Черноморские проливы и Первая мировая война

Введение


Первая мировая война долгое время оставалась периферийной темой в отечественной историографии, её изучение не носило систематического характера, а в советские времена негласно считалась утратившей актуальность. Однако с этим утверждением В.Л. Малькова можно согласиться лишь отчасти. Некоторые аспекты истории Первой мировой войны привлекали пристальное внимание советских историков и весьма интенсивно изучались. Одной из таких тем является проблема Константинополя и проливов, как военных целей России в Первой мировой войне. Актуальность данной темы определялась, прежде всего, идеологическими соображениями, поскольку она давала материал, демонстрирующий зависимость России от западных союзников.

Уже в первое послевоенное десятилетие появилось множество публикаций, освещавших взаимоотношения России с союзниками по вопросу о судьбе Черноморских проливов. Важным научным событием стало издание в 1925-1926 гг. двухтомного собрания дипломатических документов «Константинополь и проливы» под редакцией Е.А. Адамова. В 1928 г. академик Е.В. Тарле вынужден был отказаться от освещения этой проблемы в своей работе «Европа в эпоху империализма. 1871-1919» по причине огромного количества недавних публикаций на эту тему и рекомендовать читателям обратиться к их текстам.

В те времена главным специалистом по данному вопросу считался видный советский историк М.Н. Покровский. В 1934 г. его главные публикации были объединены в книге «Империалистическая война: Сборник статей». В неё вошла 21 статья, опубликованные в период с 1915 г. по 1927 гг. Он заложил основы в разработку концепции о полуколониальной зависимости России от Запада. Его взгляды на первую мировую войну будут развиты до тезиса о том, что Россия в годы войны являлась «приказчиком» трех крупнейших капиталистических держав Запада: Англии Франции и США. «Во время войны зависимость от Антанты превратилась в иго. Английский посланник в Петербурге был вторым императором, а когда первый император его не послушался, второй принял меры к тому, чтобы его ссадить. …А избавившись от императора Англия начала возводить и низводить министров». Идеи Покровского стали основой при освещении советскими учеными истории Первой мировой войны в 30-е годы. В их трудах всячески акцентировались агрессивная сущность русского империализма, беспомощность царской армии в годы первой мировой войны. Главная цель заключалась в том, чтобы подчеркнуть значение Великой Октябрьской революции, избавившей Россию от попадания в окончательную зависимость от Запада.

В дальнейшем тема Константинополя и проливов в отношениях России с Западом получила развитие в работах общего характера, посвящённых внешней политике России и международным отношениям в годы Первой мировой войны. Среди них выделяются исследования Ф.И. Нотовича, И.С. Галкина, А.В. Игнатьева, В.А. Емеца, К.Ф. Шацилло. Если работа Ф.И. Нотовича основывалась исключительно на опубликованных источниках, то открытие с 1954 г. фондов АВПР создало для историков новые возможности. Так в работе А.В.Игнатьева «Русско-английские отношения накануне первой мировой войны (1908-1914 гг.)» впервые были всесторонне показаны непростые отношения царского и Временного правительства России с союзником по Антанте - правительством Великобритании, политическая и экономическая борьба в Центральной Азии и в Европе. Не менее интересно исследование этого автора «Внешняя политика Временного правительства», где большое место уделено взаимоотношениям с Великобританией и Францией. В его работах наметилось стремление отказаться от наиболее одиозных трактовок времён М.Н.Покровского.

В целом, у этих авторов на протяжении 60-80-х годов были сформированы основные каноны интерпретации этой темы:

.Подчеркивалось миролюбие России, которая сделала всё возможное, чтобы удержать Турцию от вступления в войну. Указывалось также, что Россия ещё в последней трети Х1Х в. окончательно отказалась от намерения завладеть Константинополем и проливами. И только после вступления Турции в войну на стороне Германии эта цель была реанимирована, дабы оправдать человеческие жертвы.

В некоторых работах даже указывалось на то, что инициатором раздела Турции являлась Англия, которая предложила такой вариант развития событий с целью удержать Россию в войне.

.Запад на самом деле не хотел отдавать Константинополь и проливы России. Британское морское командование намеренно пропустило «Гебен» и «Бреслау» в Турцию, чтобы усложнить России задачу по овладению Босфором и турецкой столицей. С той же целью союзники начали Дарданелльскую операцию, в результате которой они рассчитывали оказаться в Константинополе раньше русских. Эта идея прослеживается практически во всех работах.

Следующий этап в изучении данной темы связан с появлением в 1989 г. монографии В.С.Васюкова «Внешняя политика России накануне Февральской революции: 1916 - февраль 1917 гг.» В ней по-новому освещены некоторые вопросы межгосударственных отношений между Россией и Великобританией, даны более взвешенные оценки военной помощи Антанты, в первую очередь Великобритании, русской армии.

За последние годы в российской историографии появился ряд работ, в которых были сделаны попытки обозначить новые подходы в исследовании международных отношений в годы Первой мировой войны. Среди них следует отметить коллективную монографию «Россия и Черноморские проливы (XVIII-XX столетия)», исследования А.И. Уткина, И.В. Алексеевой, Д.Ю. Козлова, А.В. Игнатьева, В.А. Шишкина.

В монографии А.В.Игнатьева «Внешняя политика России: тенденции, люди, события», изданной в 2000 г., по-новому освещаются события исследуемого периода. Он сумел отойти от советских стереотипов в оценке международных отношений, показал многогранность борьбы царского и Временного правительств в отстаивании интересов России перед союзниками по Антанте. Автор вновь поднимает тему межсоюзнических отношений России, Великобритании и Франции накануне Октябрьской социалистической революции. В ней показан противоречивый характер этих отношений, когда потенциал России союзники стремились использовать для достижения своих целей.

В целом, приходиться констатировать, что в работах постсоветского периода антизападный взгляд на эту проблему так и не был преодолён. На то имеются свои причины. Во-первых, имеет место персональная преемственность, то есть люди, исследовавшие данную тему в советские времена, сохраняют свои позиции в исторической науке и поныне. Во-вторых, практически все перечисленные работы опираются на одни и те же источники. В-третьих, эта тема развивалась без учёта достижений западной историографии.

Поскольку Россия потерпела поражение в Первой мировой войне и потому до практической реализации её военных целей дело не дошло, проблема Константинополя и проливов не вызывала столь пристального интереса у западных историков и долгое время не была предметом специальных исследований за рубежом. В работах общего характера по истории Первой мировой войны англоязычные историки использовали этот сюжет для иллюстрации агрессивной сущности российского империализма. В понятие империализма они, естественно, вкладывали другое содержание, нежели советские историки-марксисты. Так, американский историк Сидней Фей в своём фундаментальном труде «Происхождение мировой войны» утверждал, что Россия изначально была нацелена на аннексию Черноморских проливов и Константинополя и именно поэтому объявила мобилизацию 30 августа 1914 г. Любопытно, что в современной американской историографии данной темы точка зрения С.Фея признаётся ошибочной.

Самым известным в нашей стране зарубежным исследованием по вопросу о Константинополе и проливах стала книга английского историка В.В. Готлиба «Тайная дипломатия во время первой мировой войны». Её автор, как член компартии Великобритании, принадлежал к числу так называемых «прогрессивных учёных Запада», труды которых переводились и издавались в СССР с целью их материального и морального поощрения. Исследование В.В. Готлиба целиком построено на опубликованных источниках, при самом обильном цитировании многотомных документальных коллекций, изданных в СССР в 20 - 30-х гг. Поэтому с точки зрения ввода в научный оборот новых документов она не могла представлять существенного интереса для советских историков. По концепции, аргументации и антизападной риторике книга Готлиба полностью укладывается в русло советской марксистской историографии. Вслед за своими советскими коллегами Готлиб доказывал, что Англия и Франция, пообещав России Константинополь и проливы, при этом сделали всё, чтобы затруднить ей овладение ими. Они использовали эту цель как приманку, чтобы удержать Россию в войне: «Это было очень похоже на то, как заманивают осла, подвешивая морковку перед его носом».

На сегодняшний день последним крупным исследованием по данной теме за рубежом является монография американского историка Рональда Боброффа «Пути к славе: позднеимперская Россия и Турецкие проливы», вышедшая в 2006 г. Эта книга ознаменовала тенденцию к сближению точек зрения западных и российских историков. Боброфф, работавший в российских архивах и основательно изучивший российскую историографию, за вычетом идеологической составляющей даёт ей высокую оценку и по многим позициям солидаризируется с отечественными исследователями.

Степень изученности темы предопределила объект, предмет, а также цели и задачи исследования.

Объектом исследования являются Константинополь и проливы как военные цели России в Первой мировой войне.

Предметом исследования является проблема Константинополя и проливов в трёх дискурсах: как проблема взаимоотношений между Россией и её западными союзниками, как предмет межведомственных противоречий; как проблема взаимоотношений между властью и оппозицией.

Цель исследования заключается в том, чтобы проследить эволюцию отношения военно-политической элиты России и системной оппозиции к Константинополю и проливам в качестве цели в Первой мировой войне.

Цель определила комплекс задач исследования:

·выяснить значимость Константинополя и проливов для экономики России;

·рассмотреть различия в позициях Англии и Франции по отношению к военным целям России;

·проанализировать межведомственные противоречия по поводу вопроса о Константинополе и проливах;

·сопоставить мнения политических партий о возможности приобретения Константинополя в результате войны.

Хронологические рамки исследования ограничиваются временем участия России в Первой мировой войне - с августа 1914 по ноябрь 1917 гг.

Исследование построено на опубликованных источниках, которые можно условно подразделить на две группы. В первую группу вошли официальные дипломатические документы, опубликованные в многотомных собраниях «Константинополь и проливы» и «Международные отношения в эпоху империализма». Уникальность этих собраний заключается в том, что в них вошли не только официальная переписка российских дипломатов, но и расшифрованные донесения английского и французского послов в Петрограде.

Вторую группу составляют источники личного характера - мемуары, дневники, переписка государственных деятелей, дипломатов и военных России, Великобритании и Франции. К ним относятся воспоминания министров иностранных дел А.П. Извольского, С.Д. Сазонова, П.Н. Милюкова, дипломатов Н.П. Игнатьева, М. Палеолога, Дж. Бьюкенена, Ф.Л. Берти, российского офицера А.Д. Бубнова.

Особое место среди источников личного характера занимает дневник президента Р. Пуанкаре, в котором он вел записи ежедневно, что делает его свидетельства более объективными.


Глава 1. Константинополь и проливы в экономике и политике России накануне Первой мировой войны


.1 Значение Черноморских проливов для экономики Российской империи


Обладание черноморскими проливами - это давнишняя заветная мечта России. Босфор и Дарданеллы давали ключ к Европе, открывали возможность господства на важнейших морских коммуникациях. Но кроме этих геополитических причин, проливы имели еще и огромный религиозный смысл для России. Они открывали дверь к заветной мечте - Царьграду. Однако все устремления России в XVIII и XIX веках: при Екатерине Великой, при Александре I, при Николае I, при Александре II - не увенчались успехом. Противники России, прежде всего, Англия, хорошо понимали, что тот, кто владеет черноморскими проливами - владеет важнейшим геополитическим центром земли.

Черноморские проливы имели важное политическое и экономическое значение для России. «Господство над Босфором и Дарданеллами не только открывает двери на влияние в бассейне Черного и Средиземного морей, но и является источником преобладанием над Балканским миром и передней Азии, в судьбе которых Россия заинтересована».

Для благосостояния России роль проливов очень велика, и решение этого вопроса в ее пользу имело бы громадное влияние не только на исход войны, но и на дальнейшую судьбу страны. Экономика России во многом зависела от проливов.

В мирное время путь через Проливы был дешевле и выгоднее для торговли России с Европой, Азией и Африкой, чем любой другой. Во время войны на Западной границе, при закрытых портах Балтийского моря, Черноморские проливы могли оказаться единственным доступным путем для большей части российского экспорта. Как писала газета «Биржевые ведомости», «чем больше будет развиваться наш юг - вся черноморско-земледельческая, каменноугольная, нефтяная промышленность России, таящая в себе бесконечные перспективы и только еще просыпающаяся к новой жизни, - тем более будет расти экономическое и политическое значение для нас Проливов».

Соображения стратегического характера подкреплялись также экономической необходимостью. Украинское зерно, кавказская нефть, марганец и до некоторой степени молочные продукты Западной Сибири имели единственный выход через Босфор и Дарданеллы. По данным Министерства торговли и промышленности, за десятилетие (с 1903 по 1912 г.) вывоз через Дарданеллы составил 37% всего вывоза империи. Морская перевозка грузов имела неоспоримое преимущество перед сухопутной, так как обходилась в 25 раз дешевле. Из общего экспорта товаров в 1911 г. на сумму в 1591 млн. руб., через проливы было вывезено товаров на сумму 568 млн. руб., что составляло значительную часть стоимости всех экспортируемых товаров. Важность этого пути возросла в связи с намечавшимся индустриальным развитием Украины, с ее крупными запасами железа и угля, и в связи с эксплуатацией ресурсов Закавказья и Персии.

Все, что касалось Проливов, чрезвычайно болезненно воспринималось российским обществом, прежде всего той его частью, чьи интересы были связаны с торговлей и промышленностью. Угроза закрытия Босфора и Дарданелл и, как следствие, ущерб хлебному экспорту активно обсуждались в прессе самых разных направлений. Член Государственного совета Н.С.Авдаков писал в «Новом времени»: «Все время русская экспортная торговля находится под страхом за Проливы… Не надо забывать, что наш хлебный вывоз достигает в настоящее время полутора миллиардов рублей, причем шестьдесят процентов направляется через Черное море… Закрытие Дарданелл, которое представляется весьма вероятным, если не будут сделаны надлежащие воздействия, может повлечь за собой настоящее бедствие для России». От практической стороны дела газеты быстро перешли к обсуждению перспектив решения «исторической задачи». «Московские ведомости» писали: «…история требует исчезновения Турции, самостоятельного бытия народов Ближнего Востока и нашей охраны их свободы с твердой позицией на Босфоре и Дарданеллах». «Утро России» предупредило: «Если вопросы о Проливах не будут разрешены при настоящих, исключительно благоприятных для нас условиях, то вместе с тем миссия России как великой державы на юге будет окончена навсегда… Мы не сомневаемся, что настоящая политическая конъюнктура будет, наконец, решительно использована Тройственным соглашением в свою пользу». Преобладало мнение, что поддержка со стороны союзников по Антанте в достаточной степени обеспечена. А.И. Брянчанинов в «Утре России», ссылаясь на свои беседы с английскими политическими деятелями, уверял, что Константинополь потерял теперь для Англии и Франции то значение, которое он имел раньше; там отлично понимают значение Проливов для развития нашего юга и «то, что было немыслимо еще 5 лет тому назад, вполне мыслится и обсуждается в Европе».

Значение Проливов для экономики юга России в полной мере проявилось во время закрытия Дарданелл. Это, как выразился капитан I ранга А.Н.Щеглов, состоявший в то время морским агентом в Турции, «подняло вопль по всей России». Во время Итало-турецкой (1911-1912) и Балканских войн (1912-1913) Порта временно закрыла проливы, сделав официальное заявление: «Императорское министерство иностранных дел имеет честь довести до сведения иностранных миссий, что начиная с этого дня проход через Дарданелльский пролив для иностранных судов полностью воспрещается», - сообщалось в ноте турецкого МИД.

По подсчетам российского Министерства финансов, паралич хлебной торговли наносил стране ежемесячный ущерб в размере около 30 млн. руб. Это создавало проблемы и для союзников России, которые вынуждены были импортировать зерно из США и Аргентины. Кроме того, с закрытием проливной зоны Россия лишалась наиболее удобного пути получения военных материалов от союзников. Все это является наглядной демонстрацией значения Проливов для южной торговли России.

По данным Министерства финансов, в 1912 г. экспорт России через Черное море сократился с 568 млн. руб. в предыдущем году до 433 млн. руб., а ее торговый баланс был на 100 млн. рублей меньше по сравнению с предыдущими тремя годами из-за неудовлетворительной реализации урожая, одной из главных причин которой было именно закрытие Проливов. В 1913 г. более 80% хлебного экспорта осуществлялось через порты Черного и Азовского морей. Особенно велика была роль южных морей в российском экспорте, так как именно причерноморские губернии являлись основными производителями зерна и муки - главной экспортной статьи.

По данным периодического издания «Внешняя торговля России по европейской границе» цены на пшеницу в июне 1912 г. по сравнению с предыдущими месяцами понизились, как на главных иностранных, так и на русских рынках, тем не менее они в этом месяце, как и в продолжении текущего года, всюду были значительно выше, чем в 1910 и 1911 гг. Весь экспорт в Западную Европу сократился на 15010 тыс. кварт. Экспорт из Черноморских портов (России и других государств) уменьшился на 17375 тыс. кварт экспорт пшеницы из России сократился, по данным нашей статистики до 15,5 млн. пудов против 28,1 млн. в июне прошлого года. Одесский биржевой комитет констатировал, что закрытие Дарданелл окончательно подрывает как экспорт, так и импорт. Таганрогский биржевой комитет сообщал, что закрытие Дарданелл действует разорительно на всю торговлю: «Работы в порту сокращены. Свыше 1000 портовых рабочих стоят без работы». Телеграммы тревожного характера поступали в министерство торговли из Новороссийска, Бердянска, Ейска, Поти и Батума. Не меньшее значение этот торговый путь имел и для русской промышленности: Донецкого каменноугольного бассейна, Кавказского нефтепромышленного и рудоносного бассейнов. При этом с развитием юга России оно неуклонно повышалось.

В декабре 1913 г. С.Д. Сазонов сообщал царю: «Проливы в руках чужого государства означают подчинение всего юга России этому государству». Год спустя он снова заявил, что они являются «жизненным нервом во всей нашей экономической жизни».

Высказывались идеи о том, что государственные интересы могут быть удовлетворены только путем «полного подчинения всего морского пути через проливы…нашей власти». Такие идеи переросли в широкое общественное мнение.

Но для того, чтобы стать средиземноморской державой, не достаточно было ограничиться контролем над проливами. Необходимо для этого подчинить острова Имброс и Тенедос (господство над устьем пролива) и Лемнос и Самофракию (доминируют над пространством впереди пролива).

1.2 Геополитические и стратегические планы России в отношении Константинополя и проливов 1914-1917 гг.


Стратегическое значение Черноморских проливов было связано прежде всего с развитием флота, а следовательно, и с безопасностью южных границ государства. Существовавший режим Проливов не позволял России в случае необходимости перебрасывать суда из одного моря в другое. Отражался он и

на качественном составе флота. В то время как Турция имела возможность заказывать или покупать готовые суда за границей, Россия не могла пополнить флот иначе, как сооружением кораблей на черноморских верфях.

На рубеже XIX-XX вв. значимость проблемы черноморских проливов снизилась; она перестала быть приоритетной общегосударственной военно-политической задачей, которой была в течение последней четверти XIX в. Вплоть до самой первой мировой войны этот вопрос не значился в числе тех правительственных заданий, которые русская вооруженная сила должна была бы в случае войны решать.

После поражения России в русско-японской войне и завершения первой русской революции внешнеполитические интересы царской России вновь сконцентрировались на Ближнем Востоке, Балканском полуострове и в районе черноморских проливов. Перенеся свою активность с Дальнего на Ближний Восток, в Петербурге исходили из того, что для экономического развития юга России необходимо иметь выход к Средиземному морю. Западные же державы были заинтересованы в открытии проливов для военных и торговых флотов всех государств и не хотели признавать особых интересов прибрежных стран. России также приходилось учитывать интересы Турции, которая искала поддержки в жизненно важном для нее вопросе о проливах у европейских держав.

Однако главным вероятным противником была Германия, и потому выбор главного театра военных действий падал именно на Балтийское море, а к Черноморскому внимание было снижено.

Чтобы составить полное представление, как перед войной стоял вопрос о завладении Босфором в морских кругах, необходимо рассмотреть, как он ставился в сухопутном Генеральном Штабе, а также в Морском ведомстве, на ответственности которого лежала разработка основных директив по подготовке флота к войне и составлению самых планов войны.

Руководители российского сухопутного Генерального Штаба, поглощенные после войны с Японией подготовкой к назревающей грандиозной борьбе с Германией, придерживались перед 1-й мировой войной уже отжившего строго догматического требования о безусловном сосредоточении максимума сил на главном театре военных действий, в связи со строжайшей экономией при выделении сил для второстепенных операций; причисляя к таковым Босфорскую операцию, они полагали, что выделение для этой операции необходимых десантных войск повлекло бы за собой ослабление «без всякой пользы» русских сил на главном театре войны, где для успешной борьбы с таким грозным противником, каким была Германия, ни один батальон не мог бы быть лишним. Ввиду этого Генштаб требовал от Морского ведомства сосредоточения в первую очередь всех усилий и средств на усилении флота Балтийского моря, ибо это море было тесно связано с тем сухопутным театром, на котором должны были развиваться военные действия против Германии.

С другой стороны, Генеральный Штаб придерживался мнения (как известно из последующих событий, ошибочного), что грядущая война будет непродолжительной, и что она будет закончена с теми боевыми запасами, которые окажутся в наличии при ее начале. Поэтому не усматривал никакой непосредственной помощи операциям армии на главном театре войны от завладения Босфором, то есть от обеспечения российских морских сообщений для подвоза боевых припасов из-за границы.

Все было очевидным образом рассчитано на короткую по времени войну. Военные запасы к первым кампаниям у России были не меньше, чем у Запада, но у России не было такой отлаженной системы сбора информации, не было системы гибкого реагирования в экономической сфере, механизмов быстрого переключения на новые исторические нужды.

Российский сухопутный Генеральный Штаб, при недостаточной широте взглядов и при не вполне ясном понимании национально-государственных задач России, был всецело во власти «континентальной» идеологии, так что широкие морские проблемы России были ему чужды и на связанные с их решением морские операции он смотрел более чем скептически.

Сухопутный Штаб оказывал давление на Морское ведомство. Вследствие этого в идеологии российского Морского Генерального Штаба Балтийское море приобрело значение главного морского театра военных действий, и на усиление Балтийских морских сил были направлены все кредиты и внимание, а интересы черноморского театра были отодвинуты на задний план. «Задача завладения Босфором для обеспечения наших морских сообщений через проливы ни правительством, ни Главным управлением Генерального Штаба нашему Морскому ведомству ни в какой форме перед войной и не ставилась» - свидетельствует А.Д. Бубнов.

Поэтому вопрос о завладении Босфором рассматривался Морским Генеральным Штабом лишь в перспективе отдаленного будущего; полагалось возможным перевести вопрос о захвате проливов в практическую плоскость в лучшем случае к 1918-1819 гг., а еще лучше к 1930-1935 годам, когда должна была быть закончена так называемая большая программа восстановления российского флота после его уничтожения в войне с Японией в 1905 году. Речь шла именно о воссоздании, поскольку, как свидетельствует К.Ф. Шацилло, к началу 1907 г. на Черном море имелось всего 6 броненосцев, к тому же построенных в разное время и настолько отличавшихся друг от друга, что составить из них единую эскадру было практически невозможно, к тому же все они безнадежно устарели и не были обеспечены личным составом. Подводных лодок не было совсем. Обе черноморские базы - Севастополь и Николаев - находились в запущенном состоянии. В апреле 1907 г. морской министр И.М. Диков представил в Совет государственной обороны программу судостроения на 10 лет, предполагавшую закладку 4 легких крейсеров, 36 эсминцев, 6 подводных лодок. Однако средств в размере 132 млн. рублей получить не удалось. В результате построили 9 миноносцев и 6 подводных лодок. О дредноутах речи не было. Так называемая малая судостроительная программа, утвержденная Николаем II в июле 1907 г., основные средства отводила Балтийскому флоту. В начале 1908 г., под влиянием слухов об усилении турецкого флота, в Морском министерстве была создана комиссия под председательством И.Ф. Бострема для приведения в боеспособное состояние Черноморского флота. Для этой цели по рекомендации комиссии Государственная дума ассигновала 6 024 900 рублей.

Следующие шаги по обновлению флота были предприняты лишь в 1911 г., когда была утверждена новая программа. Одним из инициаторов этого решения был министр иностранных дел А.П. Извольский, всерьез обеспокоенный перспективой утраты Россией господства в Черном море и представивший в 1910 г. Николаю II специальный доклад о турецких вооружениях. Его поддержал П.А. Столыпин. Морское министерство определило, что необходимо заказать 3 линейных корабля новейшего типа, 9 эсминцев и 6 подводных лодок. Общие расходы должны были составить 135 744 838 рублей. Программа должна была быть выполнена в 4 года.

Последние усилия по довооружению Черноморского флота были предприняты в конце 1913 г., в самый канун первой мировой войны.

По мнению А.А. Саковича (бывший офицер оперативной части штаба, командующего Балтфлотом) царская Россия и идеологически (доктрины, планы кампаний и операций, подготовка), и материально оказалась совершенно неподготовленной к разрешению вставших перед флотом в действительности боевых задач. В общем и целом, по мнению британского исследователя России, «ни одна из участвовавших в войне стран не была хуже подготовлена к войне, чем Россия. После поражения в войне с Японией … интервал для восстановления сил был слишком кратким. Впрочем, даже если бы передышка была продолжительнее, русская система управления исключала возможность надежной подготовки к войне… Превосходство в людской силе не могло компенсировать отставания в производстве вооружений и недостатков военного руководства».

Вместе с тем в Морском Генеральном Штабе господствовало убеждение, что вопрос о проливах решится сам собой в результате грядущей войны с Германией, и в связи с этим внушенный Главным управлением Генерального Штаба лозунг «ключи от проливов находятся в Берлине» был Морским Генеральным Штабом положен в основу подготовки российских морских вооруженных сил к предстоящей войне.

Иными словами, Морской Генеральный Штаб полагал, по примеру своего сухопутного собрата, что вопрос о проливах будет решен победой над Германией, т.к. эта победа повлечет за собой перестройку всех мировых политико-географических взаимоотношений, а поэтому он и направил все свои усилия на обеспечение победы на главном театре войны против Германии. В связи с этим им мыслилось, что в случае победы над Германией не представится необходимым занимать проливы с бою, потому что они достанутся России как плод ее победы на главном театре войны. Поэтому Морским Генеральным Штабом в целях сосредоточения всех усилий на том театре военных действий, где должна была решиться судьба всей войны, было признано целесообразным и возможным не ставить в войне с Германией Черноморскому флоту задачу завладения Босфором, и в целях экономии средств было признано возможным не вести в ближайшее время никакой подготовки к выполнению этой операции.

Между тем перед Первой мировой войной в составе Морского Генерального Штаба была группа лиц, которые считали, что Россия всё же должна вести подготовку к завладению Босфором во время предстоящей войны с Германией.

Группа этих лиц во главе с начальниками Черноморского и исторического отделений капитанами 2-го ранга М.И. Каськовым и Е.Н. Квашниным-Самариным, считала, что в случае войны с Германией Россия должна силой завладеть Босфором, чтобы поставить Англию перед совершившимся фактом и на будущей мирной конференции закрепить за собой проливы по праву; при этом ими выдвигались соображения, что война с Германией даст нам исключительно благоприятную обстановку для завладения проливами, которая в будущем, вероятно, больше не повторится, ибо, имея Англию в этой войне на своей стороне, мы, при завладении Босфором, не встретимся с открытым вооруженным сопротивлением ее грозной для нас морской силы, как это в прошлом постоянно бывало.

Также в 1908 году в Морской Генеральный Штаб ВМФ поступали различные записки и предложения от военных моряков, в частности, от вице-адмирала Л.А. Брусилова. Летом 1908 года состоялось Особое совещание, которое получило Высочайшее одобрение. На его основе были составлены оперативные разработки под грифом «совершенно секретно» по организации десантной операции на Босфоре. Там же ставились и основные цели по захвату проливов и объяснялись причины, почему этот захват необходим. Вот что говорилось в одном из этих документов: «В случае благоприятного исхода главной Босфорской операции, обстоятельства военного времени могут вызвать наступления нашего флота совместно с сухопутными силами на Босфор. В высочайше одобренном заключении Особого Совещания 21-го июля 1908 установлено, что политическая обстановка может вынудить нас занять Верхний Босфор. Владение проливами имеет для России тройное значение: Россия получает возможность упростить оборону своего черноморского побережья. Россия получает базу в Средиземном море, как точку опоры, дающую ей возможность проявлять свою мощь, а в некоторых случаях и владычествовать на этом море».

Несмотря на то, что эта группа, опираясь на неопровержимые исторические данные, всеми способами старалась провести свою точку зрения, ей всё же не удалось изменить сложившуюся в руководящих кругах Морского Генерального Штаба стратегическую идеологию, вытекающую из воспринятой ими идеи «о ключах от проливов в Берлине».

Планы России на случай войны постоянно корректировались. Если в конце XIX века речь шла о захвате проливов, то в начале ХХ века решено было ограничиться блокадой и постановкой минных заграждений в Босфоре. Впрочем, ставить их пришлось бы прямо под дулами береговых батарей. В конечном счете, к началу военных действий так и не был подготовлен оперативный план Черноморского флота, что поставило его командование в затруднительное положение.

Поэтому постановка этого задания (решение проблемы черноморских проливов) русской вооруженной силе правительством, уже после начала войны, застала ее совершенно к тому неподготовленной, за что главная доля ответственности и падает именно на русское правительство.

Чтобы иметь полное представление о положении перед войной вопроса о завладении Босфором, необходимо еще знать, как к нему относился Государь.

В начале царствования императора Николая II наибольшую силу имела идея, согласно которой обеспечения российских морских сообщений с внешним миром следовало бы искать не на Черном море, а на Тихом океане. Вследствие этого российская политика в конце прошлого столетия была направлена на Дальний Восток и главное внимание Государя было поглощено делами этой дальней российской окраины, а проблема Черного моря исчезла из его поля зрения. После катастрофы в войне с Японией и ослабления военной мощи России невозможно, конечно, было и думать о решении столь трудной проблемы, каковой была проблема о проливах, тем более что надвигалась угроза со стороны Германии, борьба с которой должна была бы потребовать сосредоточения против нее всех русских сил.

Государь воспринял точку зрения Генерального Штаба о том, что «ключи от проливов находятся в Берлине» и утвердил разработанный Главным управлением Генерального Штаба план войны с Германией, в котором не было отведено никакого места подготовке к Босфорской операции.

Ходили мнения, что Россия ввязалась в Первую мировую войну ради захвата Черноморских проливов. Так, например, 8 февраля 1914 г. прошло совещание под председательством С.Д.Сазонова, на котором присутствовали представители морского Министерства, Генерального штаба и их ближайшие сотрудники, российский посол в Константинополе и некоторые другие. Совещание носило предварительный характер, искались варианты выхода, отстранения возможной опасности; оценивались сухопутные, морские силы, их мобилизация на случай войны. И хотя это совещание носило секретный характер, через несколько дней о нем узнали в германском посольстве, и восприняли это событие как агрессивное, заговорщическое против целостности Оттоманской Империи; как угрозу всему Европейскому миру.

Однако, по словам С.Д. Сазонова, российскому правительству не приходила мысль затеять европейскую войну ради разрешения вопроса о проливах в нашу сторону; но раз уж война была развязана, причем не нами, то почему бы этим не воспользоваться? К тому же разрешение этого вопроса «одно могло примирить русское общественное мнение с теми огромными жертвами, на которые эта война обрекала русский народ». Это была возможность использовать создавшееся международное положение для осуществления острой потребности России. Это обеспечило бы экономическую свободу и политическую безопасность. Общественное мнение было настроено похожим образом: важно не пропустить благоприятно сложившихся обстоятельств для окончательного разрешения вековечной и мучительной ближневосточной проблемы, «тормозившей правильное развитие национальной жизни». Английский дипломат Дж. Бьюкенен также говорит о том, что Константинополь стал целью России лишь с начала войны: «Русскому обществу становилась очевидной необходимость свободного выхода в море, и виды его обратились на Константинополь как самую выгодную добычу войны».

В отношении вопроса о дарданелльской операции для царской дипломатии начинался заколдованный круг. Действительно, чтобы получить Константинополь и Проливы, их необходимо было завоевать; однако, русские вооруженные силы были прикованы к германскому фронту, а операция союзников у Дарданелл вызывала подозрения, что они, заняв их, оттуда не уйдут и, в крайнем случае, согласятся на принцип интернационализации, но отнюдь не русской оккупации.

Вожди основных политических партий России видели в выходе к Средиземноморью закрепление европейских позиций России. Лидер конституционных демократов П.Н. Милюков восславил союз с Британией и Францией - «двумя наиболее развитыми демократиями современного человечества». Будущий премьер Г.Е. Львов говорил о важности освободиться от «культурных и некультурных варваров» - немцев и турок. Октябрист С.И. Шидловский определил войну как столкновение двух мировоззрений, в котором русская армия воюет против идеологии «раздела мира на господ и рабов».

Таким образом, Россия вступила в Первую мировую войну со всех точек зрения - политической, общественной, военной и морской - совершенно неподготовленной к завладению проливами, то есть к решению той главной национальной проблемы, от которой, как само течение военных действий показало, зависел исход войны и дальнейшие судьбы России.


Глава 2. Проблема Константинополя и проливов во взаимоотношениях России с союзниками по Антанте


Россия, в случае победы в первой мировой войне, должна была войти в Центральную Европу, в Средиземноморье и принять непосредственное участие в создании в Европе такого политического порядка, при котором треугольник «Россия - Британия - Франция» определял бы развитие всего евразийского континента. Залогом «окончательного» завершения интеграции России в Европу стал союз с европейским Западом, с Парижем и Лондоном - невиданный доселе эксперимент в дипломатической истории русского государства.

Союз с Западом рассматривался в Петрограде как долговременная основа русской политики, а не только как инструмент ведения данной конкретной войны. Петроград видел гарантии от германского реванша в тесном союзе с Западом.

В Константинополе сталкивались интересы почти всех великих европейских держав, и потому важным шагом для российской дипломатии стало обсуждение этого вопроса со своими союзницами. Направлением внешнеполитической деятельности России стало проведение мероприятий, преследующих цель в перспективе присоединить к Российской империи черноморские проливы или хотя бы создать серьезные предпосылки для этого.

После того, как в октябре 1914 г. германские и турецкие военные корабли бомбардировали Севастополь, Одессу, Новороссийск и Феодосию, проблема обладания проливами встала для России в полный рост, и С.Д.Сазонов пришел к заключению, что необходимо настоятельно начать переговоры с союзниками о признании российских прав на обладание проливами как единственное обеспечение российской безопасности. И правильность его инициативы не вызывала в обществе никаких сомнений. Вся трудность вопроса сводилась к тому, чтобы получить согласие союзников на претворение в жизнь славянофильской доктрины о неотъемлемом праве России и только России включить в свои владения Царьград и проливы с прилегающей территорией.


2.1 Константинополь и проливы в Англо-русских отношениях


Вопрос о разделе Турции был впервые поставлен английской дипломатией. Английское министерство иностранных дел заявило, что оно "уже отнюдь не считает нужным щадить Высокую Порту" и что Турция, по мнению англичан, "не может более быть стражем проливов". Вообще, отношение Англии к российским политическим целям в Европейской Турции было пережитком старых времен соперничества и взаимной подозрительности. Своеобразие англо-русского союза заключалось в том, что его участники являлись одновременно злейшими соперниками в дележе мира. И хотя антагонизм двух держав временно отступил на второй план перед общими интересами партнеров по коалиции, он отнюдь не исчез, а лишь стал проявляться в иных формах и областях. Россию и Великобританию объединяло только сознание «солидарности наших интересов ввиду» надвигавшейся опасности. Как в Англии, так и в России существовали мысли, что если что-нибудь служит на пользу одной стороне, то тем самым представляет опасность для другой. Однако в 1914 году у власти находилось либеральное правительство, министром иностранных дел был сэр Эдуард Грей, который ранее выразил желание достигнуть - в интересах укрепления мира - сближения с Россией на почве справедливого размежевания обоюдных сфер влияния в Средней Азии. Он был сторонником британо-русской дружбы и сближения, он хотел прекратить вековую вражду и разделить мир между державами, самой природой предназначенными главенствовать на суше и море. Так в Англии стали благожелательно относиться к идее англо-русского соглашения перед лицом германской угрозы.

В августе 1914 года Россия и Англия заключили союзный договор, который обязывал обе державы к согласованию планов будущего передела мира. Этот договор касался сокрушения могущества Германии и раздела прилежащих территорий. После вступления в войну Турции российская сторона дополнила эту программу притязаниями на Черноморские проливы с прилегающим районом. Вся трудность вопроса сводилась к тому, чтобы получить согласие союзников на претворение в жизнь славянофильской доктрины о неотъемлемом праве России и только России включить в свои владения Царьград и проливы с прилегающей территорией.

ноября было получено уже вполне ясное заявление Э. Грея о том, что "если Германия будет раздавлена, судьба проливов и Константинополя не может быть решена на этот раз иначе, как сообразно с вашими (т.е. русскими) выгодами". В памятной записке британского посольства в Петрограде, направленной С.Д.Сазонову 14 ноября, правительство Великобритании поставило на повестку вопрос о разделе Турции: «Поведение турецкого правительства сделало неизбежным решение турецкого вопроса во всем его объеме, включая вопрос о Проливах и Константинополе, в согласии с Россией». Т.о. английское правительство соглашалось на присоединение Россией проливов и Константинополя, но под условием, что война будет доведена до победоносного конца. Однако и так было вполне очевидно, что без победы о дележе Турции не могло быть и речи.

Чтобы добиться признания русских требований в отношении проливов, С.Д. Сазонов «осознавал, что…должен предложить какую-либо компенсацию». В своих воспоминаниях он писал о том, что несмотря на получение Царьграда в качестве «дара» от короля Георга, «у меня сложилось мнение, что предъявленные нам требования об обладании этим городом вносят большие затруднения в разрешение вопроса о проливах…»

В числе английских пожеланий были еще и следующие: устройство в Константинополе вольного порта для склада и провоза товаров, имевших назначение в страны Малой Азии и Юго-Восточной Европы, кроме России; оставление Аравии и мусульманских святых мест под независимой мусульманской властью; подчинение нейтральной зоны в Персии английскому влиянию путем пересмотра русско-английского соглашения 1907 года (согласно этому соглашению Персия делилась на три сферы влияния: русскую на севере (её южной границей являлась линия Касре - Ширин - Исфахан - Йезд - Зульфегар), английскую на юге (к юго-востоку от линии Бендер-Аббас - Керман - Бирдженд - Гезик) и нейтральную в центре страны. Царское правительство соглашалось также на раздел германских колоний между Англией, Францией и Японией, удовлетворение притязаний союзников к Германии и Австрии в Европе и переход к ним большей части турецких владений. Это было предложение сделки на основе взаимного согласия со всеми претензиями партнеров к противнику. На все эти пожелания русское правительство выразило свое согласие.

Весь март 1915 года протек в переговорах между Петроградом, Лондоном и Парижем о проливах и Константинополе. Они шли вполне удовлетворительно, хотя и не ровным шагом, причем Англия опережала союзную Францию. Союзники не хотели давать России прочно овладеть проливами, и представители российского правящего класса это чувствовали. Для Британии это был непростой выбор, однако игнорировать этот вопрос нельзя было. Предполагалось, что если английское правительство не поддержит пожелания России, то этим может воспользоваться Германия, стремящаяся к сепаратному миру с Россией. В конечном счете британский кабинет пришел к мнению, что требование России получить проливы следует удовлетворить, взамен чего Британия сможет потребовать другие части Оттоманской империи. В конечном счете, Ллойд Джордж довольно уверенно поддержал Россию: «Русские настолько стремятся овладеть Константинополем, что будут щедры в отношении уступок во всех прочих местах».

В середине марта (13-го) 1915 г. британский посол лично сообщил царю, что британское правительство готово дать необходимые гарантии относительно Константинополя при условии установления там свободы прохода для всех торговых кораблей и транзитных товаров, перевозимых из нерусских государств, прилегающих к Черному морю. Помимо этого Россия должна была обещать оказать все возможное влияние, чтобы стимулировать вступление в войну Румынии и Болгарии.

Размышляя над будущим, британский посол сказал царю, что после войны Россия и Англия будут самыми могущественными державами мира. Они должны заранее добиться гармонии в отношениях между собой. С решением персидского вопроса исчезает последний источник трений между ними, их согласие создаст новый мировой порядок. Царь согласился приложить все силы для установления такого порядка. Он попросил передать в Лондон, что принимает английские условия и что его лояльность союзу неизменна.

Союзническая близость на самом высоком уровне дала свои результаты: 20 марта 1915 г. британское правительство подписало секретное соглашение с Петроградом. Оно соглашалось на аннексию Россией Константинополя, владение Босфором и Дарданеллами, половиной турецких владений в Европе в ответ на российское согласие на любой желательный Лондону вариант раздела оттоманских владений.

Недоверие к намерениям союзников относительно проливов от фракции правых выразил Н.Е. Марков. Cуть его требований была в следующем: еще до окончания войны «точно и определенно» выговорить у союзников «полное и безусловное владение» черноморскими проливами и Константинополем; а также опубликовать соглашение 1915 г. о проливах, что явилось бы формой подтверждения его со стороны Англии и Франции.

Сильнейшим оружием в руках России было данное Антантой обещание относительно проливов. Оно могло бы быть неотразимым, если бы Запад не нашел скоро противоядия. Англия пообещала России отдать ей Константинополь и проливы, однако затем стала искать пути обхода этого предложения, т.к. опасалась сама попасть тогда под влияние России. Несмотря на то, что Э. Греем были даны России обещания относительно передачи ей проливов, тем не менее, немного позднее, 25 ноября 1914 года Военный совет Великобритании обсудил вопрос о наступлении на Галлиполийский полуостров, которое, как заявил Черчилль, «даст нам возможность диктовать условия в Константинополе». Англичане планировали нанести наиболее эффективный удар по Германии через Турцию, однако в связи с тем, что основные силы были прикованы к Западному фронту и Балтийскому морю, вопрос об экспедиции долго оставался неразрешенным.

Говорилось, что Англия начнет захват Константинополя и проливов, и, получив позднее подкрепление от России, добьется поставленной цели (нанесение эффективного удара по Германии), затем передаст трофеи России, и она тут будет управлять. У.Черчилль, один из главных вдохновителей и организаторов «дарданелльской авантюры», так выражался по этому поводу: «…я уверен, что Россия…не останется безразличной к судьбе Константинополя и что дальнейшие подкрепления будут поступать от нее». Но Россия была не в силах помочь Англии выполнить эту задачу, и английской разведке было известно о слабости царской России на Черном море. Несмотря на то, что У.Черчилль изначально был настроен определенно негативно относительно возможности обладания Россией Константинополем, он попытался представить дело так, будто бы эта операция была предпринята союзниками исключительно с целью «помочь» России в ее боевых действиях на Кавказе, оттянув туда часть турецких войск. Этому утверждению У.Черчилля находится опровержение, которое содержится в словах его ближайшего соратника по военным операциям в Дарданеллах генерала Колвелла: «Мистер Черчилль, - заявляет он, - мечтал с самого начала (войны) об атаке на Дарданеллы <…> Он очень хотел любым путем попасть в Константинополь <…> При этих условиях призыв России о помощи в начале 1915 г. явился скорее поводом, нежели причиной для выполнения плана, который вынашивался с первых дней войны».

Наиболее откровенно выразил точку зрения этих союзнических кругов английский посол в Париже лорд Берти, ярый консерватор: «Считают целесообразным, - заявил он, - чтобы Англия и Франция заняли Константинополь раньше России, дабы московит не имел возможности совершенно самостоятельно решать вопрос о будущем этого города и проливов».

С.Д. Сазонов воспринял известие о предстоящей операции весьма болезненно; сразу начал искать возможные варианты поведения. Он посылал в Ставку запросы о возможности оказания англичанам просимой ими поддержки, чтобы в случае удачного исхода была возможность подобающе участвовать в занятии проливов; как вариант рассматривалась просьба к союзникам, чтобы те повременили с предположенными действиями против Дарданелл. Однако в Ставке к опасениям министра не прислушались. Отправка войск в качестве поддержки отвергалась, считая, что в этом нет необходимости. К тому же полагали, что поставленная в этой операции задача - завладение проливами союзным флотом - трудно осуществима и даже невозможна.

В итоге 23 января 1915 г. английский военный атташе генерал Вильямс был информирован, что со стороны России пока «не может быть обещано содействие ни морскими, ни сухопутными войсками», а верховный главнокомандующий будет приветствовать «всякий удар, нанесенный по Турции». Причем данное согласие Ставки позволило Англии преодолеть оппозицию во Франции относительно Дарданелльской операции. Францию убедили в необходимости совместного проведения данной задачи, ибо в случае неудачи Россия будет разочарована.

Однако в Англии, несмотря на российский ответ, дело о форсировании Дарданелл было уже решено и считалось практически свершившимся фактом.

От этой войны в России ожидали только победы. Опасались, что в проигрыш родил бы в стране не сплочение, а раздор. Подобное высказывал А.В. Неклюдов, посланник России в Швеции: «После громадных жертв нынешней войны…весь народ русский будет ожидать великого вознаграждения…»

В совокупности все эти обстоятельства заставили С.Д. Сазонова усилить борьбу за выполнение требований России, о которых он заявил в Думе 9 февраля 1915 г. В ответ на это как в английской, так и французской прессе появились нервозные статьи о равных правах на проливы всех держав (т.о. выступая за нейтрализацию Константинополя и проливов). По мнению С.Д. Сазонова, такое решение являлось бы наихудшим из возможных с точки зрения России.

Английский посол в марте 1915 г. пытался оправдать дарданелльскую операцию перед С.Д. Сазоновым таким образом: «Только исходя из соображений пользы общего дела, правительство его величества предприняло операции в Дарданеллах. Великобритания не извлечет из них для себя никакой прямой выгоды: она сама не намерена там обосноваться. Правительство его величества рискует своими солдатами, своими матросами, своими судами, стремясь Турцию сделать бесполезной в качестве союзницы для Германии, а также для того, чтобы побудить нейтральные балканские государства к сотрудничеству с союзными державами».

На самом же деле это был важный политический шаг со стороны Англии, и она вовсе не собиралась отдавать Константинополь в российское управление. Подтверждение этого можно встретить в статье нью-йоркской газеты «The World» от 6 сентября 1915 года, которая отражала общественное беспокойство: «Россия - это будущий большой враг Англии… Усилия Англии овладеть Дарданеллами, захватить Константинополь и передать его самому большому сопернику Англии… является не чем иным, как политическим безумием».

Эдуард Грей так сформулировал отношение России к плану Черчилля: «Английская политика всегда преследовала цель не допустить Россию к Константинополю и проливам; мы боролись за это в Крымской войне…(и это было основным направлением нашей политики под руководством Биконсфильда)… В настоящее время Англия намеревается захватить Константинополь, с тем чтобы, когда Англия и Франция смогут с помощью России выиграть войну, Россия при наступлении мира не получила бы Константинополь. Если бы это не соответствовало действительности, то какой же был смысл в посылке британских войск в Дарданеллы в то время, когда французские и британские войска находились в таком трудном положении во Франции, что Россия приносила неслыханные жертвы, чтобы выручить их?»

И такое мнение было достаточно распространено и в других странах. Например, японский военный атташе в Петрограде писал в телеграмме в Токио 3 марта 1915 г., что «действия против Дарданелл предприняты Англией и Францией для того, чтобы не допустить перехода проливов во власть России».

Посол Берти писал в своем дневнике о «целесообразности захвата Константинополя Англией и Францией раньше, чем это сделает Россия, чтобы русские не могли по-своему решить будущее этого города и проливов…». Также он опасался, что «если бы Россия распространила свою власть на Кавказ и Босфор и имела в своем полном распоряжении конечный пункт Багдадской железной дороги на севере, Англия в Месопотамии была бы в полной зависимости от России». Лорд Фишер считал, что были исключительно важные политические причины, почему должна была быть сделана, по меньшей мере, попытка форсировать Дарданеллы, ведь в результате удачи этой операции Англия получила бы политический выигрыш.

Действительный смысл всего этого мероприятия прикрывался «пожеланием», «чтобы Франция и Англия получили право голоса при урегулировании дел на Балканах, задержав там свои войска», и нежеланием, «чтобы Россия считала, что только она одна является вершительницей судеб…балканских народов».

Т.о. важнейшей целью этой операции являлось противодействие выполнению обещания, данного Сазонову, о том, что судьба этого района должна быть решена в согласии с Россией.

Во Франции восприняли этот план англичан весьма неприязненно. Помимо того, что были нарушены соглашения 1912 г. и августа 1914 г., согласно которым средиземное командование было оставлено за Францией, так еще и поставили ее перед фактом, когда решение уже было принято.

Встретив сопротивление представителей как английской, так и французской власти, экспедиция была отложена. К тому же многие были уверены в ближайшем прорыве германского фронта. Однако позднее, 13 января 1915 года, решение о реализации операции в Адриатическом море и о захвате Галлиполийского полуострова было принято Верховным советом Великобритании. План начал реализовываться. «Военный совет…28 января…вынес твердое решение наступать на Дарданеллы только с моря», (т.е. без поддержки сухопутных сил). Однако на деле же определенные корабли были уже в пути.

Дарданелльская операция растянулась по времени почти на целый год.

План захвата Константинополя провалился окончательно. В начале января 1916 года последние части союзников были эвакуированы из Галлиполи. Дарданелльская операция завершилась провалом. Попытка захватить Проливы с Запада была оставлена полностью. Союзники потерпели большую неудачу. Этот провал обусловлен ошибками англо-французского командования. Оно стремилось овладеть проливами и столицей Турции без надлежащего взаимодействия с русской армией и флотом. Порочен был и первоначальный замысел операции - захватить Дарданеллы и Константинополь силами одного флота. Подводя итоги Дарданелльской операции, принимавший в ней участие британский адмирал Уэстер Уэмис писал: "Никогда еще в мировой истории крупная кампания не была организована так поспешно, никогда не случалось, чтобы такое предприятие было так мало обдумано".

Для Антанты поражение в Дарданелльской операции обернулось большими проблемами. Во многом благодаря успеху Турции и Германии Болгария вступила в войну на их стороне.

Россия восприняла эту операцию как захватническую по отношению к Ближнему Востоку и направленную «против России, против установления ее владычества на проливах». С другой стороны, оставление союзниками Галлиполийского полуострова отодвигало мечту о Царьграде и депрессивно подействовало на русское общественное мнение (об этом свидетельствуют западные послы). Со всех сторон теперь слышалось (пишет Палеолог): «Ну, теперь вопрос решен - нам никогда не видать Константинополя… Из-за чего же дальше воевать?»

«Британская операция против Дарданелл, - вспоминал английский министр иностранных дел Э. Грей, - почти испортила наши отношения с Россией, где считали <…> что Англия и Франция хотят выиграть с ее помощью войну, а потом, у ослабленной, вырвать Константинополь…».

В июле 1916 г. Дж. Бьюкенен получил известие о замене министра иностранных дел С.Д.Сазонова. Этот министр был для Запада своего рода гарантом союзнической лояльности России. Его отставка вызвала панику в союзных столицах - в ней усмотрели грозный знак возможности перемены Россией политической линии. Палеолог и Бьюкенен старались успокоить Париж и Лондон, но при этом не скрывали, что в жизни России происходят существенные перемены - на политическую арену выходят новые силы. Более того, послы намекнули, что уход С.Д. Сазонова следует считать признаком усиления прогерманских сил. И действительно, на его место теперь назначался Б.В. Штюрмер, который как в России, так и за границей пользовался репутацией германофила. Эта новость повергла английского посла в тяжкое и напряженное раздумье. Бьюкенен просил Николая II отказаться от мысли заменить С.Д. Сазонова в интересах союзных правительств и будущего англо-русских отношений. Но император пояснил, что «политика России ни в чем не изменится». Назначение Б.В. Штюрмера на должность министра иностранных дел «послужило толчком, который вызвал кризис доверия в отношениях между царизмом и Англией».

Отношения русских и английских дипломатов стали натянутыми и неискренними: Дж. Бьюкенен стал избегать встреч со Штюрмером, а от иных министров начали припрятывать секретные бумаги. Англию настораживала активность германских агентов в России, стремящихся поссорить двух союзников, а также то, что эта активность не встречала должного противодействия русского правительства. Эти жалобы были прописаны в письме английского короля Георга V, которое Николай II получил в конце августа 1916 года. В этом письме Георг заверял в верности Англии договору о передаче России Константинополя и проливов. Николай II ответил королю посланием, в котором говорил о том, что в народе и в армии растут чувства глубокой дружбы к Англии, однако в то же время не отрицал наличия течения, придерживающегося иных взглядов. Такой шантаж со стороны царского правительства не принес, однако, быстрых результатов, и английское правительство в отношении договора о проливах не хотело идти дальше заверений, данных в письме Георга V.

В связи с ростом германского влияния и антибританской кампании союзники России сами стали настаивать на скорейшей реализации соглашения о проливах. 19 ноября 1916 года была предана гласности договоренность о Константинополе и проливах. Предварительно царское правительство, по настоянию Великобритании, дало заверения Румынии в предоставлении свободы для прохода ее судов через проливы. Тем самым пробивалась брешь в обещанном царизму монопольном праве на использование Черноморских проливов в военных целях.


2.2 Константинополь и проливы во франко-русских отношениях


Труднее и медленнее продвигались переговоры со старой союзницей Францией. В России существовало мнение, что именно британские интересы, прежде всего, являются препятствием для ее утверждения в Проливах. Однако наиболее упорное сопротивление российской дипломатии на этот раз оказала Франция, которая имела сильные экономические позиции в Турции и Восточном Средиземноморье. Несмотря на двадцатилетние союзные отношения России с Францией, им не удалось достигнуть вполне согласованной политики на Ближнем Востоке, где французское правительство оберегало интересы своих подданных, вложивших крупные капиталы в различные финансовые предприятия, как в Константинополе, так и в Малой Азии.

Ближний Восток был той областью, где даже после вступления России и Франции в союзнические отношения им не всегда удавалось достигнуть полного согласования политических взглядов и целей, как это замечалось обыкновенно, когда возникали какие-либо международные осложнения. Эта несогласованность обнаруживалась определеннее всего в столице Турецкой империи, где французские представители нередко проводили политику, несогласную с интересами России.

Между Англией и Францией не было единства ни на полях сражения (во время дарданелльской экспедиции), ни в области дипломатии.

В то время, когда Англия с ее уязвимыми морскими и торговыми коммуникациями, имеющими для нее жизненно важное значение, была больше озабочена вопросом о проливах; Франция с ее крупными капиталовложениями в султанской державе была больше заинтересована в Константинополе, и именно Франция была теснее, чем какая-либо другая держава, связана с Константинополем. Турецкая столица была административным центром монополий, концернов и концессий, большинство капиталов которых принадлежало Франции. К тому же, в имперском Оттоманском банке, пользовавшегося привилегиями государственного банка, господствовал именно французский капитал.

Значительная часть буржуазии Константинополя имела деловые связи с Францией. Короче говоря, Константинополь был сердцем империи, опутанной сетью французских политических интересов и финансовых инвестиций, достигших суммы в 3 млрд. франков.

Франция была менее заинтересована в Дарданелльской операции и меньше выступала против предоставления русскому военно-морскому флоту выхода из Черного моря, что в случае надобности могло помочь ей уравновесить силы с английским флотом.

Наступление на Дарданеллы началось 19 февраля 1915 г. Немного позднее У.Черчилль так выразился: «…налицо перспектива падения Константинополя и перехода его в руки союзников» без участия России.

Такое заявление вызвало недоумение в российской печати. Во Франции тоже восприняли это сообщение неоднозначно. М.Палеолог писал в телеграмме Т. Делькассе: «…после двусмысленных слов английского министра иностранных дел…русское общественное мнение боится, как бы Англия в последний момент не пожелала навязать решение, которое отнюдь не будет отвечать историческим стремлениям России».

Именно возможное поражение Турции заставило Лондон и Париж искать способы воспрепятствовать достижению Петроградом его целей. Так как братство по оружию не уничтожало ни одного из основных противоречий, существовавших между союзниками, оно в сущности не ослабило противодействия западных держав стремлению осуществить вековую мечту царского правительства.

Таким образом, хотя Англия и Франция имели достаточно общих причин, чтобы противиться продвижению царской России к проливам, их совместное противодействие этому в то же время не мешало каждой из них преследовать свои особые цели. Франция отдавала предпочтение Салоникам как базе для сферы влияния, которую она пыталась установить на Балканах, и как главному плацдарму на суше для наступления на Золотой Рог. Англия же отдавала предпочтение проливам как пути к проникновению в Черное море.

В канун первой мировой войны и англичане, и французы знали о хитрости турок (которую советовали Порте германские офицеры) относительно открытия Дарданелл для «Гебена» и «Бреслау». Знали они также и о том, что если понадобится, то турки сделают вид, что купили эти корабли. Французскую сторону об этом извещал Морис Бомпар - французский посол в Санкт-Петербурге. Помимо этого он «употреблял все усилия, чтобы удержать Турцию в состоянии мудрого нейтралитета. Но турки, не будучи нисколько враждебными Франции, боятся успеха России. Они считают, что он приведет к потере Константинополя и даже к полному разложению их империи. Необходимо, говорит Бомпар, успокоить их на этот счет. Думерг (французский министр иностранных дел) успешно принимает шаги в Санкт-Петербурге. Он просит Палеолога дать туркам через русское правительство необходимые успокоительные заверения» - пишет в своём дневнике 10 августа 1914 г. Раймон Пуанкаре.

Однако Турция хорошо понимала, что соблюдение нейтралитета приведет ее к гибели. В отличие от щедрых германских взяток, державы Антанты могли предложить Турции лишь гарантии неприкосновенности оттоманской территории против всякого враждебного покушения в течение этой войны, но Турция признала это недостаточным. Она не могла оставаться пассивным свидетелем борьбы, от исхода которой зависело ее существование.

Французская сторона решила в очередной раз убедиться, не заявит ли в случае победы русское правительство территориальных или политических притязаний к Турции. С этой целью 17 августа 1914 г. состоялась беседа М. Палеолога и С.Д. Сазонова, в которой российский министр заверил, что даже в случае победы Россия будет соблюдать независимость и неприкосновенность Турции, если она останется нейтральной в этой войне; и самое большее, что может потребовать русская сторона - это установление такого режима для проливов, который будет одинаково применим ко всем государствам, лежащим на берегах Черного моря (к России, Болгарии, Румынии). Такой ответ удовлетворил Францию.

Однако, узнав, что в ноябре того же года английское правительство объявило

С.Д. Сазонову о том, что «вопросы о проливах и Константинополе должны быть разрешены согласно с желаниями России» (ввиду поведения Турции в европейском конфликте), а также то, что С.Д.Сазонов принял это заверение «с чувством величайшего удовлетворения», вызвало у французского правительства негодование.

Раймон Пуанкаре писал в своих воспоминаниях от 17 ноября 1914г.: «Министры и я не понимаем, как это Великобритания, не расспросив нас, дала такую полную свободу действий России в вопросе, который интересует всех союзников, к которому Россия никогда не подходила без задней мысли и в котором Франция всегда отказывалась связывать себя».

Весь март 1915 года протек в переговорах между Петроградом, Лондоном и Парижем о проливах и Константинополе. В "строю Запада" англичане в целом были более благосклонны к русским планам, чем французы. Министр иностранных дел Делькассе не считал безусловным благом закрепление России на азиатской стороне проливов, он склонялся к их нейтрализации. Ощутив "холодность" французов в этом вопросе, С.Д. Сазонов 5 марта 1915 г. попросил М.Палеолога передать своему правительству, что дальнейшее сопротивление Франции осуществлению русских требований в отношении

Константинополя и проливов заставит его подать в отставку. Он просил передать, что к власти может прийти такой русский деятель, который постарается восстановить Союз трех императоров. Это была серьезная угроза. Сазонов знал, сколь велик его престиж на Западе.

Таким образом, С.Д. Сазонов нашел слабое место своих противников. Угроза не могла не подействовать. В итоге в марте Париж вынужден был дать формальное согласие на требование России, правда, лишь в общих выражениях. Французское правительство обещало царскому правительству свое доброжелательное отношение к тому, чтобы вопрос о Константинополе и проливах был разрешен «сообразно с желаниями России».

марта 1915 г. Р. Пуанкаре сделал запись в своем дневнике: «В качестве цены за свое слишком угодливое согласие на планы Николая II на Константинополь и проливы английское правительство, которое не теряет времени, потребовало сегодня утром от России согласия на то, чтобы отныне нейтральная зона в Персии была включена в английскую зону. Император немедленно дал согласие».

В России росли настроения в пользу окончательного занятия Константинополя Россией, и вся страна требовала этого радикального решения. Об этом констатировал М. Палеологу и сэру Дж. Бьюкенену С.Д. Сазонов.

Сообщения Эдуарда Грея о полном урегулировании в согласии с Россией вопроса о проливах, а также заявления Георга V, данного графу Бенкендорфу «Константинополь принадлежит вам», было для С.Д. Сазонова теперь недостаточно, и он утверждал, что теперь настал час говорить более определенно. С этой целью российский министр просил Дж. Бьюкенена настаивать перед сэром Эдуардом Греем на том, чтобы английское правительство дало свое согласие на планы России.

Российский правитель говорил о необходимости приободрить свою армию и народ указанием на цели, ради достижения которых стоило вынести неизбежные лишения. Он указал 3 марта 1915 года французскому послу на необходимость придать смысл жертвам, величина которых начала превосходить все мыслимое. "Я не признаю за собой права навлекать на мой народ ужасные жертвы нынешней войны, не давая ему в награду осуществление его вековой мечты. Поэтому мое решение принято, господин посол. Я радикально разрешу проблему Константинополя и проливов". Царь указал, пишет в воспоминаниях Бьюкенен, что после всех жертв, понесенных его народом, он "должен без промедления узнать у своих союзников, дают ли они определенное согласие на включение Константинополя в состав Российской империи в случае победы".

Однако от Франции Россия не получала еще никаких обещаний. А Франция не хотела их давать, и на то у нее были свои причины. Французская сторона готова была допустить Россию к северному берегу проливов, но аннексия обоих берегов (а это уже гарантировало эффективный контроль) вызвала бы отпор со стороны «всего европейского общественного мнения». Во-первых, Франция не видела участия в дарданелльской операции российских войск: «Россия все еще не принимает участия в Дарданелльских операциях… Если Константинополь падет, в этом не будет заслуги России…» - выражал свое возмущение французский президент. Вторым обстоятельством является то, что Россия вызовет раздражение Румынии (которая не желает быть закупоренной) и Греции (которая предпочитала видеть в Константинополе турок, а не русских). А для Франции симпатии этих двух наций являлись ценными и необходимыми. Наконец, Франция опасалась, что когда России обеспечат обладание Константинополем, то она, несомненно, потеряет всякий интерес к войне с Германией.

Как сообщал А.П. Извольский, «крайние элементы» во французском кабинете «мало вообще сочувствовали России». Министр иностранных дел дал М. Палеологу указание настаивать в Петрограде на одобрении полной и постоянной свободы Босфора и Дарданелл в качестве предварительного условия к достижению какого-либо соглашения о столице Оттоманской империи [и в качестве гаранта против этого]. Впредь до решения вопроса о проливах С.Д. Сазонова просили воздержаться от каких-либо заявлений в отношении их.

Но в тот же день Николай II снова сделал упор на Константинополь как единственную достойную цель, ради которой воюет русский народ, обратившись к французскому послу: «…Обстоятельства вынуждают меня… говорить о Константинополе… Я не нашел бы оправдания тому, что заставил мой народ нести ужасные жертвы в войне, если бы не обеспечил им в качестве вознаграждения осуществления их заветной мечты. Я добьюсь полного разрешения вопроса о Константинополе и проливах… Константинополь и Южная Фракия должны быть включены в мою империю».

Франция больше всего боялась появления России в Средиземном море, введения ее «в концерт западноевропейских держав» и возможности для нее «сделаться великой морской державой». Колоссальный рост мощи России и наступление такого резкого изменения равновесия сил были бы приемлемы для Франции лишь в том случае, «если бы мы сами извлекли из войны равноценные выгоды».

В дальнейшей беседе французский посол М. Палеолог коснулся вопросов, которые имели непосредственное отношение к Франции, предоставил России перечень своих моральных и экономических интересов, а также привилегий и традиционных прав в Золотом Роге. И снова российский правитель легко дал свое согласие, как и в случае с Англией относительно установления свободы мореплавания в проливах и свободного порта в Константинополе взамен на передачу последнего царской России. Николай II заверил западных послов, что они могут полагаться на Россию в отношении решения проблем, которые встанут перед ними после войны. Франция и Англия получали своего рода карт-бланш. В частности, М. Палеологу император указал, что желает видеть Францию вышедшей из войны максимально укрепившейся. Он заранее соглашался со всеми французскими пожеланиями. От Николая II французский дипломат получил такой ответ: «Я желаю Франции, чтобы она вышла из этой войны такой великой и сильной державой, как только возможно. Я заранее соглашаюсь со всем тем, что ваше правительство может пожелать. Завладевайте левым берегом Рейна; Майнцем, Кобленцом; продвиньтесь еще дальше, если считаете это нужным».

Требования России произвели ошеломляющее впечатление в Париже. Они захватили врасплох французское правительство, которое все еще полагало, что Россия удовлетворится одним свободным проходом ее кораблей через проливы.

Однако такая щедрость с российской стороны вызвала готовность и другой стороны пойти на уступки. Французское посольство в памятной записке от 8 марта 1915 г. заверило С.Д. Сазонова, что он «может вполне рассчитывать на доброжелательное отношение правительства республики в деле разрешения о Константинополе и проливах». Но опять-таки, в приложении к памятной записке было указано, что урегулирование этого вопроса будет отложено до заключения мирного договора.

И все же Франция не желала давать согласие не обладание Россией Константинополя, и это вполне ясно прослеживается в письме Р. Пуанкаре к М. Палеологу от 9 марта 1915 г.:

«…Если Константинополь окажется в руках союзников, это по меньшей мере будет общей победой, эта победа будет лишь одним из эпизодов войны, которую союзники обязались продолжать в полном согласии между собой до того дня, когда все они придут к решению заключить мир. Некоторые русские из школы Витте, конечно, очень не прочь были бы присвоить себе Константинополь и не продолжать затем войны против Германии и Австрии… однако будем остерегаться неосторожных шагов… первой, безусловно, необходимой предосторожностью я считаю: не обсуждать публично будущей судьбы Константинополя… отдача России Константинополя, Фракии, проливов и берегов Мраморного моря означает раздел Оттоманской империи. Мы не имеем никаких разумных оснований желать этого раздела… обладание Константинополем и его окрестностями даст России не только своего рода привилегию в наследовании Оттоманской империи. Оно…даст ей возможность благодаря выходу в незакрытое море стать великой морской державой. Таким образом, в европейском равновесии может наступить полная перемена… Каждый может иметь свои желания и даже заявлять свои требования. Но невозможно определять доли в дележе, прежде чем узнаешь, что именно будет подлежать дележу».

И лишь 10 апреля 1915 г. французское посольство уведомило С.Д. Сазонова, что «правительство республики дает свое согласие» на удовлетворение требований России относительно проливов и Константинополя «при условии, что война будет доведена до победного конца и…что Франция и Англия осуществят свои планы на Востоке, равно как и в других местах».

Помимо желания стимулировать русских, существовали по меньшей мере два объяснения согласия Запада на просьбу России. Первое - Париж желал тем самым обезопасить Запад от возникновения у России своих интересов собственно на Балканах, что нарушало, по мнению французов, континентальный баланс сил. Второе - Лондон полагал, что нужно предоставить русским Константинополь и проливы для отвлечения их от Южной Персии, от выхода к Персидскому заливу.

Подводя итог вышесказанному, можно сделать вывод, что Франция являлась самым главным противником отдачи Константинополя России. Имея очень большие экономические интересы в этой области, французы до последнего не желали давать свое согласие на подобно решение данного вопроса. В Париже исходили также и из того, что Россия так и не приняла участия в дарданелльской экспедиции.


Глава 3. Внутриполитическая борьба по проблеме Константинополя и проливов 1914-1917 гг.


Три с небольшим года первой мировой войны (август 1914-1917 г.) занимают особое место в истории России, в частности в вековой борьбе за приемлемое с точки зрения ее интересов решение проблемы Черноморских проливов. Отражая эволюцию Российской империи от ее «величия» до «падения», они как бы вобрали в себя весь спектр, все варианты возможных решений этой важнейшей исторической внешнеполитической задачи России - от принятия великодержавной «максимальной» программы (присоединение Константинополя и Проливов с обоими берегами и архипелага островов в Эгейском море) до провозглашения Временным правительством летом 1917 г. революционно-демократического лозунга мира «без аннексий и контрибуций» и поисков безопасного для страны варианта международно-правового режима Черноморских проливов.

Несмотря на то, что проблема проливов существовала во внешней политике России на протяжении десятилетий, тем не менее, правящие круги вступили в войну, не только не имея военных и материально-технических возможностей для проведения операции по захвату проливов, но и ясной программы территориальных и иных требований. По крайней мере, в ноябре-декабре 1914 г. таковой не существовало.

За три года войны изменилось и отношение российского общества к решению «исторической задачи» России в Проливах - от патриотического энтузиазма первого года войны, перспектив завоевания с помощью союзников «главного приза», до полного отрицания внешней политики царского режима и империалистических целей войны.

На протяжении войны можно выделить три основных этапа в эволюции мнений и точек зрения в правящих сферах, правительстве и общественно-политических кругах в подходе к решению вопроса о Проливах и Константинополе. Эти этапы определялись как международной обстановкой, ходом военных операций и изменениями баланса сил во взаимоотношениях с союзниками и противниками, так и внутренним положением России: нарастанием всеобщего кризиса, вызванного в значительной степени незавершенностью к 1914 г. экономической, социальной и политической модернизации страны, не вынесшей испытания современной тотальной войны. К 1917 г. внутренние проблемы страны - нарастание революционного процесса, кризис верхов, хаос в государственном управлении - отодвигают на второй план определяемые геополитическими интересами внешнеполитические задачи, осуществление которых правящими и определенными общественно-политическими кругами связывалось с успешным завершением войны.


3.1 Междуведомственная борьба по вопросу о главных военных целях России


Поскольку верховное командование еще перед самой мировой войной полностью исключало возможность одновременных операций против центральных держав и против Турции в проливах, то российской дипломатии следовало бы отказаться, по крайней мере, до победы над германским блоком, от выдвижения в качестве целей войны Черноморских проливов и Константинополя.

Вступление в войну Турции и авансы британского правительства ускорили формулирование правящими кругами России своих притязаний в отношении проливов. В ряде документов, подготовленных в это время в Ставке, Министерстве иностранных дел и Морском генеральном штабе, были суммированы политические, стратегические и экономические соображения, касавшиеся осуществления различных вариантов решения вопроса о Проливах.

Наиболее обстоятельная записка на эту тему была составлена в Ставке вице-директором Дипломатической канцелярии при Ставке верховного главнокомандующего Н.А. Базили при участии генерал-квартирмейстера Ю.Н. Данилова, начальника Черноморского оперативного отдела Морского Генерального штаба капитана 2-го ранга А.В. Немитца и капитана 2-го ранга А.Д. Бубнова. В указанной записке возможные варианты решения вопроса о проливах были сведены приблизительно в три группы. Наиболее выгодным для России считалось «полное разрешение вопроса о Проливах» «путем непосредственного утверждения нашей власти на Босфоре и Дарданеллах с частью Эгейских островов (Лемнос, Самофракия, Имброс и Тенедос) и… чтобы владение ими было прочным». «Только таким решением, - говорилось в записке, - могут быть достигнуты в твердой и окончательной форме все наши задачи на Проливах, т.е. экономическая и обе стратегические: активная (овладением обоими Проливами) и пассивная (овладение одним Босфором), оно одно соответствует нашей великодержавности, давая нам новое средство к расширению мирового значения нашего Отечества». Авторы записки считали, что при обеспечении прохода русских военных судов в Средиземном море значение Черноморского флота совершенно изменилось бы, поскольку возможно было бы иметь лишь один «флот открытого моря» на Черном море, ограничиваясь на других морях морскими силами, предназначенными исключительно для оборонительных задач. Обладание Проливами дало бы возможность «грозить нашим флотом в Средиземном море, что при условии обладания внушительными морскими силами могло бы в высокой степени усилить наше влияние в мире».

Что касается обратной стороны такого решения относительно обороны проливов (которая требовала значительных военных сил и не менее 300-400 млн. рублей на сооружение крепостей и содержание постоянного гарнизона) и ответа на вопрос, оправдываются ли эти жертвы ценностью приобретения, то авторы записки считали выходящим за пределы их компетенции, поскольку он мог быть решен «лишь с высшей общегосударственной точки зрения», способной соразмерить «эти жертвы с силами и средствами России». Иными словами, ставилась кардинальная проблема соотношения и соответствия политических целей и военных средств государства, решение которой требовало всестороннего анализа и обоснования с точки зрения как внутренних, так и внешних условий.

В России того времени сталкивались две точки зрения, два восприятия целей текущей войны. Старая известная политическая фигура, олицетворение русского либерализма, министр иностранных дел - П.Н. Милюков - призывал руководствоваться незыблемыми геополитическими реалиями и довести войну до победного конца. Новая политическая фигура - А.Ф. Керенский (товарищ председателя Совета рабочих и солдатских депутатов и министр Временного правительства) - в вопросе о целях войны вынужден был больше учитывать позицию Совета.

Лидер кадетской партии П.Н. Милюков являлся сторонником «войны до победного конца» (и даже получил прозвище «Милюков-Дарданелльский» - за требования передать России после войны контроль над проливами Босфор и Дарданеллы). Он восславил союз с Британией и Францией - «двумя наиболее развитыми демократиями современного человечества». Также он настойчиво утверждал, что Россия должна получить как Константинополь, так и проливы, и на этом основании, равно как и ввиду обязательств, уже принятых на себя Россией в отношении союзников, всегда отказывался от возбуждения вопроса о пересмотре существующих соглашений (речь идет об англо-русском соглашении 1907 г.). «Нет, это не пройдет», - жестко говорил А.Ф. Керенский по поводу таких требований П.Н. Милюкова. В ходе апрельского кризиса Павел Николаевич пытался совместить новую политику внутри страны со старой вовне. Но слабая русская буржуазия не готова была начинать гражданскую войну в своей стране ради Босфора и Дарданелл. Даже лучшие, образованные русские начали ощущать неверность позиции, занятой П.Н. Милюковым. Его друг и сподвижник В.Д. Набоков взывал к прагматизму: если Россия будет на стороне победителей, то кто воспрепятствует ее требованиям? А если она будет среди проигравших - какой смысл в текущих словесных битвах?

И теперь, вопреки соображениям лояльности и цензуры, множатся сомнения в отношении целесообразности, рациональности аннексии проливов и Константинополя.

Противники этой аннексии стали утверждать, что подобное решение проблемы проливов не только не разрешит восточного вопроса, но осложнит его, так как в будущем ни Германия, ни Австрия, ни дунайские государства не согласятся оставить ключи от Черного моря «в когтях у русского орла». Нужно ли России антагонизировать Балканы плюс Германию?

Выступление Турции на стороне Германии и изменение позиции Великобритании в отношении предоставления России Черноморских проливов привели к обмену мнениями между руководителями МИД и Ставки, имевший место в декабре 1914 - январе 1915 г.. Эти переговоры свидетельствовали об известном нарастании противоречий между дипломатами и военными в понимании насущных задач войны.

декабря 1914 г. С.Д. Сазонов обратился с официальным запросом к начальнику Штаба верховного главнокомандующего Н.Н. Янушкевичу о том, «к каким военным операциям решено прибегнуть для фактического проникновения к Проливам и захвата их вместе с прилегающей областью - безотносительно ко времени осуществления сказанных мер». Тем самым министр намеревался приобрести Константинополь военными средствами. И его телеграмма была правильно понята в Ставке как запрос о выделении особых сил для овладения Проливами. В ответ ему было официально разъяснено, что физических средств для этого недостаточно, что думать об этом можно будет только после достижения решительного успеха над Германией и Австро-Венгрией и при условии, если после достижения такового успеха все-таки не удастся обеспечить обладания Константинополем и Проливами дипломатическим путем, то вопрос этот должен будет составить предмет совершенно особой военной операции, определить объем которой на тот момент представлялось весьма затруднительным.

Несмотря на все вышесказанное, генералитет решил показать, с какой сознательностью он относится к «исторической» миссии России в Босфоре. К тому же были опасения, что Англия и Франция могут пробиться в Босфор в момент, когда русских вообще не окажется вблизи. И потому был предложен такой вариант: раз уж нет возможности подойти к Константинополю с Востока и «…если мы хотим участвовать в церемониале взятия города, то наши войска должны прибыть с юга», через Средиземное море (т.е. прислать отряд из Владивостока). Так как военная ситуация исключала всякую возможность проведения Россией самостоятельных операций в проливах, Ставка ухватилась за «символическое» участие России в операциях союзников. В этом случае, несмотря на то, что основное бремя наступательных операций ложилось на Англию и Францию, одновременное появление русских войск у ворот «Царьграда» создало бы почву для разговоров, что захват этого города был результатом усилий трех держав, а также позволило бы Николаю II играть важную роль при окончательном послевоенном урегулировании. С.Д. Сазонов также высказался в пользу посылки имеющего символическое значение контингента войск.

Англичане видели, как Николай II протягивает руки к своей главной добыче, и, видимо, лишь высказанное С.Д. Сазоновы опасение, что это не должно «бросить тень на добрые отношения», заставило царя отступить. В итоге, 9 июля 1915 г.российский министр сообщил правительствам Антанты, что отправка экспедиционного отряда из Владивостока отменена.

Общий вывод был неутешительным для царской дипломатии: «Одни мы захватить проливы не можем ни под каким видом». В конечном счете, было решено, что следует довольствоваться полученными от Англии и Франции обещаниями о соблюдении интересов России при разрешении вопроса о Проливах и Константинополе.

Через три дня после начала Дарданелльской операции, 9 февраля 1915 г., было созвано узкое совещание членов царского правительства под председательством его главы И.Л. Горемыкина. Бурную дискуссию на совещании вызвал вопрос о масштабах территориальных требований России в районе проливов. Морское ведомство по-прежнему настаивало на обеспечении России надежных морских оборонительных рубежей в проливах и на его подступах, то есть включении в состав империи всех островов Мраморного моря и четырех островов Эгейского моря - Имброса, Тенедора, Лемноса и Самофракии и относительно узких территориальных полос по обоим берегам Босфора и на Галлиполийском полуострове для возведения на них крепостей. Генералы В.А. Сухомлинов и В.Г. Леонтьев, однако, решительно потребовали овладения европейской частью Турции по линии

Энос - Мидия, мотивируя это тем, что для русской армии, которая будет занята обороной Проливов, «нужно пространство для боевого развертывания». Кроме того, они считали, что владение Дарданеллами не может считаться прочным, если Южный берег Пролива будет в чужих руках. Необходимо овладеть полосой Южного побережья Мраморного моря достаточной ширины от Черного моря до Эгейского и иметь крепости по обе стороны обоих Проливов, с достаточным простором впереди укреплений для обеспечения развертывания армии.

Министр иностранных дел полностью поддержал генералов, согласившись с необходимостью выработки максимальных требований в отношении Проливов. В результате совещание пришло к единодушному мнению по этому вопросу, которое и легло в основу меморандума С.Д. Сазонова, предъявленного через десять дней союзникам.

Обсуждение вопроса о будущей судьбе Константинополя также завершилось, под влиянием требований морского и военного министров, принятием решения о присоединении Константинополя к России, хотя С.Д. Сазонов пытался отстаивать более гибкое решение - «обратить Константинополь в вольный город, но с нашим гарнизоном».

Думающие русские неизбежно должны были задать себе вопрос, как Россия, ее далекое от эффективности правительство, с трудом прокладывающее дорогу прогрессу на необъятных просторах империи, собирается распорядиться одновременно и новой отдаленной провинцией Турции, и мусульманским центром, каковым является Стамбул? Распространилось мнение, что последующее за овладением Проливами слияние греческого патриархата с русской церковью повлечет за собой неразрешимые противоречия и затруднения для русских православных - внедрение в российский организм турецко-византийского начала ослабит сближение России с Западом, «тлетворно» скажется на развитии России. В конечном счете России было бы достаточно создания на Босфоре нейтрального, просто не препятствующего России государства. Не слишком ли много новых проблем для перегруженного российского корабля? Открыто высказываемые в русском обществе, эти мнения стали показателем ослабления воли правящего класса страны. Западные державы с острым интересом воспринимали этот поворот в геополитических воззрениях русского общества. Новый подход объективно сближал Россию с Западом. Находящийся под покровительством держав Антанты, Константинополь, естественно, больше привлекал их, чем контролируемый одной Россией выход в Средиземное море.

Сменивший П.Н. Милюкова на посту министра иностранных дел М.И. Терещенко заявлял, что оккупация Константинополя была бы чистым проигрышем, так как потребовала бы содержания в дальних краях и во враждебной обстановке большого горизонта. Новый глава внешнеполитического ведомства считал, что Константинополь следует сделать вольным городом. В разговоре с Дж. Бьюкененом он сказал, что «всего больше ему хотелось бы видеть открытие мирных переговоров с Турцией, и если единственным препятствием к заключению с нею мира является Константинополь, то он полагает, что британское правительство могло бы обратиться к русскому с предложением о нейтрализации Константинополя». В ответ на это английский дипломат заметил, что если бы они сделали это, то могли бы подвергнуться обвинению в вероломстве, и при сложившихся условиях очень затруднительно как для России, так и для союзников выступить с предложением пересмотра взаимных соглашений. М.И. Терещенко согласился с этим, но продолжал утверждать, что при некотором такте обмен взглядов по вопросу о Константинополе все же возможен. Такой поворот непредсказуемых русских, много лет желавших получить Константинополь, а теперь увидевших в нем обузу, вызвал на Западе двоякую реакцию. С одной стороны, сожаление - Западу нечего более предложить России, и едва ли русские будут с большой охотой подниматься в атаку, если исчезла даже призрачная цель. С другой стороны - если России не нужен Константинополь, то пусть она заявит об этом возможно определеннее.

М.И. Терещенко предостерег союзников от иллюзий о том, что Временное правительство во многих отношениях столь же националистично, как и императорское правительство. А также отметил, что для России теперь первостепенным интересом является не Стамбул, а другие провинции Оттоманской Империи, такие как Внутренняя Армения и Курдистан.

Западу не было известно, в какой мере Петроград исполнен решимости овладеть проливами. 27 февраля 1915 г., в самый разгар переговоров с союзниками, князь Г.Н. Трубецкой, русский посол в Сербии, написал С.Д. Сазонову, что для союзников Константинополь и проливы в данной войне являются «вопросом морских сообщений» и «вопросом средства в общем плане военных операций» для скорейшего одоления противников. «Между тем проливы для нас не только средство, но и конечная цель, коею осмысливается вся нынешняя война и приносимые ей жертвы. Для меня борьба с Германией и Австрией и союз с Францией и Англией только средства для достижения этой народной цели». И потому некоторые русские дипломаты готовы были ради достижения этой цели едва ли не переменить союзническую коалицию. Тот же Г.Н. Трубецкой, писал С.Д. Сазонову 9 марта 1915 г.: «Проливы должны принадлежать нам. Если мы сможем получить их от Франции и Британии, борясь с Германией, тем лучше; если нет, будет лучше получить их в союзе с Германией против всех остальных. Если мы потерпим поражение в этом вопросе, вся Россия спросит нас, за что наши братья проливают кровь».

В придворных кругах стали активизироваться германофильские элементы, вследствие чего все шире распространялась мысль о выгодности для династии заключить с Германией мир и получить из ее рук «ключи от собственного дома» - Константинополь и проливы. Эта же мысль имела место быть и в головах Г.Е. Распутина с царицей, с одной стороны, и графа С.Ю. Витте - с другой. Причем французскому и английскому посольствам в Петрограде об этом было хорошо известно, и потому они старалась всеми мерами противодействовать этой опасной пропаганде.

Разумеется, это была крайняя (и нехарактерная) точка зрения. Россия твердо сохраняла союзническую лояльность, и далеко не все в России так рьяно стремились овладеть Константинополем. Более того, генерал М.В. Алексеев в значительной мере склонялся к заключению сепаратного мира с Турцией ради высвобождения Кавказской армии для решающей битвы против Германии. Россия и Запад должны были либо сокрушить Германию, либо погибнуть. «Любая другая цель, - писал Алексеев, - мираж; гораздо важнее возвратить Курляндию, чем завладеть Проливами».

Однако миллионы русских граждан, вводимых в политическую жизнь, интересовались восточными турецкими провинциями не больше, чем западными; они не хотели умирать за Карс и Ардаган так же, как и за Стамбул. константинополь пролив война дипломатический

Не только в Европу, но и в американскую столицу стали поступать сообщения, которые вовсе не способствовали росту симпатий к русской революции; начинают говорить о германском влиянии на радикалов русской революции. Россия лишилась «главной побудительной силы русских наступательных операций - обещания овладеть контролем над Дарданеллами и войти во владение Константинополем». Американский государственный секретарь Лансинг писал: русские левые с германской подачи начинают зондировать идеи сепаратного мира.

В феврале 1917 г., за несколько дней до начала революции, последний царский министр иностранных дел Н.Н. Покровский попытался реанимировать подготовку десантной операции для захвата Босфора и Константинополя. Для нее он просил царя и генерала М.В.Алексеева выделить крупное, 250-тысячное отдельное воинское формирование с соответствующим количеством морских транспортных средств. Эту идею с энтузиазмом подхватил первый министр иностранных дел Временного правительства П.Н. Милюков. Но и эта инициатива не встретила поддержки со стороны верховного командования, обосновавшего свой отказ отсутствием необходимых войск и морских судов, а также несвоевременностью момента. Военный министр Временного правительства А.И. Гучков в апреле 1917 г. окончательно похоронил прекрасную мечту о ключах от собственного дома. Таким образом, десятилетиями периодически обсуждавшиеся в правящих верхах проекты организации крупномасштабной морской операции по овладению Босфором и Константинополем российским флотом так и не были осуществлены.

Февральская революция 1917 г. открывает последний этап в эволюции проблемы Черноморских проливов во внешней политике России и общественно-политической жизни страны. На протяжении всего 1917 г. происходит размежевание между сторонниками национал-патриотической идеи продолжения войны до полной победы над Германией и ее союзниками и быстро набирающим силу леворадикальным лагерем, выступающим с требованиями заключения демократического мира без аннексий и контрибуций и выхода России из войны.

Возглавивший внешнеполитическое ведомство в первом составе Временного правительства лидер кадетов П.Н. Милюков на протяжении своего двухмесячного пребывания на посту министра изо всех сил стремился следовать прежнему курсу продолжения войны и отстаивать во взаимоотношениях с союзниками завоевания сазоновской дипломатии, зафиксированные в соглашениях о Черноморских проливах и разделе Турции.

Однако он не имел действенной поддержки ни в правительстве, ни тем более в Петроградском совете. Последний 14 марта в воззвании «К народам всего мира» призвал «начать решительную борьбу с захватными стремлениями правительств всех стран» и «взять в свои руки решение вопроса о мире и войне». В самом правительстве отсутствовало единое мнение о внешнеполитическом курсе. Министр юстиции А.Ф. Керенский постоянно оппонировал П.Н.Милюкову, противопоставляя свою собственную программу: война до победного конца, но без всяких завоевательных целей, свобода плавания в Проливах, гарантированная их нейтрализацией.

Британское правительство твердо заявило, что ни Англия, ни Франция, ни Италия не могут принять принципа мира «без аннексий» и отказаться от сохранения за собой земель уже завоеванных или тех, которые они хотят оставить за собой по мирному договору.

В условиях революционного подъема в России весной 1917 г. курс П.Н. Милюкова, направленный на сохранение преемственности основных целей и задач внешней политики царской России, даже при поддержке союзных держав, не отвечал общественным настроениям и должен был подвергнуться модернизации в соответствии с ширившимся в России и в других странах движением за заключение демократического мира.

В конце концов, Временное правительство отказалось от политики П.Н. Милюкова, и дальнейшее формулирование условия, на которых Россия могла бы в будущем заключить мир, было возложено на М.И. Терещенко.

3.2 Отношение политических партий к проблеме Константинополя и проливов


Различные взгляды по вопросу о роли Константинополя и проливов прослеживаются в позициях политических партий.

Этот вопрос всплыл на страницах буржуазной прессы уже в ноябре 1914 г. Инициатива принадлежала кадетам. В это время они всесторонне обсуждали эту проблему в ЦК партии. 16 ноября кадетский лидер сделал доклад, в котором коснулся вопросов о проливах вообще и о Дарданеллах в частности, долго приводил примеры из теории международного права, истории владения Турцией проливами, а закончил прямым призывом к русской буржуазной оппозиции: «Надо противиться нейтрализации проливов и настаивать на праве их укрепления, хотя это, вероятно, и встретит возражение со стороны союзных держав, когда Россия завладеет проливами». Требования П.Н. Милюкова поддержали А.А. Корнилов и А.С. Изгоев. Правда, в среде кадетов бытовало убеждение в бесцельности дискуссий с лидером партии, давно уже получившим выразительное прозвище Милюков-Дарданелльский, по константинопольскому вопросу. «Споры сразу же обрывались при появлении Милюкова, с ним никто не решался вступать в прения… Дарданеллы, действительно, превратились у него в навязчивую идею, мешавшую следить, оценивать и приспособляться к действительности»,- вспоминает близкий друг Милюкова и соредактор «Речи» И.В. Гессен.

В январе 1915 г. в этой же кадетской газете было напечатано безапелляционное утверждение, что вопрос о судьбе Константинополя после войны «ясен для русского общественного мнения», но для этого необходимо подготовить к «желательному решению союзников по Антанте. П.Н. Милюков констатировал, что «осуществление наших национальных задач стоит на верном пути. Мы уверены, что выполнение главнейших из этих задач - приобретение Проливов и Константинополя - будет совершенно обеспечено как дипломатическими, так и военными средствами».

Один из членов палаты общин сделал запрос Э. Грею, одобряет ли английское правительство заявление С.Д. Сазонова в Государственной думе от 27 января 1915 г., в котором речь шла о возможности решения проблемы Константинополя и проливов «сообразно желаниям России». На заседании российский министр заявил (согласно записи П.Н. Милюкова), что в отношении Проливов «дело вполне выяснено с союзниками. Мы получаем оба Пролива и оба берега с Константинополем».

Столичная пресса приняла заявление С.Д. Сазонова с воодушевлением. Кадетская «Речь» объясняла шумные овации Сазонову в Думе и всеобщее удовлетворение его деятельностью «не только симпатией к министру, который всегда относился к народному представительству с самой щепетильной корректностью, но и самим направлением русской международной политики при этом министре». Правокадетские «Русские ведомости» и либеральная газета «Дело» с удовлетворением констатировали, что вопрос о Проливах и Константинополе в самом недалеком будущем будет поставлен и решен окончательно в самом благоприятном для России смысле. Ряд газет, преимущественно правого толка, весьма ясно давали понять, что от решения вопроса о Константинополе и Проливах зависит дальнейшее участие России в войне и «внутренний» мир в стране.

А вот отсутствие ясного ответа Э.Грея на этот запрос, впервые, пожалуй, с начала войны объединило все без различия буржуазные партии и группы с правительством, которые повели совместную шумную газетную кампанию, требуя точного положительного подтверждения союзниками русских притязаний по вопросу относительно Константинополя.

марта 1916 г. состоялось заседание Думы, на которой выступил П.Н. Милюков. В его программной речи по внешней политике звучали заявления весьма категорического характера о том, что без приобретения «выхода к свободному морю» Россия «эту войну кончить не может». Он считал, что опасность для осуществления вековой задачи России исходила как из лагеря противника, так и от крайне левых и крайне правых общественно-политических кругов России. Министр делал предположения, что слева будут говорить, что надо ограничиться только обороной и что все остальное есть стремление к захватам и империализм. Справа будут говорить, что нужно уступками внешнему врагу вовремя предупредить усиление внутреннего врага и поэтому гораздо лучше испытанная дружба с германской монархией. Не устраивала лидера кадетов и ситуация, при которой Германия, почувствовав неизбежное приближение истощения, умерит свои требования и захочет вернуться к тому, что имела до войны, и выдвинет лозунг «мира без аннексий и контрибуций». Кадетов и их единомышленников устраивала только безоговорочная победа над германским блоком, которая позволила бы осуществить геополитические планы России на Ближнем Востоке. «Настоящий момент есть не только наиболее удобный для решения вопроса о свободном море. Он есть, может быть, и последний», - говорится в отчете о деятельности кадетской партии в Думе за первые два года войны.

В своих воспоминаниях от 24 июня 1916 г. французский посол при царском правительстве М. Палеолог пишет о настроениях и сомнениях относительно необходимости аннексии Россией Константинополя:

«За последние дни я замечаю в политических кругах Петрограда странное настроение против аннексии Россией Константинополя.

Утверждают, что эта аннексия не только не разрешила бы восточного вопроса, но только осложнила бы его и затянула, так как ни Германия, ни Австрия, ни дунайские государства не согласятся оставить ключ от Черного моря в когтях у русского орла. Русским важно добиться свободного прохода через проливы; а для этого достаточно создания на обоих берегах нейтрального государства, находящегося под покровительством держав. Считают также, что слияние греческого патриарха с русской церковью повлекло бы за собой неразрешимые затруднения и было бы в тягость для русских православных. Наконец, с точки зрения внутренней политики и социального развития, считают, что Россия совершила бы большую неосторожность, допустив внедрение в свой организм турецко-византийского тлетворного начала.

Я считаю все эти соображения совершенно правильными. Но о чем же думали раньше?»

Также он отмечал, что «в народной душе происходило прогрессивное выцветание византийской мечты. Очарование прошло».

Но не только в политических кругах наблюдалось падение интереса к вопросу о необходимости завоевания Константинополя. В том же дневнике, от 13 августа М. Палеолог сделал запись. Ее содержание заключалось в следующем:

«За последнее время я виделся с русскими и французскими промышленниками, живущими в Москве, Симбирске, Воронеже, Туле, Ростове, Одессе, в Донецком бассейне; я их спрашивал: считают ли в тех кругах, где они вращаются, главною целью войны завоевание Константинополя? Они отвечали почти одно и то же; вот резюме их слов:

В сельских массах мечта о Константинополе всегда была неопределенной; она стала теперь еще более туманной, далекой и нереальной. Какой-нибудь священник иногда напомнит им, что освобождение Царьграда из рук неверных и водружение креста на святой Софии есть священный долг русского народа. Его выслушивают с покорным вниманием, но его словам не придают большего значения и смысла, чем проповеди о страшном суде и муках ада. Надо еще заметить, что крестьянин, по природе своей миролюбивый и сострадательный, готов бороться с неприятелем; он все большим ужасом относится к жестокостям войны.

В рабочей среде совершенно не интересуются Константинополем. Считают, что Россия и так достаточно обширна и что царское правительство напрасно проливает народную кровь ради нелепых завоеваний; лучше было бы, если бы оно позаботилось о положении пролетариата.

Буржуазия, купцы, промышленники, инженеры, адвокаты, доктора и т.д., признают значение для России вопроса о Константинополе; эти круги знают, что пути через Босфор и Дарданеллы необходимы для вывоза хлеба из России; они не хотят, чтобы приказ из Берлина мог запереть этот выход. Но в этих кругах отрицательно относятся к мистическим и историческим положениям славянофилов; там считают достаточной нейтрализацию проливов, охраняемую какой-нибудь международной организацией.

Мысль о присоединении Константинополя живет еще только в довольно немногочисленном лагере националистов и в группе либеральных доктринеров.

Но, кроме вопроса о Константинополе и о проливах, отношение русского народа к войне вообще удовлетворительное. За исключением социалистических партий и крайнего правого крыла реакционеров, все уверены в необходимости вести войну до победного конца».

Требования от фракции правых выдвигал Н.Е. Марков, и суть их была в следующем: еще до окончания войны «точно и определенно» выговорить у союзников «полное и безусловное владение» черноморскими проливами и Константинополем, при этом следовать примеру своих союзников (прежде всего Англии) и «…мудро и разумно…» беречь свои войска, чтобы к окончанию войны не остаться окончательно обессиленными. Идеею нейтрализации проливов правые отвергали категорически, ссылаясь на то, что такое соглашение никоим образом не может удовлетворить Россию. По словам Н.Е. Маркова, «русскому народу нужно не обманное, не лицемерное частичное разрешение вопроса о проливах, ему нужен полный, безусловный, навсегда свободный выход в Средиземное море, и этот выход должен быть сделан без всяких экивоков и недоговорок». Правые требовали предания огласке того соглашения, которое будет подписано при подведении итогов войны, с той целью, чтобы с одной стороны - убедиться, что оно полностью соответствует российским интересам, с другой - максимально затруднить союзникам возможность уклонения от выполнения этого соглашения.

Летом 1916 г. наметилось ухудшение отношений не только российского общества, но и официальных властей к союзникам. В серии статей газеты «Русский гражданин» (от 22, 27 июля и 6 августа 1916 г.), издававшейся известным журналистом Булацелем, принадлежавшим к правым кругам, был задан тон антианглийской кампании. В прессе скептически оценивался вклад Великобритании в общее дело союзников и делались намеки на то, что она противится признанию за Россией права на Константинополь и Проливы.

В ответ на это король Великобритании Георг V написал Николаю II телеграмму, в которой заявлял, что подобные заявления являются результатом деятельности в России германских агентов, целью которых было развитие в стране антианглийских настроений. Король утверждал, что сам договор о передаче России Константинополя между союзниками является гарантией мира, когда война будет доведена до победного конца. Правда, когда в ответной телеграмме царь предложил опубликовать сообщение о наличии между союзниками такого договора, которое бы «успокоило все умы и рассеяло всякое подозрение», британская дипломатия уклонилась от этого под предлогом несвоевременности.

Консерваторы боялись, что Россия в итоге всемирного столкновения останется обделенной, при этом больше других союзников они также опасались Англию. Именно с нею они считали необходимым быть особенно осмотрительными, и уже в ходе войны твердо договориться с нею о предстоящем дележе добычи, четко и строго размежевать великодержавные интересы, дабы не оказаться потом в проигрыше. При этом и П.Ф. Булацель, и П.П. Мигулин говорили о том, что интересы Англии, а также ее морская торговля никак не пострадают от прочного занятия Россией проливов и утверждения ее в Константинополе, а даже наоборот, это создаст такое положение, при котором Россия будет охранять от немецкого нашествия пути к Индии и Египту. Они считали, и даже настоятельно советовали заблаговременно договориться обо всем с английским правительством, пока еще не произошло разгрома Германии и пока Англия нуждается в русской помощи. Разговаривать с союзником следовало бы властным языком, более твердо и решительно, нежели до этого времени. Если же удобный момент будет упущен, то тогда уже будет поздно торговаться с английским правительством. Консерваторы считали, что в результате войны должны быть выполнены важнейшие российские исторические задачи; во что бы то ни стало наша страна должна быть материально вознаграждена за все убытки, потери и разорения от этой войны. К тому же государственные долги и внешние займы должны быть списаны с России, тем самым освободив русский народ от их уплаты, и перенесены на Германию. Все это помогло бы понять русскому народу, за что он проливал свою кровь.

Беспокойство националистов вызывало то, что в вопросе о приобретении Константинополя и проливов «ничего окончательно не сделано», и разрешение этого вопроса весьма неопределенно. И.П.Балашев считал, что без проливов Россия будет постоянно находиться в зависимости от других государств, пока «ключи» от Босфора и Дарданелл не попадут в ее руки. При этом представитель националистов советовал «твердо помнить», что никогда западные государства не пойдут добровольно на такую сделку, а, наоборот, будут всемерно стремиться оставить вопрос о проливах по крайней мере открытым. И.П. Балашев предупреждал: «…главная, вековая наша соперница - Англия… - нисколько не скрывает, что не желает видеть нас не только в Дарданеллах, но и на Босфоре». Националисты так же, как и консерваторы, считали важным не упустить момент и безотлагательно заключить с союзниками договор, «пока еще теперешние наши союзники в нас нуждаются и не успели сговориться с нашими врагами».

Правые националисты были категорически против нейтрализации, объясняя это тем, что России в этом случае придется прилагать еще больше усилий для охраны своих интересов и предупреждения угрозы (либо ее устранения). Встанет необходимость содержать в Черном море сильный военный флот, многочисленную армию и укрепления. Следовательно, те страны, чьи интересы также находятся в этом районе, вынуждены будут содержать там также большие силы. Стороны будут стремиться пересилить друг друга, расходы будут расти, народы разоряться, столкновения интересов будут накаляться, в итоге баланс сил будет нарушен, и все это приведет к новой войне. Потому они выступали за удовлетворение жизненных интересов великих держав. Для России таким интересом было полное окончательное овладение Константинополем и проливами таким образом, чтобы далее не могло возникнуть никаких новых споров и недоразумений по этому поводу. В этом они видели главное условие соблюдения будущего мира.


Заключение


Подводя итоги, можно сказать, что Черноморские проливы имели важное политическое и экономическое значение для России. Экономика России во многом зависела от проливов. К тому же в мирное время путь через Проливы был дешевле и выгоднее для торговли России с Европой, Азией и Африкой, чем любой другой. Морская перевозка грузов имела неоспоримое преимущество перед сухопутной, так как обходилась в 25 раз дешевле.

С развитием российского юга росло экономическое и политическое значение Проливов.

Значение Проливов для экономики юга России в полной мере проявилось во время закрытия Дарданелл во время Итало-турецкой (1911-1912) и Балканских войн (1912-1913), в результате чего Россия потерпела большие финансовые убытки.

Однако Константинополь и проливы были обозначены в качестве цели войны не сразу, а с того момента, как в войну вступила Турция. Эта цель формулировалась постепенно, в ходе войны аннексионистские устремления России развивались по нарастающей. Первоначально намеревались ограничиться только свободным проходом через проливы, позднее появился план присоединения к Российской империи Константинополя и проливов с прилегающими берегами и островами. В значительной степени эта цель носила также пропагандистский характер, поскольку была призвана оправдывать те жертвы и потери, которые несла Россия в Первой мировой войне.

Реализация данной цели была невозможна без соглашения с союзниками по Антанте.

Между западными союзниками отсутствовало единство мнений по этой проблеме. На протяжении предшествующих десятилетий Великобритания и Франция активно противодействовали попыткам России завладеть Черноморскими проливами. Однако, если Англия во время войны продемонстрировала готовность смириться с тем, что Россия аннексирует Константинополь, то Франция категорически не желала давать на это согласия. Причиной тому были слишком большие финансовые интересы, как в Константинополе, так и в Малой Азии. Естественно, что Франция выступала против того, чтобы Россия сделалась средиземноморской державой. И потому России пришлось приложить большие усилия, чтобы добиться согласия старой союзницы.

При анализе отношения к этому вопросу внутри страны также было выяснено, что единство мнений отсутствовало как в рядах правящей элиты, так и в среде политической оппозиции..

Несмотря на то, что проблема проливов существовала во внешней политике России на протяжении десятилетий, тем не менее, правящие круги вступили в войну, не только не имея военных и материально-технических возможностей для проведения операции по захвату проливов, но и ясной программы территориальных и иных требований.

Точки зрения в правящих сферах менялись от принятия великодержавной «максимальной» программы - присоединения Константинополя и Проливов с прилегающими территориями, до полного отказа от этой цели и провозглашения лозунга мира «без аннексий и контрибуций». С течением времени множились сомнения в отношении целесообразности, рациональности аннексии проливов и Константинополя, которые в будущем осложнили бы отношения с большинством европейских стран. Имели место даже заявления, что оккупация Константинополя была бы чистым проигрышем, так как потребовала бы содержания в дальних краях и во враждебной обстановке большого горизонта.

За три года войны менялось и отношение российского общества к решению «исторической задачи» России в Проливах - от патриотического энтузиазма первого года войны, перспектив завоевания с помощью союзников «главного приза», до полного отрицания внешней политики царского режима и империалистических целей войны.

Кадеты противились нейтрализации проливов и настаивали на праве их укрепления. Идеею нейтрализации проливов категорически отвергали также и консерваторы, настаивая на опубликовании соглашений, заключенных с союзниками. Националисты, как и консерваторы, считали важным не упустить момент и безотлагательно заключить с союзниками договор.

Таким образом, можно сделать вывод, что российская политическая элита так и не смогла решить, нужен ли ей Константинополь или нет. Т.е. не было осознанной необходимости в его приобретении, и Россия фактически без целей вступила в эту войну.


Список источников и литературы


Официальные документы:

1.Константинополь и проливы. По секретным документам Министерства иностранных дел./ Под ред. Е.А. Адамова. 2 т. М.: Литиздат НКИД, 1925 - 1926.

2.Международные отношения в эпоху империализма. 1878 - 1917./Под ред. В.М. Хвостова. Сер. 3. 1914 - 1917. 10 т. М.: Госполитиздат, 1931 - 1938.

Источники личного характера:

3.Берти Ф.Л. За кулисами Антанты: Дневник британского посла в Париже. 1914-1919 гг. М.; 1927. - 232 с.

4.Бубнов А. Д. В царской ставке. - М.: Вече, 2008. - 272с.

5.Бьюкенен Дж. Мемуары дипломата. М. «Международные отношения». 1991г. -334с.

6.Игнатьев Н.П. Записки графа Н. П. Игнатьева // Исторический вестник. - 1914. - № 1-7

7.Извольский А.П. Воспоминания. - М.: Международные отношения, 1989. - 192 с.

8.Милюков П.Н. Воспоминания. - М.: Политиздат, 1991. - 528 с.

9.Милюков П.Н. Тактика фракции народной свободы во время войны. - Пгр., 1916. - 41 с.

10.Палеолог М. Царская Россия во время Мировой войны. - М.: Международные отношения, 1991. - 240 с.

11.Палеолог М. Царская Россия накануне революции: - М.: Международные отношения, 1991. - 336 с.

12.Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1916. - 2 т. - М.: АСТ, Харвест, 2002.

13.Сазонов С.Д. Воспоминания. - М.; Международные отношения, 1991. - 400 с.

14.Алексеева И.В. Последнее десятилетие Российской Империи: Дума, царизм и союзники России по Антанте. 1907-1917 годы. - М.; СПб.: Альянс-Архео, 2009. - 536 с.

15.Васюков В.С. Внешняя политика России накануне Февральской революции. 1916 - февраль 1917 г. - М.: Наука, 1989. -312 с.

16.Галкин И.С. Дипломатия европейских держав в связи с освободительным движением народов Европейской Турции в 1905-1912 гг. - М: Изд-во МГУ, 1960. - 266 с.

17.Готлиб В.В. Тайная дипломатия во время первой мировой войны. - М. Издательство социально-экономической литературы, 1960. - 604 с.

18.Емец В.А. Очерки внешней политики России в период Первой мировой войны. 1914-1917. Взаимоотношения России с союзниками по вопросам ведения войны. М.: Наука, 1977. - 368 с.

19.Игнатьев А.В. Русско-английские отношения накануне Октябрьской революции (февраль-октябрь 1917 г.). - М.: Наука, 1966. - 400 с.

20.Игнатьев А.В. Внешняя политика Временного правительства. - М.: Наука, 1974. - 440 с.

21.Игнатьев А.В. Внешняя политика России 1907-1914 гг.: тенденции, люди, события. - М.: Наука. 2000. - 233 с.

22.Козлов Д.Ю. «Странная война» в Черном море (август - октябрь 1914 года). - М.; Квадрига, 2009. - 223 с.

23.Лунева Ю.В. Закрытие Дарданелл во время итало-турецкой войны (1911-1912 годы).//Новая и новейшая история. 2011. - №6. - С. 67 - 80.

24.Мультатули П.В. «Господь да благословит решение мое...»... Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов. - СПб.: Сатисъ, 2002. - 370 с.

25.Нотович Ф.И. Дипломатическая борьба в годы первой мировой войны. Потеря союзниками Балканского полуострова. М. - Л.: Изд. АН СССР, 1947. - 748 с.

26.Покровский М.Н. Империалистическая война: Сборник статей. 2-е изд. 1915-1930.- М.: Соцэкгиз, 1934. - 449 с.

27.Первая мировая война: пролог ХХ века./Под ред. В.Л. Малькова. М.: наука, 1998. - 693 с.

28.Россия и Черноморские проливы (XVIII-XX столетия).//Под ред. Л.Н. Нежинского и А.В. Игнатьева. - М.: Международные отношения, 1999. - 560 с.

29.Семенников В.П. Монархия перед крушением. 1914-1917. Бумаги Николая II и другие документы. - М.-Л.: Госиздат, 1927.- 309 с.

30.Стрельцов Р. Россия, Царьград и Проливы. СПб., 1915. - 150 с.

31.Тарле Е.В. Европа в эпоху империализма 1871-1919. - Соч. Т.5. М. Наука, 1958. - С. 21 - 509.

32.Уткин А.И. Забытая трагедия. Россия в первой мировой войне. - Смоленск: Русич, 2000. - 640 с.

33.Фей С. Происхождение мировой войны. - 2 т. - М.: Соцэкгиз, 1934.

34.Шацилло К.Ф. Русский империализм и развитие флота накануне первой мировой войны. (1906 - 1914 гг.). М., 1968. - 367 с.

35.Шишкин В.А. Становление внешней политики послереволюционной России (1917-1930 годы) и капиталистический мир: от революционного «западничества» к «национал-большевизму». - СПб.: Дмитрий Буланин, 2002. - 360 с.

36.Bobroff R.P. Roads to Glory: Late Imperial Russia and the Turkish Straits. - London: L.B.Tauris, 2006. - XI, 251 p.


Теги: Черноморские проливы и Первая мировая война  Диплом  История
Просмотров: 11890
Найти в Wikkipedia статьи с фразой: Черноморские проливы и Первая мировая война
Назад