Особенности формирования и функционирования англо-русских представлений в XVI–XVII вв.

Введение

Актуальность темы исследования. Тема взаимодействия культур в отечественной исторической науке на современном этапе развития становится все более востребованной. Это связано прежде всего с тем, что Россия активно пытается включиться в европейские и общемировые процессы. В связи с развитием глобализации актуализируется проблема сохранения идентичности культур, этнических, национальных и конфессиональных групп. В результате столкновения образов жизни, традиций, обычаев растет количество конфликтов, нередко приводящих к унижению достоинства, ущемлению интересов, а в некоторых случаях возникают дискриминация и угроза потери этнического и национального самосознания.

Наука и общество ставят перед собой задачи поиска эффективных механизмов решения данных проблем в духе толерантности. В обществе признаются открытость, заинтересованность в культурных различиях. Основными направлениями работы в данном русле становятся признание культурного многообразия и развитие способности конструктивно разрешать разногласия. Человечество стремится к признанию равенства партнёров, отказу от доминирования и насилия, готовности принять другого таким, какой он есть.

Современное общество стремится к осознанию того, что стереотипы по отношению к чужим культурам возникают из-за отсутствия достаточных знаний о других народах, этнических и национальных культурах и традициях. Благодаря работам исследователей гуманитарных научных направлений появились реальные возможности понять механизмы, функции, причины формирования стереотипных образов, а, следовательно, составить наиболее полные и объективные представления друг о друге. Кроме того общественные и научные организации активно поддерживают концепцию мультикультурализма, которая способствует сохранению, воспроизводству и развитию культурного наследия различных этнических групп, содействует диалогу между этническими группами средствами культуры и искусства.

Показателем подобных процессов служат и совместные действия в рамках межкультурного взаимодействия по организации дней национальных республик, краев, областей и национальных округов; национальных фестивалей; международных конференций, семинаров, проектов. В последнее десятилетие в России каждый год объявляется годом какой-либо страны (2007 год стал для России Годом Китая, 2009 г. был объявлен Годом Болгарии, 2010 - год Франции в России и России во Франции, 2011 г. - Год Италии и Испании).

Однако недостаточно исследовать и до конца понять устойчивое представление народов в отношении друг друга в его современной трактовке. Важно проследить его истоки и причины его укоренения в сознании народов на протяжении нескольких периодов истории. Раскрытие данной темы на основе широкой источниковой базы русского и английского происхождения XVI-XVII вв. позволит определить механизм формирования и функционирования этнических представлений.

Историографический анализ. Всю литературу, посвященную нашей теме, мы разбили на две большие группы. К первой группе относятся исследования, затрагивающие двусторонние отношения Англии и России, представления англичан и русских друг о друге. Вторая группа - это исследования теоретического характера, которые вводят в курс проблем имагологии. Анализ работ последней группы предпринят в первой главе.

Весь комплекс литературы, знакомящий с взаимоотношениями англичан и русских можно сгруппировать по проблемно-хронологическому принципу с условным выделением трех периодов историографии проблемы: дореволюционный (до 1917 г.), советский (1917-1991 гг.) и постсоветский (современный) с 1991 г.

Толчком для изучения сочинений иностранцев о Русском государстве послужили работы Н.М. Карамзина «История государства Российского», С.М. Соловьева «История России с древнейших времен», В.О. Ключевского «Русская история. Полный курс лекций». В своих трудах историки широко использовали сочинения иностранцев (в том числе свидетельства англичан). Эти работы отличает общий характер и богатство фактического материала.

Специальное исследование, посвященное взаимоотношениям России и Англии, появилось у ординарного академика по части технологии Иосифа Христиановича Гамеля. Несмотря на то, что он являлся автором многочисленных работ по истории техники, ученый подробно изучил дипломатические, экономические и культурные контакты между Англией и Россией. Большое значение исследователь придавал деятельности отдельных англичан в Русском государстве. Вывод об отсутствии у Англии политических интересов в отношении России был принят и продолжен Федором Федоровичем Мартенсом российским юристом-международником. В своей работе «Россия и Англия…» он последовательно излагал историю англо-русских отношений с середины XVI до конца XVII столетия. Мартенс пришел к выводу, что в выстраивании взаимных отношений Англией двигали коммерческие интересы.

Активная исследовательская деятельность историков привела к появлению трудов, рассматривающих сочинения иностранцев в качестве ценных исторических источников. Классической работой по изучению иностранных записок о России является сочинение Василия Осиповича Ключевского. В «Сказаниях…» были заложены основные теоретические положения, касавшиеся методики изучения и использования записок иностранцев о России XVI-XVII вв. Историк справедливо полагал, что заметки иноземцев не могли дать объяснения многим явлениям российской действительности и оценить их объективно.

Выпускник петербургской Духовной академии Лев Павлович Рущинский в своей магистерской диссертации подробно останавливался на проблемах религиозности русских глазами иностранцев. Несмотря на свое духовное образование, автор пытался выявить степень достоверности и эвристическую значимость европейских источников. Вывод историка сводился к тому, что иностранные гости в бóльшей степени сообщали сведения о внешней стороне религиозного быта и церковной жизни.

Историки советского периода продолжили исследования развития русско-английских отношений в XVI-XVII вв. Работы советских ученых отличала критическая направленность, что позволило объективно взглянуть на отношения России и Англии. Заметный вклад в изучение русско-английских связей в XVI в. внес тбилисский историк Н.Т. Накашидзе. Его работа богата фактическим материалом, подробно освещена история Московской компании, торгово-предпринимательская деятельность англичан в России.

До 1970-х гг. работы советских историков в основном затрагивали проблемы экономических и дипломатических отношений Англии и России, большое значение придавалось идеологической и политической «правильности» выводов, сделанных авторами, независимо от темы, метода и содержания исследования. Образа России и русских по запискам, мемуарам и воспоминаниям иностранцев советские историки фактически не затрагивали.

Одним из первых советских историков, кто обратился к преставлениям иностранцев о русских, стал Михаил Антонович Алпатов. Он рассматривал сочинения иностранцев как неотъемлемый источник по истории нашей страны. М.А. Алпатов дал общую характеристику сочинениям иностранцев о Русском государстве XVI-XVII вв., оставил небольшие сведения об их жизни и деятельности в России. Заметим, что автор подчеркивал двойственный характер записок иностранцев. С одной стороны, это были записи современников и очевидцев событий, с другой - их авторы преследовали свои личные цели и, исходя из них, описывали увиденное.

Вторая волна интереса к запискам иностранцев наблюдается с 1980-х гг. Именно в это время появляются публикации записок, воспоминаний, мемуаров иностранных путешественников и дипломатов с XIV по XX вв. Эти сборники снабжены тщательными предисловиями, комментариями и примечаниями.

Актуальной темой в этот период стала тема, затрагивающая проблемы посольского этикета в зарубежной и отечественной традициях. Леонид Абрамович Юзефович подробно описал существующий порядок ведения русской дипломатической службы на протяжении XV-XVII вв. Сообщая о правилах поведения послов, ведении переговоров, оформлении дипломатических документов, посольском церемониале, ученый опирался на источники иностранного и русского происхождения.

На современном этапе развития отечественной исторической науки ученые более тщательно стали подходить к исследованию взаимоотношений России и Англии в XVI - XVII вв. Андрей Борисович Соколов в своей монографии подробно осветил двусторонние связи, опираясь на труды предшественников, источники русско-английского происхождения, официальные документы рассматриваемого периода.

Наибольшего внимания заслуживают исследования Татьяны Леонидовны Лабутиной. Автор проводит тщательный анализ английских сочинений, служивших в XVI-XVII века источниками информации о Московском государстве, и описывает комплекс представлений о России, существовавших в Англии на протяжении этого времени. Уровень знаний о Московии у англичан изменялся в зависимости от интенсивности контактов (дипломатических, торговых, культурных). Историк рассматривает те области жизни русских, которые в наибольшей степени подверглись критике англичан: систему властных отношений, религиозность, быт, культуру, а также само население. Лабутина приходит к выводу, что зачастую образ России и русских в сознании большинства англичан XVI-XVII вв. складывался из негативных представлений. Причины отчужденности англичан и русских автор видит в психологических, языковых, политических, географических преградах, возникавших в процессе взаимообщения. Отметим, что Т.Л. Лабутина не анализирует представления русских об англичанах.

Интерес современных исследователей вызывают культурные связи и дипломатический этикет Англии и России. В работах московского историка-медиевиста Ольги Владимировны Дмитриевой особое внимание уделяется изучению культурной составляющей англо-русских контактов в XVI-XVII вв. Отдельная статья исследовательницы, посвящена оценкам русских женщин англичанами в XVI в. В работе над дипломной работой также был использован труд Дмитриевой обобщающего характера по политической истории Англии.

Тему британского военного присутствия в России XVII в. разрабатывает воронежский историк Олег Владимирович Скобелкин. Им собран и обобщен материал о британских военных на русской службе в период Смутного времени, раскрыты неизвестные эпизоды истории России начала XVII в.

Проблема изучения сочинений иностранцев о Московии неоднократно ставилась на международных и всероссийских конференциях и круглых столах. на тему «Россия и Запад: диалог культур», проводимых в конце XX - начале XXI вв. Ряд статей об этом опубликован в серии сборников «Россия и мир глазами друг друга: из истории взаимовосприятия».

Таким образом, анализ литературы, посвященной взаимным контактам России и Англии, свидетельствует о том, что представления англичан и русских друг о друге не стали предметом специального исследования. Работы исследователей в большей степени затрагивают представления англичан о русских, в то время как понимание русскими англичан остается без должного внимания. В связи с этим, представляется, что предпочтение более широкого, комплексного подхода к данной теме будет способствовать раскрытию новых страниц истории англо-русского культурного взаимообщения.

Объектом исследования являются русско-английские отношения и связи XVI-XVII вв.

Предметом дипломной работы выступают этнокультурные стереотипы англичан и русских друг о друге, возникавшие в ходе политического, экономического и культурного взаимодействия.

Цель нашего исследования состоит в выявлении особенностей английских и русских представлений друг о друге в XVI-XVII веках.

Для достижения поставленной цели предполагается решить следующие задачи:

)выявить предмет, задачи, методологические принципы имагологии как отрасли научного знания;

)определить этапы возникновения и развития русско-английских отношений в XVI - XVII вв. и дать им характеристику;

)сравнить взаимные представления англичан и русских о посольском обычае и властных отношениях;

)сравнить взаимные представления англичан и русских о повседневности и религиозной жизни.

Методы исследования. Исследование проблемы осуществлялось с помощью общенаучных принципов: научности, историзма, достоверности, объективности. В первую очередь автор руководствовался принципом научности как главным принципом общенаучного анализа и историко-теоретического исследования. Критериями этого принципа стали такие составляющие как объективность, всесторонность, независимость в оценке и критике. В числе общенаучных и конкретно исторических методов применяются: анализ, синтез, типология, классификация и систематизация. Также использовались проблемно-хронологический, историко-генетический и сравнительно-исторические методы.

Отличительной особенность выпускной квалификационной работы стало использование историко-антропологического подхода. Его преимуществом является разработка методов реконструкции стереотипов сознания, заложенных в культурной традиции и нашедшей выражение в нарративных источниках. Этот подход позволяет нам всестороннее разобрать процесс взаимодействия России и Англии глазами участников этих отношений, которые стремились непременно описать поведение, обычаи, ценности, верования всех социальных групп, независимо от их положения в общественной иерархии.

Источниковый анализ. Наша работа строится на комплексе письменных исторических источников, которые можно разделить на две большие группы: источники английского происхождения и источники русского происхождения XVI - XVII веков.

Сочинения англичан различны по форме изложения: заметки, очерки, мемуары, дневники, письма, трактаты английских купцов (Х. Уиллоби, Р. Ченслер. Дж. Горсей), дипломатов (Дж. Флетчер, А. Дженкинсон, Г. Бреретон, Т. Смит), литераторов (Дж. Турбервилль), специалистов, состоявших на государевой службе («Неизвестный англичанин», С. Коллинз, П. Гордон).

Многие иностранцы после знакомства с далекой Московией оставляли свои впечатления от увиденного в путевых заметках (или в путевых очерках), где фиксировали формы жизни, обычаи и нравы русских. Сюжет очерка отражал последовательность событий, происшествий и встреч автора во время его путешествия. Автор стремился рассказать о тех впечатлениях, которые он считал наиболее важными и интересными. Что именно автор мог посчитать важным и интересным, зависело от его замысла, который обычно формировался во время путешествия.

Хью Уиллоби (неизвестно?1554) - английский полярный мореплаватель. Возглавлял торговую экспедицию, отправленную 10 мая 1553 года английским королём Эдуардом VI на поиски Северо-Восточного прохода. В своем сочинении он подробно изложил Устав и инструкцию, разработанную для общества «купцов-предпринимателей».

Ричард Ченслер (неизвестно-1556) был одним из членов английской торговой компании (главным штурманом экспедиции), которая искала самостоятельный путь в Индию. В своем сочинении оставил положительные оценки Русского государства. Ченслер касался географии русских земель, торговли, ремесел; описал прием у Ивана Грозного, затронул тему военного дела, судопроизводства и церковной жизни. Однако автору не удалось завершить свой отчет, англичанин погиб во время кораблекрушения в 1556 годе у берегов Шотландии. Незаконченный отчет о первом плавании Р. Ченслера впоследствии обработал его спутник Климент Адамс.

Первым полномочным послом Англии в России стал Антоний Дженкинсон (1529-1610). Он четырежды побывал в России (с 1557 по 1571 гг.) в качестве посла английских государей и представителя Московской компании, заслужил уважительно отношение со стороны московского государя. Свои путешествия оставил в виде довольно кратких заметок, где подробно описал плавание вдоль Мурманского берега, оставил сведения о городах России, нравах людей, обычаях. В своем сочинении подробно изложил царский прием.

Малоприятные оценки и замечания о Московии оставил Джорж Турбервилль(1540?-1610?). Турбервилль состоял на королевской юридической службе, а его служба в посольстве Томаса Рандольфа являлась, скорее всего, попыткой поправить свое материальное положение. Посольство продолжалось год (1568-1569), из которого более полугода прошло в тягостных ожиданиях царской аудиенции. Условия содержания напоминали домашний арест. Возмущенный таким приемом англичанин негативно отозвался о стране и населении. В своих стихотворных посланий-памфлетов автор стремился осмеять, предать позору явления и отдельные стороны жизни русских. Источниками информации для поэта могли быть сами англичане, служившие в Московии, а также собственные наблюдения. Маловероятно, что он пользовался устными и письменными свидетельствами, так как знание им русского языка вызывает сомнение.

В ноябре 1588 года в Россию в качестве посланника английской королевы Елизаветы I к царю Федору Ивановичу прибыл Джильс Флетчер (неизвестно-1610 г.). Ему было поручено вести переговоры с московским правительством по поводу расширения привилегий английской торговой компании в Москве. Однако миссия его не увенчалась успехом, и летом 1589 года Флетчер покинул Россию, немало раздраженный против московского правительства. Следы этого раздражения сказались и на его книге. При описании Московии англичанин опирался как на собственные впечатления, так и на факты, которые узнавал случайно. Несмотря на то, что иностранец в своем сочинении оставил богатые сведения о государственном управлении, царской власти, судопроизводстве, налогообложении, военном деле, церковном устройстве Русского государства, а также о повседневности русских, зачастую Флетчер их утрировал и намеренно искажал.

Один из участников конфликта русского правительства с «Московской компанией» Джером Горсей (1550-1626) также оставил свои воспоминания о пребывании в Русском государстве. В отличие от своих соотечественников он достаточно долго жил в Москве - с 1573 по 1591 гг., поэтому должен был обладать более точной информацией о стране и ее народе. В Москву Горсей попал как агент «Московской компании», а в 1580 году возглавил Московскую контору компании. Позже он стал посредником в ведении переговоров между Англией и Россией и даже пользовался почетом Ивана Грозного. Но жалобы купцов «Московской компании» подорвали авторитет англичанина в обоих государствах, где он вел дипломатические миссии. Он оставил три самостоятельных сочинения о России и несколько писем. Самое значительно произведение «Путешествие сэра Джерома Горсея» автор писал на протяжении почти двух десятилетий, неоднократно возвращаясь к редактированию уже подготовленного материала. Записки привлекают к себе как свидетельства очевидца и осведомленного наблюдателя, однако в них очень немного достоверных сведений о Русском государстве. Причина этого заключалась в том, что цель сочинения состояла только в оправдании автором собственной неблаговидной деятельности в России.

Свидетелем Смуты стал английский посол Томас Смит, в России он находился в период с 1604-1605 г. Его сочинение вышло в свет сразу после возвращения посольства Смита из России в 1605 г. в Лондон. Томас Смит принимал деятельное участие в тогдашних торговых предприятиях англичан и состоял членом, а потом и правителем двух больших торговых компаний. Хотя рассказ ведется в первом лице, исследователи считают, что написан он лицом, совсем не входившим в состав посольской свиты. Кто был действительно автором «Путешествия» до сих пор неизвестно, но по некоторым данным им был английский драматург Джордж Уилкинсон.

Широкое распространение в Англии в XVI - начале XVII вв. получили записки британских наемников. Такие свидетельства британских военных, как например, «Описание России Неизвестного англичанина служившего зиму 1557 - 1558 годов при царском дворе сочинение».

Генри Бреретона как и Томас Смит стал свидетелем Смуты, в России он пробыл с 1605 по 1612 гг.. Его сочинение отражает взгляд просвещенного англичанина на события в России. У очерка Бреретона в отличие от предшественников (Д. Флетчера и Д. Горсея) нет практической направленности, у него другой жанрообразующий фактор: он написан для занимательного чтения высших аристократов, в частности, для фаворита Якова I государственного секретаря Роберта Карра.

О состоянии России оставил сообщения Патрик Гордон(1635-1699), который находился на государевой службе при Алексее Михайловиче с 1661 г. Свое повествование автор вел регулярно, на протяжении всей своей жизни, окончено 31 декабря 1698 года. Дневник Гордона - один из важных источников русской истории конца XVII века. Англичанин был не только очевидцем, но, в основном, и участником описываемых событий. Сочинение отличается точностью и большой объективностью; форма изложения сухая, документальная, с обилием мелких подробностей.

Оставил оценки и замечания о русском царе и его подданных медика Алексея Михайловича Самуэля Коллинза (1619-1670), при царском дворе он прослужил с 1659 по 1666 гг. Это не систематическое сочинение, а письмо к другу, изданное уже после его смерти. Сведения Коллинза занимают важное место среди иностранных источников о состоянии русского общества в XVII столетии и содержит в себе целый ряд интересных сведений. Благодаря своему положению и образованию автор мог много наблюдать, а полученные и записанные знания о быте, культуре, нравах русских отличаются некоторой точностью.

Источниковой базой данного исследования послужили также документы, собранные дореволюционным историком Ю.В.Толстым и опубликованные им в сборнике «Первые сорок лет сношений между Россией и Англиею». Большую часть этого собрания составляют царские грамоты и официальная дипломатическая переписка королевы Елизаветы I с русскими правителями.

В качестве источников русского происхождения по указанной проблеме стали статейные списки русских послов. В них давали ответ, по каким статьям (вопросам) велись переговоры и как исполнялся этикет посольского приема. В статейных списках сообщались время и место, куда направлялось посольство, по чьему указу. Обязательным было описание всего маршрута. Послы описывали церемониал приема, ход переговоров, передавали речи участников переговоров, а в заключении указывали обратный путь домой. Статейные списки прежде всего являются памятниками деловой письменности и отличаются в этом смысле высокой степенью достоверности.

В нашей работе привлечены отчет русского посла в Англии в 1582-1583 гг. Ф.А.Писемского, списки посольства Г.И.Микулина 1600-1601 гг. и Василия Михайлова, посетившего Англию накануне смуты 1688 г. Посольство Федора Андреевича Писемского (неизвестно-1591) было вызвано сложной международной обстановкой, в которой оказалось Русское государство после окончания Ливонской войны. В Англии ему пришлось преодолеть значительные дипломатические трудности. Сведения, которые оставил русский посол, отличаются деловым характером и точностью. Писемский практически не обращал внимание на явления и области, не входивших в круг его обязательств.

Посольство Григория Микулина (XVI-начало XVII века) относится ко времени правления Бориса Годунова. Ему предписывалось выяснить, действительно ли Англия оказывала помощь «турецкому султану» «людьми и казною», и призвать королеву к христианской солидарности. Посольство русского посла оказалось как никогда удачным. Находясь в Лондоне, Микулин несколько раз встречался с королевой и английскими министрами. Он знакомился с жизнью не только Лондонского двора, но и британской столицы, посещал различные празднества и гулянья, ему организовали охоту в заповедных королевских лесах.

Василий Михайлов посетил Лондон в 1686 г. В своем статейном списке посол описал внутриполитическую обстановку в Англии. Имеющаяся в Посольском приказе информация была доступна Михайлову и подготовила его к восприятию того, что происходило в Англии.

Существенно дополняет наше представление о восприятии иностранцев русскими памятник смеховой литературы XVII в. «Лечебник на Иноземцев». Лечебниками назывались рукописные книги медицинского содержания. По сути дела, «Лечебник» является пародией - передразниванием врачебных предписаний, которые давали иностранные доктора и своего рода ответом на них, о чем говорит и его полное название: «Лечебник выдан от русских людей, как лечить иноземцов и ихъ земель людей, зело пристойныя лекарства от различных вещей и дражащих».

Работа состоит из введения, четырех глав, заключения, списка источников и литературы.

Глава 1. Проблемы имагологии в современной историографии

Обращаясь к таким словосочетаниям, как «образ страны», «образ правителя», «образ народа», мы вступаем в область научного направления имагологии (imago (от лат.) - образ, подобие), которое стало складываться в мировой историографии в конце 1960-х - начале 1970-х гг. Эта отрасль знаний, активно развивающаяся в настоящее время, занимается изучением этнических представлений в рамках межкультурных коммуникаций. Ее своеобразие заключается в том, что она обращает внимание на особенности формирования и функционирования образа того или иного государства (или народа). Возникновению имагологии способствовал целый спектр научных дисциплин, к ним относятся - политология, культурология, этнология, психология, литературоведение, история и ряд других гуманитарных дисциплин.

В современной исторической науке нет единого понимания имагологии. Литературовед А.Р. Ощепков определяет ее как сферу исследований в разных гуманитарных дисциплинах, занимающуюся изучением образа «чужого» (чужой страны, народа и т. д.) в общественном, культурном и литературном сознании той или иной страны, эпохи. Она направлена на исследование устойчивых образов (имиджей) чужого, другого (по этнической, культурной и языковой принадлежностям), отраженных в литературных текстах. Алексей Романович отмечает, что некоторые исследователи смотрят на эту отрасль научного знания с позиции культурологии и социологии. В своих исследованиях они обращают внимание на представления участников культурного диалога друг о друге. Кроме того А.Р. Ощепков выделяет группу исследователей, которые рассматривают имагологию с практической точки зрения как «технологию создания имиджей».

С.А. Мезин относит имагологию к одному из разделов исторической науки, который изучает представления народов друг о друге. Эти представления отражаются в общественном сознании той или иной страны на определенном историческом этапе. Филолог В.Б. Земсков уверен, что эта отрасль научного знания устремлена к обобщению и выработке общих примеров восприятия и представлений о других в пространстве своей и других культур.

Л.П. Репина в своей монографии «Историческая наука на рубеже XX - XXI вв.: социальные теории и историографическая практика» говорит об «исторической имагологии». Под ней автор понимает научное направление, занимающееся конкретно-историческим анализом культурных стереотипов, коллективных представлений народов друг о друге, этнических и национальных стереотипов, путей их формирования, способов функционирования и процессов трансформации в контексте отношений «мы они», «свой - чужой». Кроме того исследовательница отмечает, что данное научное направление за последние десятилетия освоило историко-антропологический, социально-психологический и культурологический подходы, накопило значительный объем знаний и расширило исследовательское пространство.

Теоретически осмысляя накопленный опыт новой отрасли исторического знания, она выделяет важные методологические принципы имагологических исследований:

)необходимость учета психологической составляющей процесса формирования этнических представлений как смеси правды и вымысла в отношении «чужого»;

)принцип отражения в образе другого народов сущностных черт собственной коллективной психологии. Отражение собственных ценностей и представлений о самих себе через отрицание негативных черт, приписываемых «другим»;

)принцип сочетания синхронического и дихронического подходов в историческом анализе коллективных представлений с выявлением происходящих в них изменений. Ставится вопрос о том, какие факторы влияют на процесс создания положительных и отрицательных представлений о другом;

)понимание необходимости дифференцированного подхода к взаимоотражениям народов в разных социальных группах.

Таким образом, имагология - это междисциплинарная отрасль научного знания. Она работает с особой разновидностью культурно-общественного сознания, т.е. с особой формой мировосприятия. Исследователи этого направления занимаются изучением образов по этническим, культурным, языковым отличиям на определенном историческом этапе.

На современном этапе развития в рамках имагологии стали появляться новые направления, например, потестарная имагология или культурная иконография. Предметом изучения первого направления стали образы власти. В нашей стране в рамках этого направления работает московский историк-медиевист Михаил Анатольевич Бойцов. В своем исследовании «Потестарная имагология Средневековья…» он отмечает, что для историка, который занимается этой проблемой, на первый план в исследованиях должен выдвигаться коммуникативный аспект власти, т.е. особое общение, в результате которого подтверждается или оспаривается правомерность существующего порядка. Главным для исследователей этого направления является изучение систем образов, которые участвуют в установлении отношений господства и подчинения, в приобретении и удержании власти. Кроме того внимание обращено на то, как системы образов способствуют выстраиванию связей между различными группами элит, с одной стороны, и между господствующими и подвластными слоями общества, с другой.

Основоположником культурной иконографии является французский ученый Даниель-Анри Пажо. Цель данного направления - изучить сложный механизм формирования имиджей, образов «чужого» под воздействием политических, исторических, социокультурных и прочих факторов. Исследования в этой области смогут обеспечить сближение компаративистики с культурной антропологией и историей идей. Предполагается, что изучение образа «другого» в литературе не должны отделяться от исследования ментальных структур (культурных моделей, ценностных систем, свойственных изучаемой культурно-исторической эпохе), задающих писателю критерии отбора материала и принципы создания образа «чужого». В этом случае рассмотрение образов чужих стран и народов будет проходить в широком историко-культурном контексте.

Предметом изучения имагологии являются отличные друг от друга формообразующие механизмы, имеющие различный диапазон действия: стереотипы, имиджи, образы. Многие исследователи не разделяют этих понятий, однако они отличаются друг от друга своей природой. В сумме же стереотипы, имиджи и образы создают картину мира другой страны, народа, а точнее было бы сказать их картины мира, так как эти картины отличаются в зависимости от того, с помощью каких инструментов они создаются. Из сопоставления этих картин мира можно составить и некий общий образ этих других, который будет основываться на устойчивых рядах стереотипов, образов, понятий, символических объектах, знаковых сюжетах, персонажах, мотивах и т.п.

Стереотип самое устойчивое средство формирования картины мира другого. Однако изучение этого предмета имагологии невозможно без использования достижений других наук - социологии, психологии, истории, философии, культурологии, этнологии и др. Те науки, которые работают с проблемой возникновения и функционирования стереотипов, дают ему самые различные определения и рассматривают его с различных сторон.

Впервые понятие «стереотип» было введено в науку американским политологом и социологом У. Липпманом. В 1922 г. в книге «Общественное мнение» он использовал термин «социальный стереотип», определяя его как принятый в исторической общности образец восприятия, фильтрации, интерпретации информации при распознавании и узнавании окружающего мира, основанный на предшествующем социальном опыте. Это определение обладает значительным познавательным потенциалом для социологов и социальных психологов. Культурологи А.С. Кармин и Е.С. Новикова понимают под стереотипом упрощенное, зачастую искаженное, представление о каком-либо социальном объекте (группе, явлении, поведении и т. д.), которое характерно для обыденного сознания и устойчиво держится в нем.

Эти два определения очень близки друг другу, так как они описывают стереотип как характерное явление обыденного сознания, основанного на стремлении человека свести разнообразие мира к немногим определенным категориям и, тем самым, облегчить себе восприятие, понимание и оценку окружающего мира. Сами стереотипы настойчиво передаются из поколения в поколение, поэтому часто воспринимаются как данность и реальность.

К этим определениям также можно отнести определение филолога В.З. Демьянкова. О стереотипе он говорит как о «стандартном мнении о социальных группах или об отдельных лицах как представителях этих групп». Однако для Демьянкова стереотип есть не «логическая форма суждения», а «упрощенная и обобщенная форма», которая эмоционально (выд. - Е.К.) окрашивает свойства и установки определенных лиц.

Историк Н.М. Рогожкин под стереотипом понимает устойчивые во времени и пространстве представления одного народа о другом. А.В. Сергеева в своей исследовательской работе «Русские: стереотипы, поведения, традиции, ментальность», опираясь на данные историков, этнографов, психологов, дает похожее определение этнокультурным стереотипам. О них она говорит как об обобщенных представлениях о поведении и манерах какого-либо народа.

Этнический стереотип, являясь одной из форм социального стереотипа, обладает всеми свойствами последнего и отличается лишь содержательно. Наиболее полное и подробное его определение дает Ю. Чернявская, которая под этническим стереотипом понимает упрощенный, схематизированный, эмоционально окрашенный и чрезвычайно устойчивый образ какого-либо этноса, с легкостью распространяемый на всех его представителей. В содержании этнического стереотипа, как правило, зафиксированы оценочные суждения о моральных, умственных, физических качествах, присущих представителям различных этнических общностей.

Несмотря на все многообразие определений стереотипа, у исследователей нет однозначного взгляда на его природу и сущность. Одни находят, что стереотип общественного сознания всегда специально организован и функционирует на основе какого-то определенного социального опыта, и он зависит от задач социализации, а не от стихии чувственной природы восприятия. Другие в формировании стереотипа придают большое значение чувственному опыту.

Обобщая все сказанное выше, можно отметить ряд общих черт, которыми наделяют стереотип. Стереотип - упрощенное, обобщенное, схематизированное, эмоционально окрашенное симпатиями и антипатиями представление о каком-либо народе и его поведении, которое легко распространяется на каждого отдельного представителя. Стереотипные представления сохраняют свою устойчивость на протяжении длительного времени, так как опираются на опыт предыдущих поколений. Помимо этого они историчны и изменчивы, так как в результате межкультурного общения стереотипы изменяются в пределах каждой новой эпохи и в историческом процессе.

Важнейшей составляющей этнического стереотипа является этнический образ, т.е., образ типичной личности данного этноса. Чернявская отмечает, что образ отражает собирательное представление членов какого-либо народа о себе (интраобраз) или о членах другого народа (экстраобраз). «Немецкая аккуратность», «французская галантность», «китайские церемонии» - в этих образах воплощаются распространенные этнокультурные стереотипы.

Этнические стереотипы можно разделить на автостереотипы и гетеростереотипы. Автостереотипы отражают представления, мнения, суждения людей о собственном народе. Обычно они содержат положительные оценки. Гетеростереотипы - оценки и суждения, выносимые о других народах предстателями данной этнической общности. Они могут быть не только положительными, но и отрицательными, в зависимости от взаимодействия с данным народом и его восприятием. Оба вида этнокультурных стереотипов складываются и укореняются в обществе в качестве общеизвестных традиционных взглядов.

Автостереотипы формируют общие нормативы поведения, которым должен следовать человек как представитель своего народа (я должен быть похож на «свой» народ). Это способствует объединению и самоутверждению данного этноса. Но в таком случае они не только наделяют себя положительными качествами, а в какой-то мере идеализируют себя. Возникает чувство превосходства над другими. Позитивные характеристики народа есть необходимое условие для его выживания в данных социально-географических условиях (трудолюбие, храбрость, взаимопомощь и т. п.). Автостереотип заключает в себе психические особенности, через которые люди стремятся к самооправданию недостатков своего образа жизни.

Гетеростереотипы нередко служат источником национальных предрассудков и предубеждений. Встречаясь с представителями чужого народа, люди имеют естественную склонность воспринимать их поведение с позиций своей культуры, «мерить их на свой аршин». Непонимание их языка, символики, жестов, мимики ведет к искаженному истолкованию смысла их действий, что легко может породить целый ряд негативных чувств.

Наделение отрицательными и «сверхъестественными» качествами чужих встречается в условиях социально-политической напряженности. Чаще всего, это способствует формированию страха и даже ненависти по отношению к иностранцам.

Американский ученый У. Липпман выделяет две основные функции возникновения социальных стереотипов:

)Принцип экономии усилий. Он свойственен для повседневного мышления человека, где люди не реагируют каждый раз на новые факты и явления, а лишь подводят под уже существующие.

)Защита групповых ценностей. Стереотипы становятся защитниками своих традиций, и посягательство на них воспринимается как покушение на собственную культуру.

Еще одну функцию возникновения стереотипов выделяют Ю. Чернявская, С.В. Оболенская - функцию самооправдания. Негативно окрашенные высказывания служат для оправдания собственных традиций и ценностей, увеличения значимости их над «чужими», а своя культура в таком случае рассматривается как нечто привычное и удобное.

Среди факторов, влияющих на формирование стереотипов, В.Б. Земсков выделил природно-географический, религиозно-конфессиональный, историко-культурный, уровень развития экономики, бытовой культуры, обычаи и т.д. Значительное место в восприятии того или иного государства (народа) играют природно-географические (или топологические) факторы: близость, пограничность, дальность. Близость и пограничность усиливает остроту восприятия «других», даже соседей, близких по своим корням (например, восприятие России в Польше или Польши в России). Другой народ негативно воспринимается из-за конфессиональных различий, различий в уровне культурного развития и т.п.

К факторам, влияющим на формирование стереотипов, можно отнести еще один, который выделяет М.А. Сорока, это личные или политические контакты, когда образ «другого» складывается задолго до реальной встречи с «чужим». Однако позже эти впечатления дополняются и развиваются сведениями, полученными из книг и от других людей. В результате установления более близких и более органических контактов между странами изменяется восприятие их друг другом, негативный образ «другого» преодолевается.

Различия в вербальных и в невербальных формах общения людей, принадлежащих к разным культурам, ведет к неверному истолкованию чувств, намерений, мотивов партнеров по общению. Культурные различия не ограничиваются только областью взаимодействия, но распространяются на традиционные интересы, ценности, нормы, правила, стандарты отношений, свойственные представителям конкретных народов.

Отношение к представителям других культур во многом определяется понятием этноцентризма, когда «свои» обычаи и «свой» язык мыслятся единственно «правильными» и «верными». «Чужое» все отрицается как неприемлемое и греховное, а представитель данной общности воспринимается как существо опасное. «Другие» воспринимаются через призму собственных традиций и ценностей, а «чужое» выступает как способ познания «своего». Этот процесс является непременным условием для формирования целостной картины мира и одним из основных классификаторов самоидентификации.

Кроме того исследователи выделяют признаки, которые выдают представителя другого этноса. О.В. Белова, например, рассматривает основы складывания народных преставлений об инородцах и иноверцах. Она отмечает, что образ любого этнически или конфессионально «чужого» описывается по единой схеме, при этом выделяется ряд черт, по которым чужого можно определить безошибочно. Прежде всего у инородца нет души (в лучшем случае есть пар). Об этой же черте говорит И.В. Осташев. Он указывает, что в таком случае появляется симпатия к своему миру, миру освоенному, и настороженное отношение, даже враждебное, к тому пространству, что лежит за его пределами. Следующим признаком «чужого» является его внешность. Цвет кожи, глаз, волос, какие-то физические особенности также выдают «чужого», обычно у него есть характерный запах, исходящий от него самого и от его одежды. Яркой отличительной чертой «чужого» были нижние конечности, его ноги никогда не будут похожи на ноги человека из своей этнической группы. Ноги это та часть тела, вид которой не в силах изменить нечистая сила. Чужой язык, чужая речь также становятся объектом внимания этнических соседей. В большинстве случаев у иностранца нет возможности выразить себя словесно на языке того народа, с которым вступает во взаимодействие, поэтому его называли «немцем», он немой, не умеющий говорить. С исследовательницей соглашаются М.В. Дмитриев и Л.Н. Пушкарева, которые также отмечают, что именно неприязнь и страх формировали эту особенность. Четвертым признаком «чужого» является его специфический запах, который также выдает родство с нечистой силой.

Значительную роль исследователи отводят имиджу - еще одному предмету (инструменту) имагологии. Часто его употребляют в значении «стереотип» или «образ». Однако в бóльшей степени он является своеобразной «калькой» слова «образ», а способ его формирования отличается от способа формирования «образа». Образ формируется естественным путем, в то время как имидж - искусственное образование. Последний намеренно способствует искажению действительности, а первый делает это неосознанно. Имидж - представление, которое методом ассоциаций наделяет объект дополнительными ценностями (социальными, психологическим, эстетическими), не имеющими основания в реальных свойствах самого объекта, но отвечающий социальной значимости для человека, который воспринимает этот образ.

Таким образом, имагология - это междисциплинарная отрасль научного знания, в рамках которой исследователи занимаются изучением стереотипов, образов, имиджей. В последнее время в имагологии стали выделяться отдельные направления, например, потестарная имагология или культурная иконография. Стереотип - это устойчивое, упрощенное представление о «чужом» по этническим, культурным и языковым отличиям. В этих представлениях, как правило, зафиксированы оценочные суждения о моральных, умственных, физических качествах, присущих представителям другого этноса. Стереотипы оказывают воздействие на психологию и поведение людей, а также на самосознание народов. Представления о другой стране и народе зависят от ряда факторов, которые выражаются как в позитивных, так и негативных оценках своей и чужой культур.

посольский английский повседневный русский

Глава 2. Зарождение и развитие русско-английских отношений в XVI - XVII веках

Эпоха Великих географических открытий позволила сформировать новые крупные торговые центры, привела к расширению мировой торговли. Средневековая торговля уступила место эпохе первоначального накопления. Усиление товаризации сельского хозяйства, возникновение мануфактур, рост числа городов подталкивали европейские государства к поискам новых морских путей с целью расширения торговли и внешнего рынка. Поток серебра и серебряных изделий, хлынувшие в Европу из Нового Света, стали причиной «революции цен». Европейские государства вступили на путь колониальных захватов, основными целями которых стали легкая добыча капиталов и распространение своего влияния на другие государства. Исключением не стала и Британия. Английские подданные, в частности люди, связанные с торговлей, в XVI в. предпринимают первые попытки организации экспедиций с целью открытия и исследования новых земель, которые можно было бы использовать не только как рынок сбыта товаров и колонии. На северо-западном направлении их настигли неудача и разочарования. Тогда английские мореплаватели обратили свой взгляд на северо-восточное направление. Они решили двигаться морским путем вдоль побережья Ледовитого океана для того, чтобы добраться до Китая, а оттуда направиться в сторону Индии.

В 1527 г. англичане создали целый проект для отыскания северо-восточного прохода для установления морского пути в Китай и Индию. По инициативе Себастиана Кабота было организовано специальное общество - «Общество купцов-предпринимателей для открытия стран, земель, островов, государств и владений неведомых и даже доселе морским путем не посещаемых». О том, что общество «купцов-предпринимателей» создавалось с целью освоения, и, возможно, завоевания англичанами новых земель, отчетливо свидетельствовали Устав и инструкции, разработанные Каботом. Участникам экспедиции при встрече с иностранцами запрещалось сообщать какие-либо сведения о собственной религии, законах и обычаях. Главным образом следовало выяснить, как можно использовать туземное население, изучить их характеры и взгляды.

В Уставе подробно прописывали главные цели экспедиции: собрать исчерпывающий материал о новых землях или государствах, которые в той или иной мере смогут быть использованы для блага Англии. Важным было определить, какими продуктами лучше всего торговать с жителями определенной местности, узнать какие металлы имеются в горах, реках, на поверхности земли или в земле.

В мае 1553 года экспедиция во главе с Хью Уиллоби в составе трех судов отправилась в знаменитое путешествие на трех кораблях - «Добрая надежда», «Благое упование», «Эдуард - благое предприятие» - с численностью 116 человек. Эдуард VI снабдил экспедицию грамотой, в которой он говорил о цели данного путешествия - установление дружественных сношений с правителями тех государств, что встретятся на пути путешественников, а также обращался к ним с просьбой не препятствовать продвижению его подчиненных через эти страны: «Разрешили мы честному и доблестному мужу Югу Вилогби (Хью Уиллоби) и другим с ним <…> верным и любезным слугам нашим, да идут он по желанию своему в страны прежде им неведомые, искать в оных то, чего мы не имеем, и привезти им из земель наших то, чего они не имеют; да произойдет чрез то польза им и нам и да будет между ними и нами вечная дружба и союз нерушимый…».

В пути экспедицию настигла буря, два корабля погибли, лишь третий - к августу 1553 года добрался до монастыря святого Николая в устье Северной Двины. Капитан судна Ричард Ченслер объявил себя в качестве английского посла, а членов своей команды негоциантами. Англичанину удалось добиться встречи с русским царем Иваном Грозным. В 1554 году это случайное посольство отправилось в обратный путь. Русский царь предоставил им грамоту о беспошлинной торговле в русских городах, а складочным местом и главным торгом стали Холмогоры.

При установлении дипломатических связей между двумя государствами английское и русское правительства преследовало разные цели, которые оказывали значительное влияние на ведение дел и отношения между государствами. Русский царь, намериваясь начать большую войну с Ливонией за часть побережья Балтийского моря, желал установить постоянные торговые отношения с одним из крупных государств Западной Европы. Он рассчитывал получить и нужные ему для организации военной борьбы предметы вооружения и хороших мастеров. Отношения должны были установиться, по мысли Ивана IV, как в форме экономических связей, так в форме политического союза, который он пытался скрепить династическим браком.

Иначе на дипломатические контакты с Московией смотрела Англия. Для нее основной целью являлось удовлетворение коммерческих интересов. Прежде всего это проявилось в названии общества и его уставе. Главное задачей для англичан явилось открытие новых земель, которые можно было бы использовать как рынок сбыта своих товаров. Кроме того эту территорию можно было использовать в качестве колонии. Однако уже первые посетители Московского государства поняли, что здесь возможно получить лишь торговую прибыль. Вторая задача не могла быть решена ввиду того, что Россия в это время являлась уже самостоятельным государством.

Купцы-предприниматели, оказавшиеся после длительного путешествия в родной стране, стали добиваться от королевы Марии особой хартии на исключительное право торговли с Московским государством. Хартия 6 февраля 1555 года положила начало образованию «Московской компании» («Moscovy company»), которая стала играть значительную роль в англо-русских отношениях второй половины XVI века и XVII века. Торговыми делами компании в Московском государстве ведали особые агенты, которые не всегда являлись членами общества. Они избирались, а лучше сказать, назначались правителем совместно с компанией. Агенты пользовались большой самостоятельностью ввиду того, что управление компанией находилось в Лондоне.

В мае 1555 года Московская компания вновь отправила Ричарда Ченслера в Московию. С ним были два агента - Ричард Грей и Джордж Киллингворт. Целью их посольства стало расширение торговой деятельности. В королевской грамоте, предназначенной Ивану IV, содержалась просьба оказывать покровительство в налаживании отношений между двумя странами. В этот раз русский царь предоставил им еще большие торговые привилегии.

Военные неудачи в борьбе за Ливонские земли заставили Ивана Грозного задуматься о военно-политическом союзе. В ноябре 1567 г. царь поручил английскому послу А. Дженкинсону передать королеве Елизавете поручение, в котором содержалось следующее: «Чтобы между ее королевским величеством и им были вечная дружба и любовь, которые будут началом для дальнейших переговоров», чтобы оба монарха «были за одно соединены (против всех своих врагов); то есть, чтобы ее величество была другом его друзей и врагом его врагов и также наоборот, и чтобы Англия и Россия были во всех делах заодно». Иван IV ожидал прежде всего технической поддержки. Он надеялся на то, что получив оружие из Англии, у него появится возможность выиграть Ливонскую войну. Приглашение квалифицированных мастеров было вторым вопросом, интересовавшим русского царя после заключения политического союза.

Кроме того Иван Грозный просил убежища в Англии, в том случае, если возникнет угроза внутренней смуты, обещая предоставить аналогичную возможность английской королеве. И так как этого не случилось, то русский царь стал добиваться скрепления союза между государствами с помощью своего брака с английской королевой Елизаветой. Однако основной задачей английская сторона видела укрепление для своих купцов беспошлинной торговли и других льгот: «Помощи во всяких претензиях к русскому правительству, защищать их интересы, когда открывались какие-нибудь неблаговидные операции с деньгами и товарами».

Династические переговоры велись секретно, круг посвященных людей был очень узок. И отношения осложнились в тот момент, когда царю было отказано в браке с английской королевой, а вместо Дженкинсона, которому было поручено столь важное поручение, на переговоры прибыл новый человек Томас Рандольф.

Однако царь не оставил своих замыслов и скоро предпринял новую попытку заключения союза. Рассчитывая на помощь английской королевы, летом 1569 г. Иван Грозный подтвердил прежние привилегии Московской компании и предоставил новые. Англичанам было разрешено вести транзитную торговлю через Россию в Персии, искать железную руду в Вычегде и переплавлять монету в Москве, Новгороде и Пскове. Практически год продолжались переговоры, но Елизавета I так и не желала давать положительного ответа. Иван недовольный уклончивыми ответами стал принимать решительные меры в отношении Московской компании. В 1571 году она лишалась прав беспошлинной торговли и торговли с Востоком. Часть ее имущества была конфискована. В результате в англо-русских отношениях наметилось еще большее охлаждение.

Временное охлаждение в отношениях Англии и Московского государства было недолгим. В конце 70-х - начале 80-х годов XVI в. заметно ухудшилось военное положение Московии. Поляки захватили Полоцк, шведы вторглись в Новогородскую землю. Крайняя нужда в боевых припасах вынудила царя возобновить переговоры с англичанами. С просьбой о срочной военной помощи был отправлен Джером Горсей.

Как уже было отмечено, Иван IV на протяжении своего правления, и особенно под конец своей жизни, стремился к союзу с Англией. Ведение дел «приняло форму проекта англо-русского союза против Польши». Закрепить данный союз русский царь желал не только своей женитьбой на самой королеве, но и женитьбой на племяннице королевы Елизаветы Мэри Гастингс. Для переговоров в Англию был отправлен русский посол Ф.А. Писемский, в задачи которого входило узнать отношение английского двора к замыслу Ивана IV, однако он не должен был давать никаких обязательств.

В ответ английская сторона отправила свое посольство, которое возглавлял Джером Боус. Основной задачей посланника было не желание узнать больше о гарантиях в отношении потенциальной невесты, расширить торговые привилегии Московской компании. Обе стороны так смогли добиться поставленных целей.

После смерти Ивана Грозного на русский престол вступил его сын Федор Иванович. Ко всем государям отправили послов, чтобы донести до них эту весть. 14 мая 1584 г. соответствующую грамоту вручили все еще находившемуся в России Боусу. В послании говорилось, что царь просит королеву Елизавету быть и с ним в дружественных отношениях как она была с его отцом. Царь обещал сохранить прежние выгоды для английских купцов, в то же время просил, чтобы английская королева позволила московским купцам торговать в Англии и с другими государствами через Англию. Также царь обращался с просьбой к Елизавете не препятствовать другим иностранным купцам, поставлявшим в Россию свои товары, и пропускала мастеров. Подобные требования отражали совершенно иной подход к отношениям с Англией. Федор Иванович не только стремился исполнить просьбы английских властей, но и ставил вопрос об аналогичных привилегиях для русского купечества. Однако грамота царя Федора так и не добралась до адресата. Посланник Боус, раздосадованный плохим приемом, в Холмогорах выбросил царскую грамоту и дары, а когда прибыл на родину, то изложил случившееся далеко необъективно, чем вызвал гнев Елизаветы на русское правительство.

Все же меркантильные интересы английской королевы победили, и 10 июня 1585 году она направила царю Федору послание, в котором поздравляла его с восшествием на престол и завела речь о торговых отношениях между государствами. Но русский государь не забыл нанесенной ему обиды. Осенью того же года он направил в Лондон сухопутным путем толмача Романа Бекмана с грамотой. В ней содержалась жалоба на поведение посла Боуса. На родину русский посол отправился с грамотой, в которой давалось согласие на торговлю русским купцам в Англии, но с определенными условиями - царь должен был дать Московской торговой компании право исключительной торговли в своих областях.

В дипломатические переговоры вмешался Борис Годунов, летом 1586 г. он направил в Лондон Дж. Горсея с царской грамотой, к которой добавил и свою собственную. Благодаря посольству русское правительство выдало английской компании привилегию на широкие льготы, в том числе и беспошлинную торговлю. Сверх того англичане добились монополии в торговле через все северное побережье России вплоть до устья Енисея. Но отношения были испорчены так называемым «делом Мерша». Один из английских купцов Мерш на имя компании сделал заем у частных лиц и царской казны и объявил, что эти деньги предназначены для общего расхода, в общие товары; между тем товарищи заявили, что деньги он брал без их ведома, т.е. на себя.

Еще до возвращения Бекмана в Московское государство прибыло посольство под руководством Джильса Флетчера. Впрочем, дипломатическая миссия наткнулась на непреодолимые препятствия. Просьбы королевы простить долги купца Мерша, запретить вести торговлю в России, а также через Россию с Востоком другим иностранцам, кроме англичан, не нашли поддержки у Федора Ивановича. Было отказано королеве и в ее желании передать «суд над англичанами» Борису Годунову. Отказ был связан с тем, что к этому времени Россия шла на сближение с Империей и Испанией. Сочувствие русского правительства оказалось на стороне Испании, после того как от оружия англичан погибла испанская «Непобедимая армада». Но несмотря на все препятствия, Джильсу Флетчеру удалось добиться разрешения для английских купцов торговать по Волге, правда, англичане облагались пошлиной.

Во второй половине 90-х гг. XVI века отношения между Англией и Россией осложнились новой проблемой, связанной политикой Англии в отношении Турции. Англия активно торговала на Ближнем Востоке, а Турецкая империя рассматривалась как сила, которая может быть использована против враждебного габсбургского блока. Это вызывало протесты России, для которой Турция была опасным противником.

Политику налаживания контакта с Англией восстановил Борис Годунов, который, как и Иван Грозный, планировал в «крутой момент» бежать в эту страну. Царь покровительствовал англичанам и смог заручиться поддержкой английской королевы еще до своего вступления на престол. После смерти Елизаветы Годунов продолжал попечительскую политику в отношении ее подданных. Кроме того русский царь как бы продолжал традицию Ивана Грозного, он также желал породниться с английским двором. Впрочем, Годунов пытался породниться не только с англичанами, но и с другими иностранными аристократами через своих детей - дочь Ксению и сына Федора.

Неудачей обернулась и другая задумка Бориса Годунова, которая была нацелена на более тесное сотрудничество с Западом: направить русских людей на обучение в Англию. Между тем после завершения обучения «студенты» не пожелали вернуться на родину.

Английское правительство в период правления Бориса Годунова продолжали интересовать экономические стороны англо-русских отношений. Англичане пытались найти возможности через Московию пробиться в Китай и Индию, двигаясь вдоль северных русских берегов. Торговые отношения между государствами в период правления Годунова не менялись, все трения в коммерческих отношениях были устранены к 1599 г.

В 1600 г. страны вновь обменялись посольствами. В Лондон было направлено русское посольство дворянина Григория Микулина и подьячего Ивана Зиновьева. Перед ними была поставлена задача - добиться изменения отношений Англии с Турцией. Микулин должен был узнать, в каких взаимоотношениях находилась английская королева с турецким правительством. Другая задача, стоявшая перед послом, касалась выяснения ситуации на северо-востоке Европы (началась польско-шведская война).

Трудно сказать, как бы развивались отношения России и Англии при Годунове дальше, но с его смертью начался период Смуты, сопровождавшийся многочисленными бедствиями, переворотами, воцарениями самозванцев, военной интервенцией. И только с воцарением Романовых стало возможно новое стабильное развитие отношений России с Англией.

Впрочем, в этот период не прекратились контакты англичан и русских. Россию посетило еще больше британских подданных, а, следовательно, постепенно стали углубляться знания британцев о России. Отношения с Британией, протестантской страной, приобрели в начале XVII века новый оттенок. В британцах (как и в голландцах) русские видели наиболее вероятных союзников, или, по меньшей мере, доброжелателей. Немалую роль в этом сыграл факт их официального неучастия в интервенции.

В период Смуты русское войско продолжало пополняться англичанами, на военной службе у московских царей они стали появляться с конца XVI века. Одним из очевидцев Смуты был человек со сложной судьбой, англичанин Дэвис Гильберт, служивший в русском войске при Годунове, Лжедмитрии, затем перешедший на службу к полякам, и попавший в плен к русским. В поисках средств к существованию на военную службу в Москву поступил Генри Бреретон.

В начале нового столетия о правах на царский престол заявил первый самозванец Лжедмитрий I. Как раз в это время в Москву прибыл английский посол Томас Смит с новостью о воцарении Якова I. И вновь русскому правительству были выдвинуты требования о разрешении английским купцам торговать с Персией и Индией через русские владения, но как и прежде они получили отказ. Впрочем когда Лжедмитрий I появился в Москве в июне 1605 года, то сразу же подтвердил привилегии Московской компании и разрешил торговлю с Персией. Однако налаживанию отношений с Англией помешала смерть самозванца.

Подчеркнем, что в самый острый момент Смуты королю Англии Якову I был предоставлен «Проект взятия Московского государства под покровительство Англии». Проект был создан в тот момент, когда для англичан возникла опасность восшествия на русский престол польского царевича Владислава. В таком случае могла возникнуть угроза потери спокойной торговли на территории Московского государства, но замыслам англичан не удалось сбыться.

В 1613 году на русский престол вступил Михаил Романов, перед которым встали важные задачи - наладить утерянные контакты с европейскими государствами и добиться Россией международного признания. В этом же году царь Михаил посчитал нужным отправить в Англию с извещением о восшествии на престол дворянина Зюзина. Однако на него были возложены и другие поручения, посол должен был добиться поддержки в борьбе против шведов и поляков, а также просить о помощи деньгами и военными припасами, которые были нужных для отражения внешней опасности. Царскому посланнику был оказан «добрый» и даже ласковый прием. Несмотря на то, что король Яков объявил посланнику о желании продолжать дружественные отношения с русским царем, вопрос о помощи обошел стороной.

Зюзин возвратился в Москву в октябре 1614 г., куда ранее уже прибыл английский посол короля Якова I Джон Мерик. Этот английский посланник сыграл важную роль в признании царя Михаила Федоровича иностранными государствами. На посла было возложено поручение добиться подтверждения старых привилегий английских купцов и получить разрешение англичанам торговать через территорию России с Персией, а также найти путь в Восточную Индию по рекам Обь и Лена. Желая получить удовлетворить эти цели, английский король разрешил своему послу принять на себя посредничество между Россией и Швецией. Благодаря стараниям Джона Мерика 26 февраля 1617 г. был подписан знаменитый Столбовский мирный договор между Россией и Швецией. Кроме того Англия первой признала нового московского государя.

Вплоть до 1649 г. англичанам удавалось сохранять старые и получать новые привилегии, они не утратили возможности пользоваться на территории Московского государства правом беспошлинной торговли. Не добившись успеха в своем деле Джон Мерик отправился на родину в 1621 г.

При Михаиле Федоровиче страну стали активнее посещать английские ученые, доктора, архитекторы, военные, которые находились на службе у русских царей. В 1618-1619 годах Россию посетил выпускник Оксфорда Ричард Джемс. В 1618 году в составе посольства Дэгли Диггса Москву посетил знаменитый ученый ботаник Традескант. Из каталога, изданного сыном Традесканта после его смерти, известно, что в саду ученого находилась Rosa Moscovita - московитская роза, вывезенная из России с Розового острова в дельте Двины. В 1621 году в Москве появился британец Христофор Галовей, который отрекомендовал себя как часовых дел мастер.

Ближе к середине XVII века русские послы становятся свидетелями государственных потрясений Британии. Посланный после смерти Михаила Федоровича в Англию гонец Г.С. Дохтуров стал свидетелем начала революции. Несмотря на торжественность и пышность приема, оказанного русскому посланнику, его так и не допустили к королю, а поэтому своей главной миссии - вручения царских грамот Карлу I он выполнить не смог. Около полугода русский посланник пытался добиться царской аудиенции, каждый раз его просьбы о встрече наталкивались на отказ.

На родину Дохтуров доставил царю грамоту парламента, где основным желанием было сохранение для английских купцов прежних привилегий. Как бы то ни было, вскоре после возвращения посольства на родину, царь в 1646 г. лишил английских купцов права беспошлинной торговли в России. Лишение беспошлинной торговли явилось тяжелым ударом для английских купцов. По этому поводу в Москву в 1647 г. был отправлен английский посланник Люк Найтингэм. С собой он привез грамоту Карла I, в которой последний выражал свое удовлетворение по поводу наказания мятежных купцов через взимание пошлин, а также просил об отпуске зерна. Просьбу короля московское правительство удовлетворило частично.

Одновременно с Найтингэмом время в Москву прибыл другой английский посол Томас Бонд с новой грамотой от короля Карла I, в ней он просил русского царя возвратить прежнее право на беспошлинную торговлю. Впрочем, московское правительство не пошло на уступки и посланнику ответили, что пошлина наложена по причине Крымской войны.

Положение английского купечества в России еще более ухудшилось после того, как в Англии в 1649 г. был казнен король Карл I. Это событие стало причиной внезапного разрыва развивавшихся в течение уже почти ста лет дипломатических отношений. Вплоть до казни короля правительство Алексея Михайловича внимательно наблюдало за событиями революции, а на просьбы о помощи отвечало молчанием, затягивая переговоры. 1 июня 1649 года появился указ Алексея Михайловича о высылке всех британских купцов с такими словами: «А ныне … всею землею учинили большое злое дело, государя своего, Карлуса короля, убили до смерти … и за такое злое дело в московском государстве вам быть не довелось». Принятый царем указ, с одной стороны, являлся реакцией на казнь английского короля, а с другой - ответом на многочисленные челобитные русский купцов.

С этого периода все дипломатические и торговые отношения с Британией были прерваны. В результате чего неизбежно ослабел интерес к России. Например, в Англии с 1649 г. по требованию пуритан были закрыты все театры, с шекспировских времен ставшие источником широкого распространения сведений о «Московии».

Весной 1650 г. в Москву прибыл посланник Карла II граф Джон Колпоппер. Посол должен был добиться отмены царского указа от 1 июня 1649 г., однако Алексей Михайлович не считал возможным вернуть прежние льготы английской торговле. Кроме того посол должен был добиться от русского правительства для Карла II денежного заема в размере 100 тысяч рублей. В первой просьбе было категорически отказано. Вторая же - была удовлетворена частично, ему выдали заем в размере 20 тысяч рублей, причем не деньгами, а мехами.

Между тем царское противостояние революционному правительству Англии оказалось недолгим. С утверждением в Англии протектората Оливера Кромвеля отношения между государствами стали постепенно улучшаться. В начале 1655 г. в Россию прибыл посланник Кромвеля Уильям Придо, основной целью которого было возвращение английским купцам торговых привилегий. Вдобавок посольству было поручено еще одно немало важное задание, добиться дипломатического признания правительства Кромвеля. У. Придо так и не удалось добиться прав беспошлинной торговли.

Упразднение в Англии республики и восшествие на престол короля Карла II способствовали возобновлению дружеских отношений между двумя государствами. Узнав о восстановлении в Англии законного монарха, в Лондон отправили царского посланника Ивана Гебдона с просьбой к королю нанять на русскую службу три тысячи военных людей. Карл дал свое согласие и вручил посланнику грамоту для царя. В ней говорилось о вступлении легитимного монарха на престол, а также содержалась просьба о возвращении английским купцам прежних привилегий.

Уже в первые месяцы 1662 г. в Москве готовилось великое посольство в Англию. В его состав вошли князь Петр Прозоров, дворянин Иван Желябутинский, дьяк Иван Давыдов и др. Задачи посольства были следующие: поздравить Карла II с принятием престола, уверить его во взаимной дружбе и переписке и т.д. Вместе с тем официальной целью посольства являлся заем денег в европейских государствах, да и в самой Англии. Посольство было принято торжественно, однако послам было все-таки отказано в денежном займе.

Через два года в Москву прибыло ответное посольство во главе с графом Карлейлом. Через него английский король подтверждал желание находиться в дружественных отношениях с русским царем. Кроме того для Карлейла ставилась задача добиться возвращения английским купцам прежних торговых привилегий. Поставленных целей граф так и не смог добиться, а как писал Ф. Мартенс: «Благодаря посольству графа Карлейля, взаимные сношения между Россией и Англией изменились к худшему».

В этом же году, в августе 1664 г., царь Алексей Михайлович отправил в Лондон новое посольство во главе с Василием Дашковым с поручением донести жалобу на дерзкое поведение английского посла. Посол постарался объяснить, что основанием братской дружбы между монархами заключается их «взаимное благожелание», а не возвращение англичанам торговых привилегий. Однако переговоры так и ни к чему не привели.

После провалившихся переговоров с Лондоном дело было поручено Патрику Гордону. В июне 1666 г. царь отправил посланника в Англию с миссией, которая не принесла успехов русскому правительству. В грамоте, врученной Гордону, Алексей Михайлович затрагивал интересовавший англичан вопрос о привилегиях, объясняя введение пошлины крайней необходимостью из-за ведения войны с польским королем и крымским ханом. Кроме того русский государь объяснил английскому правительству свой запрет покупать у английских купцы товары в Архангельске тем, что в Англии свирепствовала чума. В 1667 г. русский царь издал указ, согласно которому иностранные купцы облагались двойной пошлиной в сравнении с русскими негоциантами. Возмущению англичан не было границ. Кроме того положение английских купцов ухудшилось из-за конкуренции с голландцами. Чтобы добиться улучшения осложненных дел, правительство Карла II неоднократно пыталось добиться возвращения привилегий при Алексее Михайловиче, а затем после его кончины и вступлении на престол нового царя - Федора Алексеевича. Хотя уже ничто не могло изменить сложившегося положения дел, англичане, как и другие иностранные купцы, должны были выплачивать пошлины. С одной стороны потеря торговых привилегий стала результатом политики укрепления национальных торговли и промышленности, а с другой - следствием революционных событий в Англии.

Можно сказать, что при Федоре Романове вопрос о торговых привилегиях англичан в России окончательно был решен. Теперь английские купцы подчинялись тем же порядкам, что и остальные иностранцы. Впрочем, английское правительство еще долго не могло смириться с этим положением и неоднократно пыталось вернуть прежние торговые привилегии.

Таким образом, в развитии русско-английских связей и отношений в XVI-XVII вв. можно выделить несколько периодов. Отметим, что начальные и конечные рамки периодов весьма условны.

)1553-1571 гг. - время знакомства двух стран и начало активных дипломатических и торговых отношений.

)1570-е годы - охлаждение русско-английских связей.

)Начало 1580-х гг. - 1584 г. - попытки Ивана IV возобновить дипломатические отношения в связи с необходимостью союзника во внешней политике.

)1584-1598 гг. - инертный характер взаимоотношений, хотя между государствами продолжали вестись дипломатические и торговые переговоры, но к успеху они не приводили.

)1598-1605 гг. - период активного налаживания контактов.

)1605-1613 гг. - период нестабильных русско-английских отношений (однако Англию Россия видела наиболее вероятным союзником).

)1613-1649 гг. - возобновление двусторонних дипломатических и торговых отношений, хотя торговые привилегии английским купцам в прежнем размере возвращены не были.

)1649-1660 гг. - разрыв дипломатических и торговых отношений России с Британией по причине казни английского короля.

)1660-1682 гг. - возобновление дружеских отношений между странами, связанное с Реставрацией династии в Англии.

За полтора столетия оба государства прошли сложный и тернистый путь сотрудничества. Нередко между ними возникали непреодолимые препятствия. Однако были моменты, когда появлялась необходимость во взаимном сотрудничестве. Английские дипломаты, купцы, военные специалисты, медики не только проявляли живой интерес к русской культуре, но и знакомили русских со своей.

Глава 3. Взаимные представления о посольском обычае и властных отношениях

.1 Представления англичан и русских о посольском культуре и дипломатическом этикете

Становление Москвы как центра единого государства, его активное вовлечение в мировую жизнь превращало город в центр внешних связей. С середины XVI века международные контакты настолько увеличились и усложнились, что возникла необходимость в организации единой дипломатической службы, и в 1549 году был создан Посольский приказ. Ему надлежало не только вести дела, переписку, отправлять русских послов за границу и принимать в Москве иностранных посланников и торговцев, но и вырабатывать особый посольский церемониал, обустраивать на местное жилье «посольских людей». Однако сами правила дипломатических переговоров, сложились еще до начала XVI века и просуществовали без особых изменений до XVIII века.

Традиционное московское гостеприимство не оставляло равнодушным никого из многочисленных иностранных гостей, посещавших город, и каждый из них стремился оставить свидетельства о способе приема послов и обхождения с ними. Впечатления от посольских церемоний они старались фиксировать в своих путевых записках, дневниках, мемуарах.

Английские дипломаты познакомились с русским посольским обычаем в середине XVI века, когда Англия стала посылать своих официальных представителей в Московское государство. Успех дипломатической миссии во многом зависел от знания иностранцами тонкостей русского посольского церемониала и точного следования заранее определенным правилам поведения, особенно во время царских приемов, обставлявшихся с особой торжественностью.

Первым английским дипломатом, попавшим в Россию в 1553 г. оказался Ричард Ченслер, который выдал себя за королевского посла. Это требовало немалой смелости и решительности, так как полномочий посла он не имел. В эту первую экспедицию в русские земли англичанам пришлось действовать, полагаясь в основном на свой жизненный опыт, заменявший знание дипломатических тонкостей и уловок.

Ченслер и его спутники были приняты представителями русских властей в соответствии с посольским обычаем того времени. После того, как английские корабли пристали к устью Северной Двины, местные жители сообщили об этом в Холмогоры, где англичане были гостеприимно встречены градоначальником Феофаном Макаровым и земским судьей Филиппом Родионовым. Они же написали царю Ивану IV о прибытии англичан и отправили гонца с письмом в Москву. Англичанин отметил, что пока он вел разговоры о снабжения продовольствием своей команды, русские «…послали тайно гонца к царю, чтобы сообщить о прибытии иностранцев и вместе с тем узнать, как ему угодно поступить с ними».

Судя по данным, приведенным Л.А. Юзефовичем, упомянутая англичанином процедура, являлась важной практикой в организации дипломатической службы. По прибытию в Московию иностранных послов воеводы должны были отправить гонца ко двору государя, чтобы известить его об их приезде. Царь должен был отправить распоряжения о дальнейших действиях. Только после этой формальности иностранный дипломат мог продолжить путь к столице.

Из сочинения Ченслера можно сделать вывод, что прием английских послов проходил в торжественной обстановке и отличался пышностью действий: «Когда великий князь занял свое место, толмач пришел за мною во внешние покои, где сидели сто или больше дворян, все в роскошном золотом платье…». Центральной фигурой был сам царь, наряд которого олицетворял силу и могущество власти: «…Сам великий князь сидел <…> на позолоченном сидении в длинной одежде, отделанной листовым золотом, в царской короне на голове и с жезлом из золота и хрусталя в правой руке…».

Последовательность действий во время приема была определена заранее. После представления посланников царю Ченслер вручил ему письмо английского короля, затем русский «император» задал вопрос о здоровье Эдуарда, вслед за этим англичане вручили царю свои подарки, а в конце приема иностранцы были приглашены на обед, что случалось не всегда и означало особую милость к послам: «Когда я отдал поклон и подал свои грамоты, он обратился ко мне с приветствием и спросил меня о здоровье короля, моего государя».

На английских гостей, видимо, произвело сильное впечатление несколько подавляющее великолепие и богатство зала, где было устроено угощение, и величественность самого обеденного обряда, когда царь дарует каждому гостю хлеб и еду, называя его по имени: «Прежде чем были поданы яства, великий князь послал каждому большой ломоть хлеба…».

Стоит отметить, что церемониал встречи иностранного дипломата на границе был неодинаков и зависел от ранга дипломата, от того, откуда он прибыл и с какой целью. А сама церемония встречи посла на границе была для Москвы фактически первой возможностью продемонстрировать ту дипломатическую линию, которую она вела по отношению к тому или иному иностранному монарху. Переговоры, которые проходили с иностранными послами, могли быть менее официальны, где допускались отступления от дипломатического этикета, но уже по поведению послов во время первой аудиенции и ответным действиям государя можно было предполагать - будет ли благоприятным исход посольства.

«Честь», оказанная Ченслеру и его спутникам, была не просто проявлением гостеприимства, а символизировала дружеские взаимоотношения России и Англии; собственно, «честь» воздавалась не посланникам, но английскому королю, «брату» русского царя.

Удачная миссия предыдущего посла и прекрасные перспективы, которые открылись перед Русским государством и Англией, позволили встретить второго английского дипломата с великим почестями. Правительства обоих государств через этого посла надеялись упрочнить торговые, экономические и дипломатические контакты. В своих путевых заметках А. Дженкинсон отметил, что его и экипаж по прибытию уже ожидали и встретили с особой благосклонностью: «Русский посланник со своей свитой в большой радости сошел на берег…».

В своем отчете Дженкинсон подробно описывал этот прием, с удовольствием отмечая, что он был допущен к руке царя: «25-го, в день Рождества, я был принят царем и поцеловал его руку», а также то, что «император» сам, а не через бояр, пригласил его на обед: «Когда я поклонился царю, он собственными устами назвал меня по имени и пригласил меня к обеду». Обряд целования руки царя послами не всегда практиковался и должен был означать особую посольскую честь. Кроме того посол отметил, что царь назвал посла по имени и даже передал ему из своих рук чашу с вином: «… Я получил от царя из его собственных рук несколько кубков с вином медом…». Видимо, Дженкинсон хорошо разбирался в русских дипломатических обычаях и принимал эти знаки внимания как дань особого уважения к стране и королеве, которых он представлял.

Подобного уважения удостоился и другой английский подданный («Неизвестный англичанин»), который отметил, что каждому иностранному гостю царь передал хлеб и напитки со словами: «Царь и Вел.[икий] Князь жалует тебя сегодня хлебом», «Царь и Вел.[икий] Князь, жалует тебя питьем».

Принцип взаимности позволял московским дипломатам требовать от иностранного монарха предоставление таких же знаков внимания к послу и в его лице к государю, его направившему, какой бы оказан ранее послу этого монарха в Москве, и наоборот. Нарушение таких принципов в любых церемониальных нюансах рассматривалось как демонстративный жест, свидетельствующий об изменении в ту или иную сторону отношения к послу лично, либо к государю его направившего. Русские посланники внимательно следили за исполнением этих требований и записывали в свои статейные списки все до мельчайших подробностей. Они оставляли описания аудиенций и торжественных обедов, протоколы переговоров, перечни подарков, реестры поставленного продовольствия и многое другое.

В статейном списке Федор Писемский сообщил, что его встретили с большими почестями. Естественно это делалось для того, чтобы подчеркнуть исключительность положения русского государя. Посла приветствовали самые лучшие и высокопоставленные люди Елизаветы I: «… как Федор и Неудача под скрабом из судов вышли, и тут встретил их тово городка урядник местер Пекот да с ним посадцкие лутчие люди; и розппрося у толмоча Елизара про Федора и Неудачу, дали им двор, а к воеводе того городка послали с вестию».

Кроме того дипломат в своем статейном списке упоминал о том, что до королевского двора их доставляли на карете: «…И туто была от королевны встреча с колымагами…». По английскому посольскому этикету положено было украсить шествие иностранного дипломата его въездом в карете. Возник такой обычай по причине того, что английские и русские путешественники прибывали морским путем, и у них не всегда возможность держать при себе хороших лошадей, чтобы украсить собой посольское шествие.

Другого русского посла встретили еще более пышно и торжественно. Прием Григория Микулина отличался особой помпезностью: «А как Григорий и Ивашко вышли из судов на берег, и встретил Григория и Ивашка королевнин дворовой воевода, лорд Хаберт, Пентброк, а с ними князья, и дворяне, и дети боярские, и алдерманы, и гости на жеребцах, на конех, в наряде и золотых цепях, человек с триста; и пешие многие люди, да королевнинных дворовых людей дробантов человек со сто, с рогатинами з золотченными и з корды <…>, а на платье у дробантов шиты королевнины печати золотом». Однако не стоит забывать, что эта «честь» воздавалась не послу, а Борису Годунову, за его покровительственное отношение к англичанам. Русскому посланнику в Англии, как и английским дипломатам в России, пришлось дожидаться пока королеву известят о его приезде: «…А мне деи поставя вас на подворье, ехати наперед вас в Лунду, чтоб деи государыне нашей, Елисавет-королевне, про ваш приезд известно было».

Послы бдительно следили и за тем, чтобы русского государя на приемах именовали «братом». Об этом непременно сообщали в статейных списках, передавая разговор, который проходил между ними и королевой Елизаветой I или ее подданными. Микулин с особым удовольствием отметил это правило, записывая послание английской королевы, переданное лордом Хабертом: «… И велела вас спросити про любительного своего брата, про великого вашего, царя и великого князя Бориса Федоровича».

Не изменилась процедура встречи послов и в XVII веке, хотя стали появляться досадные недоразумения, ставившие под вопрос дальнейший ход переговоров. В феврале 1664 г. в Москву было отправлено посольство родственника короля графа Карлейла, однако, как свидетельствовал шотландский майор Патрик Гордон, посол простоял два дня: «Из-за ошибки гонцов, сновавших по Тверской дороге, откуда обычно прибывают послы всех стран и где с обеих сторон были расставлены иноземная и русская пехота и кавалерия <…> послу не удалось совершить въезд (в Москву), пришлось с великими неудобствами ночевать в деревеньке Прутки, что весьма его возмутило». Посол потребовал извинений, которые русское правительство обещало удовлетворить. Как подчеркивал Гордон позже Карлайлу оказали «самый блестящий прием с обычными церемониями».

Английские дипломаты непременно отмечали в записках о торжественности въезда в Москву, сценарий которого разрабатывался заранее дьяками Посольского приказа. Они определили день и время вступления в столицу иностранных гостей. Нередко улицы города наполнялись толпой зевак, а иностранных гостей встречали большое количество приближенных ко двору людей.

Споры и препирательства по вопросам дипломатических обычаев возникло в ходе посольства Дж. Боуса. Въезд посла в Москву наблюдал английский купец Джером Горсей: «Как было назначено, около 9 часов в этот день улицы заполнились народом и тысячи стрельцов <…> стояли на всем пути от его двери до дворца царя». Однако, по свидетельству Горсея, английского посланника с самого начала не устроил прием. Ему не понравилась лошадь, присланная ему царем: «...Он был недоволен тем, что его конь хуже, чем у князя, отказался ехать верхом и отправился пешком, сопровождаемый своими слугами…». Ему показалось, что «иноходец не так хорош, как конь под встречавшим его князем И.В. Сицким».

С момента встречи иностранные послы переходили на полное государственное обеспечение продовольствием и пожалованиями. Отказ от отдельных разновидностей продовольствия мог привести к негодованию царской особы и нарушению посольского обычая. Английские дипломаты и русские послы также не могли оставить это без внимания. Хотя не всегда в своих отчетах послы объективно освещали данный обычай. Из-за того, что переговоры Боуса продвигались плохо, и он не мог добиться поставленных перед ним задач, он стремился всячески опорочить русское правительство в глазах английской королевы. А надменность и строптивость посланника стали причиной нарушения русского посольского обычая. Как отмечал Дж. Горсей, посол жаловался на то, что ему давали плохой корм: «Король (the Kinge), чествовал посла; большие пожалования делались ему ежедневно продовольствием; все это ему позволялось, но однако, ничто его не удовлетворяло, и это вызывало недовольство» .

Английское правительство также старалось обеспечить русских послов продовольствием. Писемский записал, что «…и как ему про Федора и про Неудачю сказали, и он велел дать двор и корм».

Еще одной отличительной особенностью посольского обычая было то, что иностранные дипломаты непременно привозили подарки («поминки») и получали их взамен. Дары означали знак особого расположения царских особ друг к другу. Помимо ценных вещей в список «поминок» часто входили ценные птицы и породы животных.

С особой гордостью Дж. Горосей повествовал о подарках, которые он преподнес от Елизаветы I Федору Ивановичу, когда тот вступил на русский престол: «[Первым шел] прекрасный белый бык, весь в природных черных пятнах, его зоб висел до самых колен, у него были поддельно позолоченные рога и ошейник из зеленого бархата, украшенным красным шнурком <…> Двенадцать псарей провели двенадцать огромных бульдогов, украшенных бантами, ошейниками и проч., затем привезли двух львов в клетках…». Наличие таких богатых подарков говорило об особом расположении к русскому государю и желании сохранить прежние дружеские отношения между Россией и Англией.

По свидетельству Дж. Горсея, вернувшегося из Москвы в 1586 г. и привезшего драгоценные подарки от Федора Ивановича и Бориса Годунова: «Королева смотрела из окна на двух белых кречетов, свору собак, ловчих соколов и на двух ястребов; она приказала лорду Кемберленду и сэру Генри Ли заботиться и хорошо ухаживать за ними. Ее величество указала в окно и сказала, что это действительно редкий и настоящий царский подарок»

Русские посланники, отправляясь с дипломатическими миссиями, также брали с собой дары для английской королевы не только от царствующей особы, но и от себя лично. Ф. Писемский отмечал: «… Федор и Неудача явили королевне от себя поминков: Федор сорок соболей, да пару соболей, а Неудача сорок соболе, да толмач Роман Бекман пару соболей». Поминки русских государей в Европу отсылались мехами, а чаще всего соболями. Иногда отсылали кречетов и соколов, еще реже - детали конского убранства, преимущественно восточной работы. Подношение английской королеве встречаем и в статейном списке Г. Микулина: «И после того Григорий явил королевне сорок соболей да две пар».

Первым, кто позволил себе нарушить этот обычай, стал Дж. Боус. 12 августа 1583 г., едва вступив на палубу английского корабля, дипломат избавился от царских грамоты и подарков («поминки» предназначались королеве и состояли из соболиных мехов): «Когда он прибыл в бухту св. Николая и погрузился на корабль, он [дал волю] несдержанности, грубости в адрес того дворянина, который его провожал, изрезал всех соболей и порвал письма в клочья, наговорил много высокомерных слов в адрес царя и его совета».

В XVII веке в царствование Алексея Михайловича произошел подобный схожий случай. Посол Карлейль, раздосадованный исходом переговоров с русским царем, покинул Москву ни с чем. Его гнев был настолько велик, что он, по свидетельству Гордона, даже отказался от подарка - соболей, заявив, что «ему не пристало извлекать никакой выгоды для себя, ибо в деле своего повелителя, ради коего явился, он не получил удовлетворения».

Охота еще один элемент посольского обычая, который использовался в различных дипломатических целях, либо с целью продемонстрировать послу благорасположение принимающей стороны, либо, наоборот, для создания предлога для уклонения от общения с нежелательным послом, везшим неприятные вести или предложения. К XVII в. охота все прочнее входит в обиход церемониального общения московского правительства с приезжими дипломатами. Позднее охота с участием послов стала организовываться не царем, а его приближенными боярами и даже провинциальными воеводами.

Первое упоминание об охоте содержится в записях Дж. Горсея. Английского посланника на охоту вблизи Москвы пригласил Борис Годунов. При выезде за Кремлевскую стену их окружала небольшая группа сокольников и слуг, а вблизи ехало «еще около пятисот всадников из молодой знати и придворных, якобы для оказания ему почестей» и с тем, чтобы полюбоваться на любимую царскую забаву - охоту кречетов на журавлей, цапель и диких лебедей»

В статейных списках русских послов всего несколько раз упоминается о приглашении от зарубежных монархов принять участие в королевской охоте. Английская королева Елизавета I обычно приглашала русских послов на охоту «в свои заповедные островы оленей бити и зацев травити». Ф. Писемский первый, кого пригласили принять участие в этой забаве: «Королева вас жалует любячи брата своего а вашего государя, и хотя с ним добрые дела; а то де и мы ведаем, что у васнечил говейно: вы мяса не едите, него де мы мясо едим; а не поехати де вами с нами, и королевне бу за вас досадно».

Подобного же приглашения удостоился дворянин Григорий Микулин. Встречавший их королевский ловчий, сославшись на приказ Елизаветы, говорил: «Государыня велела вас тешить в своих заповедных островеях. Где сама тешитца; а в те деи островы нихто не въезжает, ни князи, ни бояре, и иных государств послы и посланники; а то де королевна делает, любя брата своего, великого государя вашего, а вас жалуючи».

Подводя итоги, можно с уверенностью сказать, что русской дипломатической практике XVI - XVII вв. была свойственна строгость в отстаивании посольских норм. Всякое правило этикета отражало заботу о престиже государства и служило охранению «государевой» чести. Русские дипломаты упорно отстаивали право придерживаться собственного посольского «чина», заставляя иностранцев выполнять все положенные церемонии. Англичанам, относившимся к посольскому церемониалу значительно проще, было трудно привыкнуть к строгим русским правилам, которые казались им унизительными и ненужными. Но при этом английские дипломаты сами часто вступали в споры по поводу этикета, в упорстве не уступая русским. Кроме того правители использовали во внешнеполитических целях охоту и природные дары, которые служили знаками царского внимания.

3.2 Представления англичан и русских о власти, правителе и государственных институтах

Отношения власти на протяжении столетий представляли собой фундамент всякого политического сообщества. В образах власти (будь то церемонии или книжные миниатюры) в обобщенном и синтезированном виде складывались самые разные мнения современников как о собственном мире, так о чужом, а традиционные установки культуры сочетались в них с сиюминутной политической актуальностью. Образ власти представляет собой результат и продукт коммуникации, феномен, о существовании которого можно узнать только в процессе взаимодействия между создателем и воспринимаемым им объектом образа. Это явление существует постольку, поскольку оно может быть воспринято из совокупности знаков или символов, отражающих определённую смысловую нагрузку. Поэтому это явление должно рассматриваться не только как продукт социальной коммуникации, но и как передача определённой идеи.

Уже с первых шагов на почве Московского государства наблюдательный иностранец начинал чувствовать вокруг себя, на людях, которых он встречал, могущество действовавшей власти. Иностранец, приезжавший в Москву, и без особенной наблюдательности, только присматриваясь и прислушиваясь к тому, что происходило и говорилось вокруг него, мог понять значение и размеры власти московского государя. По описанию английских посланников, русский царь стоял неизмеримо высоко над своими подданными и властью своею над ними превосходил всех монархов на свете. Власть одинаково простиралась как на духовных, так и на светских лиц.

Англичане, попавшие в Россию в XVI, да и в XVII вв., были крайне удивлены «беспрекословной подчиненностью», с которой подданные относились к московскому государю. Ричарду Ченслеру показалось очень необычным фактом то, что «…русские люди находятся в великом страхе и повиновении…». Его поражала такая благоговейная покорность русского народа своему государю. Эта черта русских людей в некотором роде заставила его посетовать на своих соотечественников: «О, если бы наши смелые бунтовщики были бы в таком же подчинении и знали бы свой долг к своим государям». Кроме того Ченслера изумило рвение русских служить своему государю: «…Они просят, чтоб им позволили служить великому князю…», в то время как на англичане имели возможность предоставить на службу вместо себя другого.

Помимо этого англичан интересовал сам механизм отношений между господином и поданным. Вот одна из ситуаций описанная Ченслером: «…У него немедленно отбирали имение. Кроме маленькой части на прожиток ему и его жене. Он даже не может пожаловаться на это, он ответит, что у него нет ничего своего, но все его имение принадлежит Богу и государевой милости; он не может сказать, как простые люди в Англии, если у него что-нибудь есть, что оно - ?Бога и его собственное?». Это типичная ситуация для России того времени. Пример, приведенный Ченслером, касался поместной системы XVI в. Поместья давались за военную службу, причем их нельзя было продавать, обменивать и наследовать. Эта история сильно удивила англичанина, поскольку по законам его страны такого не могло произойти.

Другой английский посол Джильс Флетчер полагал, что русские люди не осознавали своей мощи и поэтому находились в рабском состоянии по отношению не только к царю, но и к боярам «…Это можно видеть из собственного сознания их в просьбах и других бумагах, подаваемых кому-либо … здесь они сами себя называют и подписываются холопами, т.е. их крепостными людьми или рабами, так точно, как в свою очередь дворяне признают себя холопами царя. Поистине, можно сказать, что нет слуги или раба, который бы более боялся своего господина или который бы находился в большем рабстве, как здешний простой народ, и это вообще, не только в отношении к царю, но его дворянству, главным чиновникам и всем военным». Нарекая себя в прошениях, челобитных холопами дворяне или бояре на самом деле выражали смирение, послушание, а также стремились реализовать известную формулу - «уничижение паче гордости». Это речевое поведение, когда субъект выражал исключительную скромность, в отношении к человеку, который занимал более высокое положение. Кроме того английский посол отметил следующее: «…Если бедный мужик встретится с кем-либо из них на большой дороге, то должен отвернуться, как бы не смея смотреть ему в лицо, и пасть ниц, ударяя головою оземь, так точно, как он преклоняется пред изображениями своих святых». Надо отметить, что Флетчер достаточно мало общался с русским народом, чтобы увидеть наглядное подтверждение своих слов. Возможно, данный вывод был сделан на основании верно подмеченного факта другими иностранцами.

Не желая признавать, что русский царь был могущественнее английской королевы, поскольку владел огромной территорией, Флетчер сделал такой вывод: «Если бы все владения русского царя были бы обитаемы и заселены так, как заселены некоторые места, то едва ли бы мог он удержать их под своей властью или же пересилил бы всех соседних государей». Английский дипломат всячески пытался убедить английских читателей в том, что в Русском государстве процветала тираническая форма правления. Кроме того Флетчер сравнивал ее с той, что была в Турции: «Правление у них чисто тираническое: все его действия клонятся к пользе и выгодам одного царя и, сверх того, самым явным и варварским образом». Все люди в стране, по его мнению, были угнетены несправедливыми податями и налогами. Любые ценности сразу же переходили в царские сундуки. Боярская дума и Церковь находились в упадке, все решения зависели от воли царя и царицы, ни одной наследственной должности или звания не было.

Без каких-либо примеров и доказательств Флетчер сделал вывод о том, что в Русском государстве «угнетение и рабство так явны и так резки, что надобно удивляться, как дворянство и народ могли им подчиняться». По его мнению, дьяки находились в полном подчинении у царя, князья были без власти, силы и доверия со стороны народа. И те, и другие были назначены лишь для того, чтобы угнетать простых людей и «стричь с них шерсть не один раз в год». В России на самом деле существовала четко разработанная система налогообложения. Согласно ей, налоги платились раз в год. Размер их зависел от собственности налогоплательщика.

Заблуждался насчет пределов власти русского царя и Турбервилль. В своих стихах он писал о произволе власти у русских: «…Законы не властны, но все зависит от воли короля - убить или помиловать, и это - без всякой причины; на все то воля божья»; «Его Величество выслушивает сам все жалобы и сам же устно произносит приговоры по всем делам, и без замедления, только в духовные дела не вмешивается, но представляет их целиком Митрополиту».

Подобного мнения придерживались Антоний Дженкинсон и Джером Горсей, которые также отмечали могущество и силу русского царя. А. Дженкинсон указал на зависимость русских от своего царя даже в самых незначительных делах: «Свой народ он держит в большом подчинении; все дела, как бы они не значительны были, восходят к нему».

Джером Горсей оправдывал единовластие московского государя: «…Столь обширны и велики стали его владения, что они едва ли могли управляться одним общим правительством <…> однако под его единодержавной рукой монарха они остались едиными, что привело к его могуществу…». Следовательно, лишь единовластный правитель мог создать сильно и мощное государство, каким явилась для Горсея Россия. Данное заключение основано на объективных знаниях и представлениях о власти московского царя и государственном устройстве. Англичанин длительное время жил на территории Московского государства и поэтому знал об его устройстве не понаслышке. Вместе с тем Горсей отмечал, что усилились не только власть царя, его могущество, но и его жестокость, которая «…породила столь сильную всеобщую ненависть, подавленность, страх и недовольство, что возникало множество попыток и замыслов сокрушить этого тирана…». Тирания, которая установилась в период правления Ивана Грозного, породила внутри страны и у ее подданных всеобщее подозрение.

Русские послы XVI в., побывавшие при дворе английской королевы, сравнивали ее могущество с властью московского государя. Особенно почтительно относились они к царской особе в то время, когда между государства установились дружественные отношения. Федор Писемский представления о том, что власть земная является продолжением власти небесной, перенес на королеву Англии Елизавету I. Политическое равноправие между правителями русский посол стремился доказать каждый раз при общении с королевой: «Волен бог да королевна, как ей угодно, и она так и чинит, а мы ему, своему господину, ради».

Федор Писемский один из первых упомянул в статейном списке о членах Тайного Совета, который начал формироваться вокруг английской королевы: «И как Федор и Неудача вошли х королевне в полату, и встреча им была у дверец - королевнины ближние советники князи уделиые, князь Робор Лестерский, да князь Унтюнтенской <…>. А середь полаты была встреча: королевнинны же ближние советники - князь лорд Георд, да Христофор Хатен». Тайный Совет, что существовал при королеве, занимал скромное место. И хотя принцип формирования чиновничества Совета следовал новым веяниям, работа Совета по-прежнему согласовывалась с традиционными стереотипами, престиж принадлежности к королевской курии или двору продолжал преобладать.

Другой русский посол Григорий Микулин власть английской королевы сравнивал с властью русского царя, что выражалось в его поведении во время обеда во дворце Елизаветы: «Великий государь наш, царское величество, Елисавет - королевну зовет собе любительною сестрю, и мне, холопу его, при ней рук умывати не пригодитца». Свое почтение к королевской особе посол доказывал не только словесно, но и поведением: «…На королевнино жалованье челом бил, и блиско королевны не сел».

Царские особы Англии и России сами часто в своих посланиях отмечали равноправие, силу и могущество правителя, к которому обращались, дабы высказать не только свое уважение и «братско-сестринскую любовь», но не умалить достоинств участника диалога. «Могущественнейший государь, весьма приятно для нас вспоминать дружество вашего величества к нам и к нашим подданным» - так начинала свое обращение английская королева к русскому царю, прежде чем приступить к вопросам, интересовавшим ее. Иван IV также не оставался у нее в долгу и обращался к ней со всей любезностью, называя королеву своей сестрой: «И мы ту твою грамоту сестры своей вычли и вразумели…».

Однако учтивое отношение было не постоянным. Все менялось при малейших недовольствах, когда желания царственных особ не совпадали. Грамота королевы Елизаветы I от 18 мая 1570 г. привела русского царя в неописуемый гнев, так как она не стремилась удовлетворить его просьб. В своей ответной грамоте от 24 октября 1570 г. Иван IV не только выражал возмущения и упреки королеве, но и раскритиковал английские парламентские порядки, усматривая в них причину подобного поведения: «Мы думали, что ты в своем государстве государыня и сама владеешь и заботишься о своей государевой чести и выгодах государства, поэтому мы и затеяли эти переговоры. Но, видно, у тебя, помимо тебя, другие люди владеют, а мужики торговые, и не заботятся о наших государских головах и о чести, и о выгодах для страны, а ищут своей прибыли. Ты же пребываешь в своей девическом звании, как всякая простая девица».

Английский посол Генри Бреретон побывал в России в годы смутного времени. Не являясь современником Ивана IV, он попытался передать отношения народа к своему Грозному царю: «…Ненависть, которую они испытывали по отношению к его отцу, была настолько сильна, что, не умерев с его смертью, продолжала жить вместе с его потомком и вскоре повергла в смятение этого государя…». Кроме того в своем сочинении он попытался дать оценку Лжедимтрию I: «…(Если не учитывать его надменность, присущую ему от природы) был во всех других отношениях наиболее совершенным правителем, с благородной душой и царской внешностью».

Описывая события Смуты, Бреретон сетовал на то, что царь (вероятнее всего речь идет о Лжедмитрий II) последовал худшему совету своих приближенных, который состоял в том, чтобы «…усилить свою гвардию с помощью поляков, укрепить дворец и другие места в Москве, имеющие важное значение, править силой, а не любовью, и полностью лишить московитов благосклонности и доверия». Хотя лучший совет состоял в том, «…что для умиротворения своих подданных ему надо лично применить к ним доброе и приятное обхождение, что послушание из любви лучше послушания из страха, что надо отослать поляков назад в свою страну и поручить его личную охрану своим собственным людям, а также что надо править так, как этого хотят московиты».

Томас Смит, посетивший нашу страну в правление Бориса Годунова, отмечал могущество государя, которое, по его мнению, заключалось в достатке и роскоши: «Он восседал на золотом троне, обитом дорогою тафтой; в правой руке он держал золотой скипетр, а на голове имел корону из чистого золота; на шее у него надето было ожерелье из драгоценных камней и жемчуга; его верхняя одежда была сделана из малинового бархата, красиво вышита золотом и изукрашена драгоценными камнями». Помимо этого дипломат отметил основы, на которых держалась власть русского царя: «…Государь, которого не столько любили, сколько ему повиновались, и которому служили более из страха: сам охраняемый своею властью более, чем всякое частное лицо, на что, быть может, был вынуждаем постоянными войнами, но до крайности угнетавший своих бедных подданных и прикрывавший свою тиранию тонкою политикой, как человек, которого продолжительная опытность в совершении самых противоположных поступков научила управлять лучше именно таким способом, чем сообразуясь с справедливостью и совестью». Тем самым он, как и его соотечественники, посетившие Россию в XVI веке, считал, что форма правления в государстве тираническая, и отношения между государем и подданными организованы лишь на повиновении и страхе.

Приехав в Москву, Патрик Гордон с некоторым удивлением описывал, царившие в ней тогда государственные порядки. О приемах тогдашней администрации, о чиновном люде, о продажности дьяков и писцов и прочем встречаются многочисленные данные: «Однако канцлер оказался весьма бесчестным малым и день за днем отделывался от нас в ожидании взятки, каковая здесь не только обычна, но и считается обязательной, - отмечал Гордон. - Ничего о том не ведая, я дважды или трижды выражал ему возмущение, не получил вразумительного ответа и подал жалобу боярину, который с легким укором дал ему новый наказ». Выражая негодование, когда и в третий раз дьяк не стал выполнять своих обязанностей, П. Гордон упрекнул боярина, в чьем подчинении находился непорядочный служитель: «…Я в третий раз отправился к боярину и весьма откровенно заявил, что не знаю, кто же обладает высшей властью, он или дьяк, ибо тот не повинуется стольким приказаниям. При этом разгневанный боярин велел остановить свою карету (он собирался выезжать из города в свое поместье), вызвал дьяка, схватил его за бороду и встряхнул раза три-четыре со словами, что, если я пожалуюсь снова, он велит быть его кнутом».

Русский посол А. Виниус впервые внес в свой статейный список известия об образе правления в Англии. Его поразили порядки, существовавшие в этой стране: «Правление Английского королевства, или, как общим именем именуют, Великой Британии, есть отчасти монархиально (единовластно), отчасти аристократно (правление первых людей), отчасти демократно (народоправительно). Монархиально есть, потому что имеют англичане короля, который имеет отчасти в правлении силу и повеление, только не самовластно. Аристократно и демократно есть потому: во время великих дел, начатия войны, или учинения мира, или поборов каких денежных, король созывает парламент или сейм». Далее он подробно описывал структуру парламента: «Парламент делится на два дома: один называют вышним, другой нижним домом. В вышнем собираются сенаторы и шляхта лучшая изо всей земли; в другом собираются старосты мирских людей всех городов и мест, и хотя что в вышнем доме и приговорят, однако без позволения нижнего дома совершить то дело невозможно, потому что всякие поборы денежные зависят от меньшего дома. И потому вышний дом может назваться аристокрация, а нижний демокрация». В заключении посланник отметил, что без согласия обеих палат английского парламента король не мог принимать самостоятельные решения. Кроме того теперь стало очевидно, что парламент - это не просто «думные люди», собравшиеся лишь ради того, чтобы подтвердить волю короля (так считали в России в 60-е гг.), а орган, обладающий реальной политической властью.

В то время как в Англии практически завершилось формирование высшего представительного органа, его структуры и организации, в России только усиливалась единоличная власть царя. Русский царь Алексей Михайлович стал уже самостоятельно принимать решения в государственных делах. Реже созывались Земские соборы, снижалась роль Боярской Думы, которая из самостоятельного высшего органа власти постепенно превращалась в парадное, терявшее законодательные права собрание высшей знати. Царь зачастую основные решения государственного характера стал принимать не на заседаниях Думы, а на узких совещаниях с «ближними людьми».

Еще до самостоятельного правления Петра I в 1688 г. в Англию был отправлен русский посол дьяк Василий Михайлов, который оставил сведения о государственном устройстве посещенной им страны. Имевшаяся в Посольском приказе информация, по всей видимости, была доступна Михайлову и подготовила его к восприятию того, что происходило в Англии. Он располагал сведениями о внутриполитической борьбе в Англии, о разногласиях, постоянно возникавших между парламентом и королем, о не желании Якова II созывать парламент и т. д. Посол подробно описал внутриполитическую обстановку, которая сложилась в стране: «И говорят они, агличеня, что не помнят у себя таково страшново им короля». Но, по мнению посла, англичане не только испытывают чувство страха перед своим королем, а некоторые их них «… ево любит, а Кор. В-во, то видя, с ним в великом люблению ж пребывает». Хотя есть и те, по утверждению Михайлова, кто «… инако о том дознаваютца, что бутто меж ими за веру великая тайная неприязнь крыется. Для того что король римской веры, которая в Лондоне и во всей Англии в великой ненависти содержитца». Из-за попыток насаждения католичества, заявил посол, в результате сложившейся ситуации могла произойти революция: «сего ради дознаваются в Англии, что за такие несогласия и в вере за превращение нечто в посполитом народе [аще господь бог отвратити не изволит] впред хощет быть нечто бедственное, понеже зело народ груб и противо Кор В-ва дерзок».

Михайлов указывал на преданность части народа королю, но он также заметил в английском обществе видное недовольство политикой Якова II и со стороны парламента, и со стороны народа, сопротивлявшегося насаждению католичества. В итоге, по мнению посла, в стране сложилась сложная ситуация. Вину дипломат возлагал на английского короля и его политику. Интересно заметить, что В. Михайлов смотрел на события глазами сторонника парламента.

Таким образом, сведения о властных отношениях в России содержит много неточностей и сбивчивых показаний. В первую очередь это объясняется незнанием русского языка. Немногие англичане владели им, а поэтому чаще всего пользовались сочинениями прежних путешественников по Московии. Однако все-таки главным источником сведений были собственные наблюдения. И поэтому от того, насколько был осведомлен сторонний наблюдатель о государственной жизни страны, насколько близко входил в соприкосновение с государственными деятелями, придворными, чиновниками и простыми людьми, зависела полнота и объективность оценок. Значительную роль играла и продолжительность визита. Русские послы в своих статейных списках стремились создать наиболее полный и объективный образ государственного устройства Англии. В наибольшей степени их привлекала незнакомая России парламентская система.

Итак, первое, что пытались осмыслить русские и англичане, оказываясь в чужой стране, были посольский обычай и система властных отношений. Однако полностью полагаться на их свидетельства вряд ли возможно. Разборчиво и осторожно следует пользоваться известиями об Англии и Московии, так как многие выводы в них сделаны по исключительным и случайным явлениям, которые часто воспринимались и интерпретировались с позиции собственных традиций и обычаев.

Глава 4. Повседневная жизнь и религиозность глазами англичан и русских

.2 Представления англичан и русских о народе и его образе жизни

Англичан, прибывших в России, интересовали не только страна и ее порядки, но и ее жители. Внешность русских - первое, что бросалось в глаза многим иностранцам. Поэт Турбервилль отзывался о русских весьма критично: «Русские послы полнотелы Большинство имеют животы, скрывающие талии С плоскими головами и лицами, ничего не выражающими Но коричневыми из-за близости очага и воздействия воздуха У них есть обычай обривать или стричь волосы на голове Никто не носит в этой стране вьющихся локонов». Казалось бы, такое несущественное в наших глазах отличие позволило ему резко высказаться в адрес русских. Полнотелость русских, скрадывавшаяся за длинными платьями, удивляла иностранцев. Также вызывала недоумение прическа русских, вернее отсутствие париков или длинных распущенных волос, которые у женщин были собраны в косы. Удивительным для поэта показался смуглый цвет кожи русских, который заметно отличался от светлокожих англичан. Естественным образом он зависел от географических и климатических условий страны, однако иностранец даже не попытался взять этого в расчет.

Ричард Ченслер при первой же встрече с русскими назвал их «варварами». Через это клише, которое было привезено из Англии, посланник желал показать превосходство и исключительность своей персоны и своего народа. Он утверждал, что «русские по природе очень склонны к обману». Такие скоропалительные выводы о жителях Московии были связаны с тем, что Ченслер фактически повторил уже бытовавший в Европе миф о склонности русских к плутовству. Однако эта распространенная оценка в бóльшей степени касалась русских купцов, которые не считали зазорным в своих делах обращаться в том числе и к обману. В результате это представление было перенесено на все русское население. Высказывания Ченслера свидетельствуют и о том, что московитов он желал представить в глазах английских читателей «далекими от цивилизации варварами, хотя и выносливыми и неприхотливыми».

Особенно резко о характерных чертах, присущих русскому народу, высказались Турбервилль и Горсей. Оба англичанина отмечали у русских склонность к грубости, дикости и в некотором роде злобности. Первый сравнивал их с ирландцами: «Трудно сказать, кто лучше из них, и те, и другие кровожадны, грубы и слепы». Такое негативное отношение к русским объяснялось во многом неудачными попытками английского поэта разбогатеть. Горсей полагал, что русский народ по своей природе «дик и злобен», а поэтому оправдано «суровое управление» и «тяжелая рука» царя Ивана Грозного, который постоянно сталкивался с заговорами и изменой, направленными против него.

О склонности русских к обману писали и англичане, посетившие Россию в XVII веке. Английский врач Самуэль Коллинз осуждал русских людей за то, что они «лукавы, не держат мирных договоров, хитры, алчны, как волки, и с тех пор, как начали вести торговлю с голландцами, еще больше усовершенствовались в коварстве и обманах». Нелестное высказывание было связано прежде всего с политикой, которую стало проводить русское правительство в отношении английских купцов. В период правления Алексея Михайловича английские торговые люди окончательно потеряли привилегии на территории России, они стали равными в этом отношении с остальными иностранными купцами. Еще большее негодование у англичан вызвало укрепление торговых связей России и Голландии, в результате которых положение английских купцов ухудшилось, а также усилилась их конкуренция с голландцами.

В этом же духе о русских сообщал в своем сочинении и Патрик Гордон. Он считал их «алчными», «вероломными», «лживыми». Скорее всего подобное мнение сложилось из-за неудачных попыток Гордона разбогатеть в России, на что он надеялся, когда поступал на государеву службу. Однако низкая плата повергли офицера в уныние и разочарование.

Англичане, как и другие иностранцы, отмечали скрытность и недоверчивость русских людей к иноземцам. Коллинз подчеркивал: «Русский народ очень недоверчив и подозревает всех иностранцев, которые расспрашивают о политике, или религии. Он совершенно предан невежеству, не имеет никакой образованности ни в гражданских, ни в церковных делах. И видя в науках чудовище, боится их как огня». Впрочем, подобное объяснение поведению русских не совсем верно. Память о Смутном времени и войны, которые вело Московское государство на протяжении столетия, способствовали росту недоверия русского населения к иноземцам. Однако была и другая причина, заставлявшая «московитов» избегать обсуждения «русских дел». Общение с иноземцами было оскорбительным для чести народности. Кроме того у русских присутствовала боязнь иностранцев, которых они считали существами греховными. Само московское правительство старалось исключить возможность общения русского населения с иноземцами путем запретов и угрозы наказания. Тем не менее Коллинз признавал, что «между ними много добрых людей», к которым он причислял тех, кто «расширил понятия свои разговором с иностранцами».

С большим интересом англичане обсуждали темы распущенности русских и злоупотребления крепкими напитками на Руси. Практически каждый, побывавший в России, обращался к данным вопросам. Джильс Флетчер представил менее тенденциозный образ русского человека, он подметил такие качества русских, как способность к искусствам и «природный здравый разум». Дипломат, как и остальные англичане, не смог обойти стороной «главные негативные качества» русских - лень, пьянство, распутство: «…Народ (хотя вообще способный переносить всякие труды) предается лени и пьянству, не заботясь ни о чем более, кроме дневного пропитания». Причину лени и пьянства английский дипломат видел в том, что в стране «…нет законов для обуздания блуда, прелюбодеяния и других пороков…».

В XVII веке эта тема продолжала интересовать иностранцев. Коллинз отмечал: «Пьянство почитается самым сильным выражением радости на праздниках, и чем торжественнее день, тем больше неумеренность.<…> Мужчины и женщины не считают за бесчестье шататься на улице». Особенно злоупотребляли спиртными напитками на масленицу, перед Великим постом: «Пьют так много, как будто им суждено пить в последний раз на веку своем».

В некотором роде источник разврата иностранцы видели в русских банях. О банях на Руси конца XVI века упоминал Джильс Флетчер: «Вы нередко увидите, как они (для подкрепления тела) выбегают из бань в мыле и, дымясь от жару, как поросёнок на вертеле, кидаются нагие в реку или окачиваются холодной водой, даже в самый сильный мороз». Медик Самуэль Коллинз отмечал, что «вера обязывает русских мужчин, женщин и детей ходить в баню». Для англичан, привыкших к сухому обтиранию, были удивительны банные водные процедуры русских. Их поражало, что женщины и мужчины окунаются в снег или речку вместе. Скорее всего именно этот обычай способствовал возникновению у англичан стереотипа о распутстве русского народа, который считали для России общераспространенным грехом. Английский посланник Томас Смит предостерегал своих соотечественников, которые только собирались посетить Русское государство: «Ради спокойствия вашей собственной совести и телесного вашего здоровья, гнушайтесь разврата, как самой противоестественной слабости, - и это тем более, что в этом отношении русские не только чудовищно бесстыдны, но как бы олицетворяют собою само бесстыдство». Отметим, что понятие о наготе также не совпадало в ценностной системе координат англичан и русских.

Как отмечает Т. Л. Лабутина, особого внимания англичан удостоились русские женщины и их положение в обществе. Следует помнить, что для послов и членов дипломатических миссий официальные контакты с женщинами из уважаемых и состоятельных семейств в Москве были практически невозможны, ввиду того, что их как правило селили на отгороженных от внешнего мира подворьях и строго ограничивали всякие перемещения по столице. У торговых людей также были невелики шансы познакомиться с русскими женщинами из богатых семей, так как, согласно обычаю, те не допускались к мужскому застолью и не выходили представляться гостям, большую часть времени они проводили запертые в теремах, надежно укрытые от посторонних взглядов и соблазнов света.

А. Дженкинсон полагал, что все женщины в России зависимы от своих мужей: «… Им строго запрещено выходить из дома, кроме особых случаев». Как отмечает О. Дмитриева, англичанина обескуражило такое подневольное положение необразованных и безгласных московиток. В английском обществе XVI века женщины привилегированных сословий были хорошо образованы, пользовались личной свободой и высоким социальным статусом. Турбервилль также подчеркивал, что русские женщины являются затворницами: «Редко - только в церкви или на свадьбе мужчина сможет увидеть богато наряженную госпожу вне ее дома». Причину тому он усматривал в ревности мужей: «Русский мнит, что пожинает сам плоды ее достоинств, Поэтому держит ее взаперти, уверенный, что она не с другим».

Поверхностное знакомство с семейными традициями русских не позволило британским подданным увидеть главного предназначения русской женщины, которую считали хозяйкой в доме, пользовавшейся всеобщим уважением. Хотя и проповедовалась мысль о духовном и физическом различии мужчин и женщин, но сведений, где женщину считали существом безнравственном, нет. Подневольное положение было характерно только для женщин знатных семей. В крестьянском же быту женщина выполняла много тяжелых работ иногда наравне с мужчинами и уже в силу этого не могла находиться взаперти.

Презрительных оценок Турбервилля удостоились женщины низших сословий. Поэт утверждал, что за внешней скромностью и послушанием они испытывают тягу к плотским грехам: «Походка их степенна, а выраженье лиц мудро и печально, но все же они следуют плотским грехам, привычке к недостойной жизни».

О положении женщин в русском обществе продолжали писать авторы XVII в. С. Коллинз отмечал: «Русские обходятся с женами жестоко и держат их в строгом повиновении; но прежде они обращались с ними еще бесчеловечнее, нежели теперь». Однако Коллинз признал тот факт, что в России в это время изменились брачные отношения, они стали менее жестоким, а положение замужних женщин улучшилось. Этому способствовало отчасти заключение родителей невесты с ее женихом брачного договора - «условия». В соответствии с договором, супруг должен был одевать жену в «приличные платья», кормить «хорошей и здоровой пищей», не допускать рукоприкладства и вообще «обращаться ласково» . Подобные условия, на взгляд англичанина, были «несколько сходны» с теми, что существовали в Англии. В случае их нарушения родители невесты могли обратиться в суд.

Русских женщин англичане обвиняли в безрассудстве, а виной этому было чрезмерное употребление ими природной косметики, что для европейского человека считалось образцом невоспитанности. Негативное впечатление оказывалось решающим для вынесения строгого суждения и о нравственном облике московиток. Связано это было с тем, что для англичан использование косметики считалось отличительным признаком женщин легкого поведения. Стоит отметить, что британцы не были непривычны к макияжу, так как соотечественницы широко использовали косметику - белила, румяна, всевозможные притирания, душистые помады. Важное отличие состояло не только в количестве краски, но и в типе макияжа, казавшегося иностранцам слишком контрастным и броским: на набеленном лице резко выделялись подведенные черной краской широкие брови и яркий искусственный румянец. Англичан поражало и то, что в этой «женской тайне» принимали участие мужчины, которые приобретали для своих жен косметику. Турбервилль считал, что «едва ли не самый беднейший во всей земле мужчина покупает ей румяна, / Позволяя жене это, с их помощью она мажет и красит свою смуглую кожу, / Наряжается и подводит свое закопченное лицо, брови, губы, щеки, подбородок…». Английский поэт не сомневался, что пристрастие к косметике провоцировало легкомысленное поведение женщин.

Дж. Флетчер полагал, что русские женщины использовали такое большое количество косметики в силу недостатков кожи: «…жар внутри домов и стужа на дворе вместе с пищею придают болезненный цвет лица <…> Женщины, стараясь скрыть дурной цвет лица, белятся и румянятся». Он заявил, что от краски у них морщинится кожа, и они становятся еще безобразнее, когда ее смоют».

Внешний вид русских женщин разочаровал и Коллинза. Он отмечал, что «красотой женщин считают они (русские) толстоту… они чернят свои зубы с тем же намерением, с каким наши женщины носят черные мушки на лице». Англичанин полагал, что в России почитают красотой «сущее безобразие»: «Худощавые женщины почитаются нездоровыми и поэтому те, которые от природы несклонны к толстоте, предаются всякого рода эпикурейству с намерением растолстеть, лежат целый день в постели, пьют русскую водку (очень способствующую толстоте), потом спят, а потом опять пьют».

Не только англичане интересовались жизнью русских. Русские послы также оставили замечания об укладе жизни англичан. Федор Писемский отметил, что во время обеда у английской королевы «… учали в той в столовой полате играти игрецы в сурны и в трубы и ыные во многие игры; а дворяне королевны з боярынями и з девицами учали танцевати». Для русского посла было в диковинку увидеть вместе за обедом мужчин и женщин, в то время как русским женщинам не позволялось этого делать.

Исторические события XVII века способствовали выработке в разных слоях русского общества недоверчивого, а иногда и открыто враждебного отношения к иностранцам. На территории России все больше стало появляться иноземных специалистов, многие работали в области медицины. В это время профессиональными врачами, как и в XVI веке, оставались иностранцы, получившие медицинское образование за границей. Нередки случаи были приезда в Россию английских медиков. Однако в народе их деятельность воспринималась с подозрением. Она ассоциировалась с колдовством, ядами и т.д.

Любопытнейший памятник народной сатиры XVII века - «Лечебник на иноземцев» - содержит шутовские рецепты «лекарств» из «светлаго тележного скрипу, густого медвежия рыку, мухина сала, блохиного скоку, рыбья следу» и т. п. Кроме того включает издевательские рекомендации «лечения» разных недугов иностранцев: «А буде которой иноземец заскорбит рукою, провертеть здоровую руку буравом, вынять мозг и помазать болная рука, и будет здрав без обеих рук». Основной задачей «Лечебника на иноземцев» было излечить иностранца, но не от болезней «телесных», а от пороков, слабостей, которым были они подвержены, по мнению русских людей.

Существование таких рецептов связано с тем, что в XVII веке круг лиц, имевших возможность воспользоваться услугами иноземных медиков, в особенности докторов, врачевавших «внутренние» болезни, был чрезвычайно узок. Однако доктора-иноземцы давали письменные «скаски» с описанием разных болезней, необходимых для борьбы с ними лекарств и методов лечения. Такие «скаски» ходили по рукам, наверняка попадая время от времени и в народную среду. Вероятнее всего рекомендации иностранных медиков были непривычны и непонятны для посадских и слободских людей, поэтому вызывали у них удивление и недоверие. Необычность таких рекомендаций могла породить убежденность в их абсурдности, непригодности, а то и вреде для русских людей.

Таким образом, взаимные характеристики русских и англичан, их нравов нередко носили враждебный тон. Неудачи, постигшие английских подданных в их предприятиях в России, приводили к возникновению негативных оценок и высказываний. Англичане и русские стремились показать превосходство и исключительность себя и своего народа. Многие явления повседневной и религиозной жизни Британии и России не поддавались объяснению иностранцев из-за недостаточного знания языка, истории, религии, уклада жизни и обычаев страны.

Итак, эгоцентризм с обеих сторон приводил к убеждению о «варварстве» русских и «порочности» англичан. Существовавшие в XVI -XVII вв. между ними языковые, психологические и территориальные барьеры препятствовали их взаимопониманию. Многие стороны жизни русских людей подвергались критики англичан с позиции человека новой эпохи, в то время как русские продолжали оценивать иностранцев с позиций традиционного средневекового мышления.

4.2 Представления англичан и русских о религиозности

У иностранцев, посетивших Россию в XVI-XVII веках, самые разнообразные чувства вызывало соприкосновение с религиозностью русских. Многое для них было непонятным, необычным. Одно вызывало удивление и восхищение, другое - непонимание и неприятие. Европа к этому времени уже не представляла собой религиозного единства - позади была европейская Реформация. Во многих государствах шло противоборство католической и протестантской церквей. Кроме личного приятия или неприятия имелся ещё один немаловажный фактор: видение России, и православия в частности, преломлялось через конфессиональное мировоззрение. Дипломаты, купцы, военные, ученые, мастера, состоявшие на службе у русских царей, излагали, в принципе, одни и те же факты, однако освещали и оценивали их по-разному.

Одним из первых, кто попытался дать оценку религиозным представлениям русских, был Ричард Ченслер: «Русские соблюдают греческий закон с такими суеверными крайностями, о каких и не слыхано». Беглое знакомство, незнание языка позволили английскому дипломату затронуть лишь внешнюю сторону религиозного быта русских. При этом он не стремился разгадать внутреннее содержание религиозности. Указывая на суеверность московитов, Ченслер пытался осмыслить свою религиозную принадлежность. Он стремился не только показать различия между англиканством и православием, но и старался доказать чистоту и обоснованность религиозных верований англичан. Причина такого негативного отношения к религиозности русский видится, главным образом, в разнице вероисповедания, воспитания и образования. Все отличное и иное в русской жизни англичанин оценил как чужое, которое он либо не смог, либо не захотел понять.

Несмотря на то, что русские, как и англичане, почитали Евангелие, эта общая черта не могла поставить их на одну ступень. Ченслер высказал резкие критические замечания о религиозности русских и считал их в бóльшей степени язычниками, нежели такими же христианами как он сам: «Они почитают Ветхий и Новый Завет <…>, но суеверие от этого не уменьшается». Английский дипломат также останавливал свое внимание на русских храмах, их внутреннем убранстве, в частности проявлял интерес к иконной живописи: «В их церквях нет высеченных изображений, но только писанные, дабы не нарушать заповеди ?Не сотвори себе кумира?; но к своим писанным иконам они относятся с таким идолопоклонством, о каком в Англии и не слыхали».

Соотечественник Ченслера А. Дженкинсон также отмечал тот факт, что в Русском государстве существовали писанные иконы, которые являлись образами многочисленных святых: «Они почитают много образов, написанных на досках, и особенно образ Святого Николая». Он был удивлен и даже поражен такому разнообразию святых в православной церкви, в то время как в англиканской существовали более простые и упрощенные порядки. Англиканство не стремилось создать многочисленный пантеон святых, наоборот, высказывалось по этому поводу крайне негативно.

Отмечая необыкновенно широкое употребление иконной живописи в религиозном быту русского народа, иностранные дипломаты не замечали ее внутреннего смысла. Однако, русский человек верил, что чем больше он окружал себя этими предметами, тем ближе он мог стать к Богу. Кроме того, по мнению Дженкинсона, при недостатке общего и религиозного просвещения, икона заменяла русскому человеку догматы, знание церковной истории и даже богослужение.

Особого внимания к себе требует сочинение «Неизвестного англичанина», который считал, что «во всей стране нет ни одного учителя для наставления народа, так что многие, большая часть бедняков, на вопрос ?сколько богов? - ответила бы ?очень много?, так как они считают всякий имеющийся у них образ за бога». Этот отрывок свидетельствует, что англичанин считал святых, которым поклонялись русские, - богами. Он полагал, что русские люди думали также, следовательно, они становились в его глазах язычниками. «Неизвестный англичанин» отмечал, что в стране «образам» преклоняются все: «В этой стране все, и Царь, крестятся перед образами и кланяются им головой до земли, серьезно прося помочь им в делах, в которых нуждаются».

Другой английский дипломат Дж. Флетчер как и Р. Ченслер отмечал, что русская церковь являлась преемницей греческой: «… Здешняя церковь составляет часть церкви Греческой и никогда не признавала над собой владычества Латинской церкви…». Пытаясь продемонстрировать чистоту и незыблемость англиканской церкви, английский дипломат утверждал, что русские приняли свою веру от греков, уже подвергшуюся искажениям, и поэтому нравственность и добропорядочность не могли существовать в народе, не знающего «истинного» бога и его предписаний: «…Евангельское учение, уже в то время искаженное разными суевериями, от Греческой церкви».

Желая существенно укоротить историю православной церкви, Флетчер умышленно исказил данные об обстоятельствах принятия христианства на Руси. Желая убедить читателей в достоверности этих данных, он заявил, что «у русских нет ни письменной истории, ни памятников старины, которые давали бы представление о том, как они приняли христианскую веру».

Напротив, в международном масштабе учреждение московской патриархии имело большое значение. В результате него русская церковь не только обрела полную независимость от константинопольского патриарха, но и стала во главе всех православных христиан, поскольку остальные патриархи находились на территории, захваченной мусульманами.

Дж. Горсей еще больше укоротил историю православной церкви и заявил, что именно Иван IV «… установил и обнародовал единое для всех вероисповедание, учение и богослужение в церкви <…> наиболее близкое к апостольскому уставу, используемому в первоначальной церкви». Англичанин полагал, что именно с именем этого царя установилось единое вероисповедание, а до этого на территории Московского государства существовало язычество. Однако ко времени правления царя Ивана Грозного православие уже утвердилось в качестве единственной религии Русского государства. Православная церковь стала связующим звеном в объединении земель вокруг Москвы. Речь, скорее всего, шла об Освященном соборе 1551 года, который был связан с церковными реформами, проводимыми Иваном IV. Решением этого собора были принятие единого общерусского пантеона святых, передача церковных земель под контроль царя, введение церковного суда, контроля церковных властей над деятельностью книжных писцов и иконописцев, проведена регламентация норм внутрицерковной жизни с целью повышения образовательного и нравственного уровня духовенства и правильного исполнения ими своих обязанностей.

С презрением, надменностью и в некотором роде брезгливостью писал о религиозных воззрениях русских английский поэт Дж. Турбервилль, служивший в посольстве Рандольфа. В своем стихотворном послании Паркеру из России XVI века он писал о поклонении русских святым, обвинял их в идолопоклонстве, сравнивал с язычниками. С его точки зрения, русские «боги» не являются истинными, а исключение составлял лишь культ Николы-Угодника: «Их идолы поглощают их сердца, к Богу они никогда не взывают. Кроме, разве Николы Бога…». Такое негативное суждение о религиозности русских использовалось поэтом не только для оправдания традиций и ценностей родной страны, но и для увеличения значимости их над русскими. Турбервилль пробыл с посольством Т. Рандольфа более полугода в ожиданиях царской аудиенции. Нахождение посольства в России больше напоминало арест. Помимо того англичанин стремился улучшить свое материальное положение в этой «варварской стране», однако его желанию не суждено было сбыться.

Агент Оливера Кромвеля У. Придо подчеркивал: хотя русские и исповедуют греческую веру, но в некоторых обрядах отличаются от настоящих греков. «Они очень суеверны и невежественны», - заключал посланник. Причину тому он усматривал в нежелании царя «по политическим соображениям» просвещать своих подданных.

О православной религии и привязанности русских к ней также писал Коллинз. Он отмечал, что главное украшение церквей - это иконы, осыпанные драгоценными каменьями и жемчугом. На его взгляд, иконописание русских «безобразное и жалкое подражание греческой живописи». Он также отмечал, что русские римский обычай молиться статуям считали «идолопоклонством». Его поразило, что русские считаю церковь оскверненной, если иностранец войдет в нее. Они «омывают полы после такого осквернения и заставляют иностранца креститься на русскую веру».

В отличие от английских источников, в русских практически не затронуты вопросы религии англичан, встречаются лишь малочисленные упоминания внешней атрибутики англиканства. При этом русские послы и дипломаты не стремились давать каких-либо оценок. Структура статейных списков больше предполагала описание пути, церемониала приема, хода переговоров, а также возвращения послов.

Федор Писемский в статейном списке оставил заметку о церковной церемонии и пении: «…от королевниных хором пошли попы к церкве и подяки и учали, идучи пети; а толмачи сказывали, что пели псалмы…». Следует отметить, что посол являлся обладателем делового характера и точности. Своей главной задачей он видел - ведение активных переговоров с английской королевой. Писемский стремился заручиться поддержкой английской королевы для решения внешнеполитических проблем, поэтому не отличался любознательностью.

Другой русский посол Григорий Микулин в статейном списке упомянул об игре на органах в церкви и о церковном пении. Для русского посла органная музыка оказалась диковинной, так как в православной церкви подобного рода музыка отсутствовала. Нетрадиционность этого явления для русского человека явилось важным фактор для упоминания о нем в статейном списке: «… А как королевна вошла в церковь, и в те поры учали играти в церкви в варганы и в трубы <…> и пети, а сказали приставы, что поют псалмы Давыдовы».

Таким образом, видение религиозных представлений англичанами и русскими преломлялось через конфессиональные различия. Рассматривая вероисповедание друг друга, участники этого диалога обращались лишь к внешней стороне явления. Чаще всего англичане рассматривали православие как «еретическую», «варварскую», «языческую» религию. Оценка религии русских сводилась в их глазах к обрядоверию. В большинстве случаев такое мнение формировалось в результате поверхностного знакомства с этой стороной жизни русских, а также желании усилить значимость своих религиозных воззрений. Русские дипломаты практически не давали оценок религиозности англичан, так как для них основной задачей было ведение дипломатических переговоров.

Заключение

Проведенное исследование позволяет определить особенности формирования и функционирования англо-русских представлений в XVI - XVII вв. Изучением представлений одних народов о других занимается междисциплинарная отрасль знания имагология. На современном этапе развития нет единого понимания этого научного направления. Во многом это определяет многозначность трактовок ее предмета. С увеличением объема исследований и исследовательского пространства в рамках имагологии появляются новые направления, расширяется объем знаний о функциях, факторах возникновения представлений о нормах и ценностях других народов, а также о признаках «чужого».

Опираясь на «нарративные» исторические источники, мы выделили те стороны и явления жизни, которые англичане и русские больше всего пытались объяснить и оценить. В большинстве случаев высказывания о государственном устройстве, повседневной и религиозной жизни Англии и России носили субъективный характер. Кроме того сведения англичан содержат много неточностей, сбивчивых показаний, негативных характеристик русских и их уклада жизни. Это объясняется следующими причинами. Во-первых, бóльшая часть британцев не владела русским языком, поэтому чаще всего пользовались сочинениями прежних путешественников по Московии. Но были и те, для кого основным источником знаний о русских стали собственные наблюдения. Отсюда следует, что полнота и объективность оценок зависели от осведомленности иностранца. Во-вторых, мнения иноземцев о русских зависели и от продолжительности визита в Московию. В-третьих, неудачи, постигшие английских подданных в их предприятиях в России, приводили к сознанию отрицательного образа страны. В-четвертых, многие явления жизни не поддавались объяснению иностранцев из-за недостаточного знания истории, религии, уклада жизни и обычаев страны и чаще всего интерпретировались с позиций собственных традиций и обычаев.

Что касается статейных списков русских послов, то в них практически не встречаются высказывания и оценки о нравах, обычаях, культуре англичан. Послы в бóльшей степени описывали путь, церемониал приема, ход переговоров. Они стремились создать наиболее полный и объективный образ государственного устройства Англии. Большого внимания с их стороны удостаивался «посольский обычай». Это объяснялось тем, что правила дипломатического этикета, отражали заботу о престиже государства и служили охранению государевой «чести». У основной массы населения России в этот период складывался отрицательный образ иностранца в силу того, что многие явления их жизни казались непривычными и непонятными, вызывали удивление, недоверие и подозрительность. В стране все больше появлялось противников «иноверцев», тех, кто не желал признавать «иной» культуры кроме собственной.

Несмотря на все препятствия, что возникали между Россией и Англией за период их сотрудничества, они продолжали сохранять приятельские отношения. За непродолжительный период знакомства Россию успели посетить английские дипломаты, купцы, военные специалисты, медики, которые сами знакомились с русской культурой и знакомили русских со своей.

В заключении следует отметить, что исследование проблемы взаимовосприятия англичан и русских в XVI - XVII в. связано с серьезными ограничениями и пробелами именно в изучении неофициальных, неформальных контактов на разных уровнях англо-русских отношений. Несмотря на наметившийся в современной историографии интерес к этой проблеме, задача выявления и анализа межкультурных представлений англичан и русских требует более глубокого разрешения. В этом заключаются дальнейшие перспективы изучения отношений Англии и России в XVI - XVII вв.

Источники

1.Гордон П. Дневник, 1659 - 1667 / Перевод, статья, примеч. Д.Г. Федосова; Отв. ред. М.Р. Рыженков. - М.: Наука, 2003. - 315 с.

2.Горсей Дж. Записки о России XVI - начало XVII вв / Под ред. В. Л. Янина; Пер. и сост. А. А. Севастьяновой. - М.: МГУ, 1990. - 288 с.

.Дженкинсон А. Путешествие из Лондона в Москву (1557 - 1558) // Иностранные путешественники о России. Английские путешественники в Московском государстве в XVI в./ Вступ. статья Г. Новицкого. Пер. с анг. Ю.В. Готье. - М.: Соцэкгиз,1937. - С. 66-80.

.Лечебник на иноземцев // Русская демократическая сатира XVII века. М.;Л.: Изд. Академия Наук ССР, 1954. - С. 121-123.

.Микулин Г.И. Статейный список // Путешествия русских послов XVI - XVII вв. Статейные списки / Ответ. ред. Д.С. Лихачев. - М.-Л.: Изд. Академия Наук СССР, 1954. - С. 156-205.

.Писемский Ф.А. Статейный список // Путешествие русских послов XVI-XVII вв. Статейные списки. - М.-Л.: Изд. Академия Наук СССР, 1954. - С. 100-155.

.Турбервилль Дж. Стихотворные послания-памфлеты из России XVI в. // Джером Горсей. Записки о России XVI - начало XVII вв. / Под ред. В. Л. Янина; Пер. и сост. А. А. Севастьяновой.- М.: МГУ, 1990. - С. 245-269.

.Уиллоби Хью. Путешествие Хью Уиллоби // Иностранные путешественники о России. Английские путешественники в Московском государстве в XVI в. / Вступ. статья Г. Новицкого. Пер. с анг. Ю.В. Готье. - М.: Соцэкгиз,1937. - С. 32-46.

.Флетчер Дж. О государстве русском // Россия XVI в. Воспоминания иностранцев / Пер. с англ. И. Белозерской, Ю. Готье. Пер. с нем. И. Анонимова, И. Полосина. - Смоленск: Русич, 2003. - С. 14-151.

.Ченслер Р. Книга о великом и могущественном царе России и князе Московском // Россия XVI в. Воспоминания иностранцев / Пер. с англ. И. Белозерской, Ю. Готье. Пер. с нем. И. Анонимова, И. Полосина. - Смоленск: Русич, 2003. - С. 431-455.

Литература

1. Алпатов М.А. Русская историческая мысль и Западная Европа XII- XVII вв. - М.: Издательство «Наука», 1973. - 476 с.

. Алпатов М.А. Сказания иностранцев о России в период формирования централизованного государства // Русская историческая мысль и Западная Европа XII - XVII вв. - М.: Наука, 1973. - С. 212-313.

. Белова О. Чужие среди своих // Родина. - 2001. - № 1. - С. 166-170.

. Белова О.В. Этнокультурные стереотипы в славянской народной традиции. М.: «Индрик», 2005. - 288 с.

. Галимова Я.Д. Образ Японии в Советском обществе (сер. 1960-х - сер. 1980-х гг.) // Российская история - 2010. - № 5. - С. 91-95.

. Дмитриев М.В., Пушкарева Н.Л. Русские и немцы: представления друг о друге // Вопросы истории. - 1991. - № 6. - С. 200-205.

. Дмитриева О. Английское зеркало для московской красавицы // Родина. - 1996. - № 3 - С. 45-49.

. Дмитриева О. Пурпурная герань из Московии. Оксфордские интеллектуалы и Россия на рубеже XVI - XVII веков // Родина. - 2003. - № 5-6. - С. 22-28.

. Дмитриева О.В. «Новая бюрократия» при дворе Елизаветы I Тюдор // Двор монарха в средневековой Европе: явление, модель, среда / Под ред. Н.А. Хачатурян. Вып. I. - М.: СПб.: Алетейя, 2001. - С. 137-148.

. Ключевский В.О. Сказания о Московском государстве. М., 1916. - 290 с.

. Колобков В.А. Рец.: Дж. Горсей. Записки о России: XVI - нач. XVII вв. Вопросы истории. - 1991. - № 11. - С. 224-226.