Политические элиты современной России как субъект управления политическими процессами (на материалах Северного Кавказа)

ДИССЕРТАЦИЯ

на соискание ученой степени кандидата политических наук

Введение

Актуальность темы исследования. Политические процессы в современной Российской Федерации многовекторны. Они сочетают центростремительные и центробежные тенденции, импульсы модернизации и традиционализма, созидания и деструктивности. Для прикладных политологических исследований приоритетным является выявление и характеристика целенаправленной деятельности субъектов политического процесса, прежде всего - высокостатусных, влияющих на общую направленность политики. В системе субъектов политики особенно важна роль политических элит, обладающих ресурсами власти и влияния, легитимностью в обществе, определяющих цели и методы управления политическими процессами.

В научной литературе сложились дискуссионные точки зрения на роль российских элит в политических процессах. Эти оценки обусловлены как идеологическими предпочтениями исследователей, так и наличием альтернативных подходов в оценке роли элит, сопряженных с выполнением их властных функций, принятием и реализацией политических решений.

Полагаем, что объективная научная оценка политических элит требует выявить их реальный статус в российском обществе, раскрыть ресурсную базу власти элит и стратегии их политической активности, определить алгоритмы политико-управляющей функции, достижения и противоречия в регулировании конфликтов.

В программных предвыборных статьях Президента Российской Федерации В.В. Путина особое внимание уделено упрочению демократии, социальной справедливости, обеспечению более высокого уровня национальной безопасности, оптимизации государственной этнополитики. Успешность решения этих фундаментальных вопросов развития во многом зависит от эффективности политических элит. Они призваны обеспечить прочную стабилизацию федеративной государственности России, создание условий достойной жизни всех российских граждан.

Решение этих задач особенно важно для республик Северного Кавказа. В макрорегионе проявляется высокая степень традиционализма политических институтов и практик, полиэтничности, социокультурного и конфессионального многообразия, экономической и социальной депрессивности, что в сочетании с деструктивным влиянием экстремизма и геополитических конкурентов России обостряет затяжные конфликты. Учет этих факторов в управлении политическими процессами крайне необходим для деятельности правящих элит как федерального, так и регионального уровней.

Изложенные аспекты теоретического и прикладного характера свидетельствуют о необходимости всестороннего и глубокого анализа политических элит современной России в качестве субъекта управления политическими процессами (на материалах республик Северного Кавказа).

Степень научной разработанности проблемы. Концептуальное оформление элитологии состоялось в конце XIX-начале XX века в работах итальянских социологов В. Парето и Г. Моски. Основные направления теории элит разрабатывали Г. Лассуэлл, К. Мангейм, Р. Миллс, И. Шумпетер и др. Необходимо отметить концептуальное значение работ таких исследователей, как Р. Арон, А. Бентли, Т. Дай, Р. Даль, Г. О Доннелл, Л. Зиглер, Р. Миллс, Р. Михельс, Дж. Сартори, Ф. Шмиттер. В них выявлены политические ресурсы влияния элит, взаимодействие бизнес- и политических элит, состав российских элит и механизмы их рекрутирования и их роль в политических процессах.

Теоретико-методологическая база исследований российских элит расширена благодаря работам Г.К. Ашина, М.Н. Афанасьева, И.В Куколева, В.В. Радаева и других авторов. Исследования стратификации постсоветских властвующих элит выявляют статусные позиции, каналы рекрутирования, ротация элит, мобильность, ресурсы политического и экономического влияния (О.В. Крыштановская, В.В. Радаев, А.В. Дука и др.).

Исследования аспектов политической деятельности элит России явились предметом внимания многих политологов. Изучению политической деятельности элит на региональном уровне посвящены работы О.В. Гаман-Голутвиной, В.Г. Игнатова, Н.Ю. Лапиной, В.П. Мохова, А.В. Понеделкова, А.М. Старостина, А.Е. Чириковой и др. В них дан обстоятельный анализ строения, институционализации, активности политических элит в регионе.

Результаты анализа тенденций участия элит в региональных политических процессах представлены в сборнике статей под редакцией К. Мацузато. Накоплен значительный эвристический потенциал в работах Д.В. Бадовского, С.И. Барзилова, А.К. Магомедова, А.Ю. Шутова, Н.Ю. Лапиной, А.Г. Чернышова, А.Е. Чириковой и т.д.

Осуществляются системные исследования, сочетающие теоретический анализ на основе подходов мировой политической науки с знанием российских особенностей элит. В ряду них, прежде всего, следует упомянуть монографию Ж.Т. Тощенко «Этнократия: история и современность (социологические очерки)». Автор раскрывает суть феномена в теоретическом аспекте, но приводит примеры деятельности элит по мобилизации этнического фактора для достижения политических целей. Более прикладной характер носит анализ этнократических тенденций в строении и политике элит, проделанный В.А. Ачкасовым. Современные политические процессы, особенно на региональном и местном уровнях, характеризуются многообразием функций элит, своеобразием их взаимодействий, ярко проявляющихся в полиэтничных сообществах.

Политический процесс в качестве типа общественного развития теоретически осмысливается в работах С. Хантингтона, А. Пшеворски, Д. Растоу, Л. Пая, Ш. Эйзенштадта и др. Субъектно-деятельностный подход к политическим процессам разработан усилиями Дж. Коулмэн, Ф Шмиттера, других политологов и социологов. Субнациональный (региональный) уровень политических процессов, в т.ч. - в полиэтничных сообществах специально исследован в работах К. Мацузато, Дж. Агнью, У. Изарда, а на материалах современной России - усилиями В.Я. Гельмана, Р.Ф. Туровского, А.В. Дахина и других политологов.

Политические процессы на Северном Кавказе постсоветского периода осмысливаются в монографиях Г.С. Денисовой, Л.Л. Хоперской, В.А. Авксентева, А.Н. Смирнова, А.К. Алиева, Ю.В. Васильева. Новой формой анализа политических процессов стал «Атлас социально-политических проблем, угроз и рисков Юга России», выпускаемый Южным научным центром РАН (г. Ростов-на-Дону) с 2006 г. в виде продолжающегося издания.

Важным направлением анализа политических процессов на Северном Кавказе стала конфликтология. Важнейшие исследования региональной и этнической конфликтности на Северном Кавказе создали В.А. Авксентьев, В.М. Юрченко, В.В. Черноус, М.В. Савва. Сформировались научные школы политической конфликтологии в Южном научном центре РАН, Южном федеральном университете (г. Ростов-на-Дону), Кубанском государственном университете (г. Краснодар), Ставропольском государственном университете.

Системные работы о направленности, задачах и методах политического управления в полиэтничных регионах создали В.И. Мукомель, Н.Ф. Бугай и А.М. Гонов, В.Д. Дзидзоев. Методы конструктивного управления конфликтами на Северном Кавказе разрабатываются в публикациях В.Х. Акаева, В.А. Самедова, М.А. Аствацатуровой, Э.Т. Майборода, М.И. Цапко.

Проблемы урегулирования политического кризиса в Чечне и миростроительства освещаются в работах А.В. Малашенко, А.А. Кадырова, С.В. Ушакова, Э.Ф. Шарафутдиновой. Политический процесс в Дагестане исследуется в геополитическом аспекте З.А. Махуловой, в конфессиональном измерении - Э.Ф. Кисриевым, Д.В. Макаровым, В.О. Бобровниковым. Системный анализ политического процесса в Дагестане провели К. Мацузато и М.-Р. Ибрагимов, А.-Н.З. Дибиров.

Политические процессы в Северной Осетии и Ингушетии рассматриваются, чаще всего, в ракурсе долгосрочного этнополитического конфликта и его урегулирования. Таковы работы А.Г. Здравомыслова, А.А. Цуциева, Б.У. Костоева, В.А. Соловьева, Х.В. Дзуцева. Исследование институциональных и ресурсных аспектов политических процессов применительно к этим республикам лишь начинается в работах Т.Н. Литвиновой, Б.Г. Койбаева и Ю.В. Усовой.

Управление политическими процессами в республиках Северо-Западного Кавказа изучено неравномерно. На материалах Кабардино-Балкарии выполнена диссертация Е.В. Уметовой, статья М.В. Радомской. Относительно детальнее проанализирован этнополитический конфликт в Карачаево-Черкесии в работах Е.А. Щербина, А.Х. Ерижевой, Е.В. Кратова. Политический процесс в Адыгее исследован, более всего, в институциональном аспекте формирования органов власти (публикации Т.М. Поляковой, Р.Х. Хунагова, Р.Г. Хаджибиекова). Этнополитические аспекты управления, в т.ч. роль элит в регулировании конфликтов, освещены в статьях О.М. Цветкова, М.В. Саввы, А. Шхачевой.

Таким образом, степень научной разработанности темы характеризуется наличием профессиональных исследовательских школ элитологии в РФ, постепенной специализацией знаний. Вместе с тем, исследования федеральных, региональных и этнополитических элит современной России, политических процессов и конфликтов субнационального уровня подчас ведутся изолированно друг от друга. Только начинается анализ политических функций полномочных представителей Президента РФ в Южном и Северо-Кавказском федеральных округах. Недостаточно изучена управляющая деятельность региональных и этнополитических элит в конфликтах, редко сравнивается стабилизационный и дестабилизационный потенциал политических элит в регулировании конфликтов на Северном Кавказе. Названные аспекты обусловили выбор проблемы диссертационного исследования.

Объект диссертационного исследования - политические элиты современной России.

Предмет диссертационного исследования - роль политических элит современной России в качестве субъекта управления политическими процессами на Северном Кавказе.

Хронологические рамки исследования - с 2000 по 2012 гг. Выбор рамок работы связан с периодом укрепления российского федеративного государства, что серьезным образом изменило взаимодействия федеральных и региональных элит, трансформировало цели управления политическими процессами.

Географические рамки исследования включают в себя субъекты Российской Федерации, расположенные на Северном Кавказе и близкие по социокультурным, экономическим, политическим условиям субъектности политических элит. К ним относятся республики Дагестан, Чечня, Ингушетия, Северная Осетия-Алания, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия и Адыгея. Исследование проводится на взаимосвязанных территориальных уровнях строения политических элит - федеральном, макрорегиональном (федеральные округа) и региональном (субъекты РФ).

Цель диссертационного исследования - выявить роль политических элит современной России в качестве субъекта управления политическими процессами на Северном Кавказе (2000-2012 гг.).

Для достижения цели необходимо решить следующие взаимосвязанные задачи исследования:

- определить сущность и атрибутивные признаки субъектности элит в современных политических процессах;

раскрыть факторы функционирования политических элит;

выявить основные компоненты управления политическими процессами как направления деятельности современных политических элит;

установить ресурсы влияния и стратегии активности российских элит в политических процессах на Северном Кавказе;

определить причины, тип и динамику политических конфликтов в управляющих взаимодействиях элит в республиках Северного Кавказа;

- разработать технологии стабилизации политических процессов на Северном Кавказе в деятельности элит России, сопряженные с профилактикой противодействия радикализму, экстремизму и терроризму.

Теоретико-методологическая основа исследования включает в себя два уровня: общенаучные принципы и подходы анализа, а также методы политической науки.

В работе применялись принципы историзма, объективности, диалектики. Особое значение для решения задач исследования имел системный подход, предполагающий единство, взаимосвязь и специализацию элементов деятельности политических элит. Системный подход позволяет изучать политические элиты не изолированно, а в качестве одного из высокостатусных субъектов политического процесса. Структурно-функциональный метод важен для установления статуса, ролей и функций политических элит в управлении политическими процессами. Сравнительный метод применялся в двух измерениях: кросс-темпоральном (раскрытие особенностей и общих параметров элит на различных этапах политических процессов), а также кросс-территориальном (сравнения элит различных уровней политического пространства и однопорядковых - в республиках Северного Кавказа). Данные методы позволяют интерпретировать деятельность элит в современном политическом процессе аргументированно.

Исследование выполнено в рамках элитологической парадигмы политической науки (Г. Моска, В. Парето, М. Вебер). Автор отдает предпочтение репутационному подходу к исследованию элит, что позволяет более глубоко и корректно выявить неформальные ресурсы и практики элит, их латентные функции в политическом управлении. В диссертации применен также нормативный неоинституционализм (по Дж. Марчу и Й. Олсену). Это дало возможность различать формально-правовые и неформальные практики политического властвования элит, установить влияние этнократических и патрон-клиентарных отношений на систему элит в северокавказских республиках.

На уровне прикладных методик использовались методы анализа документов, вторичного анализа социологических данных, а также количественные процедуры изучения состава элит. Особую роль для решения задач исследования имели опубликованные материалы лонгитюдного экспертного опроса, проводимого Южным научным центром РАН (г. Ростов-на-Дону) со специалистами-конфликтологами.

Эмпирическая база исследования включает в себя:

1.Нормативно-правовые акты (Конституция РФ и федеральные законы, «Стратегия социально-экономического развития России», «Стратегия национальной безопасности РФ на период до 2020 года», Программа «О мерах по реализации концепции государственной национальной политики Российской Федерации», программы развития федеральных округов, например, «Стратегия социально-экономического развития Северо-Кавказского федерального округа до 2025 года». Кроме того, важное значение имеют Указы Президента РФ, Постановления Правительства РФ.

Анализ законодательных и нормативно-правовых актов (Конституции Российской Федерации и конституций республик-субъектов РФ, федеральных законов, концепций национальной политики, законов и подзаконных актов республик Северного Кавказа) позволяет осмыслить идеологическую и нормативную основы политического управления, выявить противоречия и лакуны в регламентации управления.

2.Публикации периодической печати, в которых освещается деятельность федеральной и региональной политической элиты России (газет «Известия», «Российская газета», «Независимая газета», «Южный репортер», а также журналов «Коммерсант-власть», «Эксперт» и др. за период с 2000 по август 2012 гг.). Анализ публикаций в газетах и журналах, сети Интернет дал обширную информацию о составе региональных политических элит, о методиках урегулирования конфликтов на Северном Кавказе. Наряду с федеральными изданиями («Российская газета», «Независимая газета», «Советская Россия», «Коммерсант-власть») представляет интерес региональная пресса (газеты «Южный федеральный», «Северный Кавказ»). Отличается информативностью сайт информационного агентства «Регнум».

3.Анкетные социологические исследования таких фондов, как Фонд «Общественное мнение», ВЦИОМ, «Левада-Центр», Южный научный центр РАН, Северо-Кавказская академия государственной службы. Они дают представление о восприятии проблем управления политическими процессами на Северном Кавказе как в массовом, так и профессиональном сознании.

4. Изучались официальные сайты законодательной и исполнительной власти России, Президента РФ, Председателя Правительства РФ, политических партий, сайты информационных агентств и экспертно-аналитических структур.

5. Анализировались опубликованные интервью экспертов-конфликтологов, оказывающих влияние на процесс принятия политических решений.

. Исследование итогов переписей населения 1989, 2002 и 2010 гг., ежегодных материалов о социально-экономическом развитии регионов России позволяет установить динамику ресурсной базы политических процессов, параметры факторов политической стабилизации и угроз региональной безопасности на Северном Кавказе.

. Изучение выступлений политических лидеров (Президента Российской Федерации, Председателя Правительства РФ, председателей палат Федерального Собрания РФ, полномочных представителей Президента РФ по Южному и Северо-Кавказскому федеральным округам, президентов республик Северного Кавказа и др.) дало возможность оценить интересы и стратегии высокостатусных субъектов политики.

Научная новизна диссертации определяется следующими основными исследовательскими результатами работы:

- определены сущность и атрибутивные признаки субъектности элит в современных политических процессах;

раскрыты факторы функционирования политических элит;

выявлены основные компоненты управления политическими процессами как направления деятельности современных политических элит;

установлены ресурсы влияния и стратегии активности российских элит в политических процессах на Северном Кавказе;

определены причины, тип и динамику политических конфликтов в управляющих взаимодействиях элит в республиках Северного Кавказа;

- разработаны технологии стабилизации политических процессов на Северном Кавказе в деятельности элит России, сопряженные с профилактикой противодействия радикализму, экстремизму и терроризму.

Основные положения диссертации, выносимые на защиту.

1.Политическая элита определена в качестве социальной группы, являющейся субъектом подготовки и принятия важнейших стратегических решений в сфере политики. Политическая элита представляет собой группу, которая достигла самого высокого политического статуса. Это привилегированная, политически господствующая группа лиц, занимающих руководящие позиции в общественных институтах и непосредственно влияющих на принятие властных решений в обществе. Составляя меньшинство в обществе, политическая элита располагает значительными ресурсами власти, влияния и финансирования, способными транслировать её собственный выбор зависимых от неё рядовых граждан. Она обладает необходимыми для этого ресурсами: экономическими, политическими, административными, информационными. Элиты создают нормы, по которым вынуждены жить все слои общества, оказывают определяющее влияние на процессы принятия политических решений. Элита обеспечивает согласование интересов акторов политического процесса.

2.Политические факторы функционирования политических элит включают в себя принципы ее организации, модели и механизмы рекрутирования, алгоритмы деятельности. От того, как они организованы в обществе, зависит качество элит и эффективность их функционирования, их политико-властный статус. Для современной российской элиты характерно противоречивое сочетание конкурентного и номенклатурного принципов организации, преобладание гильдейской модели рекрутирования, патрон-клиентарные внутриэлитные взаимоотношения, доминирование административно-политической элиты в общей системе элит. Структурирование политических элит происходит при взаимодействии трех факторов: культурного, структурного и институционального. Культурный фактор означает легитимацию власти элиты с помощью принятых в обществе норм и ценностей, стереотипов и отношений к политике. Структурный фактор составляет организованную «рамку» элиты. Институциональный фактор связан с типом формирования формальных структур, со способами деятельности и задачами властных органов. Структура политических элит соответствует моноцентричной модели функционирования, где центром власти выступает либо административное, либо экономическое ядро. Основными видами элитных структур являются идеократическая, разделенная, фрагментированная, консенсусная. Специфика российских политических элит - в их отраслевой и территориальной гетерогенности. В федеративном государстве формирование и институционализация элит неизбежно идут на взаимосвязанных, но автономных уровнях: общегосударственном, региональном и местном. В полиэтничных регионах, особенно - республиках Северного Кавказа, этнополитическая стратификация является ведущим фактором политико-элитной диспозиции.

3.Политическое управление трактуется как целенаправленная деятельность субъектов политики, в т.ч. - политических элит, обладающих властными полномочиями и ресурсами, по реализации стратегического курса развития общества. Политическое управление в глобализируемом мире коренным образом трансформируется. В системе его субъектов устанавливаются координационные взаимодействия органов исполнительной власти с бизнес-структурами и неправительственными организациями. Политическое управление становится более сложным по строению. Оно включает в себя не только разработку, реализацию и контроль за исполнением политико-властных решений, но и участие граждан в проведении политического курса, независимый общественный аудит эффективности государственной политики. Механизмы политического управления играют важнейшую роль в обеспечении стабильности и развития политической системы. В иерархии современных целей политического управления следует выделить: безопасность, целостность, эффективность и устойчивость политической системы. Политическое и государственное управление представляют собой два поля управленческой деятельности, частично пересекающихся друг с другом.

.Республики Северного Кавказа являются неотъемлемой частью Российской Федерации. В их политическом пространстве взаимодействуют элиты и федерального, и республиканского, и муниципального уровней. Своеобразен статус полномочных представителей Президента Российской Федерации в федеральных округах и аппарата полпредств. Они территориально ограничены в своих полномочиях на макрорегиональном уровне, но являются частью федеральной административно-политической элиты, поскольку реализуют ее политику и организационно соподчинены центру. Кроме того, в республиках Северного Кавказа нарастает роль контрэлит, руководящих внутриэтническими кланами и территориальными группами, религиозными сообществами. Рассматривается вся совокупность элит, влияющих на северокавказские политические процессы. Этнополитические элиты представляют собой этнически гомогенную социальную общность, являющуюся субъектом принятия важнейших стратегических решений, обладающую необходимым ресурсным потенциалом и лоббирующую интересы этнической группы во властных отношениях. Формирование этнополитических элит региона обусловлено историко-культурным контекстом, который определяет их теневизациию, традиционализацию и этнизацию. Этнополитические элиты Северного Кавказа сохраняют авторитарные традиции и ценности политического управления. Клановая принадлежность, этническое происхождение, протекционизм, клиентелизм, патернализм сохраняются в качестве базовых каналов рекрутирования элит, определяя специфику элитогенеза.

.Конфликты в управляющих взаимодействиях политических элит в республиках северного Кавказа носят многосоставной и блоковый характер. Они могут быть классифицированы по диспозиции участников: центр - региональные вертикальные, внутриреспубликанские горизонтальные, регионально-локальные вертикальные. Конфликты в условиях СКФО имеют характер многосторонних, долгосрочных конфликтов не только интересов, но и ценностей. По причинам конфликты в республиках Северного Кавказа проявляются: экономические, социально-стратификационные, политические, этнополитические, межуконфессиональные, конфликты идентичности. Влияние региональных этнополитических элит на регулирование конфликтов северокавказского сообщества противоречиво. Можно выделить такие аспекты их стабилизационного потенциала, как: осуществление стратегии политики, основанной на принципах сотрудничества, созидания мира и целостности государства, формирования общероссийской идентичности, восстановления обшекультурного пространства, обеспечения консолидационной информационной политики. С другой стороны, сохранение этноклановости северокавказских сообществ в ряде случаев блокирует процессы демократизации и модернизации общества, препятствует эффективному регулированию конфликтов. Потенциал этнополитических элит в стабилизации политической ситуации на Северном Кавказе недостаточно активно реализовывается. Во многом это объясняется отсутствием стратегии регуляции политических элит в регионе со стороны федеральных элит.

.Технологии стабилизации политических процессов на Северном Кавказе в деятельности политических элит России имеют целью конструктивное согласование этнических интересов на основе принципов демократии, равноправия народов и недопущения их дискриминации, сохранения целостности Российской Федерации. Политическая активность элит призвана обеспечивать условия равноправного социально-экономического и культурного развития народов, эффективно урегулировать этнополитические конфликты и обеспечивать национальную безопасность. Технологии противодействия радикальным, экстремистским проявлениям, террористической деятельности незаконных вооруженных формирований в республиках Северного Кавказа имеют особенности, связанные с активным включением в региональный политический процесс силовых структур, религиозных деятелей, мобилизацией традиционного духовенства, формированием общероссийской гражданской идентичности, организацией системы духовно-нравственного воспитания молодежи. Методы народной дипломатии в условиях традиционализма институтов и норм политики на Северном Кавказе могут дополнять усилия административных элит по оптимизации политического управления. Формами народной дипломатии выступают советы старейшин, женские, молодежные, национально-культурные, спортивные объединения. Доказали свою целесообразность консультативные Общественные советы и Общественные палаты при органах государственной власти субъектов федерации и местного самоуправления, правозащитные и миротворческие организации. Практики политического управления на Северном Кавказе должны учитывать нормы традиций и обычного права в обеспечении межэтнической толерантности и миростроительства.

Теоретическая значимость результатов исследования определяется возможностью применения полученных методологических выводов в политической элитологии, в изучении роли современных российских политических элит в конфликтах. Основные положения диссертации могут быть использованы при подготовке программ теоретических исследований, направленных на изучение особенностей формирования политических элит, процессов взаимодействия государства, членов элитных групп и общества на федеральном и макрорегиональном уровнях. Результаты могут быть использованы в качестве методологической основы для анализа и прогнозирования политических конфликтов на Северном Кавказе.

Практическая значимость диссертации определяется тем, что полученные результаты могут служить основой подготовки законопроектов субъектов федерации и органов местного самоуправления, программ взаимодействия субъектов политического управления и институтов гражданского общества по гармонизации политических отношений, разработки политических управленческих технологий стабилизационной направленности.

Положения и выводы диссертации могут использоваться в учреждениях повышения квалификации и переподготовке управленческих кадров. Материалы исследования могут служить основой преподавания учебных дисциплин «Политическая элитология», «Современный политический процесс», «Государственная политика и управление», «Политический менеджмент» Материалы диссертации можно использовать при чтении спецкурсов по направлениям подготовки бакалавров «Политология», «Конфликтология».

Апробация результатов диссертационного исследования. Основные подходы и положения диссертационного исследования рассмотрены в выступлениях автора на 5 международных и 6 всероссийских конференциях, 2 всероссийских и 1 международном конгрессах, в том числе на Всероссийском социологическом конгрессе (г. Москва, 2007), III Всероссийском социологическом конгрессе (г. Москва, 2008), Международной научной конференции молодых ученых, аспирантов и студентов «Ломоносов-2007» (г. Москва, 2007), Международной научной конференции молодых ученых, аспирантов и студентов «Ломоносов-2008» (г. Москва, 2008), XIV Международной конференции по разрешению конфликтов (г. Санкт-Петербург, 2006), XV Международной конференции по разрешению конфликтов (г. Санкт-Петербург, 2007), Всероссийской научно-практической конференции, посвященной 85-летию Грозненского государственного нефтяного института им. М.Д. Миллионщикова (г. Грозный, 2005), Всероссийской научной конференции молодых учёных, аспирантов и студентов «Перспектива-2005» (г. Нальчик, 2005), Всероссийской научной конференции молодых учёных, аспирантов и студентов «Перспектива-2006» (г. Нальчик, 2006), Всероссийской научно-практической конференции «Наука, образование и производство» (г. Грозный, 2006), Международном научном конгрессе молодых учёных, аспирантов и студентов (г. Нальчик, 2007), Международной научной конференции посвященной 100-летию А.Г. Авторханова (г. Грозный, 2008), Всероссийской научно-практической конференции, посвященной 420-летию установления добрососедских отношений между народами России и Чечни (г. Грозный, 2008).

Основные положения и выводы диссертации изложены в 18 публикациях, в том числе - в 3 статьях, опубликованных в ведущих научных рецензируемых журналах, рекомендованных ВАК Минобрнауки РФ.

Структура диссертации. Диссертационная работа состоит из введения, двух глав, состоящих из шести параграфов, заключения и библиографического списка. Структура работы реализует проблемно-логический принцип «от общего к частному».

1. Политические элиты: теоретические аспекты исследования субъектности в политических процессах

.1 Сущность и атрибутивные признаки субъектности элит в современных политических процессах

политический элита конфликт кавказ

Совокупность субъектов политического процесса всегда иерархически организована в зависимости от их статуса в обществе, системы выполняемых ролей и функций, авторитета и престижа. Политическое неравенство определяется различным доступом к ресурсам публичной власти и влияния, диспозициями в поле отношений господства и подчинения.

Термин «актор политики» понимается в русле субъектно-деятельностного подхода как такой субъект политического процесса, действия которого «непосредственно вызывают или косвенно влекут за собой сдвиги в базовых институтах общества (независимо от осознания этого самими субъектами)». В.Я. Гельман, С.И. Рыженков, М. Бри уточняют, что акторы политики располагают для успешного выполнения своей роли весомыми ресурсами, способны формулировать свои интересы и строить на их основе стратегии политического действия.

Акторы политики, в т.ч. - социальные группы и слои, обладают совокупностью ресурсов: экономических (владение финансовыми активами, материальным имуществом); социальных (доступ к высокостатусным социальным сетям, связям, ассоциациям); престижных (репутация, авторитет, этничность и конфессия); человеческого и культурного капитала (авторитет, престиж, владение знаниями и технологиями); политических (власть, влияние, контроль над принятием общественно значимых решений); административных ресурсов (контроль над принуждением в отношении других акторов).

Ресурсный подход к стратификации субъектов политики обоснован как постструктуралистами (П. Бурдьё), так и неоинституционалистами (Дж. Коулман, В.Я. Гельман), сторонниками сетевого подхода (М. Кастельс). Ресурсы влияния определяются в качестве «атрибута, обстоятельства или блага, обладание которым увеличивает способность влияния его обладателя на других индивидов или группы» (по М. Роджерсу). Степень и характер обладания ресурсами характеризуют отношения публичной власти. Также уровень политического влияния актора существенно зависит от его способности мобилизовывать ресурсы ситуативно, «здесь и сейчас».

В качестве основания стратификации выделяются объем и структура ресурсов (капиталов, активов), которыми располагают индивиды и которые несводимы не только к традиционному экономическому капиталу, но и к сумме экономического, человеческого, властного капиталов. Особое внимание обращаются на то, что огромное значение приобрели новые виды ресурсов - вытекающие из xapaктера социализации, особенностей поведения, общего уровня культуры и т.п., рассматривавшиеся ранее только как следствие экономического статуса, а также физиологического (здоровье, возраст, пол), символического, личностного и других ресурсов.

В целом этот теоретический подход в российской политической науке заметен мало, хотя ряд ведущих социологов и экономистов уже активно его использует. Так, Т.И. Заславской проведен теоретический анализ социальной структуры современного российского общества, в качестве основного критерия социальной дифференциации общества сформулирован именно принцип учета совокупного капитала, которым располагают индивиды и группы. В составе совокупного капитала Т.И. Заславская выделяла: «а) политический (административный, бюрократический) капитал, выражающийся в объеме и значимости властных и управленческих полномочий, уровне принимаемых решений; б) экономический капитал, измеряемый масштабами собственности, владения и распоряжения материальными ресурсами, контроля над финансовыми потоками, уровнем личных доходов и семейного благосостояния: в) социальный капитал, измеряемый широтой, прочностью и престижностью социальных связей субъектов, уровнем их включенности в общественные структуры, социальные и информационные сети, богатством и насыщенностью образа жизни; г) культурный капитал, отражающий качество воспитания, уровень образования профессионализма, эрудиции, ценность жизненного опыта субъектов».

Несколько иной подход характеризует работы О.И. Шкаратана. Во второй половине 1990-х гг. он начал разработку ресурсно-потенциального подхода, создающего основу разделения ресурсного потенциала и капитала. О.И. Шкаратан предложил свой перечень ресурсов, которые необходимо учитывать при применении ресурсно-потенциального подхода, впервые предпринял попытку эмпирически измерить наличие видов ресурсов применительно к работающему населению России, определил наиболее адекватные этой задаче методы (построение интегральных индексов и кластерный анализ). На основе анализа эмпирических данных О.И. Шкаратан сделал ряд важных выводов о том, что в разные периоды и в зависимости о - ситуации в месте проживания даже в одном типе общества востребованы разные компоненты ресурсного потенциала индивидов.

Особое место в развитии ресурсного подхода занимают работы В.В. Радаева. В числе основных типов капитала, определяющего неравенство, он выделил: 1) экономический; 2) физиологический, включающий здоровье, трудоспособность, наличие определенных физических качеств; 3) культурный, воплощенный в практическом знании и навыках социализации и проявляющийся в стилях жизни, нормах поведения, потребительских вкусах и т.д.); 4) человеческий, обусловленный разницей полученного образования и квалификации; 5) социальный, зависящий от количества и характера социальных связей, которые могут быть мобилизованы индивидом; 6) административный, дифференцирующий по положению в организационных иерархиях в рамках корпоративной системы; 7) политический, создающий дифференцированные возможности в борьбе за ресурсы; 8) символический, возникающий из-за различий в доступе к значимой информации.

Детальный анализ типов капитала позволил В.В. Радаеву сформулировать вывод о том, что в основе занимаемого индивидами в стратификационной системе места лежат различия в накопленном капитале; различные виды капитала только тогда могут рассматриваться в качестве таковых, когда они способны конвертироваться в экономический капитал, обеспечивая самовозрастание совокупного капитала. Именно этот вывод дал эффективный инструмент измерения и «сведения к единому знаменателю» в ходе эмпирический исследований, на первый взгляд, несопоставимых между собой видов ресурсов.

В контексте ресурсного подхода политический процесс задает сетку статусных позиций, каждая из которых предполагает наличие не просто определенного объема совокупного ресурса, но активы определенной структуры. Затем эти позиции заполняются в зависимости от наличия в обществе cooтветствующих требованиям позиций людей, причем при нехватке людей с соответствующими характеристиками располагаемых ресурсов обладатели последних получают также «ренту за дефицитность» их активов. Преодоление дефицитности и, соответственно, исчезновение ренты обусловливает динамику изменения положения социальных групп и позволяет прогнозировать развитие политической структуры общества.

При ресурсном подходе речь всегда идет о вертикальной стратификации общества, но структура активов (или требований к ним со стороны позиции на социальном поле) предполагает обязательный учет горизонтальной стратификации, структуры совокупного ресурса групп даже при тождестве у них его общего объема.

Но эффективное использование ресурсного подхода в эмпирических исследованиях предполагает его развитие и получение ответов на вопрос - что является основой статуса в рамках этого подхода - ресурсы, активы или капиталы? Дело в том, что не всякий ресурс может выступать как актив, ресурс - не более, чем потенциал. Для превращения его в актив необходимо соблюдение по крайней мере двух условий: 1) востребованность данного ресурса на соответствующем рынке (что переводит его из статуса потенциала в реальный ресурс); 2) определенный объем ресурса, при котором обладание им начинает давать эффект. Таким образом, как актив ресурс может рассматриваться в том случае, если он используется в процессе обмена, связанного с деятельностью, и оказывает сколько-нибудь ощутимое позитивное воздействие на положение его субъекта в системе, в данном случае - в политическом пространстве.

Не всякий актив может выступить в роли капитала. Как отмечает В.В. Радаев, капитал обладает пятью конституирующими свойствами: 1) ограниченный ресурс: 2) накапливаемый ресурс; 3) ресурс, обладающий определенной ликвидностью; 4) стоимость, воспроизводящаяся в процессе непрерывного кругооборота форм; 5) стоимость, приносящая новую, добавочную стоимость. Соответственно, уже выступающий в роли актива ресурс можно рассматривать как капитал, когда он не только способен накапливаться, конвертироваться и воспроизводиться, но и приносить новую, добавочную стоимость, превышающую объемы, необходимые для простого воспроизводства ресурса. Практический вывод: в ходе эмпирических исследований необходимо не только замерять ресурсообеспеченность групп (представляющую собой их ресурсный потенциал), но и взаимосвязь всех видов ресурсов, а также уровня благосостояния и обеспеченности различными видами ресурсов, чтобы определить наличие использования имеющихся ресурсов как реальных активов, взаимной конвертируемости видов ресурсов; приобретения активами статуса капитала.

В концепции П. Бурдьё социальный капитал - «совокупность реальных или потенциальных ресурсов, связанных с обладанием устойчивой сетью более или менее институционализированных отношений взаимного знакомства и признания». Объём социального капитала индивида «зависит от размера сети связей, которые он может эффективно мобилизовать, и от объёма капитала (экономического, культурного или символического), которым… обладает каждый из тех, кто с ним связан».

В концепции П. Бурдьё поля взаимно пересекаются. На них проецируется место индивида или группы в социальной стратификации. Для каждого поля целесообразно выделить ряд индикаторов. Социальное и экономическое поля составляют: владение собственностью; управление ею; уровень доходов; отраслевая занятость по секторам; профессиональная деятельность; территория проживания. Политическое поле оценивается по обладанию властью, выполнению управленческих функций в обществе и государстве. Социокультурное поле образуют: уровень образования; квалификация; самоидентификация; потребности; интересы; престиж; стиль жизни.

К ресурсам, в широком смысле, можно отнести всё то, что может использовать политическая система как субъект для оказания влияния на контрсубъект - личность. Это, во-первых, факторы, задаваемые собственными качествами системы, к которым относятся: политический режим, характер и тип государственного устройства и другие; форма взаимоотношений политической системы со средой: открытая - закрытая. Во-вторых, это макрофакторы социальной среды в совокупности всех социальных, экономических, политических, духовных и других отношений. В-третьих, это факторы (микрофакторы), связанные со свойствами контрсубъекта, его личностными особенностями. В-четвёртых, факторы, связанные с конкретно-историческими условиями, в которых происходит процесс социализации: ситуация кризиса или стабильности системы. К этой же группе факторов можно отнести и отдельные политически значимые события, которые могут оказать существенное влияние на развитие политического процесса.

В общем случае осуществление элитой властных полномочий (обладание властью как трансформирующим потенциалом в терминологии Э. Гидденса) напрямую связывается с контролем над целым рядом «способов достижения цели». Наиболее эффективная классификация этих способов возникает при введении в рассмотрение понятия ресурса (индивидуального или группового). В рамках такой концепции предполагается, что в политическом пространстве административно-территориальной единицы действуют индивиды и группы, обладающие различными видами ресурсов:

политическими (административная должность, партийная принадлежность);
экономическими (собственное материальное благосостояние, финансовая поддержка по линии патронажно-клиептельных связей);
социальными (личные связи, широкий круг социальных контактов, поддержка со стороны общественности);
культурными (уровень и качество образования, общая культура, интеллигентность);
символическими (признание со стороны других элитных групп, признание в своей элитной группе);
личностными (харизма, способность владеть общественным мнением);
репутационными (реальные дела, профессионализм в своей области);
коммуникативными (узнаваемость, возможность доступа к реальной информации и трансляции информации о себе).

Определим основные характеристики субъекта политики. Субъект - прежде всего, носитель политического интереса. Субъект целостен. Он во взаимодействии с другими воспроизводит себя и обеспечивает преемственность действий. Субъект осознает себя в деятельности. Со знанием связана ответственность, характеризующая состояние субъектности. Ответственность основана на знании субъекта о возможных последствиях своих действий, понимании причинной связи между ними и будущей ситуацией и состоит в готовности действовать в данных и осознанных условиях.

Важнейшей характеристикой субъекта становится ресурсность, раскрывающаяся как способность действовать и изменять мир в данных политических условиях. Ресурсность субъекта описывается в терминах видов капитала: социального, человеческого культурного и др.

К характеристике субъекта следует отнести коммуникативность. Коммуникативность проявляется в обмене смыслами и кооперации с другими субъектами.

По определению М.Н. Афанасьева, «субъектом политики следует признать лишь того, кто предъявляет социально значимый проект развития сообщества и волю к его реализации». Политический субъект совершает деятельность, направленную на использование публичной власти с целью реализации общественно значимых интересов.

Понятие «коллективный субъект» употребляется в современной науке в нескольких значениях.

Во-первых, как участник отношений политического управления.

Во-вторых, различение коллективного и индивидуального субъектов в аспекте политической деятельности.

В-третьих, качество группы, - свойство быть субъектом, которое в разной степени характеризует коллективы.

В-четвертых, расширительное наименование совместно действующей группы. Всякая совокупность людей, проявляющая себя через формы поведения, отношения, деятельности, общения, взаимодействия, есть коллективный субъект.

Представление о коллективном субъекте связано с анализом совместной деятельности, что позволяет рассматривать динамические особенности совместной деятельности и ее коллективного субъекта. Основные свойства коллективного субъекта, раскрываемые через характеристики совместной деятельности, представлены в работах А.Л. Журавлева следующим образом:

Целенаправленность - соотношение индивидуальных и групповых целей: соответствие, взаимное дополнение, расхождение, противоречие.

Мотивированность - активное, заинтересованное выполнение совместной деятельности, напряженность работы, сходства - различия в направленности участников деятельности, направленность на участие в группе, включенность участников в деятельность.

Структурированность - характер распределения функций в совместной деятельности: строгость, четкость, наличие дублирования, частичное наложение, страхование.

Интегрированность (объединенность) - взаимосвязанность участников, их зависимость друг от друга, плотность функциональных связей.

Согласованность (координированность) - последовательность выполнения деятельности, ритмичность, соответствие индивидуальных деятельностей друг другу, наличие связанности между этапами работы, дисциплина деятельности.

Организованность и управляемость (регулируемость) - следование управляемым воздействиям, содействие управлению, противодействие ему, уклонение от управляющих воздействий, самоуправление.

Продуктивность (результативность) - показатели конечных результатов (количественные и качественные).

Условия (пространственные и временные) совместной деятельности группы - расположение участников деятельности и территории, распределение во времени выполняемых индивидуальных деятельностей.

Понятие «актор» схоже с понятием «субъект». Так, И.А. Климов определяет коллективного актора как «институции и формальные организации, индивиды, действующие от имени этих организаций, или сложившееся в некой ситуации сообщество или группа». Понятие «актор» всегда связано с действием: «Действие - это всегда влияние и участие в ситуации или проблеме, то есть всегда деятельное присутствие». Одним из важных критериев существования и функционирования коллективного деятеля можно считать наличие ресурса, способного оказывать влияние. И.А. Климов выделят характеристики, образующие в совокупности явление субъектности:

наличие идентификации людей, образующих сообщество;

внутригрупповую солидарность, понимаемую как обмен ответственностью между индивидом и группой;

наличие рефлексии «мы - они»; выделенность внутри более широкой общности, обладание институционализированным статусом;

наличие более или менее устойчивого состава участников сообщества, а также наличие лидера или элитной группы, берущей на себя инициативу и ответственность за его существование и деятельность;

согласие относительно целей сообщества и способность организационной структуры их реализовывать, наличие воспроизводимых практик, или коллективных актов, подтверждающих статус субъекта;

признание субъекта партнерами по социальному взаимодействию.

Отсутствие той или иной характеристики у коллективного агента не лишает его субъектности. Субъектность варьирует по интенсивности, а ее уровень можно было бы оценивать по степени выраженности перечисленных переменных, используя их в качестве диагностических параметров при изучении различных видов социальной общности.

Появление термина «субъектность» требует его четкого определения. Понятия «субъект» и «субъектность» различаются тем, что субъектность является динамичной характеристикой группы, в то время как «субъект» представляет собой статус, приписываемый наблюдателем группе или индивиду в процессе взаимодействия и обменов деятельностями и их результатами. Основные вопросы, которые возникают при изучении явлений, связанных с проявлением субъектности коллективного субъекта, - как люди начинают хотеть делать то, что требует усилий воли, вложений и средств, как они осуществляют это?

При рассмотрении коллективного субъекта прямой перенос характеристик индивидуального субъекта невозможен. Как быть с такими характеристиками субъекта, как интенция и наличие цели? Цели коллективного субъекта заданы общественным разделением труда настолько сильно, что производимое им и те цели, которые он достигает, мы можем понять только в совокупном анализе остальных субъектов (носителей интересов), действующих в этом поле. Интерес для коллективного субъекта выступает как аналог интенции для индивидуального субъекта. Однако интерес сложным образом распределяется среди носителей коллективности. Он многократно опосредуется и преломляется структурой коллективного субъекта, причем таким образом, что узнать его часто сложно.

Мы не можем рассматривать коллективного субъекта лишь как сумму индивидуальных субъектов. Часто структура коллективного субъекта держится не на кооперации, т.е. взаимовыгодном взаимодействии индивидуальных субъектов, для которых организация совместной деятельности есть средство эффективного удовлетворения потребностей, а на доминировании, контроле и принуждении.

Продуктивным может быть рассмотрение коллективного субъекта, прежде всего, как субъекта в поле взаимодействия. В этом случае основными характеристиками первого уровня становятся его целостность, последовательность и определенность. Требования, предъявляемые к претенденту на статус субъекта, выглядят так: способность быть целостным, т.е. предсказуемым и определенным, способность занимать позиции в отношениях, способность артикулировать свои интересы. Отсутствие определенности приводит к отсутствию субъекта. Характеристики второго уровня относятся к структуре коллективного субъекта и обеспечивают реализацию требований.

-Итак, коллективный субъект - это политический актор, занимающийся деятельностью и участвующий в политическом взаимодействии, обладающий структурой, за которой стоит эффективное согласованное взаимодействие ее участников, мотивированных в выполнении деятельности.

-Коллективный субъект имеет отлаженный управленческий аппарат или лидерскую группу, которая занимается контролем и координацией деятельности и взаимодействия его членов, персонифицирует интересы.

-Коллективный субъект обладает идентичностью, т.е. осознает себя в контексте своих отношений и способен артикулировать свои интересы, а его члены осознают себя как общность, связанную сходным положением в мире и пониманием того, что они способны что-либо сделать только в рамках совместного действия (обладают внутригрупповой солидарностью).

-Актор политического процесса, исходя из определения Дж. Коулмэна, - такой субъект социального действия, который обладает интересами, ресурсами и стратегиями для достижения своих целей. Следовательно, далеко не каждый участник политического взаимодействия относится к акторам, набирая «достаточный вес» в сообществе. Т.И. Заславская в этой связи предлагает считать акторами трансформации «тех социальных субъектов, действия которых непосредственно вызывают или косвенно влекут за собой сдвиги в базовых институтах общества». Акторы могут проявлять неравную способность к артикуляции своих интересов, к целерациональному поведению и достижению своих целей (т.е., проявлять разные уровни субъектности). Но главное их качество, - акторы реализуются благодаря своим взаимодействиям в политическом процессе.

-Акторы могут быть как индивидуальными (лидеры), так и ассоциативными (элиты, группы интересов, партии, институты государственной власти и местного самоуправления). Исходя из идей Т. Парсонса, акторы действуют в соответствии со своими «статусно-ролевыми комплексами» и «коллективными символами». Социолог Э. Гофман выделяет такие качества актора, как его предписанные роли и социальные установки, структурированные «ритуалы» действия. Т.И. Заславская уточняет, что акторы, в отличие от иных субъектов политики, участвуют в ней регулярно и сознательно. Они «устойчиво заинтересованы в распространении (или сохранении) определенных социальных практик, осознают свои интересы и действуют в соответствии с ними».

Для нашей темы важно деление акторов по уровням их политического влияния. Акторы макроуровня (органы государственной власти, элиты, правящие лидеры) могут влиять на системное преобразование политических институтов. Акторы мезоуровня (партии, группы интересов, СМИ) влияют на отдельные институты политики. Наконец, акторы микроуровня (индивиды, социальные и этнические группы) способны менять отдельные политические практики. Вторая значимая «проекция» акторов - деление их на моновластные и конкурентные, что следует из характеристики социокультурных расколов и политического режима. В терминологии В.Я. Гельмана, режим предполагает либо доминирующего актора либо множество влиятельных акторов (полицентризм власти).

Среди акторов политических процессов элиты занимают приоритетное положение. Все исследователи согласны с тем, что элиты играют ведущую роль в политическом развитии постсоветской России. Присущие элитам интересы, ценностные и целевые установки являются важнейшими факторами принятия политических решений.

В нашем исследовании рассматривается только один из многих видов элит - политическая элита.

Сложились два противоположных подхода к сущности политической элиты - функциональный (альтиметрический) и ценностный (меритократический). По первому из них элита - социальный слой, обладающий в обществе властью и наивысшим статусом (Р. Миллс, Дж. Хигли, Т. Дай и др.). По второму - группа самых мудрых, дальновидных, достойных людей в обществе, способных к созидательному творчеству и руководству массами (В. Парето, Г. Моска, Х. Ортега-и-Гассет и др.).

В трудах Г. Моски, В. Парето и Р. Михельса были отмечены важнейшие свойства элиты и ее отношения с неэлитой, способы рекрутирования элиты, ее роль и функции в обществе. М. Вебер, анализируя лидерство, создает типологию элит и выделяет три типа их господства: традиционное, харизматическое, рациональное.

Теория элиты, представленная в работах В. Парето, обращает на себя внимание попыткой разграничить понятия «элита» и «правящая элита». Он полагает, что для любого общества характерно социальное неравенство вследствие неравенства индивидов в физическом, интеллектуальном, нравственном отношениях. Поэтому меньшинство управляет большинством, прибегая к двум типам средств: силе и хитрости.

Элита - результат действия закона «олигархических тенденций» в обществе, связанных с созданием и развитием крупных организаций, которые могут функционировать только под руководством элит (Р. Михельс).

Категория «элита» не имеет единого и однозначного определения, она является предметом острых дискуссий. В общем виде элита - это понятие, обозначающее высшие привилегированные слои в обществе, осуществляющие функции управления, развития науки и культуры. Исходя из изложенного, категория «элита» может применяться в политических науках двояко, в зависимости от методологических установок исследователя. А именно: понимается явление элиты как целостное образование, или предполагается наличие в обществе множества взаимосвязанных и взаимодействующих, но автономных элит но разным основаниям их выделения. В общем случае применение термина «элита» без предиката требует определения контекста анализа, особенно если в одной работе исследуются различные политические и социальные сферы. Определение контекста анализа осуществимо через указание конкретного вида власти, которой обладает данная элита и того, в каком отношении эта элита признается «высшей».

В узком смысле должен применяться не термин «элита», а «политическая элита», «экономическая элита», «духовная элита» и т.п. Этот вариант представляется предпочтительнее в данном исследовании, т.к. позволяет более контрастно представлять связь между категорией «элита» как идеальным типом и реальным социальным явлением. Кроме того, совмещаются позиции указанных методологических подходов к элите. Так, «правящая элита» дает понятие о том, что речь идет о политической элите, обладающей политико-государственной властью. Для сторонника интегрального характера элиты такое употребление термина говорит о специфическом виде или части единой по сути элиты, а для сторонника множества элит - о конкретной отраслевой элите.

И. Дискин кратко определяет политическую элиту как категорию лиц, принимающих стратегические решения или влияющих на их принятие». Это особая группа людей, занимающая привилегированное положение в структурах политико-государственной и политико-негосударственной власти и непосредственно осуществляющая функцию руководства властными отношениями. О.В. Гаман-Голутвина определяет политическую элиту как внутренне сплоченная социальная общность, являющаяся субъектом принятия важнейших стратегических решений и обладающая необходимым для этого ресурсным потенциалом.

Применительно к современной России (1990-2000-е гг.), испытывающей быстрые и неопределенные трансформации, можно взять за основу определение: политическая элита - социальная группа, являющаяся субъектом подготовки и принятия важнейших стратегических решений в сфере политики. Она обладает необходимыми для этого ресурсами: экономическими, политическими, административными. Говоря о политической элите, мы исходим из определения: это привилегированная, политически господствующая группа лиц, занимающих руководящие позиции в общественных институтах и непосредственно влияющих на принятие властных решений в обществе. Составляя меньшинство в обществе, она располагает значительными ресурсами власти, влияния и финансирования, способными транслировать её собственный выбор зависимых от неё рядовых граждан. Элиты создают нормы, по которым вынуждены жить все слои общества.

На наш взгляд, политическая элита представляет собой социальную страту, которая достигла самого высокого политического статуса, оказывает определяющее влияние на процессы принятия политических решений. Элита обеспечивает согласование интересов акторов политического процесса.

Главное преимущество данного определения - возможность анализа переходной системы акторов политики и политических институтов в условиях затяжной неопределенности.

Политические элиты делятся на правящие и неправящие (оппозиционные) элиты. Иначе говоря, правящими называются те политические элиты, которые обладают государственной властью.

Политическая элита в исследовании О.В. Гаман-Голутвиной рассматривается в виде дихотомической модели, включающей два компонента: лидеров и бюрократию. В категорию политических лидеров входят лица, профессионально включенные в политическую деятельность, обладающие высокой степенью влияния на принятие решений, но не занимающие должностей в структурах исполнительной власти. Бюрократия включает административных руководителей всех уровней и должностных лиц органов государственного управления, занимающих постоянные оплачиваемые должности.

Политическая элита, как утверждает О.В. Гаман-Голутвина, представляет собой открытую систему, что принципиально отличает ее от замкнутых профессиональных элит (интеллектуальной или военной), претендовать на вхождение, в которые не имеющий специальной или профессиональной подготовки новобранец, как правило, не может. Круг политической элиты пополняется за счет лиц различного образовательного, профессионального и имущественного статуса, а в периоды смут - и за счет выходцев из маргинальных слоев.

Политическая элита неоднородна. В ней выделяются субэлиты (специализированные группы): идеологические, административные, военные, экономические, интеллектуальные и т.д. - по видам деятельности. Элита также состоит из властвующей и контрэлиты (системной оппозиции).

При проведении анализа акторов российской политики целесообразно применять понятие именно «политические элиты», а не элита. Дело в том, что эмпирические исследования подтверждают низкую сплоченность элит. Состав и способы функционирования элит в отдельно взятых регионах тоже говорят о сложном конгломерате сегментов, групп интересов, а не о жестко интегрированной политической структуре. Термин «политические элиты» (во множественном числе) расширяет возможности сравнительного анализа, открывает путь выяснения многоуровневого строения элит. Он лучше отражает изменчивые взаимодействия между элитными группами, чем термин «элита» как целое.

Надо отметить, что объектом полемики и до сегодняшнего дня остается вопрос о том, является ли политическая элита внеклассовой социальной группой, выражающей совокупный интерес общества в целом, или же это верхушка экономически господствующего класса, осуществляющая руководство обществом во имя поддержания социальной системы, которая ставит этот класс в привилегированное положение.

Современный процесс элитообразования имеет несколько основных источников. Как отмечают А.В. Понеделков и А.М. Старостин, «к числу основных генерирующих структур следует отнести социальные организации, оказавшиеся наиболее устойчивыми в процессе слома социально-политических структур советского общества. В их числе: бюрократия, этнические организации, новые экономические корпорации, прежние силовые структуры и корпорации, а также структуры организованного криминала. Какой бы срез современных элит мы не взяли (высший, региональный, местный) - везде абсолютно доминируют и консолидируются представители и выдвиженцы названных структур».

В научной литературе признано, что механизм властвования включает в себя давление общественного мнения и рефлексию подвластного объекта, где отражается степень и форма осознания обществом соответствия управленческого контроля его потребностям, от имени которых выступает властвующий (П. Бахрах и М. Баратц). Обнаруживается противоречие интересов тех, кто управляет (субъекта власти) и тех, кем управляют (объекта власти), и, соответственно, «от имени кого они управляют» (С. Лукас) .

Рассмотрим социальный состав политической элиты. Начать надо с определения базовых категорий. Элитистская концепция рассматривает политическую элиту в качестве обособленной социальной группы, обладающей ресурсами власти, осознающей и реализующей свои групповые интересы. Начиная с работ Г. Моски, противопоставляются правящий класс («политический класс») и «класс управляемых». Поэтому некорректна точка зрения О.В. Крыштановской, сужающей политический класс до государственных служащих. На деле к феномену относятся и депутаты парламента, лидеры влиятельных партий, руководство влиятельных частных корпораций и медиаструктур.

Вертикальное строение политической элиты определяется по обладанию властными ресурсами и их объему, позициям и ролям субэлитных групп в общей системе. Ключевым является признак принятия стратегических политических решений. Высший слой элиты (decision-makers) принимает решения, контролирует их выполнение и корректирует политическую стратегию на уровне всего общества. Низший слой (административная элита) выполняет решения и обеспечивает их информационно-аналитический мониторинг. Оба слоя функционально и идейно взаимосвязаны; от их солидарной активности зависит устойчивость власти. По модели рекрутирования элиты принято делить на открытые (антрепренерского типа) и закрытые (гильдейские).

Стратификационный подход сосредотачивает внимание на показателях статусного неравенства групп и индивидов как в экономическом, так и в социокультурном аспектах. А.В. Дука справедливо отмечает, что одним из основных вопросов в рамках данного подхода становится воспроизводство властной группы. Оно идет благодаря контролю элиты над социальными капиталами, обеспечивающему правила и условия взаимного обмена ресурсами. Контроль властных позиций и ресурсов даёт легитимную возможность принимать стратегические решения, доминировать в формальных институтах общества.

Кроме иерархического (вертикального) строения элиты, важно её строение по горизонтали: деление на специализированные субэлитные группы. Оставим за рамками внимания экономические, этнические, интеллектуальные и иные субэлиты. В рамках политической элиты можно выделить группы парламентской элиты, административной, судебной, муниципальной, информационной (элиты СМИ), партийных элит, элит неправительственных организаций. Признаками классификации служат две оси: деление публичной власти на «ветви», а также вид политических негосударственных объединений. Более упрощенная типология дана О.В. Крыштановской. Она делит административную элиту («официалов») на выборную («легислократию») и назначаемую (чиновников).

Горизонтальное строение политической элиты особенно важно, так как в переходном обществе 1990-2000-х гг. ярко проявилась структурная фрагментация элит и рассогласованность их интересов. Различия между отраслевыми субэлитами: в обмене и характере властных ресурсов, интересах и политических ориентациях, функциях, способах легитимации статуса (выборные и назначаемые сегменты элит). А.В. Дука обращает внимание на деление элиты по видам создаваемых капиталов. Первая субэлита («институциональная») стабилизирует формальные органы власти, обеспечивает их действие. Персонально данная субэлита близка по составу к государственным служащим. Вторая субэлита («культурная») создаёт символические капиталы: ценности, нормы, стереотипы политического поведения. Они, как правило, не формализованы.

Социальный состав постсоветских элит может быть адекватно понят только в широком контексте стратификации российского общества. Социально-групповые отношения в постсоветском обществе не соответствуют ни классовой, ни конкурентной стратификационной моделям. В их основе лежит неформальный контроль над ресурсами, а статусные диспозиции зависят прежде всего от меры доступа к политической власти. Поэтому российское общество корпоративно и клиентельно.

Процессы стратификации 1990-2000-х гг. дезинтегрировали общество, качественно сократили средние слои и увеличили маргинальные, малообеспеченные группы. Это увеличило статусные дистанции между элитами и массовыми группами общества, обострило традиционную для России проблему раскола между элитой и массами. Кратко отметим, что репрезентативный анкетный опрос 2003 г., проведенный группой социологов под руководством О.И. Шкаратана и В.И. Ильина, позволил отнести к элите 5,1% респондентов (управляющих и чиновников высшего звена, предпринимателей).

Новый баланс ресурсов и власти элит устоялся по итогам распада СССР. Коренное различие советской и постсоветской моделей взаимодействия элит: в 1990-х гг. был закреплен итог приватизации собственности и создания институтов власти. Произошла быстрая диверсификация элит, закрепилась децентрализованная модель межэлитных отношений.

К акторам элиты, образующим её состав, относятся:

. Президент РФ, Председатель Правительства РФ.

. Представители бюрократической элиты в органах исполнительной власти (Администрации Президента РФ, Правительстве РФ и их структурных подразделениях).

. Члены законодательных органов (спикер легислатуры, председатели и сотрудники комитетов, депутаты).

. Представители судебных и правоохранительных органов (Министерства обороны, МВД, ФСБ, налоговых служб, прокуратуры и т.д.).

. Крупные предприниматели, занимающие ключевые позиции во владении и распоряжении собственностью, контролирующие влиятельную часть ресурсов региона. Внутренние сегменты: руководители фирм, представители российских и транснациональных корпораций; собственники, менеджеры и крупные акционеры.

. Руководители неправительственных организаций, партий, средств массовой информации.

. Организованная преступность. Её участники, будучи антисистемным актором, весомо влияют на политические процессы, а иногда и успешно закрепляют своё влияние (выборы в Нижнем Новгороде 1998 г., во Владивостоке 2004 г. и др.).

Функции сегментов элит специализированны.

Руководители подразделений исполнительной власти (комитетов, министерств, департаментов и проч.) имеют функции скорее административно-организационные, нежели политические. Они выполняют законы и (или) волю главы государства. С другой стороны, президент не может долго эффективно управлять, если этот сегмент элиты откажет в поддержке. Функции административной элиты в основном экономические: установление цен и ставки рефинансирования; налогообложение; экологический и санитарный контроль; возбуждение дел через прокуратуру; таможенный контроль; лицензирование и кредитование; сдача регионального имущества в аренду и пользование; приватизационные конкурсы и аукционы. Некоторая часть функций - собственно политическая: организация выборов (избирательные комиссии); поддержание безопасности и пограничного контроля (управления ФСБ и МВД, Министерства обороны и других ведомств). В неформальной части функций находится поддержание патрон-клиентарных отношений административных элит с экономическими группировками, предпринимательство сотрудников администраций.

Руководители и депутаты законодательных органов имеют функции: утверждать бюджет и отчеты о его исполнении, устанавливать налоги и сборы, утверждать состав правительства и заслушивать его отчеты. Но многие официальные функции ограничены в исполнении недостаточными ресурсами влияния депутатов. Слабым остаётся представительство в депутатском корпусе низкостатусных массовых групп населения. Среди неформальных функций парламентского сегмента элиты - лоббирование интересов при законотворчестве и кадровых назначениях, создание клиентельных отношений.

Руководители федеральных органов власти выполняют двойственные функции. С одной стороны, они входят в единую вертикаль исполнительной власти страны. Но в силу неформальных отношений они могут поддаваться влиянию лидеров.

Крупные предприниматели обеспечивают функцию поддержки официальной власти либо борются за получение власти. Предприниматели финансируют предвыборные кампании, кредитуют бюджет, смягчают напряженность благодаря спонсорству программ социальной политики.

Руководители оппозиционных партий, общественных движений, СМИ выполняют соподчиненные функции в системе элит. Из-за слабости своих ресурсов, неукорененности в политической культуре они чаще всего проявляют себя как канал рекрутации властвующих элит, как институт борьбы за власть на выборах. Этот сегмент элиты остается финансово зависимым от крупного бизнеса и системы органов власти. Но с введением пропорциональной избирательной системы на выборах Государственной думы РФ (2007 г.) и смешанной системы - на региональных выборах партии увеличили свои политические ресурсы (в основном партия власти).

Организованная преступность выполняет функции контрэлиты, однако в ряде случаев стремится получить легальную политическую власть путем выдвижения своих кандидатов на выборах. Косвенно о влиянии данного сегмента элит свидетельствует убийство губернатора Магаданской области (2002 г.), скандальные избирательные кампании.

Таким образом, политические элиты не представляют собой однородной по социальному статусу и функциям группы. Краткий обзор свидетельствует о неустойчивом состоянии элит постсоветского времени, о неизбежных функциональных конфликтах между сегментами элит. Вместе с тем сегменты элиты имеют своеобразное разделение функций.

Публично-властные команды обеспечивают юридическое оформление политических решений и легитимируют их. Властные команды выступают в качестве посредников между федеральными элитами и бизнес-группами, всё более превращаясь в зависимых партнеров корпоративных структур. Крупные бизнес-группы обеспечивают экономические ресурсы всего сообщества элит, поддерживают его устойчивость, а часто и определяют состав органов власти (президентов, губернаторов). Партии, общественные движения и СМИ обслуживают интересы административных и экономических групп элиты. Организованная преступность осуществляет распределение зон политического влияния, воздействует на персональную принадлежность власти.

Политический процесс истолковывается как последовательная смена состояний и явлений, стадий изменений политической системы либо её элементов. Можно рассмотреть это явление не только объективированно, как сделано выше, но и с точки зрения акторов процесса. Тогда политический процесс - совокупная деятельность всех субъектов политических отношений, которая обеспечивает существование политической системы общества: её формирование, функционирование и развитие во времени и пространстве. Сущность политического процесса - создание и поддержание институтов политической системы, норм и отношений политической деятельности, политической культуры. Внешне политический процесс выражается во множестве единичных действий и событий, обеспечивающих изменения политической системы в её единстве. Действия могут быть институциональными или внеинституциональными, целенаправленными либо стихийными.

Целесообразно различать два измерения политического процесса. На макроуровне это - цикл воспроизводства политической системы, т.е. всеобщая и наиболее широкая характеристика динамики всей политической сферы. На микроуровне политический процесс есть равнодействующая «субпроцессов», т.е. действий отдельных политических акторов по достижению своих общественно значимых интересов.

Г. Алмонд выделил следующие этапы деятельности субъектов политики:

) преобразование (артикуляция и агрегирование) социальных потребностей в интересы;

) разработка политического курса;

) реализация политических решений;

) контроль за исполнением решений.

Д. Растоу ввел понятие «динамическая модель» политического процесса, что позволило перейти от перечисления факторов изменений к выявлению строения процесса и взаимосвязей его элементов. Было доказано, что условия, вызвавшие переход к демократии, могут быть совершенно иными, чем условия, необходимые для её укрепления и стабильного развития.

Стадии политического процесса, в т.ч. на уровне деятельности отдельных акторов политики, выделяемые в науке (по Г. Алмонду и Г. Пауэллу) таковы:

артикуляция (выражение) индивидуальных и групповых интересов;

агрегирование (объединение, структурирование) этих политических интересов;

выработка политических решений;

реализация данных решений;

контроль за исполнением решений.

Политические процессы несводимы целиком к «торгу» элит за ресурсы и власть, реальная диалектика политических процессов включает глубинные взаимодействия интересов, целей, ценностей групповых социальных субъектов, которые в системе переходного российского общества с его особенностями и традициями пока не могут быть эффективно выражены иначе, чем через политическую деятельность элит.

Теоретики ростовской школы элитологии А.В. Понеделков и А.П. Старостин, одной из влиятельных составляющих политических элит России называют этнополитические элиты, относя к ним «родоплеменные (тейповые) или национально-земляческие группы, занявшие места в системе властных и экономических отношений». Наибольшие возможности в этом отношении имеют региональные этнополитические элиты - правящая верхушка российских республик, которая с одной стороны, делает интересы так называемого «титульного» (коренного) народа приоритетными, а, с другой, используя возможности своего положения, лоббирует интересы республики в высших структурах власти, продвигает в эти структуры своих представителей. Таким образом, образуются сильные этнократические группы, имеющие вертикальную структуру по территории страны.

Проведя анализ, политическая элита нами определена в качестве социальной группы, являющейся субъектом подготовки и принятия важнейших стратегических решений в сфере политики. Политическая элита представляет собой группу, которая достигла самого высокого политического статуса. Это привилегированная, политически господствующая группа лиц, занимающих руководящие позиции в общественных институтах и непосредственно влияющих на принятие властных решений в обществе. Составляя меньшинство в обществе, политическая элита располагает значительными ресурсами власти, влияния и финансирования, способными транслировать её собственный выбор зависимых от неё рядовых граждан. Она обладает необходимыми для этого ресурсами: экономическими, политическими, административными, информационными. Элиты создают нормы, по которым вынуждены жить все слои общества, оказывают определяющее влияние на процессы принятия политических решений. Элита обеспечивает согласование интересов акторов политического процесса. Этнополитические элиты определим как этнически гомогенную социальную общность, являющуюся субъектом принятия важнейших стратегических решений, обладающую необходимым для этого ресурсным потенциалом и лоббирующим интересы своего этноса во властных и экономических отношениях.

1.2 Политические факторы функционирования политических элит современной России

Важным направлением исследования политических элит является выявление политических факторов их функционирования. К их числу относятся: принципы ее организации, модели и механизмы рекрутирования, алгоритмы деятельности. От того, как они организованы в обществе, зависит качество элит и эффективность их функционирования.

Кардинальные трансформации российского общества, происходящие с начала 1990-х гг., оказали сильное влияние на его политическую структуру и особенности функционирования такой социальной группы, как политическая элита.

Изучение политических процессов современности предполагает анализ структуры и функций элит. Дискуссии о роли, которую играют элитные группы в процессе разработки, принятия и реализации управленческих решений на региональном, национальном уровнях, а также о влиянии, которое они оказывают на политический процесс, продолжают привлекать внимание специалистов.

Следует отметить, что условия конституирования элиты были достаточно глубоко и всесторонне исследованы основоположниками элитологии Г. Моска, В. Парето, М. Вебером, Р. Михельсом, а также их последователями как в зарубежных странах, так и в России. Это позволило создать понятийно-категориальный аппарат элитологии, выработать критерии типологизации элитных групп, обосновать принципы ее рекрутирования и циркуляции на различных стадиально-формационных отрезках развития цивилизации.

Опираясь на концептуальные основы политической элитологии, отечественные авторы в начале 1990-х годов приступили к изучению явлений российского элитогенеза. Наибольший интерес в этой связи представляют работы таких известных специалистов, как Г.К. Ашин, О.В. Гаман-Голутвина, А.В. Понеделков, А.П. Старостин. Значительный вклад в исследование политических процессов формирования элит внесли отечественные ученые.

Г. Моска пытается дать объяснение такому явлению, как циркуляция элит. Он считает, что в обществе всегда существуют силы, готовые заменить старое правящее меньшинство. Постепенный обмен - нормальное состояние, а функционирование правящего класса - залог «здоровья» общественного организма. В отличие от В. Парето, который рассматривал процесс циркуляции в психологических терминах, для Г. Моска важное значение приобретает категория «интерес». Появление новых элементов в элите он связывает с ростом новых интересов в обществе. Представители активной социальной силы как носители интересов оказываются главными претендентами в политический класс общества.

Г. Моска рассматривает принципы элитной рекрутации. Главным критерием отбора выступает то, что Моска называет «способностью управлять». Причем это не только психологическая склонность одного человека властвовать над другими и не только личные качества, обеспечивающие высокий профессионализм в управленческой деятельности, но и наличие характеристик, наиболее подходящих в определенный исторический период. Тенденции развития правящего класса зависят от изменения под давлением объективных признаков качеств, необходимых для управления членам правящего класса. Если эти качества меняются медленно, преобладает аристократическая тенденция. Если изменение происходит относительно быстро, то демократическая. Но даже после революции «некоторые элементы, более или менее многочисленные, старого правящего класса войдут в состав нового». Моска считает, что правящий класс наличествует в любом обществе, вне зависимости от соблюдения или несоблюдения им неких моральных принципов, положительного или отрицательного влияния на общество. Идеалом для Моски является совмещение в обществе аристократических и демократических тенденций, их равновесие, которое может быть достигнуто путем рассредоточения власти, недопущения ее монополизации в руках какой-либо одной группы.

Социальная система, согласно В. Парето, стремится к равновесию и при выходе из равновесия с течением времени возвращается к нему, процесс колебания системы и прихода ее в «нормальное» состояние равновесия образует социальный цикл, течение цикла зависит от характера циркуляции элит. Парето, одними из качеств элиты называл две способности: убеждать и применять силу, когда это необходимо. Если элита не способна применить то или другое из этих качеств, она уступает место другой элите, способной реализовать эта качества на практике.

В. Парето полагал, что элиты, возникая из низших слоев общества, в ходе борьбы поднимаются в высшие, «расцветают», вырождаются и исчезают. Представлял исторический процесс в виде вечной циркуляции основных типов элит; элиты возникают из низших слоев общества и в ходе борьбы поднимаются в высшие, там расцветают и, в конце концов, вырождаются, уничтожаются и исчезают. В этом заключается его закон циркуляции элит. Качества, обеспечивающие элите господство, изменяются с течением времени, отсюда и изменение и типов элит («лисы» и «львы»). Таким образом, для В. Парето смена элит предполагает ситуацию, когда старая элита, стоящая у власти, становится неспособной к эффективному управлению, и в обществе возникает новая элита.

Р. Михельс сделал важный методологический вывод по поводу смены и трансформации элит: фактически происходит не смена старых элит новыми, а, скорее, переплетение новых элементов в элите со старыми.

В период «застоя» средний возраст политической элиты составлял 61,8 лет, высшие должности в государстве занимались фактически пожизненно. Перестройка была попыткой обновить правящую элиту, уже не способную эффективно управлять страной. Произошло омоложение элиты (средний возраст «горбачевской когорты» составлял 54 года, а ельцинской - 48,5 лет). В годы перестройки возросла мобильность элиты, рост вертикальной мобильности так же характеризует и постсоветский период. Однако, предпринятые меры не привели к качественному изменению элиты российского общества. Так, большинство политических лидеров постсоветского периода принадлежат к старой номенклатуре» Появилось много бизнесменов-политиков. Капиталы большинства из них, так или иначе, формировались преступным путем, то есть можно говорить о том, что определенная часть людей, связанных с криминалом, пришла в политику. Очевидно, что эти люди не отличались ни высоким профессионализмом, ни стремлением изменить ситуацию в стране к лучшему.

Примерно с 60-х годов XX века, помимо других факторов элитообразования, важное место занимает демократизация высшего образования, его доступность для широких слоев населения. Заметное влияние в повышении вертикальной мобильности по каналу индивидуальных способностей и образования сыграли системы предоставления стипендий фондами и государством, а также системы кредитования. Как отмечается в исследованиях механизмов формирования элит, Великобритания и Франция к настоящему времени в полной мере сохранили в своих институтах образования функции формирования и интеграции элиты. О.В. Гаман-Голутвина утверждает, что, по сути, система элитного образования в Англии и является системой рекрутирования элиты. Во Франции подобную функцию выполняют немногочисленные знаменитые высшие школы, типа Лицея Ле Гранда, Школы государственного управления и др. Здесь социальное происхождение, статус и богатство являются определяющими в формировании состава студентов.

Номенклатурный принцип отбора, сформировавшийся в советском обществе, во многом сохранил черты персистентности и закрытости. Формирование элита шло не по профессиональным критериям, а по личной преданности, исполнительности, по знакомствам, по родственным отношениям. Этот принцип получил своё продолжение и в наши дни. Следует отметить, что современная политическая элита имеет достаточно высокий уровень образования.

Следует подчеркнуть, что политическая и иные виды элит современной России - продукт радикальных изменений российского социума. Эти изменения, происшедшие в ходе перестройки советского общества и последующих российских политических реформ, а также параллельных трансформаций ценностных ориентаций и состава политической элиты, развивались поэтапно. В элитологических работах последних лет мы наблюдаем больший акцент на изучении структурно-функциональных характеристик, ценностных ориентаций, установок элитных групп, особенностей их взаимоотношений в рамках формирующегося российского «правящего класса». Это естественно, поскольку элитообразующий процесс, с точки зрения его генезисных параметров в России далеко не завершен, хотя мы и наблюдаем уже стремление правящих федеральных и региональных элит к закрытости. B условиях маргинализации российского общества, быстрой смены социальных ролей и статусов определяющими в становлении властных структур стали отношения личной преданности и покровительства. Поэтому важнейшей составляющей рекрутирования постсоветской элиты стали клиентарные отношения, основанные на личной лояльности и преданности. Неформально - личный характер рекрутирования доминирует и в региональных элитах, где команды-клиентелы образуют ткань властвующей элиты. Если в западной политической элите приоритетом выступает социальное происхождение, то в современной российской элите - корпоративное, т.е. предшествующая связь с номенклатурой и приверженность руководителю.

В 1989-1994 гг. был разрушен формировавшийся десятилетиями номенклатурный принцип элитообразования, рекрутирования и карьерного продвижения. На смену номенклатурных назначений пришли выборы, со временем ставшие одним из главных механизмов элитообразования и, прежде всего, во властной структуре. В рамках гражданского общества происходило формирование самостоятельного сегмента элитного слоя, многие представители его вышли из демократического движения. На практике квотно-клановый принцип формирования элиты не только сохранился, но и усилился. И хотя в кадровой политике федеральный центр, отказавшись от процедуры выборов глав регионов и сделав ставку на своих назначенцев, надеялся удержать элиту под своим контролем, в период с 1994 по 1999 гг. именно элита наиболее активно действовала в области институционального строительства.

Среди современных концепций элиты выделяют и «ценностные» концепции. Они включают в состав элиты тех, кто обладает наиболее ценными для общества в целом качествами. Деление на элиту и массу представляется естественным процессом, который должен быть организован в наиболее оптимальной для общества форме через совершенствование механизма отбора и рекрутирования в состав элиты. Элитарность общества не противоречит принципам демократии, потому что соответствует представлениям о равенстве как равенстве возможностей. В разные исторические эпохи были востребованы различные типы элит, обладавшие наиболее значимыми в тот период для общества ценностными качествами.

Основными типами отношений между элитами являются компромиссные и конфликтные стратегии взаимодействия. Компромиссная стратегия при режиме с доминирующим актором - «сообщество элит» (elite settlement), при отсутствии такого актора - «борьба по правилам». Конфликтные (силовые) стратегии: при режиме с доминирующим актором - «победитель получает все», при отсутствии доминатора - «воина всех против всех».

Роль межэлитных конфликтов определяется тем обстоятельством, что элиты - не простые реагенты конфликтов. Напротив, элиты определяют, какой конфликт окажется в центре политического процесса в зависимости от своих стратегий и текущих предпочтений. Но межэлитные конфликты чаще всего латентны, имеют скрытые и внешне превращенные формы. Например, противостояние кланов в борьбе за собственность и власть часто маскируется возвышенными идеологическими фразами, предназначенными для масс. Различают институциональные и функциональные конфликты. Институциональные конфликты вызываются противоречиями в принципах и целях различных структур власти. Они коренятся в самой природе моноцентрической персонализированной власти, которая во многом унаследовала советские конструкции, но вынуждена действовать в противоположных целях и (хотя бы ограниченно) соблюдать демократические процедуры. Каждый институт стремится к единовластию, но это недостижимо. Поэтому возникают постоянные конфликты по вертикали: между уровнями власти «федерация - регион - местное самоуправление». Также сильны, особенно па стадии становления режима, горизонтальные конфликты между главой исполнительной власти и законодательным органом.

Одной из значимых для всего общества функций политической элиты как института является ее регламентирующая деятельность. Часть властвующей элиты обладает полномочиями принимать решения по поводу разрешения или запрещения каких-либо вопросов. Эту часть элиты принято называть вето-группами, так как она является «высшей инстанцией» в вето-процессе. Выполняя эту функцию, вето-группы вынуждены часто контактировать с внешней по отношению к элите средой - ведь именно этой части общества требуются санкционированные разрешения на что-либо. Как показывает практика, члены данной субэлитной группы чаше всего подвержены коррупции, так как им легко извлекать выгоду из собственного положения.

Классификация строения политических элит, проведенная по неформальным признакам, позволяет выделить в структуре элит разнообразные кланы, клики, стратегические группы и группы давления, внутренние партии и обоймы. В целом совокупность неформальных связей в элитной системе представляет собой клиентелу, построенную на чувстве личной зависимости и не имеющей ничего общего с рациональным распределением ресурсов и полномочий. Связь между патроном и множеством его клиентов создает дополнительное измерение иерархического строения политической элиты, не вписанное в его формальную организацию. Такие мини-пирамиды власти основаны на персональной протекции. Часто при смене места работы патроном вся «команда» перемещается в формальной среде элиты. Наличие команд было характерным признаком и советской властной элиты.

В современном российском элитном пуле руководящие посты часто монополизируются протяженной в горизонтальном и вертикальном измерении группой, складывающейся вокруг влиятельного лидера. Такие группы принято обозначать понятием политического клана. Политические кланы имеют строение «слоеного пирога» или айсберга, когда внешняя (видимая) часть клана представлена известным политиком, вторая часть - группой его политической поддержки, третья часть - группой экономической (финансовой) поддержки, четвертая - группа обслуживающих средств массовой информации, пятая - группа спецслужб, охранных подразделений.

Региональные политические элиты в силу их статуса, руководящих функций, возможности мобилизации ресурсов относятся к наиболее заметным акторам политического процесса в субъектах РФ. От них в немалой мере зависит характер взаимоотношении с федеральным центром, динамичность социально-экономического развития, создание стабильной обстановки. Структурирование региональных политических элит на протяжении уже реформ общества стало сложным, противоречивым процессом. В первой половине 1990-х гг. в этом сегменте элиты была повышенная доля бывших советских и партийных руководителей. Однако многие из них адаптировались к новым реалиям, а необходимость каждодневного решения острых проблем региона (безработицы, преодоление экономического кризиса, задержки выплаты пенсий, заработной платы и др.) делали доминирующим в их ориентациях прагматизм, а не идеологические пристрастия. К концу 1990-х гг. к власти во многих регионах стала приходить либерально настроенная элита, представители бизнеса, военно-правоохранительных кругов. Этот процесс наблюдается и в данное время,

Основной характеристикой процесса структурного оформления политических элит российских регионов в настоящее время является противопоставление наиболее влиятельных в ее составе групп - экономической и бюрократической, - а также наличие достаточно тесной связи между бизнесом и высшими органами власти.

Институты, практики отношений и процессы развития политических элит теряют идеологическую «погруженность». При всех противоречиях и попятных движениях возможен прогноз: будет идти консолидация политических элит России как по вертикали, так и по горизонтали. Консолидация более характерна для вертикально интегрированных конгломератов с участием и региональных, и общероссийских группировок. Собственно региональные элиты, напротив, дробятся и теряют политическое влияние. Эти процессы открывают путь к более активному взаимодействию федеральных и региональных этнополитических элит, к более прочному контролю над массами.

Системообразующим фактором современного политического элитарного сообщества выступает доминирование определенных - одной или нескольких - структурных (статусных) групп, что в явном виде определяет наличие одного или нескольких фактических центров политической власти в регионах. Таким образом, реальная политическая элита приближается к моноархичной или полиархичной модели функционирования.

Доминирование одной или нескольких структурных (статусных) групп в составе региональной этнополитической элиты фактически определяет наличие одного или нескольких центров политической власти в регионах. Следствием существования моно- или полиархической модели функционирования института политической элиты является формирование конкурентной элитной среды, что, в свою очередь, сказывается на значимость управленческого опыта, личных качеств политиков, а также на распространении стиля руководства в регионе. К примеру, если в составе элиты присутствует лишь один источник власти, то, вероятнее всего, высокую значимость приобретет личная преданность «источнику власти», чьи решения будут претворяться в жизнь авторитарным способом, но при этом большинство конфликтных ситуаций в элитной среде будут заблаговременно предотвращаться, а общий фон деятельности элиты станет более согласованным и конструктивным.

Достоинством полиархичной системы политических элит является относительная открытость элитной среды и компромиссный характер процесса принятия решений, когда стратегия развития строится исходя из учета интересов нескольких групп. Потенциальной угрозой устойчивости такой элиты является ее внутренняя разобщенность. Степень сплоченности же политических элит (неконфликтность элитной среды) зачастую становится гарантией эффективного или неэффективного руководства регионом.

Тенденциями структурирования региональных политических элит в российском обществе признаются следующие:

Этнополитические элиты регионов субъектов Российской Федерации вытесняется с арены деятельности политических акторов федерального масштаба; ее интересы все больше замыкаются только на подконтрольной ей территории;
Процесс институционализации современных региональных политических элит характеризуемся постепенным слиянием с государственным аппаратом и крупным бизнесом;

3. Структура местных политических элит соответствует моноархичной модели функционирования, где центром власти выступает либо административное, либо экономическое ядро.

Линия на укрепление властной вертикали, исключение диссонанса в отношениях центра и регионов обусловит в дальнейшем укрепление правящей региональных политических элит за счет силовых структур, подразделений власти федерального центра. Измененный механизм формирования губернаторского корпуса в регионах резко повышает ставки тех лиц, кто поддерживает Президента страны и пользуется его поддержкой. Можно утверждать, что это означает некоторое сужение демократического поля в решении кадровых вопросов. Формирование губернаторского корпуса за прошедшие годы происходило в остроконфликтной ситуации, с применением «черного пиара», нарушением правовых и моральных норм, расходованием огромных финансовых средств. С одной стороны, это можно рассматривать как болезнь молодой демократии, - а с другой стороны, как проявление низкой политической культуры элиты, борьбы различных групповых, корпоративных интересов (экономических, финансовых, политических). Изучение правящей элиты подтверждает пока еще ее низкую консолидированность, экономическую и политическую ангажированность. В то же время региональные политические элиты становятся лояльнее в отношениях с центром, преодолевается имеющая место в первой половине 1990-х гг. тенденция к сепаратизму, сложившаяся по ряду причин. Укрепление взаимоотношений центральной и региональной элиты на основе разграничения предметов ведения можно рассматривать как положительную тенденцию, работающую на реализацию тезиса «сильный центр - сильные регионы - сильная Россия».

Хотя сегодня наблюдается процессы деавтономизации существующих центров власти, пересмотра системы «правил игры», изменения баланса сил между федеральным центром и регионами, субнациональные элиты продолжают оставаться активными участниками политических процессов. В сложившейся ситуации стабильное развитие, а на уровне государства сохранение системы позитивной децентрализации (вертикальное разделение власти), без которой невозможно эффективное управление современным государством, имеющим сложную социально-экономическую и политическую структуру, зависит от деятельности политической элиты. Поскольку в политических элитах представлены различные социально-политические силы и интересы, особую актуальность приобретает проблема понимания социальных механизмов формирования политических элит.

Анализируя динамику и механизмы элитообразования (рекрутирования элиты), прежде всего, следует обратиться к исследованиям Г. Моска, В. Парето. Г. Моска, исследуя политическую элиту, уделял внимание процессу ее формирования, рекрутирования, изучал процесс циркуляции, он предложил идею конвертируемости типов власти (прототип капиталов П. Бурдье). Г. Моска выделяет три способа образования элиты: наследование, выборы и кооптацию. Наследование - это аристократическая тенденция. По Г. Моска, она свойственна всем правящим классам если не юридически, то фактически. Решающее значение для продвижения индивидов по социальной лестнице при наследственном принципе имеют классовый габитус и культурный капитал.

Практически, представители элиты, осуществляющие отбор той или иной кандидатуры или играющие решающую роль в данном процессе, руководствуются четырьмя типами мотивов, сформулированных еще М. Вебером. Во-первых, традиционными, т.е. стремлением выдвигать лиц своего круга и тем самым способствовать однородности и сплоченности руководящей группы. Во-вторых, эмоциональными, т.е. субъективными опенками той или иной личности. В-третьих, оценочно-рациональным, применяя по отношению к кандидатам в состав элиты существующие в ней субъективные представления о принципах поведения человека и обязательных для него взглядах. В-четвертых, рациональными, т.е. объективно доказанной способностью кандидата выполнять определенные функции.

Для российского политического класса такая ситуация является новой, поскольку на протяжении многих десятилетий система государственного управления настраивалась в идеократической системе координат, и административный профессионализм выступал нужным, но не первоочередным качеством руководителя. Считалось, что идейная убежденность и преданность партии - наиболее приоритетное качество, которое позволяет решать прежде всего политико-идеологические задачи. Поэтому в ходу была межотраслевая и межтерриториальная ротация.

Несмотря на создаваемую нормативную правовую базу общественных преобразований, процесс реализации целей элитогенеза, во многом, обусловливали стереотипы взаимоотношений власти и общества, а также традиционное отношение элитарных слоев к основным социальным регуляторам - политике, праву, морали и т.д., - как в принципе недостаточным средствам удержания и использования своих политических позиций. Право в сознании большинства представителей политико-административной элиты вне связи с механизмами укрепления их властного положения нередко лишается своего ценностного значения. По справедливому замечанию А.И. Соловьева, в рамках российской элитарной культуры «правовые ценности нивелируются в силу их нерасчлененного восприятия вместе с могущественным регулятором властных отношений - политикой».

Процессы формирования российских политических элит требовали благоприятного сочетания определенных факторов - «внешней среды». В качестве такой «внешней среды» по отношению к оформлению моделей политических действий (то есть их последовательной типизации) со стороны членов элитных групп рассматриваются взаимоотношения региональных элит с федеральной политической элитой, иными влиятельными структурами (экономическими и национальными группами влияния) и неэлитой (населением регионов). В качестве основных элементов внешней среды, «благоприятствующих» процессу формирования региональных политических элит, следует выделить ряд моментов, которые имеет смысл рассматривать как предпосылки процесса институционализации:

проведение административной реформы 2000-х г., в результате которой произошло перераспределение политического влияния в отношениях «центр - регионы» в сторону усиления федеральной элиты;
рост политической активности регионального и федерального бизнеса, который способствует снижению идеологической подоплеки политических действий региональной элиты и возрастанию прагматических настроений в отношениях региональной политической элиты и центра;
заметное снижение публичности конфликтов внутри субъектов федерации, конфликтов в отношениях «центр-регион»;
латентная форма не только внутриэлитных конфликтов в регионах, по и конфликтов по линии «элита-массы».
Следует заметить, что не все исследователи представителей высшей политической страты согласны с тем, что институционализация властвующего меньшинства в современной России имеет в качестве объекта именно политическую элиту. Основной причиной этого является распространенность аксиологического подхода к определению политической элиты, который предполагает соответствие представителей элитных групп высоким нравственным критериям. Особенно болезненно несоответствие реальной политической элите нормативному уровню воспринимается в полиэтничных регионах, где задача интеграции населения с помощью деятельности политических элит остается наиболее важной. Альтиметрический подход выделения элит дает основание относить к политической элите персон, обладающих максимальными властными возможностями. Как уже отмечалось выше, для контроля максимальными властными возможностями члены политической элиты чаще всего сосредотачиваются на задаче использования возможностей государственного управления. То есть, в современных российских условиях важнейшим субъектом внешнего полагания для политической элиты является государство, а контроль над этим главнейшим для элиты и контрэлиты институтом является основополагающим.
Административная составляющая политической элиты является характерной чертой нынешней России. Анализ динамики развития постсоветских элит, включая их региональный уровень, показал, что специфика распределения российского «властного капитала» (и ныне, и в номенклатурные времена) состоит в монополизации властных функций узким кругом лиц, в существовании формального или неформального «политбюро» - центра политических решений. Далее - включение (зачастую неформальное) в «высший» состав лиц, входящих в околоэлитное окружение, но не имеющие формальных элитных прерогатив (помощники, советники, начальники вспомогательных служб (например, охрана), политических обозревателей и консультантов, редакторов газет, лечащих врачей, родственников). Серьезное воздействие на подготовку и принятие решений оказывают аналитико-информационные отделы и службы, осуществляющие работу с информацией и документами и ведающие правом доклада руководству или допуска на доклад. Канцелярия, общий отдел, Администрация Президента - вот примерно эквивалентные по значимости структуры, обслуживающие высшую власть России и серьезно влияющие на принятие государственных решений. Словом, в составе групп влияния на власть присутствует большое число полуэлитных, неэлитных и непрофессиональных элементов, которые проще обозначить старым словом «двор». Власти недостает рационально-бюрократических признаков. Отмеченные особенности высшей политической элиты России проецируются по вертикали на высшие политические институты регионального уровня и по горизонтали - на другие центры власти (правительство, парламент, центральные аппараты политических партий и общественных движений).
Принципы элитообразования в России сохраняют во многом преобладающий номенклатурный принцип. Он означает продвижение в административную элиту либо финансово-промышленные группы. Отношения в этих организациях управляются по системе формальных и (чаще) неформальных связей, негласных правил поведения. Способы рекрутирования элит почти целиком зависят от личных предпочтений руководителя, т.е. основаны на патрон-клиентарных отношениях. Как считали Д.В. Бадовский и А.Ю. Шутов (одни из первых исследователей явления), причины прочности номенклатурности не только в субъективном миропонимании правящих элит. Во многих регионах просто слаб «политический рынок» кандидатов в элитy, не развита инфраструктура конкурентной политики (свободные СМИ, Интернет, возможность достичь высокого статуса вне и вопреки государственной бюрократии). Причем номенклатурный принцип может использоваться в противоположных целях: коммунистами и либералами, унитаристами и сепаратистами.
Самооценка правящих элит отчетливо выявляет их номенклатyрность, дисбаланс полномочий в пользу сильной исполнительной власти. Это обосновывалось, как правило, необходимостью обеспечения эффективного управления, отсутствием политической и правовой культуры общества, соответствующей новым политическим реалиям. К тому же культура власти элиты ориентирована на постоянное и приоритетное использование именно политических регуляторов властных отношений, независимо от их легализованности и опосредованности законом. Поэтому право в России традиционно воспринимается элитами как формальный и малосущественный фактор ограничения и регулирования их власти. Становился очевидным тот факт, что администрирование в сфере экономических процессов, давление на СМИ, клановый принцип формирования властных структур становились тормозом в развитии демократических процессов, сдерживали развитие структур гражданского общества.
Рассмотрим более детально тенденцию усиления влиятельности чиновничества в составе политических элит.
Выборность руководителей принципиально изменяет профиль российской власти. Выборы сделали элиту более независимой. Однако возможности кардинального обновления региональной элиты с помощью выборов ограничены. Проблема управленческих кадров остается острой, не хватает опытных руководителей, предпринимателей. Помимо этого, кумовство, родственные и дружественные связи заменяют объективную оценку возможностей подбираемых кадров, кадровые рокировки и «перетряски» своим логическим завершением имеют, как правило, возврат к кадрам советской номенклатуры. Идет поиск технологий выхода из экономического кризиса. Ставятся стратегические задачи на региональном уровне, однако, пока не определены четко цели, тактика, возможности реформ на ближайшую перспективу.
Овладение административным ресурсом для осуществления властных полномочий и фактическая бесконтрольность действий некоторых членов элитных групп приводит к «засилью» элит как на федеральном, так и на региональном уровне. Именно преследование элитой собственных интересов служит причиной сложившейся в России деформирующей системы представительства социально-политических интересов населения. В этой системе действует «тройная система фильтрации»:
структура политических интересов общества, выражаемая в деятельности ведущих политических партий и общественных движений, никак не отражается в механизмах формирования и структуре органов власти. Структура и состав органов власти утверждается элитой и выносится на утверждение - ознакомление электората. В случае «несанкционированного поведения электората» или некоторой части оппозиции в итоговые результаты вносятся «редакционные изменения» либо на уровне подсчета голосов, либо на этапе обработки протоколов избирательной комиссий,
партийная система в России не только не сформирована до конца и неадекватно выражает социально-групповые политические интересы, но и постоянно реорганизуется.
существующая политическая система, призванная репрезентировать весь спектр системы социально-политических интересов, не защищена от воздействий теневой элиты, спонсирующей и формирующей из своих представителей систему политической бюрократии.
В таких условиях элите проще выполнять работу по обеспечению собственного положения, которая традиционно ведется не по формальным принципам работы в высших органах власти, а по неформальным «правилам игры», структурирующим элиту по принципам личной преданности: «один из основополагающих принципов элиты - принцип команды: чей ты человек, кто тебя привел. Каждый начальник, который поднимается наверх, ведет за собой своих преданных людей».
Ряд наблюдений позволяет сделать аналогичные, хотя и не столь категоричные выводы. О.В. Гаман-Голутвина, анализируя результаты всероссийского исследования «Самые влиятельные люди России-2003», отмечает, что в составе политической элиты, хотя и доминирует контингент исполнительной и - в меньшей степени - законодательной ветвей власти, избирательным кампаниям нередко предшествует негласный отбор претендентов по критерию преданности губернаторской команде. То есть, выборы легитимируют результаты теневых договоренностей: наиболее значимые политические решения принимаются в процессе закулисного торга с участием групп интересов и групп давления.
Анализ показателей влиятельности такой группы, как главы субъектов РФ, свидетельствует, во-первых, об относительно низком уровне политического влияния губернаторов по сравнению с представителями других групп российской политической элиты, а во-вторых, об устойчивом снижении этого уровня.
С учетом асимметрии федерации, в политическом пространстве России имеют место различные логики взаимодействия политических элит. В процессе этого взаимодействия заявляют о себе партикулярные интересы, связанные с социальным разнообразием слоев и групп населения, этническим разнообразием. При этом применение политических средств в зависимости от особенностей политического режима и технологии осуществления власти варьируются.
Происходящее закрепление особенностей и принципов формирования политической элиты регионального уровня можно проиллюстрировать, используя метод выделения «структурных групп» в составе элиты. Под структурной группой в данном случае понимается совокупность персон, имеющих схожие характеристики, выделенные по формально-функциональному признаку, Выделение структурных групп подразумевает использование позиционного подхода к определению политической элиты. Применение именно этого подхода легло в основу проведения крупнейшего российского исследования политических элит субъектов федерации «Самые влиятельные люди России-2003», проведенного Институтом ситуационного анализа и новых технологий в 2003 г.
Еще один аспект анализа состава политических элит региона представляет собой выявление зависимости между усилением позиций различных структурных групп элиты. При анализе структурирования наблюдаются следующие тенденции в формировании современных российских региональных политических элит, рассматриваемых с позиции изучения формальных статусов ее членов:
ослабление влияния администрации региона в тех субъектах РФ, на территории которых действуют крупные федеральные и местные бизнес-объединения, и, наоборот, - активное присутствие в составе политической элиты представителей исполнительной власти в регионах, где политическая влиятельность крупного бизнеса невысока.
параллельное усиление позиций членов региональных парламентов и крупного бизнеса за счет вхождения известных, состоятельных бизнесменов в состав высшего законодательного органа власти региона.

Особенности формирования политических элит определяются не только текущей политической ситуацией, но и историческими, культурными, социально-экономическими, географическими особенностями регионов. Сочетание действия этих факторов определяют устойчивую специфику местного института власти. В рамках неоинституционального подхода значимость этих факторов преломляется в совокупность показателей, характеризующих внешнюю - формальную - сторону функционирования института политической элиты. Приведенные факты подтверждают, что реальные политические элиты приближаются либо к моноархичной, или полиархичной модели функционирования.

Косвенным же образом это проявляется в наличии или отсутствии своеобразной конкуренции в элитной среде, что влияет на значимость управленческого опыта, личных качеств политиков, а также на наиболее распространенный стиль руководства в регионе. Так? например, превалирование в составе политической элиты и руководителей экономических структур, и высших государственных чиновников в большинстве случаев определяет тот факт, что в элитной среде естественной является высокая оценка опыта управленческой работы и хозяйствования, умения договариваться и искать компромиссы, навыка публичной работы.

Если же в элитной среде присутствует лишь один источник власти, то, вероятнее всего, высокую значимость приобретет личная преданность «источнику власти», чьи решения будут претворяться в жизнь авторитарным способом, при этом большинство конфликтных ситуаций в элитной среде будут заблаговременно предотвращаться.

Положительной характеристикой полиархичной системы политических элит является относительная открытость элитной среды - элитная группа имеет несколько источников пополнения кадрового состава, а также (в идеале) компромиссный характер процесса принятия решений, когда стратегия развития строится исходя из учета интересов нескольких групп. Потенциальной угрозой устойчивости полиархичной элиты является ее внутренняя разобщенность. Сплоченность же политических элит (неконфликтность элитной среды) зачастую становится гарантией эффективного или неэффективного руководства регионом. И действительно, в регионах, где протекает конфликтный процесс «дележа портфелей», члены политических элит с высокой степенью вероятности будут сосредоточены исключительно на достижении собственных целей.

Политические факторы функционирования политических элит включают в себя принципы ее организации, модели и механизмы рекрутирования, алгоритмы деятельности. От того, как они организованы в обществе, зависит качество элит и эффективность их функционирования, их политико-властный статус. Для современной российской элиты характерно противоречивое сочетание конкурентного и номенклатурного принципов организации, преобладание гильдейской модели рекрутирования, патрон-клиентарные внутриэлитные взаимоотношения, доминирование административно-политической элиты в общей системе элит. Структурирование политических элит происходит при взаимодействии трех факторов: культурного, структурного и институционального. Культурный фактор означает легитимацию власти элиты с помощью принятых в обществе норм и ценностей, стереотипов и отношений к политике. Структурный фактор составляет организованную «рамку» элиты. Институциональный фактор связан с типом формирования формальных структур, со способами деятельности и задачами властных органов. Структура политических элит соответствует моноцентричной модели функционирования, где центром власти выступает либо административное, либо экономическое ядро. Основными видами элитных структур являются идеократическая, разделенная, фрагментированная, консенсусная. Специфика российских политических элит - в их отраслевой и территориальной гетерогенности. В федеративном государстве формирование и институционализация элит неизбежно идут на взаимосвязанных, но автономных уровнях: общегосударственном, региональном и местном. В полиэтничных регионах, особенно - республиках Северного Кавказа, этнополитическая стратификация является ведущим фактором политико-элитной диспозиции.

1.3 Управление политическими процессами как направление деятельности политических элит: основные компоненты

В общем виде под управлением понимается способность материальной системы сохранять свои основные параметры в условиях изменяющейся внешней среды, поддерживать со средой динамическое равновесие, самовоспроизводиться и самосовершенствоваться. Управление присуще человеческому обществу в целом как системе и всем его подсистемам. Управление в обществе - это социальное управление, оно связано с социальными программами субъектов управленческой деятельности. При этом объектом управления в данном случае выступают люди (личности и общности) в их персональном или институциональном виде. Процессуальная характеристика социального управления даёт основание выделения 5 основных управленческих функций субъекта управления: планирование, организация, руководство, контроль, регулирование. Социально-управленческая деятельность существует не в социальном вакууме, а в системе социума, во взаимодействии с другими сферами общественной жизни и другими системами деятельности (экономической, педагогической, научной, медицинской и т.д.). Эти отношения одной системы с другими могут принимать характер конфронтации или сотрудничества, но важно, что они есть. Среда управленческой деятельности - это все другие системы социума. Они представляют собой активный фон социального управления, т.к. не индифферентны по отношению к тому, что происходит в сфере управления: или позитивно, или негативно влияют на управленческую деятельность. В узком значении социальное управление определяется как воздействие на социальное процессы для достижения поставленных целей.

Существуют различные подходы к выделению тех или иных видов социального управления. В зависимости от сфер общественной жизнедеятельности выделяют управление обществом в целом, экономическое управление, политическое управление, духовно-идеологическое управление. Исходя из структуры общественных отношений - управление экономическим и, соответственно, управление политическим, социальным и духовным развитием общества. По другому основанию - характер и объем охватываемых управлением общественных явлений - можно назвать управление обществом, управление государством, управление отраслями, сферами народного хозяйства, управление предприятиями, организациями, учреждениями, фирмами и т.д.

Исходя из этого, мы можем рассматривать политическое управление как один из видов социального управления, имеющий свою специфику. Выявить её представляется возможным, произведя анализ дефиниций этого понятия и того круга явлений и процессов, которые оно охватывает.

Сложности, связанные с определением данной категории, объясняются, прежде всего, тем, что она связывает две близких, пересекающихся, но не равнозначных друг другу сферы деятельности - политику и управление. В общественном сознании эти два понятия зачастую смешиваются, так что любое действие «государственных людей», будь то политические лидеры или администраторы, воспринимается как относящееся к политике. Однако разграничение понятий представляет собой проблему и для научных исследований. В этой связи О.Ф. Шабров, подчёркивая наличие общей предметной сферы у политики и управления, в тоже время отмечает, что «управление» - гораздо более широкая область деятельности. В свою очередь, и в политике не все можно отнести к управлению. Таким образом, существует область пересечения предметов теории управления и политической науки.

Политическое управление важно отличать как от политики, так и от управления, хотя провести четкую грань между указанными явлениями не просто. Политическое управление представляет собой сферу взаимоперехода политики в управление и обратно, область корректировки проводимой политики и принятых управленческих решений под действием конкретных обстоятельств и условий их реализации, включая диалог с обществом: учет позиций заинтересованных политических и социальных сил, вовлеченных в этот процесс. На практике оно выступает как необходимое опосредствующее звено между политикой и управлением, образует особый (средний) уровень властно-управленческой иерархии, препятствующий разрыву между народом и властью. Особое значение для политического управление имеет наличие развитых коммуникаций, обеспечивающих наличие обратной связи между субъектами и объектами управления, функционирование в обществе соответствующих механизмов.

Если исходить из того, что политическое управление включает в себя вертикальные, субъект - объектные связи в политике, то верным кажется утверждение, что политическое управление есть единство, с одной стороны, прямого воздействия политического субъекта на объект политической власти, ? и, с другой стороны, реакции объекта, политической обратной связи. Однако политико-управленческие процессы нельзя сводить к отношениям господства и подчинения, рассматривая их лишь как реализацию политической воли субъекта. При таком понимании политического управления за его пределами в политике остается совокупность горизонтальных связей, т.е. отношения, не содержащие подчинения, власти. Это ? отношения между партиями, политическими лидерами, СМИ, государством и партиями, ? в той, разумеется, мере, в которой реализованы политические свободы. Поэтому политическое управление правомерно рассматривать и как особую форму управленческой деятельности по регулированию политического процесса, согласованию разноплановых интересов разных социальных слоев и групп.

Объектом политического управления является общество. Особая роль политического управления связана с постановкой цели политического реформирования общества, с формированием целевых установок, их иерархизацией, с определением приоритетов развития. Целеполагание в политическом управлении становится все более многофакторным и многоплановым по мере усложнения социальных связей и взаимодействий. Возрастает стихийная компонента политической динамики. Это объективная тенденция, подчеркивающая изменение роли человека как субъекта политической деятельности. Анализ политического управления не может быть полным, если не учитываются особенности и характер субъектов управления.

В качестве субъектов политического управления сегодня политологи выделяют массы в их национальной, имущественной дифференцированности и социальной стратифицированности; государственные органы и системы самоуправления, не занимающиеся непосредственно политическим управлением, но участвующие в нём политические партии и движения, союзы, СМИ, клубы; организации, официально не связанные с политикой, но влияющие на политическое управление ? армию, церковь, предпринимательские структуры. Все эти подсистемы могут быть спроецированы на деятельность политического человека, поняты как ее воплощение, продукт и результат. По мере развития демократических механизмов, институтов гражданского общества круг активных участников политико-управленческих процессов расширяется, их отношения становятся более сложными и многоуровневыми. Поэтому в сфере политического управления большое значение приобретают способы выявления интересов различных социальных акторов и особенностей их реализации. Процесс политического управления не может быть сведён к оформлению и исполнению различного рода приказов и распоряжений. Следует также учитывать наличие в обществе механизмов и процессов самоорганизации и самоуправления, действие которых может создавать определённые противоречия с устремлениями институализированных субъектов политического управления.

Раскрытие роли политического управления в системе политических отношений обусловливается выделением его общих и специальных функций. К первому типу относятся:

. Аналитическая функция, включающая в себя выявление и системное рассмотрение политической проблемы, прогнозирование сценариев развития анализируемого явления, определение наиболее желаемого вектора развития.

. Целеполагающая (планирующая) функция, подразумевающая постановку и обоснование целей политической деятельности и путей их достижения. Цели формируют идеальное предвосхищение результатов деятельности, имея нормативное, структурное, мотивационное и ряд других значений. При этом цели могут иметь не только рациональный, но и иррациональный характер.

. Ресурсно-регулирующая функция, связанная с такими факторами, как необходимый объём политических, информационных, временных, финансовых, кадровых, экономических и иных ресурсов, приоритеты в их использовании.

. Мотивационная функция, обеспечивающая опору управляющей и управляемой систем с определённой системой ценностей. Разделяемых и принимаемых в качестве терминальных и инструментальных определенной частью социума.

. Организационная функция, возникающая в связи с определением процедур принятия политических решений, установления организационных и временных рамок, с согласованием интересов участвующих сторон, наделением участников процедур принятия политических решений властными полномочиями, с координацией их деятельности и выбором средств и методов управленческих воздействий. Она позволяет определить режим взаимодействия различных участников процесса принятия политических решений.

. Функция контроля, позволяющая наблюдать за процедурами и содержанием процесса политического управления, отслеживать отклонения от установленных норм и правил. Её наличие также позволяет извлечь уроки из полученного опыта управленческой деятельности.

В качестве специальных функций выделяют:

. Репрезентативную - представление в рамках существующей политической системы политических интересов определённых социальных групп, партий и т.п.

. Интегративную - обеспечение интеграции различных политических сил и группировок в рамках политической системы, политических процессов и защита политической целостности.

. Политической социализации - включение и интеграция отдельной личности в политическую систему и в политию.

. Политической коммуникации - обеспечение связи институтов и структур политического управления с членами политии, внутрисистемных и внешнесистемных связей политической системы и обратной связи.

. Политической поддержки неполитических процессов и видов деятельности.

. Ретрансляции и использования политического опыта - ритуалов, стереотипов, социальных шаблонов, проявляющихся в ходе решения аналоговых политико-управленческих задач, а также на уровне интуиции, взаимодействия с ранее приобретёнными политическими и управленческими знаниями и навыками.

Наличие столь широкого набора функций позволяет утверждать, что политическое управление рассматривается не только как инструмент выработки правовых норм, разработки и реализации политико-управленческих решений (политико-административное управление), но и в контексте определения политического курса под воздействием существующих в обществе противоречивых интересов и борьбы их носителей и сторонников. В отличие от административного управления, оно не стимулирует наперед заданные процессы, но позволяет различным социальным субъектам выражать и согласовывать свои интересы на основе использования специально создаваемых для этого каналов.

Политическое управление необходимо исследовать в контексте политической системы, как одно из её свойств, обеспечивающих функционирование. Системный подход к исследованию политики давно и широко используется в исследованиях как зарубежных, так и отечественных учёных. Функционирование политической системы отнюдь не сводится к деятельности государства и его институтов, включая в себя множество других аспектов, что имеет большое значение для определения соотношения понятий политического и государственного управления.

Существует ряд теорий политической системы, в рамках которых рассматриваются проблемы её согласованного функционирования. Д. Истон, характеризуя систему как «чёрный ящик», сосредоточил своё внимание на вопросах, связанных с принятием решений. Внешние импульсы, попадающие в систему через различные «входы», преобразуются ею в управленческие решения и действия. Хотя механизмы принятия решений остаются при этом малодоступными для постороннего, невключённого наблюдения, система взаимодействует с обществом, поддерживая его стабильность и в то же время адаптируясь к происходящим изменениям. Данная модель политической системы, будучи весьма абстрактной, позволяет выявить политико-управленческую составляющую её деятельности. Качество принимаемых решений предопределяет её эффективность и продуктивность. В дальнейшем Д. Истоном совместно с У. Митчелом была разработана более широкая теория политической системы, позволяющая исследовать её в контексте функционирования макросистемы - общества в целом, с учётом всей совокупности факторов, влияющих на процессы разработки и принятия политических решений.

В центре внимания Г. Алмонда находится другой аспект жизнедеятельности политической системы: он рассматривает её как множество ролей и взаимодействий. В этой трактовке анализ системы охватывает различные формы политического поведения как государственных, так и негосударственных структур, которые, реализуя свои роли, и создают «ткань» политической жизни. Данный подход позволяет охватить не только институциональные, но и политико-культурные основания функционирования политической системы.

Существенное значение для исследования политического управления имеют концепции политической системы, сосредотачивающие внимание на информационно-коммуникативных аспектах взаимодействий в её рамках. Одним из первых такое толкование предложил К. Дойч. Он рассматривал политическую систему как систему воспроизводства и производства информации. Информация - это структурированные отношения между событиями, а роль коммуникаций заключается в передаче таких структурированных отношений через определённые каналы. Коммуникационные процессы имеют ключевое значение для функционирования организаций, хотя последние и не сводятся к ним.

Процессы жизнедеятельности политической системы, по Дойчу, могут быть описаны следующим образом. Прием информации осуществляется через так называемые рецепторы (внешнеполитические, внутриполитические), к которым относятся информационные службы (правительственные и частные), центры изучения общественного мнения и т.д. Здесь происходит селекция, систематизация и первичный анализ поступивших данных. Отобранная информация подлежит обработке в рамках блока «памяти и ценностей», где она сравнивается с уже имеющейся информацией и оценивается сквозь призму ценностей. Далее в соответствии с приоритетами и целями принимается решение (правительством, либо другим центром принятия решений) по регулированию текущего состояния системы. А так называемые «эффекторы» на последней фазе реализуют решения, результаты которых служат новой информацией через «обратную связь» для «рецепторов», выводящих систему на новый цикл функционирования.

Рассмотрение политической системы через призму структурно-функционального подхода со временем стало подвергаться значительной критике. На её волне появляется ряд постструктуралитских теорий: культурологический подход (У. Розенбаум, Д. Элейзер, Д. Дивайн), дистрибутивный (Ш. Эйзенштадт), теория «структурации» (Э. Гидденс, П. Бурдье) и др. При всех различиях их объединяет стремление включить в анализ политической системы компоненты, связанные с политической культурой, ценностями, коммуникациями. Исследование политического управления, таким образом, также должно включать в себя анализ данных аспектов.

Обращаясь в этом контексте к проблеме соотношения понятий политического и государственного управления, можно утверждать, что методы и технологии политического управления широко используются в деятельности современных государств. Вместе с тем, нельзя отождествлять его с государственным управлением. С одной стороны, государство широко использует элементы административного, хозяйственного, социального управления, что выводит его управленческую деятельность за пределы политического. К тому же государственный аппарат тяготеет к выстраиванию «вертикальных» связей, жёсткой регламентации социальных процессов и контролю над ними. При преобладании бюрократического подхода к управлению проявляется стремление «очистить» его от политики, которая приравнивается к политиканству, объявляется «грязным делом», «болтовней» и т.д. В конечном итоге поле публичной политики сужается, политическая жизнь общества централизуется вокруг властных структур, а проблемы определения политического курса решаются относительно небольшим кругом государственных деятелей.

С другой стороны, участие в управленческих отношениях множества акторов, действующих относительно независимо от государства, не позволяет ему монополизировать сферу политического управления. В данном случае определяющую роль играет уровень развития гражданских структур, готовых вступать во взаимодействие с государством по поводу решения тех или иных актуальных проблем. Кроме того, некоторые проблемы в политической сфере могут разрешаться без непосредственного активного вмешательства государственных органов. Поэтому, на наш взгляд, необходимо рассматривать государственное и политическое управление как два поля управленческой деятельности, частично накладывающиеся друг на друга.

Необходимо также учитывать, что важным аспектом деятельности государственного управления стала его политизация. Классическая модель управления предполагала четкое разделение политических и административных функций, политики принимали решения, а чиновники оставались нейтральными, не вмешиваясь в политический процесс. Сегодня административные функции политизировались. Современные чиновники на высших государственных постах вынуждены прислушиваться к мнению общественности и считаться с парламентариями, что способствует стабилизации общества. Принципиальное значение приобретает широкое участие общественности в разработке государственных программ и проектов, в определении целей развития общества.

Определённый диссонанс в дефиниции данного понятия создают такие термины, как «публичная политика», «государственная политика», «общественная политика», используемые для характеристики процессов управленческой деятельности. Как отмечает Н.А. Шматко, исследования публичной политики в англосаксонской традиции базируются на понятии «government» и имеют почти исключительно прагматический характер. Изучение публичной политики восходит к ставшему общепринятым различию между policy (политикой как программой действий) и politics (политикой как системой взглядов). Западноевропейская традиция анализа публичной политики также опираются на анализ государства и его роли в регуляции публичной сферы, однако публичная политика рассматривается здесь в аспекте возрастающей неспособности современного государства решать социальные проблемы населения. Государство якобы устраняется от ответственности за решение этих проблем и перекладывает ее, с одной стороны, на институты «гражданского общества», а с другой - на «нейтральную» инстанцию - экспертов, выступающих от лица науки. Следовательно, оперируя этим термином, исследователи имеют в виду принципиальные основы и конкретные этапы процесса выработки политических программ и решений, происходящего во взаимодействии государства и негосударственных политических институтов. Понятие публичности в данном случае включает в себя и возможность влияния на этот процесс, его гласность, открытость для критики.

Осуществление публичной политики, сопряженное с регулированием ресурсов общества, выступает своего рода продуктом того или иного цикла политического процесса, будучи его итоговой фазой, результирующей стадией. Понятие «общественная политика» схоже по своему смыслу, при этом в нём более явно подчёркивается роль общества и как субъекта формирования политического курса, и как объекта, в интересах которого он осуществляется.

В западной традиции укоренилось представление о том, публичная сфера - это сфера общественного интереса, а раз так, она должна быть открытой и подотчетной обществу, состоящему из конкретных личностей. Сфера публичности представляет собой то общественное пространство, где формируется общественное мнение и «народное» наблюдение за деятельностью правительства, та сфера, где происходит взаимодействие двух видов социального контроля - «контроля сверху» (государственное управление, вся машина государства) и «контроля снизу» (общественно-политический контроль). В российской традиции обычно используют термин «государственная политика», делая акцент на государстве, которое выступает главным инициатором, разработчиком и исполнителем политики в различных областях жизнедеятельности человека. Таким образом, государство рассматривается как доминирующий субъект в сфере политики и управления, вследствие чего возникает склонность поставить знак равенства между государственным управлением и политикой в целом (не только на уровне обыденного сознания, но и на уровне практической политики). На наш взгляд, представляется важным подчеркнуть, что политическое управление включает в себя и способы воздействия на государство с целью оказать влияние на формирование политического курса в той или иной сфере (различные виды лоббизма, институциональное представительство и т.д.). Поэтому представляется более корректным использование терминов «публичная политика» и «публичное управление».

Уровень профессионализма в современном государственном управлении является предметом беспокойства во многих развитых государствах. Прежде всего, на повышение профессионализма и эффективности работы госслужащих направлены административные реформы в странах Запада. В демократических условиях к проведению таких реформ мотивируют не только геополитические и внешнеполитические вызовы и внутриэлитные перегруппировки в правящих верхах, но и требования, исходящие от гражданского общества, различных политических сил и групп влияния.

Самым популярным и продуктивным методологическим основанием в отечественных исследованиях стал структурно-функциональный метод. Политическое управление рассматривается как интегрирующая функция политической системы, обеспечивающая ее жизнедеятельность, структурирующая и направляющая политический процесс. Так, ведущий российский исследователь политического управления Л.В. Сморгунов понимает под ним в широком смысле «управление процессами прямой и представительной демократии, международными отношениями, а также менеджериальными подходами к государственному управлению». В узком смысле данный термин означает теорию и практику управления массовыми политическими кампаниями и политическими процессами влияния гражданского общества на государство. Как видим, петербургский ученый не включает в сферу политического управления локальные политии, которые являются одним из важнейших элементов гражданского общества.

В близком данному направлению ключе написаны и работы Г.В. Пушкаревой. Особое внимание исследователь обращает на когнитивные и поведенческие аспекты механизмов обратной связи «среда-политическая система» в процессе политического управления. Под политическим управлением она понимает, в первую очередь, управление политическим процессом посредством выборов.

Второе направление в изучении политического менеджмента на сегодняшний день можно назвать инструментальным (психологическим). Оно представлено работами психологов В.И. Жукова, А.В. Карпова и Л.Г. Лаптева, посвященных психологии управления в сфере политики. Характерной особенностью данных исследований стало изучение политического управления через способы и приемы эффективного управленческого труда, которые применяются в современной практике в стране и за рубежом.

Третьим направлением в исследовании политического управления - это культурологическое. Оно представлено исследованиями С.А. Морозова, Е.В. Морозовой, А.П. Зиновьева, Н.В. Кольба. Политическая деятельность является системообразующим фактором политической культуры. Будучи опосредованной политическим сознанием она объективируется в политическом управлении. В данном аспекте политическое управление предстает как важнейший институциональный механизм трансляции политических традиций, накопления и реализации реального политического опыта, развития политических инноваций в рамках реализации политических интересов различных социальных групп и отдельных индивидов.

В зависимости от методологических принципов, авторы по-разному решают вопрос о детерминантах управления в политике, но чаще всего сходятся в представлениях о структуре и механизмах политического управления. Политическое управление, в отличие от административного, не стимулирует наперед заданные процессы. С помощью политических соглашений и правовой базы оно создает каналы, через которые социальные объекты способны реализовать свои цели. После согласования интересов основных акторов политического процесса и принятия принципиальных политических решений вступают в действие административно-государственные механизмы для реализации этих решений. Эффективность реализации решений зависит от развитости каналов коммуникации, адаптационных возможностей политической системы к изменяющимся обстоятельствам, наличия достаточного количества ресурсов для достижения поставленных целей. Кроме того, в процессе реализации политических решений на уровне региона большую роль играет два фактора: политико-экономические интересы субъектов политического действия и политико-правовые основания воспроизводства региональных политических элит.

Обобщая подходы различных авторов к определению сущности политического управления, можно сказать, что областью реализации политического управления - является сфера политического, то есть оно направлено на регулирование деятельности субъектов политической системы: больших социальных групп с несовпадающими интересами. Являясь функцией политической системы политическое управление в то же время есть практическая деятельность совершенно конкретных субъектов системы - институтов, людей, общностей, групповых объединений. Поэтому практика политического управления опосредована культурой, архетипами, социальной памятью, историческими поведенческими и институциональными паттернами.

Российское общество - это сложная многомерная система совокупной деятельности людей, их отношения по разным поводам, одним из которых является политика, политическая жизнь личностей, социальных общностей. Практическая политическая деятельность происходит в рамках определенной общественно-политической системы. Она имеет внутреннюю структуру и выполняет определенные функции, основной из которых является согласование несовпадающих интересов больших социальных групп посредством выработки правил, их применения и суждения об эффективности применении. Политическое управление обеспечивает функционирования общественно-политической системы.

В наиболее общем виде под управлением понимается способность материальной системы сохранять свои основные параметры в условиях изменяющейся внешней среды, поддерживать со средой динамическое равновесие, самовоспроизводиться и самосовершенствоваться. Политическое управление рассматривается как один из видов социального управления, имеющий свою специфику. Выявить её представляется возможным, произведя анализ дефиниций этого понятия и того круга явлений и процессов, которые оно охватывает.

Политическое управление представляет собой сферу взаимоперехода политики в управление и обратно, область корректировки проводимой политики и принятых управленческих решений под действием конкретных обстоятельств и условий их реализации, включая диалог с обществом: учет позиций заинтересованных политических и социальных сил, вовлеченных в этот процесс. Политико-управленческие процессы нельзя сводить к отношениям господства и подчинения, рассматривая их лишь как реализацию политической воли субъекта. При таком понимании политического управления за его пределами в политике остается совокупность горизонтальных связей, т.е. отношения, не содержащие подчинения, власти. Анализ политического управления не может быть полным, если не учитываются особенности и характер субъектов управления.

Раскрытие роли политического управления в системе политических отношений обусловливается выделением его общих и специальных функций. К первым относятся аналитическая, целеполагающая, ресурсно-регулирующая, мотивационная, организационная, функция контроля; ко вторым - репрезентативная, интегративная, функции политической социализации, политической коммуникации, политической поддержки, ретрансляции и использования политического опыта.

Политическое управление необходимо исследовать в контексте политической системы, как одно из её свойств, обеспечивающих функционирование. Существует концепции политической системы. При всех различиях их объединяет стремление включить в анализ политической системы компоненты, связанные с политической культурой, ценностями, коммуникациями. Исследование политического управления, таким образом, также должно включать в себя анализ данных аспектов.

Нельзя отождествлять его с государственным управлением. С одной стороны, государство широко использует элементы административного, хозяйственного, социального управления, что выводит его управленческую деятельность за пределы политического. К тому же государственный аппарат тяготеет к выстраиванию «вертикальных» связей, жёсткой регламентации социальных процессов и контролю над ними. С другой стороны, участие в управленческих отношениях множества акторов, действующих относительно независимо от государства, не позволяет ему монополизировать сферу политического управления. В данном случае определяющую роль играет уровень развития гражданских структур, готовых вступать во взаимодействие с государством по поводу решения тех или иных актуальных проблем. Кроме того, некоторые проблемы в политической сфере могут разрешаться без непосредственного активного вмешательства государственных органов.

Определённый диссонанс создают такие термины, как «публичная политика», «государственная политика», «общественная политика», используемые для характеристики процессов управленческой деятельности. На наш взгляд, политическое управление включает в себя и способы воздействия общества на государство с целью оказать влияние на формирование политического курса в той или иной сфере (различные виды лоббизма, институциональное представительство элит и т.д.). Поэтому представляется более корректным использование терминов «публичная политика» и «публичное управление».

Рассматривая соотношение понятий «политическое управление» и «политический менеджмент», для избегания терминологических разногласий мы считаем целесообразным использовать первое из них, когда речь идёт о функции политической системы, и второе для обозначения более узких по смыслу областей.

В конечном итоге, проблему стабильной политической власти, обеспечения ее легитимности представляется возможным рассматривать в связи с проблемами формирования механизма управления в условиях политической трансформации, который может рассматриваться как объективный целенаправленный, многоцикличный процесс преобразования информации в двух взаимосвязанных, замкнутых обратными связями контурах. Один из них способствует сохранению устойчивости управляемого объекта, обеспечивается процесс саморегуляции, в другом - развитие и саморазвитие путем отбора накопленной информации. Сегодня стоит вопрос о выработке механизма осуществления политики в Российской Федерации. По-видимому, этап стихийности, «самореализации» принятых нормативных актов, касающихся вопросов регулирования процессов в политической сфере, позади. На первый план выдвигается задача создания системы согласования приоритетных интересов политико-административных элит субъектов РФ и федерального центра. Необходим механизм, обеспечивающий мобилизацию созидательного потенциала в процессе системных преобразований в российском обществе.

Итак, политическое управление трактуется как целенаправленная деятельность субъектов политики, в т.ч. - политических элит, обладающих властными полномочиями и ресурсами, по реализации стратегического курса развития общества. Политическое управление в глобализируемом мире коренным образом трансформируется. В системе его субъектов устанавливаются координационные взаимодействия органов исполнительной власти с бизнес-структурами и неправительственными организациями. Политическое управление становится более сложным по строению. Оно включает в себя не только разработку, реализацию и контроль за исполнением политико-властных решений, но и участие граждан в проведении политического курса, независимый общественный аудит эффективности государственной политики. Механизмы политического управления играют важнейшую роль в обеспечении стабильности и развития политической системы. В иерархии современных целей политического управления следует выделить: безопасность, целостность, эффективность и устойчивость политической системы. Политическое и государственное управление представляют собой два поля управленческой деятельности, частично пересекающихся друг с другом.

Таким образом, можно сделать выводы по первой главе.

Политическая элита определена в качестве социальной группы, являющейся субъектом подготовки и принятия важнейших стратегических решений в сфере политики. Политическая элита представляет собой группу, которая достигла самого высокого политического статуса. Это привилегированная, политически господствующая группа лиц, занимающих руководящие позиции в общественных институтах и непосредственно влияющих на принятие властных решений в обществе. Составляя меньшинство в обществе, политическая элита располагает значительными ресурсами власти, влияния и финансирования, способными транслировать её собственный выбор зависимых от неё рядовых граждан. Она обладает необходимыми для этого ресурсами: экономическими, политическими, административными, информационными. Элиты создают нормы, по которым вынуждены жить все слои общества, оказывают определяющее влияние на процессы принятия политических решений. Элита обеспечивает согласование интересов акторов политического процесса.

Политическое управление трактуется как целенаправленная деятельность субъектов политики, в т.ч. - политических элит, обладающих властными полномочиями и ресурсами, по реализации стратегического курса развития общества. Политическое управление в глобализируемом мире коренным образом трансформируется. В системе его субъектов устанавливаются координационные взаимодействия органов исполнительной власти с бизнес-структурами и неправительственными организациями. Политическое управление становится более сложным по строению. Оно включает в себя не только разработку, реализацию и контроль за исполнением политико-властных решений, но и участие граждан в проведении политического курса, независимый общественный аудит эффективности государственной политики. Механизмы политического управления играют важнейшую роль в обеспечении стабильности и развития политической системы. В иерархии современных целей политического управления следует выделить: безопасность, целостность, эффективность и устойчивость политической системы. Политическое и государственное управление представляют собой два поля управленческой деятельности, частично пересекающихся друг с другом.

2. Роль политических элит России в управлении политическими процессами на Северном Кавказе

.1 Ресурсы влияния и стратегии элит в политических процессах на Северном Кавказе

Существующие исследования роли политических элит в политическом развитии северокавказских республик, как правило, концентрируют внимание на этнократии и внутрирегиональном уровне элитной организации. Но не надо забывать, что республики Северного Кавказа являются неотъемлемой частью Российской Федерации. Следовательно, в их политическом пространстве действуют элиты и федерального, и республиканского, и муниципального уровней. Своеобразен статус полномочных представителей Президента Российской Федерации в федеральных округах и аппарата полпредств. С одной стороны, они территориально ограничены в своих полномочиях на макрорегиональном уровне. С другой стороны, они являются частью федеральной административно-политической элиты, поскольку реализуют ее политику и организационно соподчинены центру. Кроме того, в республиках Северного Кавказа нарастает роль контрэлит, руководящих внутриэтническими кланами и территориальными группами, религиозными сообществами. Нам представляется, что в рамках политического анализа надо рассматривать всю совокупность элит, влияющих на северокавказские политические процессы.

Начнем с рассмотрения статуса полномочных представителей Президента Российской Федерации в федеральных округах и аппарата полпредств. Они были созданы согласно Указу Президента Российской Федерации от 13 мая 2000 г. В Конституции Российской Федерации нет упоминания о федеральных округах и полномочных представителях Президента РФ в них. Поэтому потребовался этап легитимизации новых структур, которая в отсутствии юридического механизма полностью зависела от активности полпредов. На полпредов возлагались три основные группы функций:

организовывать контроль за исполнением федеральных законов, указов и распоряжений Президента РФ, за реализацией правительственных программ;

координировать деятельность территориальных органов федеральных органов исполнительной власти;

согласовывать кандидатуры для назначения на должности федеральных государственных служащих и на иные должности, если это относится к компетенции федеральных органов власти.

Созданные 2000 г. округа были призваны решить политические задачи. На полномочных представителей президента в округах возлагалась обязанность обеспечивать реализацию конституционных полномочий главы государства в пределах соответствующего федерального округа, повышение эффективности деятельности федеральных органов государственной власти и совершенствование системы контроля исполнения их решений.

Одной из важных, хотя и не заявленных публично, задач при создании округов было уменьшение концентрации власти в руках руководителей субъектов федерации. В 1990-х гг. в результате «парада суверенитетов», при слабости федеральной власти, неэффективности управленческого воздействия из федерального центра у президентов республик и губернаторов краев и областей сосредоточился огромный объем формальных и неформальных полномочий. Главы субъектов федерации были влиятельными и самостоятельными политическими фигурами на политическом поле России. В республиках эта концентрация власти вела к росту замкнутости, клановости, этнократии.

Вместе с тем, практически в начале работы полномочия полпредов стали изменяться в сторону расширения. 25 мая 2000 г. Президент России ввел полпредов (по должности) в состав Совета Безопасности РФ, что приравняло их по статусу к Руководителю Администрации Президента РФ. В июне 2000 г. образованы управления Генеральной прокуратуры РФ в федеральных округах, которые возглавили заместители Генпрокурора. Аналогичные главные федеральные управления по округам созданы в Министерстве юстиции РФ. Их наделили надзорными и управленческими функциями по отношению к прокурорам и управлениям Минюста в субъектах федерации. Вместе с тем, указом Президента РФ от 30 января 2001 г. полпреды стали обязаны руководствоваться распоряжениями Руководителя Администрации Президента. Они координировались сначала Главным территориальным управлением Администрации Президента РФ, а после его упразднения в 2004 г. - Управлением Администрации Президента РФ по внутренней политике.

Таким образом, статус полпредов в федеральных округах соответствовал цели рецентрализации государственной власти, усилению контроля и единства исполнительной власти. Решалась политическая задача: превратить полпредов (до 2000 г. существовала одноименная должность на уровне 89 субъектов федерации) из «агентов влияния» региональных элит в институт централизованного контроля над региональными элитами. Дальновидным было решение изменить первоначальное название округа (Северо-Кавказский) на Южный федеральный. Этим обозначалась установка на конструирование южнороссийской региональной идентичности как инварианта российской, в которой постепенно снижалась конфликтогенность сочетания кавказской этнической и конфессиональной идентичностей, обозначившаяся после распада Советского Союза. На укрепление российской идентичности работало включение в состав ЮФО экономически развитых Астраханской и Волгоградской областей.

Разумеется, столь важная реформа потребовала не только пересмотра полномочий полпредов, но и кадрового обеспечения. Характерно, что в первом составе полпредов, назначенных в 2000 г., преобладали представители элит военных и правоохранительных органов с соответствующим образованием и жизненным опытом. Так, полпредом по Южному федеральному округу с 2000 по 2004 гг. работал отставной генерал В.Г. Казанцев, позже полпредами стали профессиональные юристы Д.Н. Козак и В.В. Устинов.

Важен и состав структурных подразделений полпредства по Южному федеральному округу (с января 2010 г. - по ЮФО и Северо-Кавказскому федеральному округу). Первоначально они заполнялись влиятельными политиками, имевшими самостоятельность от глав регионов, а подчас, и конфликты с ними. Так, в аппарате полпредства работали отставной президент Адыгеи А.А. Джаримов, претендент на выборах президента Карачаево-Черкесии С. Дерев и др. Это обеспечивало определенный противовес влиянию действующих президентов северокавказских республик.

Постепенно полпредство расширяло свои функции. Создается Южно-Российская парламентская ассоциация в качестве совещательного органа. Полпредство выступает арбитром во многочисленных внутриреспубликанских конфликтах. С 2005 г. полпред получает право предлагать Президенту РФ на согласование кандидатуры на должность высших должностных лиц (президентов) республик. Следовательно, координирующие и наблюдательные функции постепенно дополняются властно-управленческими.

Основные задачи в военно-политической и правовой сферах удалось решить первому полпреду Президента в ЮФО генералу армии В.Г. Казанцеву. Несмотря на неопределенность своих полномочий, он довел до конца подавление сепаратизма и основных баз международного терроризма, Чечня де-факто вернулась в состав Российской Федерации, а региональное законодательство было приведено в соответствие с федеральным. Объективно ограничивая «суверенные» привилегии региональных лидеров путем силового давления, полпред со многими из них испортил отношения. Для системного решения проблем округа у полпредства не хватало не только полномочий, соответствующих механизмов, но и каких-либо существенных ресурсов, в т.ч. финансовых. Тем не менее, полпредство инициировало создание или оживление общерегиональных структур, обеспечило разработку ФЦП «Юг России» на 2001-2006 гг. с привлечением лучших научных и экспертных сил региона и других центров.

Полпреды стремились системно повлиять на политические процессы на Северном Кавказе. Полпреды В.Г. Казанцев и Д.Н. Козак активно участвовали в урегулировании и разрешении наиболее сложных и взрывоопасных ситуаций. Полпреды немедленно выезжали в зоны конфликтов и терактов, принимали оперативные решения по снятию остроты ситуации, восстановлению нормальной жизнедеятельности на пострадавших территориях. Они осуществляли ситуативный антиконфликтогенный менеджмент, т.е. реагировали на случившиеся события и устраняли негативные последствия конфликтов.

В целом негативные последствия для реализации задач округа имела частая смена полпредов в ЮФО (в других округах подобная практика не сложилась), т.к. на вхождение в сложный клубок проблем, ментальные особенности региональных элит уходило не менее года, что сказывалось на запаздывании федеральных властей, на эффективности и результативности регионального управления.

Сложность ситуации заключалась в том, что военно-политические, правовые, социально-экономические и духовно - культурные проблемы необходимо было решать не поочередно, а одновременно. Смена силового полпреда В.Г. Казанцева в 2004 г. на полпреда-менеджера В.А. Яковлева была преждевременной, т.к. борьба с террористическим подпольем была далека от завершения. Предпочтительней был вариант своего рода «дуумвирата», как это было в Кавказском наместничестве времен Российской империи. Полпред-силовик (наместник) и его достаточно автономный заместитель гражданский менеджер (вице-губернатор). Полуопальный второй полпред, воспринятый первоначально в регионе полуиронично, т.к. абсолютно не был знаком со спецификой Северного Кавказа, через несколько месяцев глубоко разобрался в социально-экономических проблемах региона и вышел на интересные интеграционного характера крупные межрегиональные проекты, в том числе модернизацию транспортной инфраструктуры ЮФО, улучшение инвестиционного климата и создание позитивного имиджа региона, более активного использования коммуникативных технологий, разрушения негативных стереотипов.

Планы были забыты после трагических событий в Беслане (2004 г., сентябрь), которые стали поводом для смены полпреда. Новый полпред Д.Н. Козак в отличие от своих предшественников получил реальные административные полномочия и обладал символическим капиталом включенности в узкий высший круг правящей элиты. Незаурядный бюрократ, он идеально наладил работу своего аппарата, но сделал ее более закрытой, нормализовал отношения с этнократиями республик и региональными элитами и начал административными методами частичную ротацию региональных лидеров. Он лично участвовал в блокировании острых стадий конфликтов на местах, но проблемы не решались. Удачная социально-экономическая конъюнктура, период относительной этнополитической стабильности не были использованы для перехода к развитию региона, федеральные и региональные власти удовлетворились хрупкой функциональной стабильностью и «социальным контрактом» друг с другом.

Одновременно с назначением в 2004 г. Д.Н. Козака на должность полпреда в ЮФО подписан указ Президента РФ о создании Межведомственной комиссии по вопросам координации деятельности федеральных органов исполнительной власти в Южном федеральном округе. Это существенно укрепило правовую основу деятельности полпредства в ЮФО и показало, что руководство страны выделяет округ как ключевой для преодоления сепаратизма. В 2005 г. Д.Н. Козак направил Президенту РФ пакет законопроектов, направленных на стабилизацию ситуации. Среди предлагаемых мер - внешнее антикризисное управление в дотационных субъектах федерации, к числу которых относятся все республики Северного Кавказа.

Под руководством Д.Н. Козака сразу после его назначения на должность полпреда проведен всесторонний анализ политических процессов. К этой работе впервые период привлечены ученые всего ЮФО. В 2005, 2006, 2007 гг. проведены четыре встречи полпреда с учеными Южного научного центра РАН, на которых обсуждались сценарии развития Юга России, перспективы преодоления региональных конфликтов, борьба с коррупцией и теневой экономикой.

Одна из главных задач, заявленных Д.Н. Козаком на посту полпреда, - необходимость ликвидировать клановость власти в южных республиках, а также борьба с коррупцией. Именно при полпреде Д.Н. Козаке произошла смена значительной части республиканских элит. В качестве основной системной меры по улучшению положения на Юге полпред ставил резкое изменение социально-экономической обстановки в регионе и, прежде всего, увеличение занятости населения.

Одновременно Д.Н. Козак возглавил Комиссию по координации действий федеральных органов исполнительной власти в Южном федеральном округе, в которую вошли многие федеральные министры. Это означало существенное расширение полномочий полпреда и предвосхитило законодательно оформленное в 2010 г. совмещение А.Г. Хлопониным должностей полпреда в Северо-Кавказском федеральном округе и вице-премьера Правительства РФ.

Последующие полпреды, не обладавшие возможностями Д.Н. Козака, в условиях, когда экономический маятник неуклонно с 2008 г. сдвигался в сторону напряженности, не проявляли значительной активности, несмотря на сигналы экспертного сообщества. В это же время социально-экономические проблемы в субъектах накапливались, бандполье перегруппировалось и, используя сетевые технологии, расползлось по Северному Кавказу.

Созданием Северо-Кавказского федерального округа (СКФО) в январе 2010 г. политическое руководство страны послало четкий сигнал обществу, что Северный Кавказ - предмет первоочередной заботы государства и краеугольный камень безопасности России. Основной позитив создания нового округа - это информационно-идеологический импульс, который федеральная власть послала обществу: власть осознает опасность положения на Юге, она рассматривает Северный Кавказ как неотъемлемую часть российского государства и готова принять все меры и нести все необходимые издержки для изменения ситуации на Северном Кавказе в лучшую сторону. Само наделение полпреда Президента РФ А.Г. Хлопонина полномочиями вице-премьера Правительства РФ создает прецедент, который может быть истолкован как введение для указанных субъектов РФ внешнего антикризисного управления де-факто. Решение, мотивированное необходимостью преодолеть экономическую неэффективность, дотационность, коррумпированность и социальную базу экстремизма и терроризма на этнорелигиозной почве. Основания вполне достаточные для принятия такого решения с социально-экономической точки зрения и проблем безопасности на Северном Кавказе. Тем более, что идея необходимости введения «территориального» вице-премьера для Северного Кавказа периодически выдвигалась экспертами с начала 90-х годов XX века.

Основной негатив - «концентрация» проблем. Округ включает наиболее проблемные как с точки зрения социально-политической стабильности, так и экономического развития субъекты федерации на Юге. Свои особенности имеет этническая структура округа. Русские составляют 30,1% населения СКФО (в бывшем ЮФО - более 66%). Создание СКФО существенно изменило конфигурацию Южного макрорегиона. Фактически границы округа прошли по ставшему явным расколу Юга России на модернизирующийся Запад и депрессивный Восток. Важно и то, что наблюдаются не просто падение уровня экономического развития в республиках Северного Кавказа, но и качественное изменение производственного процесса, демодернизация экономики. Почти полностью прекратила существование современная индустрия, в которой была занята основная часть русского населения. Отход от современных стандартов производства стал одной из причин архаизации экономики - этноклановой приватизации, моноэтничности управленческих кадров, отсутствия профессионального подхода, что выступает конфликтогенным фактором.

Большой естественный прирост населения при распаде производств вызывает высокую трудоизбыточность, стимулирует миграционную активность трудоспособного населения. Закрытие современных заводов и фабрик привело к низкому престижу инженерного образования и современных видов трудовой деятельности. Одновременно «раздутой» является гуманитарная сфера. Молодежь стремится получить экономическое или юридическое образование, после чего вливается в обширный отряд безработных.

Перед полномочным представителем Президента РФ в Северо-Кавказском федеральном округе, вице-премьером Правительства России А.Г. Хлопониным поставлены преимущественно экономические задачи, хотя как полпред он будет заниматься выполнением обязанностей в президентской вертикали - по кадрам, по работе с силовыми и правоохранительными структурами, что входит в круг деятельности полпредов во всех округах и не является специфичным для СКФО.

То, что отличает статус полпреда в СКФО А.Г. Хлопонина, это как раз экономические приоритеты в его деятельности, реализуемые через совмещение с должностью в правительстве. Характеризуя поле работы нового полпреда, тогдашний Президент России Д.А. Медведев отметил, что за последние годы власти научились решать на Северном Кавказе «целую совокупность правоохранительных задач, научились бороться с бандитами, хотя, к сожалению, они там еще есть», но пока в регионе «тяжело идут экономические проекты».

Являясь одновременно вице-премьером правительства, А.Г. Хлопонин получил пакет поручений по линии экономического развития:

-Разработка стратегии развития округа.

-Улучшение инвестиционного климата.

-Разработка инвестиционных проектов.

-Качество жизни граждан.

-Наведение порядка в госаппарате.

Работа А.Г. Хлопонина на должности полпреда в СКФО свидетельствует о том, что характер его деятельности будет существенно отличным от его предшественников по ЮФО. Специфика задач, поставленных перед ним руководством страны, как и собственные выступления и заявления полпреда, свидетельствуют о том, что смысл его деятельности будет заключаться не в ситуативном, а в системном антиконфликтогенном менеджменте. Другими словами, поставлена задача изменить обстановку в регионе путем изменения экономических основ жизни.

Бесспорно, улучшение экономической ситуации, особенно уменьшение остроты проблемы занятости положительно скажется на жизни людей, их настроениях и улучшит обстановку. Однако представление о том, что экономическими мерами можно разрешить этнополитические проблемы, меж-, внутриконфессиональные и государственно-конфессиональные проблемы и напряжения, является чрезмерным упрощением и не подтверждается мировым опытом. Наоборот, хорошо известно на примере многих стран, что экономический рост даже обостряет межэтнические и межконфессиональные проблемы и противоречия, вызывает конкуренцию между этническими группами за новые ресурсы и возможности.

Судя по выступлениям в регионах Северного Кавказа, А.Г. Хлопонин входит в хитросплетения кавказских проблем: неизбежность трансформации границ округа, модернизация социальной среды и смена элит, профилактика экстремизма и терроризма, «русский вопрос», некоторый поворот к институтам гражданского общества на Северном Кавказе и т.д. В то же время заметно увлечение экономической составляющей, при важности которой она не снимает этнополитических проблем.

В Северо-Кавказском федеральном округе именно этнополитические и этноконфессиональные проблемы являются основой затяжного регионального кризиса. Эти проблемы являются мощным препятствием экономического развития, капитал «обтекает» стороной территории с такой концентрацией рисков.

Новый федеральный округ создан не в силу остроты экономических проблем, а в силу особой концентрации социально-политических, этнополитических, этноконфессиональных рисков для российской государственности. Смысл создания нового округа - решение именно политических проблем, содержание которых изложено в серии выступлений Президента РФ в 2009 г. Поэтому антиконфликтогенный менеджмент должен стать основой системного управленческого воздействия на регион.

Перейдем к анализу субнационального уровня политических элит, их ресурсной базе и стратегиям активности. Следует различать административно-политические элиты субъектов федерации, состав которых определяется по занимаемым государственным либо муниципальным должностям, а также этнические элиты. Их состав на Северном Кавказе связан с активистами неправительственных организаций - этнополитических, религиозных, традиционно-клановых. Вместе с тем, между данными отраслевыми элитами есть обмен кадрами, ресурсами влияния, политико-идеологическими проектами.

Структура политической элиты постсоветской России связана со структурой органов государственной власти в стране, но это формальный аспект. Огромную роль в политическом процессе играет также неформальная структура элит, прежде всего, группировки и кланы внутри элиты, ведущие открытую или чаще скрытую борьбу за власть и влияние. Каждая элитная группировка возглавляется лидером, который обычно контролирует ту или иную государственный орган власти или регион. Между ним и членами группировки возникают клиентарные отношения. В современных условиях, как считает М.Н. Афанасьев, «реальными структурными единицами властвующего слоя - факторами, чья деятельность структурирует сферу власти, - выступают клиентарные группировки», принимающие форму патроната.

Можно выделить некоторые типичные для клановой элиты отличительные характеристики:

скрытый и независимый от общества процесс подготовки и принятия решений. Лица, принимающие решения, руководствуются не национальными, а групповыми (клановыми или «семейно-родовыми») интересами, главным из которых является удержание власти;

-стремление к монополизации власти путем установления контроля над наиболее влиятельными финансово-промышленными группировками и СМИ;

-правовой нигилизм в отношении к действующему законодательству, рассмотрение его как инструмента по достижению политического доминирования;

-назначение на ответственные должности людей, главным «достоинством» которых являются не профессиональные и деловые качества, а неуклонное следование интересам господствующей политической группировки в соответствии с принятыми правилами игры («понятиями»).

Региональные российские элиты формируются по примерно таким же правилам, хотя процессы их рекрутирования имеют существенные особенности и варьируются в зависимости от традиций конкретного региона.

Новизна темы определяется также недостаточным изучением роли этнополитических элит как актора политических процессов в условиях Северного Кавказа. Они воспроизводились в годы советской власти номенклатурной системой по общему государственному образцу. Представители номенклатуры перед тем, как получить высшие должности, как правило, работали в центральных органах власти. Руководящих работников назначал ЦК КПСС. Подобная практика оказала серьезное влияние на рекрутирование элит.

Но прежде, чем анализировать рекрутирование элиты в постсоветский период, попытаемся проследить динамику процесса в историческом ракурсе, поскольку особенности социально-экономического и исторического развития, социокультурная специфика макрорегиона находят отражение в настоящее время.

Система советского федерализма при наличии стратегии формирования «советского народа» посредством «расцвета и сближения советских наций» не только не сохраняла, но и в значительной степени генерировала политические притязания этнических элит. Объективная основа для притязаний складывалась благодаря ускоренному социально-экономическому развитию союзных и автономных республик, областей и округов за счет всемерной поддержки центра. Она получила дополнительный импульс в постсоветское время, когда обретение большей самостоятельности от центра было истолковано элитами как обретение национальной государственности.

Ключевая характеристика полиэтничного и поликонфессионального макрорегиона Северного Кавказа - жесткая взаимообусловленность социокультурных, этнополитических и экономических процессов. Указанное переплетение разнопорядковых факторов усиливает взаимодействие (прямые и обратные связи) факторов, создает своеобразный замкнутый круг причинно-следственных связей.

Эта особенность усилилась в конце 1980-1990-х гг. в силу ряда объективных причин. В период «перестройки» и последующие годы актуализировались этнический и религиозный компоненты элитогенеза, которые в отдельные моменты приобретали значение главного фактора. Разрушение всей советской системы и «полураспад» России, открыв новые возможности для политического конструирования Северного Кавказа, чрезвычайно усилили значимость этнополитического принципа как основы стратификации общества. Новая политическая реальность в условиях слабости федерального центра была закреплена правовыми средствами - «суверенизацией» автономий, конституционным оформлением притязаний титульных наций на верховенство. Это, в свою очередь, актуализировало этнополитические и территориальные противоречия и конфликты между республиками Северного Кавказа и внутри самих республик между титульными народами, а также титульными народами и другими группами населения. В условиях архаизации экономической и социокультурной сфер обращение к этническому началу стало неизбежным. Приоритетное значение по сравнению с гражданскими правами и свободами вновь приобрела этноклановая характеристика (принадлежность к роду, клану, этносу, религиозной общине).

В республиках Северного Кавказа прослеживается сильное влияние этнических элит на политический процесс. Этнические элиты играют как позитивную, так и деструктивную роль в ходе и разрешении конфликтов. Стремление этнических элит прийти к власти на волне распада СССР, суверенизации автономий РСФСР в 1990-1992 гг. стало дополнительным фактором политической напряжённости. Этнические элиты имеют возможности для влияния на массы, так как опираются на традиционные институты и практики, политическую культуру населения.

Во взаимодействии федеральных и региональных властвующих элит прослеживаются две основные тенденции: 1) жесткая конкуренция в борьбе за ресурсы в условиях их дефицита; 2) неформальные соглашения («пакты») о разделе сфер влияния путем обмена ресурсами.

В интересующем нас аспекте особенно важна вторая тенденция. Ее суть в том, что федеральная элита для удержания власти ищет опору в лице региональных элит. Поддержка центральной элиты региональными «вознаграждается» тем, что региональным элитам прощаются злоупотребления. Практика взаимного политического торга приводит к внутреннему разложению элит и их дальнейшему отчуждению от интересов общества.

Подтверждение гипотезы: с середины 1990-х гг. республики Северного Кавказа демонстрируют «управляемое» голосование. Так, от первого ко второму турам выборов Президента РФ (июнь-июль 1996 г.) уровень поддержки основных конкурентов - Б.Н. Ельцина и Г.А. Зюганова в республиках полностью изменился. Это повлекло за собой федеральные дотации в экономику Северо-Кавказских республик, прощение коррупционных скандалов и подтасовок голосований. Характерна поддержка правящей партии на выборах на уровне 75% и выше. На 2010 г., по расчетам Н.В. Зубаревич, дотационность консолидированных бюджетов республик Северного Кавказа колебалась от 58% в Адыгее и Кабардино-Балкарии до 90% в Ингушетии.

Экспертный опрос представителей административных элит ЮФО в 2001 г. показал, что основные «недостатки» элит - коррумпированность (71,4% ответов), недостаточный профессионализм (68,6%), подбор руководящего состава по родству и дружбе (42,9%), закрытость процесса принятия решений для посторонних (40%). Большую роль в формировании состава элит играют неформальные внутригрупповые нормы и ценности, неправовые ограничения, введенные клиентелой главы региона.

Более поздние социологические опросы подтвердили данные тенденции. Так, в июле 2007 г. Российская академия государственной службы организовала анкетный опрос в 14 субъектах РФ (выборка 2000 чел.), в т.ч. - в 11 регионах Южного федерального округа (свыше 1600 чел.). На вопрос «Какие факторы в ближайшем будущем будут определять прочность пребывания в эшелонах власти?» массовые респонденты всех регионов выстроили такую последовательность: богатство - 46,8%; профессионализм - 44,7%; престижное образование - 30,1%; лояльность политическому режиму - 28%.

Наблюдается различие восприятия качеств элит опрошенными жителями республик (Адыгея, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия, Северная Осетия-Алания) и краев (Краснодарский и Ставропольский края). Так, в оценках «центров власти» жители республик большее место отводили полпреду Президента РФ (4-е ранговое место - 21,4%). А жители краев отводят влиянию представителя Президента в системе региональной власти более скромное место (7-я ранговая позиция, 17%). Среднее значение по ЮФО - 19,6%.

В ранжировании факторов, определяющих прочность положения во власти, население республик отдает больший приоритет влиянию «богатства, денег» (2-я ранговая позиция, 38,3%), а население «славянских» субъектов оценивает значимость этого фактора ниже (5-я ранговая позиция, 30,6%). Среднее значение по ЮФО - 36%.

Касаясь основных требований, которым должна удовлетворять элита, жители республик ниже оценивают значимость фактора «высокой нравственности» (8-я ранговая позиция, 25,9%), а респонденты в краях дают более высокие оценки (3-я ранговая позиция, 33,1%). Средняя по ЮФО - 33,4%.

Большие расхождения связаны с ответами на вопрос о том, что региональные элиты по качественным критериям не вполне соответствуют своему статусу. Так, 58,4% жителей республик согласны с этим, но лишь 46,1% жителей краев разделяют эту позицию при среднем значении по ЮФО 49,1%.

Значительны расхождения, касающиеся оценки вхождения в состав элит представителей криминальных кругов. У жителей республик эти оценки разделяют 51,7% респондентов, у жителей краев - 40,3% при среднем значении по ЮФО - 42,3%. Это касается также оценок недостатков в деятельности элит. Жители республик намного чувствительнее относятся к «подбору руководства по родственным и приятельским признакам» (46% при 30,3% в краях и 37,3% в среднем по ЮФО). Весьма отличаются и предпочтения предлагаемых типов руководителя: у жителей республик гораздо больше запрос на «патриотов» (56,8%, против 39,9% в краях и 45,8% в среднем по ЮФО), а население Кубани и Ставрополья почти в равной степени предпочитает и «патриотов», и «прагматиков» (36,3% против 29,6% среди жителей республик).

Третий из массовых анкетных опросов был проведен Северо-Кавказской академией государственной службы в апреле-мае 2009 г. (около 1500 респондентов, 12 субъектов федерации в ЮФО до его разделения). На вопрос «Кто в значительной степени способствует объединению людей, проживающих на территории ЮФО?» респонденты назвали (по убывающей) «государственную власть в субъектах РФ в соответствии с ее компетенцией» - 17,55%; «общественные организации и объединения» - 13,87%; «местное самоуправление» - 13,46%; «религиозных деятелей» - 12,51%; «полномочного представителя Президента РФ в ЮФО» - 6,22%. На наш взгляд, это крайне тревожный признак децентрализации власти элит и низкой популярности полпредств в массовом мнении. Характерно, что на вопрос «Кто в значительной степени способствует объединению людей, проживающих на территории ЮФО - власть или гражданское общество?» респонденты из краев и областей дали сбалансированные ответы (власть и гражданское общество - по 35,94%), а в Карачаево-Черкесии рейтинг элит низок (23,84% в сравнении с 41,06% у гражданского общества). Настораживает и то, что от 22,7 до 30,71% опрошенных затруднились с ответом (КЧР, Ингушетия, Чечня).

Рассогласование статусов и интересов элит в ряде северокавказских республик нередко уравновешивалось сменой политических лидеров, не всегда без осложнения политической ситуации. Например, итоги избирательной кампании по выборам президента Республики Адыгея в 2002 г. показали, что смена поколений не вела к демократизации политических установок элит. Скорее, произошло замещение одних недемократических установок другими, что тормозит демократизацию политической системы.

Анализируя структурные характеристики политических элит, имеет смысл обратиться к биографическим социально-статусным параметрам их высшего состава: глав администраций (президентов республик и губернаторов), глав правительств и законодательных собраний (около 40 чел.). Вот как характеризовал этот состав А.В. Понеделков на начало 2000-х гг. по Южному федеральному округу (в 13 субъектах РФ - 8 республиках, 5 краях и областях). Средний возраст выборки по всем регионам был 53,6 года, образовательный уровень - все имели высшее образование, а 47,2% - два и более высших образования, 33,3% имели ученую степень кандидата или доктора наук. Сравнение показало, что лидеры республик несколько моложе (52,6 лет против 55,2). Они гораздо реже имели техническое и аграрное образование (59% против 80%) и, соответственно, чаще - социогуманитарное. Лидеры республик резко выделялись на фоне областных и краевых наличием ученых степеней - 43% в сравнении с 20%.

Мы провели количественный анализ новой когорты высших должностных лиц республик Северного Кавказа в сравнении с губернаторами краев и областей Юга России по их официальным биографиям (август 2012 г.). Средний возраст выборки по всем 13 регионам - 51,5 года, образовательный уровень - все имеют высшее образование, а 30,8% - два и более высших образования, 69,2% имеют ученую степень кандидата или доктора наук. Сравнительный анализ показал, что лидеры республик несколько моложе (49,6 лет против 53,7). Они гораздо реже имели техническое и аграрное образование (28,6% против 60%) и, соответственно, чаще - социогуманитарное. Лидеры республик в 2012 г. отстают от областных и краевых губернаторов по наличию ученых степеней - 71,4% в сравнении с 83%. Итак, в сравнении когорт 2000 и 2012 гг. состав глав регимонов немного помолодел, возрос удельный вес лиц с социогуманитарным образованием и учеными степенями. В то же время, сократилась доля высших должностных лиц с двумя высшими образованиями, что связано со сменой поколений.

В этих условиях каждая из элит видит гарантию защиты своих прав и интересов (не только законных) в участии в «дележе» государственной власти или, более того, в выделении из состава двух- и многотитульных республик, их федерализации и создании (восстановлении) этнической государственности в виде административных районов - муниципальных образований.

Из удавшихся проектов подобного рода можно отметить выделение двух, по сути, этнических районов Карачаево-Черкесии - Абазинского и Ногайского. Из нереализованных можно выделить стремление разделить Карабудахкентский район Дагестана на две части по этническому принципу. Несмотря на неоднократные попытки укрупнения районов в Дагестане, они последовательно дробились на все более мелкие. В итоге на площади в 50,3 тыс. кв. км с населением 2,6 млн. чел. в настоящее время располагается 41 район, в то время как в Ростовской области на территории в два раза меньшей при населении в 4,4 млн. чел. существует 42 района.

В полиэтничных республиках на Северном Кавказе, независимо от числа «титульных» народов, использование демократических механизмов формирования государственной и муниципальной власти само по себе не отменяет национальной «окрашенности» власти, что в большей или меньшей мере характерно для любого государства. Осознание данного факта заставляет политические элиты республик искать определенный компромисс при формировании органов власти. Формально существующая избирательная система не препятствует тому, чтобы наиболее крупные этносы смогли сформировать относительно однородный в этническом плане парламент. Однако этого не происходит, в той или иной мере сохраняется представительство различных этнических групп в законодательных и исполнительных органах власти. Правовое оформление соответствующих процессов имеет «вспомогательное» значение.

В Республике Адыгея был конституционно закреплен принцип паритета при формировании республиканских органов законодательной и исполнительной власти. На первых выборах после принятия конституции это дало возможность адыгейцам получить примерно 42% мест при том, что они составляли чуть больше 22% населения республики. Так было обеспечено общественное согласие, несмотря на опасность «взрыва» ситуации из-за противоречий между демократической оппозицией и этнонациональным движением.

Соответствующая норма отменена в процессе приведения конституции Адыгеи в соответствие с Конституцией России в 2000-2001 гг. Тем не менее, в современном составе парламента - Государственного Совета (Хасэ) Республики Адыгея - адыгейцы занимают 49% мест, составляя 24,2% населения, а численно доминирующий этнос - русские (64% по переписи 2002 г.) - всего 45% мест. В пересчете на число жителей получается один депутат от 13 тыс. русских, украинцев и белорусов и один депутат от 5 тыс. адыгейцев. В органах исполнительной власти ситуация несколько иная. На 2007 г. русские занимали 55% должностей, адыгейцы - 45%.

В Карачаево-Черкесии титульными считаются пять этносов: абазины, карачаевцы, ногайцы, русские, черкесы. За последние 10-15 лет произошло заметное изменение этнического состава: уменьшилась доля русских и увеличился процент остальных этнических групп. В первую очередь возросла доля карачаевского этноса, в меньшей степени (в абсолютных цифрах, в относительных их рост тоже довольно значителен) - других титульных народов в населении. Одновременно с этим существенно увеличилось число карачаевцев в Законодательном собрании республики: от 20% в 1989 г. до более чем половины состава в 2007 г. Такой взлет особенно заметен на фоне резкого сокращения русских депутатов - до 18% от общего числа.

Дагестан является самой полиэтничной республикой. Последовательная реализация принципа пропорционального представительства основных («титульных») этносов (их 14, что рекорд) является для Дагестана жизненно важной. И данный принцип выдерживается достаточно жестко, начиная с советских времен. Депутатские места распределяются в полном соответствии с долей того или иного этноса в населении республики. Фактически действует принцип равенства не индивидов, а этнических групп, каждая из которых гарантированно представлена во властных органах в соответствии со своей долей в населении республики. Единственное заметное превышение по составу Народного Собрания как высшего законодательного органа Дагестана образца 2003 г. было в пользу русских (4,7% населения и 8,3% депутатских мандатов).

Указанный принцип пропорционального представительства оговорен в Конституции Республики Дагестан от 26 июля 1994 г. В ст. 72 говорилось, в частности: «В Народном Собрании гарантируется представительство всех народов Дагестана. Порядок избрания депутатов и механизм обеспечения такого представительства устанавливаются законом». Аналогичным образом гарантировано представительство титульных этносов в другом высшем органе власти республики - Государственном Совете («коллективном президенте»). Ст. 88 гласила: «Государственный Совет Республики Дагестан состоит из 14 человек и формируется Конституционным Собранием Республики Дагестан. В состав Государственного Совета Республики Дагестан входят Председатель Государственного Совета Республики Дагестан, Председатель Правительства Республики Дагестан в качестве первого заместителя Председателя Государственного Совета и другие лица, избранные Конституционным Собранием Республики Дагестан с учетом многонационального состава населения республики. В состав Государственного Совета не может входить более одного представителя одной и той же национальности».

В литературе неоднократно указывалось на несоответствие данной нормы конституционным принципам России. В экспертном заключении о соответствии положений Конституции Республики Дагестан 1996 г. (с последующими изменениями по состоянию на 1 мая 2002 г.) положениям Конституции РФ 1993 г. (подготовленном И.А. Алебастровой) говорилось: «Противоречащей Конституции РФ является норма ч. 3 ст. 88 Конституции РД о том, что в состав Государственного Совета РД не может входить более одного представителя одной и той же национальности. Данная норма нарушает принцип равноправия, в частности - независимо от национальности, провозглашенный ст. 19 Конституции РФ».

Государственный совет Дагестана был упразднен, и вместо «коллективного президента» появился единоличный президент, кандидатуру которого предлагает Президент России, а утверждает Народное собрание республики. Ст. 75 Конституции Республики Дагестан 2003 г. гласит: «Президент Республики Дагестан является высшим должностным лицом Республики Дагестан и возглавляет исполнительную власть Республики Дагестан». Согласно ст. 76, «Президент Республики Дагестан наделяется полномочиями Народным Собранием Республики Дагестан по представлению Президента Российской Федерации в порядке, предусмотренном федеральным законом и настоящей Конституцией, сроком на четыре года».

Однако в целом принцип этнического представительства сохранился. В Дагестане этнический баланс выдерживается и при замещении должностей руководителей республиканских министерств и ведомств, а также руководителей федеральных территориальных органов в республике (см. табл. 1).

Следует отметить, что в республиканских органах практически не представлены русские, но в составе руководителей федеральных структур их доля достаточно велика. Заметное превышение по сравнению с численностью населения видно в территориальных органах федеральной власти у лакцев.

Табл. 1. Этнический состав населения Республики Дагестан, Народного собрания, руководителей федеральных и республиканских органов, крупных предприятий

Основные этнические группыУдельный вес в населении республикиДепутаты Народного собрания*Руководители федеральных органовРуководители республиканских органовРуководители крупных предприятий%2003 г.2007 г.2005 г.2005 г.2005 г.аварцы29,428,130.627362даргинцы16,516,516,6171811кумыки14,212,413,91495лезгины13,111,611111723лакцы5,455,5204-русские4,78,35,51105табасаранцы4,34,15,50414азербайджанцы4,33,32,80435чеченцы3,44,11,4---ногайцы1,51,71,404-рутульцы0.90,81,404-агулы0,90,81,4---цахуры0,30,81,4---таты (евреи)0,10,81,4--5*В 2003 г. Народное собрание состояло из 121 депутатов, в 2007 г. из 72.

Источник: Батиев Л.В., Белоусова О.А., Пащенко И.В. Этнический принцип в формировании органов государственной власти республик Северного Кавказа // Взаимодействие народов и культур на Юге России: история и современность: Сб. науч. ст. Ростов н/Д, 2008. С. 199-205.

Сравнение этнического состава во властных структурах и крупном бизнесе показывает более активную роль азербайджанцев, лезгин и табасаранцев в сфере экономики (21,7% населения и 72% руководителей крупных предприятий).

В других республиках Северного Кавказа принцип этнического представительства выдерживается в разной степени. Так, в Кабардино-Балкарии этот принцип в отношении к балкарцам реализуется даже с некоторым превышением (если иметь в виду пропорциональное, а не паритетное представительство).

Табл. 2. Этнический состав населения и парламента Кабардино-Балкарии, 1993-2008 гг.

Население КБРтыс. чел.%Этнический состав парламента, %I созывII созывIII созыввсего901,5100100100кабардинцы49955,358,75557,4русские2272525,32018,5балкарцы10511,614,72018,5другие707,81,355,6Источник: Батиев Л.В., Белоусова О.А., Пащенко И.В. Этнический принцип в формировании органов государственной власти республик Северного Кавказа // Взаимодействие народов и культур на Юге России: история и современность: Сб. науч. ст. Ростов н/Д, 2008. С. 199-205.

Динамика составов, начиная с 1993 г. парламента Кабардино-Балкарской Республики показывает уменьшение доли русских и увеличение доли балкарцев (см. табл. 2). Однако в КБР представителями балкарских общественных движений периодически высказывается определенное недовольство степенью участия во властных структурах республики.

Практически моноэтничный парламент сформирован в 2003 г. в Северной Осетии-Алании. Почти 93% депутатских мандатов получили осетины и всего 5,6% - русские, составляющие 23% населения республики. Примечательно, что такая ситуация сложилась в стабильной республике, где не замечены трения между титульной нацией и русскими.

Как можно видеть, смешанная система выборов (пропорциональный принцип по партийным спискам дополнялся мажоритарным по одномандатным округам) достаточно гибко реагировала на политические процессы и отражала этнический состав населения (с теми диспропорциями, которые сложились в 1990-е гг.). Практика последних 20 лет показывает, что этническое представительство может реализоваться в рамках самых разных избирательных систем и меняться в рамках одной и той же системы. Переход к формированию Государственной Думы РФ по партийным спискам вызвал сомнения в возможности сохранения пропорционального этнического представительства. Однако опыт выборов показал, что отказ от одномандатных округов практически не изменил ситуацию. Так, этнический «расклад» в Народном Собрании Дагестана в ходе выборов 11 марта 2007 г. сохранился практически полностью (см. табл. 1). При этом нужно отметить, что в новой редакции Конституции Дагестана нет норм об этническом составе парламента. Ст. 60 устанавливает: «Народное Собрание Республики Дагестан состоит из 72 депутатов. Народное Собрание Республики Дагестан избирается сроком на четыре года. Порядок избрания депутатов Народного Собрания Республики Дагестан определяется законом Республики Дагестан».

Опасения «этнизации партий» при переходе к выборам исключительно по партийным спискам также оказались напрасными. Это можно проиллюстрировать на примере Дагестана, где в 2007 г. прошли по новому избирательному закону выборы в состав Народного собрания. Все партийные фракции в Народном собрании Дагестана остаются многонациональными. Даже партии, получившие минимум мест в Народном Собрании, представлены полиэтничными фракциями: Аграрная партия получила 7 мандатов, КПРФ и «Патриоты России» - по 5 мандатов. При этом каждая из них выдвинула представителей четырех различных этносов (аварцы, даргинцы, кумыки, лезгины, табасаранцы, чеченцы, ногайцы, цахуры).

Принцип этнического представительства не является панацеей. Сохраняя межэтническое равновесие, он вместе с тем консервирует и воспроизводит этноцентризм. Однако сегодня при низком качестве власти и ее коррумпированности (различия лишь в степени, а не в факте), реализация этого принципа позволяет избежать усиления напряженности в отношениях между населением и властью, а также между этническими группами.

Федеральная власть в настоящее время все больше склоняется к тому, чтобы ввести в северокавказских регионах внешнее финансовое управление из Москвы. Однако в условиях непримиримой борьбы местных кланов за власть и собственность прямое назначение руководителей регионов может привести к еще большей дестабилизации обстановки. Идея будет иметь позитивный смысл лишь в том случае, если они смогут сломать местные кланово-коррупционные режимы и вернуть доверие народов к как местной власти, так и к федеральной.

Если же добиться этого не удастся, возникшее отчуждение и противостояние между властью и гражданским обществом в северокавказских регионах не только сохранится, но и будет нарастать. Начнется эскалация размежеваний и противоборств - межрегиональных, межэтнических, межконфессиональных и т.п., а также сепаратистских настроений и действий, в свою очередь, влекущих за собой радикальные и экстремистские устремления, вплоть до террористических актов.

Республики Северного Кавказа являются неотъемлемой частью Российской Федерации. В их политическом пространстве взаимодействуют элиты и федерального, и республиканского, и муниципального уровней. Своеобразен статус полномочных представителей Президента Российской Федерации в федеральных округах и аппарата полпредств. Они территориально ограничены в своих полномочиях на макрорегиональном уровне, но являются частью федеральной административно-политической элиты, поскольку реализуют ее политику и организационно соподчинены центру. Кроме того, в республиках Северного Кавказа нарастает роль контрэлит, руководящих внутриэтническими кланами и территориальными группами, религиозными сообществами. Рассматривается вся совокупность элит, влияющих на северокавказские политические процессы. Этнополитические элиты представляют собой этнически гомогенную социальную общность, являющуюся субъектом принятия важнейших стратегических решений, обладающую необходимым ресурсным потенциалом и лоббирующую интересы этнической группы во властных отношениях. Формирование этнополитических элит региона обусловлено историко-культурным контекстом, который определяет их теневизациию, традиционализацию и этнизацию. Этнополитические элиты Северного Кавказа сохраняют авторитарные традиции и ценности политического управления. Клановая принадлежность, этническое происхождение, протекционизм, клиентелизм, патернализм сохраняются в качестве базовых каналов рекрутирования элит, определяя специфику элитогенеза.

Системное изучение политических элит, определение возможности элит в стабилизации политических процессов региона, контроль их деятельности со стороны государственной власти поможет сформировать развитый, эффективный, политически-ориентированный класс, который будет обладать реальными возможностями обеспечивать и удовлетворять потребности граждан при их активном участии.

.2 Конфликты в управляющих взаимодействиях политических элит в республиках Северного Кавказа

Исследователи все больше концентрируют свое внимание на выявлении, осмыслении конфликтогенных факторов, вызывающих и обостряющих конфликтные ситуации в управленческих взаимоотношениях политических элит. Внимание уделяется тем факторам, которые ведут к принуждению и насилию, разъединяющих и противопоставляющих участников политики, на раскрытии дестабилизирующих и деструктивных последствий действия этих факторов. Элитологи сосредотачиваются на обосновании возможных мер по приданию политическим конфликтам конвенциальных форм, содействующих обеспечению мирного сотрудничества.

Для конфликтологического анализа ситуации необходимо сосредоточить внимание на проблемах выработки и реализации политики в регионах, поскольку именно с ней связаны основные и наиболее острые деструктивные и дисфункциональные социальные напряжения и конфликтные ситуации во взаимодействии региональных политических элит как с населением, так и между собой, и с общероссийскими элитами.

Как отмечает известный специалист в области политической конфликтологии А.В. Глухова, одной из главных примет политической жизни России последнего времени стали структурно-институциональные конфликты в регионах. Под ними автор имеет в виду противоборство различных институтов и уровней власти, главным образом, между законодательными и исполнительными органами власти, региональными структурами и институтами федеральной власти в регионах, между органами власти и местным самоуправлением. По ее оценке, в последнее время число таких конфликтов нарастает. Их причинами, как правило, становятся: борьба за разделение предметов ведения и круга полномочий между органами государственной власти центра и регионов, за распределение бюджетных средств между ними; необоснованные переделки уставов, положений, структур управления, перенос сроков выборов глав исполнительной власти регионов и местного самоуправления; низкая политическая и правовая культура конкурирующих группировок элиты и т.д. Весьма важную дезинтегрирующую роль играет и субъективная заинтересованность федеральных властных структур в поддержке или ослаблении определенных группировок в структуре региональных и местных властей, поддержка мэров крупных городов в их борьбе против областных администраций и т.п.

В этническом, религиозном и геополитическом отношениях Северный Кавказ является самым сложным макрорегионом России, где проживают представители более ста этнических групп, которые исповедуют христианство, ислам, буддизм и иудаизм. На этом фоне высока опасность проявления политических противоречий.

Тормозящими консолидацию общества факторами являются неразвитая производственная экономическая база, сырьевая экономика, медленно складывающиеся профессиональные рыночные отношения, и, как следствие, низкий уровень благосостояния большинства жителей, социальные проблемы. Социальная неудовлетворенность, дифференциация порождают процесс размежевания между различными этническими группами населения, разобщают общество, снижают уровень доверия власти. Беспокойство вызывает отношение населения к обеспечению государством основных прав и свобод личности.

Политологи обращают внимание на то, что этническая характеристика при формировании политической элиты - только внешняя форма, в которую облекаются объединения, выстроенные по другому основанию: экономическим интересам, бизнесу. Доступ в эти объединения оказывается крайне затрудненным и обеспечивается кровнородственными связями, на которых выстраиваются деловые отношения. Экономические связи строятся по линии структуры родоплеменного общества, а не чисто этнической линии. И этот феномен не является специфичным для республик Северного Кавказа. Напротив, он зафиксирован в трудах антропологов еще при изучении становления независимости в ряде африканских стран.

Это не значит, что в кланово-племенную группировку входят представители только одной этногруппы, но им принадлежат в ней доминирующие роли и они определяют «правила игры», т.е. способы решения задач. Организованность бизнеса по этому, отнюдь не гражданскому, принципу позволяет эффективно по только реализовать экономические устремления, по и оказывать значимое «влияние на официальных лиц посредством неформальных связей».

Межклановые противоречия проявляются в системе отношений этнополитических элит, которые вызывают потребность в мобилизации этногруппы на поддержку того или иного лидера или функционера. При этом межклановые разногласия остаются в тени и не попадают в поле общественного внимания. В видимом же спектре эти противоречия проявляются как межэтнические. Кланы осушествляют раздел территории региона на сферы влияния («подконтрольные зоны»). Поскольку представители численно доминирующих этнических групп в советской системе традиционно выступали опорой центральной власти и контролировали основные рычаги исполнительной власти на местах, постольку сегодняшние кланы, доминирующие в республиках, формировались из их среды (хотя и не являются «чисто» этническими).

Становятся очевидными обособление и автономизация поля политики от экономических и социальных интересов подконтрольного власти населения: власть борется только за свои интересы, т.е. интересы тех, кто устроился во власти; властные рычаги используются в частных целях.

Этнократизм в сфере экономики проявляется также и в этническом протекционизме, в поощрении «национального предпринимательства», в выдаче льготных кредитов, лицензий и других привилегий представителям «своей» буржуазии. Политика этнического протекционизма не гнушается поддержкой теневых экономических структур, оформившихся по национальному признаку. Кроме того, политика экономического протекционизма нацелена на перераспределение экономических, финансовых и материальных ресурсов в пользу «своих» предпринимателей, бизнесменов, других участников рыночных отношений.

Необходимо уточнить, что обособление политического поля совсем не означает отказа политиков от роли представителей интересов тех или иных групп или нации в целом, апелляции к высшим идеологическим ценностям и смыслам.

Борьба этнических элит за власть, которая прикрывается интересами автохтонного народа, в реальности имеет экономическую мотивацию - перераспределение собственности и блокирование участия в этом процессе широких масс. Подогреваемые межэтнические противоречия позволяют использовать этномобилизационные технологии для проведения в законодательные органы власти представителей этнополитических элит и создать условия для этнизации исполнительных органов власти.

Влияние экономики регионов на стратегии политики региональных элит представляется двойственным. Наличие в регионе рентабельных отраслей создает спрос и подталкивает элиты к поиску обоснований политики региональной идентичности: на внешнем рынке - с целью извлечения ренты, и на внутреннем - с целью ее перераспределения в свою пользу. Вместе с тем этот фактор увеличивает и предложение, провоцируя экономических акторов к автономному выходу не только на внешний, нo и на внутренний политический рынок. Напротив, дефицит экономических ресурсов также может стимулировать попытки элит восполнить его, в том числе и политикой региональной идентичности.

К экономическим ограничениям, с которыми сталкивается региональная власть, можно отнести появление в регионах сильных экономических акторов, Среди них - внешние по отношению к региону крупные российские корпорации и межрегиональные компании, а также динамично развивающийся региональный бизнес. У основных экономических субъектов, действующих в пространстве регионов, определились собственные интересы, и они становятся активными политическими игроками.

До настоящего времени отношения власти и крупного регионального бизнеса формировались в треугольнике, который образовывали федеральные партнеры, собственники предприятия и региональной власти. С созданием межрегиональных компаний региональная власть из этого треугольника «выпадает». Обладающие большими капиталами, способные быстро мобилизовать ресурсы, ведущие бизнес в нескольких регионах межрегиональные компании в случае возникновения конфликта с властями могут перенести бизнес в другой регион. При складывающейся расстановке сил под властью губернатора остаются крупные, но проблемные предприятия, которые заинтересованы в использовании административного ресурса для решения собственных проблем.

Региональным властям все реже удаётся контролировать деятельность крупных российских компаний. Если на этапе вхождений крупного капитала в регион он повсеместно нуждается в поддержке властей, то по мере интеграции у крупных российских корпораций на территории региона формируются собственные политические интересы.

Вместе с тем логику процессов нельзя сводить к одностороннему усилию бизнеса и ослаблению региональной власти. Бизнес, даже самый крупный и влиятельный, заинтересован в благоприятном предпринимательском климате и хороших отношениях с властью. Власть может создавать для работающих на территории региона компаний режим наибольшего благоприятствования, предоставлять кредиты или льготный режим налогообложения. Приобретая крупные производственные объекты в регионах, новые собственники, сталкиваются с множеством социальных (наличие больших коллективов и большого количества социальных объектов) и экономических (задолженность предприятий) проблем, решить которые без поддержки городских и областных властей сложно.

Экономика Юга России всегда имела крен в сторону неофициального сектора хозяйства, по экспертным оценкам, доля теневой экономики на Юге России достигает 40-60% (особенно в республиках Северо-Восточного Кавказа). Теневая экономика постепенно формирует свою организационную, институциональную, информационную, социальную среду, которая стимулирует переход хозяйственной системы на заданную теневыми процессами траекторию.

Особую угрозу политическим и экономическим интересам России представляет переплетение скрытого и нелегального (криминального) сегментов неофициального сектора экономики и их сращивание с чиновничьим аппаратом.

Анализ материалов приводит к выводу: за последние несколько лет ресурсный потенциал региональных властей не просто сократился, но качественно изменился. Пока федеральный центр был слаб, у исполнительной власти в регионе не было серьезных оппонентов. Понижение политического статуса, сокращение административных и прочих ресурсов понижают возможности регионального руководителя влиять на политическую ситуацию. Но изменения не ограничиваются прямым сужением ресурсной базы региональной власти. В обществе начинают действовать механизмы, не позволяющие первому лицу региона директивно в одностороннем порядке управлять политической ситуацией в регионе. Плюрализм акторов, действующих на пространстве региона, возрастает. И, как следствие, возрастет конкуренция за власть между различными группами элиты. Идут процессы, с которыми региональная власть не может не считаться. В полиэтничных регионах борьба за долю ресурсов ведет к тому, что этнические группы вынуждены консолидироваться. Имущественные размежевания становятся все заметнее, и как следствие конкурентная борьба между этнополитическими элитами за экономически прибыльные ниши производства, сферы услуг, теневой экономики и т.п.

По мнению Ж.Т. Тощенко и В. Филиппова, национальная политика призвана исключать проникновение этничности в сферу экономических отношений. В контексте российских федеративных отношений это означает абсолютное равенство обязанностей всех субъектов федерации (как национально-государственных, так и административно-территориальных) в формировании государственного бюджета и равенство прав всех без исключения субъектов федерации в распределении совокупного национального продукта. Разумеется, государство может дотировать те или иные регионы (например, имеющие слабую сырьевую или энергетическую базу, находящиеся в трудных природно-климатических условиях и т.д.), но не в зависимости от административного статуса региона или этнической принадлежности его населения. В контексте межэтнических отношений на территориях субъектов федерации деэтнизация отношений собственности подразумевает недопущение каких бы то ни было законодательных и подзаконных актов, направленных на обеспечение льгот и преимуществ для представителей тех или иных этнических групп, как в ходе приватизации государственной собственности, так и в дальнейшем распоряжении ею. При этом следует иметь в виду, что этноэкономические силы не остаются в бездействии - они будут продолжать настаивать на предоставлении им тех или иных привилегий, льгот, преференций под флагом защиты интересов этнических групп.

Законодательный орган принимает законы, противоречащие Конституции России и позволяющие значительно сузить социальный сегмент, участвующий в перераспределении собственности. Сошлемся на мнение контрольной комиссии Южного федерального округа по проверке деятельности исполнительной власти Республики Адыгея за 1998-2001 гг., вследствие противоречий законодательной базы Республики Адыгея Конституции РФ «все операции и сделки, проводимые с собственностью республики неподконтрольны представительному органу власти. Приватизация, продажа движимого и недвижимого имущества, пакетов акций акционерных обществ осуществляется без принятия программы приватизации. Целесообразность финансовых вложении бюджетных средств в уставные капиталы акционерных обществ, создания или ликвидации государственных предприятий, других функций, связанных с управлением собственностью определяются постановлениями Кабинета Министров республики. Между тем затраты бюджета на эти цели составляют значительную часть бюджета республики». Противостоять этому есть задача, стоящая перед политикой государства.

Как отметил Президент России В.В. Путин на совещании с руководителями Южного федерального округа 23 сентября 2005 г., «объем валового регионального продукта в округе более чем в два раза ниже, чем общероссийский, а доходы граждан более чем в полтора ниже, также по-прежнему высок уровень безработицы», По данным Минэкономразвития России, объем доходов 10% самых богатых людей России за 9 месяцев 2005 г. превысил объем доходов 10% самых бедных в 14,8 раз. Повышение заработной платы бюджетникам и монетизация льгот позволили остановить рост дифференциации только в 2005 г., однако почти 17-ти кратная разница в доходах самых бедных и самых богатых сохраняется.

По показателю бедности населения «большой» ЮФО лидировал среди других округов. 40% населения живет за чертой бедности, и они получают 18% совокупного дохода. В то же время, 20% богатого населения округа получают 42% совокупного дохода. В республиках Северного Кавказа ситуация качественно хуже.

Рост уровня бедности и повышение ее концентрации в северокавказских республиках увеличивает миграционные потоки в ЮФО, вызывая дестабилизацию на рынке труда и в социальной сфере в относительно благополучных регионах: Ростовской, Волгоградской областях и Краснодарском крае, способствуя этническим конфликтам внутри них.

Проанализировав данные, приведенные в «Атласе социально-политических проблем, угроз и рисков Юга России», можно сделать вывод о том, что соотношение денежных доходов на душу населения и официально установленного прожиточного минимума свидетельствует о крайне неблагоприятной ситуации во всех субъектах макрорегиона в целом, что отрицательно может повлиять на политическую обстановку. В целом глубокая дифференциация населения по уровню жизни, рост бедности приводит к так называемому эффекту «латиноамериканизации» общества. Разрыв между бедностью и богатством на фоне сращивания капитала с государственной властью ставит под вопрос сохранение социального мира и согласия, сохранение и тем более укрепление населения к государству.

С распадом СССР в 1991 г. и началом непродуманных экономических и политических реформ в Российской Федерации заметно ухудшился жизненный уровень абсолютного большинства россиян. Этот негативный фактор в определенном смысле способствовал обострению этнополитической ситуации на Северном Кавказе, где отдельные виды труда, как правило, переносятся на всю национальную группу, ориентирующуюся на тот или иной вид деятельности. При возрастании этнополитической напряженности негативные оценки отдельных видов экономической деятельности могут принять форму массового протеста, особенно против предпринимательства, процесс развития которого наблюдается и на Северном Кавказе. Сам по себе феномен этнического предпринимательства не является источником обострения этнополитических отношений, однако в условиях нарастания этносоциальной напряженности активно используется политической элитой для нагнетания националистической истерии.

Деструктивно население оценивает действия региональной бизнес-элиты, соотнося статус-кво собственного материального положения, в первую очередь, с ростом экономических преступлений среди предпринимателей, связанных с незаконным присвоением собственности, доходов, с финансовыми спекуляциями. Вместе с тем, исследования фиксируют наличие конфликтных ситуаций и противоборств и между самими элитами - как центральными, так и региональными.

Со стороны основной части населения северокавказских республик позиция, позволяющая региональной этнополитической элите не только присваивать основную часть федеральных дотаций, но и все больше обирать граждан, вызывает все нарастающие неприязнь и неприятие. Их показателем выступает, в частности, то, что, по данным исследований, не только региональная, но и во все большей мере федеральная власть переживает ныне небывалый кризис общественного доверия своей легитимности в глазах местного населения.

Наиболее радикальные формы поведения проявляли этнополитические движения на Северном Кавказе. Очевидно, такая география радикализма определяется объемом ресурсов и степенью зрелости идеологии движений.

Первоначальной формой данных движений явились национальные съезды. А.Н. Смирнов резонно отмечает, что в период распада СССР национальные съезды представляли собой влиятельные институты самоопределения, выражения этнических интересов и политического представительства. Они выдвигали требования национального суверенитета, приоритета региональных законов над федеральными, территориальные притязания к соседним регионам России и государствам СНГ. По сути, они стремились стать параллельными структурами политической власти. Тактику съездов применяли: Национальный совет балкарского народа и Конгресс кабардинского народа в Кабардино-Балкарии; «Стыр Нахас» и общественно-политическое объединение «Наша Осетия» в Северной Осетии; «Тенглик», «Садвал», «Бирлик», «Народный фронт имени Шамиля» в Дагестане; «Адыгэ хасэ» в Адыгее и Карачаево-Черкесии и др.

Наиболее сложными были случаи ирредентистских движений. Так, лезгинское движение «Садвал» выступало за воссоединение своего этноса, разделенного государственной границей между РФ (2/3 лезгин) и Азербайджаном (1/3). Движение «Адамон Цадис» в Осетии требовало воссоединить Республику Северную Осетию и Юго-Осетинскую автономную область в составе РФ.

Требования «внутреннего сепаратизма» - раздела существующих субъектов федерации и создания новых регионов по этническому принципу выдвигали ингушские, карачаевские, балкарские, ногайские, кумыкские, черкесские, кабардинские, лезгинские движения. Характерно, что из 168 территориально-этнических притязаний в пределах бывшего СССР 43% высказывали этнополитические движения и партии, 18% - СМИ, 25% - органы государственной власти регионального уровня и 16% - органы власти федерального уровня. В целом же волну территориальных притязаний в 1994 г. федеральные и региональные элиты ввели в контролируемое русло, а затем свели на нет.

В ряде случаев этнополитические движения обретали тип межрегиональной организации на языковой или геополитической основе: Конфедерация горских народов Кавказа, Международная черкесская ассоциация, Ассамблея тюрских народов, «Адыгэ хасэ».

В силу географических условий наиболее развитый организационный тип движений закрепился в Дагестане, где движения переросли в «этнопартии» (по Э.Ф. Кисриеву). Они строятся по кланово-родственным объединениям, территориальны, связаны с религиозными корпорациями. И одновременно дагестанские группировки имеют все структурные и функциональные признаки партий:

корпоративный интерес, необходимый для мобилизации сторонников;

организационную структуру;

поддержку двух видов: финансовую со стороны экономических элит и социальную со стороны этнических групп населения.

О распространённости явления можно судить по тому факту, что 25% из 139 общественных организаций Дагестана в 1994 г. имели характер моноэтничных объединений с политическими целями. Однако дагестанские движения не тождественны этнонациональным. Они выражают интересы территориальных общин (джамаатов), могут блокироваться с аналогичными структурами иных народов республики.

Такая система вызвана несовпадением различных осей социокультурных расколов в Дагестане, где переплетаются сложные этнические, религиозные, территориально-общинные, клиентелистские и иные разделения сообщества (по М.-Р. Ибрагимову, К. Мацузато).

Хотя даже в 1992-1993 гг., на пике мобилизации, радикальные требования поддерживали 10-15% титульного населения республик, недооценивать их опасность нельзя. В ряде случаев этнополитические движения создавали незаконные военизированные формирования (на Северном Кавказе). Как известно, в Чечне им удалось реализовать смену элит и сепаратистский переворот (август-сентябрь 1991 г.).

Вместе с тем, этнополитические движения всегда имели сложную структуру, радикальные течения вели острое соперничество с умеренными и политически-индифферентными. Это позволило правящим элитам республик стать ведущей стороной в партнерстве с движениями, использовать их как средство «торга с Москвой» о статусе регионов и «громоотвод» массового недовольства экономическим кризисом. По мере того, как правящие номенклатурные кланы республик восстанавливали контроль над политическими настроениями населения, этнополитические движения интегрировались в структуру государственных органов.

А.Н. Смирнов приводит пример Кабардино-Балкарии, где республиканские съезды народов получили законодательное закрепление, а представители лояльных движений были включены в состав консультативного совета при региональном парламенте. Радикально-оппозиционные движения и съезды диаспор такого статуса не получили. В Ингушетии съезды народов республики, по сути, определяли задачи и формы развития органов власти в 1993-1995 гг., когда деятельность партий и политических организаций в зоне чрезвычайного положения была приостановлена.

В Чечне национальные съезды и массовые этнополитические движения (Объединенный конгресс чеченского народа, «Нийсхо», Вайнахская демократическая партия и др.) при всей внутренней сегментации стали основой сепаратистского режима 1990-х гг., дали ему идеологию и организационное строение.

От каких факторов зависит контрастный исход взаимодействия этнических элит и этнополитических движений? Влияние типа политической системы выявил Т. Гурр. Он выделяет три ключевые фактора: масштаб и силу государственных институтов; характер политических ценностей и зрелость практики институционализированной демократии; дестабилизирующий эффект демократизации в авторитарных системах.

Эта модель означает, что авторитарные нормы и практики политической деятельности были в Чечне и в целом на Северном Кавказе укоренены значительно сильнее, чем в других ареалах. Политические институты здесь становились всё более этнократическими, а политическая культура оставалась патриархальной и интолерантной, допуская насилие как метод достижения коллективных целей. Это и обусловило преобладание неправовых, неконвенциальных тактик этнополитических движений, переход правящих элит на сторону националистов.

В условиях полиэтничности и традиционализма, характеризующих Северо-Кавказский макрорегион постсоветского периода, развивается этнизация политики. Статусные диспозиции, ресурсы влияния и структура политических возможностей субъектов политики зависят, преимущественно, от ролей субъектов в неформальных структурах этнизированной власти. Вместе с тем, курс рецентрализации власти в 2000-х гг. приводит к взаимодействию формальных статусов субъектов политики, соответствующих федерализму, со статусами неформальными - этнократическими.

В системе субъектов политического управления на субнациональном уровне преобладают этнополитические элиты, т.е. высокостатусные группы, имеющие наивысшее влияние на принятие и реализацию стратегических властных решений, располагающие наибольшими ресурсами власти. В силу этих качеств элиты пользуются авторитетом в своих регионах. Их интересы и ценностные ориентации определяют нормы взаимодействия совокупности внутрирегиональных субъектов политики.

Вследствие рецентрализации системы власти в России 2000-х гг. федеральные элиты ограничили влияние региональных, в т.ч. этнократических, элит. Однако в силу слабой интегрированности экономического пространства РФ, периферийности модернизированных слоев в региональных элитах воспроизводится клановость, гильдейская рекрутация госслужащих, неформальные патрон-клиентарные взаимосвязи.

Соподчиненную роль в системе субъектов управления на Северном Кавказе играют региональные отделения политических партий, этнополитические движения, национально-культурные организации. Они являются селекторатными группами в отношении элит, действуя по тем же патрон-клиентарным «правилам игры». Переход к косвенным выборам президентов республик (с конца 2004 г.) не отменил внутриэлитную конкуренцию за власть, а сделал ее менее публичной. Вследствие полиэтничности Северного Кавказа органы местного самоуправления часто служат институтом артикуляции интересов компактных этнических групп (в Дагестане, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии).

Рассмотренные позиции позволяют сделать вывод о том, что в настоящее время институт государственности на региональном уровне кардинально трансформировался. Он отвечает потребностям этнополитических элит в извлечении высоких доходов при крайнем обнищании основной массы населения, для чего используется механизм этнической мобилизации.

Северный Кавказ стал ареной борьбы за сферы влияния для политических и экономических акторов мировой политики. Одним из проявлений подобного влияния стал терроризм. Террористические акты уносят жизни тысяч человек и внушают страх и недоверие остальным, разрушают гражданское взаимопонимание.

Распад СССР и превращение внутренних границ с закавказскими республиками в государственные породил проблему «разделенных народов» (лезгины, аварцы, осетины, цахуры, азербайджанцы), что приводит к межэтнической напряженности и является опасным конфликтогенным фактором в регионе.

Возможности проявления радикализма в решении политических вопросов на Северном Кавказе, в первую очередь, определяются геополитическими факторами. Перенасыщенность региона оружием и целенаправленный курс элит на милитаризацию, начиная с событий в Абхазии, обострение криминогенных ситуаций. В условиях межэтнической напряженности естественным результатом является общее снижение толерантности, повышение агрессивности. Череда войн толкает в ситуациях напряженности к выбору более радикальных способов их разрешения.

На политические конфликты существенное влияние оказывает религиозный фактор. Он проявляется в виде исторически сложившихся этноконфессиональных взаимосвязей, взаимоотношений между конфессиями, связанными с определенными этносами и претендующими на представительство интересов, деятельности религиозных организаций и служителей культа, апелляций к религиозной аргументации в деятельности конфессионально ориентированных партий, общественных движений и их лидеров, а также в религиозной мотивации поведения масс верующих и отдельных представителей этнонациональных общин в различных сферах общественной жизни и конкретных жизненных ситуациях. Это воздействие усиливается, когда различные политические силы и этнические элиты пытаются использовать религию для политической мобилизации масс.

Поощрение конфессиональной принадлежности, в особенности исламизация населения кавказских регионов ради их объединения, конфликтогенно. Российская власть стала рассматривать традиционный ислам как интегрирующую силу, которая сможет стать «стягивающим обручом» в полиэтничных северокавказских регионах. Например, в этнически мозаичном Дагестане процесс «возрождения» религии получил со стороны госбюджета весьма существенную поддержку.

Превращения ислама в стабилизирующий фактор ни в Дагестане, ни на всем Северном Кавказе не произошло. Взамен поддержки центральной и местной власти население, приобщаясь к религии, стало пополнять ряды исламских джамаатов, подающих себя как альтернативу существующей власти. Основной причиной этого процесса стало не что иное, как закрытость власти для основной массы населения, ее нечувствительность к нуждам последнего и массовые злоупотребления представителей власти своим служебным положением. Поэтому исламисты сделали краеугольным камнем своей религиозной пропаганды и агитации критику коррумпированности и равнодушия властвующей элиты. Причем их критика все больше приобретает зкстремистски-политизированный характер.

На Северном Кавказе феномен сохранения традиционных практик власти элит является устойчивым. В республиках, входящих в ЮФО и СКФО (Ингушетия, Чечня, Дагестан, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия, Адыгея, отчасти - Северная Осетия), важнейшими факторами взаимоотношений является действие адатов - обычного неписаного права, сохраняются формы самоорганизации - тейпы, тукхумы, возродился институт традиционного судопроизводства.

Для консолидации сообществ они являются в некоторой мере позитивными. Тем не менее, в период трансформаций названные факторы могут приобретать негативный с политической точки зрения оттенок и использоваться не в целях консолидации, а в интересах лидеров. Так, в конце 1990-х гг. некоторые лидеры республик Северного Кавказа ставили вопрос об учете в федеральном законодательстве местной специфики, вплоть до таких крайних проявлений, как кровная месть. Противоречия возникают и в связи с возрождением шариата. Часто конфессиональные лозунги в деятельности представителей элит направляются на разжигание розни и проявление ксенофобии.

К числу наиболее сложных и трудноразрешимых относятся этнополитические конфликты. Это вид межгруппового конфликта, в котором группы с противоположными интересами различаются по этническому признаку и используют этнические аргументы в своей борьбе за власть и влияние. Конфликты этнополитического плана, которые ведутся за власть, политическое самоопределение, за ту или иную форму государственности. Этнические конфликты - разновидность социальных конфликтов (наряду с религиозными, конфессиональными, клановыми и некоторыми другими). Внутриэтнические конфликты происходят между группировками внутри отдельных этнических общностей; межэтнические - между различными этносами (народами).

При объяснении причин конфликтов важное место занимает политологический подход, который выявляет роль элит, прежде всего - интеллектуальных и политических, в мобилизации массовых субъектов политики, усилении напряженности и эскалации ее до уровня открытого конфликта.

За годы советского режима в республиках и автономиях сложились многочисленные этнические элиты. Начиная с политики «коренизации» 1920-х гг. до конца 1980-х гг. действовала система преференций в сфере подготовки «национальных кадров» из автономий во всех сферах деятельности. Как только ослаб контроль центра и образовался вакуум власти, тут же началась борьба между элитами за реальную власть и право контролировать политическую жизнь республик и автономий.

Центральным вопросом конфликтов в политике выступает борьба за власть и влияние между субъектами политической жизни. Источниками политических конфликтов часто выступают не просто различия интересов разнообразных групп, но и непонимание ими собственных долгосрочных интересов, а также социальные и политические предрассудки влиятельных представителей этих групп, их амбиции, групповой эгоизм и т.д. Правящая элита, политические лидеры, являющиеся социальными субъектами власти, в своей политической борьбе используют далеко не правовые меры, прибегая к экстремистским методам.

В любом полиэтничном обществе существует более или менее выраженная этнополитическая иерархия, которая в принципе устраивает одни этнические группы и не устраивает другие. Однако в течение длительных периодов времени эта иерархия может восприниматься различными этническими группами как естественная и не вызывать чувства несправедливости или угрозы. Непосредственно для развертывания конфликта необходимо такое изменение взаимодействия этнических групп, при котором существующий политический статус одной из них будет восприниматься ее членами как далее неприемлемый. Обычно это происходит вследствие изменений в экономической, социальной, культурной стратификации общества. Когда экономический, социальный или культурный статус одной из групп изменяется, при этом изменение может иметь разный вектор - как в сторону повышения статуса, так и снижения, политическая элита этнической группы начинает претендовать на такую долю политической власти, которая, по ее мнению, соответствует новому статусу этнической группы и задачам, вытекающим из этого. Очевидно, что другая или другие этнические группы, на долю которых в политических структурах претендует первая группа, будут рассматривать эти требования или действия как угрозу своему статусу и препятствовать им доступными средствами.

Межэтнические конфликты по причинам и характеру происхождения могут быть:

социально-экономическими (безработица, задержки и невыплаты зарплаты, социальных пособий, не позволяющие большинству граждан удовлетворять необходимые потребности, монополия представителей одного из этносов в какой-либо сфере или отраслей народного хозяйства и т.д.);

культурно-языковыми (связанными с защитой, возрождением и развитием родного языка, национальной культуры и гарантированных прав национальных меньшинств);

этнодемографическими (сравнительно быстрое изменение соотношения численности населения, т.е. увеличения доли пришлого, иноэтнического населения в связи с миграцией вынужденных переселенцев, беженцев);

этнотерриториально-статусными (несовпадение государственных или административных границ с границами расселения народов, требование малых народов о расширении или приобретении нового статуса);

историческими (взаимоотношения в прошлом - войны, былые отношения политики «господство - подчинение», депортации и связанные с ними негативные аспекты исторической памяти, и т.д.);

межрелигиозными и межконфессиональными (включая различия в уровне современного религиозного населения);

сепаратистскими (требование создать собственную независимую государственность или же воссоединение с соседним «материнским» или родственным с культурно-исторической точки зрения государством).

Одной из основных причин обострения межэтнических отношений и возникновения этносоциальных конфликтов стал кризис всех структур власти в СССР и использование этнических интересов коррумпированными группами в республиках, перенос социального недовольства в сферу межнациональных отношений. В то же время, центральные органы власти в отношении региональных элит пока проявляют стремление к «замораживанию», а не решению проблем. Сохранение существующей шаткой стабильности кажется части российских элит более предпочтительным, чем любое изменение, способное привести к нарушению существующего баланса.

Возникновению и усилению кризиса российское общество и его регионы, в частности, а северокавказские в особенности, обязаны, в первую очередь, поведению элит всех уровней, своими действиями не только не обеспечивших движение к социально благополучному государству и соответствующей политике консолидации, по и намеренно препятствующих этому. Нельзя не видеть также и роль искусственно разжигаемой религиозной нетерпимости.

Политическую ситуацию на Северном Кавказе заметно осложнил «парад суверенитетов», способствовавший распаду Советского Союза. Вместе с ростом этнокультурного и религиозного самосознания на фоне глубокого экономического, политического и морального кризиса, сопровождавшегося ослаблением власти и криминализацией общества, обострились старые и появились новые конфликты. Как правило, самыми трудными для урегулирования противостояния являются этнотерриториальные конфликты. Несмотря на то, что политические элиты выдвигают территориально-этнические притязания, не все конфликты такого рода обретают экстремистскую форму. Однако большинство современных конфликтов основаны на территориальных интересах. Это и требование изменения границ между национально-государственными образованиями, и требование перехода под новую государственную юрисдикцию целых национально-территориальных единиц, и стремление к созданию (или воссозданию) национальных образований (автономий или районов); это конфликты, связанные с репатриацией либо возвращением на свою историческую родину давно вытесненных с нее или репрессированных народов, с возвращением беженцев в свои оставленные дома (осетины, ингуши, чеченцы, русские и пр.).

Межэтнические конфликты нередко порождаются противоречиями между двумя или более элитами одной и той же группы, когда одна из них стремится удержать или завоевать власть, стимулируя националистические направления в обществе, при этом прямо или косвенно натравливая одну этническую группу на другую. Причины таких конфликтов нужно отличать и от условий, и от средовых факторов. Причины происходят от условий, способствующих эскалации конфликтных действий и отличаются эффектом генерации явления. Тогда как факторы, составляющие условия, подобным эффектом не обладают, они лишь поддерживают, делают возможным в силу своего наличия ход конфликтных действий. Средовые факторы позволяют очертить ту область конфликтных действий, в рамках которой эти действия могут рассматриваться как социально значимые явления. Факторы могут быть высвечены лишь при наличии конфликтных действий, образующих своего рода источник оконтуривания.

В вопросе о политических конфликтах необходимо согласиться с точкой зрения, согласно которой этносы как таковые не являются самостоятельными субъектами политического действия. В качестве такого рода субъектов выступают элитные группы, претендующие на участие во власти и формулирующие содержание национальных интересов. Динамика конфликтов зависит от того, насколько сильны притязания на власть новых элит, выросших в рамках старых структур, отторгнутых как от участия во власти, так и от культурного самоопределения соответствующих общностей.

Иными словами, в основе этнополитических противостояний лежит неудовлетворенность растущих элитных групп своим положением и вытекающим отсюда стремлением к перераспределению властных полномочий в свою пользу через инициирование и проведение «национальных революций». Поэтому в центр проблематики конфликтов необходимо поставить вопрос о власти, вокруг которого и развертывается борьба политических элит, причем последние склонны к радикализации этнонационалистических лозунгов.

Из сказанного можно сделать следующие выводы:

Передача российским центром в постсоветский период существенного круга своих полномочий в регионах региональным этнополитическим элитам вызвала фактическую переформулировку «правил игры» для формирования властных органов; теперь ведущим принципом из них стал этнический статус; на должности, которые обладают реальными властными полномочиями (финансы, кадры, контролирование налогов, силовых структур и пр.) стали назначать представителей наиболее многочисленных титульных, высоко консолидированных народов.

Наметившаяся в постсоветской России тенденция автономизации поля политики проявилась в республиках Северного Кавказа в использовании этнополитическими элитами государственности в клановых интересах, манипулировании сознанием этнических групп.

Формирование этнического характера государственности в республиках региона проявилась в том, что важной, но открыто не заявляемой задачей республиканских органов власти является контролирование и поддержание этностратификационной системы, которая направлена на закрепление редистрибутивного механизма функционирования экономики при ограниченности ресурсов.

Систематизированы аспекты негативного влияния, факторы, способствующие возникновению межэтнических конфликтов. На наш взгляд, наиболее главными являются: проблемы государственно-правового статуса народов; этнотерриториальные проблемы; особенности реализации прав и интересов репрессированных, депортированных народов; проблемы изменения этнического состава, проблемы защиты прав и интересов русскоязычного населения; проблемы, порожденные проникновением тоталитарных и экстремистских сект в религиозную среду и политизацией религии; проблемы, спровоцированные борьбой национальных элит за власть (внутренние межклановые конфликты в Дагестане, Ингушетии, Чечне); проблемы миграции населения; доминирование силовых подходов в разрешении противоречивых ситуаций.

Конфликты в управляющих взаимодействиях политических элит в республиках Северного Кавказа носят многосоставной и блоковый характер. Они могут быть классифицированы по диспозиции участников: центр - региональные вертикальные, внутриреспубликанские горизонтальные, регионально-локальные вертикальные. Конфликты в условиях СКФО имеют характер многосторонних, долгосрочных конфликтов не только интересов, но и ценностей. По причинам конфликты в республиках Северного Кавказа проявляются: экономические, социально-стратификационные, политические, этнополитические, межконфессиональные, конфликты идентичности. Влияние региональных этнополитических элит на регулирование конфликтов северокавказского сообщества противоречиво. Можно выделить такие аспекты их стабилизационного потенциала, как: осуществление стратегии политики, основанной на принципах сотрудничества, созидания мира и целостности государства, формирования общероссийской идентичности, восстановления обшекультурного пространства, обеспечения консолидационной информационной политики. С другой стороны, сохранение этноклановости северокавказских сообществ в ряде случаев блокирует процессы демократизации и модернизации общества, препятствует эффективному регулированию конфликтов. Потенциал этнополитических элит в стабилизации политической ситуации на Северном Кавказе недостаточно активно реализовывается. Во многом это объясняется отсутствием стратегии регуляции политических элит в регионе со стороны федеральных элит.

2.3 Технологии стабилизации политических процессов на Северном Кавказе в деятельности политических элит России

Под технологией обычно понимается система последовательных процедурно стандартизированных контролируемых действий (операций), осуществляемых ради достижения заранее определенной цели и пригодных для воспроизводства. Политической технологией является технология, применяемая для достижения политических целей. Структура политической технологии предполагает планирование, организацию, мотивацию, контроль, оценку, реализованные в определенный период времени.

Как отмечает С.М. Маркедонов, сохранение хрупкого политического и управленческого баланса на основе этнического представительства стало дагестанским управленческим ноу-хау, весьма далеким от лучших образцов демократии, но самой демократичной системой из всех возможных в республике «здесь и сейчас». В постсоветском Дагестане укоренилось представление о коллегиальной форме правления (даже урезанной) как о барьере для монополизации власти и собственности одной этнической группой. Такая система, при всех её недостатках (усиление традиционализма, закрепление клановости в управлении и др.) позволила сохранить относительную стабильность в республике в сложных условиях.

В начале XXI столетия развитие политических процессов вступило в новую фазу. В отличие от 1990-х гг., когда основные параметры жизни провинций задавались внутренними факторами, в настоящее время они все в большей степени определяются факторами внешними, которые по отношению к регионам и их властям выступают в качестве новых ограничений. С 2000 г. федеральная власть приступила к реформе, цель которой состоит в рецентрализации России (в бюджетной, экономической, политической сферах) и повышении управляемости субъектами федерации. Реформа ослабила позиции региональной элиты, лишила региональных руководителей статуса политиков общефедерального масштаба. Изменения происходили не только по линии «центр-регионы». Они затронули основные политические институты и главных акторов политического уровня.

Существенную роль сыграло создание в 2000 г. Южного федерального округа. Полпредство стало гораздо более значимым актором в политике региона, нежели прежние представители президента в отдельных субъектах. Началась планомерная работа по исправлению законодательства субъектов федерации в тех частях, где оно не соответствовало федеральному. В частности, в субъектах Юга России были изменены нормативные акты, имевшие этнодискриминационный характер. Были внесены изменения в закон «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации» в части, касающейся ответственности органов власти субъектов за нарушение конституции и федерального законодательства. В соответствии с этим законом президент получил право после соответствующего предупреждения, обращения в суд, через принятие закона Государственной Думой распустить законодательный орган субъекта, своим указом отрешить от должности высшее должностное лицо последнего. Были также внесены изменения в налоговое и бюджетное законодательство, позволившие упорядочить поступление налогов и изменившие их распределение между федеральным бюджетом и бюджетами субъектов РФ.

Федеральный центр прилагает значительные усилия по ограничению самостоятельности региональных элит, политическому урегулированию конфликтов. В частности, наряду с контртеррористической операцией предпринимаются шаги по политическому урегулированию конфликта в Чеченской Республике (была принята концепция «чеченизации» конфликта, постепенной передаче функций по его урегулированию в руки местной элиты, противостоящей сепаратизму). Принятие Конституции ЧР, выборы нового руководства в ней позволили отказаться от особого режима управления (временной администрации).

После введения нового порядка замещения должности руководителя субъекта федерации в системах политического управления региона нарастают тенденции «вертикализации». В связи с отменой прямых выборов глав субъектов они попали в гораздо более тесную зависимость от президентской власти. Это означает, что главы субъектов вынуждены в большей степени ориентироваться на интересы федеральной элиты, а не граждан субъекта. Кроме того, возрастает роль «закулисных» факторов политики, увеличивается вероятность конфликтов между этническими элитами и кланами по поводу власти и собственности (подобные конфликты происходят в Карачаево-Черкессии, Дагестане). Расширяется использование «административного ресурса», во многом подменяющего политические механизмы управления. Падает уровень реальной конкурентности на выборах, органы местного самоуправления не имеют реальной самостоятельности.

В политическом пространстве увеличивается роль партии «Единая Россия», к которой принадлежит большинство высших руководителей субъектов. В данном случае мы сталкиваемся с механизмом, противоположным по направленности по отношению к традиционным для партийного представительства: региональное отделение ЕР является не столько каналом политического продвижения новичков (хотя это тоже имеет место), сколько инструментом упрочения позиций влиятельных политиков и предпринимателей, укрепления их связей в структурах федеральной власти. Происходит взаимовыгодный обмен ресурсами: высокопоставленные региональные политики и предприниматели используют свое положение для содействия «партии власти» на местах, обретая тем самым поддержку со стороны федерального центра.

Особенность современного элитогенеза - увеличение влияния силовых элементов, а также рост представительства в элите информационных структур. В целом наблюдаемые изменения в конфигурации политических элит связаны с завершением периода революционной романтики и прагматизацией политического управления.

Смысл построения властной «вертикали» заключается в налаживании взаимных отношений между региональными группами и их федеральными патронами, а также формировании механизма обязательств. Политика федерального центра означает поддержку групп элиты, демонстрирующих к нему лояльность.

На наш взгляд, ориентиры модернизации систем политического управления на Северном Кавказе, как и в стране в целом, были обозначены в программной статье тогдашнего Президента РФ Д.А. Медведева: «Политическая система России также будет предельно открытой, гибкой и внутренне сложной».

Проблемы в регионе, находящиеся в сфере политического управления, хорошо известны на федеральном уровне. Их сформулировал в своём докладе Президенту РФ тогдашний полпред в ЮФО Д.Н. Козак (т.н. «записка Козака»). Положение в экономике и политике региона оценивалось Козаком как катастрофическое (речь шла, в первую очередь, о республиках). Упоминались проблемы: коррупция, клановость, паралич власти и социальный кризис. В политической части экспертного заключения делался вывод об угрозе распада северокавказских субъектов и их отделении от России. Исходя из перечня проблем, поднятого Д.Н. Козаком, можно заключить, что федеральная власть достаточно хорошо видит наиболее слабые места в системах политического управления субъектов РФ. Остановимся на мерах, предпринимаемые для улучшения ситуации.

Одним из основных направлений совершенствования политического управления стала административная реформа. Как показал анализ материалов Южного федерального округа (материалы представлены на интернет-сайтах), региональные проекты направлены в основном на разработку и внедрение административных регламентов и стандартов государственных услуг (36,5%), на внедрение механизмов управления по результатам (18%), разработку антикоррупционных программ (9,4%).

Вместе с тем, динамика проведения административной реформы в регионе еще не набрала необходимого темпа. Имеется ряд проблем, тормозящих ее ход, к которым можно отнести:

слабую координацию деятельности между федеральными и региональными органа исполнительной власти;

недостаточное организационное и методологическое взаимодействие и увязку мероприятий по реализации административной и бюджетной реформ, программы «Электронная Россия»;

чрезмерное многообразие различных моделей органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации, что не способствует укреплению единой системы исполнительной власти. В структуре органов государственного управления регионов присутствуют министерства, департаменты, управления, государственные комитеты, агентства и службы, администрации, инспекции, комиссии, отделы, аппараты правительства и администрации субъекта Российской Федерации и т.д.

В этой связи представляется целесообразным для обеспечения единства системы органов исполнительной власти Российской Федерации и субъектов принять унифицированную схему построения органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации с отражением в ней программно-целевого принципа организации и деятельности этих органов. Целесообразно использовать следующие методологические принципы оптимизации системы государственно-политического управления региона, которые, как представляется, могут являться общими, универсальными при построении модели политического менеджмента:

Использование «сферного» подхода в формировании основных управленческих подразделений. «Сферный» принцип призван дополнить отраслевой подход и компенсировать его недостатки, включая смежные зоны в объекты управления.

«Углубление» схемы управления ее иерархизацией. В сегодняшней российской системе государственного управления сложилась практика непосредственных руководящих указаний первого лица подразделениям разного уровня подчинения. Происходит это из-за слабой выраженности или отсутствия в управлении иерархии ее уровней. Проведенное исследование позволяет говорить о необходимости, как минимум, четырех уровней управления, возглавляемых иерархически соподчиненными руководителями.

Ресурсное обеспечение деятельности заместителя председателя правительства. Решение данной задачи может быть найдено путем создания аппаратов управления при заместителях председателя правительства и министрах.

Соблюдение в субъектах РФ статуса органов государственного управления. В настоящее время в большинстве субъектов Федерации отраслевые органы управления одновременно являются и хозяйствующими субъектами, и органами управления. В то же время собственно функции государственного управления структурные подразделения выполняют слабо.

В большинстве отраслевых подразделений региональных органов управления отсутствуют подразделения, отвечающие за нормирование и стандартизацию, хотя широко представлены структуры, которым предоставлено право ведения хозяйственной деятельности, что противоречит природе власти. В них совмещаются регулятивные функции, контрольные функции и функции предоставления услуг. Это положение должно быть изменено.

Однако, какие бы меры не предпринимались для совершенствования административного управления и системы органов государственной власти в субъектах РФ на северном Кавказе и сколь бы успешными они не были, их будет недостаточно для выхода политического управления на качественно новый уровень. Необходим также комплекс политических мер, способствующих преодоления выделенных проблем: деполитизации этничности, преодоления клановости во властных структурах, радикального снижения уровня коррупции, обновления региональных элит, развития институтов гражданского общества, в том числе партийных систем, органов местного самоуправления.

Говоря о проблемах управления этническими отношениями, В.А. Авксентьев отмечает, что в начале 2000-х гг. в регионе произошла частичная деполитизация этничности. Это выводило государство из числа активных действующих лиц в конфликтах, что создало иллюзию завершения всего конфликтного процесса. Поэтому, несмотря на значительное число локальных конфликтов, в которых его участники идентифицируют себя или противоположную сторону в этнических категориях, для региональных властей типичными являются оценки ситуации как стабильной. Вследствие наступившей кратковременной стабилизации власть получила шанс не реактивно, а проективно скорректировать национальную и региональную политику. Этот шанс не был использован, со стороны властных структур произошла переоценка достигнутых результатов.

Неурегулированность затяжных этнических конфликтов в регионе, наличие очагов потенциальных претензий этнических общностей друг к другу или к государству, постоянные всплески локальных конфликтов создают благоприятную почву для нарастания негативных тенденций в сфере безопасности, с другой стороны - сами эти угрозы являются мощными конфликтогенными факторами и затрудняют урегулирование затяжных конфликтов. Новая политизация этничности в регионе происходит в контексте роста политического ислама.

В условиях реполитизации этничности в регионе Э.Т. Майборода предлагает пути осуществления проактивного управления региональными этнополитическими процессами: создание института регионального уполномоченного по национальным вопросам (этноомбудсман), проведение совещаний по третейскому / диалоговому разрешению межэтнических споров, организация Интернет-портала общественного характера, использование программно-плановых форм управления. А.В. Корецкий, обращаясь к религиозным факторам воздействия на этнические процессы, считает, что важно выработать модели национальной и конфессиональной политики, учитывающие специфику северокавказского макрорегиона. Формирование благоприятных межнациональных и межконфессиональных отношений, усилия по их гармонизации должны стать приоритетными направлениями в деятельности государственных органов и муниципального управления, национально-культурных объединений, религиозных организаций и СМИ субъектов Южного и Северо-Кавказского федеральных округов.

Необходим активный поиск мер, позволяющих предупреждать и сглаживать возникающие межнациональные и конфессиональные противоречия, меры, способствующие взаимопониманию людей разных национальностей и вероисповеданий на Северном Кавказе. К ним относятся: проведение встреч, круглых столов, конференций с участием организаций, объединений и партий на уровне субъектов Российской Федерации; создание образовательных программ по сравнительному изучению мировых религий, истории и культуры народов Северного Кавказа для учащихся общеобразовательных школ, лицеев, гимназий, колледжей, для студентов вузов республик и краев; установление терпимого отношения к течениям, направлениям и группам внутри различных религий при условии, что их деятельность не носит антиобщественный деструктивный характер; обобщение и распространение опыта толерантного сознания и поведения верующих на Северном Кавказе; профилактика возникновения этноконфессиональных конфликтов в этом регионе.

В.А. Авксентьев в числе основных факторов, препятствующих снижению уровня напряжённости и последующей постконфликтной реконструкции макрорегиона, называет:

отсутствие продуманной региональной и национальной политики на федеральном уровне, проективного управления национальными процессами;

не преодолённый «вертикальный» раскол в обществе, нарастание отчуждения народа от власти, протестных настроений;

демодернизацию экономики, ведущую к возрождению этноклановых структур;

огромные размеры «серого» рынка, являющегося питательной средой коррупции;

действие факторов, обуславливающих миграционные настроения русских;

продолжающуюся политизацию ислама;

происходящую геополитическую переконфигурацию кавказского региона, борьбу за расширение влияния на его отдельные части и народы.

Основным практическим путём преодоления регионального политического кризиса видится наращивание потенциала согласия и созидания в регионе через реализацию трансрегиональных мегапроектов, благодаря которым автаркический характер этноклановых экономик будет постепенно трансформироваться под влиянием новых экономических и социальных связей, развития трансрегиональной транспортной инфраструктуры. В духовной сфере приоритетным направлением регионального этнополитического менеджмента должно стать формирование современной российской идентичности у жителей региона. При этом необходимо постепенное «размывание» этноклановой структуры северокавказских обществ за счёт:

формирования современных производств;

вовлечения республиканских экономик в трансрегиональные связи;

технократизации и декриминализации этнополитических элит;

секуляризации политического процесса;

упреждающего доюридического решения накапливающихся проблем и конфликтов;

развития за счёт российских финансовых источников межрегиональных институтов гражданского общества как инструмента снижения значимости этноклановой структуры;

дальнейшее формирование очагов стабильности как аттракторов развития северокавказского общества.

Важным аспектом трансформации систем политического управления является обновление политических элит, причём не только персональное, но и структурное. В настоящее время сложилась ситуация, когда элиты склонны к замыканию, существуя в рамках клановой системы. При этом клан, находящийся у власти в субъекте РФ, как правило, стремится контролировать всё его политическое пространство.

Таким образом, говоря о возможных направлениях развития систем политического управления, необходимо включить в их число формирование более гибких и представительных по своему составу региональных элит. Безусловно, необходима достаточно высокая степень их консолидации (в первую очередь как предпосылка для купирования острых конфликтов), однако не вокруг отдельной личности или органа власти, а по принципу приверженности определённым институциональным установлениям, правилам. Задачей является также формирование новой системы социальных лифтов, обеспечивающей доступ в политическую элиту представителям разных сфер деятельности, слоёв и групп общества. Эти изменения возможны при повышении значимости органов законодательной власти, судебной системы, развитии общественных организаций и политических партий, обеспечение большей свободы выборов в органы власти не только на уровне субъектов федерации, но и в муниципальных образованиях.

Политические партии при этом имеют определённые ресурсы для усиления своего влияния. В первую очередь они связаны с увеличением электоральной активности и активизацией работы партийных структур на местах. Однако многое зависит от инициативы самих партий. Предпосылкой для активизации политических партий является и инициатива президента РФ, в соответствии с которой предлагать кандидатуры на пост главы субъекта РФ должна партия, имеющая большинство в его законодательном органе. Кроме того, партии могут воспользоваться неоднородностью политических предпочтений и самих регионах, которая прослеживается в ряде случаев явно. Активизация политических партий возможна, однако, лишь при соблюдении нескольких важных условий: ослабления административного давления на их деятельность, обеспечения равноправия участников избирательных процессов, а также равного доступа в информационное пространство.

Неясным остается место в системе региональной политической власти органов местного самоуправления. Конституция РФ не относит их к числу органов государственной власти, но едва ли является разумным как их абсолютно «автономное» функционирование, так и вхождение в единую вертикаль региональной исполнительной власти. Как правило, исполнительная власть на уровне субъектов РФ стремится к более или менее жёсткому контролю над муниципальной властью. В настоящее время запретительные технологии уже менее востребованы, но, как правило, потому, что потенциальные участники избирательного процесса априори пасуют перед мощью администрации.

Одним из основных направлений совершенствования государственного и политического управления стала административная реформа. Как показал анализ материалов Южного федерального округа, региональные проекты реформирования направлены в основном на разработку и внедрение административных регламентов и стандартов государственных услуг (36,5%), на внедрение механизмов управления по результатам (18%), разработку антикоррупционных программ (9,4%).

Необходим также комплекс политических мер, способствующих преодоления выделенный нами проблем регионального развития: деполитизации этничности, преодоления клановости во властных структурах, радикального снижения уровня коррупции, обновления региональных элит, развития институтов гражданского общества, в том числе партийных систем, органов местного самоуправления в регионе.

На Юге России происходит реполитизация этничности, рассматриваемая в контексте роста политического ислама и активного включения в политическую жизнь православного духовенства. Основным путём преодоления регионального этнополитического кризиса видится наращивание потенциала согласия и созидания в регионе через реализацию межрегиональных проектов, благодаря которым автаркический характер этноклановых экономик будет постепенно трансформироваться под влиянием новых экономических и социальных связей, развития трансрегиональной транспортной инфраструктуры. В духовной сфере приоритетным направлением регионального этнополитического менеджмента должно стать формирование современной российской идентичности у жителей региона. При этом необходимо постепенное «размывание» этноклановой структуры северокавказских обществ.

Важным аспектом трансформации региональных систем политического управления является обновление политических элит, причём не только персональное, но и структурное. В настоящее время сложилась ситуация, когда элиты склонны к замыканию, существуя в рамках уже упомянутой клановой системы. При этом клан, находящийся у власти в субъекте РФ, как правило, стремится контролировать всё его политическое пространство. Сравнение элит регионов позволяет обнаружить важную особенность систем управления на уровне субъектов РФ. Консолидация политических ресурсов достигается в первую очередь за счёт административного ресурса, подавления политической оппозиции. И наоборот, существование сильной оппозиции приводит к возникновению острых конфликтов, препятствующих развитию региона. Стержнем, вокруг которого объединяются (во многом принудительно) элиты, является исполнительная власть, причём персонифицированная. Остальные политические институты отходят на второй план. Система политического управления деградирует, политические инструменты воздействия заменяются административными. Успешность региона, особенно в социально-экономической сфере, таким образом, обеспечивается «откатом» к командно-административным методам управления. Однако в конечном итоге подобный подход угрожает возникновением нового застоя. Необходима консолидация элит не вокруг личностей, а по принципу приверженности определённым институциональным установлениям, правилам. Задачей является также формирование новой системы социальных лифтов, обеспечивающей доступ в политическую элиту представителям разных сфер деятельности, слоёв и групп общества.

Ключевым вопросом реформирования политико-управленческих отношений в регионе остаётся наличие инициативы преобразований. Она может исходить в первую очередь от федерального центра, а значит, связана с общероссийскими тенденциями развития политического управления. Федеральные власти имеют необходимый уровень влияния, политические и экономические рычаги для воздействия на ситуацию в регионах. При этом главным методом должна стать не «лобовая атака» на сложившиеся проблемы, способная вызвать рост недовольства региональных элит, а косвенное влияние. Например, подготовка к сочинской олимпиаде даёт федеральному центру возможность запустить межрегиональные проекты, рассчитанные на развитие инфраструктуры, туристического бизнеса и т.д. Способствовать реформам могла бы и большая вариативность кадровых назначений. Активизация деятельности партий на федеральном уровне неизбежно привела к усилению регионального компонента их деятельности. В самих системах политического управления республик сложно найти потенциал для инициирования позитивных изменений.

Таким образом, необходим ряд институциональных преобразований для налаживания более эффективных систем политического управления. В связи с этим возникает проблема инициирования этих преобразований. Насколько ключевые политические акторы на федеральном и региональном уровне нуждаются в этих изменениях, чья политическая воля могла бы придать им необходимый импульс? На наш взгляд, инициатива преобразований может исходить в первую очередь от федерального центра, а значит, связана с общероссийскими тенденциями развития политического управления. Федеральные власти имеют необходимый уровень влияния, политические и экономические рычаги для воздействия на ситуацию в регионах.

Проводником политики федерального центра в регионе является полномочный представитель президента. В последние годы идут дискуссии по поводу необходимости этого института в российской политической системе, а также спектра реализуемых им функций. При проведении преобразований ему могут быть приданы полномочия для формирования кадрового потенциала (отбор лидеров, способных ярко проявить себя), ведения неформальных переговорных процессов с элитами, арбитража. Тем самым, существование института приобретёт новый смысл, а преобразования политических систем в регионе - более последовательный характер.

При обсуждении программ и концепций развития региона наибольшее внимание уделяется вопросам социально-экономического развития. Возможно, такой подход свидетельствует о преобладании позиции, согласно которой благоприятные тенденции экономического роста, повышения уровня жизни сами по себе приведут к развитию политической системы, институтов гражданского общества и прочих атрибутов демократии. Но, на наш взгляд, ситуация выглядит несколько по-другому, и именно для обеспечения дальнейшего развития экономики в регионе необходимы определённые политические предпосылки.

Таким образом, системы политического управления в субъектах Юга России нуждаются в существенных преобразованиях. Их вектор, на наш взгляд, должен быть направлен на изменение самого подхода к проблемам управления, ориентированного на концентрацию власти в субъекте в одних руках. Демократизация политической жизни, привлечение широких слоёв общества к обсуждению проблем региона, пересмотр стиля взаимодействия региональных элит с федеральным центром и с жителями республик - вот главные шаги, которые необходимо сделать для продолжения политической модернизации в регионе. Основной проблемой, которую должны будут решить субъекты ожидаемых изменений - соблюдение равновесия между инновациями и консервативным подходом, позволяющим сохранить необходимый уровень стабильности в регионе и избежать социальных взрывов.

Этнополитическая ситуация в регионах Северного Кавказа меняется волнообразно. Факторы ее дестабилизации достаточно известны. Вместе с тем, за более чем двадцатилетний период накоплен определенный опыт стабилизирующего воздействия органами государственной и местной власти на конфликтогенную обстановку. Прежде всего, данный аспект может быть проанализирован. Первоочередное значение принадлежит созданию правового поля для стабилизации политической ситуации.

Что касается форм преодоления политических конфликтов, то для их урегулирования и профилактики считается возможным использовать концепцию «рефлексивной политики», которая основывается на понимании национальных чувств других народов и стремлении избежать радикальных националистических идей.

Единственно действенным лекарством от них может служить только обращение всей совокупности российских элит - центральной и северокавказских, в первую очередь, - к действительно эффективной политике, способной обеспечить политическую стабилизацию положения как в целом по стране, так и по ее регионам, привлечь инвестиции для перевооружения и устойчивого развития экономики и создать достаточно мощный потенциал для повсеместного достаточно быстрого и эффективного повышения народного благосостояния. Элиты должны осознать, что проведение политики консолидации - насущная необходимость как для общества, так и для самого государства.

Способность обеспечить демократический консенсус вместо навязывания интересов одной части общества всем остальным его частям, для которых они выступают как чуждые, и таким путем принципиально избавиться от насилия как все более обнаруживающего свою несостоятельность способа организации политических процессов - таков главный вызов времени.

Центральная власть должна обеспечивать деятельность политических элит законодательно, следя за введением и соблюдением надлежащих для этой цели норм и правил поведения, а также добиваясь санкций для их нарушителей.

Существенной частью разработки и реализации политики консолидации является координация деятельности общественных институтов и социальных групп по поводу активизации самозащитных действий. Именно данный процесс является инструментом общественного согласия, интеллектуальной основой гражданской консолидации. Этнополитическим элитам необходимо использовать эти доводы для снятия напряжения в своих региональных и местных взаимоотношениях.

Российскому обществу требуется идея гражданской интеграции, согражданства с целью политически организовать общество, а в культурном плане сохранить специфику менталитета различных этнических групп. Гражданская интеграция понимается как процесс стирания статусных различий между этническими группами и обусловленное этим становление надэтничной самоидентификации.

Наличие системы ценностей позволяет политическим элитам формировать идеи, адекватные состоянию общественных предпочтений, интересов, способные выполнять консолидирующую роль. Для перспектив ценностной консолидации подобные идеи должны иметь структурированный характер, создавать позитивное общественное мнение о проводимой политике и реформах, активно оппонировать деструктивным концепциям и мнениям, то есть, приобретать характер стратегии развития, но не быть навязанной обществу, а принятой им за основу развития. В современной России процесс формирования стратегических позитивных идей проходит медленно и сложно. В связи с чем, основные политические ценности носят разрозненный, фрагментарный характер, и процесс консолидации общества также является неустойчивым.

Одну из наиболее значимых и эффективных мер по предотвращению опасности составляет всемерная поддержка становления и укрепления органов местного самоуправления как основных координаторов и реализаторов необходимых гражданских инициатив.

В сложившейся обстановке политические элиты продолжают выполнять консолидирующую роль, формируют культурное пространство региона. Сказанное подтверждается высоким уровнем взаимодействия НКА (национально-культурных автономий), диаспор и других обшественно-культурных организаций, представляющих интересы этнических групп.

Нормативно-правовые меры по урегулированию сферы межэтнического взаимодействия представляют работу по детализации и коррекции существующего нормативно-правового аппарата, способного регулировать деятельность совокупности субъектов регионального политического процесса. Основной задачей данного блока является создание в регионе правового поля, сводящего к минимуму возможности эскалации межэтнических конфликтов, развития старых и возникновения новых очагов сепаратизма.

Следует заметить, что взрыв северокавказского этнорадикализма в постсоветский период был в немалой степени обусловлен именно несовершенством, а точнее слабой разработанностью соответствующих разделов федерального законодательства. В 1990-е гг. вопросы институционально-правового строительства в республиках были, по сути, отданы на откуп местным конституциям, немалая часть положений которых противоречила Конституции Российской Федерации. Причем в таких случаях в республиканской общественно-политической практике приоритет нередко отдавался местным законам. Надо учесть и то обстоятельство, что созданные в период стремительного роста этноцентризма республиканские конституции, в свою очередь, формировали и поддерживали политико-правовой фон, благоприятный для функционирования радикальных политических образований.

Представители титульных этносов получали возможность легально действовать под видом культурно-просветительских и культурно-религиозных организаций, используя открытую или закамуфлированную поддержку органов республиканской власти или отдельных неформальных элитных группировок.

Нормативные акты, связанные с выявлением фактов ущемления национальных интересов России должны более детально прописывать формы деятельности, которые согласно международной правовой практике могут быть квалифицированы как экстремистские, способствующие терроризму и этнорадикализму. Самостоятельное значение имеет институционально-правовая защита конституционных прав граждан вне зависимости от их этнического происхождения, конфессиональной и социоэтнокультурной принадлежности. На данном направлении можно выделить две основные линии, связанные с защитой не титульных народов и национальных меньшинств в республиках и областных, краевых администрациях ЮФО Российской Федерации. Наличие такой законодательной базы позволит региональным общественным организациям и движениям предъявлять соответствующие иски другим субъектам политического процесса.

Административно-политический блок мероприятий по оптимизации межэтнических взаимодействий и разрешению (урегулированию) этнополитических конфликтов также представляет широкий спектр деятельности. Среди его основных рабочих направлений выделим общественно-политическое и административно-управленческое.

Общественно-политический блок представляет комплекс мер по коррекции структурирования политического ландшафта. Здесь можно выделить поддержку в республиках пророссийски ориентированных общественно-политических движений и организаций. Следует заметить, что в настоящее время большинство республиканских этнополитических движений является полностью или в значительной степени лояльными к федеральному центру.

Однако деятельность властных органов не должна ограничиваться избирательной поддержкой уже существующих политических структур. Важным направлением деятельности является создание различного рода общественно-политических организаций (комиссий, комитетов и т.п.), призванных согласовывать спорные вопросы, возникающие между этническими общностями и всеми другими субъектами политического процесса. Речь тем самым идет об активном конструировании республиканского политического поля, формировании на местах более межэтнически «толерантного» политического ландшафта.

В распоряжении федерального центра имеются и другие формы воздействия, способные заставить местную власть более активно и целенаправленно влиять на этнорадикалов. Под такого рода влиянием имеется в виду приостановка деятельности печатных органов, издательств, радиостанций, способствующих разжиганию межэтнической розни, проверку банков, фондов, финансово поддерживающих этпорадикалов.

В случае, если удастся сформировать у кланово-клиентельных образований лояльное отношение к федеральной власти, то их нужно привлекать к активной миротворческой и посреднической деятельности (при жестком контроле со стороны федеральных спецслужб), широко афишируя ее. Иными словами, «общественному влиянию кланово-клиентельных групп необходимо придать своеобразный компрадорский характер, начиная от формирования соответствующего имиджа в СМИ и заканчивая конкретной практической деятельностью». Таким образом, комплекс нормативно-правовых, общественно-политических и административно-управленческих мероприятий в состоянии существенно воздействовать на этнорадикальные силы в республиках и в СКФО в целом.

Политические стратегии элит выступают как ресурсы их властной субъектности, актуализирующие разнонаправленность векторов российского политического устройства. Если российское государство окажется способным к аккумуляции всех региональных факторов в системное единство, то его синергетический эффект будет соразмерен политическому потенциалу. Только такой подход может стимулировать устойчивое развитие и прочное регулирование политических конфликтов.

Технологии стабилизации политических процессов на Северном Кавказе в деятельности политических элит России имеют целью конструктивное согласование этнических интересов на основе принципов демократии, равноправия народов и недопущения их дискриминации, сохранения целостности Российской Федерации. Политическая активность элит призвана обеспечивать условия равноправного социально-экономического и культурного развития народов, эффективно урегулировать этнополитические конфликты и обеспечивать национальную безопасность. Технологии противодействия радикальным, экстремистским проявлениям, террористической деятельности незаконных вооруженных формирований в республиках Северного Кавказа имеют особенности, связанные с активным включением в региональный политический процесс силовых структур, религиозных деятелей, мобилизацией традиционного духовенства, формированием общероссийской гражданской идентичности, организацией системы духовно-нравственного воспитания молодежи. Методы народной дипломатии в условиях традиционализма институтов и норм политики на Северном Кавказе могут дополнять усилия административных элит по оптимизации политического управления. Формами народной дипломатии выступают советы старейшин, женские, молодежные, национально-культурные, спортивные объединения. Доказали свою целесообразность консультативные Общественные советы и Общественные палаты при органах государственной власти субъектов федерации и местного самоуправления, правозащитные и миротворческие организации. Практики политического управления на Северном Кавказе должны учитывать нормы традиций и обычного права в обеспечении межэтнической толерантности и миростроительства.

В итоге исследования мы сделали следующие выводы по второй главе.

Конфликты в управляющих взаимодействиях политических элит в республиках северного Кавказа носят многосоставной и блоковый характер. Они могут быть классифицированы по диспозиции участников: центр - региональные вертикальные, внутриреспубликанские горизонтальные, регионально-локальные вертикальные. Конфликты в условиях СКФО имеют характер многосторонних, долгосрочных конфликтов не только интересов, но и ценностей. По причинам конфликты в республиках Северного Кавказа проявляются: экономические, социально-стратификационные, политические, этнополитические, межуконфессиональные, конфликты идентичности. Влияние региональных этнополитических элит на регулирование конфликтов северокавказского сообщества противоречиво. Можно выделить такие аспекты их стабилизационного потенциала, как: осуществление стратегии политики, основанной на принципах сотрудничества, созидания мира и целостности государства, формирования общероссийской идентичности, восстановления обшекультурного пространства, обеспечения консолидационной информационной политики. С другой стороны, сохранение этноклановости северокавказских сообществ в ряде случаев блокирует процессы демократизации и модернизации общества, препятствует эффективному регулированию конфликтов. Потенциал этнополитических элит в стабилизации политической ситуации на Северном Кавказе недостаточно активно реализовывается. Во многом это объясняется отсутствием стратегии регуляции политических элит в регионе со стороны федеральных элит.

Технологии стабилизации политических процессов на Северном Кавказе в деятельности политических элит России имеют целью конструктивное согласование этнических интересов на основе принципов демократии, равноправия народов и недопущения их дискриминации, сохранения целостности Российской Федерации. Политическая активность элит призвана обеспечивать условия равноправного социально-экономического и культурного развития народов, эффективно урегулировать этнополитические конфликты и обеспечивать национальную безопасность. Технологии противодействия радикальным, экстремистским проявлениям, террористической деятельности незаконных вооруженных формирований в республиках Северного Кавказа имеют особенности, связанные с активным включением в региональный политический процесс силовых структур, религиозных деятелей, мобилизацией традиционного духовенства, формированием общероссийской гражданской идентичности, организацией системы воспитания молодежи. Методы народной дипломатии в условиях традиционализма институтов и норм политики на Северном Кавказе могут дополнять усилия административных элит по оптимизации политического управления. Формами народной дипломатии выступают советы старейшин, женские, молодежные, национально-культурные, спортивные объединения. Доказали свою целесообразность консультативные Общественные советы и Общественные палаты при органах государственной власти субъектов федерации и местного самоуправления, правозащитные и миротворческие организации. Практики политического управления на Северном Кавказе должны учитывать нормы традиций и обычного права в обеспечении межэтнической толерантности и миростроительства.

Геополитическое положение и этноконфессиональная структура населения Северного Кавказа занимает особое место в политических конфликтах, происходящих в России. Эти обстоятельства не могли не отразиться на содержании и характере политических процессов, происходящих в России на переломном этапе ее развития.

Политические процессы в России в начале XXI в. способствовали активизации деятельности этнической элиты. В наибольшей степени это относится к Северному Кавказу. Межэтнические конфликты последних десятилетий никак нельзя назвать случайными: они являются закономерным итогом накапливавшихся годами ошибок и промахов в политике. Большинство из них связаны с игнорированием специфики потребностей тех или иных народов, произволом в отношении некоторых из них, перекройки границ между национально-государственными и административно-территориальными образованиями внутри страны.

Этнополитическая элита, представляя интересы своего этнического сообщества, включена в сеть внутриэтнических отношений, идентификации с сообществом. Данное обстоятельство находит подтверждение в стремлении этнической элиты обеспечивать относительную устойчивость элементов политической культуры посредством функционирования этнических стереотипов и сохранения традиционных форм социальных связей.

Эскалация межэтнических конфликтов на Северном Кавказе, их переход из латентной в открытую фазу стало следствием развала СССР. Причины, обусловившие обострению конфликтов на территории бывшего СССР, проявились в полной мере на Северном Кавказе.

Необходимо выявить наиболее оптимальных формы и пути интеграции республик Северного Кавказа в пределах единого пространства России и достижение максимальной самообеспеченности субъектов федерации.

Надо отметить, что региональные этнополитические элиты продолжают использовать технологии «мобилизации этничности» для достижения политических целей. Такая этнизация политики несет в себе серьезную угрозу не только эскалации политических конфликтов локального уровня, но и длительной гражданской войны. Остроту конфликта усиливает поддержка групп, участвующих в столкновении, со стороны этнических диаспор за рубежом.

Также важным представляется прогнозирование политических конфликтов и разработка технологий их разрешения в условиях Северного Кавказа с учётом социокультурной специфики макрорегиона.

Почвой для возникновения и развития конфликтов на Северном Кавказе во многом является социальная необустроенность населения - безработица, низкий уровень жизни и т.д. В северокавказских субъектах (как и в целом в стране) продекларированы федеральные целевые программы, направленные на обеспечение социально-экономического и культурного возрождения этих субъектов. Однако, принятые решения срываются постоянно из-за отсутствия финансирования, нецелевого расходования средств. В этой связи большое значение имеет решение социально-экономических задач в регионе. Думается, что выбор предпринимателя и экс-губернатора А.Г. Хлопонина на должность полномочного представителя Президента РФ в Северо-Кавказском федеральном округе и возведение его в ранг вице-премьера Правительства РФ свидетельствуют о начале экономических преобразований в макрорегионе.

На наш взгляд, залогом успешного развития регионов является качественная подготовка новой элиты, осознающей свой политический статус, многоаспектность и сложность задач, предстоящих решать.

Заключение

В результате исследования можно сделать следующие выводы.

Этнополитические процессы в России на рубеже XX-XXI вв. способствовали усилению этнического фактора и активизации деятельности этнической элиты как субъектов, определяющих содержание политических процессов развития ряда полиэтничных регионов России. В наибольшей степени это относится к Северному Кавказу. Вследствие отсутствия серьезных теоретических исследований этнической элиты как системообразующего элемента социальной структуры Северо-Кавказского макрорегиона возникает необходимость выявления характера влияния этнической элиты на политическую ситуацию.

Этнополитическая элита, представляя интересы, прежде всего, своего этнического сообщества, являясь его представителем, реализует на практике глубину включенности в сеть внутриэтнических отношений, степень идентификации с этническим сообществом. Данное обстоятельство находит подтверждение в стремлении этнической элиты обеспечивать относительную устойчивость элементов этнической культуры посредством функционирования этнических стереотипов, как разновидности стереотипов социальных, и сохранение традиционных форм социальных связей.

Эскалация межнациональных конфликтов на Северном Кавказе, их переход из латентной в открытую фазу стало следствием развала Советского Союза. Причины, обусловившие обострению межнациональных конфликтов на территории бывшего СССР, проявились в полной мере на Северном Кавказе.

Надо отметить, что региональные этнополитические элиты продолжают использовать факт «мобилизации этничности» для достижения политических целей. Такая этнизация политики несет в себе серьезную угрозу не только детонации этнического конфликта по конкретной проблеме, но и длительной межэтнической войны. Остроту конфликта усиливает поддержка из солидарности одной из групп, участвующих в столкновении, со стороны родственной этнической общины за рубежом.

В северокавказских субъектах (как и в целом в стране) продекларированы федеральные целевые программы, направленные на обеспечение социально-экономического и культурного возрождения этих субъектов. Однако, принятые решения срываются постоянно из-за отсутствия финансирования, нецелевого расходования средств. В этой связи большое значение имеет решение социально-экономических задач. Думается, что выбор предпринимателя и экс-губернатора А.Г. Хлопонина на должность полномочного представителя Президента РФ в Северо-Кавказском федеральном округе и возведение его в ранг вице-премьера Правительства РФ свидетельствуют о начале экономических преобразований в макрорегионе.

На наш взгляд, залогом успешного политического управления и эффективности политических элит является качественная подготовка новой элиты, осознающей свой политический статус, многоаспектность и сложность задач регулирования конфликтов.

В итоге диссертации предлагаем следующие рекомендации для политических элит:

Программно-целевой метод политического управления должен предусматривать согласование направленности действий органов власти не только по вертикали, но и по горизонтали. Целесообразно повышение статуса парламентских ассоциаций федеральных округов, регулярных совещаний и конференций отраслевых органов исполнительной власти, муниципалитетов.

В сфере информационной и образовательной политики необходимо увеличить финансирование программ формирования общероссийской идентичности, толерантно сочетая надэтничный (гражданский) и этнический компоненты. С целью снижения конфликтности следует поддерживать проекты, условием реализации которых являются совместные действия представителей разных этнических групп. Должна быть разработана программа конструирования позитивного имиджа Северного Кавказа с использованием его конкурентных преимуществ. Целесообразно усилить контроль Министерства образования и науки РФ, региональных отраслевых министерств над содержанием преподавания социально-гуманитарных дисциплин в средней и высшей школе в аспекте недопущения национализма, интолерантности, пропаганды сепаратизма.

Нуждается в ресурсном и нормативном обеспечении миротворческая деятельность таких форм народной дипломатии, как советы старейшин, женские, молодежные, национально-культурные организации. Их потенциал должен учитываться в работе республиканских Общественных палат, иных консультативных институтов при органах государственной власти и местного самоуправления.

В политическом аспекте одним из приоритетных направлений в борьбе с терроризмом остается ликвидация разрыва между провозглашенными демократическими принципами и их осуществлением. Следует отнести к рискам террористической активности слабость интеграции регионов и центра, недостаточную эффективность экономических и политических реформ. Актуально принятие государственной концепции Российской Федерации, регулирующей отношения государства с религиозными движениями.

В программе профилактических мер, предусмотренных комплексным планом информационного противодействия терроризму в РФ на 2008-2012 годы, отмечено, что одним из приоритетных направлений государственной политики предупреждения терроризма должна стать идеологическая компонента. Ее роль предполагается ведущей на Северном Кавказе как при мониторинге актов террористического насилия, так и при организации эффективного противодействия ему.

С целью противодействия информационной агрессии террористов, в первую очередь, следует стимулировать единство мусульманского сообщества, поддерживать умеренные исламские организации, не отождествлять ислам с терроризмом и, таким образом, изолировать экстремистское движение от уммы. Необходимо объяснить общественному мнению, что исламофобия, восприятие ислама как воинствующей религии являются результатом подрывной активности экстремистского меньшинства, пропагандируются СМИ и другими институтами, обслуживающими политические и экономические интересы геополитических конкурентов России.

Неотложной задачей является создание концепции информационной политики России, учитывая особую роль, которую СМИ играют в символической политике. Необходимо обеспечить консенсус базовых ценностей общества, интегрировать множество социальных, конфессиональных, этнических, территориальных и иных групп населения в российскую нацию. Выработка новых базовых принципов, в первую очередь учитывающих полиэтничный и поликонфессиональный характер Северного Кавказа и Российской Федерации в целом, должна стать составной частью государственной стратегии антитерроризма. Большую роль может сыграть обновление Концепции государственной национальной политики Российской Федерации и ее регионов в русле конструирования общенациональной идентичности. Актуально также принятие государственной концепции Российской Федерации, регулирующей отношения государства с религиозными движениями.

Эффективная политика на российском Кавказе может реализовываться лишь на основе транспарентных механизмов выравнивания уровней экономического и социального развития. Стабильность означает устойчивость жизненно важных политических процессов и позитивную направленность наиболее существенных социально-экономических и политических изменений. Все это будет играть лишать терроризм его социальной и политической опоры.

Научные исследования в данном направлении будут способствовать повышению эффективности стратегии и тактики политического управления в деятельности элит России, ее конфликтологической экспертизы и прогнозирования.

Библиографический список

Источники

1.2012: Экватор или Рубикон? Аналитический доклад // #"justify">2.Аналитический доклад. Консолидированность политической системы // #"justify">3.В России снова кадровая перетряска. - #"justify">.В. Путин зачистит старую элиту // #"justify">5.Валерий Драганов: Модернизация - это ответственный выбор правящей элиты // #"justify">6.Вам лексус или модернизацию? //#"justify">7.Владимир Путин: Страна по-прежнему нуждается в ручном управлении // #"justify">8.Владимир Якушев: По сути, именно созданием условий для такой модернизации мы и занимались все 2000-е годы //#"justify">9.Владислав Сурков, кремлевский вычитатель // #"justify">10.Власов А. Виртуальная политика - реальность сегодняшнего дня // #"justify">11.Выбор для Кудрина // Взгляд. 2011. 26.09.

.Выступление Президента РФ В.В. Путина на расширенном заседании Правительства РФ 13 сентября 2004 г. (полный текст) // Российская газета. 2004. 14 сент.

13.Говорит элита республик Российской Федерации. 110 интервью Леокадии Дробижевой с политиками, бизнесменами, учеными, деятелями культуры, религии, лидерами оппозиционных движений. - М.: Ин-т этнологии и антропологии РАН, 1996. - 301 с.

14.Голышев В.М. История одной сделки // www.russ.ru/culture/20050126_gol01.html / 26.10. 2009

.Для модернизации нужны новые элиты. В Рязани прошел региональный этап форума «Стратегия 2020» #"justify">16.Дмитриев Ю. Госсовет как символ Конституции // #"justify">17.Дмитриев Ю. Президентские инициативы и конституционное регулирование: вопросы соотношения // #"justify">.Доклад Общественной палаты Российской Федерации о состоянии гражданского общества в Российской Федерации [Проект] // #"justify">19.Доклад Общественной палаты Российской Федерации о состоянии гражданского общества в Российской Федерации за 2010 год //#"justify">20.«Единая Россия» последовательно поддерживает модернизацию // #"justify">21.Ежегодный доклад ИнОП «Оценка состояния и перспектив политической системы России». 2009 // www.inop.ru/page484/.

.Ирина Яровая: Консолидация различных ветвей власти - залог стабильности страны //#"justify">23.Ирина Яровая: Консолидация различных ветвей власти - залог стабильности страны //#"justify">24.Колесников А. Конец политического Госплана // #"justify">25.Команда Путина: только «свои». - #"justify">26.Конституция Российской Федерации. М., 2010.

27.Концепция государственной национальной политики Российской Федерации // Собрание законодательства РФ. 1996. №5.

28.Концепция национальной безопасности Российской Федерации (в редакции Указа Президента РФ от 10 января 2000 г., №24) // Собрание законодательства РФ. - 2000. - №2.

29.Круглый стол «Элиты в современной России» // #"justify">30.Кто нами правит: высшая политическая элита России от Ельцина до Путина // #"justify">31.Кургинян С.Е. На войне как на войне. О наихудшем и наиболее вероятном сценарии развития событий после 4 марта 2012 года // #"justify">.Макарин А. Человек команды. Карьера Владимира Путина // #"justify">33.Максим Шевченко: Путин взял на себя ответственность за Россию // #"justify">34.Медведев Д.А. Национальные приоритеты: Статьи и выступления. М.: Европа, 2008.

35.Медведев заявил о едином видении будущего России с Путиным // #"justify">36.Медведев: Нам нужна постепенная модернизация политической системы // #"justify">37.Общенациональная стратегия развития России: проблема реализации // #"justify">38.Петров В. Роль современного политического образования в формировании новой политической элиты // #"justify">39.Политика по новым правилам // #"justify">40.Политическая модернизация Дмитрия Медведева // #"justify">41.Политическая элита не готова к модернизации // #"justify">.Политическая элита: сущность, концепции, проблема становления современной политической элиты России // #"justify">43.Политические элиты в современной России - актуальные вызовы //#"justify">44.Политические элиты в современной России - актуальные вызовы // #"justify">45.Послания Президента Российской Федерации Федеральному Собранию Российской Федерации 2000-2011 гг.

.Председатель Правительства Российской Федерации В.В. Путин провёл встречу с членами координационного совета Общероссийского народного фронта // #"justify">47.Президент против ручного управления // Независимая газета. 2011. 08. 06.

48.Примаков Е.М. Россия перед выбором // Российская газета 14.01.2010.

49.Путин В.В. Быть сильными: гарантии национальной безопасности для России // Российская газета. - 2012. - 20 февраля.

.Путин В.В. Демократия и качество государства // Коммерсант. - 2012. - 6 февраля.

.Путин В.В. О наших экономических задачах // Ведомости. - 2012. - 30 января.

.Путин В.В. Россия и меняющийся мир // Московские новости. - 2012. - 27 февраля.

.Путин В.В. Россия сосредотачивается - вызовы, на которые мы должны ответить // Известия. - 2012. - 16 января.

.Путин В.В. Россия: национальный вопрос // Независимая газета. -2012. - 23 января.

.Путин В.В. Строительство справедливости. Социальная политика для России // Комсомольская правда 2012. - 13 февраля.

56.Путин предложил Медведева, а Медведев Путина // #"justify">57.Путин: Территориальные споры внутри страны недопустимы // #"justify">58.Реализация законодательных инициатив президента РФ Дмитрия Медведева в 2010 году // #"justify">59.Региональные политические элиты и российская модернизация: мифы и реалии // #"justify">60.Роль элит в осуществлении политической власти // #"justify">.Российская элита на переходе //#"justify">.Российские элиты как предмет научного анализа //#"justify">63.Сенатор Маккейн о смерти Каддафи: Путин должен начать нервничать. Мы увидим значительные протесты // #"justify">.Современные российские элиты. Особенности генезиса, взаимодействия и позиционирования во власти // #"justify">65.Современные российские элиты // #"justify">66.Стратегия национальной безопасности России до 2020 года // Российская газета. 2009. 12 мая. №537.

67.Стратегия социально-экономического развития СКФО до 2025 года // Вестник Кавказа. - 2010. - 6 октября.

68.Сулакшин С.С. Политическая и партийная система России и государственное управление // #"justify">69.Сурков В. Консолидированная власть в России - это инструмент модернизации // #"justify">70.Указ Президента РФ от 13 марта 2000 г. №849 «О полномочном представителе Президента Российской Федерации в федеральном округе» // Российская газета. 2000. 16 мая.

71.Указ Президента РФ от 6 апреля 2004 г. №490 (ред. от 01.08.2005) «Об утверждении положений об Администрации Президента Российской Федерации» // СЗ РФ. 2004. №15. Ст. 1395.

.Указ Президента РФ от 7 июня 2004 г. №726 (ред. от 25.07.2006) «Об утверждении положений о Совете безопасности Российской Федерации и аппарате Совета безопасности Российской Федерации, а также об изменении и признании утратившим силу отдельных актов Президента Российской Федерации» // СЗ РФ. 2004. №24. Ст. 2392.

.Федеральный закон «Об Общественной палате Российской Федерации» // Собрание законодательства Российской Федерации. 2005. №15. 11.04. Ст. 1277.

.Федеральный закон «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации» от 6 октября 1999 г. №184-ФЗ //

.Федеральный закон от 11 июля 2001 г. №95-ФЗ «О политических партиях» // Собрание законодательства Российской Федерации. 2001. №29. Ст. 2950.

.Федеральный закон от 25 июля 2002 г. №114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» // Собрание законодательства Российской Федерации. 2002. №30. Ст. 3031.

77.Федеральный конституционный закон от 17 декабря 1997 г. №2-ФКЗ «О Правительстве Российской Федерации» // СЗ РФ. 1997. №51. Ст. 5712.

78.ЦСКП: Стенограмма заседания на тему «Итоги заседания Госсовета «О совершенствовании политической системы и укреплении политических институтов РФ» // #"justify">79.Элита как обслуга // #"justify">Научная литература

80.Авксентьев В.А. Этническая конфликтология в поисках новой парадигмы. - Ставрополь: Изд-во Ставроп. гос. ун-та, 2001. - 192 с.

81.Авксентьев В.А. Этнополитические процессы на Юге России: от локальных к блоковым конфликтам / В.А. Авксентьев, С.Н. Зинев, Д.А. Лавриненко, О.И. Лепилкина, Э.Т. Майборода. Ростов н/Д: Изд-во ЮНЦ РАН, 2011. 202 с.

82.Авксентьев В.А., Гриценко Г.Д., Дмитириев А.В. Региональная конфликтология: экспертное мнение. М.: Альфа-М, 2007. 208 с.

83.Авксентьев В.А., Гриценко Г.Д., Дмитриев А.В. Региональная конфликтология: концепты и российская практика. М.: Альфа-М, 2008. 368 с.

.Авксентьев В.А., Дмитриев А.В. Конфликтология: базовые концепты и региональные модели. М.: Альфа-М, 2009. 112 с.

85.Агапонов А.К., Игнатов В.Г., Понеделков А.В., Старостин A.M. Электоральные процессы и региональные элиты // Власть. - 2003. - №4. - С. 48-49.

86.Акаев В.Х. Взаимосвязь этнополитических и конфессиональных проявлений в политическом процессе // Политическая наука: состояние и перспективы развития в ХХI веке. Материалы Международной научно-практической конференции. Краснодар, 28 октября 2011 г. - Краснодар: Изд-во Кубан. гос. ун-та, 2011. - С. 214-217.

.Акаев В.Х. Традиционный ислам и ваххабизм (к религиозно-политической ситуации в Чечне) // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. - Ростов-н/Д, 2001. - №2.

.Акаев В.Х. Чеченское общество в поисках геополитической и социокультурной идентичности // Современные проблемы геополитики Кавказа: Южнороссийское обозрение. Вып. 5. - Ростов-н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2001.

.Акаев В.Х., Ахтаев А.М. Чечня в объективе геополитических замыслов: расчленение или целостность // Материалы региональной научно-практической конференции «Вузовская наука - народному хозяйству». 4-5 июня 2002 г. - Грозный: Изд-во Чечен. гос. ун-та, 2003.

.Актуальные социально-политические и экономические проблемы Южного федерального округа / Под ред. Г.Г. Матишова. Ростов н/Д: Изд-во ЮНЦ РАН, 2005. 144 с.

.Асимметричная федерация: взгляд из центра, республик и областей / Отв. ред. Л.М. Дробижева. - М.: Изд-во Ин-та социологии РАН, 1998.

.Аствацатурова М.А. Диаспоры в Российской Федерации: формирование и управление. Северо-Кавказский регион. - Ростов н/Д; Пятигорск: Изд-во СКАГС, 2002. - 635 с.

.Атлас социально-политических проблем, угроз и рисков Юга России / Под ред. Г.Г. Матишова. Ростов н/Д: Изд-во ЮНЦ РАН, 2006. Т.1. 152 с.; 2008. Т.III. 260 с.; 2009. Т. IV. 120 с.; 2011. Т. V. 160 с.

.Афанасьев М.Н. Правящие элиты и государственность посттоталитарной России. М.; Воронеж: НПО «МОДЭК», 1996.

.Афанасьев М.Н. Российские элиты и парадигмы развития: запрос на новый курс? // Элиты и общество в сравнительном измерении: сб. статей / под ред. О.В. Гаман-Голутвиной. М.: РОССПЭН, 2011. С. 330-341.

.Ачкасов В.А. Российская правящая элита и построение «эффективного, конкурентоспособного государства» // Власть и элиты в российской трансформации: Сб. научных статей. СПб.: Интерсоцис, 2005. С. 110-121.

.Ашин Г.К. Миф об элите и массовом обществе. - М.: Международные отношения, 1966. - 160 с.

.Ашин Г.К. Наука об элитах и элитном // Власть. 2004. №1. С. 46-56.

.Ашин Г.К. Элитизм и демократия // Общественные науки и современность. 1996. №5.

.Ашин Г.К. Элитология в зеркале политической философии и политической социологии // Вопросы элитологии: философия, культура, политика. Ежегодный альманах. Астрахань: Астрахан. гос. ун-т, 2004. Т.1. С. 194-202.

.Ашин Г.К. Элитология в системе общественных наук // Общественные науки и современность. - 2003. - №4. - С. 124-134.

.Ашин Г.К. Элитология: история, теория, современность. М.: МГИМО-Университет, 2010.

.Ашин Г.К., Игнатов В.Г., Понеделков А.В. и др. Образовательная и кадровая политика как факторы формирования элиты: отечественный и зарубежный опыт. Ростов н/Д: Изд-во СКАГС, 2007. 211 с.

.Аюпов М.А. Политический процесс в современной России: реальная политика или эффективные PR-технологии? // Власть. 2011. №12.

.Бадовский Д.В. Трансформация политической элиты в России - от «организации профессиональных революционеров» к партии власти // Полис. - 1994. - №6. - С. 42-58.

.Бадовский Д.В., Шутов А.Ю. Региональные элиты в постсоветской России: особенности политического участия // Кентавр. - М., 1995. - №6. - С. 3-23.

.Баранов А.В. Акторы региональных политических процессов в постсоветской России. - Краснодар: Изд-во Кубан. гос. ун-та, 2005. - 344 с.

.Баранов А.В. Взаимодействие акторов региональных политических процессов в постсоветской России. М.: Изд-во «Социально-политическая мысль», 2007. 192 с.

.Барзилов С.И., Чернышов А.Г. Новые номенклатурные кланы // Свободная мысль. 1999. №5.

.Бжезинский 3. Великая шахматная доска. - М.: Международные отношения, 1998.

.Вартумян А.А. Региональный политический процесс: динамика, особенности, проблемы. - М.: Изд-во РГСУ, 2004. - 179 с.

.Вартумян А.А., Поляков А.В. Региональные политические элиты: формирование, строение, институционализация. - Ставрополь: ООО «Базис», 2004.

.Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. 804 с.

.Взаимодействие народов и культур на Юге России: история и современность: Сборник науч. статей / отв. ред. Г.Г. Матишов. Ростов н/Д: Изд-во ЮНЦ РАН, 2008. 352 с.

.Властные элиты современной России в процессе политической трансформации / Отв. ред. В.Г. Игнатов, О.В. Гаман-Голутвина, А.В. Понеделков, А.М. Старостин. Ростов н/Д.: СКАГС, 2004.

.Власть в России: элиты и институты: Материалы седьмого Всерос. семинара «Социологические проблемы институтов власти в условиях российской трансформации» / под ред. А.В. Дуки. СПб.: Интерсоцис, 2009. 328 с.

.Власть и элиты в российской трансформации: Сб. научных статей / под ред. А.В. Дуки. СПб.: Интерсоцис, 2005. 296 с.

.Власть и элиты в современной России: Сб. научных статей / под ред. А.В. Дуки. СПб.: Социол. общ-во им. М.М. Ковалевского, 2003. 416 с.

.Вопросы элитологии: философия, культура, политика. Ежегодный альманах Астрахан. элитологич. сообщества / Науч. ред. П.Л. Карабущенко. Астрахань: Астрахан. гос. ун-т, 2004. Т.1. 204 с.

.Воронкова О.А., Сидорова А.А., Крыштановская О.В. Российский истэблишмент: пути и методы обновления // Полис. 2011. №1. С. 66-79.

.Гаман-Голутвина О.В. Введение: Элиты в фокусе исследовательского внимания // Элиты и общество в сравнительном измерении: сб. статей. М.: РОССПЭН, 2011. С. 11-24.

.Гаман-Голутвина О.В. Политические элиты России: вехи исторической эволюции. 2-е изд. М.: РОССПЭН, 2006.

.Гаман-Голутвина О.В. Проблемы современного элитогенеза: мировой и отечественный опыт // Полис. 2008. №6. С. 67-85.

.Гаман-Голутвина О.В. Региональные элиты России в зеркале экспертного опроса // Власть. 2004. №5. С. 3-10.

.Гаман-Голутвина О.В. Региональные элиты России: персональный состав и тенденции эволюции // Полис. 2004. №2.С. 6-19; №3. С. 22-32.

.Гаман-Голутвина О.В. Региональные элиты современной России // Вестник Московского ун-та. Сер. 18. Социология и политология. 1995. №4.

.Гаман-Голутвина О.В. Региональные элиты современной России как субъекты политического процесса // Вестник Московского ун-та. - М., 1995. - Серия 18. - №4. - С. 22-32.

.Гаман-Голутвина О.В. Региональные элиты современной России: портрет в изменившемся интерьере // Политическая наука в современной России: время поиска и контуры эволюции: Ежегодник 2004. М.: РОССПЭН, 2004. С. 157-177.

.Гаман-Голутвина О.В. Российские политические элиты: факторы эволюции // Элитизм в России: «за» и «против»: Сборник материалов интернет-конф., февр.-май 2002 г. / под общ. ред. В.П. Мохова. Пермь: Изд-во Перм. гос. технич. ун-та, 2002. С. 65-91.

.Гельман В.Я. Закон о региональной власти: сохранение статус-кво // Российский региональный бюллетень. М., 1999. №22. 29 ноября. С. 18-19.

.Гельман В.Я. Региональная власть в современной России: институты, режимы и практики // Полис. - 1998. - №1. - С. 87-105.

.Гельман В.Я. Шахматные партии российской элиты // Pro et Contra. 1996. Т. 1. №1.

.Гельман В.Я., Тарусина И.Г. Изучение политических элит в России: проблемы и альтернативы // Элитизм в России: «за» и «против»: Сборник материалов интернет-конф., февр.-май 2002 г. / под общ. ред. В.П. Мохова. Пермь: Изд-во Перм. гос. технич. ун-та, 2002. С. 6-28.

.Гудков Л.Д., Дубин Б.В. Иллюзия модернизации: российская бюрократия в роли «элиты» // Pro et Contra. 2007. №3 (37). C. 73-97.

.Дарендорф Р. Современный социальный конфликт. Очерк политики свободы. М.: РОССПЭН. 2002.

.Даугавет А.Б. Опыт когнитивного подхода к изучению института властной элиты // Власть и элиты в современной России: Сб. научных статей. СПб.: Социол. общ-во им. М.М. Ковалевского, 2003. С. 63-91.

.Дахин А.В. Смена высших политических команд в России: Анализ одной политологической гипотезы // Политическая наука. 2012. №1. С. 69-80.

.Демократия. Власть. Элиты: Демократия vs элитократия: Сб. статей / под ред. Я.А. Пляйса. М.: РОССПЭН, 2010. 215 с.

.Димитрова Ю.Б. Взаимоотношения политической элиты и бюрократии как проблема политического управления // Pro Nunc: современные политические процессы. Вып. 8. Политические элиты в условиях электорального формата трансформации власти. Тамбов, 2008.

.Дискин И.Е. Россия: трансформация и элиты. М., 1995.

.Дискин И.Е. Элиты как субъекты российских реформ // Вестник Моск. ун-та. Сер.12. Политические науки. - 1996. - №1.

.Дробижева Л.М. Этническая и республиканская идентичность: конкуренция или совместимость? // Региональные процессы в современной России: экономика, политика, власть. - М.: ИНИОН РАН, 2002. - С. 11-29.

.Дука А.В. Властная элита и социальный класс в России: становящаяся определенность // Элиты и общество в сравнительном измерении: сб. статей. М.: РОССПЭН, 2011. С. 294-308.

.Дука А.В. Властные элиты: социологический анализ // Элитизм в России: «за» и «против»: Сборник материалов интернет-конф., февр.-май 2002 г. Пермь: Изд-во Перм. гос. технич. ун-та, 2002. С. 29-64.

.Дука А.В. Исследования элит: поиск теоретических оснований // Власть и элиты в российской трансформации: Сб. научных статей. СПб.: Интерсоцис, 2005. С. 11-29.

.Дука А.В. Легитимация произвола как основание функционирования элит // Элиты и власть в российском социальном пространстве: Материалы пятого Всерос. семинара «Социологические проблемы институтов власти в условиях российской трансформации» (15-16 дек. 2006 года). СПб.: Интерсоцис, 2008. С. 7-28.

.Дука А.В. Проблемы институционализации российской политико-административной элиты: экономический и глобальный аспекты // Власть и элиты в современной России: Сб. научных статей. СПб.: Социол. общ-во им. М.М. Ковалевского, 2003. С. 162-185.

.Дука А.В. Существует ли инновационный потенциал для модернизации у российской элиты? // Модернизация и политика: традиции и перспективы России. Политическая наука: Ежегодник 2011. М.: РОССПЭН, 2011. С. 188-206.

.Дука А.В. Эволюция константы: российские элиты в историческом контексте // Полис. 2008. №6. С. 180-185.

.Загородников А.Н. Демократия и элиты в России и мире в ХХ1 веке: сравнительный анализ // Демократия. Власть. Элиты: Демократия vs элитократия: Сб. статей / под ред. Я.А. Пляйса. М.: РОССПЭН, 2010. С. 57-68.

.Зелепухина И.В. Политическая элита в современной России и механизмы её формирования // Элиты и будущее России: взгляд из регионов. Сборник материалов международной научно-практической конференции Ростов н/Д: Изд-во СКАГС, 2007. - Вып. 2. - С. 21-23.

.Заславская Т.И. О субъектно-деятельностном аспекте трансформационного процесса // Кто и куда стремится вести Россию? Макро, мезо- и микро-акторы трансформационного процесса. - М.: МВШСЭН, 2001. - С. 13-16.

.Заславская Т.И. Современное российское общество: проблемы и перспективы // Общественные науки и современность. 2004. №5.

.Зиммель Г. Социальная дифференциация. Социологические и психологические исследования // Зиммель Г. Избранное. М.: Юрист, 1996. Т.2. Созерцание жизни.

.Зудин А.Ю. Распределение источников влияния на принятие властных решений в современной России // Элиты и общество в сравнительном измерении: сб. статей / под ред. О.В. Гаман-Голутвиной. М.: РОССПЭН, 2011. С. 355-375.

.Игнатов В.Г., Денисенко И.Ф., Кислицын С.А. и др. Взаимодействие элит в социально-политическом пространстве современной России. Ростов н/Д: Изд-во СКАГС, 2001. 353 с.

.Истон Д. Категории системного анализа политики // Антология мировой политической мысли. Т.2. Зарубежная политическая мысль. XX в. М.: Мысль, 1997.

.Казенин К.И. Элементы Кавказа: Земля, власть и идеология в северокавказских республиках. М.: Изд. дом «Регнум», 2012. 176 с.

.Карабущенко П.Л. Бумажная элита // Человек. Сообщество. Управление. Краснодар, 2011. №3. С. 109-116.

.Карабущенко П.Л. Элиты, неэлиты и псевдоэлиты современной демократии // Демократия. Власть. Элиты: Демократия vs элитократия: Сб. статей / под ред. Я.А. Пляйса. М.: РОССПЭН, 2010. С. 69-78.

.Карабущенко П.Л., Карабущенко Н.Б. Психологические теории элит. М.: Памятники исторической мысли, 2006. 448 с.

.Кислицын С.А. Проблемы взаимодействия элит и контрэлит в условиях укрепления вертикали власти в 2000-2010 гг. // Науковедение. 2010. №2.

.Кисриев Э.Ф. Ислам и власть в Дагестане. М.: О.Г.И., 2004. 224 с.

.Ковалёв В.А. Выборы и элиты: есть ли потенциал обновления? // Элитизм в России: «за» и «против»: Сборник материалов интернет-конф., февр.-май 2002 г. / под общ. ред. В.П. Мохова. Пермь: Изд-во Перм. гос. технич. ун-та, 2002. С. 153-166.

.Козер Л. Функции социального конфликта. М.: Идея-пресс. 2000.

.Койбаев Б.Г., Усова Ю.В. Политическая элита Северной Осетии: трансформация в постсоветский период. Владикавказ: Изд-во Сев.-Осетинск. гос. ун-та, 2009. 200 с.

.Кокорхоева Д.С. Тенденции политической институционализации системы органов власти республик РФ в условиях постсоветских реформ. Назрань: ООО «Пилигрим», 2011. 303 с.

.Колесник Н.В. Исследование российской элиты: в поисках теоретического основания // Власть и элиты в современной России: Сб. статей. СПб.: Социол. общ-во им. М.М. Ковалевского, 2003. С. 38-62.

169.Колпаков В.М., Дмитренко Г.А. Стратегический кадровый менеджмент. Глава 5. Элита как объект стратегического кадрового менеджмента // #"justify">170.Конфликты в современной России (проблемы анализа и урегулирования) / под ред. Е.И. Степанова. М.: Эдиториал УРСС, 1999. 344 с.

171.Конфликты на Северном Кавказе и пути их разрешения: Материалы междунар. кругл. стола / Отв. ред. В.Г. Игнатов. Ростов н/Д: Изд-во СКАГС, 2003. 336 с.

.Конфликты и сотрудничество на Северном Кавказе: управление, экономика, общество. Сб. докл. на междунар. науч.-практ. конф. 29-30 сент. 2006 г. / Отв. ред. В.Г. Игнатов. Ростов н/Д: Изд-во СКАГС, 2006. Т.1. 276 с.; Т.2. 324 с.

.Коргунюк Ю.Г. Политическая элита современной России с точки зрения социального представительства // Полис. 2001. №1.

.Кочетков А.П. Власть и элиты в глобальном информационном обществе // Полис. 2011. №5. С. 8-20.

.Крыштановская О.В. Формирование региональной элиты: принципы и механизмы // Социс. - 2003. - №11. - С. 3-12.

.Крыштановская О.В. Анатомия российской элиты. М.: Захаров, 2005. 384 с.

.Крыштановская О.В. Наши миллионеры // Деловой мир. - 1992. - 22 янв. - С. 16.

.Крыштановская О.В. Политические реформы Путина и элита // Экономика и общество. 2003. №4.

.Крыштановская О.В. Трансформация старой номенклатуры в новую российскую элиту // Общественные науки и современность. 1995. №1.

.Крыштановская О.В. Форматы российской власти // Полис. 2010. №1. С. 27-34.

181.Крыштановская О.В. Качели власти // #"justify">182.Крыштановская О.В. Современные концепции политической элиты и российская практика // #"justify">183.Крыштановская О.В., Куколев И.В., Владыцкая В.А., Свищенкова Н.А. Трансформация старой номенклатуры в новую российскую элиту // Трансформация социальной структуры и стратификация российского общества. - Изд. 2-е. - М.: Ин-т социологии РАН, 1998. - С. 263-287.

184.Крыштановская О.В., Хуторянский Н.В. Элита и возраст: путь наверх // Социологические исследования. 2002. №4.

.Куколев И.В. Трансформация политических элит в России // Общественные науки и современность. 1997. №4.

.Лапина Н.Ю. Механизм трансформации советской политической элиты. - М., 1994. - 46 с.

.Лапина Н.Ю. Формирование современной российской элиты (Проблемы переходного периода). М.: ИНИОН РАН, 1995.

.Лапина Н.Ю. Элитные группы России // Общество и экономика. 2000. №2.

.Лапина Н.Ю., Чирикова А.Е. Региональные элиты в РФ: модели поведения и политические ориентации. - М.: ИНИОН РАН, 1999. - 192 с.

.Ледяев В.Г. Классические методики определения субъектов политической власти: западный опыт // Политическая наука в современной России: время поиска и контуры эволюции: Ежегодник 2004. М.: РОССПЭН, 2004. С. 33-55.

.Лубский А.В. Национальный менталитет и легитимация этнократии (к методологии исследования) // Известия вузов. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. Ростов н/Д, 1998. №2. С. 44-45.

.Лубский А.В. Лики этнократии // Этноэтатизм и этнократии на Юге России: Южнороссийское обозрение. Вып. 37. Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2006. С. 24-47.

.Магомедов А.К. Политическая элита российской провинции // Мировая экономика и международные отношения. - 1994. - №4. - С. 72-79.

.Макаренко В.П. Русская власть (теоретико-социологические проблемы). - Ростов-н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 1995.

.Макаркин А.В. Региональные политические элиты: смена поколений // Полития. - 1998. - №1. - С. 33-49.

.Макаркин А.В. Российские элиты и кремлевские «атомы» // Pro et Contra. 2007. №4-5 (38). C. 19-29.

.Малинова О.Ю. Политические элиты как «производители смыслов» российской политики: к постановке проблемы // Элиты и общество в сравнительном измерении: сб. статей / под ред. О.В, Гаман-Голутвиной. М.: РОССПЭН, 2011. С. 280-293.

.Мартынова М.Ю. Политическая контрэлита в России // Вестник Московского университета. Сер. 12. Политические науки. 2000. №1.

.Мартынова М.Ю. Политическая элита России на рубеже XXI века. Архангельск: Поморский гос. ун-т им. М.В. Ломоносова, 2001.

.Миллс Р. Властвующая элита. М.: Госполитиздат, 1959.

.Моска Г. Правящий класс // Антология мировой политической мысли. Т.2. Зарубежная политическая мысль. XX в. М: Мысль, 1997.

.Мохов В.П. Государственная бюрократия как инструмент консолидации российских властных элит // Элиты и власть в российском социальном пространстве: Материалы пятого Всерос. семинара «Социологические проблемы институтов власти в условиях российской трансформации» (15-16 дек. 2006 года). СПб.: Интерсоцис, 2008. С. 65-78.

.Мохов В.П. Кадровая революция в процессах социальной трансформации властной элиты // Власть в России: элиты и институты: Материалы седьмого Всерос. семинара «Социологические проблемы институтов власти в условиях российской трансформации». СПб.: Интерсоцис, 2009. С. 23-35.

.Мохов В.П. Эволюция региональной политической элиты России (1950-1990 гг.). - Пермь: Изд-во Перм. гос. технич. ун-та, 1998. - 256 с.

.Мохов В.П. Элитизм и история: Проблемы изучения советских региональных элит. - Пермь: Перм. гос. технич. ун-т, 2000. - 204 с.

.Мохов В.П. Элитизм как способ анализа властных трансформаций в России // Власть и элиты в современной России: Сб. научных статей. СПб.: Социол. общ-во им. М.М. Ковалевского, 2003. С. 21-37.

.Народы Кавказа в пространстве российской цивилизации: исторический опыт и современные проблемы. Материалы Всеросс. науч. конф. (13-15 сент. 2011 г.) / Отв. ред. Г.Г. Матишов. Ростов н/Д: Изд-во ЮНЦ РАН, 2011. 376 с.

.Национальные элиты и проблемы социально-политической и экономической стабильности: Материалы Всеросс. науч. конф. 9-10 июня 2009 г. / Отв. ред. Г.Г. Матишов. Ростов н/Д: Изд-во ЮНЦ РАН, 2009. 400 с.

.Никовская Л.И. От модели конфликта элит к модели конфликта групп интересов? // Демократия. Власть. Элиты: Демократия vs элитократия: Сб. статей. М.: РОССПЭН, 2010. С. 132-150.

.Обзорные и обзорно-аналитические работы, посвященные анализу элитологических исследований: Властные элиты и номенклатура: аннотированная библиография российских изданий 1990-2000 гг. / Отв. ред. А.В. Дука. СПб., 2001.

.Обретение будущего. Аналитический доклад ИНСОР. М., 2011.

.Общественное мнение. Ежегодник. М., 2011.

.Ортега-и-Гассет X. Восстание масс // Оргега-и-Гассет X. Эстетика. Философия культуры. - М: Искусство, 2006. - С. 309-350.

.Охотский Е.В. Политическая элита. - М., 1993.

.Павроз А.В. Группы интересов и лоббизм в политике. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2006.

.Пакульски Я., Василевски Я. Циркуляция политических элит: от лис к львам // Полис. 2008. №6. С. 23-36.

.Панов П.В. Политический порядок и проблема воспроизводства власти: институт преемника // Политическая экспертиза. СПб., 2010. Т.6. №3. С. 19-33.

.Парето В. Компендиум но общей социологии // Хрестоматия по теории государства и права. - М., 2000.

.Парсонс Т. Система современных обществ. М.: Аспект-Пресс, 1998.

.Пастухов В.Б. Предчувствие гражданской войны. От «номенклатуры» к «клептократуре»: взлет и падение «внутреннего государства» в современной России // Полис. 2011. №6. С. 143-159.

.Патрушев С.В. Кликократический порядок как институциональная ловушка российской модернизации // Полис. 2011. №6. С. 120-133.

.Пашин В.П. Политический клиентелизм кадровой политики властных структур: история и современность // Власть и элиты в современной России: Сб. научных статей. СПб.: Социол. общ-во им. М.М. Ковалевского, 2003. С. 154-161.

.Перегудов С.П. Политическая система России после выборов 2007-2008 гг. Факторы стабилизации и дестабилизации // Полис. 2009. №2.

.Петров Н.В. Обилие слабого государства // Pro et Contra. 2011. №5 (53). С. 51-66.

.Пивоваров Ю.С. Русская политическая традиция и современность. М.: ИНИОН РАН, 2006.

.Пляйс Я.А. Новый проект реконструкции властной элиты в России: содержание и перспективы реализации // Демократия. Власть. Элиты: Демократия vs элитократия: Сб. статей. М.: РОССПЭН, 2010. С. 87-112.

.Пляйс Я.А. Политическая элита в поисках новой идеологии // Обозреватель. 2008. №2.

.Пляйс Я.А. Политическая элита России: тенденции развития и современные особенности: Аналитический обзор. Ростов н/Д: Изд-во СКАГС, 2004. 52 с.

.Политическая элита и формирование резерва управленческих кадров: Материалы Всерос. науч.-практ. конф. 16-17 ноябр. 2009 г. / Отв. ред. И.О. Тюменцев. Волгоград: Изд-во ВАГС, 2009. 496 с.

.Поляков А.В. Региональная политическая элита как субъект политического процесса. Армавир: ООО «Базис», 2005. 152 с.

.Понеделков А.В. Политико-административная элита: генезис и проблемы ее становления в современной России // Элитизм в России: «за» и «против»: Сборник материалов интернет-конф., февр.-май 2002 г. Пермь: Изд-во Перм. гос. технич. ун-та, 2002. С. 92-113.

.Понеделков А.В. Политико-административная элита: генезис и проблемы ее становления в современной России. - М.: РАГС при Президенте Российской Федерации, 1995. - 64 с.

.Понеделков А.В. Политико-административные элиты России в сеиредине 90-х гг. ХХ в. и 10 лет спустя (теоретический и прикладной аспекты анализа). Ростов н/Д: Изд-во СКАГС, 2005. 382 с.

.Понеделков А.В. Современные российские элиты: особенности генезиса, взаимодействия и позиционирование во власти // Политическая наука. 2004. №1. С. 138-159.

.Понеделков А.В., Старостин A.M. Проблемы исследования политических элит России // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. - Ростов-н/Д, 1997. - №1. - С. 33-38.

.Понеделков А.В., Старостин A.M. Региональные элиты: тенденции и перспективы развития. - Ростов-н/Д: Изд-во СКАГС, 2000. - 40 с.

.Понеделков А.В., Старостин А.М. Влияние административно-политических элит на российский партогенез: история и современность // Власть и элиты в российской трансформации: Сб. научных статей. СПб.: Интерсоцис, 2005. С. 135-145.

.Понеделков А.В., Старостин А.М. Элитологи об элитах. Ростов н/Д: Изд-во СКАГС, 2007. 121 с.

.Проблемы Северо-Кавказского федерального округа: Материалы круглого стола. М.: Научный эксперт, 2010. 112 с.

.Профессионализм административно-политических элит (философско-социологический и акмеологический подходы) / Редкол.: В.Г. Игнатов и др. Ростов н/Д: Изд-во СКАГС, 2002. 424 с.

.Радаев В.В. Теории элит как особое направление стратификационных исследований // Радаев В.В., Шкаратан О.И. Социальная стратификация. М.: Аспект Пресс, 1996.

.Радаев В.В. Этническое предпринимательство: мировой опыт и Россия // Полис. 1993. №8.

.Рац М.В. Бюрократия в контексте перемен: политики, управленцы, чиновники // Полития. 2010. №3-4. С. 40-53.

.Региональные конфликты и проблемы безопасности Северного Кавказа / Отв. ред. Г.Г. Матишов, В.А. Авксентьев. - Ростов-н/Д: Изд-во ЮНЦ РАН, 2008. - 384 с.

.Ривера Ш., Ривера Д. К более точным оценкам трансформаций в российской элите // Полис. 2009. №5. С. 149-157.

.Ривера Д., Ривера Ш.В. Ельцин, Путин и президентская власть // Полис. 2012. №3. С. 19-29.

.Римский В.Л. Универсальные и коррупционные нормы взаимодействий в российской политике // Полис. 2011. №4. С. 104-116.

.Рогожина К.А. Патрон-клиентные отношения как принцип внутренней консолидации постсоветских элит // Элиты и общество в сравнительном измерении: сб. статей. М.: РОССПЭН, 2011. С. 376-389.

.Рогожников М.В. Введение и основные выводы // Ежегодный доклад ИнОП «Оценка состояния и перспектив политической системы России» 2009 // www.inop.ru/files/Doklad_2009_mr.pdf.

.Российская элита в зеркале социологии. Информ.-аналитич. материалы / Авт. колл.: В.Г. Игнатов, А.В. Понеделков, А.М. Старостин и др. Ростов н/Д: Изд-во СКАГС, 2007. 58 с.

.Российский Кавказ. Книга для политиков / Под ред. В.А. Тишкова. - М.: ФГНУ «Росинформагротех», 2007.

.Сампиев И.М. О категории «этническая элита» // Актуальные проблемы социогуманитарного знания. - Назрань, 2006.

.Самые влиятельные люди России-2003. - М.: Ин-т ситуационного анализа и новых технологий, 2004. - 696 с.

.Светличный М.Ю. Высшие управляющие России и США: особенности становления, легитимации и политической активности. Опыт типологиченчского сравнения // Полития. 2005. №2. С. 140-160.

.Селезнева А.В., Рогозарь-Колпакова И.И., Филистович Е.С. и др. Российская политическая элита: анализ с точки зрения концепции человеческого капитала // Полис. 2010. №4. С. 90-106.

.Системный кризис на Северном Кавказе и государственная стратегия развития макрорегиона: Материалы Всеросс. науч. конф. (13-15 сент. 2011 г.) / Отв. ред. Г.Г. Матишов. Ростов н/Д: Изд-во ЮНЦ РАН, 2011. 288 с.

.Современное состояние и пути развития Юга России: Материалы регион. науч. конф. «Системные исследования современного состояния и пути развития Юга России (природа, общество, человек)» (6-8 июня 2006 г., г. Азов). Ростов н/Д: Изд-во ЮНЦ РАН, 2007. 520 с.

.Соловьев А.И. Латентные структуры управления государством, или игра теней на лике власти // Полис. 2011. №5. С. 70-98.

.Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. М.: Республика, 1992.

.Социальное неравенство этнических групп: представления и реальность / Авт. проекта и отв. ред. Л.М. Дробижева. M.: Academia, 2002. 480 с.

.Старкова М.А. Политический дискурс элит как репрезентация политической стратегии и тактики // Власть и элиты в российской трансформации: Сб. научных статей. СПб.: Интерсоцис, 2005. С. 238-245.

.Старостин А.М. Эффективность деятельности административно-политической элиты: категории оценки и анализ состояния в современной России. Ростов н/Д: Изд-во СКАГС, 2003.

.Степанов Е.И. Конфликтология переходного периода: методологические, теоретические, технологические проблемы. - М., 1996.

.Степанов Е.И. Роль конфликтологии в обеспечении безопасности и устойчивого развития России и ее регионов // Конфликтология: теория и практика. - СПб., 2004. - №1. - С. 15-20.

.Степанов Е.И. Роль региональных элит в обеспечении культуры мира и местного самоуправления как альтернативы вооруженному и структурному насилию на Северном Кавказе // Региональные конфликты в контексте глобализации и становления культуры мира. Сб. научных материалов. - М.; Ставрополь: Изд-во Ставроп. гос. ун-та, 2006.

.Сумма идеологий: Мировоззрение и идеология современной российской элиты / Рук. проекта М. Тарусин. М.: Ин-т обществ. проектирования, 2008. 296 с.

.Тимофеева Л.Н. Политическая конфликтология. - М., 1996.

.Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. - М., 2001.

.Тощенко Ж.Т. Элиты: кланы, касты или клики? // Дружба народов. - 2000. - №7. - С. 140-149.

.Тощенко Ж.Т. Этнократия: история и современность. Социологические очерки. - М: РОССПЭН, 2003.

.Трансформация российских региональных элит в сравнительной перспективе. - М.: МОНФ, 1999.

.Усманов Р.Х., Рычагов И.С. Политическая теория и проблема элиты в социально-политических воззрениях М.Я. Острогорского // Вопросы элитологии: философия, культура, политика. Ежегодный альманах. Астрахань: Астрахан. гос. ун-т, 2004. Т.1. С. 103-109.

.Хигли Дж. Элиты, вне-элитные группы и пределы политики: теоретический ракурс // Элиты и общество в сравнительном измерении: сб. статей. М.: РОССПЭН, 2011. С. 28-59.

.Чернышов А.Г. Власть в России: проблемы поиска элитных составляющих // Власть и элиты в современной России: Сб. научных статей. СПб.: Социол. общ-во им. М.М. Ковалевского, 2003. С. 92-101.

.Чирикова А.Е. Политические последствия вертикализации власти: федеральные и региональные измерения // Демократия. Власть. Элиты: Демократия vs элитократия: Сб. статей. М.: РОССПЭН, 2010. С. 168-182.

.Чирикова А.Е. Региональные элиты России. М.: Аспект Пресс, 2010. 271 с.

.Чирикова А.Е. Элита в современной России: опыт социально-психологического и гендерного анализа // Власть в России: элиты и институты: Материалы седьмого Всерос. семинара «Социологические проблемы институтов власти в условиях российской трансформации». СПб.: Интерсоцис, 2009. С. 100-142.

.Шабров О.Ф. Динамика изменения удельного веса и влияния корпоративного компонента политической элиты постсоветской России // Элиты и общество в сравнительном измерении: сб. статей. М.: РОССПЭН, 2011. С. 309-319.

.Шатилов А.Б. Элиты и контрэлиты постсоветской России: динамика взаимодействия // Демократия. Власть. Элиты: Демократия vs элитократия: Сб. статей. М.: РОССПЭН, 2010. С. 113-120.

.Эдингер М. Политические элиты в посткоммунистических государствах: смена элит и связанные с ней вызовы // Демократия. Власть. Элиты: Демократия vs элитократия: Сб. статей. М.: РОССПЭН, 2010. С. 13-28.

.Элитизм в России: «за» и «против»: Сборник материалов интернет-конф., февр.-май 2002 г. / под общ. ред. В.П. Мохова. Пермь: Изд-во Перм. гос. технич. ун-та, 2002. 257 с.

.Элиты и будущее России: взгляд из регионов: Материалы междунар. науч.-практ. конф. 12-13 окт. 2007 г. / Отв. ред. В.Г. Игнатов. В 2 вып. Ростов н/Д: Изд-во СКАГС, 2007. Вып. 1. 300 с.; Вып. 2. 255 с.

.Элиты и власть в российском социальном пространстве: Материалы пятого Всерос. семинара «Социологические проблемы институтов власти в условиях российской трансформации» (15-16 дек. 2006 года) / Под ред. А.В. Дуки. СПб.: Интерсоцис, 2008. 268 с.

.Элиты и лидеры: традиционализм и новаторство / Отв. ред. Е.Ю. Сергеев. - М.: Наука, 2007.

.Элиты и общество в сравнительном измерении: сб. статей / под ред. О.В. Гаман-Голутвиной. М.: РОССПЭН, 2011. 431 с.

.Этноэтатизм и этнократии на Юге России / Отв.ред. В.В. Черноус. Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2006. 210 с.

.Юг России в первом десятилетии ХХ1 века: итоги, проблемы и перспективы. / Отв. ред. В.В. Черноус. Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ ЮФУ, 2010. Часть 1. 160 с.; Часть 2. 180 с.

.Юг России в зеркале конфликтологической экспертизы / Под ред. Г.Г. Матишова, Н.И. Голубевой, В.А. Авксентьева. Ростов н/Д: Изд-во ЮНЦ РАН, 2011. 328 с.

.Юг России: проблемы, прогнозы, решения / Гл. ред. Г.Г. Матишов. Ростов н/Д: Изд-во ЮНЦ РАН, 2010. 320 с.

.Юрченко В.М. Политика как фактор региональной конфликтности. - Краснодар: Изд-во Кубан. гос. ун-та, 1997.

291.Burton M., Gunther R., Higley G. Introduction: Elite Transformation and Democratic Regimes // Elites and Democratic Consolidation in Latin America and Southern Europe. Cambridge: Univ. Рress, 1992.

.Dahl R. Who Governs?: Democracy and Power in an American City. New Haven; L., 1961.

.Downs A. An Economic Theory of Democracy. N.Y.: Harper, 1957.

294.Field G.L., Higley J. Elitism. London; Boston: Routledge and Kegan Paul, 1980.

.Keller S. Beyond the Ruling Class: Strategic Elites in Modern Society. N.Y.: Random House, 1968.

.Lane D. Transition under Eltsin: The Nomenclatura and Political Elite Circulation // Political Studies. 1997. Vol. 45. №5. 874 p.

.Lane D., Ross C. The Russian Political Elites, 1991-95: Recruitment and Renewal // Postcommunist Elites and Democracy in Eastern Europe / Ed. by J. Higley, J. Pakulski and W. Wesoiowski. Basingstoke: Macmillan, 1998. P. 34-66.

.Local Power and Post-Soviet Politics / Ed. By T. Friedgut and J. Hahn. Armonk; London: M.E. Sharpe, 1994. - 292 p.

.Mosca G. The Ruling Class. N.Y., 1939.

.Pareto V. The Rise and the Fall of the Elite: An Application of the Theoretical Sociology. N.Y., 1968.

.Rigby T. Russias Provincial Bosses: A Collective Career Profile // Journal of Communist Studies and Transition Politics. 2001. Vol. 17. №4. P.4.

.Sady R. District Leaders: a Political Ethnography. - Boulder, 2000.

.Sakwa R. Russian Politics and Society. London: Routledge, 2002.

.Sakwa R. The Crisis of Russian Democracy: The Dual State, Factionalism, and the Medvedev Succeccion. Cambridge: Univ. Press, 2011. XVIII, 398 p.

.Shils E. The Political Class in the Age of Mass Society, Collectivistic Liberalism and Social Democracy // Does Who Governs Matter? - Northen: Illinois Univ. Press, 1981. Р. 29-30.

.Stoner-Weiss K. Local Heroes: The Political Economy of Russian Regional Governance. - Princeton, 1997.

.Treisman D. The Return: Russias Journey from Gorbachev to Medvedev. N.Y.; London: Free Press, 2011. XIII, 523 p.

Диссертации и авторефераты диссертаций

308.Анников С.П. Система органов государственной власти Чеченской Республики в условиях этнополитического конфликта: проблемы политической институционализации. Автореф. дисс…. канд. полит. наук. Краснодар, 2009. 26 с.

309.Аракелян Э.А. Роль этнополитических элит в стабилизации политических процессов: на примере Южного федерального округа. Дисс… канд. полит. наук. М., 2007.

310.Башунов И.В. Взаимодействие элитных групп в политических процессах современной России: Специфика, проблемы, тенденции. Автореф. дис…. канд. полит. наук. М., 2000. 25 с.

311.Бондаренко Е.В. Факторы риска в деятельности современной российской политической элиты. Автореф. дис…. канд. полит. наук. Ростов н/Д, 2006.

.Бязров А.В. Проблемы внутриэлитного взаимодействия в современном политическом процессе России. Автореф. дисс…. канд. полит. наук. Владикавказ, 2012. 27 с.

.Вартумян А.А. Региональный политический процесс в современной России: Динамика, тенденции, особенности. Автореф. дис. …д-ра полит. наук. М., 2005. 50 с.

.Варфоломеев М.А. Консолидационный потенциал партийных элит как фактор воспроизводства политической системы современного российского общества. Автореф. дис…. канд. полит. наук. Тула, 2010. 19 с.

.Восканян С.С. Политическая элита постсоветской России: проблемы и процессы формирования, изменения и развития. Автореф. дис. … д-ра полит. наук. Воронеж, 2004.

.Горбунов Ю.В. Региональные политические элиты в современной России: институционализация и позиционирование. Автореф. дис…. канд. полит. наук. Ставрополь, 2004. 22 с.

.Горохов В.А. Факторы сохранения должностей главами исполнительной власти субъектов Российской Федерации, 2005-2009 гг.: кроссрегиональный сравнительный анализ. Автореф. дис…. канд. полит. наук. Пермь, 2011. 23 с.

318.Губанов Л.С. Этническая элита: специфика и особенности функционирования в условиях трансформации российского общества: на примере Карачаево-Черкесской Республики. Дисс… канд. социол. наук. - М., 2007.

319.Дадуев М.А. Управление политическими процессами в условиях полиэтничности (на материалах республик Северного Кавказа). Автореф. дис…. канд. полит. наук. Краснодар, 2010. 26 с.

.Добрынина Е.П. Политико-психологический анализ региональной власти: личность и роль губернатора. Автореф. дис…. канд. полит. наук. М., 2012. 26 с.

321.Каневский П.С. Структура и динамика политического класса современной России. Автореф. дис…. канд. полит. наук. М., 2009.

322.Кокорхоева Д.С. Политическая институционализация органов государственной власти субъектов Российской Федерации (на материалах республик). Автореф. дисс….д-ра полит. наук. Краснодар, 2012. 47 с.

.Костенко Ю.В. Совершенствование политического управления в условиях реформирования российского общества (на материалах Южного федерального округа). Автореф. дис…. канд. полит. наук. Краснодар, 2009. 26 с.

.Краснов Ю.В. Политико-административная элита в России: алгоритм воспроизводства и рекрутирования политического правящего класса в исторической ретроспективе. Автореф. дис…. канд. полит. наук. Волгоград, 2003. 23 с.

325.Лапина Н.Ю. Региональные элиты: процессы формирования и механизмы взаимодействия в современном российском обществе: Дис…. д-ра полит. наук. - М., 2005.

326.Мартынова М.Ю. Политическая элита как фактор социальных изменений в современной России. Автореф. дис. … д-ра полит. наук. М., 2001.

327.Нагинштейн А.В. Особенности становления правящей элиты в современной России. Дис. … канд. полит. наук. Ростов н/Д, 2000. 164 с.

.Новиченко А.И. Региональные этнократические элиты: тенденции формирования и специфика политической деятельности (на примере ЮФО). Автореф. дис. … канд. полит. наук. Ростов н/Д, 2009. 26 с.

.Осипов А.В. Девиационные факторы в формировании и деятельности политических элит. Автореф. дис. … канд. полит. наук. Ростов н/Д, 2005.

.Подхомутникова М.В. Неформальные политические практики в современной России: субъекты институционализации. Автореф. дис. … канд. полит. наук. Краснодар, 2010. 26 с.

.Поляков А.В. Региональная политическая элита как субъект политического процесса (по материалам Краснодарского края). Автореф. дис. … канд. полит. наук. Краснодар, 2004. 26 с.

.Понеделков А.В. Политико-административная элита: генезис и проблемы ее становления в современной России (региональный политический анализ). Автореф. дис. …д-ра полит. наук. М., 1995.

.Попонов Д.В. Процесс формирования региональной политической элиты в современной России. Автореф. дис…. канд. полит. наук. Саратов, 2004. 23 с.

.Серапина А.А. Политические элиты и проблемы антикоррупционной политики в современной России. Автореф. дис…. канд. полит. наук. Астрахань, 2011. 22 с.

335.Силакова И.В. Взаимодействие федеральной и региональной элит в условиях политической трансформации современного российского общества. Дис… канд. полит. наук. - М., 2005.

336.Спирин И.А. Место и роль региональных элит в российском политическом процессе. Автореф. дис…. канд. полит. наук. Казань, 1999. 18 с.

337.Старостин А.М. Эффективность деятельности административно-политических элит: критерии оценки и анализ состояния в современной России. Автореф. дис…. д-ра полит. наук. Ростов н/Д, 2003.

338.Тажиев Н.М. Роль современной региональной этнополитической элиты в процессе модернизации российского общества. Автореф. дис…. канд. полит. наук. Астрахань, 2011. 24 с.

.Трофимова В.В. Политико-психологический анализ процесса рекрутирования политической элиты федерального уровня в современной России. Автореф. дис…. канд. полит. наук. М., 2012. 24 с.

.Урчукова С.Р. Роль национальной политической элиты в модернизации современного российского общества (на примере Карачаево-Черкесской Республики). Автореф. дис…. канд. полит. наук. Астрахань, 2010. 23 с.

.Усова Ю.В. Трансформация региональных политических элит в постсоветский период (на материалах Республики Северная Осетия-Алания). Автореф. дис…. канд. полит. наук. Краснодар, 2008. 27 с.

.Чарина А.М. Этнический фактор в развитии региональных политических элит (на примере «финно-угорских регионов» Российской Федерации). Автореф. дис…. канд. полит. наук. Саратов, 2012. 22 с.

.Ярмак Ю.В. Праксио-тектологические основы профессиональной деятельности политической элиты. Автореф. дис. …д-ра полит. наук. М., 2002.

Теги: Политические элиты современной России как субъект управления политическими процессами (на материалах Северного Кавказа) Диссертация Политология
Просмотров: 47049
Найти в Wikkipedia статьи с фразой: Политические элиты современной России как субъект управления политическими процессами (на материалах Северного Кавказа)

Учись учиться

Политические элиты современной России как субъект управления политическими процессами (на материалах Северного Кавказа)

Репетиторство