в образование, экологически чистые предприятия и жилища, в сохранение здоровья местных групп населения», а сама деятельность Совета - «только начало национального диалога об устойчивом развитии, что представления о будущем США должны быть подкреплены практическими рекомендациями и конкретными поддающимися измерению показателями перехода» к данному состоянию.

В ходе своей работы над комплексом документов, которые и должны составить Национальную стратегию устойчивого развития, ПСУР определил три ее главных ориентира -условия:

Социальную справедливость;
Сохранность окружающей Среды;
Экономическое процветание,

назвав десять национальных целей и критериев их достижения, позволяющих стране вступить на путь устойчивого развития:

Здоровая окружающая среда: обеспечить для каждого жителя возможность воспользоваться благами чистого воздуха, чистой воды и здоровой окружающей среды;
Экономическое благосостояние: поддерживать здоровую экономику США, растущую с темпами, достаточными для обеспечения необходимыми рабочими местами, уменьшения бедности и создания возможностей высокого качества жизни для всех во все более конкурентном мире;
Социальная справедливость: обеспечить для каждого американца правовую защищенность и возможность достижения материального, экологического и социального благосостояния;
Сохранение природы: охранять и восстанавливать здоровье и биологическое разнообразие экосистем и обеспечивать наличие природных ресурсов для будущих поколений;
Рачительное отношение к природе: создать этические основы заботливого пользования природой, которые бы стимулировали взятие на себя ответственности как отдельными лицами, так и организациями за экономические, экологические и социальные последствия их действий;
Устойчивые локальные общины: формировать такие местные общины, которые бы создавали широкие возможности для образования и экономической активности всех местных жителей, развивали экологическое сознание и общественное участие в местном управлении, одновременно укрепляя безопасную и здоровую окружающую среду;
Гражданская активность: расширение возможностей и способности граждан, делового мира и местных общин участвовать в принятии затрагивающих их решений по природным ресурсам, окружающей среде и экономике, а также оказывать влияние на эти решения;
Демографическая ситуация: принимать меры по стабилизации численности населения США;
Международная ответственность: принять на себя лидерство в разработке глобальных мер и политики в области устойчивого развития, норм поведения, торговой и внешней политики, которые бы способствовали достижению устойчивости в мире;
Образование: обеспечить всем американцам доступ к формальному образованию и возможности учиться в течение всей своей жизни, что подготовит их для осмысленной работы, достижения высокого качества жизни и понимания концепций, связанных с устойчивым развитием.

Таким образом, было признано, что в современной ситуации решать изолированно экологические, экономические и социально-политические проблемы невозможно. Необходима целенаправленная, комплексная работа с наименьшими затратами и наиболее гибкими методами по выработке и реализации «новой системы для нового столетия».

Безусловно, формирование национальных (региональных) концепций устойчивого развития является длительным делом, предусматривающим долгосрочную перспективу, учитывающим условия и особенности каждой отдельной страны и предполагающим различия в подходах к подготовке планов, которые проявляются уже на современном этапе: на основе установления целей по секторам экономики (Франция); интегрирования окружающей среды в экономику путем изменения в принятии экономических решений (Канада); принятия отдельного закона по устойчивому развитию (Новая Зеландия); использования комплексного подхода (Австралия и Китай) и др.. Однако общим моментом, объединяющим все концепции должно явиться соединение политики в решении глобальных проблем с ценностями, разделяемыми большинством населения, увязывании политических, экономических, социальных целей государств с безопасным существованием человечества в целом.

Подводя итоги анализу концепции устойчивого развития, следует подчеркнуть, что:

Выдвижение идеи «sustainable development» есть, прежде всего, признание международным сообществом факта вступления человечества в ХХ веке на путь деградации окружающей среды, ведущего к разрушению биосферы и самоуничтожения;
Для выживания необходимо изменение стратегии поведения человека во всех областях его активно преобразующей деятельности, совершение «переворота» в общественном сознании, его переориентации на сознательное принятие положения о необходимости и возможности улучшения качества жизни людей только в рамках «емкости поддерживающих экосистем»;
Научный анализ взаимодействия общества и природы, гражданина и государства настоятельно требует введения новых методов и критериев измерения социально-политической стабильности и устойчивости, «прогрессивности» развития социума.

Фактически, понятие «sustainable development» может рассматриваться как признанная мировым сообществом базовая категория, «вокруг которой динамично создается система естественнонаучных и гуманитарных знаний о происходящих на планете и в регионах социальных, экономических, политических, экологических и других процессах, связанных с поддержанием и развитием жизни». В рамках социально-философского анализа важно заметить, что « еще далеко не все понимают смысл происходящего, большинство регистрирует лишь отдельные неблагополучия. Тем не менее.., общество уже начинает представлять глобальный характер происходящего, и недалек тот час, когда оно усвоит, что главная задача - не допустить новой планетарной бифуркации. В самом деле, принятый мировым сообществом принцип sustainable development, неудачно переведенный на русский язык как устойчивое развитие, является, безусловно, важным шагом в нужном направлении… В популяционной динамике понятие «sustainability» означает, что развитие вида не должно нарушать стабильности его экологической ниши, и, по-видимому, принятый термин следует трактовать как его обобщение».

Таким образом, одним из главных направлений в современной интеллектуальной и практической деятельности человечества является разработка стратегии перехода к устойчивому развитию, которая, по всей вероятности, будет иметь самое непосредственное отношение как к основополагающим факторам бытия «Homo sapiens» в целом, так и российского региона в частности.

3.3 Российская стратегия устойчивого развития: условия, цели, критерии

Россия конца ХХ- начала ХХ1 века находится в условиях всеобъемлющего кризиса, который охватил практически основные сферы общественной жизни: экономику, политику, культуру и т.д. и, на разрешение которого направлен современный этап модернизации. Вместе с тем, являясь неотъемлемой частью мирового социума, она испытывает на себе негативные последствия глобальных противоречий человеческой цивилизации. Внутригосударственные и глобальные кризисные явления тесно взаимосвязаны между собой и имеют, с нашей точки зрения, глубокие исторические корни. Исследуемые выше основные вехи российской модернизации, убедительно свидетельствуют о том, что перенимаемые на отечественную почву западные «модернистские» модели хозяйственного и политического развития, нередко обрекали страну на перманентное отставание от развитых государств. Не учитывающие специфические российские механизмы взаимодействия и взаимообусловленности общества и природы, они вызывали последствия, часто граничащие с катастрофой.

Следует подчеркнуть, что без анализа экосистемы, складывающейся и усложняющейся в результате «очеловечивания» природы и вбирающей в себя «опыт» предшествующих поколений, нельзя признать всесторонне и объективно изученной историю любого государственно-национального образования и Россия в этом ряду не исключение. В подтверждение данного тезиса, можно выделить целый ряд социально-политических, экономических «узлов» отечественной модернизации, которые, являясь предметом исследования историков, политологов, философов, социологов, экономистов, тем не менее, остаются «белым пятном» в российском историческом процессе:

Русская община как особый социум, приспособленный к природным условиям страны, прошедший длительную эволюцию и превратившийся в консервативный общественный институт - «механизм торможения» реформируемой России;
Активная роль государства в освоении новых территорий и особенность его миграционной политики;
Формирование самобытных территориальных общностей, складываемых на основе особой хозяйственной практики и ментальности;
Длительность экстенсивных методов в экономике и политическая толерантность, как в условиях царского самодержавия, так и тоталитарного режима ХХ века и т.д.

Было бы не справедливым вообще отрицать внимание отечественного обществоведения к роли природных факторов в истории российского государства и отдельных народов, его населяющих. Одно из направлений в понимании взаимозависимости российского социума и географо-демографической среды связано с работами С.М. Соловьева и его школы, отмечавших относительную бедность и скудность природы, малолюдность страны, «жидкость» общественных связей, трудности становления государственного начала, «закрепощение сословий» и необходимость сильной централизованной власти.

Формирование другого взгляда на отечественную экосистему связано с активным вмешательством человека в «дикую» природную среду, определяемую промышленным переворотом и становлением индустриальной цивилизации. Все большее использование угля, нефти, других полезных ископаемых, ставших доступными благодаря достижениям отечественных ученых и техническому прогрессу, актуализировали идею о неисчерпаемых возможностях природных (недра, почвы, растительный мир и др.) и людских (за относительно короткий исторический период население увеличилось в несколько раз: при Петре 1 - 15-16 млн. чел.; середина Х1Х в. - около 60 млн. чел.; по переписи 1897 г. - 127 млн. чел.; накануне первой мировой войны - более 170 млн. чел.) ресурсов России. Более того, именно природное сырье и демографический потенциал, часто рассматривались как важнейшее условие и предпосылка успешной модернизации страны. «Неисчерпаемость» порождала бесконтрольность, обесценивание человеческой жизни, варварское отношение к источникам национального развития.

Вместе с тем, следует отметить, что если в древней и средневековой Руси антропогенное воздействие человека на природу было незначительным и земледельческие, промысловые занятия, связанные с использованием природных ресурсов (бортничество, охота, рыбная ловля, собирательство) долгое время не регламентировались государством, а опирались на обычное право, исходящее из необходимости гармоничного взаимодействия социума с природой, соответствия его экономической деятельности сезонным циклам и местным природно-климатическим условиям, то уже на первоначальном этапе модернизационного пути России (с петровской эпохи) начинает формироваться собственно отечественное природоохранное законодательство. Преобладающей формой законодательных актов, с помощью которых регулировались вопросы охраны природных объектов при Петре 1 являлись указы императора. Именно «указы - форма законов наиболее обильная и важная; в них отражаются все свойства законодательства ХУ111 века». Особенно правовому регулированию подвергся механизм использования почв (указ 1723 г.) и защита лесных массивов --основного природного богатства страны. Однако природоохранная деятельность Петра и его преемников ( в петровский период было принято до 60 указов, в послепетровский - более 140 законов, а в период александровских и предреформенных преобразований уже более 300 законов) стимулировалась преимущественно военными, казенными и другими прагматическими целями, интересами (а нередко и капризами) императорских особ и отдельных прослоек общества и чаще всего имела потребительскую направленность.

Гуманистический и общенаучный характер российскому природоохранному законотворчеству придавали представители русской интеллигенции ( М.В. Ломоносов, С.П. Крашенинников, А.Т. Болотов, П.С. Паллас, К.М. Бэр и др.), призывавшие к защите родной природы и вынуждавшие правительство опираться на научные разработки отечественных лесоводов, зоологов, ихтиологов и т.д., что положительно сказывалось на качестве принимаемых нормативных актов. Однако, определяющим вектором законодательного регулирования взаимодействия человека и окружающей среды в предреволюционный (незавершенный и неоднозначный) этап модернизации Российской империи, характеризовавшийся становлением капиталистических отношений и как следствие усилением эксплуатации растительных, минеральных и биологических ресурсов страны была запоздалая реакция на хищническое истребление природы. Вопросы о профилактическом (поддерживающем и опережающем) характере государственного (общественного) воздействия на механизмы формирования и развития национальной экосистемы не ставились и не рассматривались в общероссийском масштабе.

В советский период доминировала та же по сути парадигма о неисчерпаемости, постоянстве и экзогенности природной системы, где человек выступает ее венцом, целью которого является покорение и преобразование окружающего мира. И хотя проблемы экологии и защиты окружающей среды обсуждались в партийных и правительственных органах, тем не менее, решение предопределялось их включенностью в единый социально-экономический процесс, при явной доминанте развития производительных сил социалистического общества.

Ставя во главу угла модернизационного процесса после 1917 года индустриализацию промышленности, как фактора укрепления обороноспособности и экономической мощи страны, в том числе ее и политического признания и влияния на мировой арене, все остальные сферы преобразовательной деятельности: сельское хозяйство, ускоренная урбанизация, освоение и использование природных богатств, рассматривались как вторичные, производные, соподчиненные моменты. Безусловной особенностью, наложившей значительный отпечаток на характер модернизации были диспропорциональное размещение производительных сил и ресурсов (основная масса населения - наиболее квалифицированные в профессиональном и научном плане кадры и центры их подготовки сосредоточены в европейской части СССР, в то время как большая часть разведанных полезных ископаемых, водных и лесных источников - в суровых природно-климатических и труднодоступных восточных районах) и как следствие формирование специфических форм миграционной политики государства, направленной на форсированную разработку природных богатств, расположенных за Уралом и в Сибири и создание отраслевых и территориально-производственных комплексов:

Обращение к сознательности и энтузиазму молодежи (комсомольцев-добровольцев), нередко принимавшее добровольно-принудительный характер;
Материальное стимулирование (введение надбавок (коэффициентов) к заработной плате);
Привлечение на наиболее тяжелые участки и виды работ заключенных.

Основным источником рабочей силы и материальным «кладезем» для проведения реформ явилась российская деревня. Эффективность и результативность модернизации аграрной сферы на протяжении нескольких последних веков выступали важнейшими катализаторами преобразовании всей системы общественных и государственных отношений в России. Но именно в сельском хозяйстве наиболее активно проявляется зависимость человеческой деятельности от природно-климатических условий, которые во многом определяют пути развития производства, структуру и соотношение в нем растениеводства и животноводства, сроки работ, трудовую нагрузку на крестьянскую семью и т.д.

Практически ежегодно различные российские территории подвергались и подвергаются воздействию неблагоприятных погодных условий, значительно снижающих урожай (на протяжении веков было отмечено, что «каждый год из трех обещал быть неурожайным»). Как подчеркивают ученые, различные урожаи могли быть у крестьян, обрабатывающих свои участки и на одном поле, что являлось одной из причин живучести общины, как социального института и коллективной формы крестьянской самоорганизации, а так же «черезполосицы», мешавшей, с одной стороны, интенсификации и механизации труда, а, с другой стороны, выступавшей механизмом взаимопомощи на случай стихийных бедствий и несчастий. Более того, все это способствовало формированию особой российской ментальности, вобравшей в себя неразвитость хозяйственной инициативы и предприимчивости, «штурмовщину», патернализм и др.. С неизбежностью многие из этих качеств, несущих в себе отпечаток традиционализма, были перенесены в процессе модернизации в индустриальную и урбанизированную среду, сказались на механизмах и формах государственно-правового и социально-экономическо-го устройства России.

К середине ХХ века в российском (советском) государстве, обладающем огромной территорией, разнообразием природных, климатических и демографических условий в результате целой серии разнонаправленных «реформационных воздействий» сложился единый народнохозяйственный комплекс, включающий в себя, в первую очередь, ряд экономических районов с исторически присущими им опытом и возможностями природопользования, организацией хозяйственно-экономической деятельности, формами административного устройства и управления, социальными отношениями и т.д. Не смотря на то, что в процессе их формирования отдельные характеристики и очертания видоизменялись в целом сложилась устойчивая система районирования страны.

Вместе с тем, с распадом СССР были нарушены не просто политические, культурные, экономические связи между частями некогда единого государства, но и вызваны новые кризисные факторы во взаимодействии и взаимовлиянии «переходного» общества и природно-географической системы:

Разрушение, сложившегося на протяжении веков государственного народнохозяйственного организма, базирующегося на опыте предшествующих поколений;
Возведение (во многом искусственное) границ между новыми нацио-нально-государственными образованиями, не учитывающих характер и направленность предшествующей политики и практики миграции и оседлости населения, утвердившихся культурно-исторических, религиозных, этнических и др. связей;
Утрата геополитических позиций, завоеванных (в прямом и переносном смысле) в результате специфического характера и механизмов становления государственности, расширения территории («внутренняя колонизация» коренного населения Дальнего Востока, Сибири, Средней Азии и др.);
Усиление демографического кризиса, проявившегося в резком сокращении численности населения РФ (особенно высококвалифицированного и трудоспособного) и т.д.

Перечисленные выше и другие проявления кризиса российского социума (криминализация политических и экономических отношений, противоборство различных ветвей власти, легализация правового и налогового нигилизма, сепаратизм и суверенизация внутри РФ и т.д.) сформировали у определенной части представителей, как научного сообщества, так и государственного управления мнение о несвоевременности разработки, а тем более реализации концепции устойчивого развития. В подтверждение этой позиции указывается на тот факт, что «там (на Западе) размышляют о том, как устойчиво развиваться на базе той экономики, тех социальных и политических отношений, которые сложились в развитых странах. Наше обращение к проблемам устойчивого развития непрактично … прежде всего, из-за кризиса, имеющего место в нашем обществе, где 30 миллионов человек живут ниже уровня бедности. Нам нужно искать пути выхода из развала, в котором оказались, а не строить общество устойчивого развития… Речь идет о чисто российских проблемах, которыми необходимо заниматься независимо от перспектив устойчивого развития, а может быть, и вопреки ему. Нашему обществу нужны меры, способствующие выходу из кризисной ситуации, а не устойчивое развитие».

Ради справедливости следует подчеркнуть, что сторонники данной позиции не отвергают саму идею «sustainable development». «Смысл есть… его только не нужно переоценивать. Конечно, надо заниматься и глобальными проблемами - это полезно, но важно понимать, что от подобных исследований в наших условиях трудно ожидать результатов, которые можно было бы сегодня использовать на практике». Однако согласиться с данными доводами достаточно сложно и даже опрометчиво, т.к. это может привести как к научному, так и социально-экономическому изоляционизму российского общества. В качестве контраргументов можно высказать следующие положения:

Концепция устойчивого развития не является основой научно-фантастического проекта будущего общественного устройства, а фиксирует и указывает ориентиры развития мирового сообщества (неотъемлемой частью которого является и Россия) выработанные в итоговых документах конференции ООН, подписанные большинством глав государств и правительств, в том числе и РФ. Добровольное следование рекомендациям ООН есть условие для противостояния стихии цивилизационного (во многом на сегодняшний день саморазрушительного) развития, нередко сиюминутной целесообразности и т.д.;
Понимание значимости принципа «sustainable development» как для настоящих, так и будущих поколений людей с трудом «прокладывает себе дорогу» не только в отечественных, но и во многих зарубежных «кабинетах чиновников», в общественном сознании определенных категорий граждан, что только подтверждает тезис о непростом и «болезненном» движении к устойчивому, научно обоснованному и прогнозируемому, управляемому социальному развитию, способному предотвратить глобальную экологическую катастрофу;
Более того, именно в силу специфических российских условий (всеобъемлющего кризиса и вступления в очередной этап модернизации) нашей стране, как ни какой другой, следует ориентироваться в своем развитии на передовые, перспективные и системообразующие модели, выработанные человеческим разумом. Такая парадигма движения позволит:
с одной стороны, извлечь ошибки из прошлых уроков отечественной истории (например, неспособность политического руководства СССР вовремя оценить и совершить комплекс мер по переходу от раннеиндустриальной «революции» к позднеиндустриальному развитию, потерпев крах под напором постиндустриализации);
а с другой, выработать собственную стратегию «устойчивого развития», уточняя и дополняя концептуальные положения, декларируемые мировым сообществом, создавая на основе ее реальную программу реформирования России, нацеленную на разрешение собственных специфических болезненных «родимых пятен»;
В силу особой значимости для РФ, как самой концепции «sustainable development», так и детальной программы по ее реальному воплощению, их разработка не может быть отдана на откуп «безликому чиновничеству», а должен быть привлечен широкий круг лиц из научной (как гуманитарной, так и естественной, экономической и др.), политической, предпринимательской, творческой и т.д. элиты, с широким обсуждением спорных (судьбоносных) вопросов в средствах массовой информации, обеспечивая заинтересованность в положительных результатах не только в узкоспециализированной среде, но и всех жителей России;
Специфические кризисные условия российского общества, безусловно, требуют не слепое копирование западных стандартов, а выработку собственных приоритетов (возможно экологический императив и не будет доминировать в настоящее время) и этапов по воплощению устойчивого развития. Не изоляционизм и «смакование» отечественной исключительности, а разумное сочетание глобального и регионального, базирующегося на формулировании положений национально-государственных интересов и безопасности России должно стать основой успеха модернизационного процесса.

Таким образом, именно не отстраненность от научной разработки, политико-экономической, экологической реализации идеи устойчивого развития, а активное участие в данном глобальном проекте во многом и может помочь российскому обществу и государству занять достойное место в мировом сообществе.

Начало реализации программы, принятой на конференции ООН в Рио-де-Жанейро, призвавшей национальные правительства разработать на основании предложенных рекомендаций стратегию устойчивого развития, было положено в России Указом Президента РФ от 4 февраля 1994 года № 236. В нем Б.Н. Ельцин поручил правительству до конца текущего года разработать проект концепции перехода Российской Федерации на модель устойчивого развития. В соответствии с распоряжением Правительства России объявлялся конкурс на разработку проекта концепции, в котором приняли участие, как отдельные ученые, так и некоторые авторские коллективы. Обсуждение различных вариантов концепции состоялось на Всероссийском съезде по охране природы, проходившем 3-5 июня 1995 года в Москве, после чего была создана правительственная комиссия по доработке проекта. В марте 1996 года на заседании Правительства РФ произошло принятие окончательной редакции «Концепции перехода Российской Федерации к устойчивому развитию», утвержденной Указом Президента России от 1 апреля 1996 года № 440.

Таким образом, появился документ, определяющий последовательный переход России к устойчивому развитию, позволяющему «обеспечить сбалансированное решение социально-экономических задач и проблем сохранения благоприятной окружающей среды и природно-ресурсного потенциала в целях удовлетворения потребностей нынешнего и будущих поколений людей». При этом особо отмечается, что «переход к устойчивому развитию предполагает постепенное восстановление экосистем до уровня, гарантирующего стабильность окружающей среды. Этого можно достичь усилиями всего человечества, но начинать движение к данной цели каждая страна должна самостоятельно».

Для реализации и управления переходом к устойчивому развитию, как отмечается в « Концепции» необходима разработка системы программных и прогнозных документов, в том числе:

а) государственной стратегии действий долгосрочного характера;

б) долгосрочных и среднесрочных прогнозов, включающих в качестве составного компонента прогнозы изменений окружающей среды и отдельных экосистем в результате хозяйственной деятельности;

в) краткосрочных прогнозов и программ отраслевого, регионального и федерального уровней, призванных способствовать последовательному решению ряда принципиальных задач:

Обеспечить стабилизацию экологической ситуации по мере реализации реформ;
За счет экологизации экономической деятельности в рамках институциональных и структурных преобразований добиться коренного улучшения окружающей среды;
На основе целенаправленного изменения структуры экономики, структуры личного и общественного потребления ввести хозяйственную деятельность в пределы емкости экосистем.При этом основными направлениями модернизации российского общества на пути к воплощению принципа «sustainable development» являются:

1.Создание правовой основы перехода к устойчивому развитию, включая совершенствование действующего законодательства, определяющего в частности, экономические механизмы регулирования природопользования и охраны окружающей среды;

2.Разработка системы стимулирования хозяйственной деятельности и установление пределов ответственности за ее экологические результаты, при которых биосфера воспринимается уже не только как поставщик ресурсов, а как фундамент жизни, сохранение которого должно быть непременным условием функционирования социально-экономической системы и ее отдельных элементов;

.Оценка хозяйственной емкости локальных и региональных экосистем страны, определение допустимого на них антропогенного воздействия;

.Формирование эффективной системы пропаганды идей устойчивого развития и создание соответствующей системы воспитания и обучения.

Поскольку переход к устойчивому развитию требует решение целого комплекса политических, экономических, социальных, духовно-нравственных задач и проблем, то, следует отдавать себе отчет в том, что это длительный процесс, при осуществлении которого будет уточняться и дополняться сама идея «sustainable development», а так же создаваться необходимые условия и предпосылки поэтапного продвижения к намеченной цели, важнейшими среди которых для современного этапа модернизации России являются:

переориентация социально-политических, экономических и др. институтов государства, на которые ложится основная работа и ответственность при реализации принятой «Концепции»;
придание науке в целом, при соответствующем внимании и финансировании, как со стороны государства, так и частных структур, статуса методологического и технологического базиса продвижения на пути к устойчивому развитию;
формирование развитого гражданского общества и правового государства, при обеспечении прав и свобод граждан, вовлечение их в активную преобразовательную деятельность;
создание эффективной экономической системы хозяйствования, при уменьшении дифференциации доходов населения и развития «среднего класса» и т.д.

Именно появление или исчезновение тех или иных условий движения к устойчивому развитию будет определять содержание, продолжительность и вариативность модернизационных этапов.

Утвердив своим указом «Концепцию перехода Российской Федерации к устойчивому развитию» Президент России так же поручил Правительству страны:

при разработке прогнозов и программ социально-экономического развития, подготовке нормативных правовых актов, принятии хозяйственных и иных решений учитывать положения данной «Концепции»;
разработать и внести в 1996 году на рассмотрение Президента РФ проект Государственной стратегии устойчивого развития государства.

Поручение Б.Н. Ельцина было выполнено и 11 декабря 1997 года на заседании Правительства РФ был обсужден проект «Государственной стратегии устойчивого развития России», подготовленный Министерством экономики совместно с Государственным комитетом по охране окружающей среды РФ и другими заинтересованными органами федеральной исполнительной власти, научными учреждениями и т.д. Вместе с тем, представленный документ был признан в первую очередь мировоззренческой платформой развития российского государства, на базе которой необходимо Федеральному Собранию РФ, органам государственной власти субъектов федерации, научным учреждениям, предпринимательским структурам и общественно-политическим объединениям разработать программу первоочередных мер по реализации «Концепции» и «Государственной стратегии» перехода к устойчивому развитию.

Однако, дальнейшее развитие внутриполитической обстановки в стране, практика «латания дыр» не позволили федеральным органам власти довести начатое дело до логического и практического конца. Кризис финансовой и банковской системы, противостояние исполнительной и законодательной властей, усилившийся сепаратизм и возобновление военных действий в Чечне, подготовка к парламентским (1999 г.) и президентским (2000 г.) выборам отодвинули на задний план конкретные мероприятия по воплощению принятых решений. Сегодня, фактически лишь немногочисленные отечественные политики и ученые пытаются актуализировать на государственном уровне реализацию вышеназванных документов, продолжая кропотливую работу в научных центрах, отдельных регионах и отраслях народного хозяйства. Российская привычка невыполнения собственных решений снизу доверху, надежда «на авось», «пока гром не грянет», к сожалению, является практикой и сегодняшних дней.

Вместе с тем, нельзя в этом винить вновь сформированные президентские и правительственные структуры, которые лишь приступили к разработке и реализации собственной программы действий, по модернизации российского общества и не отрицают в принципе идею устойчивого развития, для реализации которой, как считает целый ряд ученых имеются специфические благоприятные факторы российской действительности. Особость России как национально-государственного, социально-экономического и культурного комплекса заключается в том, что, разрабатывая стратегию реформирования отечественного социума возможно относительно безболезненное согласование национальных и глобальных приоритетов, чему могут способствовать следующие условия:

огромная по размерам территория (площадь суши 17,1 миллион квадратных километров) с колоссальными запасами природных ресурсов, к разработке и использованию которых еще не приступали, при том, что многие из них (в частности леса, водные ресурсы и др.) являются резервами устойчивости всей биосферы в целом;
наличие более трети мировых запасов природного газа, что создает энергетические и экологические преимущества по сравнению с углем и нефтью. Переход экономики к устойчивому развитию, таким образом, может базироваться на энерго-экологически-чистом фундаменте газовой отрасли, которая займет ведущие позиции в мировом энергобалансе ХХ1 века;
демографический потенциал (150 миллионов человек) при развитии депопуляционных тенденций в «производстве» населения ( на душу населения в РФ приходится площадь территории в 11,5 га., в то время как в США - 3,35 га., в Японии- 0,29 га., Китае- 0, 76 га.) не является «механизмом торможения» в реализации принципа «sustainable development», что наблюдается во многих странах мира (на это мы указывали в первом параграфе данного раздела). Таким образом, стоит задача оптимизации демографических процессов при рациональном перераспределении размещения производительных сил (средняя плотность населения России -8,6 человек на квадратный километр, при этом в европейской части -27 человек, на Урале - 10,7 чел., в Сибири и на Дальнем Востоке - 3 чел., в то время, как средняя плотность населения планеты 37,5 человек на квадратный километр);
уровень потребления россиян значительно ниже, чем в развитых индустриальных странах мира («обществах потребления») и поэтому в отличие от них для России не актуальна задача снижения потребления ресурсов при этом важнейшим фактором в процессе перехода к устойчивому развитию является их сбережение и разумное, эффективное использование;
научный и духовно-нравственный потенциал российского общества способен обеспечить теоретическую и идеологическую основу к восприятию массовым общественным сознанием идей «sustainable development» и создать интеллектуальную базу для их воплощения. Российская наука, не смотря на все трудности «переходного периода» сохранила свои лучшие традиции и занимает ведущие позиции в мире, как по фундаментальным, так и прикладным исследованиям;
экологическое состояние России, темпы и масштабы деградации окружающей среды находятся на среднемировом уровне, приближаясь по ряду показателей (уничтожения лесов, вывода из оборота, в следствии засоления, земель) к развивающимся странам, по другим (в частности, по выбросам загрязнений в воздушную и водную среду) к развитым государствам. Вместе с тем, хотя экологические проблемы могут и не превалировать на современном этапе модернизационного развития, тем не менее, важнейшей и ближайшей задачей является закрытие или реформирование природно-эксплуатирующих производств, отказ от неэкологичных технологических процессов с перспективой создания экологосберегающего экономического хозяйства.

Таким образом, имея ряд факторов, способствующих формированию (даже не в простых российских условиях) положительных стартовых позиций перехода к практической реализации идеи «sustainable development», следует согласиться с принципиальным положением о том, что необходимо синхронизировать приоритеты глобального и национального развития с точки зрения целей и методов, обеспечивающих выживание и прогресс человечества.

Вместе с тем, достаточно спорным является вопрос о неизбежности некоего переходного периода (этапа) связанного с подготовкой к непосредственному воплощению «Концепции перехода РФ к устойчивому развитию» суть которого должна состоять в привлечении внимания основных действующих субъектов российского политического и экономического процессов к проблеме устойчивого развития, достижения определенного общественного консенсуса относительно первых шагов по их разрешению. Дело в том, что современный этап модернизации России помимо социально-экономических и политических преобразований предполагает выработку «идеологии модернизации» - духовной основы и ориентиров проводимых реформ, составной частью которых могут и должны выступить данные концептуальные положения. Собственно, основное содержание и конечная цель отечественной модернизации с неизбежностью (если мы хотим остаться в политическом, правовом, экономическом, культурном и т.д. поле мирового сообщества) должны предполагать и императив «устойчивого развития». С нашей точки зрения, не требуется ни какого подготовительного (первоначального) периода, а речь может идти, лишь об особенностях вырабатываемой стратегии, которая должна учитывать специфику и приоритеты любого национально-государственного образования, в том числе и РФ на пути продвижения к «идеальной модели» устойчивого развития.

В этой связи представляется важным выделить несколько системных блоков, содержание которых, с одной стороны, учитывало бы особенности переживаемого Россией времени, а, с другой стороны, согласовывалось с показателями (индикаторами), рекомендованными ООН (см. второй параграф данного раздела) и могущих составить основу приоритетов национальной стратегии устойчивого развития России:

национально-государственный: укрепление конституционных основ российской государственности; преодоление дезинтеграционных тенденций между центром и субъектами РФ, при гармонизации межнациональных отношений; создание демократической политической системы с соблюдением принципа разделения властей;
гражданско-правовой: формирование институтов гражданского общества, способных осуществлять контроль над государством и высшими должностными лицами, исключая возможность злоупотребления властью в личных и групповых интересах; приоритет прав человека и возможность их защиты в судебном порядке;
экономический: создание условий и гарантий для реализации каждым гражданином права на справедливо оплачиваемый труд при эффективном функционировании смешанной экономики и рациональном потреблении материальных ресурсов;
социальный: обеспечение равенства возможностей достижения материального, социального (образование, здравоохранение, поддержка материнства и детства и т.д.) благополучия гражданами на протяжении всей жизни при неуклонном повышении ее качества;
духовно-нравственный: реальное превращение науки, образования и культуры в фундаментальные ценности как для государства, так и для каждого гражданина, что будет способствовать их осмысленному отношению к собственной жизни и жизни будущих поколений;
международный: активная деятельность государства в системе международных отношений; целенаправленное проведение внешней политики (на дву- и много-сторонней основе), базирующейся на отстаивании национально-государственных интересов и обеспечении безопасности России и человечества в целом;
экологический: обеспечение возможности жить в здоровой природной среде при рациональном использовании природных ресурсов, не привышая пределов емкости экосистем, ведущее к их разрушению;
признание экологической безопасности и стабильности равноправными критериями прогресса наряду с экономической эффективностью, политической демократией и т.д.

Особое место в этом ряду должен занять региональный блок, базирующийся на реализации новой федеральной социально-экономической и политико-правовой политике, в основе которой лежали бы объективные потребности населения территорий и страны в целом. При этом следует подчеркнуть, что именно в субъектах федерации при поддержке и координации центральных органов власти сосредотачивается важнейший комплекс работ по переходу регионов (возможно разными темпами) и страны в целом к устойчивому развитию, требующий создание территориальных программ.

Положительный опыт разработки и реализации идей «sustainable development» имеется уже в целом ряде областей РФ, в том числе и в Волгоградской, принявшей собственную концепцию перехода к устойчивому развитию, понимаемому «как поддержание оптимальных ( с точки зрения региональных условий и факторов воспроизводства) темпов возрастания общественного богатства для обеспечения качества жизни, отвечающего современным мировым стандартам» и основывающемся на «естественно-гуманитарном синтезе человека и природы». При этом ключевыми показателями качества жизни определены:

а) общий или на душу населения объем производимого продукта;

б) уровень располагаемого (после вычета налогов и других финансовых обязательств) дохода на душу населения;

в) уровень потребления;

г) возможности развития и реализации созидательных способностей;

д) сохранение и воспроизведение в расширенных масштабах природной среды, пригодной для жизнеобитания;

е) утверждение многообразия культур;

ж) достижение гармонии межличностных и межкультурных связей.

Отрадным фактом в данном документе предстает то обстоятельство, что он является «не конъюктурной отпиской» региональных властей на «злобу дня», а совместным продуктом творческой работы областной администрации с целым рядом научных центров (Волгоградский государственный университет, Волгоградский технический университет, Волгоградская архитектурно-строительная академия, Волгоградское отделение Экологической академии РФ и др.), принимавших участие не только в разработке «Концепции», но и отслеживающих и вносящих при необходимости коррективы в механизмы и задачи, способствующие достижению поставленной цели, среди которых можно выделить:

выработку объединяющей идеи нравственного отношения человека и общества, общества и природы;
обеспечение эффективной пропаганды идей устойчивого развития;
создание правовой основы перехода области к устойчивому развитию на федеральном и региональном уровнях;
формирование региональных экономических и политических механизмов регулирования процессов становления и развития цивилизованных форм взаимодействия рыночных субъектов;
создание гибкой производственной системы, сочетающей потенциал крупного, среднего и малого бизнеса;
стимулирование инновационной деятельности предпринимательских структур, освоение экологически приемлемых видов технологий и продуктов;
определение инвестиционных приоритетов на основе принципа сравнительных преимуществ;
обеспечение стабильных социально-экологических условий воспроизводства в сельском хозяйстве, учитывая его рыночные особенности;
сокращение разрыва в уровне жизни групп населения области, обеспечение возможности реализации конституционных прав граждан в области образования, здравоохранения, культуры, науки;
рационализация структуры межрегиональных и внешнеэкономических связей при сохранении платежного баланса области.

Таким образом, как на федеральном, так и на региональном уровне происходит действительное осознание того факта, что:

ХХ1 век не может не стать веком защиты окружающей среды при определяющем значении в истории любого (и в частности российского) общества его взаимоотношений с природой;
Направляющим вектором, проводимой государственной политики с неизбежностью становится сохранение природной основы нашего жизненного мира в самом широком объеме, с преодолением изжившей себя парадигмы о неконтролируемом количественно экономическом росте, направленном на удовлетворение любых (даже самых абсурдных) потребностей.

Бесспорны трудности и сложности задач, поставленных на современном этапе модернизации России. Тем неменее они могут быть успешно разрешены при последовательном реформировании политических, экономических, социальных, институциональных основ общества с ориентацией на преодоление не только сиюминутных проблем, но видения перспектив развития человеческой цивилизации в целом, перехода ее на принципы устойчивого развития. Чрезвычайно важно при этом использовать эволюционные формы, опираясь на принципы гражданской активности и ответственности, обращая свои «объективные и субъективные (исторические, ментальные, экономические и др.) недостатки» в достоинства.

С учетом потенциальных возможностей российского народа, его способности (не раз реализованной) мобилизовывать в критической ситуации силы и ресурсы для разрешения судьбоносных вопросов (одним из которых, а может и самым судьбоносным является на сегодня вопрос сохранения жизни на планете Земля) шансы России на переход к устойчивому развитию можно оценить как реальные. Много времени упущено, но еще не поздно, если каждый для себя ответит «по ком звонит колокол?».

ГЛАВА 4. РОССИЯ В ХХ1 ВЕКЕ: ОСНОВНЫЕ ВЕКТОРЫ МОДЕРНИЗАЦИИ

4.1 Национально-государственная модернизация РФ как фактор перехода к устойчивому развитию

Обращение к анализу становления новой российской государственности и особенностям формирования политической системы в целом обусловлено как минимум несколькими причинами:

Первая заключается в том, что, переживаемый Россией кризис во многом обусловлен фактом обвального распада СССР. Жизненно важные части геополитической протяженности на западе и на юге оказались «ближнем зарубежьем». Там остались миллионы русских и иных «русскоязычных», близких по культуре, менталитету, образу жизни. Внутри сузившегося пространства укрепился этнический, мафиозный и иной местный национализм, сепаратизм. Разрушились прежние надежные ориентиры людей. Для миллионов россиян возник вопрос: что такое Россия сегодня? Есть ли у меня большая Родина как нечто целое, как стабильная социальная общность, а не постоянно сужающееся пространство (где к тому же идет или гражданская война или военная акция международных террористов)? Кризис интеграции перерос в кризис идентичности сограждан как нравственных, так и политических субъектов. В этом смысле вопрос о российской государственности действительно является наиважнейшим и по большинству параметров, определяющим в ходе проведения модернизации;
Вторая определяется положениями, зафиксированными в итоговых документах Конференции ООН по окружающей среде и развитию, состоявшейся в Рио-де-Жанейро в 1992 году а так же, принятой правительством России в 1996 «Концепцией перехода Российской Федерации к устойчивому развитию», где отчетливо говорится об особом значении государства при движении к ноосферному обществу. «Переход к устойчивому развитию потребует скоординированных действий во всех сферах жизни общества, адекватной переориентации социальных, экономических и экологических институтов государства, регулирующая роль которого в таких преобразованиях является основополагающей».

Таким образом, решение вопроса о национально-государственной модернизации России соответствует объективным требованиям регионального и глобального развития человечества.

В первой главе нашего труда, мы уже указывали на тот исторический факт, что суверенитет российского государства простирается на огромную территорию и охватывает более ста народов и народностей ее населяющих. В условиях распада СССР и, возникших за ним инерционных процессов дезинтеграции и разрушения России наиболее реально воплотимыми варианта сохранения ее государственности были:

Жесткое централизованное управление, с принудительным задействованием механизмов унитаризма, присущих командной политической системе и уже испытанных ранее;
Реформирование самой федеративной структуры, с перераспределением полномочий между центром и субъектами РФ на правовой основе, что гораздо сложнее и кропотливее, а так же более продолжительно по времени, но соответствует принципам демократического политического режима.

Российское общество выбрало второй путь, пытаясь сохранить не только целостность страны, но и защитить интересы, духовные, экономические и иные связи между всеми частями государства. Следует признать, что лозунг «Москвы» «берите суверенитета сколько можете» явился не только проявлением мудрости федеральной элиты и ответственности региональной, но и показателем слабости государства в целом. Предотвращение отделения ряда территориальных образований, достигнутое через заключение договоров между органами государственной власти РФ и органами власти Татарстана, Башкортостана, Кабардино-Балкарии и др. стабилизировало общественно-политическую обстановку, но не решило полностью проблему сохранения единства и целостности российского государства, свидетельством чему являются события на Северном Кавказе. Более того, «торг за властные полномочия и материальные ресурсы» (провозглашение суверенности; объявление отдельных территорий субъектами международного права и собственниками находящихся у них природных богатств; особые финансовые и налоговые льготы и т.д.) заложил «мины замедленного действия» (неравноправность субъектов федерации; декларативность и обесценивание конституционных норм; региональные экономические, финансовые «войны», ведущие к неуправляемости и криминализации самой власти и др.), «обезвреживать» которые предстоит новому поколению политиков, но отнюдь не в более благоприятных (по большому счету) условиях (война в Чечне, настойчивые требования кредиторов выплаты внешнего долга и т.д.).

Естественно возникают вопросы:

а) правильно ли был выбран вариант сохранения территориального единства российского социума?

б) все ли было до конца продумано и сделано в процессе строительства новой «демократической государственности» России?

Ответ, по-видимому, не может быть однозначно положительным или отрицательным, если рассматривать его научно, а не с позиций политической конъюктуры, с «вершины» не только сегодняшнего дня, но и реальности 90-х годов ХХ столетья. Скорее всего, он должен констатировать необходимый и возможный на тот момент компромисс, достигнутый путем потерь и приобретений, между различными слоями общества и регионами страны. Россия не перешла «порог распада», сохранила себя как национально-государственное образование и субъект международного права, актуализировав проблему (болезненную не только для нее) права наций и народов на самоопределение и государственную самостоятельность. Это не частный вопрос строительства российского государства, а скорее одна из поисковых проблем мирового сообщества при переходе к устойчивому развитию.

С этих позиций вполне оправданными являются усилия В.В. Путина по укреплению государственной власти и национально-территори-альной целостности России, заключающееся в реформировании как федеральных структур (в частности Совета Федерации, порядка избрания Государственной Думы и т.д.), так и укрепление исполнительной вертикали (создание семи федеральных округов с назначением в них Полномочных представителей Президента России), приведении законодательства субъектов федерации в соответствие с Конституцией РФ. «России нужна сильная государственная власть. России нужна диктатура закона»- таков один из основных после выборных тезисов президента Путина и это при том, какие полномочия ему предоставлены «по наследству». А значит, сила власти определяется не столько размерами ее посяганий и не готовностью и способностью прибегнуть к любым (даже самым негуманным) средствам. « Сила власти есть прежде всего ее духовно-нравственный авторитет, ее уважаемость, ее признаваемое достоинство, ее способность импонировать гражданам. Поставить себе неосуществимую задачу не значит проявить силу; растрачивать свой авторитет не значит быть сильным. Сила власти проявляется не в крике, не в суете, не в претенциозности, не в похвальбе и не в терроре. Истинная сила власти состоит в ее способности звать не грозя и встречать верный отклик в народе. Ибо власть есть прежде всего и больше всего дух и воля, т.е. достоинство и правота наверху, которым отвечает свободная лояльность внизу». Таким образом, « власть сильна своим достоинством, своею волею и ответом народа ( т.е. блюдением закона, доверием и уважением и готовностью творчески вливаться в начинания власти)» и такая сила сегодня как ни когда нужна России.

Однако в тезисе о сильной власти и диктатуре закона немалая часть сограждан отмечает феномен диктатуры, ставя под сомнение законность, как принцип, применимый для проведения российской модернизации. Как и в начальный период правления Ельцина, сегодня все более обращается внимание на факт целесообразности реформ по Пиночету (см. Глава 1, параграф 2). Причем, большинство сторонников этого курса, подразумевает не политическую диктатуру в общепринятом смысле этого слова, а нечто совсем иное: сильное государство, способное отрегулировать экономическую систему, защитить личность от произвола и беззакония при сохранении политических свобод. Идея авторитаризма обосновывается тем, что российскому обществу предстоит сложное государственное строительство с преодолением как дезинтеграционных процессов, так и «укоренившегося патернализма и этатизма» в общественном сознании и социально-политической практики.

Вместе с тем, с нашей точки зрения, авторитаризм в современных условиях не может и не должен означать принципиального отказа от идей демократии, перехода к смешанной экономике, как таковых. Речь идет скорее о смене темпов преобразований, степени их ориентированности на те или иные группы населения и, что крайне существенно, о характере политических механизмов, действующих в переходный период. Скорее всего, данный режим следовало бы охарактеризовать как авторитарный, одновременно либерально-технократического и патриотического толка, способного на себя взять миссию политического и правового гаранта подлинного обновления России. Подобный «просвещенный» авторитаризм, способствующий созданию условий для развития гражданского общества, открытый для инноваций и постепенной демократизации, обязан стать политической гарантией действительной альтернативы отсталости страны и неустойчивому развитию.

Согласно ныне действующей Конституции РФ, Россия есть демократическое федеративное правовое государство с республиканской формой правления. Государственная власть в РФ осуществляется на основе разделения на законодательную, исполнительную и судебную, которую представляют Президент РФ, Федеральное собрание (Совет Федерации и Государственная Дума), Правительство РФ и суды РФ. Фактически, основной закон, предусматривает создание полупрезидентской, полупарламентской республики с доминирующим положением Президента в структуре власти.

В этой смешанной форме в немалой степени учтены позитивные стороны обеих традиционных форм, в частности стабильность правительства и его подконтрольность парламенту. Путем применения института двойной ответственности (перед Государственной Думой и Президентом), усложняется процедура вотума недоверия, преодолеваются негативные стороны как президентской, так и парламентской форм правления. Вместе с тем, создаются возможности как для авторитаристских тенденций исполнительной и президентской власти, так и для формирования стабильной и сильной демократической власти.

В целом создание смешанных форм правления, как показывает опыт многих стран, имеет несомненные плюсы. Тем самым обеспечивается стабильность управления страной, устраняется возможность частой смены правительства по коньюктурным партийным соображениям, обеспечивается консолидация партий. Не нарушая местного самоуправления, этот процесс ведет к укреплению роли государственной власти на местах, способствует единству государства. Это очень важно для российского государства, которое не имеет опыта длительного парламентского управления и сформированных партийных структур, что может приводить к неадекватным решениям и действиям.

Вместе с тем, такой процесс трансформации политической системы и государственного строительства имеет свои минусы:

Во-первых, нарушается имманентно присущее той или иной форме (президентской или парламентской) единство структуры управления и одновременно провоцируются коллизии и несогласованности, которых не бывает «в отработанных» формах правления. Разрушаются сложившиеся стандарты разделения властей, происходит смешение разных начал, что не всегда способствует соблюдению конституционной законности;
Во-вторых, возрастание роли парламента в президентской (полупрезидентской) республике при создании смешанных форм, усиление его контроля за деятельностью правительства - часто обманчиво. В парламентской республике при создании смешанных форм значение парламента падает, происходит значительное усиление власти президента, к чему эта форма не приспособлена и не имеет достаточных гарантий против президентского всевластия;
В-третьих, в смешанной форме правления снижается роль институциональных факторов, которая все более зависит от личности конкретного политического лидера.

Анализ положительных и отрицательных сторон правовых норм и практической деятельности политических институтов России убеждает в неизбежности проведения конституционной реформы, как одного из важнейших этапов государственного строительства. Три президентских закона о реформировании органов власти демонстрируют стремление к созданию механизмов по повышению эффективности управляемости регионами и страной в целом. Однако, без выравнивания конституционных статусов самих субъектов федерации, которых сейчас насчитывается шесть типов (республики, края, области, автономная область, автономные округа, города федерального значения) это бессмысленно.

Внесение поправок в нынешний Основной закон практически невозможно - кроме двух третей в обеих палатах парламента необходимо еще одобрение законодательных собраний двух третей субъектов РФ. Именно этим во многом объясняется, что за семь лет действия Конституции в нее не была внесена ни одна поправка, несмотря на то, что многие из ее изъянов были выявлены сразу после поспешного принятия «сомнительным большинством» в 1993 году. «В то время как не найдется и десятка базовых принципов, в отношении которых при принятии конституции был достигнут реальный консенсус, ее текст изобилует многочисленными «архитектурными излишествами», напоминая скорее энциклопедию конституционной мысли, чем предназначенный для практического использования документ».

С другой стороны, нежизнеспособность, как советских, так и российских конституций во многом объясняется тем, что они представляют собой продукт и атрибут политической власти, акт ее рационализации путем юридического структурирования, не имеющего ни какого самостоятельного значения вне этой власти. В тоже время, современная индустриальная цивилизация, выходя на новый уровень общественного развития требует соответственно и качественно новой конституции, в которой должны выражаться интересы не только и не столько государства, сколько гражданского общества в целом. « На этом фоне смысловой центр конституционного права, его базовые оценочные категории должны все более смещаться от обезличенного государства (что характерно для авторитарных режимов) к человеку, его потребностям и интересам, к универсальным общечеловеческим ценностям, поскольку именно человек являет собой тот «атом», который лежит «первокирпичиком» в основании гражданского общества. Значение же государства должно вытекать не столько из его самоценности как таковой, сколько из того факта, что гражданское общество в современных его формах так или иначе является государственно организованным и оформленным». Таким образом, что бы быть одновременно жизнеспособным и эффективным Основной закон, как и государство в целом должны выражать человеческую сущность, закономерности ее проявления и развития.

Кризис российской конституции есть лишь одна из форм проявления кризиса отечественной государственной власти. Его разрешение может основываться только на преодолении формально-юридического закрепления безликости властных институтов т.к. политическая конституция по своей сути

оформляет общественное согласие вокруг базовых общепризнанных ценностей;
обеспечивает прежде всего правовую эффективность решения общегражданских дел;
предусматривая механизмы самосохранения и саморазвития всего социального организма.

«Сильная государственная власть» есть не самоцель (строго говоря, и сам тезис о сильной власти во многом абсурден, т.к. феномен власти представляет собой общественно выделенную и организованную силу, которую все признают, уважают, подчиняются, исполняя ее требования и законы), а один из возможных и на сегодняшний день эффективнейших институтов по организации российской общественной жизни, строится который должен на определенных и легитимных принципах, среди которых можно назвать:

Законность, т.е. власть «не внеправовая и не сверхправовая, а оформленная правом, и служащая по праву, при помощи права;
Совместимость преимуществ авторитарного стиля с преимуществами демократии, при устранении опасностей первого и недостатков второй;
Федеративность по духу с опрой на «формализованный унитаризм»;
Децентрализация и дебюрократизация;
Способствование развитию и укреплению полноценного гражданского общества как конструктивной оппозиции самой власти и др.

Таким образом, перенося центр тяжести с проблем организации государственного управления (что так же немаловажно) непосредственно к вопросам общественного и государственного строительства РФ, стремясь с применением демократических процедур и учетом взаимных интересов найти соглашение между «большинством» и «всевозможными меньшинствами» Путин В.В. впервые инициирует конституционный процесс в собственно политическом смысле. «Российские (включая советские) конституции не были выражением какого-либо реального национального согласия, а их принятие ни разу не связывалось даже с поиском подобия консенсуса. Способ же принятия конституции сам по себе (голосование в парламенте, референдум и пр.) не имеет никакого значения для оценки природы конституции - важен характер общественного процесса, который данным способом был оформлен».

Начало государственного реформирования с «лоббирования» выше указанных правовых актов, а не с формирования Конституционного собрания, для разработки другого Основного закона можно объяснить тактическими шагами нового президента:

Путин не хочет сразу демонстрировать Б.Н. Ельцину, что он «неблагодарный наследник» и не успев утвердиться в Кремле идет на слом «его правового детища»;
Принятие законов об изменении структуры власти, можно добиться гораздо быстрее, вместе с тем психологически и нормативно подготавливая элиту и общество к непростому процессу «конституционной реформации».

Вполне возможно, что в основе действий главы государства лежит надежда на возможность инициирования и начала конституционной реформы не только «верховной властью» или левыми оппозиционными партиями (КПРФ и их союзниками, которые изначально ее воспринимали как антинародную, антидемократическую и нелегитимную), а общественно-политическими структурами, разделяющими и поддерживающими его. Это ставит в повестку дня вопрос о активной работе по формированию новой партийной системы. Очевидно, что в демокра-тическом обществе связь между народом и властью обеспечивают именно политические партии. «России необходимы партии, которые пользуются массовой поддержкой и устойчивым авторитетом. И не нужны очередные чиновничьи партии, прислоняющиеся к власти, тем более- подменяющие ее... Слабой власти выгодно иметь слабые партии. Ей спокойнее и комфортнее жить по правилам политического торга. Но сильная власть заинтересована в сильных соперниках. Только в условиях политической конкуренции возможен серьезный диалог о развитии нашего государства… Сегодня назрела необходимость в подготовке закона о партиях и партийной деятельности…».

Среди тенденций, непосредственно влияющих на процесс формирования партийно-политической системы, особое внимание обращает на себя:

резкое повышение индекса доверия к институту президентской власти (что отразилось на результатах голосования в 1999 году в Государственную Думу по пропрезидентскому «Межрегиональному движению «Единство» («Медведь»)», занявшего по численности голосов второе место после КПРФ);
поступательный рост доверия к местным властям (социологические опросы и результаты выборов в отдельных регионах, например, Башкортостане, Кемерово, Москве и др. убедительно доказывают, что при принятии решений избиратели ориентируются на мнения местной элиты);
стремление граждан России на парламентских выборах голосовать за партии, а не за популярных политиков (примером могут служить: КПРФ, где отношение к Г.Зюганову как лидеру далеко неоднозначно; «Союз правых сил», который поддержали сторонники либеральных взглядов).

Первые две тенденции могут вести к перераспределению полномочий как между ветвями власти, так и регионами. Последняя - к обретению населением более или менее определенной партийной ориентации, с тенденцией голосовать за самую мощную организацию избранного типа и созданием внутритиповой конкурентной среды.

Вместе с тем и парламентские и президентские выборы вновь актуализировали идею российского центризма. В обществе образовалась мощная прослойка, своего рода «третья сила», которая в своих политических и социально-экономических ориентациях и действиях пытается уйти, дистанцироваться от крайностей как консервативно-либерального (Демократический выбор России и др.), так и регрессивно-социалистического (Российская коммунистическая рабочая партия и т.д.) толка, не принимая любых потрясений и насильственных трансформаций, что обуславливает появление феномена «стихийного центризма». В России, не знавшей глубоких традиций парламентаризма, опыта межпартийной борьбы (история центризма умещается в краткий период между 1907 и 1917 годами) центризм, в отличие от стран Запада, возникает не как результат развития собственно партийных отношений и борьбы, а при решении «судьбоносных» вопросов бытия, каким является вопрос о государственности России.

В условиях поляризации борьбы политических сил, стремящихся навязать обществу свои правила игры, настоятельно возникла потребность в появлении такой силы, которая ставила бы своей задачей снять и ослабить напряженность между конфликтующими сторонами. По отношению к последним, эта сила брала бы на себя функции их сближения и примирения посредством консолидации заключенных в них умеренных элементов, которые в отличие от элементов радикально-экстремистских, склонны к поиску компромисса и согласия. В общеполитическом пространстве центр, следовательно, занимал бы место не вне соперничающих лагерей, а внутри каждого из них. «Он как бы малое пространство внутри большого, представленное такими же силами, что и большое, но только в той их части, которая тяготеет к диалогу и взаимопониманию».

В политическом плане «центризм» можно рассматривать двояко: как ориентацию на умеренные методы и программы в рамках практически имеющегося спектра идеологических представлений, за исключением крайне экстремистских, и как совокупность партий и их блоки, изначально нацеленные на деятельность в политическом пространстве между радикальным реформизмом (революционизмом) и охранительством «статус-кво».

Отсутствие на сегодняшний день всеобъемлющего общественного консенсуса по фундаментальным ценностям, вопросам будущей государственной структуры и экономической системы, затрудняет образование полноценных партий центристской направленности. Их окончательная кристализация может произойти лишь тогда, когда общество в большинстве своем признает необходимость и возможность реформ по предложенному, политической элитой варианту и окончательно в российском законодательстве закрепится пропорциональная система выборов по партийным спискам (переход на мажоритарную систему выборов депутатов законодательных органов власти всех уровней существенно затормозит процесс партогенеза в России).

На сегодняшний день и социальная база политического центризма будет существенно отличаться от классической западной. В условиях не сформировавшегося «среднего класса» ей может стать подавляющее большинство народа. Утверждение об отсутствии «центра» и «центристских политических ориентаций» является отчасти сознательно творимым мифом радикалов всех видов, боящихся потерять своих сторонников и уже приобретенную нишу в формирующейся партийной системе. Более того, центризм не претендует на создание какой-то особой идеологической доктрины, однако, не препятствует партиям с центристской ориентацией иметь собственные идейные установки. Центризм базируется на позициях идейного плюрализма, а центристская политика продиктована не идеологическими целями борющихся партий, но прагматическими интересами общества, заинтересованного в порядке и стабильности.

Вместе с тем, если в системе международных отношений государство выступает как единственный и полномочный представитель национально-государственных интересов, их выразитель и защитник, то во внутренней жизни, по мимо него каждая партия, общественное движение, в борьбе за власть, обосновывает свои притязания на эту роль. Отсутствие общественного консенсуса по вопросу о доминантах в системе национально-государственных интересов страны, нередко беспечное отношение к его решению является одной из причин социальных катаклизмов и «зигзагов» политического курса руководства РФ. Принципиально важно подчеркнуть, что национально-государственные интересы неотделимы от всей истории страны, сколь бы древней и противоречивой она не была, от сложившихся на протяжении веков культуры, традиций, ценностей и духовного склада ее населения. «В нацию,- писал Н. Бердяев - входят не только человеческие поколения, но также камни церквей, дворцов и усадеб, могильные плиты, старые рукописи и книги. И чтобы уловить волю нации, нужно услышать эти камни, прочесть истлевшие страницы».

Что касается проблемы детерминирования национально-государственных интересов, то она является весьма многоплановой и включает в себя:

укрепление основ государственной власти единственным источником и носителем суверенитета которой является многонациональный народ России;
обеспечение благоприятных условий для экономического процветания и защиты отечественных производителей;
сохранение и приумножение материальных, духовных и нравственных устоев жизнедеятельности общества в целом и различных социальных групп, проживающих на территории РФ;
выполнение функций и обязательств, диктуемых геополитическим положением страны, ее местом в системе мирохозяйственных связей и отношений.

В последнее время наметились тенденции преодоления негативных вызовов, как внешнего (вмешательство во внутренние дела России лидеров отдельных государств и международных организаций, отстаивающих собственные, нередко враждебно-эгоистические инте-ресы), так и внутреннего (противоборство групповым, моно-полистическим, региональным узкокорыстным интересам мафиозных структур, управленческого аппарата и т.д.) характера национально-государственным интересам российского социума. Повысилась активность различных форм и механизмов по их реализации:

правовые и силовые (в Чечне) мероприятия по сохранению территориальной целостности России;
поддержка и защита отечественного предпринимательства;
финансовая стабилизация с привлечением иностранного капитала в виде прямых частных инвестиций;
укрепление физического и нравственного здоровья населения;
сохранение и развитие культурного наследия;
повышение обороноспособности страны;
забота о гражданах, находящихся за рубежом и др.

Потому, насколько последовательно и эффективно будут они осуществляться, можно судить о способности страны и ее народа к самосохранению и о соответствии политического правительственного курса, определяющим его интересам.

Вместе с тем, глобализация и сходность проблем стоящих перед отдельными нациями, странами и человечеством в целом приводит к трансформации традиционных функций государства, нацеливая их на решение не только специфических задач, но и дополняя принципами и целями устойчивого развития, провозглашенных мировым сообществом. Чернобыльская катастрофа убедительно доказала бесперспективность и опасность доктрины экофобии. Катастрофа в отдельном регионе обязательно скажется на развитии всей планеты. Гибель цивилизации не обеспечит благополучие и безопасность «самому суверенному» национально-государственному образованию. Таким образом, современное национальное и конституционное строительство должно основываться на модернизации всех базовых признаков, функций, интересов государства с учетом выживания как человечества в целом, так и конкретного народа в частности. «…Мы вправе прибавить к признакам разумного государства еще один, а именно социальное и демократическое правовое государство должно стать также и государством экологическим… К числу важнейших государственных задач следует отнести и борьбу за сохранение природных основ жизни. Государство же, не справляющееся с такой задачей, тем самым теряет право на существование, даже если оно по примеру западных демократий и сумеет лучшим образом сохранить status negativus, status positivus, status activus, status passivus своих граждан, другими словами, обеспечить им право на защиту, право на подачу апелляций и другие политические права. Логика правового развития вполне совместима с тем, что права грядущих поколений и природы начинают осознаваться лишь в конце исторического развития; ведь здесь вовсе не имеются в виду суверенные субъекты, которые одни и могут сформулировать идею права… В любом случае игнорирование этой ступени представляет собой достойный сожаления недостаток, лишающий правовое государство возможности сделать последний шаг, поскольку таким образом правовое государство, отвергнув условия реального выживания, совершенно уничтожится».

Как отмечают исследователи, современную экологическую политику государств можно подразделить на три вида:

управленческую, в которой лица ответственные за ее осуществление сконцентрированы на технических аспектах принятия соответствующих решений. Соответственно ключевая роль принадлежит экспертам, рассматривающим конкретные вопросы;
плюралистическую, где ее осуществление находится в компетенции, не только соответствующих государственных учреждений, но и неправительственных организаций, т.е. в принятии решений участвуют на ряду с экспертами представители гражданского общества;
коллективную, базирующуюся на концепции «прав местного населения» и провозглашении о передачи государством полномочий в принятии определенных решений группам граждан, которых оно (решение) затронет в первую очередь.

В развитых индустриальных странах Европы и США преобладает второй тип, в России - первый. Так, согласно, базового акта в области экологии Закона РФ «Об охране окружающей природной среды» в первую очередь при размещении, проектировании, строительстве, реконструкции, вводе в эксплуатацию предприятий, сооружении и иных объектов необходимо:

проведение государственной экологической экспертизы;
соблюдение утвержденного проекта, имеющего ее положительное заключение;
учет предельно допустимых нагрузок на окружающую среду и т.д.

Ради справедливости следует отметить, что законодательство предусматривает в отдельных случаях возможность проведения и общественной экологической экспертизы с участием органов местного самоуправления и различных других заинтересованных организаций. Однако в силу неразвитости институтов гражданского общества, правовой неурегулированности данной процедуры, неразвитости и громоздкости судопроизводства, забюрократизированности принятия решений и т.д. это положение, скорее, является благим пожеланием, а не реальной политикой и практикой в деятельности государственных и общественных органов.

В идеальном варианте, с учетом принципов устойчивого развития, функционирование отдельных государств должно рационально сочетать все три вида экологической политики при создании оптимальной модели ее реализации. Анализ структуры системы органов государственной деятельности, их функций и компетенций позволяет выделить несколько основных подходов в теории и практике современного экологического политико-правового управления:

фрагментарный, основывающийся на признании организации охраны природы и регулирования природопользования исходя из принципов раздельного управления по объектам природы (земля, недра, воды, растительный и животный мир, атмосферный воздух и космическое пространство) и отраслям экономики, т.е. экологические функции передавались действующим хозяйственно отраслевым ведомствам (министерствам сельского хозяйства, морским ведомствам и т.д.). Однако именно длительная реализация данного подхода, по мнению, целого ряда ученых и политиков привела к обострению экологических проблем и к общему ухудшению жизненных условий. «Многие страны до сих пор рассматривают окружающую среду как еще одну структуру в правительстве наравне с сельским хозяйством, лесным хозяйством, промышленностью или экономикой. Это неправильно. Может быть, с административной точки зрения удобно делить управленческую деятельность на сектора, но если мы хотим смоделировать будущий мир правильно, нам необходимо мыслить и действовать на межведомственной основе». Фрагментарный подход к организации государственного управления не является ни оптимальным, ни перспективным;
исправительный, базирующийся на необходимости обеспечения очистки образуемых в производстве отходов и контроле ее путем установления лимитов для выбросов и сбросов, не реформируя при этом экономику и другие сферы общественной жизни. Выполнение лимитирующей и контролирующей функций становилось основной задачей природоохранного ведомства, которое рассматривалось как узкоспециализированное, направленное исключительно на борьбу с загрязнением. Данный подход ориентирован на потребление природных ресурсов без четких обязательств сохранять, возобновлять и восстанавливать эти ресурсы, т.е. «потребление ради производства» и подвергся серьезный критике;
предупредительный, ориентированный на технологическую модернизацию производства, внедрения ресурсосберегающих, малоотходных и безотходных технологий, способных предотвратить экологический ущерб. Главными управленческими функциями государственного учреждения по защите природы становятся комплексное регулирование природоохранной деятельности, которая перемещается в целом в сферу хозяйственной деятельности, а также прогнозирование экологических последствий путем проведения экспертиз. При всех преимуществах этого подхода можно отметить и его уязвимость, заключающуюся в ограниченных возможностях человека прогнозировать последствия своих действий, а соответственно и объективность «экологических стандартов» и «лимитов нагрузки» на природную среду.

Однако ни один из представленных подходов к организации государственного экологического управления при всех их положительных и отрицательных моментах в силу их специфической ограниченности не отвечает требованиям времени и остроте глобальных проблем. Отраслевые организации обычно преследуют отраслевые цели и рассматривают влияние других (в частности природоохранной) как побочные, принимаемые во внимание лишь в исключительных случаях (принуждения). Экологические ведомства, организационно оторванные от отраслевых, практически имеют мало шансов (правовых, финансовых и т.д.) повлиять на ход принятия хозяйственных решений, учитывающих природный фактор.

Таким образом, вопрос стоит о разработке и реализации интегративной концепции организационных основ государственного управления, включающей в себя:

наделение специализированных природоохранных органов реальными возможностями участия и «рычагами» влияния на принимаемые хозяйственные решения. В частности предлагалось при формировании правительства РФ придать статус вице-премьера с соответствующими полномочиями главе Министерства природных ресурсов, что не нашло поддержки и отражает реальную расстановку сил в социально-политической и экономической системе России и общественном сознании в целом;
не освобождение, а наоборот повышение ответственности по охране природы в тоже время с субъектов хозяйственной деятельности ( так например, в Объединенных Арабских Эмиратах в 2000 году вступил в силу новый кодекс, целиком посвященный экологическим правонарушениям. Он состоит из 105 статей и подробно регламентирует виды наказаний за загрязнение почвы, воды, ущерб заповедникам… Максимальная мера наказания за особо тяжкое преступление - загрязнение ядерными отходами - смертная казнь. Специальный раздел посвящен промышленным предприятиям и транспорту, как наиболее вероятным источникам загрязнения окружающей среды), при сохранении функции экологического управления отраслевым министерствам и ведомствам применительно к своему виду хозяйственной деятельности.

Механизмы реализации интегративной концепции управления, по нашему мнению, находятся в плоскости:

открытости и скоординированности действий при принятии решений различными ведомствами;
обязательной персональной ответственности конкретных руководителей и лиц их принимающих, а так же их осуществляющих;
широкого привлечения общественности, при предоставлении исчерпывающей информации и полномочий неправительственным организациям, местным сообществам к обсуждению и принятию решений, непосредственно связанных со значительным воздействием на среду обитания, здоровье человека и т.д.

Формирование и модернизация новой российской государственности должна быть нацелена в первую очередь на гарантии возможности реализации прав и свобод человека, среди которых конституционно закреплено «право на благоприятную окружающую среду, достоверную информацию о ее состоянии и на возмещение ущерба, причиненного его здоровью или имуществу экологическим правонарушением». Такая направленность отвечает интересам каждого россиянина и мирового сообщества в целом, так же находящегося в процессе реформ на пути к устойчивому развитию.

Обеспечение прав и свобод человека, признание их приоритета как определяющей цели модернизации общества и государства - важнейшая составляющая на пути к устойчивому развитию российского социума, законодательно закрепившего, что « человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина - обязанность государства». Общественные процессы на различных этапах актуализируют свой «набор» прав человека, призванного преодолеть неустойчивость ситуации и стабилизировать развитие, но вместе с тем, целый комплекс обстоятельств, определяет права человека в качестве ведущей составляющей в реализации принципа «sustainable development»:

устойчивое развитие невозможно без обеспечения свободы и автономии личности, самостоятельно определяющей способы и сферы своей жизнедеятельности;
установление партнерства между гражданином и властью, вытекающего из «кодекса прав человека», предотвращает политические и социальные катаклизмы, способствует стабильному развитию общества, цель которого избрана и одобрена большинством народа демократическим путем;
права человека и их реализация (т.е. взаимосвязь провозглашенных прав и механизмов их обеспечения) «маркируют» природу государства и политической системы в целом, демократизм. Не смотря на то, что демократия всегда содержит в себе факторы неустойчивости (борьба мнений, противоборство политических партий и т.д.), она учитывая и примиряя различия и противоречия, обеспечивает стабильность и устойчивость развития социума;
принцип равенства, на котором базируются все права человека, предполагает формирование консенсуса в реализации разнонаправленных интересов людей и способах их защиты;
права человека имеют свойство постоянно расширяться, охватывая все новые сферы общественных отношений, подверженные неустойчивости и грозящие вывести систему из стабильного развития.

Таким образом, в правах человека (политических, гражданских, экономических, культурных, социальных и др.) кристализуются важнейшие компоненты устойчивого развития человечества, что позволяет применять «человеческое измерение» как ко всей системе факторов и механизмов при реализации принципа «sustainable development», так и к каждому из них в отдельности. В отношении российского общества, модернизирующего политические, правовые, экономические и т.д. системы, и неизбежно утратившего на определенном этапе устойчивость, реализация прав человека и гражданина призвана упорядочить хаотические процессы развития, создать нормативную и институциональную основы для формирования демократического правового и социального государства.

Подводя итог анализу современного национально-государственного строительства в России необходимо подчеркнуть, что процесс движения к реализации принципа «sustainable development» выработанного и принятого руководителями стран входящими в ООН, а так же осуществление положений «Российской стратегии перехода к устойчивому развитию» предполагает превращение политической демократии в ноосферную демократию, где в рамках правового государства учитываются интересы всех участников социоприродного взаимодействия. Успешное продвижение к устойчивому развитию неразрывно связано с развитием институтов гражданского общества, базирующихся на добровольном принятии нравственного экологического императива, по многим параметрам созвучного духовным ценностям и менталитету российского народа, а также мощной социально-экономической базе, отвечающей требованиям, в первую очередь постиндустриального общества.

4.2 Социально-экономические проблемы реформируемой России: поиск решений

Политическое решение о принятии и реализации «Концепции перехода РФ к устойчивому развитию» не может заслонить того факта, что в реальности Россия в социально-экономической сфере ориентировалась и продвигалась прямо в противоположном направлении. Разрушение промышленного и аграрного потенциала, исторически сложившихся экономических связей, резкое снижение уровня жизни большинства жителей при увеличении объемов государственного внешнего долга (1992- 90 миллиардов долларов; 1994- 110 млд.; 1997- 130 млд.; 1999- 156 млд.; 2000 - 170 миллиардов долларов) стали непомерной платой с одной стороны, за лечение «детской болезни левизны в «демократии»», а с другой стороны следствием абсолютизации либеральных рыночных механизмов без должного учета как особенностей отечественного менталитета (неготовность значительной части трудоспособных граждан взять на себя ответственность за свое благополучие; пассивное ожидание общего экономического подъема в стране, а не поиск перспективных рабочих мест, альтернативных форм занятости; отношение к смене профессии как негативному последствию рыночных реформ и т.д.), так и современного состояния, потенциальных возможностей общества в целом.

Совершенно справедливо к основным ошибкам «младореформаторов», создавшим критическую массу негативных оценок многие известные ученые-экономисты, хозяйственники-практики, политики относят:

Неудачную модель приватизации, не изменившей положения большинства работников по отношению к средствам производства (к «цепям», с которыми можно было расстаться без сожаления, добавился имевший аналогичную ценность ваучер);
Отсутствие механизмов, компенсирующих отчуждение работников от средств производства (высокая заработная плата);
Непродуманная социальная политика, прежде всего, в отношении действительно нуждавшихся в социальной поддержке государства домохозяйств;
Отсутствие политической воли во внедрении экономических механизмов перераспределения общественного богатства в пользу наиболее бедных и не паразитирующих на этой бедности домохозяйств.

Не был учтен опыт двух последних столетий, продемонстрировавших, что «рынок, предоставленный самому себе, порождает множество непредсказуемых проблем, которые способны подорвать сами основы существующего социального порядка и тем самым поставить под вопрос само существование и государства, и экономической системы».

Более того, термин «рынок» - многопланов и не означает только различные формы обмена и распределения продуктов. При переходе мирового сообщества к устойчивому развитию следует искать новые подходы к этому феномену, отдавая отчет в том, что «в основе развития всего живого мира, а не только общества лежат два механизма - конкуренции (выживает более приспособленный) и кооперации, т.е. объединение в систему, рождение новых структур, обладающих новыми свойствами, и т.д. Их нельзя противопоставлять - это единство», противоречивое единство и, составляющее по сути механизм рынка. Но в общественном процессе к тому же огромную роль играет разум, выступающий в качестве одного из видов «ресурсного развития» и позволяющий субъектам рынка оценивать как нынешнее состояние, так, что особенно важно, предвидеть возможные тенденции изменения ситуации. Таким образом, «рыночная» самоорганизация общества «представляется как непрерывное рождение новых организмов, имеющих собственные цели и собственную волю, и возможность их следованию; как объединение (кооперацию, взаимопомощь - здесь уместны любые термины) организмов в более сложные структуры и как непрерывная борьба, поскольку спектры интересов этих организмов, как правило, не совпадают, хотя и далеко не всегда антагонистичны».

Исходя из такого понимания рынка, как механизмов и процессов в том числе подвластных «человеческой воле», следует подчеркнуть, что именно государство (как коллективный разум), берет на себя функции:

Корректировки негативных последствий «стихийного» рынка;
Придание ему социальной направленности (положение о социальном государстве, зафиксированное в Конституции РФ, перенято из конституционных актов развитых индустриальных стран Запада и США, которые на протяжении всего ХХ столетья пытались реализовать широкомасштабные социальные программы);
Сглаживание социально-классовых противоречий и др.

Главным просчетом «либерал-реформаторов» явилось забвение или специальное игнорирование (основывающееся на опыте тотального огосударствления экономики в бывшем СССР; неконкурентноспособности централизованной, плановой экономической системы и т.д.) той истины, что формирование рыночных механизмов и политической демократии представляет собой двуединый процесс, в котором государство выступает в качестве основного гаранта жизнеспособности и эффективного функционирования экономической системы. Речь идет не просто о модернизации административно-командных методов управления, а о создании новой системы государственного регулирования, «построенной с учетом особенностей и принципов свободной конкуренции и свободного рынка, с применением прежде всего экономических рычагов стимулирования роста экономики».

В этом двуедином процессе формирования эффективной социально-экономической системы одинаково важны обе составляющие:

СВОБОДНЫЙ РЫНОК или шире СВОБОДНАЯ ЭКОНОМИКА, базирующиеся на соблюдении трех основных принципов - свободы индивидуального выбора, свободы частного обмена, гарантии частной собственности. При этом «индекс экономической свободы» включает на сегодняшний день 17 показателей, объединенных в четыре подгруппы: а) деньги и инфляция (защита денег как средства обмена и сбережения); б) государственное регулирование и организация рынков (защита частного сектора от сверхрегулирования); в) государственные финансовые изъятия (защита от излишнего налогообложения различных видов) г) международные отношения (свобода контактов с зарубежными партнерами). Безусловным лидером рейтинга, определяемого при анализе100 стран в 1975, 1980, 1985, 1990 гг. и 115 стран в 1995 г. - самой свободолюбивой системой объявлена экономика Гонконга - 9,3 балла из 10 максимально возможных. За ней следуют «свободные экономики» Сингапура, Новой Зеландии, США, Маврикии, Швейцарии, Великобритании, Тайланда, Коста-Рики, Малайзии, Филиппин, Австралии (показатели от 8,0 до 7,0 баллов). Россия входит в подгруппу стран с самым низким уровнем экономической свободы (от 1,9 до 3,6 баллов) среди которых Алжир, Сирия, Бурундия, Гаити, Иран, Нигерия, Заир, Центрально-Африканская Республика, Кот-д`Ивуар, Зимбабве, Украина. При этом за последние годы нашей страной был сделан колоссальный рывок с 0,9 балов в 1990 году ( впереди нас была лишь Албания -0,6) до 3,5 в 1995. Тем не менее, несмотря на достигнутый прогресс, по сравнению с другими странами бывшего «социалистического лагеря» (Литвы, Чехии, Венгрии, Эстонии), где индекс колеблется от 5,1 до 5,5 балов, Россия остается в группе стран с наиболее угнетенной экономикой. Таким образом «шоковая терапия по-русски», несмотря на все издержки не привела реформаторов и страну в целом к поставленным целям, вызвав у значительной части россиян отторжение к либерализму как идеологической доктрине, рынку как хозяйственному механизму и даже демократии, как политическому режиму, не сумевшему продемонстрировать «власть народа»;
ГОСУДАРСТВО или МЕХАНИЗМЫ ГОСУДАРСТВЕННОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ к числу важнейших функций которых относятся:
разработка и осуществление стратегии социально-экономического развития страны, структурно-технологических и институциональных преобразований, определение места и роли страны в системе геоэкономических отношений;
обеспечение социальной ориентации рыночной экономики;
целенаправленное формирование государственного сектора экономики;
участие в ключевых инвестиционных, структурно-технологических программах;
распределение и перераспределение значительной части Валового Национального Продукта (ВНП);
развитие и укрепление общефедеральных начал в регулировании экономических и социальных процессов;
проведение гибкой внешнеэкономической политики;
создание общих законодательных и правовых предпосылок, своего рода правил игры для субъектов рыночной экономики, прерогатив федеральных, региональных органов и местного самоуправления.

Слабое государство есть предпосылка слабости экономической системы, ее неэффективности и криминализации. В этой связи нельзя игнорировать как собственный опыт социально-экономической модернизации Российской империи, советского государства, так и положительные примеры стран Азиатско-Тихоокеанского региона (новых индустриальных стран), о которых уже говорилось в первом разделе работы.

Соответственно, при реализации стратегии устойчивого развития необходимы новые подходы к вопросу о механизмах и критериях достижения эффективности экономики, ее социальной направленности и переосмыслении связки «политика (государство)- экономика», базирующихся на том положении, что успешные реформы могут быть осуществлены при опоре на собственный научно-производственный потенциал, на эффективную государственную власть, обеспечивающую функцию планирования и управления социально-экономическими процессами.

Вместе с тем, особенностью современного этапа модернизации России является не только активный процесс государственного строительства с переход к рыночной экономике, но и формирование гражданского общества, понимаемого, прежде всего как система социальных связей, обеспечивающих жизнедеятельность социокультурных и общественно-политических институтов, независимых от государства и призванных обеспечить условия для самоорганизации индивида. Основой гражданского общества, по нашему мнению, выступают:

многообразие форм собственности (частной, коллективной, государственной и т.д.);
легитимность социальной дифференциации по классовому, имущественному, профессиональному и другим признакам;
легальность плюрализма интересов индивидов и социальных групп;
развитость гражданского права.

Однако, в отличие от стран Западной Европы, где процесс институализации общественных отношений вне рамок государственного вмешательства проходил естественно-исторически с развитием капитализма, преодолением традиционализма феодального порядка, в России он сопряжен и обусловлен тоталитарным прошлым, особенностью общинно-государственных форм общежития. Активным субъектом и централь-ной фигурой по формированию гражданского общества выступает отечественное предпринимательство, к основным признакам которого можно отнести:

целевую установку на получение прибыли;
свободу и автономность принятия экономических решений;
самостоятельность, выражающуюся в личном риске и личной ответственности самих предпринимателей;
глубокую заинтересованность в протекционистской политике государства;
растущий интерес к несущему выгоды участию в политической жизни.

Таким образом, предпринимательство представляет собой комплексное социально-экономическое и политическое явление, включающее такие непременные атрибуты как социальная активность и самостоятельность, направленные на целесообразную и инновационную деятельность с целью организации производства и предложение рынку такого товара и услуги, которые бы вызвали на рынке интерес и принесли предпринимателю прибыль.

Эволюция российского предпринимательства включает не столь длительный период исторического развития. Если в Западной Европе о предпринимательской деятельности в собственно научном понимании можно говорить с ХУ1-ХУ11 вв., то относительно свободное развитие экономики на рыночных началах в России относится ко второй половине Х1Х столетия и связано оно в первую очередь с отменой крепостного права. До этого «прототипом» отечественного предпринимателя выступало купечество, совмещавшее как правило целый ряд функций: торговца, банкира-ростовщика, промышленника. Купеческое предпринимательство почти целиком находилось под контролем государства и использовалось в интересах фиска.

Лишь с переходом от торгово-посреднической деятельности к фабричному производству, выраставшему, как правило, из мелких крестьянских мануфактур и расчитанному на широкий рынок, возникает группа предпринимателей-промышленников (заводчики, фабриканты, собственники мелких предприятий) имевших ограниченную возможность эмансипироваться от давления государственного аппарата. «Для русской промышленности является характерной просьба, обращенная к правительству, не о помощи, а выраженная словами: не мешайте», - заявляли в Государственной думе депутаты торгово-промышленного мира. В России всегда существовала разрешительная система акционерного учредительства в отличие от регистрационной, существовавшей в большинстве стран Запада. Не смотря на то, что к 1914 году в Российской империи насчитывалось около 400 тысяч предприятий крупной, средней фабрично-заводской и мелкой ремесленно-кустарной промышленности, учрежден Государственный банк, введены протекционистские таможенные тарифы, быстрыми темпами строилась сеть железных дорог, по своей сущности она оставалась дворянски-чиновничьим, патриархально-традиционным государством, отчасти мирившимся с наступлением рыночных отношений как неизбежным злом.

Духовной основой формирования отечественного предпринимательства выступил российский протестантизм - старообрядчество с его культом бережливости, накопительства, наживы. Известные династии Морозовых, Третьяковых, Рябушинских, Кузнецовых, Прохоровых и др. выходцы из старообрядческой среды. Вместе с тем, веберовский «дух аскетического рационализма» в России не был развит и может рассматриваться сегодня лишь в качестве некоторой абстрактной модели. «Самое отношение предпринимателя к своему делу было несколько иным, чем на Западе. На свою деятельность смотрели не только и не столько как на источник наживы, а как на выполнение задачи, своего рода миссию, возложенную Богом или судьбою. Про богатство говорили, что Бог его дал в пользование и потребует по нему отчета, что выражалось отчасти и в том, что именно в купеческой среде необычайно были развиты и благотворительность, и коллекционерство, на которые смотрели как на выполнение какого-то свыше назначенного долга». Однако, отдавая должное предпринимательству в деле меценатства, помощи искусству и науке, широкой благотворительности, нельзя замалчивать «темные делишки» купцов и фабрикантов. Далеко не все предприниматели были цивилизованными «строителями» светлого рыночного будущего. Объективную историю предпринимательства в России еще предстоит написать.

Отечественное предпринимательство к 1917 году находилось в стадии становления и при определенных политических условиях имело шанс на значительный успех. Февральская революция, свергнувшая династию Романовых была восторженно встречена и использована широкими слоями буржуазии и чиновничества, потерявшими веру в систему самодержавного правления. Первое Временное правительство состояло именно из представителей этой части населения. Но политической организации, которая бы отражала интересы предпринимательской среды к 1917 году образовано не было. Попытка создания торгово-промышлен-ной партии, после объявления Манифеста 1905 года «Об усовершенствовании государственного строя» оказалась неудачной. Из-за своей малочисленности она не могла конкурировать с ведущими либеральными объединениями - кадетами и октябристами, а потому часто выступала в блоке с политическими объединениями, стоящими на почве Манифеста 17 октября.

Лишь в марте 1917 года в Москве был проведен Первый съезд Всероссийского Союза торговли и промышленности. Это был важный, но во многом запоздалый шаг на пути создания действительно всероссийского политического объединения торгово-промышленных слоев, развернувшего как активную организационно-массовую работу, так и наметившего программу политической деятельности, связанной с проблемами подготовки к Учредительному собранию. В марте-апреле 1917 года Союз вел активные переговоры с Временным правительством о включении в его состав представителей торгово-промышленных кругов. В результате этих переговоров важнейшие отрасли государственного управления в правительстве возглавили крупные предприниматели и лидеры предпринимательских организаций: военно-морским министром стал А.И.Гучков, министром торговли и промышленности - А.И.Коно-валов, министром финансов - М.И.Терещенко и др. Однако, несколько месяцев 1917 года буржуазии не хватило, чтобы приобрести широкую социальную базу, которая обеспечила бы ее решающие позиции как в политической, так и экономической сферах. Короткий период свободы стал закатом отечественного предпринимательства.

С определенной долей условности можно говорить о развитии мелкого предпринимательства в период НЭПа, «который стремясь стимулировать исцеление экономики, полагался, по существу, на рыночные механизмы и частную инициативу, был тактическим шагом, отказом от незамедлительного построения социализма при помощи диктатуры пролетариата, переносом этой задачи в некое будущее». Новая экономическая политика, нацеленная на решение задач экономического роста не только командно-административными, но и экономическими (рыночными) методами, потребовала соответствующего юридического обеспечения предпринимательской инициативы. В 1922 году были приняты Гражданский кодекс РСФСР, Кодекс законов о труде, Земельный, Об основах частных имущественных прав. Началась судебная реформа на основе Положения о судопроизводстве РСФСР, утвержденным ВЦИКом. Все эти законодательные акты отражали социально-экономическую сущность и пределы НЭПа. Так в нормах Гражданского кодекса провозглашалось господствующее положение государственной собственности на орудия и средства производства и, в то же время, они допускали в ограниченных рамках частнохозяйственную и коллективную деятельность при регулирующей роли государства, усиливая защиту имущественных прав граждан.

В последних своих статьях 1922-начала 1923 гг., уже тяжело больной, Ленин выскажется за «коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм». Однако сделано это было мельком, пояснить свою мысль он не успел. Все же конкретные предложения, содержавшиеся в этих статьях, позволяет судить о ходе мыслей Ленина. Имеются в виду его предложения отказаться от командования в экономике, использовать в ней «оборот», «соревнование», т.е., по существу, рыночные начала, и в этом же ряду - мысли о социализме как «строе цивилизованных кооператоров». И все же в основополагающих моментах пролетарский вождь оставался на старых позициях. Он не отказался: «от диктатуры пролетариата», «руководящей роли партии», «от классового подхода» к решению вопросов в экономике и политике. Подлинного отказа от командно-бюрократической политической системы, сформировавшейся в первые послеоктябрьские годы при Ленине не было. НЭП только пошатнул ее основы, но не уничтожил их. Демократическая, рыночно-предпринима-тельская альтернатива не пошла в рост.

Крах административно-командной системы и современный переход к рыночной экономике резко повысил спрос на деловых людей, предпринимателей, как на умелых организаторов производства и реализацию товаров и услуг в новой политико-экономической ситуации в России. Слой предпринимателей пока еще не велик и к нему можно отнести около 10% самостоятельного населения. Поскольку зарождение (или точнее возрождение) социальной группы процесс не одномоментный, то в нем можно выделить три волны:

выходцы из «советских предпринимателей». Это те, кто был доволен социальным статусом и работой, образом жизни - кто предпочитал не идти на риск, ради призрачного богатства. На сегодня они составляют в среднем 48% крупных бизнесменов и около 18% мелких и средних;
«прирожденные предприниматели» и «предприниматели-начальни-ки», пошедшие в бизнес в основном после 1989 года и превратившие его в «почетное занятие». Если «прирожденные» основывали кооперативы и начинали с «нуля», то «начальники», чаще всего - совместные предприятия, коммерческие банки, биржи и т.д. Выходцы из этой волны составили около 36% крупных и 44% мелких и средних предпринимателей;
«массовый предприниматель» в основном после 1991 года и представляют 40% мелкого и около 13% крупного бизнеса.

Таким образом, следует выделить четыре основные формы предпринимательства формирующегося в современной России:

предпринимательство на основе государственных предприятий;
предпринимательство на основе частной собственности;
предпринимательство на основе коллективных предприятий;
предпринимательство индивидуальное (без найма рабочей силы)

и выполняющего целый ряд функций: организации производства и административного управления; взятия на себя риска; руководителя хозяйственной единицы и т.д., активно работающих на достижение индивидуальных по своему характеру целей - получение максимально высокой прибыли как меры предпринимательского успеха.

Вместе с тем, предприниматель как субъект гражданского общества, в своей деятельности ориентирован на создание экономического фун-дамента социального рыночного хозяйства через выполнение не столько своих явных индивидуальных функций, сколько посредством реализации скрытых (латентных) направлений, способствующих в наибольшей степени удовлетворить потребности и интересы значительной части населения. К числу латентных функций предпринимательства можно отнести:

оптимальное комбинирование факторов производства и эффективности использования экономических ресурсов общества;
обеспечение стабильности занятости, профессионального и служебного роста граждан;
наполнение доходной части государственного бюджета страны;
определяющее воздействие на специализацию национальных экономик и регионов;
поддержание и укрепление политической и социальной стабильности.

В силу целого ряда объективных и субъективных причин именно в реализации латентной составляющей предпринимательства возникла «напряженность» между предпринимателями и остальной частью общества, а так же между предпринимателями (крупным бизнесом) и российским государством.

Проведенные социологические исследования начала 90-х годов совместно с финскими учеными выявили преобладание негативной тенденции среди россиян по отношению к предпринимателю и предпринимательству как виду деятельности, которая с нашей точки зрения не пре-одолена до конца и сегодня. На вопрос «согласились бы Вы на то, чтобы благодаря большому и честному труду талантливого предпринимателя, доходы у ста тысяч людей вырос ли бы в три раза, а у него лично - в десять раз?» 81% финов ответили утвердительно, 13% отрицательно. У нас соответственно 17% и 60%. Опросы населения показывают довольно устойчивое соотношение 2:1 отрицательно и положительно относящихся к развитию предпринимательства.

Безусловно, во многом сами российские предприниматели способствовали созданию негативного мнения о себе. Бизнес, как новая сфера применения сил и способностей, притягивает к себе немало лиц, соблазненных возможностями быстро разбогатеть, обрести власть над людьми, не обремененных моральными принципами и лишенных чувства общественного долга. Но со временем квази-предпринимательство должно уступить место цивилизованному бизнесу, сведя предпринимательскую «пену» до минимума.

Вместе с тем, необходимо отдавать себе отчет в том, что благоприятная оценка к феномену предпринимательства в Западной Европе, есть результат длительного, во многом противоречивого эволюционного развития экономики (переход к индустриальному обществу), политических отношений, идеологии, психологии (социо-культурных оснований). «Мы видим, что экономические, психологические и идеологические факторы взаимодействуют следующим образом: человек реагирует на изменения внешней обстановки тем, что меняется сам, а эти психологические факторы в свою очередь способствуют дальнейшему развитию экономического и социального процесса. Здесь действуют экономические силы, но их нужно рассматривать не как психологические мотивации, а как объективные условия; действуют и психологические силы, но необходимо помнить, что сами они исторически обусловлены; действуют и идеи, но их основой является психологическая структура членов определенной социальной группы. Несмотря на взаимосвязь экономических, психологических и идеологических факторов, каждый из них обладает и некоторой самостоятельностью…».

Таким образом, в процессе модернизации России и переходу к устойчивому развитию государство с необходимостью должно взять на себя функцию обеспечения условий (законодательных, налоговых, психологических и т.д.) для развития предпринимательских структур и направления их деятельности в правовое поле. Провозгласив своей целью формирование смешанной формы экономики должны быть предоставлены равные возможности для всех субъектов хозяйственной деятельности (государственных, коллективных, частных и иных форм предприятий). При этом имеет смысл сосредоточить в государственном секторе экономики базовые отрасли, основанные на передовых достижениях тех-нологии (оборонные комплексы, аэрокосмические, самолетостроительные, судостроительные и некоторые другие предприятия).

Другая «линия излома», противостояния между крупным бизнесом (предпринимателями) и государством проходит по вопросу о «сроках окончания и итогах» первоначального (неконтролируемого) накопления капитала в современной России. Безусловно, каждый из тех, кто относится к «новым русским», при организации своей деятельности и «накопления капитала» нарушал закон. Это происходило в силу целого ряда причин, и прежде всего:

несовершенства и противоречивости самого законодательства, которое не в полной мере отражало реальные процессы трансформации и развития экономических отношений;
завышенных налоговых ставок, не стимулирующих как развитие производства, так и вынуждающих скрывать реальные показатели доходов;
нецивилизованный, во многом коррумпированный характер взаимоотношений между представителями власти и бизнес-сообщества.

Собственно история взаимоотношений государства с отечественным бизнесом может быть представлена в виде циклической модели, в которой « «романтический» период неформального тесного сотрудничества 1990-1991 гг. уступил место переориентации на стратегию сдерживания в 1992-1994 гг. Частичное ослабление последней с 1995 г. постепенно перевело взаимоотношения в фазу «сращивания» - распространение института «уполномоченных банков», акционирование ОРТ в 1994 г., залоговые аукционы начиная с 1995 г. и т.д. Высшей ступенью этого «сращивания» после президентских выборов 1996 г. стал приход ведущих представителей бизнес-элиты на командные позиции в структуре исполнительной власти, вслед за чем заново была восстановлена дистан-ция под лозунгом «разрыва связей с капиталом» с лета-осени 1997 г.». Таким образом, следует признать, что созданию «теневой» экономики, разгулу коррупции, массовому оттоку капитала за рубеж во многом способствовало само государство.

Однако, как было отмечено в Послании Президента РФ Путина В.В. к Федеральному Собранию «в России наступает период, когда власть обретает моральное право требовать соблюдение установленных государством норм», а «политика, построенная на основе открытых и честных отношений государства с обществом, защитит нас от повторения прежних ошибок, явится базовым условием «нового общественного договора»». Таким образом, власть ставит перед каждым гражданином и, в первую очередь перед наиболее активными и способными серьезные задачи, понимая, что без кардинальных реформ в хозяйственно-полити-ческом механизме, наметившийся в последнее время экономический рост, находится на грани риска, а сегодняшние экономические показатели «выглядят оптимистично только на фоне вчерашних».

Соответственно бизнес-сообществу необходимы:

с одной стороны, принятие «Хартии честной игры» и соблюдение ее, действуя строго в рамках законодательства РФ и вырабатывая цивилизованные правила поведения как в отношениях с друг другом, так и с обществом в целом (необходимо вести свой бизнес так, чтобы не только занятые в нем, но и их семьи и «простой люд», видел в них не «хапуг» и «бандитов», а рачительных «работников», «кормильцев», направляющих свою деятельность на «общее благо»);
с другой стороны, уверенность в «завтрашнем дне», основывающуюся на «амнистии» или «сроке давности» за экономические правонарушения, совершенные в прежний период, что позволит не осуществлять очередной «передел собственности», возвратить «утекшие» капиталы, создавая новые рабочие места и увеличивая налоговые поступления в казну.

Однако, подобная экономическая индульгенция, «списание грехов», может быть неоднозначно воспринята обществом. Статистика опросов за последние пять лет показывает устойчивый рост - с 25 до 75 процентов - числа россиян, выступающих за возбуждение уголовных дел против бизнесменов, наживших свои состояния с нарушениями законов, в том числе и при приватизации. И если политическое руководство страны на это решится, то оно вправе потребовать адекватной реакции от бизнес-сообщества, перевода «экономических рельсов» в сторону реализации стратегии устойчивого развития России, предполагающей как обеспечение социальной безопасности граждан, так и поддержание и улучшение экобаланса государства.

Следует признать, что важнейшим недостатком проводимых в России экономических реформ явилось отсутствие, отстраненность в них ЧЕЛОВЕКА. Целью реформирования и функционирования экономической системы является не рынок (во всех его проявлениях - «дикий», «регулируемый» и т.д.), а человек, его создающий и осуществляющий. «Реформирование России - это прежде всего и по сути возрождение человека… Главное в экономических реформах - придать им социальную направленность, в основе которой - широкая гуманистическая ориентация… Экономика становится социально ориентированной, если она направлена не на прибыль (выгоду, наживу), а на человека».

Одним из показателей уровня социально-экономического положения общества при переходе к устойчивому развитию может выступать реализация прав человека, включающая в себя положение гражданина в сфере труда и быта, занятости, благосостояния, социальной защищенности, т.е. имеющая своей целью создание условий, при которых люди «свободны от страха и нужды» и напрямую связанная с выполнением государством определенных обязательств в области социальной политики. Здесь сталкиваются различные частные и публичные экономические интересы, между носителями которых возможны острейшие конфликты, зачастую переходящие в политическую плоскость и невсегда разрешаемые только правовыми средствами.

Вместе с тем, сегодня более 60% отечественного валового внутреннего продукта (ВВП) производится в частном секторе, а потому на предпринимателей также ложится особая социальная ответственность, концептуальные основы которой были заложены еще в конце Х1Х-начале ХХ вв. Сущность социальной ответственности берет свои истоки и основывается на чувстве озабоченности бизнес-слоя этическими последствиями своей деятельности, в той мере, в какой она соприкасается и воздействует на интересы других. «Новые условия означают, что бизнесу придется подумать о том, как эффективно производить социальные ценности наряду с экономическими ценностями. Общество не отвергает идею прибыли, но расширяет это понятие, включая в него как социальную, так и экономическую прибыль». Исследуя проблему социальной ответственности бизнеса в США К. Уолтон выделяет следующие ее современные компоненты:

во-первых, нельзя более полагаться на концепцию личной выгоды, поскольку она не обязательно приведет к благу общества. В тех случаях, когда между частным и общественным благом существуют конфликты, первое должно быть подчинено второму.
во-вторых, американская экономическая система опирается в большей степени на принципы плюрализма и конституционализма, нежели на принципы laissez-faire.
в-третьих, благосостояние общества не может обеспечить исключительно правительство или частные организации. Поэтому необходимо покончить с противостоянием правительства и бизнеса.
в-четвертых, руководству корпораций следует уравновешивать конкурирующие интересы как инвесторов, рабочих, потребителей, поставщиков и конкурентов, так и национальных и местных общин, других добровольных организаций и даже неорганизованных групп.
в-пятых, уравновешивая эти интересы, корпорация должна отвергать «неразумные требования», но делать это логически выдержанно и сбалансированно.

Таким образом, социальная ответственность бизнеса должна основываться на признании тесной взаимосвязи между предпринимательством и обществом в целом. И сегодня в условиях модернизации России отечественным субъектам (частным, коллективным, государственным и т.д.) хозяйственной деятельности придется учиться жить и работать в рамках ответственности перед собой, законом, гражданами страны и будущими поколениями.

Это особенно важно подчеркнуть, т.к. 1,5-3 раза в РФ превышены критические отметки показателей социальной безопасности общества и государства, принятые в мировой практике (соотношение доходов -10% самых богатых и 10% самых бедных; доля населения, живущего на пороге бедности; разница между минимальной и средней заработной платой; уровень безработицы, преступности, потребления алкоголя, суи-цидов на 100 тысяч населения; коэффициент депопуляции, старения населения, средняя продолжительность жизни и т.д.) и главными объектами которой являются определенные состояния социальных отношений в различных областях жизни, как то:

гражданский мир и согласие;
политическая система, власть, законы и политика, соответствующие историческому выбору народа, выражающие и осуществляющие его волю;
жизнь, здоровье, права и свободы человека;
справедливое распределение собственности и доходов;
эффективные системы стимулирования труда, государственного регулирования экономики;
инфраструктуры жизнеобеспечения людей;
системы социального обеспечения и защиты нуждающихся в помощи и поддержке государства;
институты социализации человека и ограждающие его от опасностей.

Автор солидарен с точкой зрения Сребрянникова В. и Хлопьева А., трактующих социальную безопасность как «совокупность мер по защите интересов страны и народа в социальной сфере, развитие социальной структуры и отношений в обществе, системы жизнеобеспечения и социализации людей, образа жизни в соответствии с потребностями прогресса, нынешних и будущих поколений» целью которой является «содействие формированию прогрессивной социальной структуры и соответствующих отношений; обеспечение эффективности системы стимулирования общественно-полезной активности, прежде всего экономической деятельности населения; создание и укрепление долговременных объективных социально-экономических, а также субъективных духовно-нравственных и психологических предпосылок для выхода страны из кризиса, политической стабилизации, последующего подъема экономики и благосостояния всех слоев народа; сохранение и развитие условий, средств и способов социализации человека, равного доступа к образованию, ценностям культуры, медицинскому обслуживанию; твердые гарантии соблюдения прав и свобод личности; справедливое распределение благ и тягот, выпадающих на долю народа».

Не останавливаясь на конкретных механизмах достижения социальной безопасности, хотелось бы подчеркнуть, что ее степень во многом зависит от солидарности общества, в котором большинство разделяет реализуемые принципы и согласно с поставленной целью и способами ее достижения. Такой стабилизирующей силой в условиях модернизирующегося общества мог бы выступить так называемый «средний класс», который в будущем включал бы в себя значительную (в европейских странах до 2/3 населения) часть граждан. Известно, что по западным стандартам эта общность охватывает мелких и средних бизнесменов, промышленников, профессиональных и образованных рабочих, процветающих фермеров, высокооплачиваемых служащих, журналистов, артистов, ученых и т.д. Все они имеют некоторые совпадающие интересы, их объединяют достаточные, но не слишком расходящиеся доходы, образовательный уровень, семейные и религиозные идеалы.

Однако, применительно к современной России тезис о существовании среднего класса в качестве стабилизирующего фактора, по меньшей мере, преждевременен. Достаточно в этой связи сказать, что за последние годы произошло стремительное размежевание людей, как по уровню доходов, так и качеству жизни (8-12% - колоссально обогатилось; 75% - обнищало и находится на грани выживания; уровень доходов самых богатых более чем в 100 раз превышает доходы самых бедных), что существенно сказалось на общности интересов и отношений, связывающих людей.

Таким образом, одной из важнейших социально-экономических задач является целенаправленное формирование социальной структуры, соответствующей требованиям развитого индустриального и постиндустриального общества и основывающееся:

на переходе к перераспределению социальных расходов в пользу самых уязвимых групп населения при одновременном сокращении социальных трансфертов обеспеченным семьям, с учетом реально име-ющихся у государства ресурсов и возможностей;
на создании условий (гарантии неприкосновенности частной и иных видов собственности; упрощение механизмов создания и регистрации юридических лиц; налоговые льготы, кредиты; беспрепятственное движение капиталов, товаров, рабочей силы и т.д.) для поощрения и развития личной инициативы, предпринимательской, интеллектуальной и других видов деятельности, способной в рамках закона обеспечить достойную (в материальном, духовном, психологическом и др. смыслах) жизнь российским гражданам и их потомкам.

Именно уверенность, социально-экономическая стабильность и предсказуемость позволит и побудит население самостоятельно вкладывать всевозможные инвестиции в «завтрашний день» своих детей, заботится не столько о «хлебе насущном», сколько о благоприятной окружающей среде, жизни в гармонии с людьми и природой.

С неизбежностью, при осуществлении социальнооринтированной экономической политики будет уменьшаться влияние и воздействие механизмов и закономерностей, характерных для «эгоистической» хозяйственной деятельности. В частности безнравственной и неоправданной воспримется возможность экстернализировать, т.е. перекладывать рас-ходы, вызванные разрушением среды обитания на общество в целом, на будущие поколения, а не на непосредственных виновников, причинив-ших ущерб природе. В этой связи, могут измениться причины и харак-тер тех или иных социальных противостояний и конфликтов в сфере трудовых отношений (например не между работодателями и трудовыми коллективами, профсоюзами, а между силами, которые стремятся к реа-лизации условий устойчивого развития, экологическому преобразова-нию индустриального общества и структурами, институтами придержи-вающихся природоразрушительного принципа).

Следовательно, эффективность и успех модернизации социально-экономической системы России должены во многом оцениваться с по-зиций учета и реализации «экологического императива», ориентирующего на создание ноосферного общества (по многим параметрам совпадающего с «постиндустриальным»), позволяющего с одной стороны обеспечивать потребности людей, а с другой, не выходить за допустимые экологические пределы.

Подводя итоги анализу социально-экономических проблем и детерминантов модернизации России следует подчеркнуть, что безусловным приоритетом в осуществлении реформ должны быть «инвестиции в человека», реализуемые посредством государственной политики, стратегическими целями которой на ближайшую перспективу являются:

создание условий для реализации гражданами своих прав на образование, по своей структуре и качеству соответствующее потребностям развития экономики и гражданского общества;
улучшение состояния здоровья населения на основе реально доступной широким слоям населения медицинской помощи и повышения качества лечебных услуг, развития массовой физической культуры и спорта;
развитие культурного потенциала и сохранение культурного насле-дия страны, обеспечение единства культурного пространства и дос-тупности культурных ценностей широким слоям населения;
создание эффективного цивилизованного рынка труда;
усиление адресности социальной поддержки населения;
обеспечение финансовой устойчивости пенсионной системы, повышение реального размера пенсий;
создание условий для осуществления права граждан на жилище с учетом их платежеспособного спроса и в соответствии с социальными стандартами жилищных условий.

Только целенаправленное и научно обоснованное проведение реформ, с учетом «негатива» накопленного за последние годы позволит добиться высоких темпов экономического роста, последовательного повышения уровня жизни людей, активизации интеллектуального потенциала страны, увеличения степени открытости отечественной экономики, а так же создания необходимых предпосылок для перехода к устойчивому развитию российского общества, предполагающее:

достижение оптимального баланса между социальной защищенностью граждан и экономической результативностью общественного развития;
социальную деятельность государства ради интеграции и стабилизации всего общества;
согласованность и внутреннюю непротиворечивость всей системы социально-экономических прав каждого человека.

4.3 Духовно-нравственные основы движения РФ к ноосферному обществу

Немаловажную роль в процессе трансформации политической и социально-экономической системы РФ, реализации концепции устойчивого развития играет фактор духовного обновления общества. Необходимо отдавать себе отчет в том, что реформы проводятся не только в Кремле, «Белом доме», парламенте, регионе, трудовом коллективе, но прежде всего в сознании миллионов людей. Это особенно важно подчеркнуть, т.к. за прошедшее десятилетие российское общество дважды пережило «крушение» претендовавших на всеобщность идейно-ценностных конструкций: на рубеже конца 80-х -начала 90-х годов был отвергнут «дискредитированный социализм», а позднее «пала» и радикально-либеральная модель образца 1991-1992 гг.

Моноидеология рухнула. Провозглашая в России идеологическое многообразие, невозможность установления никакой идеологии в качестве государственной или обязательной, Конституция РФ закрепила одно из демократических условий развития современного государства. Однако множество партий и движений любой политической окраски - носителей идеологических доктрин - не пользуются не только общенациональным влиянием, но порой о них мало что знают. Вместо здравого плюрализма, налицо политическая и идеологическая эклектика, усугубляющая духовно-нравственную дезориентацию граждан.

Попытка правящей элиты искусственно насадить антикоммунизм в качестве идеологии реформ вызвала равнодушие. Как справедливо отмечают некоторые исследователи, антикоммунизм в странах Запада опирался и опирается не только на определенную систему взглядов, но в первую очередь на соответствующую систему собственности, общественного устройства, социальных интересов - факторов объективно отсутствующих в российском обществе. Более того, «анти» - явилось не только отрицанием конкретных воззрений, но и не несло и не могло нести ничего положительного в практической деятельности и личной жизни россиян. Как фактор разрушения советской системы, монополии КПСС, империи - СССР, антикоммунизм сплотил самые различные политические силы. Но союз этот был временным, непрочным, доказавшим, что настоящее единение возможно только на почве созидания.

«Либеральное» перерождение коммунизма как идеологии в России происходило постепенно, поэтапно. Вначале рационализация коммунизма потребовала нового подхода к критике либерализма: вместо огульного отрицания он подвергался подобию рационального анализа. Такая «критика» незаметно стала формой массового усвоения либеральных ценностей. Вскоре это усвоение приобрело более откровенный характер: в коммунистическую доктрину по-русски встраивались квазилиберальные идеи, такие как «социалистический рынок», «социалистическая законность», «права человека при социализме» и т.д. По сути, заимствование элементов «чужой» идеологии, сопровождаемое обязательной оговоркой, что в «рамках социализма» эти идеи имеют совершенно иное звучание. На определенном этапе количество таких заимствований привело к рождению нового качества, и Россия получила своеобразный вариант «коммунистического либерализма».

Когда закончилась «эра Горбачева», выяснилось, что «коммунистический либерализм» уступил место «либеральному большевизму», корни которого в тоталитарной власти, десятилетиями вскармливавшей его. В основе возникновения этой формы ложного либерализма лежит неравномерное распространение в обществе элементов заимствованной европейской культуры. Явление это для России неновое. Еще в конце Х1Х-начале ХХ вв. выявились две специфические черты русского либерализма того времени.

Во-первых, в отличие от европейского, отечественный либерализм был не массовой общественной идеологией, а узкоэлитарным. Настоящим русским либералам приходилось опасаться не столько деспотического государства, сколько самого народа, в своем огромном большинстве рассматривавшего свободу, как зло.
Во-вторых, в России уже тогда преобладали ложные формы и версии либерализма. Представители этих идейных групп заимствовали европейские либеральные постулаты формально и некритически, не понимая и не думая о том, что парламент, разделение властей, всеобщие выборы и т.п. ценны не сами по себе, а лишь постольку, поскольку являются средствами защиты индивидуальной свободы. Для этого либерализма характерны рациональность и абсолютность демократических требований.

Победа «августовской демократии» 1991 года, усилила процесс заимствования либеральных идей из Европы, распространение которых было связано не благодаря укоренению ценностей свободы и частной собственности в сознании и практике граждан, а по мере ослабления тисков советской партийно-государственной машины управления. Именно данный идеологический концепт рассматривался как эффективное средство для совершения общественного переворота (варианта выбора), итогом которого явится рождение автономного индивида.

Но либеральная «эйфория», присущая как России, так и целому ряду стран Восточной Европы, СНГ не смогла скрыть ограниченность, а точнее в настоящий период модернизации неспособность данной идеологии остановить рост социальной и политической апатии, создать благоприятный морально-психологический климат для усиления трудовых мотиваций. В российских условиях подобная ситуация даже способствовала оживлению традиционалистских идеологий, имеющих ярко выраженную фундаменталистскую окраску. «Судя потому, что происходит на политической поверхности, в российском обществе налицо глубокий конфликт ценностей, не сводимый к конфликту экономических интересов. Можно предположить… что идеологическое освоение элементов либерального мировоззрения не всегда сопровождается соответствующим политическим поведением и что само это освоение часто сводится к овладению модным жаргоном, не сопровождающимся содержательными сдвигами в сознании и, соответственно, принципиальным переосмыслением действительности и своего отношения к ней».

Парламентские (1993 и 1995 гг.) и президентские (1996 г.) выборы отчетливо выявили, что первоначальный лозунг «деидеологизации», а затем «насаждение» либеральных ценностей оказались исторически неоправданными, политически недальновидными и опасными, т.к. послужили взлету популистских национально-государственных взглядов и течений. Так лидер коммунистов Г.А.Зюганов был выдвинут кандидатом в президенты РФ (1996 г.) не от конкретной партии, а как представитель народно-патриотических сил, декларировавших, что «реформам будет придана четкая ориентация на приоритет национально-государственных интересов России. Принципы и темпы реформирования будут определяться желанием и способностью большинства россиян принять перемены». Именно это, а так же отторжение значительной частью электората «либеральных новшеств», позволили Зюганову Г.А. во втором туре выборов набрать 40,3% принявших участие в голосовании.

Совершенно очевидно, что и победа Б.Н. Ельцина в 1996 году (53,8%) есть итог умелой закулисной манипуляции, «своевременного» союза с генералом А. Лебедем, призвавшего своих избирателей «голосовать за ныне действующего президента». Успех А. Лебедя в первом туре (3 место после Ельцина и Зюганова) во многом определялся искусно построенной, рекламируемой социально-идеологической платформой кандидата, с одной стороны бичующего «номенклатурный капитализм, который мы успешно строим 5 лет», характеризующийся «наличием ублюдочного «бюрократического рынка», а с другой, призывающего к созданию государства «волкодава», во главе которого «нужен не экономист и не партработник, и даже не артист-комик», а «человек, знающий, что такое долг, и умеющий добиться повиновения, навести порядок».

Война в Чечне окончательно обнажила пагубность духовного вакуума в российском государстве, раздираемом национально территориальными, социально-экономическими и другими противоречиями. Целый ряд жизненно важных вопросов, поставленных и актуализированных логикой реформ остаются без ответа. Среди них и те, которые с полным правом могут быть названы «болевыми», от которых во многом зависит «наш вариант выбора». Где граница России? Что кроме конкретной территории объединяет народы и нации, проживающие на ней? Почему так силен сепаратизм национальных республик и так велико унижение русского народа как у себя в стране, так и за рубежом?

Сразу после победы на выборах Б.Н. Ельцин, выступая на встрече со своими доверенными лицами, высказался за создание в России национальной идеологии. Он напомнил, что на каждом историческом этапе в нашей стране «была определенная идеология», а сейчас ее нет. Президент предложил принять самое активное участие в ее разработке, и чтобы эта работа была завершена в течении года. А как же 13 статья Конституции РФ. Да и что «изобретать велосипед»? Из школьного курса истории все помнят письмо инока Филофея Ивану 111: «Два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не быть...». Или уваровские «Православие. Самодержавность. Народность.»?

Вместе с тем, как бы «национальная идея» не привела к смуте, розни, крови (что можно наблюдать во многих бывших советских республиках, а ныне независимых государствах). С точки зрения Ю.М. Лужкова «сейчас многие политики поняли, что на экономической основе собрать осколки общества невозможно. Придумали так называемую русскую идею. Что лежит в ее основе? Первая мысль - Россия должна быть унитарным государством. Православная церковь должна стать компонентом нашей духовности. И что важно - одним из элементов государственности. Конечно же, мысль о величии России. Но мне кажется, что при внешней заманчивости ничего из этой идеи не получится. Война в Чечне - это продолжение идеи унитарной России. Не думаю, чтобы народ проникся вдруг божеским озарением и толпами хлынул в церкви, сделав смыслом своей жизни служение Богу. Что же касается величия России, то об этом уже говорили (имеется в виду утрата былого величия, да и в чем оно: территория, армия, полезные ископаемые, экономика и т.д. - авт. П.С.А.). Но я уверен, что русскую идею будут разрабатывать и дальше. У нее есть сильные сторонники…». Таким образом, отношение к вопросу о национальной идеологии далеко неоднозначно.

Предвыборная президентская кампания В.В. Путина 2000 года проходила под знаком «умолчания» идейно-политических пристрастий. Новый Президент РФ, решил не рисковать в предвыборной гонке, понимая, что ценностные ориентации российского общества существенно различаются с позиций специфических характеристик социально-профессиональных групп. Расслоение на «новых» и «старых» русских не только в материальном, но и в мировоззренческом плане, дает мало шансов на выработку если не единых, то приемлемых для абсолютного большинства идейных, базисных точек соприкосновения. Реальные интересы различных социально-профессиональных групп находятся в совершенно различных плоскостях политико-экономического и правового пространства России.

Вместе с тем, и политическое руководство страны, и представители интеллектуальной элиты, да и все общество в целом осознает необходимость выработки идеологии модернизации (национальной идеи) - синтетической, прагматической, открытой новациям, выполняющей конструктивную, объединяющую роль. Но что может принять «воспаленное» сознание посткоммунистической эпохи, на каких ценностях и принципах строить свое будущее? Более того, после распада Советского Союза на лицо кризис идентичности Российской Федерации, которая во многом оказалась искусственным образованием, в границах никогда не существовавших ранее, т.е. «осколком» бывшей Российской империи и СССР.

Таким образом, падение советского режима имело далеко идущие последствия в сфере как политической борьбы и расстановки политических сил, так и социальной идентичности и духовно-нравственных составляющих всего общества. «Коммунизм перестал рассматриваться в качестве определяющего ориентира при выборе политической позиции. При этом прежние формы этнической, религиозной и национальной идентичности для стран Восточной Европы и республик бывшего Советского Союза снова стали актуальными, как бы заполнив возникшую пустоту».

Вместе с тем, в период усиления взаимозависимости мирового сообщества происходит переосмысление самого процесса идентификации личности и отдельного социума. Вполне закономерным оказывается вопрос: «Возможно ли вообще в эпоху глобализации обретение прочного и цельного чувства идентичности?» Или быть может «преемственности и историчности идентичности угрожают неотвратимость и интенсивность глобальных культурных конфронтаций». И данная проблема, в конечном счете, есть лишь результат «игры ума» определенного круга интеллектуалов, нацеленного на то, чтобы «похоронить» одни идеи и превознести другие т.к. «нет никакого изначального «сущностного Я», которое впоследствии бы репрезентировалось и выражалось; напротив, субъективность и идентичность «конструируются в рамках дискурса».

В этой связи следует подчеркнуть, что феномен идентичности первоначально выступил в качестве самостоятельного предмета исследования в рамках социологии и социальной психологии при проведении анализа процесса становления личности в переходном возрасте, когда в результате соединения модели (представления, образа, понятия) личности как социального (и культурно-исторического) явления и представления о собственной уникальности, неповторимости, рождается индивидуальность. Именно при переходе от юношества к взрослости человек ставит перед собой и пытается найти ответ на вопрос о своем предназначении, о сути своего бытия, отталкиваясь от формирующейся у него модели личности, понимания человека вообще. Следовательно, идентификация является результатом кризиса определенного этапа (модели) развития. Идентичность есть свойство переходности, процесса поиска и становления нового качества, когда проблема индивидуальности для субъекта становится наиболее актуальной.

При этом «identity» следует понимать не только в декартово-кантовской традиции как узнавание и отождествление, но и следуя традиции неклассической философии как самопознание и самосозидание. Таким образом, идентификация принимает определенность творческого процесса перевоссоздания себя, в то время как «сущность не пред-задана, а является результатом, следствием, итогом цепи творческих актов существования». По мысли того же Ф. Ницше, актуализировавшего на пороге ХХ века идею индивидуализации, человек является канатом, мостом между животным и человеком и он может стать как сверхчеловеком, так и скотиной, ибо по канату можно ходить, бегать, но на нем нельзя стоять, ибо слишком велик риск падения.

Переводя данные рассуждения в плоскость социально-политического анализа российской действительности, можно констатировать, что с началом перестройки и особенно после 1991 года во многом перестали работать, а позже совсем исчезли традиционные для советского государства символические коды, адаптационные механизмы. Вместо «могучего и нерушимого Союза» возникла «новая» Россия, вовлекающая так или иначе (через приватизацию, гласность, денежную реформу, межнациональные войны и т.д.) в модернизационный процесс всех своих граждан предоставляя новые возможности обретения социокультурной, профессиональной, политико-правовой и др. идентичности. Однако сами эти возможности изначально были по сути иллюзорны в следствии неустойчивости и ненадежности общественных связей. «Новые идентичности в таких условиях не только не обеспечивали личности целостности, комфорта, благополучия, полноценности социальной жизни, напротив, они закрепляли комплекс социальной неполноценности, усиливая кризис идентичности».

«Переходность» и неопределенность социальных связей привели к аморфности структуры общества в целом. Как и в прежние кризисные моменты отечественной истории (например 20-30-е гг. ХХ в.) произошла массовая маргинализация населения, обусловленная нисходящей социальной мобильностью, способствуя тем самым вытеснению как отдельных индивидов, так и групп (слоев) на «периферию», нижние этажи в общественной иерархии. Питирим Сорокин сравнил данный процесс потери личностью своей групповой идентичности с падением с корабля, а массовый «выброс» людей из занимаемых ими социальных ниш с погружением корабля вместе со всеми пассажирами, находящимися на его борту, или с кораблем, разбившимся на куски.

В этих условиях население вынуждено приспосабливаться к «текучести» и изменчивости «сущностно-деятельного» пространства. Разворачивается настоящая борьба за престиж, за более высокий статус, за сохранение уже имеющихся позиций между индивидом и нестабильными социальными отношениями. «Все это требует развития способностей к социальной мимикрии, обретению того облика, который был бы наиболее желателен и эффективен в данной ситуации. Фактически разворачивается процесс формирования кризисного типа личности, свободного от обязательств, глубоких привязанностей и т.д., что позволяет пребывать вне идентичности или сразу в нескольких идентичностях. Более того, для значительной части граждан именно маргинальность оказывается наиболее устойчивой и удобной социальной позицией в условиях «переходного общества».

Вместе с тем, особенностью современного этапа отечественных реформ, как мы уже подчеркивали выше является кризис государственной идентичности. «Россия молодая» пытаясь самопознавать (через переосмысление исторического прошлого) и самосозидать (через постановку и реализацию перспективных и стратегических целей), старается занять подобающее ей место в мировом цивилизационном процессе. Но опыт Запада в построении государства-нации для РФ неприемлем. Этот путь означал бы правовое доминирование этнического большинства (82% русских - против 18% нерусских - по переписи 1989 года) и дальнейшее стимулирование межнациональных конфликтов. Ведь несмотря на приверженность демократическим принципам в большинстве государств Европы возникновение современной государственности во многом определялось образом врага и идеями взаимного реванша. США, явив пример формирования «политической нации», основанной не на этничности, не могут быть свободны от проблем межрасового общения. Таким образом, повторить опыт прошлых веков представляется бесперспективным.

Более того, 32 из 89 субъектов РФ содержат в названии национальный компонент, что не позволяет также игнорировать национально-этническое многообразие. Несомненно и то, что национальная идентификация - величина изменчивая. По данным социологических опросов, значительная часть россиян, записанных в официальных документах русскими, при проведении новой переписи готовы идентифицировать себя с представителями других наций и народов. По прогнозам социологов уменьшится и численность татар, занимающих второе место по количеству граждан, проживающих в РФ. В данном случае определяющим фактором в политике выступит национальное самосознание.

Национальное самосознание следует понимать не только как идентификацию - «отнесение человеком себя к той или другой национальности»,- но и как представления о своем народе, его характерных чертах (национальные автостереотипы), культуре, языке, территории проживания, историческом прошлом, т.е. образ «мы», как говорят эт-нопсихологи. Оно объективируется на личностном и групповом уровне, как идеи, выражающие интересы народа, оформленные в официальных документах, литературе, средствах массовой информации и т.д. Оно чаще всего эмоционально окрашено, и «взрыв» национальных чувств нередко связан с поворотными, судьбоносными событиями в жизни народов.

Особенность национально-государственной самоидентификации России заключается и в «маниакальном» поиске ее исторической миссии. «Бесполезный в глазах некоторых, слишком смелый по мнению других, этот вопрос в действительности является самым важным из всех для русского… Я имею ввиду вопрос о смысле существования России во всемирной истории»- писал Владимир Соловьев, видевший основную задачу «святой Руси» в духовном примирении Востока и Запада в богочестивом единстве вселенского христианства. Ф.М. Достоевский определил миссианскую задачу России в следовании христианским заповедям и нормам и в спасении на этом пути Запада от «ужасов социализма». Н.А. Бердяев, отмечая промежуточное место России в планетарном пространстве, подчеркивал, что «в душе русского народа происходила борьба Востока и Запада и эта борьба продолжается в русской революции. Русский коммунизм есть коммунизм восточный. Влияние Запада в течении двух столетий не овладело русским народом…».

Данное обстоятельство переводит проблему самоопределения из социологической и психологической плоскости в политико-фило-софскую, тем более что и для Российской империи и Советского Союза характерно преобладание стремления претворить в жизнь теоретическую модель над ее критическим осмыслением. «В свое время это позволило Сергею Булгакову грустно пошутить, что в России у утопий есть одно неприятное свойство - они слишком легко сбываются, претворяются в жизнь. Следовательно, там, где на Западе мирно уживаются теоретические разработки проблемы идентичности и размеренная обыденная жизнь почтенных обывателей, там в России развивается внутренний конфликт личности на каждом шагу и в «каждом теле»».

Более того, приходится признать, что с научной (европейской) точки зрения нация в России еще не сложилась. «Русские как основная несущая конструкция государства продолжают сохранять черты скорее имперского народа с сильным наднациональным пафосом, нежели черты сформировавшейся нации. Картина усугубляется наличием множеством мелких национализмов чисто этнического свойства». Таким образом, еще нет субъекта, носителя «общенациональной идеологии» (национальной идеи), каковыми ранее выступали: в царской России - православие - («братья славяне»), в СССР - советский народ. Так что поспешность и волюнтаризм, форсированное создание идеологической конструкции может:

Нести разрушительные последствия, представляя собой еще не сформировавшийся «в себе и для себя» интерес русскоязычного большинства;
Дать импульс к началу гражданской войны, тем более, что правящая элита демонизировала оппозицию, создав из нее «образ врага».

С точки зрения автора, стоит согласиться с позицией В.А. Гуторова, отмечающего, что «трагизм политической, социальной и духовной жизни современной России состоит, прежде всего, в том, что, декларативно порвав с коммунистической системой, она пока не способна ни избавиться от традиций своего недавнего прошлого, ни обрести новых… Созданные в ходе предшествующего исторического развития психологические механизмы, регулирующие поведение как индивидов, так и больших социальных групп, обладают мощными защитными функциями. Они не признают ни больших разрывов, ни культурного вакуума. Поэтому, несмотря на любые декларации, резкий отход от привычных стереотипов и образа жизни невозможен в принципе. Прежние традиции остаются жить наперекор любым преобразовательным попыткам, принуждая политических лидеров к ним приспосабливаться и даже использовать в собственных целях».

Очевидно, что любая реформаторская идеология, только тогда проникнет в глубины массового сознания, когда сформированная на ее базе социально-экономическая политика позволит добиться оздоровления и укрепления общества. Если же такая политика на деле приводит к значительному ослаблению промышленного и интеллектуального потенциала государства, катастрофическому падению уровня жизни и, как следствие, к росту социальной напряженности, то реформаторская идеология начинает терять своих приверженцев и не может выступать в качестве объединительной идейной доктрины.

Идеология российского обновления должна исходить из того, что модернизация проводится в обществе с неразвитой рыночной экономикой, в стране, где 70 лет культивировалась деформированная массовая психология, где до сих пор сильны многочисленные слои, в той или иной мере тоскующие по временам государственного патернализма. Отсюда необходима ориентация на постепенное, поэтапное осуществление преобразований. Представляется крайне важным найти точки соприкосновения российского идейного и культурного наследия с интернациональными идеологическими ориентирами.

С нашей точки зрения, в современной реформаторской идеологии Российского государства должны найти место такие идеи как:

во-первых, построение общества основанного на свободе индивидуального выбора, экономической и политической демократии, приоритете прав человека, т.е. общества в котором будут созданы максимально благоприятные условия для творческой самореализации каждого человека в качестве цели развития;
во-вторых, согласие, что движение к ней возможно лишь на путях всесторонней модернизации существующего общества;
в-третьих, модернизация должна осуществляться при опоре на многие традиционные ценности российского общества.

Вместе с тем, российская идеология как «специфическая форма рационализации мира и жизни, которая позволяет человеку найти «устойчивые» точки ориентации для своей деятельности» и «вырабатывает совокупность целей и ценностей, к которым могут апеллировать индивиды и, соответственно, социальные слои, обеспечивая возможность «взаимоузнавания» и общения» не может не учитывать того факта, что потенциальные установки индустриально-технократического мышления, базирующиеся на безудержном росте производства и утилитарно-потребительском отношении к природе и человеку не соответствуют требованиям зарождающегося постиндустриализма. В период осознания глобальных угроз человеческому существованию с неизбежностью идейно-ценностная система в качестве важнейших составляющих должна признать принципы экологического императива, содержание которых охватывает не только допустимые состояния окружающей среды, но и скорость их изменения даже в том случае, если они происходят в допустимых пределах.

Конструктивная составляющая экологического императива заключается в том, что он, констатируя «совокупность условий таких - уже недопустимых - нарушений равновесия природы, которые могут повлечь за собой дальнейшее неконтролируемое изменение характеристик биосферы, сделать существование на Земле человека невозможным», позволяет перейти к коэволюционной стадии взаимоотношений между человеком и природой как в глобальном, так и региональном масштабе, что является необходимым условием построения ноосферного общества. Понятие «коэволюция» отражает представление о принадлежности человека к биосфере, о необходимости гармоничного совместного развития природы и общества.

Коэволюционное отношение человека и природы в современных российских условиях может претендовать и на статус нравственного ориентира модернизационных преобразований. Приходится признать, что любые положения о правах человека и, в первую очередь право на жизнь, свободу и т.д. останутся демагогическими лозунгами, пока будет сохраняться варварско-потребительское отношение к среде обитания. Дело в том, что «человек, будучи существом телесным, также является природой и его господство над природой с необходимостью означает и господство над человеком, вначале над другим, а затем и над собой - беспрецедентное само порабощение человека человеком. .. Контроль над природой расширяется до контроля над обществом, и, наконец, до борьбы между различными представителями о контроле над обществом». Политико-правовое и нравственно-гуманистическое признание человека самоценным, одновременно должно означать самоценность окружающего природного мира, требующего нашего уважения гармонии. Это дополняет культуру модернизма концепцией «живого Космоса, имеющего смысл. Связанные с этим новые установки практики могут быть построены на диалоговом и коэволюционном принципах».

Нравственная составляющая коэволюционного отношения человека и природы включает в себя и ответственность «современности» перед будущими поколениями, имеющими реальную потенцию существования только в том случае, если нынешняя цивилизационная модель развития позволит им возникнуть. Реальное действие или бездействие политиков, промышленников, бизнесменов, интеллектуальной элиты, каждого гражданина, способствующих или не препятствующих гибели людей, живущих по принципу «после меня хоть потоп» и не отрицающих возможности существования «мира без homo sapiens» образуют аморальное и безнравственное сообщество не имеющее право на оправдание.

Таким образом, нравственным императивом идеологии модернизации должно стать утверждение об уникальности, неповторимости и самоценности человеческой жизни на планете Земля. Вся природопреобразующая деятельность обязана учитывать положение о том, что разрушая природную среду обитания, мы причиняем ущерб нынешним и последующим поколениям людей, а потому несем полную морально-правовую ответственность за сохранение многообразия и богатства природного мира как основы сбалансированных процессов в биосфере. Для предотвращения глобальной катастрофы и возможности поступательного прогрессивного развития необходимо создание некоего «энвайроментального этического кодекса», основными базовыми положениями которого выступит:

понимание того, что биосфера будет существовать без человека, а человек не может жить вне биосферы, и даже при незначительном отклонении ее средних параметров от современных его пребывание на планете окажется невозможным. Значит, человек должен жить в условиях коэволюции биосферы и общества;
признание необходимости и обязанности взаимодействия общества и природы с учетом системы законов развития биосферы и нарушение их строго наказуемо;
соблюдение принципа равенства перспектив поколений (ответственности за человеческий род), когда современное обеспечивает условия будущему своего биологического вида;
реализация принципа равенства энвайроментальных возможностей народов, национально-государственных образований и т.д. в пользовании и расходовании невозобновляемых ресурсов пропорционально количеству населения;
целенаправленное формирование ноосферного мировоззрения с соответствующей системой образования и воспитания.

Последнее положение особенно значимо для современного этапа модернизации России, характеризующегося дезориентацией в духовной сфере общественного бытия, переоценкой многих культурных и нравственных ценностей, когда некритически на отечественную почву переносятся западные стандарты поведения, не соответствующие не только менталитету и характеру россиян, но и несущие разрушительные последствия, вступая в противоречие с идеей устойчивого развития. Как справедливо отмечал Д.С. Лихачев экологическая проблема состоит из двух частей: части охраны природы и части охранения культуры. «Последняя тем более важна, что она касается самой сущности человека. Человек есть часть природы, но он есть и часть созданной тысячелетиями культуры. Погибнуть человечество и природа в целом могут не только биологически вместе с уничтожением всего живого, но и духовно, вследствие гибели культуры». Таким образом, и отношение к природе, и отношение к культуре требуют общих правил нравственности, общего осознания себя как части природы и части культуры.

В истории человеческого рода можно выделить три подхода к проблеме природы и культуры:

первый заключается в насильственном изъятии у природы всего насущно необходимого, который и привел к «неустойчивому развитию» и глобальному кризису цивилизации;
второй основывается на насильственном, но разумном изъятии, к которому собственно мы сейчас и подошли;
третий базируется на принципе полного прекращения насилия над природой и культурой и гармоничного сосуществования природного и социального, который и заложен в основу устойчивого развития и принадлежит будущему.

Такое понимание взаимосвязи человека и окружающей среды имеет глубокие традиции в отечественной социально-философской мысли и может служить духовным источник для разрешения современных проблем экологии природы и человека, а так же экологии культуры и человека: «Два условия, при которых общественные отношения в области материального труда становятся нравственными. Первое, общее условие, состоит в том, чтобы область экономической деятельности не обособлялась и не утверждалась как самостоятельная, себе довлеющая. Второе условие, более специальное, состоит в том, чтобы производство совершалось не за счет человеческого достоинства производителей, чтобы ни один из них не становился только орудием производства, чтобы каждому были обеспечены материальные средства к достойному существованию и развитию. Первое требование имеет характер религиозный: не ставить Маммона на место Бога, не признавать вещественное богатство самостоятельным благом и окончательною целью человеческой деятельности, хотя бы в сфере хозяйственной; второе есть требование человеколюбия: жалеть труждающихся и обремененных и не ценить их ниже бездушных вещей. К этим двум присоединяется необходимо еще третье условие… Разумею обязанности человека как хозяйственного деятеля относительно той самой материальной природы, которую он призван в этой сфере обрабатывать. Эта обязанность прямо указана в заповеди труда: возделывать землю, т.е. служить земле. Возделывать землю не значит злоупотреблять ею, истощать и разрушать ее, а значит улучшать ее, вводить ее в большую силу и полноту бытия. Итак, не только наши ближние, но и материальная природа не должна быть лишь страдательным и безразличным орудием экономического производства или эксплуатации. Она не есть сама по себе, или отдельно взятая цель нашей деятельности, но она входит как особый самостоятельный член в эту цель. Ее подчиненное положение относительно Божества и человечества не делает ее бесправною: она имеет право на нашу помощь для ее преобразования и возвышения. Вещи не имеют прав, но природа или земля не есть только вещь, она есть овеществленная сущность, которой мы можем, а потому и должны способствовать в ее одухотворении. Цель труда по отношению к материальной природе не есть пользование ею для добывания вещей и денег, а совершенствование ее самой - оживление в ней мертвого, одухотворение вещественного… Без любви к природе для нее самой нельзя осуществить нравственную организацию материальной жизни».

Формирование нового мировоззрения следует начать с пересмотра оснований и способов «человеческого самоутвержденчества», заключающегося в возведении самих себя в ценностный центр, на вершину над всем остальным бытием. Необходимо осознание того факта, что «предаваясь самоутвержденчеству, мы тем самым как бы похищаем себя из сущностной взаимности и сопричастности, предаем ее и разрушаем. Именно самоутвержденчество вносит в гармонически здоровое тело вселенского организма раковую опухоль доминантности на своем, на своей корысти, болезнь самовозвеличивания, исключительности, милитарности и нигилизма». Важнейшим пороком современности является суждение и удовлетворение людских потребностей не сточки зрения «Универсума», всего остального бытия и своего места и призвания в нем, а наоборот, с эгоистических, иждивенческих требований и интересов, ставя по отношению к миру единственный вопрос: «Что нам это даст? Какую принесет нам пользу?». Таким образом, новое мышление должно соответствовать ценностным критериям «высокого соприкосновения» «бездушной» новейшей технологии и гуманистической культуры человеческого самосознания и самосозидания, с одновременным прекращением варварского отношения к окружающему миру.

Основными институтами и каналами воспитания коэволюционного отношения к природе и культуре, современными «агентами» социализации должны выступить семья, школа (как общеобразовательная, так и высшая), средства массовой информации, творческая интеллигенция (представители науки, культуры и т.д.). Координатором усилий в этом процессе обязано быть государство, признающее необходимость формирования не только новой политико-правовой культуры, хозяйственной этики и т.д., но и важность идейного, духовно-нравственного фактора в реализации концепции устойчивого развития. В этой связи возникает потребность в принятии государственной программы РФ по пропаганде гуманистических идей и сущности ноосферного общества, основанного на принципе, что только грамотные и по-настоящему интеллигентные граждане способны видеть, осознавать не только сиюминутные интересы, но и выйти на режим коэволюции.

Подводя итоги рассмотрения духовно-нравственных основ модернизации современного российского общества, следует подчеркнуть, что ее успешная реализация в политической, экономической, социальной и других сферах напрямую зависит от уровня культуры (в широком смысле), адекватного понимания общепланетарных и региональных процессов. Переход к устойчивому развитию должен ознаменовать вступление «в век человека», где творческая деятельность людей не будет входить в противоречие с природной средой, где по выражению Н. Бердяева «пейзаж русской души» будет соответствовать «пейзажу русской земли».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Данную диссертацию можно назвать «текущей», т.к. она писалась в то время, когда события, анализируемые в ней развивались, набирая свой стремительный темп. Начатые М.С. Горбачевым эпохальные пере-мены, нацеленные на изменение социально-экономической системы одной из двух крупнейших держав на планете, не могли не повлечь за собой колоссальные сдвиги в международном масштабе. Советский ли-дер выступил в роли самого сознательного предсказателя, когда предуп-редил мировое сообщество о том, что «новое мышление» будет означать перестройку для СССР и для всего мира. С окончанием «холодной вой-ны» не только изменилась горизонтальная ось Запад-Восток, но и круто поворачивается вертикальная Север-Юг. Сами формы политического и экономического развития подвергаются небывалым испытаниям, актуа-лизировав проблему формирования нового миропорядка в условиях гло-бализации социума .

Вместе с тем, 2000 год ознаменовался вступлением РФ в новый этап модернизационных преобразований . Его со-держание, как пытался показать автор, составляет и осознание побед, и явных поражений реформ, проводимых последние десять лет, с момента распада СССР, так и определение реальных целей, методов и средств на ближайшую и отдаленную перспективу. Здесь проявляется од-на из основных черт самобытности отечественного социума, заключаю-щаяся, согласно концепции диссертанта, в том, что Россия как и нес-колько столетий назад, так и по сей день находится в состоянии поиска своей цивилизационной парадигмы развития. Она живет сознанием неминуемых перемен, при этом стараясь избегать механического повто-рения чужого (прежде всего западного) опыта, в тоже время, ориентиру-ясь (вольно или невольно) на европейские стандарты и стереотипы жиз-ни .

Любое социально-политическое явление можно превозносить или осуждать, но пока не будут поняты его первопричины и механизмы, бес-силие перед ним остается. Поэтому автор обратился к истории российс-кого реформаторства, к анализу наиболее устойчивых факторов русско-го исторического процесса и зарубежному опыту « догоняющего разви-тия» с точки зрения теории модернизации, понимая ее как теорию комплексных политических, социально-экономических и культурных реформ.

При этом диссертант попытался показать, что целью модерниза-ции не может быть ни возврат в прошлое, ни копирование чьего либо образа жизнедеятельности. Совершенно очевидно, что современные пре-образования должны ориентироваться на создание постиндустриального (информационного) общества на основе модели опережающего (а не до-гоняющего) развития. Критериями вступления государства в стадию ин-формационного общества можно признать:

Предоставление возможности любому гражданину получить необхо-димую информацию и знания;
Наличие условий (информационных технологий), способных обеспе-чить информационные потребности;
Функционирование национальных информационных ресурсов необ-ходимых для научно-технического и социального прогресса;
Автоматизация производства и управление;
Формирование социальной структуры с преобладанием занятых в сфере информационной деятельности и услуг.

Следует согласиться с позицией Г.В. Осипова и Э.М. Андреева, подчеркивающих, что «информационное общество может возникнуть лишь в определенной социальной среде, стимулирующей такой тип раз-вития, при котором обеспечивается рост благосостояния населения, эко-номическая и оборонная мощь страны, реальная гуманизация и демокра-тизация общества. Характеристика подобной среды:

Социально ориентированная рыночная экономика;
Демократические механизмы управления, обеспечивающие полити-ческие и правовые гарантии для демонополизации, проявления ини-циативы и творчества, свободы предпринимательства и конкуренции;
Свобода для производства и распространения информации;
участие граждан в решениях».

Поскольку процесс реализации постиндустриальной парадигмы предполагает глобальный характер, то имеются все основания в качестве базовой модели такого движения признать модель устойчивого развития, обсуждавшуюся и принятую в 1992 году на Конференции ООН по окружающей среде и развитию и детализирован-ную в национальных программах (концепциях) перехода к устойчивому развитию. По многим параметрам она, безусловно, приемлема для Рос-сии:

во-первых, провозглашает достижение двух важнейших целей: высо-кого качества окружающей среды и здоровой социально ориентиро-ванной экономики;
во-вторых, акцентирует внимание на привлечение и реализацию собственных региональных потенций, с учетом отечественной исто-рии, менталитета народа, условий (природно-географических, эконо-мических и т.д.) проживания и деятельности;
в-третьих, ориентирует на использование рационального планирова-ния в качестве инструмента свободного выбора и свободы принятия решений, не возводя в ранг антагонизмов план, рынок и свободу;
в-четвертых, отказывается от революционных потрясений и насилия, беря за образец механизмы эволюционного развития, предполагая по-литическую демократию, в рамках которой принимаются необходи-мые решения по всем назревшим проблемам. «Люди смогут реально пользоваться своими правами в демократическом обществе», т.к. оно «будет базироваться на интеллекте, информации и интересе (трех факторах «И»).

Очевидно, что еще предстоит кропотливая работа ученых, поли-тиков, экономистов, экологов по развитию и детализации самой концеп-ции и стратегии устойчивого развития, отвечающих современным циви-лизационным требованиям, т.е. достижения устойчивого равновесия между материальным потреблением, численностью населения, духовно-нравственными запросами и ценностями, а так же способностью Земли поддерживать жизнь. России, как и другим странам мира, потребуются значительные усилия для создания отечественной модели устойчивого развития, которая при нынешнем уровне техники способна обеспечить режим совместного развития биосферы и человека. Более того, необхо-дим учет современной «модернизационной волны», ее перспектив, с точки зрения возможных «вызовов» цивилизации.

В данной диссертационной работе при изучении состояния рос-сийского общества, выдвижении прогнозов возможных трансформаций отечественной государственности и тенденций глобального развития, автор исходил из того, что анализ конкретных данных, поступающих из различных источников, выводов многочисленных исследований не позволяет зафиксировать окончательный выход России из кризисного состояния на осознанный и прочный путь реформ. Потому в диссерта-ции показаны источники возможных опасностей и угроз, могущих возникнуть на современном этапе модернизации и при реализации стратегии перехода к устойчивому развитию.

В конечном итоге, в диссертации изложена авторская позиция интегративной концепции модернизации в России, базирующаяся на органическом единстве глобального и национального и обосновываю-щая необходимость восстановления на качественно новом уровне раз-рушенных государственно-политических, социально-экономических и духовно-нравственных связей, способных обеспечить безопасную жиз-недеятельность нынешних и будущих поколений граждан. Суть интег-ративного процесса заключается в том, что объединение людей, соци-альных, национальных и территориальных общностей осуществляется на основе взаимной выгоды, сходства интересов, целей и ценностей, гармонии человека с биосферой, при сохранении и дальнейшем углуб-лении индивидуальности и автономности.

Требование создания интегративной концепции развития России, подтверждает тезис о важности и актуальности вопросов, поднятых в диссертации. Таким образом, формирование и реализация политологи-ческого видения устойчивого развития является важнейшей задачей начала ХХ1 века, поскольку речь идет о «строительстве» нового миро-порядка, где возможно будет достигнуто гармоничное сосуществование между человеком и природой, между отдельными странами и народами на планете Земля.

ЛИТЕРАТУРА

Аврех А.Я. Столыпин П.А. и судьбы реформ в России.- М., 1991.
Аграрное и экологическое законодательство в России и СНГ. (Сравнительно-правовой анализ).- М., 1999.
Адаменко В.Н. Экологическая программа СССР: Задачи и пути реализации.- Л., 1990.
Адамов А.К. Ноосферология.- Саратов, 1999.
Адамов А.К. Основы философии ноосферы.- Саратов, 1996.
Адрианова Т.В. Социально-философские аспекты формирования устойчивых обществ. Научно-аналитический обзор. - М., 1998.
Алексеев Н.Н. Русский народ и государство.- М., 1998.
Алексеев С.В., Каламанов В.А., Черненко А.Г. Идеологические ориентиры России. В 2-х т.- М., 1998.
Алексеева Т.А., Капустин Б.Г., Пантин И.К. Перспективы интегративной идеологии (Тезисы). // Политические исследования.- 1997.- № 3.
Аннан К. Ощущается странного рода примирение с угрозами. Выступление в Консультативном совете по вопросам разоружения при Генеральном секретаре ООН, 2 февраля 2001 г. // Международная жизнь.- 2001.- № 3.- с. 35-37.
Ануфриев Е.А., Лесная Л.В. Российский менталитет как социально-политический и духовный феномен. // Социально-политический журнал.- 1997.- № 3.- с. 16-27; 1997.- № 4.- с. 28-44; 1997.- № 5.- с. 24-32; 1997.- № 6.- с. 17-27.
Арбатов А. Безопасность: российский выбор.- М., 1999.
Арин О.А. Двадцать первый век: мир без России.-М., 2001.
Арон Р. Демократия и тоталитаризм.- М., 1993.
Арон Р. Этапы развития социологической мысли.- М., 1993.
Ахиезер А.С. Как «открыть» закрытое общество.- М., 1997.
Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта: /В 3 т./.- М, 1991.
Ачкасов В.А. Россия как разрушающееся традиционное общество // Политические исследования.- 2001.- № 3.- с.83-92.
Ачкасов В.А. Традиционализм в политической жизни России. Автореферат дис. на соискание уч. ст. д.полит.н. - СПб., 1997.
Барышников С.В. Городская культурная среда: становление и развитие.- Воронеж, 1999.
Бастиан Т. Кризис окружающей среды.- СПб, 1995.;
Беляева Л.А. Социальная модернизация в России в конце ХХ века.- М., 1997
Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма.- М., 1990.
Бердяев Н.А. Судьба России.- М., 1990.
Бестужев-Лада И.В. Альтернативная цивилизация.- М., 1998.
Бжезинский З. Большой провал.- Нью-Йорк, 1989.
Бжезинский З. Великая шахматная доска.- М., 1998.
Библия. - М., 1987.
Благосклонов К.Н. Охрана природы.- М., 1967.
Бобров А.Л. Эколого-экономическая устойчивость регионов.- М., 1999.
Братимов О.В., Горский Ю.М., Делягин М.Г., Коваленко А.А. Практика глобализации: игры и правила новой эпохи.- м., 2000.
Булгаков М.Б., Ялбулганов А.А. Российское природоохранное законодательство Х1-начала ХХ веков.- М., 1997
Будон Р. Место беспорядка. Критика теорий социального изменения.- М., 1998.
Бурлацкий Ф.М. Новое мышление: Диалоги и суждения о технологической революции и наших реформах.- М., 1988.
Бурлацкий Ф.М. Хрущев: штрихи к политическому портрету. // Иного не дано.- М., 1988.
Быстряков И.К. Методология социально-экологических исследований.- Волгоград, 1998.
Василенко И.А. Политическая глобалистика.- М.. 2000.
Ващекин Н.Л. и др. Цивилизация и Россия на пути к устойчивому развитию: Проблемы и перспективы.- М., 1999.
Вебер А.Б. Устойчивое развитие как социальная проблема (глобальный контекст и российская ситуация).- М.. 1999.
Вебер М. Избранные произведения.- М., 1990.
Великая реформа (1861-1911). Русское общество и крестьянский вопрос в прошлом и настоящем.- М., 1911.
Великие реформы в России 1856-1874.- М., 1992.
Вернадский В.И. Живое вещество.- М., 1978.
Вернадский В.И. Избранные труды по истории науки.- М., 1981.
Волгин Н.А. Японский опыт решения экономических и социально-трудовых проблем.- М., 1998.- 256 с.
Волков В.К. Этнократия: непредвиденный феномен посттоталитарного мира. // Политические исследования.- 1993.- № 2.- с. 40-48.
Волкова Л. Быть или не быть? Здоровье нации. // Социальная защита.- 1997.- № 3.- с. 14-20.
В поисках равновесия. Экология в системе социальных и политических приоритетов.- М., 1992.
Вятр Е. Восточная Европа: судьбы демократии. // Социологические исследования.- 1992.- № 1.- с. 6-19.
Гаджиев К.С. Геополитика.- М.. 1997.
Галкин А.А., Красин Ю. Россия на перепутье. Авторитаризм или демократия: варианты развития.- М., 1998.
Гиляров А.М. Экология в поисках универсальной парадигмы. // Природа.- 1998.- № 3.- с. 73-82.
Гиренок Ф.И. Экология. Цивилизация. Ноосфера.- М., 1987.
Глобальное потепление. Доклад Гринпис.- М., 1993.
Глобальные экологические проблемы на пороге ХХ1 века.- М., 1998.
Гор Эл. Земля на чаше весов. Экология и человеческий дух.- М., 1993.
Горбачев М.С. Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира.- М., 1989.
Граждане России: кем они себя ощущают и в каком обществе хотели бы жить. Аналитический доклад по заказу московского представительства Фонда им. Ф. Эберта.- М., 1998.
Григорьев А.А. Экологические уроки исторического прошлого и современности.- Л., 1991.
Гузев М.М. и др. Управление природопользованием в регионе.- Волгоград, 1998.
Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли.- Л., 1990.
Гуторов В.А. Современная российская идеология как система и политическая реальность. Методологические аспекты // Политические исследования.- 2001.- № 3.- с. 72-82.
Гюнтер Розе Прогресс без социальной революции (Теории «модернизации» и буржуазные социальные науки).- М., 1985.
Данилевич И.В. Государство и институты гражданского общества в период перехода от авторитаризма к демократии (Чили, Португалия, Испания).- М., 1996.
Данилов А.Н. Глобализм, регионализм и современный трансформационный процесс. // Социологические исследования.- 1998.- № 9.- с. 12-19.
Данилова Е.Н. Проблема социальной идентификации в постсоветской России.- М., 1994.
Данилов-Данильян В.И., Горшков В.Г. и др. Окружающая среда между прошлым и будущим: Мир и Россия.- М., 1994.
Данилов-Данильян В.И., Лосев К.С. Экологический вызов и устойчивое развитие. Учебное пособие.- М., 2000.
Дарвин Ч. Происхождение видов.- М., 1952.
Дарендорф Р. Дорога к свободе: демократизация и ее проблемы в Восточной Европе. // Вопросы философии.- 1990.- № 9.- с. 69-75.
Деларю В.В. Экологические детерминанты массового сознания: опыт социологического исследования. Автореферат дис. на соискание уч. ст. д.социол.н.- Волгоград, 2000.
Доклад ООН о развитии человеческого потенциала // Известия.- 1996.- № 32.
Дергачев В.А. Геополитика.- Киев, 2000.
Дрейер О.К. и др. Глобальные проблемы и «третий мир».- М., 1991.
Дроздиев В. Проблемы становления демократического государства в России.- М., 1996.
Еремин А.Л. «Информационная экология» и здоровье человека в современных условиях // Гигиена и санитария.- 1998.- № 1.- с. 58-60.
Еремин А.М. Современные аграрные проблемы и реформы Столыпина П.А. // Государство и право.- 1994.- № 4.- с. 82-91.
Закон РФ «О безопасности» от 15 марта 1992 г.- М.. 1998.
Зарубина Н.Н. Социокультурные факторы хозяйственного развития: М.Вебер и современные теории модернизации.-СПб., 1998.
Захаров Л.Г. Александр 11. // Вопросы истории.- 1992.- № 6-7.- с. 58-79.
Здравомыслов А.Г. Межнациональные конфликты в постсоветском пространстве.- М., 1996.
Зотов А.Ф. Новый тип глобальной цивилизации. // Политические исследования.- 1993.- № 4.
Зубаков В. ХХ1 век. Сценарии будущего: анализ последствий глобального экологического кризиса.// Зеленый мир.- 1996.- № 2.
Зубкова Е.Ю. Общество и реформы. 1945-1964.- М., 1993.
Зубок В.М. Источники делегитимации советского режима. // Политические исследования.- 1994.- № 2.
Зудин А.Ю. Государство и бизнес в посткоммунистической России: цикличность отношений и возможности их институализации. // Политические исследования.- 1998.- № 4.- с. 122-125.
Зырянов П.Н. Петр Аркадьевич Столыпин. // Вопросы истории.- 1990.- № 6.- с. 54-75.
Ильин В.В., Панарин А.С., Ахиезер А.С. Реформы и контрреформы в России. Циклы модернизационного процесса.- М., 1996.
Ильин В.В., Панарин А.С., Бадовский Д.В. Политическая антропология.- М., 1995.
Ильин В.В., Панарин А.С.. Рябов А.В. Россия: опыт национально-государственной идеологии.- М., 1994.
Ильин В.И. Государство и социальная стратификация советского и постсоветского обществ. 1917-1996 гг.: Опыт конструктивистско-структуралистского анализа.- Сыктывкар, 1996.
Ильин М.В. Слова и смыслы. Опыт описания ключевых политических понятий.- М., 1997.
Иноземцев В.Л. Расколотая цивилизация: системные кризисы индустриальной эпохи. // Вопросы философии.- 1999.- № 5.- с. 3-18.
Иноземцев В.Л. Теория постиндустриального общества как методологическая парадигма российского обществоведения. // Вопросы философии.- 1997.- № 10.- с. 29-44.
Исследования по безопасности.- М., 1998.
Капустин Б.Г. Современность как предмет политической теории.- М., 1998.
Кейнс Дж. М. Общая теория занятости, процента и денег.- М., 1978.
Кеннеди П. Вступая в ХХ1 век.- М., 1997.
Кеннеди П. Кооперативная безопасность: модель для ХХ1 века. Лекция в Маршалл-Центре 30 августа 1994 г.-Гармиш-Партенкирхен, 1994.
Киселев Г.С. «Кризис нашего времени» как проблема человека. // Вопросы философии.- 1999.- № 1.- с. 40-52.
Клепацкий Л.Н. Глобализация и национальные интересы // Международная жизнь.- 2000.- № 1.- с. 87-95.
Клямкин И.М. Какой авторитарный режим возможен сегодня в России // Политические исследования.- 1993.- № 5.
Клямкин И.М. Посткоммунистическая демократия и ее исторические особенности в России. // Там же. с. 6-24.
Козловский В.В., Уткин А.И., Федотова В.Г. Модернизация: от равенства к свободе.- СПб., 1995.
Колбасов О.С. Конференция ООН по окружающей среде и развитию. // Государство и право.- 1992.- № 11.
Кондратьев К.Я., Донченко В.К., Лосев К.С. Экология. Экономика. Политика. // Зеленый мир.- 1995.- № 27-31.
Конституция как фактор социальных изменений. Сборник докладов.- М., 1999.
Конституция РФ.- М., 1993.
Конфликты и согласие в современной России.- М., 1998.
Концепция перехода Волгоградской области к устойчивому развитию.- Волгоградская правда.- 1996.- 19 декабря.
Концепция перехода Российской Федерации к устойчивому развитию // Российская газета.- 1996.- 9 апреля.
Косов Ю.В. В поисках стратегии выживания: Анализ концепций глобального развития.- СПб., 1991.
Кравченко И.И. Экологическая проблема в современных теориях общественного развития.- М., 1982.
Красилов В.А. Охрана природы: принципы, проблемы, приоритеты.- М., 1992.
Красильщиков В.А. В догонку за прошедшим веком. Развитие России в ХХ веке с точки зрения мировых модернизаций.- М., 1998.
Куда идет Россия? Альтернативы общественного развития.- М., 1995.
Курс переходной экономики. Под ред. Л.И.Абалкина.- М., 1997.
Куртов А.А. Интеграция в СНГ и проблемы национальной безопасности РФ // Вестник Евразии.- 1998.- № 1.- с. 160-179.
Кьеза Дж. Переход к демократии.- М., 1993.
Ланцов С.А. Российский исторический опыт в свете концепции политической модернизации // Политические исследования.- 2001.- № 3.- с. 93-102.
Ланцов С.А. Социальные революции и общественный прогресс: Теория. История. Современность.- М., 1991.
Лапаева В.В. Право и многопартийность в современной России.- М., 1999.
Левашов В.К. О социальной сущности концепции устойчивого развития. // Социологические исследования.- 1997.- № 4.
Левашов В.К. Социально-политические аспекты концепции устойчивого развития (На примере России 90-х годов).- М., 1997.
Ленин В.И. Пятидесятилетие падения крепостного права. // ПСС.- Т. 20.
Ленин В.И. Развитие капитализма в России. // ПСС.- Т. 3.
Ленин В.И. Столыпин и революция. // ПСС.- Т. 20.
Лихачев Д.С. Экология - проблема нравственная. // Наше наследие.- 1991.- № 1.
Лосский Н.О. Мир как органическое целое.- в кн.: Н.О.Лосский Избранное.- М., 1991.
Лукашук И.И. Глобализация, государство, право, ХХ1 век.- М., 2000.
Лютых А.А., Тонких В.А., Скобелкин О.В. История России.- Воронеж, 1993.
Ляменко А.К. Переход России к рыночной экономике: чем нам полезен опыт других стран.- М., 1997.
Макеев А.В. Политика и безопасность: взаимосвязь и соотношение // Вестник Московского университета. Сер. 18. Социология и политология.- 1998.- № 1.- с. 129-140.
Маклерский Б.М. Устойчивое развитие и экологические потребности. // Социологические исследования.- 1995.- № 4.- с. 51-57.
Максименко В.И. Происходит ли «глобализация»? // Pro et Contra.- Т. 4.- № 4.- с. 84-102.
Мальцева Н.Л. Человек и человечество на пути к устойчивому развитию.- Волгоград, 1996.
Мау В.А. Экономика и власть: Политическая история экономической реформы в России. 1985-1994.- М., 1995.
Махлаев А.В. О русском национальном характере. // Социально-политический журнал.- 1996.- № 4.- с. 244- 251.
Медоуз Донелла Х. и др. Пределы роста.- М., 1991.
Медоуз Д.Х., Медоуз Д.Л., Рандерс Й. За пределами роста.- М., 1994.
Международное сотрудничество в борьбе с терроризмом.- Международная жизнь.- 2001.- № 3.- с. 70-110.
Межуев Б.В. Моделирование понятия «национальный интерес». // Политические исследования.- 1999.- № 1.- с. 26-39.
Мигранян А. Россия в поисках идентичности (1985-1995).- М., 1997.
Милецкий В.П. Социальное государство: эволюция теории и практика (политико-социологический анализ): Дис. д-ра полит. наук: 1998/ СпбГУ.- СПб.
Митрохин Т.Н. Экологическое направление в политическом процессе современной России. // Автореферат диссертации к.п.н. СГУ.- Саратов, 1997.
Михеев В.В. Логика глобализации и интересы России // Pro et Contra.- Т. 4.- № 4.- с.49-64.
Михеев В.В. Глобализация и азиатский регионализм: вызовы для России.- М., 2001.
Модернизация: Зарубежный опыт и Россия.- М.. 1994.
Модернизация в России и конфликт ценностей.- М., 1994.
Моисеев Н.Н. Алгоритм развития.- М., 1987.
Моисеев Н.Н. В раздумьях о будущем.- М., 1998.
Моисеев Н.Н. Логика динамических систем и развитие природы и общества. // Вопросы философии.- 1999.- № 4.- с. 3-10.
Моисеев Н. Современный антропогенез и цивилизационные разломы: эколого-политологический анализ.- М., 1994.
Моисеев Н.Н. «Устойчивое развитие» или «стратегия переходного периода». // Зеленый мир.- 1995.- № 14.- с 3-5.
Моисеев Н.Н. Человек и ноосфера.- М., 1990.
Моисеев Н.Н. Экология, нравственность и политика. // Вопросы философии.- 1989.- № 5.
На пути к экономической демократии: Международный опыт. В 2-х кн. - М., 1994.
Население России за 100 лет (1897-1997). (Статистический сборник).- М., 1998.
Национальные интересы и проблемы безопасности России. Доклад по итогам исследования, проведенного Центром глобальных программ Горбачев-Фонда в 1995-1997 гг.- М., 1997.
Наше общее будущее. Доклад Международной комиссии по окружающей среде и развитию (МКОСР).- М., 1989.
Неклесса А.И. A la Carte // Политические исследования.- 2001.- № 3.- с. 34-46.
Новая парадигма развития России в ХХ1 веке. Комплексные исследования проблем устойчивого развития: идеи и результаты / под ред. В. А. Коптюга, В.М. Матросова, В.К. Левашова.- М., 2000.
Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология.- М., 1999.
Новиков Ю.В. Экология, окружающая среда и человек.- М., 1998.
Обновление и стабильность в современном обществе. Сравнительный анализ. / под ред. А.А. Галкина.- М., 2000.
Об охране окружающей среды. Сборник документов партии и правительства 1917-1981.- М., 1981.
Ойзерман Т. Принципиальные основы самокритики марксизма. // Свободная мысль.- 1994.- № 11.- с. 93-107.
Окунева Л.С. На путях модернизации: опыт Бразилии для России.- М., 1992.
«О культе личности и его последствиях»: Доклад Первого секретаря ЦК КПСС товарища Хрущева Н.С. ХХ съезду КПСС. // Известия ЦК КПСС.- 1989.- № 3.
Олейников Ю.В., Оносов А.А. Ноосферный проект социоприродной эволюции.- М., 1999.
Опенкин Л.А. Оттепель: как это было. 1953-1955 гг.- М., 1991.
Ослунд Андерс Шоковая терапия в Восточной Европе и России.- М., 1994.
Панарин А.С. Глобальное политическое прогнозирование.-М., 2000.
Панарин А.С. Реванш истории: российская стратегическая инициатива в ХХ1 веке.- М., 1998.
Панарин А.С. Смысл истории. // Вопросы философии.- 1999.- № 9.- с. 3-21.
Пантин В.И., Лапкин В.В. Волны политической модернизации в истории России. К обсуждению гипотезы.// Политические исследования.- 1998.- № 2.- с.39-51.
Пантин И.К. Проблема самоопределения России: историческое измерение. // Вопросы философии.- 1999.- № 10.- с. 3-17.
Парсонс Т. Система современных обществ.- М., 1997.
Пастухов В.Б. Конец посткоммунизма.// Политические исследования.- 1997.- № 4.- с. 33-43.
Пастухов В.Б. «Новые русские»: появление идеологии (11). // Политические исследования.- 1993.- № 3.
Пастухов В.Б. Россия - 2000: цивилизационный выбор и конституционный шанс // Политические исследования.- 1998.- № 6.
Перспективы экоразвития.- М., 1990.
Петров Ю. Предприниматели и российское общество в начале ХХ века // Свободная мысль.- 1992.- № 17.- с. 41-50.
Пивоваров Ю.Л. Современная урбанизация.- М., 1994.
Пивоварова Э.П. Уроки хозяйственной реформы в КНР.// Российский экономический журнал.- 1997.- № 5-6.- С. 67-77.
Пирумов В.С. Методология комплексного исследования проблем безопасности России.- М., 1994.
Писарев В.Д. Экологизация международных отношений. // США: ЭПИ.- 1997.-№ 6.- с. 23-31.
План действий «Устойчивые Нидерланды».- М., 1995.
Поздняков А. В. Экологический кризис и будущее России // Россия ХХ1.- 1994.- № 1-2.- с. 142-150.
Поздняков А.В. Концептуальные основы решения проблемы устойчивого развития.- Томск, 1995.
Поздняков Э.А. Геополитика.- М., 1995.
Политическая институализация российского общества.- М.. 1997.
Поляков Л.В. Путь России в современность: модернизация как деархаизация.- М., 1998.
Права человека как фактор стратегии устойчивого развития / под ред. Е.А. Лукашева.- М.. 2000.
Проблемы глобальной безопасности.- М., 1995.
Проблемы устойчивого развития России в свете научного наследия В.И. Вернадского.- М., 1996.
Протасов В.Ф., Молчанов А.В. Экология, здоровье и природопользование в России.- М., 1995.
Протасов В.Ф. и др. Экология, здоровье и природопользование в России.- М., 1995.
Путин В.В. Власть должна быть работающей. // Российская газета.- 2000.- 19 мая.
Путь в ХХ1 век. Стратегические проблемы и перспективы российской экономики.- М., 1999.
Радаев В.В. Мир хозяйства: модели однолинейного развития. // Российский экономический журнал.- 1996.- № 1.- с. 72-79.
Радаев В.В. Мир хозяйства: модели параллельного и циклического развития. // Российский экономический журнал.- 1996.- № 2.- с. 76-83.
Развивающиеся страны. Природа и человек.- М., 1982.
Рашковский Е.Б. Опыт тоталитарной модернизации России / 1917-1991/ в свете социологии развития. // МЭМО.- 1993.- № 7.- с. 105-118.
Роль государства в становлении и регулировании рыночной экономики.- М., 1997.
Романенко И.П. Экология и здоровье: опыт корреляционного анализа. // Вестник МУ.- Сер. 6. Экономика.- 1996.- № 5.- с. 63-73.
Российская модернизация: проблемы и перспективы (материалы «круглого стола»). // Вопросы философии.- 1993.- № 7.- с. 3-89.
Россия в окружающем мире. Аналитический ежегодник. 1998.- М., 1998.
Россия на пороге ХХ1 века.- М., 1996.
Россия на пути к устойчивому развитию.- М.. 1996.
Россия: национальная стратегия и социальные приоритеты / под ред. Г.В. Осипова, В.К. Левашова, В.В. Локосова.- М., 1997.
Россия: стратегия развития в ХХ1 веке. Вариант анализа ситуации и прогноза условий устойчивого развития страны: В 2-х ч.- М., 1997.
Россия у критической черты: возрождение или катастрофа: Социальная и социально-политическая ситуация в России в 1996 году: анализ и прогноз / под ред. Г.В. Осипова, В.К. Левашова, В.В. Локосова.- М., 1997.
Россия сегодня: реальный шанс.- М., 1994.
Рубанов В.А. Безопасность в переходный период (методологический и политологический анализ): Дис. д.полит.н.- М., 1994.
Рябушинский В. Старообрядчество и русское религиозное чувство.- М., 1994.
Савченко В.Е. Современное предпринимательство.- М., 1997.
Саградов А.А. Народонаселение и устойчивое развитие.- М., 1998.
Самедов В.А. Средний слой в России: история и современность.- Ростов-на-Дону, 1998.
Серебрянников В., Хлопьев А. Социальная безопасность России.- М., 1996.
Серов Г.П. Экологическая безопасность населения и территорий РФ. Правовые основы.- М., 1998.
Сикевич З.Б. Национальное самосознание русских.- М., 1996.
Симония Н.А. Уроки китайских и южнокорейских реформ.// Свободная мысль- 1996.- № 9.
Сморгунов Л.В. Постмодерн и общественно-политические процессы в Восточной Европе. // Вестник СПбГУ.- Сер. № 6.- 1993.- Вып. № 1.- с. 24-30.
Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал. В 2-х т.- М., 1997.
Советский Союз и страны Восточной Европы: эволюция и крушение политических режимов. Середина 40-х-конец 80-х гг. ХХ века («круглый стол»). // История СССР.- 1991.- № 1.- с. 3 -68.
Современное российское общество: переходный период.- М., 1998.
Солонин Ю.Н. Марксизм в контексте его общей оценки. // Вестник ЛГУ. - 1991.- Сер. 6.- Вып. № 2.- с. 4-7.
Сорокин К.Э. Геополитика современности и геостратегия России.-М.. 1996.
Сорос Дж. Кризис мирового капитализма.- М., 1999.
Социально-политические аспекты государственной безопасности в современных условиях.- М., 1994.
Социальные проблемы устойчивого развития. // Социологические исследования.- 1997.- № 12.
Социум ХХ1 века: рынок, фирма, человек в информационном обществе / под ред. А.И. Колганова.- М., 1998.
Сперсер Г. Синтетическая философия.- К., 1997.
Сумбатян Ю.П. Политические режимы в современном мире: сравнительный анализ.- М., 1999.
Тейяр де Шарден П. Феномен человека.- М., 1987.
Теория социально-экономических трансформаций. Альманах. Выпуск 1. На пути к глобальному постиндустриальному обществу / под ред. А.В. Бузгалина.- М., 2001.
Толмачев Н.И. Культурный менталитет предпринимателя.- М., 1997.
Тофлер Э. Третья волна.- М., 1999.
Традиции и опыт российского предпринимательства. История и современность. Сборник научных трудов.- М.-Волгоград, 1997.
Традиционный опыт природопользования в России.- М., 1998.
Турен А. Возвращение человека действующего. Очерк социологии.- М., 1998.
Указ Президента РФ «О государственной стратегии по охране окружающей среды и обеспечению устойчивого развития». // Российская газета.- 1994.- 9 февраля.
Урсул А.Д. Переход России к устойчивому развитию.- М., 1998.
Урсул А.Д. Перспективы перехода Российского государства на модель устойчивого развития: Учебное пособие.- М., 1995.
Урсул А.Д. Россия на пути к устойчивому развитию. // Россия и современный мир.- 1999.- № 1 (22).- с.- 16-37.
Урсул А.Д., Лось В.А. Стратегия перехода России на модель устойчивого развития: проблемы и перспективы.- М., 1994.
Устойчивое развитие: какой должна быть стратегия России // Вопросы философии.- 1996.- № 10.
Уткин А.И. Глобализация: процесс и осмысление.- М., 2001.
Уткин А.И. Мировой порядок ХХ1 века.- М., 2001.
Федоров Н.Ф. Сочинения.- М., 1982.
Федоров Ю.Е. Критический вызов для России // Pro et Contra.- Т. 4.- № 4.- с. 5-27.
Федотов А.П. Глобальный кризис и новое содержание понятия «политика». // Социально-политический журнал.- 1995.- № 2.- с. 204-210.
Философские проблемы глобальной экологии.- М., 1983.
Фролов И.Т. О человеке и гуманизме. Работы разных лет.- М., 1989.
Фролов И.Т. Перестройка: философский смысл и человеческое предназначение.// Вопросы философии.- 1989.- № 2.
Хантингтон С. Столкновение цивилизаций? // Политические исследования.- 1994.- № 1.- с. 33-48.
Хекс Люк Экология человека в Западной Европе. // Экология.- 1996.- № 3.- с. 171-176.
Хесле В. Философия и экология.- М., 1993.- 205 с.
Хмылев П.Н. Понятие «современность» в историческом процессе. // Вестник СпбГУ.- 1993.- Сер. 6.- Вып. 1.
Хорос В.Г., Чешков М.А. Авторитаризм и демократия в Третьем мире.// Мировая экономика и международные отношения.- 1995.- № 7.
Хромов С.С. Проблема окружающей среды в деятельности ООН.- М., 1984.
Цапф В. Теория модернизации и различие путей общественного развития. // Социологические исследования.- 1998.- № 8.- с. 14-27.
Циолковский К.Э. Будущее Земли и человечества.- Калуга, 1928.
Цыганков А.П. Между либеральной демократией и сползанием в авторитаризм: предварительные итоги политического развития России, 1991-1996 гг. // Социально-политический журнал.- 1997.- № 1.- с.15-37.
Цыганков П.А. Безопасность: кооперативная или корпоративная. Критический анализ международно-политической концепции. // Политические исследования.- 2000.- № 3.- с. 128-139.
Цыганков П.А. Международные отношения.-М.. 1996.
Черненко А.К. Устойчивое развитие цивилизации: выбор модели.- Новосибирск, 1994.
Чешков М.А. Глобализация: сущность, нынешняя фаза, перспективы // Pro et Contra.- Т. 4.- № 4.- с. 114-127.
Чилкот Рональд Х. Теории сравнительной политологии. В поисках парадигмы.- М., 2001.
Шабунина И.М. Экологическая парадигма устойчивого общественного развития. // Вестник ВолГУ.- Сер 3.- Вып.1.- 1996.- с. 48-52.
Шадже А.Ю. Этноэкология и проблемы выживания человечества.// Социально-политический журнал.- 1996.- № 6.- с. 205-215.
Шалаев В.П. Социосинергетика: истоки, теория и практика в современном мире.- Йошкар-Ола, 1999.
Шанин Т. Революция как момент истины. 1905-1907; 1917-1922.- М., 1997.
Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ. Сравнительное изучение цивилизаций.- М., 1999.
Экологические императивы устойчивого развития России.- СПб., 1996.
Экономические реформы в Азии в переходный период. Под ред. Чуфрина Г.И.- М., 1996.
Энгельс Ф. Диалектика природы. // Маркс К., Энгельс Ф. СС. Изд. второе . т. 20.
Энтин Л.М., Энтин М.Л. Политология развития и освободившиеся страны.- М., 1986.
Юдин Ю. Политические партии и право в современном государстве.- М., 1998.
Яковец Ю.В. Глобализация и взаимодействие цивилизаций.- М, 2001.
Яновский Р.Г. Глобальные изменения и социальная безопасность.- М., 1999.
Advancing Sustainable Development. The World Bank and Agenda 21 since the Rio Earth Summit. Washington D.C.: World Bank, 1997.-81 p.
Agenda Bolivia 21. Ministry of Sustainable Development and Environment.- 1996.-98 p.
Apter D. Some Conceptual Aproaches to the Study of Modernization. Englewood Sliffs. N.Y., 1958.
Building Momentum. Sustainable Development in Canada.- Ottawa, 1997.-17 p.
Black C. The Dynamics of Modernization. A Study in Comparative History. N.Y., 1960.
Castells M. The Power of Identity.- Oxford, 1997.
Castells M. The Rise of the Network Society. Malden (Ma.)- Oxford, Blackwell Publishers, 1996.
Colborn T., Dumanoski D., Myers J.P. Our Stolen Future.- N.Y., 1996.- 306 p.
Davis K. The Meaning and Scope of Social Responsibility // Contemporary management. Issues and Viewpoints. Englewood Cliffs, 1974. P. 633.
Development and Environment.- N.Y., 1992.- 308 p.
Eisenstadt S.N. Introduction: Historical Traditions, Modernization and Development// Patterns of Modernity. Ed.by S.N.Eisenstadt. N.Y., 1987.
Environmentally sustainable development: Building on Brutland / Ed. By Goodland R. et al.- Paris: UNESCO, 1991.- 100 p.
From Environmental Protection to Sustainable Development.- Stockholm, 1997.- 166 p.
Fukuyama F. The Social Virtues and me Creation of Prosperity.- N.Y., 1996.
Geyer D. Russian Imperialism. The Interaction of Domestic and Foreign Policy. 1860-1914. -N.Y., 1987.
Giddens A. The Consequences of Modernity. Cambridge, Polity Press.- 1996.- p. 36.
Held D. Democracy and the Global Order.- Cambridge, Great Britain, 1995.
Huntington S.P. Political Order in Cahnging Societies. New Haven, 1968.
Huntington S.P., Nelson M. No easy Choice. Political Participati on in Developing Countries. Cambridge, 1976.
Ianni O. Crisis in Brazil. Transl. from the Portuquese. N.Y., Lnd., 1970.
Inglehart R. Modernization and Postmodernization. Princeton (NJ), Princeton Univ. Press, 1997.
Indicators of sustainable development. Framework and methodologies.- UN., N.Y., 1996.
Jansen M.B. /ed./ Changing japanese Atitudes Toward Modernization. N.Y., 1965.
Levy M. Modernization and the Structure of Societies: A Setting for international Affairs. Vol. 1-2. Princeton, 1966.
Making Development Sustainable.- Washington, 1994.- 270 p.
McMichael A.J. Planetary overioad. Global Enviromental Chanqe and the Human Species. Cambridqe university press., 1995.
McMillan J. Chinas Nonconformist Reforms.-"IGCC Policy Paper", 1994, N 11, December.
Moore W.E. Social change. New jersey. 1964.
Palen J. The Urban World. N.Y., 1981.
Parsons T. Some Socioloqical Aspects of the Fascist // Parsons T. Essays in Socioloqical Theory. Glencoe (111.), 1954, p. 137 ff.). и др.
Rostow W.W. The Stages of Economic Growth: A Non-Communist Manifesto. Lnd., N.Y., 1960.
Saunders D. Russia in the Age of Reaction and Reform. 1801-1881. Lnd., N.Y.- Longman., 1992.
Skidmore Th.E. The Politics of Military Rule in Brazil, 1964-85.,N.Y., Oxford, 1988.
Sustainable Indicators: A Report on the Project on Indicators of Sustainable Development.- Chichester, 1997.- 415 p.
The President is Council on Sustainable Development / Public Comment Survey. PC SD. Washington, August, 1995.
Toffler A. The Third Wave. Toronto, N.Y., 1981.
Touraine A. Critique de la modernite. P., 1992.
Touraine A., Hartmann J., Hakiki-Talahite F. e.d. Quel emploi pour les jeunes? Vers des strategies novatrices. P., 1988.
Touraine A. Pourrons-nous vivire ensemble? Egaux et differents. Paris, Editions Fayard, 1997.
Towards Sustainable Development in Germany.- Bonn, 1997.- 86 p.
Walton C.C. Corporate Social Responsibilities. Belmont (Cal.), 1967. P 18.
Weizsaecker E., von, Lovins A.B., Lovins L.H. Factor Four. Doubling Wealth - Halving Resource Use. L., Earthscan Publications Ltd., 1997.- p. 296.
Zapf W. Die soziologische Theorie der Modernisierung,- Soziall Welt, Cottingen, 1975, jg, 26, H. 2.

Теги: Модернизация российского государства Диссертация Политология
Просмотров: 26876
Найти в Wikkipedia статьи с фразой: Модернизация российского государства

Всегда в движении

Модернизация российского государства

Репетиторство