Реферат
Чувственная ткань как «единица» сознания
А.Н.Леонтьев говорит, что тремя главными составляющими сознания являются смысл, значение и чувственная ткань. Не обладая возможностью существовать вне мира и без мира, человек в качестве первой и несомненной (для него) реальности получает чувственный образ реальности. Этот образ становится первым и непреложным законом, субъективным критерием истины и точкой отсчета. Однако, чувственная ткань у Леонтьева - это не просто один из элементов сознания наряду со смыслом и значением. Здесь слово «ткань» несет смысловую нагрузку образования, придающего целостность сознанию и его двум «основным составляющим» - значению и смыслу. Чувственная ткань «переплетает» смысл и значение особым, лишь данной ткани присущим образом. Смысл и значение, благодаря этому, обладают специфическими обертонами, которые накладывает на них эмпирический опыт.
Чувственная ткань, как правило, существует неразрывно с предметностью образа. Но бывают ситуации (обычно, экспериментально созданные или являющиеся результатом специально направленной интроспекции), когда предмет и соответствующая ему чувственная ткань не совпадают. Это дает основания говорить о чувственной ткани как особой составляющей сознания, как бы противостоящей диаде «смысл-значение». Чтобы понять столь странное переплетение «единиц», мы должны обратиться к той сверхзадаче, которую ставит перед собой Леонтьев, создавая свою теорию.
Когда-то Рене Декарт разделил мир на две субстанции: непротяженную и протяженную, - и поставил, таким образом, границу между «я» и миром. Правда, Декарт понимал «сознание» не так, как это делали другие исследователи, бравшие в качестве сознания только его рациональную составляющую: мышление, познание. Декарт говорил, что страсти, эмоции, чувства, мысли (мы помним слова Л.С.Выготского - «за значением стоят эмоции») - вот оно, содержание сознания. Сознание Декарта - это мир переживаний человека, а не одна только мысль. Тем не менее, граница между сознанием и миром была проведена: мир как объект, и я как субъект. Я изучаю мир. Мир находится вне меня. Мир - это внешнее по отношению к моему сознанию.
В результате картезианского разделения ученые стали рассматривать материю как нечто неживое и существующее абсолютно независимо от разума, а материальный мир - как огромный, сложный агрегат, состоящий из множества различных частей. Такое механистическое воззрение было воспринято и Исааком Ньютоном, который построил на его основе свою механику, ставшую фундаментом классической физики. Философия Декарта была важна не только для развития классической физики, но также оказала огромное влияние на весь образ мышления людей вплоть до сегодняшнего дня. В соответствии со знаменитым высказыванием Декарта: «Мыслю, следовательно - существую», - человек стал отождествлять себя со своим разумом, а не со всем организмом, начал воспринимать себя как некое «эго», существующее «внутри» тела. Перед разумом, отделенным от тела, поставили невыполнимую задачу контролировать функции последнего, что неизбежно приводит к конфликту между сознательной волей и непроизвольными побуждениями.
Прошли века, прежде чем Э.Гуссерль предложил свой феноменологический метод, метод феноменологической редукции, метод «эпохе». В принципе, соглашаясь с Декартом в вопросе о противостоянии сознания и материи и считая это неоспоримой истиной, вытекающей из чувственных данных нашего сознания, Гуссерль, далее, говорит, что в своем делении Декарт провел границу не там, где следовало бы. Дело в том, утверждает Гуссерль, что в самом сознании существуют разные слои, не учитывая существование которых, мы останемся на уровне «физикалистского объективизма», присущего науке Нового времени. Гуссерль говорит: Декарт не увидел, что наше сознание имеет два слоя: чувственное сознание и трансцендентное или аподиктическое сознание. Когда мы считаем, что взаимодействуем с окружающим нас бытием, мы остаемся на уровне чувственного сознания, которое дает нам определенную связь с миром. Но на самом деле нахождение истины осуществляется в трансцендентной сфере сознания, которая и дает нам настоящие, аподиктические истины. Гуссерль как бы продолжает рассуждения Платона о соотношении «мнений» и «знаний». Чувственно воспринимаемая информация, говорил Платон, дает нам только мнение - искаженное, неправильное, неверное. А есть еще знание - приобщение к миру истины. Феноменолог, по мнению Гуссерля, должен своим усилием освободиться от чувственного наслоения, чтобы постичь истину.
В качестве способа постижения истины Гуссерль предлагает феноменологический метод, или метод «эпохе», применяя который мы должны преодолеть чувственное сознание, чувственную ткань (если употреблять термин А.Н.Леонтьева), очистить наше сознание от его чувственности. Соответственно, преодоление чувственного слоя сознания и есть, по Гуссерлю, преодоление границы между мной и миром: эта граница должна проходить между чувственным и трансцендентным сознанием.
Л.С.Выготский в работе «Исторический смысл психологического кризиса» резко критикует феноменологию Э.Гуссерля. Выготский утверждает, что главное противостояние в психологии заключается в ответе на вопрос: с кем мы - с Гуссерлем или с Фейербахом, иными словами, изучаем мы, соответственно, сознание как явление или сущность сознания. Гуссерль, говорит Выготский, пытается изучать явление, феномен, Л.Фейербах - сущность этого явления.
Надо сказать, что Л.С.Выготский не был знаком с последними работами Э.Гуссерля. В этих работах, написанных уже после смерти Выготского, автор феноменологии конкретизирует свою точку зрения, соглашаясь с критикой, аналогичной той, которая была высказана Выготским. На самом же деле нет ничего более сближающего взгляды Гуссерля и Выготского, чем идея «эпохе» («феноменологической редукции»), предложенная Гуссерлем. Принципиально приняв в качестве исходной философию И.Канта, Гуссерль вместе с тем, утверждает, что все трансцендентальные понятия Канта суть «конструктивные понятия», т.е. понятия, которые принципиально противятся «последнему прояснению». Но именно такое «прояснение» и необходимо, чтобы вскрыть истинное состояние бытия. Чтобы произвести такое прояснение, необходимо применить «эпохе». Главное в этом феноменологическом методе состоит в том, что мир, так как он нам дан в явлениях, т.е. в этих самых обыденных представлениях, не может служить источником истинных знаний. Это - очень близко к разделяемому Выготским утверждению К.Маркса: если бы явление и знание были тождественны, никакая наука не была бы возможной. В этом и состоит суть феноменологии: явление не дает нам истинное знание. Мы должны снять (методом «эпохе», или «всматривания», как говорит ученик Гуссерля М.Хайдеггер) все непосредственно данные нам в нашем сознании явления и добиться извлечения феноменального знания.
Разве это не созвучно идеям Выготского о том, что явление, данное нам в сознании, не несет истинного знания? Конечно, эти подходы очень похожи. Разница, пожалуй, «лишь» в том, что вместо феноменологического анализа Выготский предлагает использовать метод анализа по единицам. Но это - не противопоставляет друг другу две теории, а, скорее, взаимодополняет их. Феноменология Э.Гуссерля имеет ту же методологическую направленность, что и диалектическая психология Л.С.Выготского. По Гуссерлю, феноменология это - снятая форма натуралистической психологии, против которой, между прочим, выступает и Выготский. И Гуссерль, и Выготский «снимают» натурализм старой психологии. Но для Гуссерля новая психология должна быть построена феноменологическим методом, а для Выготского - методом анализа по единицам.
У Гуссерля феномен - не то, что дается нам при помощи чувственного сознания. Это - не то, что мы «увидели» или «услышали». Что-то есть за пределами чувственного мира, который презентирован (как сказал бы А.Н.Леонтьев) нашему сознанию. Это «что-то» дает нам непреложную аподиктическую истину. И мы должны снять методом «эпохе» чувственный слой, пробиться к этой истине, которая существует в нашем трансцендентном сознании.
В теории А.Н.Леонтьева, как мы помним, чувственная ткань скрывает противоборство двух главных единиц деятельности: смысла и значения. Здесь обнаруживается структурное сходство двух теоретических конструктов. Э.Гуссерль утверждает: за чувственным слоем сознания - сфера аподиктических истин; Леонтьев утверждает: за чувственной тканью - противоречивое единство смысла и значения.
Мы взаимодействуем с миром, получая таким образом чувственную информацию. Наше восприятие не может никуда деться от этой чувственной ткани. Но это - именно ткань, основа. Она не равноправна со смыслом и значением, которые в теории А.Н.Леонтьева составляют главный предмет психологического исследования. Заявив: «чувственная ткань необходима», - Леонтьев направляет фокус своего внимания на взаимодействие смысла и значения, которое разворачивается на этой тканой основе. На этой паутинке чувственной ткани колышутся значащие и смысловые составляющие психологической системы. И этот мир - смыслов и значений - главный для психолога. Чувственная ткань есть, но, заявив, постулировав ее наличие, Леонтьев словно забывает про нее. Остаются смысл и значение. Эта схема будто специально придумана Гуссерлем для Леонтьева. Или, скорее, Леонтьев использует схему, придуманную Гуссерлем. Чувственная ткань, с одной стороны, и мир противостояния смысла и значения, с другой. Чувственная ткань противостоит внечувственному миру, в котором заключено истинное содержание источников саморазвития деятельности.
Взаимодействие сознания и мира, говорит А.Н.Леонтьев, опосредствуется деятельностью, а сознание является внутренней составляющей деятельности. Поэтому если в картезианской и гуссерлианской традиции с миром взаимодействует сознание, то с точки зрения марксистской традиции с миром взаимодействует деятельность. Соответственно и граница должна проходить не между миром и сознанием, а между миром и деятельностью. Таким образом, Леонтьев, с одной стороны, в отличие от Гуссерля, как будто возвращается к схеме Декарта - ведь сознание во всем своем объеме находится по другую сторону от границы, располагающейся между сознанием и миром. Но, с другой стороны, в отличие от Декарта, возвращает сознанию его телесную, чувственную составляющую, придавая ему тем самым идущее от марксистской традиции содержание органической системы.
Если мы теперь попробуем сравнить теорию Леонтьева с теорией К.Маркса, то обнаружим в «Капитале» рассуждения, в которых анализируются чувственные и внечувственные составляющие окружающих нас вещей. Маркс говорит: товар, т.е. то, чем люди обмениваются в процессе жизнедеятельности, содержит в себе две главные составляющие. Одна из них является продуктом физического труда, и ее можно измерить при помощи физических единиц. Эта составляющая товара соответствует его цене. Но в каждом товаре есть еще один компонент - внечувственная составляющая труда человека. Маркс называет ее рабочей силой. Таким образом, в каждой вещи есть чувственная составляющая (труд) и внечувственная составляющая (рабочая сила). Эти составляющие сосуществуют в форме товара. Марксизм, таким образом, говорит об одухотворенности мира вещей, предметов. Только вещи эти надо понимать не в том обывательском смысле, о котором говорил Выготский, критикуя старую психологию. Это - предметы, одухотворенные человеком, мир культуры как совокупность артефактов, т.е. чего-то искусственно сделанного. Предмет, будучи вещью, удовлетворяющей те или иные потребности человека, содержит в себе чувственную и внечувственную составляющие. Это - принципиальнейшее положение марксизма, воспринятое Л.С.Выготским, а затем получившее свое отражение в теории А.Н.Леонтьева.
Выше мы говорили о том, что в теории Л.С.Выготского предмет исследования является органической системой. Предмет имеет некий материальный или реальный базис и внечувственную надстройку. Вместе базис и надстройка предмета составляют саморазвивающееся одухотворенное поведение. Как мы видим, методологически эти представления восходят к идее К.Маркса о двойственном характере товара, который включает базисную часть, вносимую чувственно воспринимаемым трудом, и внечувственную надстройку, получаемую при помощи рабочей силы.
У А.Н.Леонтьева, так же, как и в теории Л.С.Выготского, исследуемый предмет состоит из чувственной основы и некоей надстройки. Это - деятельность. Она всегда содержит в себе практическую, т.е. чувственно данную составляющую, чувственную ткань и внечувственную составляющую. Музыкант, сочиняющий симфонию, записывает нотные знаки, выполняет действия с музыкальными инструментами. Землекоп, копающий землю, испытывает комплекс чувственных взаимодействий с орудиями своего труда. Но как для композитора смысл его труда выходит далеко за пределы нотной записи, так и труд землекопа имеет для него смысл, который не сводится к копанию земли. В деятельности любого человека имеется составляющая, в которой мы и должны «разместить» смысл и значение. Леонтьев утверждает: есть значение и смысл как главные составляющие деятельности, противоречие между которыми и есть тот самый принцип, механизм, двигатель саморазвития деятельности. Мы должны помнить об этом, переходя к следующему пункту наших рассуждений.
Один из постулатов научного и философского мировоззрения состоит в наличии реальности, данной нам в органах чувств. Мы не можем существовать вне этого мира, вне этой реальности. Иными словами, мы, безусловно, зависим от окружающего нас мира. Но окружающий нас мир также непременно зависит от нашего существования. Как только мы появляемся в мире, мы начинаем воздействовать и изменять его. Получая воздействия извне и оказывая встречные воздействия, т.е. взаимодействуя с миром, мы тем самым создаем свою уникальную психологическую систему, свой индивидуальный внутренний мир, свою деятельность. Поскольку наше осознавание мира непременно опосредовано деятельностью, тем самым мы оказываемся в нашем предельно уникальном мире. Ни один из нас не может жить ни в каком другом мире, кроме своего уникального мира. Можно сказать, этот уникальный мир есть смысловое состояние нашей деятельности.
Но это значит, что между каждым из нас и другими людьми существует трудно преодолеваемая граница: ведь каждый из нас живет в своем собственном индивидуальном мире. Действительно, можем ли мы точно знать, что видят в это мгновение другие люди, находящиеся рядом с нами? Мы можем только предполагать это. Мы можем даже поделиться своими описаниями, рассказав, что видит и что переживает каждый из нас. Конечно, скорее всего, эти описания будут в основном совпадать, но все же это будут разные описания. Механизмом передачи таких описаний служит речь. Однако наша речь принципиально дизъюнктивна. Мы всегда высказываем свои мысли, т.е. выражаем свой внутренний психологический мир при помощи отдельных элементов, при помощи слов. Кажется, все мы понимаем значение отдельных слов, составляющих цепочки высказываний. Но действительно ли одинаково мы понимаем содержание слов? Так ли я понимаю слово «дерево», как его понимают другие люди? Так ли мы обозначаем, например, цвета, как их обозначают другие люди? Мы высказываем слово-«островок», а под этим словом в нашем внутреннем мире, в нашей психологической системе - бесконечность нашего понимания, нашего смысла. Когда я говорю, за моим высказыванием в моем внутреннем психологическом мире скрывается целая бездна. И этот мой психологический мир, то, что я подразумеваю, не дизъюнктивно. Нельзя расщепить психологическую систему на формальные составляющие. Таких составляющих не существует, поскольку наш внутренний мир представляет собой континуум. Мы не можем выделить в нем отдельные элементы. В этом заключается главное противопоставление того, что мы выражаем при помощи значения, и того, что живет во мне в форме смысла
Это противопоставление смысла и значения часто проявляется в форме противопоставления рационального и иррационального. Мы считаем себя рациональными людьми, поскольку у нас есть сознание, являющееся механизмом рационализации - конечно, не только в психоаналитическом смысле, но и с точки зрения общечеловеческого здравого смысла. С помощью сознания мы пытаемся упорядочить, логически соотнести воспринимаемый нами поток информации, привести его в соответствие с нашими обычаями, традициями, установками, взглядами, мнениями. Если такое соответствие не устанавливается, мы даже говорим об отклонении от нормы. В этом смысле то, что презентировано нам нашим сознанием, является рациональным.
Правда, термин «рациональное» за века, прошедшие со времени работ Декарта, потерял то значение, которое вкладывал в этот термин Картезий. У Декарта «рациональное» - весь внутренний мир, который презентирован человеку. А нам презентировано не только мышление, формулы, речь, слова, но и наши состояния, переживания, эмоции. Все это Декарт и имел в виду, когда говорил о сознании человека. На протяжении последекартовских веков, когда произошло расщепление на сознание и протяженную субстанцию, сознание стало отождествляться с мышлением, со сферой разума. Все, что не связано с разумом, стали считать иррациональным. Более того, вся сфера переживаний человека, его внутреннего, не формализуемого мира, мира переживаний, которые мы не можем выразить, стала считаться противоречащей моральным нормам и правилам. Хорошо то, что разумно, т.е. подвластно человеку. Все остальное - в том числе и телесные проявления человека, выражающие сферу иррационального - в большей или меньшей степени выходит за пределы моральных законов, которым должен подчиняться человек. Только через несколько столетий З.Фрейд осмелился перешагнуть через запрет обращенности внимания исследователей к иррациональной сфере и начал говорить о бессознательных импульсах, которые руководят человеком.
Таким образом, в психологической системе имеется рациональный аспект, который в сознании проявляется в виде формальных, логических цепочек, математических символов, в виде речи человека, слов. В то же время, существует внутренний, недизъюнктивный, континуальный мир, который мы не можем формализовать. Это противостояние формализуемого, того, что мы можем высказать и передать другим людям, и того, что мы никогда не передадим другому - две компоненты, две неразделимые составляющие нашего внутреннего мира. В каждом из нас живет смысловая субстанция, которая одновременно и не передаваема другим людям, и не может существовать, не передаваясь другому. В этом - трагизм существования человека: мы не можем жить без Другого, и одновременно - не можем сосуществовать с ним, если рассматривать такое сосуществование как взаимопонимание. Ощущение этого противоречия и является перспективной линией развития культурно-исторической парадигмы, вектором, указывающим направление развития теории А.Н.Леонтьева.
Таким образом, мы приходим к следующему выводу. Мы все испытываем какие-то состояния, переживания, сопровождающиеся неким эмоциональным фоном. Но мы не просто осознаем эти состояния, они имеют для нас тот или иной смысл. Мы все время пытаемся выразить эти смысловые состояния, потому что, не выразив свои смыслы, я перестаю существовать как человек. Более того, эти смысловые состояния находятся в постоянной готовности выразиться. Но это - только смысловая составляющая. Это - то, что неподвластно никому, в том числе и мне. Но, благодаря неизбывному стремлению понять других людей и самого себя, у нас сформировался механизм формализации наших внутренних состояний. Мы наблюдаем за телесными и вербальными проявлениями: своими и других людей. Причем, предметом такого наблюдения становятся не только непосредственные проявления нашего внутреннего мира, но и проявления, опосредованные специально создаваемыми экспериментальными условиями. На основании этих наблюдений мы создаем формализованные построения - тексты, как сказали бы представители герменевтической традиции. Анализируя такие тексты, постепенно мы начинаем понимать особенности функционирования психологической системы, которая является предметом нашего исследования. Так можно проинтерпретировать особенности функционирования той органической системы, которая выступает предметом исследования в философии марксизма и изучается в контексте культурно-исторической теории.
К.Маркс, как известно, не занимался психологией. Он - автор экономической теории прибавочной стоимости. В соответствии с этой теорией за счет рабочей силы создается прибавочная стоимость, затем приобретающая форму капитала, вступающего в противоречие с трудом, зафиксированным в товаре. И это противоречие приводит к революционным катаклизмам в обществе. Но в основе этой экономической теории лежат философские рассуждения. Марксизм как философская система утверждает: мы существуем в мире, состоящем из предметов культуры, имеющих материальную основу - будь это музыкальное произведение, созданное великим композитором, или молоток, сделанный на заводе. Каждый из таких предметов имеет и внечувственную составляющую. Этот мир - «вторая природа», как говорил Маркс, и как часто повторяли представители культурно-исторической психологии. Мы живем в мире, сделанном нами самими. Это - не натуральная природа. Это - природа, так или иначе затронутая деятельностью человека. Но вот вопрос: существует ли вообще нетронутая человеком природа? Как только мы с чем-то соприкасаемся, начинаем проявлять озабоченность какими-то предметами, проявлять к ним интерес, так сразу же эти предметы попадают в наше психологическое поле, а значит - в категориальную сеть нашей деятельности. Но об этом мы будем говорить позже, когда попробуем найти точки соприкосновения теории деятельности А.Н.Леонтьева с философией экзистенциализма в целом и системой взглядов М.Хайдеггера, в частности.
Пока же остановимся на том, что именно в деятельности как органической системе, имеющей свою реальную (материальную) и духовную составляющие, мы и должны «разместить» смысл и значение. Есть чувственная ткань, и есть смыслозначащие составляющие, которые определяют содержание деятельности. Поэтому, вслед за А.Н.Леонтьевым мы скажем: это основные составляющие не только сознания, но и деятельности человека. И только благодаря их взаимодействию деятельность получает свое саморазвитие.
Предмет исследования в виде органической системы появляется в политэкономии К.Маркса. Из марксизма этот методологический принцип переходит в культурно-историческую психологию Л.С.Выготского, а затем - в психологическую теорию деятельности А.Н.Леонтьева. Впрочем, культурно-историческая психология, в частности психология деятельности, приходит к более общему по сравнению с марксизмом варианту. Жизнедеятельность человека - более широкое образование, чем та экономическая составляющая, о которой говорит Маркс. Почему же Леонтьев, хорошо знавший работы Маркса, Леонтьев, у которого смысл аналогичен стоимости у Маркса, значение аналогично цене у Маркса, соотношение чувственной и внечувственной составляющих (соотношение значения и смысла) - соотношению цены и стоимости в марксизме - не эксплицировал эту идею? Можно сказать, что теория Леонтьева является построением, включающим в себя экономическую составляющую человека как один из видов его деятельности. Но Леонтьев почему-то не стал делать обобщений, которые напрашиваются сами собой как продолжение диалектической линии развития. Видимо, в 70-е годы прошлого столетия в Советском Союзе подобные обобщения выглядели несвоевременно.
Литература
смысл сознание чувственный рациональный
Бордовская, Н.В.Психология и педагогика / Н.В.Бордовская, А.А.Реан. - СПб, 2007.
Григорович, Л.А. Педагогика и психология/ Л.А.Григорович, Т.Д.Марцинковская. - М.: Гардарики, 2008. - 408 с.
Крысько, В.Г. Психология и педагогика /В.Г.Крысько. - М.: Омега -Л, 2009. - 336 с.
Педагогика /Под ред. П.И.Пидкасистого. -М., 2008. - 640 с.
Педагогика/В.А.Сластенин, И.Ф.Исаев, А.И.Мищенко,Ю Е.Н.Шиянов. -М.: Школа-пресс, 2008. - 512 с.
Психология и педагогика: Учебное пособие для вузов/Под ред. А.А.Радугина. - М., 2007.- 336 с.
Психология и педагогика: Учебное пособие/Под ред. А.А.Бодалева, В.И.Жукова, Л.Г.Лаптева, В.А.Сластенина. -М.: Изд-во Ин-та Психотерапии, 2007. - 585 с.